Страница:
Но все же эксперты гражданской авиации утверждают, что в целом уровень безопасности авиаперевозок за последние годы несколько вырос и достиг уровня США. Но надолго ли сохранится это положение? Ведь скоро большинство высокопрофессиональных пилотов и грамотных инженеров и техников покинут работу по возрастным причинам. И заменить их будет просто некому. Уже сегодня молодые летчики и инженеры из-за нехватки топлива, деталей, ремонтных и учебных баз не имеют возможности совершенствовать свой профессиональный уровень. Хроническая нехватка любых запчастей также сказывается на состоянии российской техники. И самолеты, и тепловозы ремонтируют старыми железками, снятыми с уже сломанных экземпляров. А это значит, что число поломок будет расти. Не лучшим образом обстоит дело и с техническими новациями. Самым надежным в нашей стране издревле было оружие. Но стремящиеся выжить современные конструкторские бюро раз за разом выбрасывают на рынок совершенно некондиционные образцы. Например, по некоторым данным, суперновый истребитель СУ-37У снабжен двигателем, прекрасно работающим в тепличных условиях конструкторского бюро, но дающим очень большое количество отказов в полевых условиях. А омский завод “Трансмаш” недавно поразил мир своим новым танком под гордым названием “Черный Орел”, при ближайшем расссмотрении оказавшемся ухудшенной версией уже давно известного Т-80У. Да и рухнувший на Иркутск “Руслан” был снабжен относительно новыми, но уже не раз дававшими сбои двигателями Запорожского завода. Потребовались сотни жизней, чтобы снять “Русланы” с полетов. Но взрывающиеся шахты, падающие самолеты и сходящие с рельс поезда — это еще цветочки по сравнению с надвигающимся крушением городской цивилизации. Ведь современные мегаполисы — очень сложные и чрезвычайно хрупкие инфраструктуры. Их тела опутаны сотнями тысяч труб и кабелей, по которым текут энергия и газ, горячая вода и отходы жизнедеятельности. Что будет с Россией, если в ближайшие год-два рухнет единая энергосистема? А ведь время уже пришло. Построенная в конце шестидесятых-начале семидесятых, она и была рассчитана на двадцать-двадцать пять лет эксплуатации. Как, например, будет выглядеть поломка исчерпавшей все ресурсы Воронежской АЭС? Как Чернобыль, или похуже? Что будет, когда в Москве или любом другом крупном городе начнут в массовом порядке лопаться трубы теплоснабжения, обновлять которые положено, по крайней мере, на 5 процентов в год, чего не происходило с той поры, как Россия вступила в эпоху “независимости”? Через несколько лет большинство наших городов могут превратиться в настоящие трущобы, и это при вполне суровом, совсем не латиноамериканском климате. И можно будет долго искать виноватых, снимать и даже сажать за решетку генералов и главных конструкторов, организовывать судебные разбирательства и выплачивать компенсации, но ситуация все равно не изменится. Идти от одной катастрофы к другой — такова судьба любой страны третьего мира. И изменить ее можно лишь глобальными переменами всей структуры нашего общества. Борис ЮРЬЕВ Владислав Шурыгин СПАСАТЕЛЕЙ МНОГО НЕ БЫВАЕТ КОГДА с дымящихся, сочащихся смертной вонью руин, а кто хотя бы раз был на месте катастрофы, тому навсегда впечатался в ноздри этот жуткий коктейль солярового чада работающих машин, едкой гари тлеющих руин и сладко-рвотного запаха разорванной, вывернутой наизнанку человеческой плоти, когда с руин ушли последние спасатели, на раскоп заехали бульдозеры одной из бригад МЧС. Мощные «катошные» краны оплели удавками тросов чудовищный «плавник» хвостового оперения, погребальным крестом приткнувшийся к полу выгоревшей четырехэтажки, натужно воя, оторвали его от земли и медленно уложили его на площадку между домами и огромной грудой обломков того, что совсем недавно было чудом техники. Тотчас его, как могильные черви, облепили рабочие, деловито занявшиеся разделкой стабилизатора. Надрывно завизжали «болгарки», вгрызаясь в мертвую дюралевую плоть. Заухали механические молотки. «Хвост» «Руслана» на глазах начал оседать, распадаться, таять. Обломки загружали на беспрерывно прибывающие самосвалы, которые, оседая под грузом, тотчас уезжали прочь. И казалось, что город мучительно и торопливо пытается содрать, соскрести с себя кровавый гнойник упавшего самолета, забыть о нем, избавиться от него. Так прокаженный пытается соскрести с себя первую язву, стараясь забыть о ней, о болезни. А в аэропорту в самолет с белой розой ветров на сине-красном фоне грузились усталые, грязные, черные от недосыпа люди. Отряд «быстрого реагирования» МЧС отбывал на место постоянной дислокации. Их работа закончилась. Все, кого можно было спасти, были спасены. Но хмурые лица и опустошение в глазах говорили о том, что спасать было особо некого. В чудовищном пожаре спасся только тот, кто успел выскочить из этого пекла в первые мгновения… ПЕРВЫЙ РАЗ страна столкнулась с необходимостью иметь мощную структуру, способную противостоять последствиям технологических катастроф, ударам разбушевавшихся стихий в мае 1986 года, когда взорвался четвертый блок Чернобыльской атомной станции. Именно тогда стало воочию видно все бессилие человека перед безумием вышедшей из-под контроля техники, когда навстречу мертвящему, негасимому пламени вырвавшегося на волю атома встало всего несколько пожарных с брандспойтами обычной воды в руках. Тогда стало ясно: необходимо иметь не просто отряд «ликвидаторов», не просто куцые полки ГО (гражданской обороны), а мощную государственную структуру, занимающуюся анализом, прогнозом и ликвидацией последствий катастроф и стихийных бедствий. Но в 1986 году страна была еще мощной, динамичной и сплоченной державой. Чернобыльской трагедии были противопоставлены усилия всего народа, всей экономики. Порядок и организация. Спешно формировались полки ГО, которые тут же отправлялись на строительство саркофага, и там трудились до предельно допустимого «выжигания» рентгенами крови. Это был великий подвиг, давшийся страшной ценой. Десятки тысяч людей на всю оставшуюся жизнь получили клеймо радиоактивного излучения. Но в полном своем драматизме проблема отсутствия единой, мощной службы спасения встала перед страной в страшные дни ленинаканского землетрясения, когда всего за две минуты буйства подземной стихии в Ленинакане и Спитаке погибло больше тридцати тысяч человек. Тогда счет шел на часы. Под завалами остались тысячи живых людей, и было необходимо как можно быстрее спасти их, вызволить оттуда. В те дни на помощь Армении были брошены все силы, но зачастую усилия эти были тщетны — необходима была квалифицированная профессиональная работа. Специальная техника, оборудование. К сожалению, их практически не было, а из профессионалов — только горноспасатели из Донецка и Кемерова. Но лишь весной 1991 года было принято решение о создании невиданного доселе государственного органа — Комитета по чрезвычайным ситуациям. Возглавил его один из основателей добровольных спасательных отрядов Сергей Шойгу. 10 января 1994 года комитет был преобразован в министерство. …Вглядываясь сегодня в недалекое прошлое, поневоле задумываешься о странных и страшных мистических знамениях того времени. Словно сама природа, материя были взорваны приходом человека, отмеченного каиновой печатью. Тонули лайнеры, взрывались реакторы, падали самолеты, вставала дыбом земля. Все это было совсем не случайно, нет не случайно… ЗА КПП ВОРОНЕЖСКОЙ БРИГАДЫ МЧС мы оказались в странном, давно забытом мире. Казалось, что мы попали лет на двадцать в прошлое, когда в армии всего всем хватало с избытком, и она даже могла позволить себе иметь такую роскошь, как образцово- показательные части. Только попав в этот оазис строгого уставного порядка, чистоты, я вдруг зримо ощутил ту огромную пропасть, которая разделяет великую армию Советского Союза и нынешние куцые полумертвые Вооруженные Силы России. Кругом царил, именно ЦАРИЛ, порядок. Ни облупившейся краски, ни мутных окон, ни разбитых колесами проездов, ни миргородских луж. Ничего из того, чем чаще всего встречает сегодня гостя обычная российская воинская часть. Но показуха есть показуха, а чтобы понять истинное положение дел, стоит лишь заглянуть в казарму. От опытного глаза не укроется убогость солдатского быта, когда все кинуто лишь на внешний лоск, парадность. Но и казарма встретила чистотой, порядком и каким-то неуловимым военным уютом. Аккуратные ряды коек, заправленных добротными новыми одеялами, крепкое свежее постельное белье и даже забытые со времен Союза прикроватные коврики, тапки. Надраенный до «кошачьего» блеска пол, сияющий медью кранов умывальник, бытовка с полками, на которых выстроились в ряд видавшие виды (а значит — не для показухи) утюги, катушки с нитками, «подшива». В застекленных стеллажах на плечиках висели ряды алых рабочих “комбезов”. Я не удержался — понюхал рукав одного. Пахнуло табачным дымом и легким запахом бензина — значит, тоже не на показ вывешены… Командир бригады полковник Игорь Панин, заметив эту мою пристрастность, едва заметно улыбнулся, но промолчал. Все вопросы отпали сами собой в автопарке, где не было столь привычных остовов и скелетов техники — и вообще отсутствовало понятие задворков. Ну, а когда в мастерских, в ремонтной яме вместо зловонной солярово-маслянной лужи желтели в свете работающих (!) ламп свежие опилки, тут уж даже мой спутник, прошедший Чечню контрактником, только руками развел: «Я думал, такое только на картинках в уставе нарисовано». — Основная задача бригады — ликвидация последствий стихийных бедствий и катастроф на территории центрально-черноземных областей, — пояснил командир. — Работы хватает. Район очень не простой. Плотно заселен. Много рек и водохранилищ, много заводов и фабрик с опасными производствами, да и о Курской АЭС не забываем. Так сказать, наша подопечная. А еще опасности эпидемий. Зимой — снежные заносы, бураны. Весной — паводки, затопления. Летом — бури, смерчи. В общем, весь набор для МЧС. Поэтому в постоянной готовности держим отряд быстрого реагирования… Отряд быстрого реагирования бригады МЧС — подразделение действительно особое. Это бригада в миниатюре. Причем каждый его боец отлично знает и понимает, что должен быть готов встретиться с чем угодно. Поэтому отряд оснащен универсальной техникой и полным комплектом специалистов — от химиков-разведчиков, дозиметристов, пожарников до спасателей-собаководов и медиков “скорой помощи”. От машины химической разведки до мощных кранов, ручных японских “сверхкусачек” и аппаратуры пенотушения. …Мощный взрыв потряс завод. Взрывная волна легко, словно фанеру, подняла бетонную крышу котельной и, разломав ее на множество осколков-снарядов, обрушила их на соседние цеха. Каждый из них превратился в страшный губительный снаряд, приносивший на своем пути новые разрушения. С оглушительным шипением лопались паропроводы, заволакивая все вокруг белыми раскаленными клубами пара. Огромными огненными бутонами распускались вспоротые газопроводы. Визжало скручиваемое огнем и давлением железо. Асфальт под ногами ходил ходуном от непрекращающихся взрывов, трескался, расползался огромными темными провалами. К молочно-белым клубам пара, черно-рыжим — дыма прибавился вдруг стелящийся у земли ядовито-зеленый туман. Это дала течь одна из емкостей химического реагента… Именно в этот момент на территорию въехал БРДМ химической разведки с розой ветров но борту. Всего несколько минут ушло на разведку обстановки. То там, то тут машина выстрелами забивала в землю штыри предупреждающих знаков, очерчивая зону заражения. А на территорию уже въезжала колонна отряда. Уже на подходе разведка по радио сообщила о размерах и масштабах катастрофы, поэтому каждый знал, что ему делать. Пожарные машины кольцом окружили полыхающее здание котельной. Одетые в респираторы разведчики скрылись в дыму, разыскивая людей. На незадымленных руинах приступили к работам спасатели. …Зажатый между арматурой рухнувшей балки громко стонал человек. Рядом тотчас развернули компрессор, от которого потянулись шланги к огромным кусачкам, чем-то похожим на клешню краба, и плоскому, похожему на пасть лягушки, домкрату. Всего несколько мгновений потребовалось на подготовку — и вот уже стальные жала впились в прутья арматуры. Хруст — и прут в палец толщиной перекушен. За ним — второй, третий… …Я помню, как почти полчаса ножовками донецкие спасатели остервенело, торопливо перепиливали один такой прут в Ленинакане, стремясь освободить из-под него истекающего кровью старика. Перепилили, но слишком поздно… Были бы тогда эти инструменты! «Губы» домкрата разжали бетонную хватку, и вот уже пострадавшего на носилках выносят из опасной зоны к медпункту, развернутому у «таблетки» — ГАЗ-66. Оттуда его увозит «скорая». А на руинах продолжается поиск пострадавших. Спасатель с собакой майор Виктор Ильков с ньюфаундлендом Патроном ищет людей под завалами. Тренированный пес проворно ныряет в расщелины раскопа. Вот он залаял в глубине — значит, нашел кого-то живого. И вновь в дело идут специальные инструменты, подъезжает кран… Пожарные в это время заканчивают локализацию пожара. Уже затушены стены, подсобки. Полыхает только резервуар с топливом. Идет подготовка к его штурму. Химики заняты заделкой протечки в емкости и дезактивацией зараженного участка. …К счастью, все описанное — не реальная ситуация, а лишь тренировка отряда быстрого реагирования воронежской бригады МЧС. Такие тренировки регулярно проходят на специальном техногенном полигоне, развернутом неподалеку от бригады. Там ее бойцы учатся ликвидации последствий катастроф. И мы тому свидетели, насколько реальны эти тренировки. По словам командира бригады Игоря Панина, на этом полигоне командование может создать практически любую возможную обстановку. …За забором полигона грозно и молча возвышается серый купол недостроенной Воронежской АЭС… В МЧС служат много бывших армейцев, впрочем, еще совсем недавно большинство частей МЧС и были частью армии — полками гражданской обороны, частями химической защиты. Наверное, поэтому так силен здесь культ дисциплины и порядка, который, как мы увидели, царит здесь. «Армеец» -комбриг, из армии же пришли в бригаду подполковник Виктор Долгих, майор Виктор Ильков и многие другие. Но все же сам дух МЧС — безусловная заслуга его главного руководителя Сергея Шойгу. Именно он создал МЧС таким, какое оно сейчас. И именно МЧС является примером того, каким может быть даже в сегодняшней ситуации силовое министерство, когда в него не лезут всякие государственные бездари с реформами, чистками и перестройками. В МЧС царит дух товарищества, корпоративной гордости, делового спокойствия. Эмчеэсовцев не лихорадит, как армейцев или чекистов. Нет здесь столь обычной для других силовых ведомств истерии, безразличного отупения ко всему, ежеминутного ожидания погромов и чисток. И в это безусловная заслуга руководителей министерства Юрия Воробьева, Валерия Востротина, Сергея Хетагурова и многих других. РАССКАЗЫВАЕТ СВИДЕТЕЛЬ катастрофы «Руслана» Василий Петрович Ковалев. — Я увидел, как огромный самолет почти в полной тишине падает на меня. Я приехал проведать друга. Шел по улице к девятиэтажкам, и вдруг что-то огромное закрыло небо над головой. Я поднял глаза. Самолет был такой огромный, что на мгновение просто закрыл собой все пространство между домами. И было тихо, так тихо, что я слышал, как шипит воздух под его крыльями. Он стремительно заваливался на крыло, казалось, он падает прямо на меня. Я даже инстинктивно присел и закрыл голову руками, но он скрылся за домом, а через мгновение раздался страшный грохот. Земля под ногами вздрогнула, как при землетрясении, а потом к небу взметнулись языки огня и дыма. Я в жизни не видел ничего страшнее этой картины… …Как только закончился вывоз обломков, к месту катастрофы тотчас потянулись самосвалы с щебнем и песком. Они вываливали свой груз на черную выжженную землю, и бульдозеры тотчас растаскивали его, разравнивали, утрамбовывали, закрывали жуткий «ожог». На следующий день город хоронил погибших. Ровные ряды разверстых могил на кладбище ждали свой страшный груз, а в городе шла прощальная панихида. Говорили мало, скупо. И даже горе родственников погибших было каким-то «молчаливым», потрясенным, подавленным. Словно сознание людей не могло вместить все происшедшее, принять, смириться. В толпе шепотом говорили о мине на борту «Руслана», о «летнем» керосине, из экономии не слитом после возвращения из Вьетнама, о коммерческом грузе, набранном в дополнение к экспортным «сушкам» и перегрузившим самолет. Прощание закончилось, и к кладбищу потянулась бесконечная цепь грузовиков и автобусов. Казалось, что весь город отправился на кладбище. После похорон в длинном ряду могил осталось несколько пустых ям — они ожидали тех, кто еще был жив, мучался от страшной боли на больничных койках, цеплялся за жизнь, но не имел ни одного шанса выжить. Последняя могила была заполнена только через неделю после катастрофы… Только по счастливой случайности самолет не рухнул на школу-интернат, его лишь окатило горящим топливом, но и этого хватило, чтобы искалечить и убить нескольких ребятишек. Но жертв было бы куда больше, если бы не мужество воспитателей, учителей и старшеклассников, которые, невзирая на огонь, отыскивали и выводили из охваченных огнем помещений малышей. К утру следующего дня место катастрофы было засыпано песком и щебнем — рана на теле города затянулась, и лишь остов выгоревшего дома, как чудовищный рубец, напоминал о случившейся трагедии. СЕГОДНЯ В РОССИИ развернуто десять региональных служб МЧС и сорок семь областных подразделений. Общая численность служащих в МЧС — тридцать тысяч, из них двадцать четыре — военнослужащие бригад и отрядов МЧС. К 2000 году численность МЧС должна быть развернута до пятидесяти пяти тысяч человек, из них пятьдесят — военнослужащих, сведенных в 25 бригад. Много это или мало — можно судить по тому, что сегодня один квалифицированный спасатель приходится на три с половиной тысячи человек. А одна бригада — на три области. В случае же серьезного стихийного бедствия сил одной бригады явно не достаточно. Приходится маневрировать, тратить огромные средства на переброску подкреплений из других регионов. А это потеря самого дорогого в спасательных работах — времени. Учитывая, что Россия, вследствие продолжающегося уже семь лет экономического кризиса, входит в полосу обвальной изношенности промышленного оборудования, которое выходило все возможные сроки и не заменяется новым, можно только предполагать, какие техногенные катастрофы нас ждут впереди. Поэтому МЧС сегодня становится едва ли не самым ответственным государственным механизмом, единственно способным противостоять грядущим катастрофам. Не дают оптимистичных прогнозов и футурологи. Количество стихийных бедствий с каждым годом увеличивается. На ближайшие пять лет спрогнозировано минимум три мощных землетрясения на территории России. Нет, не может быть «слишком много» спасателей. Дай Бог, чтобы их просто хватило… Но не все благополучно и в самом МЧС. Как и везде, сказывается недостаточное финансирование, из-за чего почти нет поступлений новой техники, тормозится разворачивание новых бригад. Не лучшим образом отражается на МЧС повальное закрытие в России метео- и сейсмостанций, в результате чего региональные центры лишаются важнейшей прогностической информации. Неожиданный «наезд» последовал на МЧС и со стороны Минобороны. Некие горячие головы в лампасах предложили изъять из МЧС все военизированные части и передать их МО, чтобы, мол, всеми людьми в погонах командовали военные. По сути своей, это была бы ликвидация МЧС и всего того, что было наработано и создано за эти годы. Пока это предложение отбито. Вот только надолго ли? Я УЛЕТАЛ ИЗ ИРКУТСКА со смешанным чувством скорби и растерянности. Уже в полный голос говорили о причастности к катастрофе главкома ВВС Дейнекина, о том, что перевозка экспортных «сушек» была организована частной фирмой, которая принадлежит родне главкома. Говорили, что взлет «Руслана» был выполнен в нарушение правил, не против ветра, а по кратчайшему маршруту — в целях экономии топлива при развороте. …Опять изо всех щелей лез звериный оскал новой «демократической» России: коммерческие махинации власть имущих, презрение к человеческой жизни, пренебрежение законами, правилами безопасности, и за всем этим — хамская, циничная корысть, алчность, расчет. Я вспомнил молодых, крепких ребят в алых беретах (головной убор МЧС), принимавших нас в Воронеже, их убежденность в собственной необходимости стране. И подумал, что, к сожалению, в сегодняшней России потребность в этих парнях действительно велика. И не только потому, что наводнения, землетрясения, смерчи и прочие катаклизмы человечество еще долго не научится «отменять», но и потому, что еще очень долго в нашей стране будут те, кто ради лишней тысячи «баксов» легко махнет рукой на закон, безопасность и мораль… Я улетал из Иркутска, а на главной его площади собирались с плакатами люди — деньги, перечисленные семьям пострадавших, уже где-то кто-то задержал и торопливо «крутил», «крутил», «наваривал»… ВСЕВЕДУЩИЙ * * * Как писать о философе, который раскрыл суть мира? Какими словами описать то, что составляет смысл бытия? Как могу писать я, не имеющий ничего за душой, об уме, вместившем вселенную? Охватить в двухстах строках всю структуру мира — нет, нельзя. Сосредоточиться на маленьком пунктике одного параграфа какого-то раздела учения — тоже неправильно. Говорить о философе — значит, говорить о его учении. Писать о философии — значит, писать о мире. * * * Когда мы глядим на мир, мы не в силах охватить его полностью, а вырываем только маленькие кусочки, фрагменты бытия. Вот Солнце светит, вот машина едет, вот в сердце что-то кольнуло, вот откуда-то потянуло дымом, а на ум пришли чьи-то негромкие слова… Философскую систему, о которой пойдет речь, тоже нельзя охватить целиком, поэтому рассказывать о ней надо тоже в небольших фрагментах. Мы как будто бросаем быстрые взгляды краешком глаз — и тут же отводим взор. * * * Имя философа — Вячеслав Федорович Потемкин. Он создал всеведение — единое знание о мире. Он открыл элементы, слагающие сущее — сущеформы. Он ввел новую систему координат — субъектоцентристскую, в которой мерой сущего является сам субъект — отсчет пространства начинается с него. Во всеведении нет противоречивости, разделенности: левое и правое, Добро и Зло не противопоставлены, а взаимодействуют. Всеведение дает объяснение всему в мире; в потемкинских трактатах трехчастное деление сущего соседствует с китайскими триграммами, рядом раскрываются смысл посланий апостола Павла и строение Солнечной системы. * * * Его окружает тщедушная обстановка. Он живет в комнате, заваленной книгами. Какие-то полки, тетрадки, журналы, старый телевизор. Окна его комнаты выходят на отвратительно унылый двор, заставленный гаражами и сараями. Келья отшельника, контора клерка — а внутри его сознания выстраиваются все вещи мира, подсчитываются звезды и атомы, рождаются и гибнут галактики. В таких хибарах живут философы — они возмещают бедные очертания предметов содержанием своего сознания. Так, наверное, жил Кант. Внешне Потемкин до невозможности похож на Канта: черты лица, фигура, прическа, как парик из тех времен; его речь и жесты наверняка тоже кантовские. Если существует переселение душ, то Кант возродился Потемкиным — и вновь стал философом. * * * Потемкин по профессии — физик, он занимался самым сложным, что есть в этой науке — турбулентностью. Название — от слова “беспорядочный”. Он изучал хаотические движения по сложным траекториям, флуктуацию, дивергенцию. Это и движение воды в трубе, и движение галактик во время взрыва. А потом от физического хаоса пришел ко всеобщей системе мира, к всеведению. Как, каким образом? “Главное в турбулентности — не хаос, а наличие усредненных характеристик. Весь мир вообще турбулентен: его элементы хаотичны, а надуровень иерархичен, системен, управляющ. Можно внести упорядоченность в мир, разложить все по полочкам. Всеведение это и делает.” * * * Потемкин воспринимает людей и вещи мира как знаки. Он крадется по миру и выслеживает его тайны. Он желает иметь достойных учеников, он хочет найти их через систему знамений, гармонизации — эзотерически. Между учителем и учеником должна быть прежде всего личностная связь, а не так, как в институте: преподаватель начитывает лекции, а сотня студентов равнодушно отслушивает курс. Пока учеников нет, никто еще не прошел отбор системой. “У меня лично нет предвзятостей, это идеи отталкивают людей. Хотя для меня это не очень приятно.” * * * В основе всеведения лежит метод — “субъект-объектный метод взаимодействия”. Этот метод сам строит систему всеведения, помимо воли и желания Потемкина. И всеведение до сих пор еще развивается, никто не скажет, к чему оно придет: к равновесию, к ничто? “Будет ситуация, меня это очень интересует, когда произойдет схлопывание, ведь все сущеформы мира выстраиваются из одной сущеформы так, что суммарно они — ничто, ноль. Что тогда будет, интересно?” Вообще, развитие всеведения похоже на отклонения маятника, который при этом постоянно меняет свою собственную структуру, становится каждый раз качественно другим. * * * Он сочиняет афоризмы. “Человек каждый день виновен перед самим собой.” “Всегда веди себя с врагом, словно он твой почетный гость, так как его сильное небезразличие к тебе достойно уважения.