Страница:
- На самом деле композиторы, входящие в это объединение, пишут музыку самых разных жанровых направлений. Но в то же время в этой случайности есть некоторая закономерность, потому что в силу того, что объединение опирается на традицию, а хоровая музыка - одна из самых традиционных форм музицирования, наверное, не случайно, что почти все наши композиторы работают в этой области.
- Конечно, та система, которая действовала многие десятилетия, претерпела изменения не в лучшую сторону. Закупка заменена конкурсом. И на конкурсной основе сочинения не приобретаются, а премируются по итогам каждого года. Композитор сам подаёт свои произведения на конкурс. Если раньше была система, когда сочинение, исполненное в филармоническом концерте, почти автоматически приобреталось (за редчайшим исключением), то сейчас это выглядит скорее как некое необязательное благодеяние. Начиная с 1992 года композиторским трудом я заработал очень мало, гораздо меньше прожиточного минимума. И сейчас положение лучше не стало. Конкурсная премия в какой-то степени регулярна, потому что ежегодна, но достаточно мала. Например, за фортепьянный концерт, над которым я работал 6 лет, мне заплатили 17 600 рублей… Композиция - отнюдь не источник материальных благ.
ИВАН ВИШНЕВСКИЙ:
- Можно говорить о возрождении Союза композиторов из остывшего, казалось уже, пепла. Пришли люди, кому есть, что показать. Это те, кто переживает период творческой зрелости, художественной ясности и силы. Это композиторы среднего поколения, которые пишут порой, на мой взгляд, подлинные шедевры.
Идеологические распри больше не калечат человеческие судьбы. В правление Союза московских композиторов включены люди, представляющие тот самый "затравленный" некогда патриотический, национально ориентированный, традиционалистский лагерь: Владимир Пожидаев, Кирилл Волков, Валерий Кикта, Виктор Ульянич, Владимир Довгань, Алексей Ларин, Андрей Микита - большая, мощная группа активно работающих композиторов. И теперь некий баланс интересов между модернистским направлением и традиционалистским начинает здесь соблюдаться.
- Я видел, какое удовольствие, переходящее порой в восторг, испытала многочисленная публика на премьерах "Горных напевов" Владимира Довганя, хоров на слова поэтов Серебряного века Романа Леденёва, итальянского хорового цикла Валерия Кикты, "Песен Тамбовского края" Алексея Ларина, "Сапгир-симфонии" Юрия Евграфова, кантаты Виктора Ульянича… Вообще вернулось полузабытое явление - аншлаги. Честно говоря, я уже успел было привыкнуть к даже не полупустым, а на "девять десятых пустым" залам, считал, что это навсегда, что публика, чей разум не покалечил вирус попсы, исчезает. А теперь, за несколько лет, привык уже и к аншлагам и даже, бывает, удивляюсь: "Что это там за свободное место образовалось? Непорядок!"
- Хоровая музыка является наиболее традиционным, наиболее природно и национально ориентированным жанром. Ему миллионы лет. Он даже старше человека. Так, не только люди, а и дельфины собираются многотысячными группами для хорового пения - факт. Поэтому, когда хочешь погрузиться сам и погрузить слушателя в мир глубоких, потаённых, пророческих, вечных идей, естественно обращаешься к хору. Хор, если угодно, - мистическая дверь в другое измерение, к Богу. Это кстати, прекрасно сознает Православная церковь.
- Сегодня каждый русский композитор вынужден зарабатывать деньги самым рядовым повседневным трудом. За последний только год более двадцати членов СК ушли из жизни (а в СК всей России состоят всего немногим более тысячи человек). Возможно, такой ранний преждевременный уход связан с недостаточно качественными условиями жизни большинства современных академических композиторов, ощущением ими своей ненужности. Министерство культуры, вовсе упразднившее закупочные комиссии при Швыдком, подавляющее большинство СМИ, напрочь игнорирующие живых творцов, Российское авторское общество, не выплачивающее композиторам даже заведомо заработанные ими деньги, как будто сговорились об изведении сочинителей…
АЛЕКСЕЙ ЛАРИН:
- Что такое Союз композиторов? Это объединение индивидуальностей, для которых главное дело в жизни - выразить себя, окружающий мир в звуках. Несмотря на все сложности и тяготы действительности, это происходит. Более интенсивно, менее интенсивно, в комфортных условиях или нет. В конце концов, Оливье Мессиан написал такой шедевр, как квартет "На конец времени", в концлагере. А что касается организационной стороны: что-то было более удачно, что-то менее удачно, сменялись властители … меня это интересовало в меньшей степени, чем творческий процесс, а он, мне кажется, не останавливался в самые тяжелые времена.
- Концерты, которые достойны внимания, они, как правило, находят своего слушателя. Концерты, которые показывают формальные поиски, иногда тоже находят своего слушателя. Другое дело, что эти слушатели разные, и их количество тоже может быть разным. Во все времена рядом с шедеврами исполнялись не-шедевры, и иногда не-шедевры принимались публикой гораздо лучше, чем то, что оставалось на века, - это абсолютно живой, естественный процесс. Важно, чтобы музыка звучала не только от фестиваля к фестивалю, а ото дня ко дню. Вот к чему надо стремиться.
- Это дело случая. Для меня принципиально важно, хотя я хоровик по начальному музыкальному образованию (хоровая капелла мальчиков), не замыкаться в рамках одного жанра, пусть самого для тебя близкого и уютного. Я пишу и симфоническую музыку, и камерную, и киномузыку, для народных инструментов и т.д. Мой учитель Николай Иванович Пейко говорил о себе: "Я жгу свою свечу с нескольких сторон". Я тоже пытаюсь это делать, потому что это интересно и развивает композитора.
- Академическим трудом зарабатывать деньги достаточно сложно. И схожая ситуация в большинстве стран бывшего советского блока. Например, спрашивал в Чехии, общаясь с коллегами: можно ли у них прожить творческим трудом? Называли одно имя - Петер Эдл. Маститый, в возрасте композитор. В Эстонии сейчас три автора, которые могут жить сочинительством, один из них - песенник. Остаются считаные единицы. У нас тоже - считаные единицы (и это вовсе не лидеры композиторского процесса): люди, регулярно пишущие по заграничным заказам или для кино. Вот я преподаю, и как-то учеников ориентировать на то, что они смогут прожить творчеством, я не решался бы. Ситуация была бы и терпимая, если бы другие формы музыкантской работы позволяли достойно существовать. Если в Германии композитор преподает в консерватории, это значит, что у него остается масса времени и денег на жизнь и на творчество. А если я преподаю в Гнесинской академии, помимо этого еще в двух местах, не говоря о дополнительных заработках, то возникает проблема нехватки времени и сил. Если бы я, как профессор, мог работать в одном вузе, я бы не жаловался. Советские времена в данном случае можно только хвалить.
Например, один из домов творчества в Иванове был открыт в разгар войны. И именно там Сергей Сергеевич Прокофьев написал свою гениальную 5-ю симфонию. Государство даже в тот момент думало о музыкальном искусстве. А сейчас, к сожалению, ситуация совершенно другая.
Материал подготовил Валентин Лёвочкин
Владимир Бондаренко НОВЫЕ. РУССКИЕ Лицо современной русской литературы стало иным
Владимир Винников «ЭТ СЕТЕРА…» ТУРА? Не всё то золото, что молчит
- Конечно, та система, которая действовала многие десятилетия, претерпела изменения не в лучшую сторону. Закупка заменена конкурсом. И на конкурсной основе сочинения не приобретаются, а премируются по итогам каждого года. Композитор сам подаёт свои произведения на конкурс. Если раньше была система, когда сочинение, исполненное в филармоническом концерте, почти автоматически приобреталось (за редчайшим исключением), то сейчас это выглядит скорее как некое необязательное благодеяние. Начиная с 1992 года композиторским трудом я заработал очень мало, гораздо меньше прожиточного минимума. И сейчас положение лучше не стало. Конкурсная премия в какой-то степени регулярна, потому что ежегодна, но достаточно мала. Например, за фортепьянный концерт, над которым я работал 6 лет, мне заплатили 17 600 рублей… Композиция - отнюдь не источник материальных благ.
ИВАН ВИШНЕВСКИЙ:
- Можно говорить о возрождении Союза композиторов из остывшего, казалось уже, пепла. Пришли люди, кому есть, что показать. Это те, кто переживает период творческой зрелости, художественной ясности и силы. Это композиторы среднего поколения, которые пишут порой, на мой взгляд, подлинные шедевры.
Идеологические распри больше не калечат человеческие судьбы. В правление Союза московских композиторов включены люди, представляющие тот самый "затравленный" некогда патриотический, национально ориентированный, традиционалистский лагерь: Владимир Пожидаев, Кирилл Волков, Валерий Кикта, Виктор Ульянич, Владимир Довгань, Алексей Ларин, Андрей Микита - большая, мощная группа активно работающих композиторов. И теперь некий баланс интересов между модернистским направлением и традиционалистским начинает здесь соблюдаться.
- Я видел, какое удовольствие, переходящее порой в восторг, испытала многочисленная публика на премьерах "Горных напевов" Владимира Довганя, хоров на слова поэтов Серебряного века Романа Леденёва, итальянского хорового цикла Валерия Кикты, "Песен Тамбовского края" Алексея Ларина, "Сапгир-симфонии" Юрия Евграфова, кантаты Виктора Ульянича… Вообще вернулось полузабытое явление - аншлаги. Честно говоря, я уже успел было привыкнуть к даже не полупустым, а на "девять десятых пустым" залам, считал, что это навсегда, что публика, чей разум не покалечил вирус попсы, исчезает. А теперь, за несколько лет, привык уже и к аншлагам и даже, бывает, удивляюсь: "Что это там за свободное место образовалось? Непорядок!"
- Хоровая музыка является наиболее традиционным, наиболее природно и национально ориентированным жанром. Ему миллионы лет. Он даже старше человека. Так, не только люди, а и дельфины собираются многотысячными группами для хорового пения - факт. Поэтому, когда хочешь погрузиться сам и погрузить слушателя в мир глубоких, потаённых, пророческих, вечных идей, естественно обращаешься к хору. Хор, если угодно, - мистическая дверь в другое измерение, к Богу. Это кстати, прекрасно сознает Православная церковь.
- Сегодня каждый русский композитор вынужден зарабатывать деньги самым рядовым повседневным трудом. За последний только год более двадцати членов СК ушли из жизни (а в СК всей России состоят всего немногим более тысячи человек). Возможно, такой ранний преждевременный уход связан с недостаточно качественными условиями жизни большинства современных академических композиторов, ощущением ими своей ненужности. Министерство культуры, вовсе упразднившее закупочные комиссии при Швыдком, подавляющее большинство СМИ, напрочь игнорирующие живых творцов, Российское авторское общество, не выплачивающее композиторам даже заведомо заработанные ими деньги, как будто сговорились об изведении сочинителей…
АЛЕКСЕЙ ЛАРИН:
- Что такое Союз композиторов? Это объединение индивидуальностей, для которых главное дело в жизни - выразить себя, окружающий мир в звуках. Несмотря на все сложности и тяготы действительности, это происходит. Более интенсивно, менее интенсивно, в комфортных условиях или нет. В конце концов, Оливье Мессиан написал такой шедевр, как квартет "На конец времени", в концлагере. А что касается организационной стороны: что-то было более удачно, что-то менее удачно, сменялись властители … меня это интересовало в меньшей степени, чем творческий процесс, а он, мне кажется, не останавливался в самые тяжелые времена.
- Концерты, которые достойны внимания, они, как правило, находят своего слушателя. Концерты, которые показывают формальные поиски, иногда тоже находят своего слушателя. Другое дело, что эти слушатели разные, и их количество тоже может быть разным. Во все времена рядом с шедеврами исполнялись не-шедевры, и иногда не-шедевры принимались публикой гораздо лучше, чем то, что оставалось на века, - это абсолютно живой, естественный процесс. Важно, чтобы музыка звучала не только от фестиваля к фестивалю, а ото дня ко дню. Вот к чему надо стремиться.
- Это дело случая. Для меня принципиально важно, хотя я хоровик по начальному музыкальному образованию (хоровая капелла мальчиков), не замыкаться в рамках одного жанра, пусть самого для тебя близкого и уютного. Я пишу и симфоническую музыку, и камерную, и киномузыку, для народных инструментов и т.д. Мой учитель Николай Иванович Пейко говорил о себе: "Я жгу свою свечу с нескольких сторон". Я тоже пытаюсь это делать, потому что это интересно и развивает композитора.
- Академическим трудом зарабатывать деньги достаточно сложно. И схожая ситуация в большинстве стран бывшего советского блока. Например, спрашивал в Чехии, общаясь с коллегами: можно ли у них прожить творческим трудом? Называли одно имя - Петер Эдл. Маститый, в возрасте композитор. В Эстонии сейчас три автора, которые могут жить сочинительством, один из них - песенник. Остаются считаные единицы. У нас тоже - считаные единицы (и это вовсе не лидеры композиторского процесса): люди, регулярно пишущие по заграничным заказам или для кино. Вот я преподаю, и как-то учеников ориентировать на то, что они смогут прожить творчеством, я не решался бы. Ситуация была бы и терпимая, если бы другие формы музыкантской работы позволяли достойно существовать. Если в Германии композитор преподает в консерватории, это значит, что у него остается масса времени и денег на жизнь и на творчество. А если я преподаю в Гнесинской академии, помимо этого еще в двух местах, не говоря о дополнительных заработках, то возникает проблема нехватки времени и сил. Если бы я, как профессор, мог работать в одном вузе, я бы не жаловался. Советские времена в данном случае можно только хвалить.
Например, один из домов творчества в Иванове был открыт в разгар войны. И именно там Сергей Сергеевич Прокофьев написал свою гениальную 5-ю симфонию. Государство даже в тот момент думало о музыкальном искусстве. А сейчас, к сожалению, ситуация совершенно другая.
Материал подготовил Валентин Лёвочкин
Владимир Бондаренко НОВЫЕ. РУССКИЕ Лицо современной русской литературы стало иным
Я хотел бы подвести итоги не только прошедшему литературному году, но и определенному литературному периоду. Любой человек, еще не потерявший интерес к чтению, может заметить: современную русскую литературу уже определяют совсем иные писатели, нежели еще каких-то пять лет назад.
Пусть по-прежнему дают главные премии Владимиру Маканину, Борису Екимову, Анатолию Киму, Владимиру Личутину, и другим семидесятилетним и старше писателям. Они заслужили, они наши классики, так часто бывает и во всем другом литературном мире. Нобелевские премии тоже присуждаются, как правило, признанным классикам. К примеру, присуждали Нобелевскую премию Михаилу Шолохову, нашему признанному гению, но отечественную литературу того времени уже определяли Юрий Бондарев, Василь Быков, Василий Белов, Валентин Распутин, Василий Аксенов, Владимир Максимов….
Так и теперь: движение литературы уже идет по другому руслу, и определяют это движение совсем иные имена. Наталья Иванова в своей статье "Смена элит" попробовала определить эти имена, но со своим тупиковым либерализмом, не позволяющим ей разглядеть истину, стопроцентно промахнулась, поставив на постмодернистов. Если всерьёз, кто читает Слаповского или Иличевского, Шкловского или Михаила Шишкина? Они - пройденный, несостоявшийся вариант тупикового постмодернистского развития нашей литературы.
Заранее скажу: активно работают, пишут яркие книги и сегодня Александр Проханов и Юрий Буйда, Эдуард Лимонов и Евгений Попов, Станислав Куняев и Анатолий Королев… Русская литература всегда богата талантами.
И всё же, главное направление в современной литературе уже явно определяет самое молодое поколение, к своим тридцати годам выпустившее по три-четыре книжки. И потому они чрезвычайно быстро переросли определение "молодая литература", в котором иной раз задерживались их старшие сверстники лет до сорока пяти.
Сразу назову главные имена лидеров современной русской литературы.
Захар Прилепин, Михаил Елизаров, Герман Садулаев, Сергей Шаргунов, Денис Гуцко, Роман Сенчин, Аркадий Бабченко, Анна Козлова, Илья Бояшов, Александр Карасёв, Максим Свириденков, Всеволод Емелин, Алексей Шорохов, Денис Коваленко, Дмитрий Новиков… При желании и необходимости могу продолжить этот список. Ибо дело не только в именах и фамилиях, а в направленности основного потока. Я видел как-то на Цейлоне надвигающийся ураган, когда вода сметает всё перед собой, не замечая никаких преград, никакими мешками с песком её не остановить. Вот так и в литературе. Вернулся в Россию спустя сто лет блестящий критический реализм, обогащенный всеми новейшими приёмами (как сказал бы Путин - нанотехнологиями).
Прекрасно понимаю: начиналось это яркое молодое поколение третьего тысячелетия чуть ли не сотней имен. Впервые за последние полсотни лет в литературу, абсолютно безденежное и невыгодное дело, ворвались воистину молодые двадцатилетние писатели, к третьей-четвертой книге от сотни имен осталось лишь десятка два, и намечаются три-четыре явных лидера. Думаю, к зрелости своей из этого яркого поколения, как и положено, останется в реальной литературе надолго (а может и навсегда) лишь несколько имён.
Но самая большая ценность этого нового поколения - у них есть величие замысла, есть длинная идея, есть Книга Смысла, как сказал бы Михаил Елизаров.
В отличие от Пелевина с Сорокиным, в чем-то чисто литературно учась у них, тот же Михаил Елизаров в "Библиотекаре" кроме оригинального замысла, модного налёта мистики, напряженного сюжета, дает читателю большую идею - возвращение, извлечение Смысла из великой советской эпохи. Попробуйте прочитать роман не как детектив или головоломку, не как некие мистические истории. И окажется, что это книга о заложенных советской эпохой мощных основах развития, забытых в перестроечной лихорадке. Эта книга как бы опередила реальные итоги проекта "Имя Россия", где в реальности с большим отрывом на первое место вышел Иосиф Сталин.
Это совсем не трэш и не модная тематика - это сами молодые писатели навязали своё русское, национальное видение мира. И выражают свой протест против разрушения русского национального и державного бытия. В той же полемике олигарха Петра Авена с Захаром Прилепиным важно не то, что вдруг богач высказался о литературе. Тьфу на это. Важна боязнь олигархов, что поднимется русский народ и сметет их в помойную дыру, а то и дырку в голове продырявит. Эти новые русские писатели интуитивно понимают, почему была неизбежна революция 1917 года. И никакие евреи тут не при чем. Если народ живет в нищете и безнадежности, а олигархи - в неописуемой роскоши, и интеллигенция трусливо обслуживает этих олигархов, то с неизбежностью появляются Разины и Пугачевы. Я понимаю крестьян, жгущих помещичьи усадьбы. Хотя бы и Пушкина или Блока. Они помнят поротые спины, они помнят своё скотское состояние, когда их продавали оптом и в розницу. Разве сегодня что-нибудь изменилось? И потому прав Герман Садулаев, который в своем интервью о романе "Таблетка" сказал, что выход у народа один - революция. О том же самом и роман Захара Прилепина "Санькя", о том же "Птичий грипп" Сергея Шаргунова. Это только у лидера коммунистов, помнится, лимит на революции в ХХ веке закончился, но теперь-то - новый век и новый "лимит". И в народе-то зреет уже другое настроение, и новые русские писатели его выражают. Даже в полемике Аркадия Бабченко с Владимиром Маканиным по поводу фальши и надуманности в маканинском романе "Асан", я почувствовал у Аркадия Бабченко не мелкие придирки к псевдовоенному роману никогда не воевавшего человека, а искреннее оскорбление его чувств из-за литературной игры, затеянной Маканиным. Нельзя играть со смертью. Эти новые русские писатели пишут всерьёз и не понимают утонченных литературных игр.
Наша элита в начале перестройки всерьез решила, что общество может жить без идеологии, то есть без любых идеалов. Без любого смысла, кроме чисто физиологического. Вот и все постмодернистские книги (от Татьяны Толстой до Владимира Сорокина) были лишены смысла и идеологии. И потому их время ушло.
Книги новых русских писателей с разной степенью серьезности и художественности заполнены смыслом и идеологией.
Что так напугало либеральных критиков? Вряд ли те или иные эстетические просчеты. Их напугала радикализация современной русской литературы. Если все книги подряд: "Санькя" Прилепина, "Таблетка" Садулаева, "Птичий грипп" Шаргунова, "Библиотекарь" Елизарова, "Первый снег" Карасёва, "Армада" и "Танкист…" Бояшова, "Дизелятник" Бабченко, и даже "Будьте как дети" давнего "знаменского" автора Шарова отрицают, в той или иной степени, всё нынешнее российское либерализированное общество, или же воспевают ушедших в прошлое героев былой империи - значит, писатели с молодой энергией ухватили настроения, царящие в самом обществе. Это и есть новая литературная реальность. И теперь уже они сами своими книгами влияют на общество. Традиционно в России, где оппозиция в политике, тем более радикальная, находится под полным или частичным запретом, роль этой оппозиционной политики играет литература. Если Сергей Шаргунов не имеет права быть радикальным политиком, тогда он пишет свой радикальный "Птичий грипп", который заставляет шевелить мозги и настраивает на волну протеста всех читателей. Если Захара Прилепина как политика регулярно задерживает нижегородская милиция, то его роман "Санькя" уже прочитали сотни тысяч в основном молодых читателей, и их настроения , думаю, соответствуют герою романа. Даже такой умеренно либеральный молодой писатель, как Денис Гуцко в своем отклике на "Санькю" во многом признает прилепинскую правоту. Как и в царское время, как и в шестидесятые-семидесятые годы, вновь литературное пространство является единственным свободным способом выражения русской мысли. От Радищева и Чаадаева, от Маяковского и Горького, от Белова и Распутина, от Солженицына и Максимова - к Садулаеву и Прилепину, к Елизарову и Шаргунову. Вот реальное движение русской литературы, вот его стержневая линия. Новые русские писатели учатся протесту и у жизни, и у Достоевского с Толстым. Не случайно либеральные политики, олигархи, элитарные журналисты стали вдруг наперебой писать о никчемности и фальшивости этих новых русских писателей. Стали подчеркивать их якобы наигранный радикализм. Пишет "Независимая газета": "Раздражение в либеральной среде, почти лишенной представительства в парламенте страны, проявляется в поддержке расчетливых конформистов с радикальным имиджем. Писатели, в свою очередь, тонко чувствуют конъюнктуру и спрос на радикальные имиджи, так что стоит ожидать появления нового поколения псевдобунтарей, сочетающих агрессивную риторику с заискиванием перед либеральной аудиторией…"
Я этих "псевдобунтарей" знаю и слежу за ними с первых рассказов. Где у них заискивание перед либеральной аудиторией? В их чеченских боевых походах, как у Карасева, Прилепина, Бабченко? В их участиях в несанкционированных митингах? В конце концов, в их книгах? По-моему, в телевизионном диалоге Прилепина и Минаева всё было сказано, все точки расставлены. Минаевы и будут обслуживать Авенов и Чубайсов. А новая русская литература продолжает достойно линию Белова и Астафьева, Распутина и Носова. Именно эти радикальные книги новых русских писателей заставили Петра Авена, наконец, выдать манифест русской буржуазии. Это взгляд нашей нынешней элиты, и финансовой, и государственной, на народ: если вы не богатые - значит, вы дерьмо, и вам пора подыхать…
Поклонник Новодворской банкир Авен пишет: "Многое из того, что, на мой взгляд, следует ненавидеть, можно найти в романе "Санькя" писателя Прилепина - именно эту книгу я прочитал последней. Первый тезис романа предельно банален и прост: "Современный российский мир ужасен, и поэтому жить в нем нормальной, человеческой жизнью совершенно невозможно. Более того, преступно". Отсюда и второй не более оригинальный тезис: "Мир этот надо менять. Естественно, силой".
Меня поразила откровенность Авена: если вы не богатые - значит, вы лодыри и пьяницы. А что делать инженеру на заводе за 4 тысячи рублей? Что делать писателю с его нищенскими гонорарами? Что делать крестьянину или рабочему? Воровать и убирать таких, как Авен? Вспоминаю жутко реальную фразу из фильма "Бумер" одного из бандитов: "Не мы такие, жизнь такая…" Я согласен со Станиславом Белковским: "Статья Авена - это не просто отклик на одно отдельно взятое художественное произведение. Это, в некотором роде, - идеологический манифест правящей российской элиты. Вот именно так на самом деле думают российские правители. Когда вынимают из черепных коробок CD с вопилками и сопелками про "имперское возрождение", оно же "подъём с колен". В этом смысле, кстати, Петр Авен - ничуть не меньше власть, чем Медведев/Путин. Стабильность главы "Альфа-банка" и его нескольких десятков миллиардных единомышленников и есть критерий состояния политико-экономического режима в России. Президенты, тем более премьеры, могут меняться. Но пока Авен сидит в своем кабинете, и голос его звучит посланием фарисея и саддукея (в одном лице) сегодняшних дней - режим неизменен. Что бы ни происходило формально и вне…"
Интересно, что и сам Авен, и его прислужники и прислужницы типа Тины Канделаки, дабы уменьшить влияние "Саньки" и других подобных книг, тоже утверждают, что сам по себе Прилепин буржуазен и всего лишь мечтает о сладкой жизни. Только я на месте Захара не стал бы оправдываться, какая у него машина, и кто на ней ездит, а размазал бы для начала словесно, и попугал, как следует, что сделал за Захара Герман Садулаев: "Я рад, что человеконенавистническая идеология элит стала, наконец, темой широкого обсуждения. Несколько лет в этой стране я один стоял на поле боя и сражался на два фронта: с социал-дарвинизмом верхушки и с солипсизмом, внушаемым народным массам, чтобы держать их в сонно-покорном состоянии. Я громил, вскрывал, обнажал, срываясь в крик и истерику. Но мои вопли тонули в потоке пропаганды и масскульта, как писк муравья в шуме скоростного шоссе. Мои 4 книги, проданные суммарно, дай Бог, если в количестве 10 тысяч экземпляров, были, хотелось бы думать, ложкой критического дегтя в бочке слащавой бессмыслицы, искрой, из которой возгорится пламя, но скорее - просто каплей правды в море лжи. Ничего не изменили. Зато теперь масштабная дискуссия. Люди, похоже, начинают понимать. Это хорошо… Мы ответим. Мы обязательно ответим. Не в журнале, и не в блогах. Мы в другом месте ответим. И при других обстоятельствах. Времена, они меняются. The times, they are a»changing. Помните такую песенку Боба Дилана? Нет, там, у них, в Америке, времена на самом деле никогда не меняются. А вот у нас в России или во Франции, например, периодически, да. И наматывают кишки на шеи эффективным менеджерам вместо галстуков, и пьяные матросы насилуют их жён и содержанок, и серое быдло, солдаты, поднимают на штыки талантливых банкиров и их редакторов. P.S.: Это звучит как угроза. И это действительно угроза…" И тысячи откликов в интернете.
Я даже думаю, что Авен просто испугался, и будет делать всё, чтобы перекрыть дорогу радикальной русской литературе или сделать дезертирами её активных участников. Этот банкир не понимает одного: он - это криминальное воровское явление российской перестройки, ему просто повезло оказаться в компании чубайсов и гайдаров, быть рядом с кормушкой, наворовать свои миллиарды, отнюдь не как Генри Форд или Билл Гейтс, не умом и талантом, а собственническим инстинктом хапуги из поздних комсомольцев и деятелей МИДа. Окажись он вне "кормушки" - занимался бы мелким мошенничеством, а писатели - от Бога. И дезертировать с поля боя писателю - значит, перечеркнуть свой талант и всю свою жизнь. Такое случается, но редко. Никакими деньгами нельзя было заманить ни Гумилева, ни Есенина, ни Бродского, ни Юрия Кузнецова, чтобы они стали писать заказные оды банкирам или политикам. И новые книги того же Прилепина "Ботинки, полные горячей водкой", "Кубики" Елизарова, стихи Всеволода Емелина или Олега Бородкина, Марины Струковой или Алины Витухновской, рассказы Шаргунова и Коваленко - подтверждение радикальной линии современной русской литературы.
Хочу отметить и Илью Бояшова, несомненно, одного из лидеров питерской прозы. Его "Танкист, или "Белый тигр" посвящен не только мистике войны, но и характеру русского солдата, русскому человеку, обреченному на выживание и победу. Его "Армада" - так же, как и крусановская "Американская дырка", - это великолепный русский имперский роман.
Этих писателей всегда интересно читать, думаю, они все и станут героями моей новой книги "Новые. Русские". Потому что, во-первых, все они на самом деле - талантливые новые писатели, определяющие сегодняшнее лицо литературы. Во-вторых, они и есть современные национальные русские писатели, пусть в них течет и чеченская, и татарская, и какая угодно кровь, ибо русская литература всегда была литературой имперской, литературой всемирной.
Пусть по-прежнему дают главные премии Владимиру Маканину, Борису Екимову, Анатолию Киму, Владимиру Личутину, и другим семидесятилетним и старше писателям. Они заслужили, они наши классики, так часто бывает и во всем другом литературном мире. Нобелевские премии тоже присуждаются, как правило, признанным классикам. К примеру, присуждали Нобелевскую премию Михаилу Шолохову, нашему признанному гению, но отечественную литературу того времени уже определяли Юрий Бондарев, Василь Быков, Василий Белов, Валентин Распутин, Василий Аксенов, Владимир Максимов….
Так и теперь: движение литературы уже идет по другому руслу, и определяют это движение совсем иные имена. Наталья Иванова в своей статье "Смена элит" попробовала определить эти имена, но со своим тупиковым либерализмом, не позволяющим ей разглядеть истину, стопроцентно промахнулась, поставив на постмодернистов. Если всерьёз, кто читает Слаповского или Иличевского, Шкловского или Михаила Шишкина? Они - пройденный, несостоявшийся вариант тупикового постмодернистского развития нашей литературы.
Заранее скажу: активно работают, пишут яркие книги и сегодня Александр Проханов и Юрий Буйда, Эдуард Лимонов и Евгений Попов, Станислав Куняев и Анатолий Королев… Русская литература всегда богата талантами.
И всё же, главное направление в современной литературе уже явно определяет самое молодое поколение, к своим тридцати годам выпустившее по три-четыре книжки. И потому они чрезвычайно быстро переросли определение "молодая литература", в котором иной раз задерживались их старшие сверстники лет до сорока пяти.
Сразу назову главные имена лидеров современной русской литературы.
Захар Прилепин, Михаил Елизаров, Герман Садулаев, Сергей Шаргунов, Денис Гуцко, Роман Сенчин, Аркадий Бабченко, Анна Козлова, Илья Бояшов, Александр Карасёв, Максим Свириденков, Всеволод Емелин, Алексей Шорохов, Денис Коваленко, Дмитрий Новиков… При желании и необходимости могу продолжить этот список. Ибо дело не только в именах и фамилиях, а в направленности основного потока. Я видел как-то на Цейлоне надвигающийся ураган, когда вода сметает всё перед собой, не замечая никаких преград, никакими мешками с песком её не остановить. Вот так и в литературе. Вернулся в Россию спустя сто лет блестящий критический реализм, обогащенный всеми новейшими приёмами (как сказал бы Путин - нанотехнологиями).
Прекрасно понимаю: начиналось это яркое молодое поколение третьего тысячелетия чуть ли не сотней имен. Впервые за последние полсотни лет в литературу, абсолютно безденежное и невыгодное дело, ворвались воистину молодые двадцатилетние писатели, к третьей-четвертой книге от сотни имен осталось лишь десятка два, и намечаются три-четыре явных лидера. Думаю, к зрелости своей из этого яркого поколения, как и положено, останется в реальной литературе надолго (а может и навсегда) лишь несколько имён.
Но самая большая ценность этого нового поколения - у них есть величие замысла, есть длинная идея, есть Книга Смысла, как сказал бы Михаил Елизаров.
В отличие от Пелевина с Сорокиным, в чем-то чисто литературно учась у них, тот же Михаил Елизаров в "Библиотекаре" кроме оригинального замысла, модного налёта мистики, напряженного сюжета, дает читателю большую идею - возвращение, извлечение Смысла из великой советской эпохи. Попробуйте прочитать роман не как детектив или головоломку, не как некие мистические истории. И окажется, что это книга о заложенных советской эпохой мощных основах развития, забытых в перестроечной лихорадке. Эта книга как бы опередила реальные итоги проекта "Имя Россия", где в реальности с большим отрывом на первое место вышел Иосиф Сталин.
Это совсем не трэш и не модная тематика - это сами молодые писатели навязали своё русское, национальное видение мира. И выражают свой протест против разрушения русского национального и державного бытия. В той же полемике олигарха Петра Авена с Захаром Прилепиным важно не то, что вдруг богач высказался о литературе. Тьфу на это. Важна боязнь олигархов, что поднимется русский народ и сметет их в помойную дыру, а то и дырку в голове продырявит. Эти новые русские писатели интуитивно понимают, почему была неизбежна революция 1917 года. И никакие евреи тут не при чем. Если народ живет в нищете и безнадежности, а олигархи - в неописуемой роскоши, и интеллигенция трусливо обслуживает этих олигархов, то с неизбежностью появляются Разины и Пугачевы. Я понимаю крестьян, жгущих помещичьи усадьбы. Хотя бы и Пушкина или Блока. Они помнят поротые спины, они помнят своё скотское состояние, когда их продавали оптом и в розницу. Разве сегодня что-нибудь изменилось? И потому прав Герман Садулаев, который в своем интервью о романе "Таблетка" сказал, что выход у народа один - революция. О том же самом и роман Захара Прилепина "Санькя", о том же "Птичий грипп" Сергея Шаргунова. Это только у лидера коммунистов, помнится, лимит на революции в ХХ веке закончился, но теперь-то - новый век и новый "лимит". И в народе-то зреет уже другое настроение, и новые русские писатели его выражают. Даже в полемике Аркадия Бабченко с Владимиром Маканиным по поводу фальши и надуманности в маканинском романе "Асан", я почувствовал у Аркадия Бабченко не мелкие придирки к псевдовоенному роману никогда не воевавшего человека, а искреннее оскорбление его чувств из-за литературной игры, затеянной Маканиным. Нельзя играть со смертью. Эти новые русские писатели пишут всерьёз и не понимают утонченных литературных игр.
Наша элита в начале перестройки всерьез решила, что общество может жить без идеологии, то есть без любых идеалов. Без любого смысла, кроме чисто физиологического. Вот и все постмодернистские книги (от Татьяны Толстой до Владимира Сорокина) были лишены смысла и идеологии. И потому их время ушло.
Книги новых русских писателей с разной степенью серьезности и художественности заполнены смыслом и идеологией.
Что так напугало либеральных критиков? Вряд ли те или иные эстетические просчеты. Их напугала радикализация современной русской литературы. Если все книги подряд: "Санькя" Прилепина, "Таблетка" Садулаева, "Птичий грипп" Шаргунова, "Библиотекарь" Елизарова, "Первый снег" Карасёва, "Армада" и "Танкист…" Бояшова, "Дизелятник" Бабченко, и даже "Будьте как дети" давнего "знаменского" автора Шарова отрицают, в той или иной степени, всё нынешнее российское либерализированное общество, или же воспевают ушедших в прошлое героев былой империи - значит, писатели с молодой энергией ухватили настроения, царящие в самом обществе. Это и есть новая литературная реальность. И теперь уже они сами своими книгами влияют на общество. Традиционно в России, где оппозиция в политике, тем более радикальная, находится под полным или частичным запретом, роль этой оппозиционной политики играет литература. Если Сергей Шаргунов не имеет права быть радикальным политиком, тогда он пишет свой радикальный "Птичий грипп", который заставляет шевелить мозги и настраивает на волну протеста всех читателей. Если Захара Прилепина как политика регулярно задерживает нижегородская милиция, то его роман "Санькя" уже прочитали сотни тысяч в основном молодых читателей, и их настроения , думаю, соответствуют герою романа. Даже такой умеренно либеральный молодой писатель, как Денис Гуцко в своем отклике на "Санькю" во многом признает прилепинскую правоту. Как и в царское время, как и в шестидесятые-семидесятые годы, вновь литературное пространство является единственным свободным способом выражения русской мысли. От Радищева и Чаадаева, от Маяковского и Горького, от Белова и Распутина, от Солженицына и Максимова - к Садулаеву и Прилепину, к Елизарову и Шаргунову. Вот реальное движение русской литературы, вот его стержневая линия. Новые русские писатели учатся протесту и у жизни, и у Достоевского с Толстым. Не случайно либеральные политики, олигархи, элитарные журналисты стали вдруг наперебой писать о никчемности и фальшивости этих новых русских писателей. Стали подчеркивать их якобы наигранный радикализм. Пишет "Независимая газета": "Раздражение в либеральной среде, почти лишенной представительства в парламенте страны, проявляется в поддержке расчетливых конформистов с радикальным имиджем. Писатели, в свою очередь, тонко чувствуют конъюнктуру и спрос на радикальные имиджи, так что стоит ожидать появления нового поколения псевдобунтарей, сочетающих агрессивную риторику с заискиванием перед либеральной аудиторией…"
Я этих "псевдобунтарей" знаю и слежу за ними с первых рассказов. Где у них заискивание перед либеральной аудиторией? В их чеченских боевых походах, как у Карасева, Прилепина, Бабченко? В их участиях в несанкционированных митингах? В конце концов, в их книгах? По-моему, в телевизионном диалоге Прилепина и Минаева всё было сказано, все точки расставлены. Минаевы и будут обслуживать Авенов и Чубайсов. А новая русская литература продолжает достойно линию Белова и Астафьева, Распутина и Носова. Именно эти радикальные книги новых русских писателей заставили Петра Авена, наконец, выдать манифест русской буржуазии. Это взгляд нашей нынешней элиты, и финансовой, и государственной, на народ: если вы не богатые - значит, вы дерьмо, и вам пора подыхать…
Поклонник Новодворской банкир Авен пишет: "Многое из того, что, на мой взгляд, следует ненавидеть, можно найти в романе "Санькя" писателя Прилепина - именно эту книгу я прочитал последней. Первый тезис романа предельно банален и прост: "Современный российский мир ужасен, и поэтому жить в нем нормальной, человеческой жизнью совершенно невозможно. Более того, преступно". Отсюда и второй не более оригинальный тезис: "Мир этот надо менять. Естественно, силой".
Меня поразила откровенность Авена: если вы не богатые - значит, вы лодыри и пьяницы. А что делать инженеру на заводе за 4 тысячи рублей? Что делать писателю с его нищенскими гонорарами? Что делать крестьянину или рабочему? Воровать и убирать таких, как Авен? Вспоминаю жутко реальную фразу из фильма "Бумер" одного из бандитов: "Не мы такие, жизнь такая…" Я согласен со Станиславом Белковским: "Статья Авена - это не просто отклик на одно отдельно взятое художественное произведение. Это, в некотором роде, - идеологический манифест правящей российской элиты. Вот именно так на самом деле думают российские правители. Когда вынимают из черепных коробок CD с вопилками и сопелками про "имперское возрождение", оно же "подъём с колен". В этом смысле, кстати, Петр Авен - ничуть не меньше власть, чем Медведев/Путин. Стабильность главы "Альфа-банка" и его нескольких десятков миллиардных единомышленников и есть критерий состояния политико-экономического режима в России. Президенты, тем более премьеры, могут меняться. Но пока Авен сидит в своем кабинете, и голос его звучит посланием фарисея и саддукея (в одном лице) сегодняшних дней - режим неизменен. Что бы ни происходило формально и вне…"
Интересно, что и сам Авен, и его прислужники и прислужницы типа Тины Канделаки, дабы уменьшить влияние "Саньки" и других подобных книг, тоже утверждают, что сам по себе Прилепин буржуазен и всего лишь мечтает о сладкой жизни. Только я на месте Захара не стал бы оправдываться, какая у него машина, и кто на ней ездит, а размазал бы для начала словесно, и попугал, как следует, что сделал за Захара Герман Садулаев: "Я рад, что человеконенавистническая идеология элит стала, наконец, темой широкого обсуждения. Несколько лет в этой стране я один стоял на поле боя и сражался на два фронта: с социал-дарвинизмом верхушки и с солипсизмом, внушаемым народным массам, чтобы держать их в сонно-покорном состоянии. Я громил, вскрывал, обнажал, срываясь в крик и истерику. Но мои вопли тонули в потоке пропаганды и масскульта, как писк муравья в шуме скоростного шоссе. Мои 4 книги, проданные суммарно, дай Бог, если в количестве 10 тысяч экземпляров, были, хотелось бы думать, ложкой критического дегтя в бочке слащавой бессмыслицы, искрой, из которой возгорится пламя, но скорее - просто каплей правды в море лжи. Ничего не изменили. Зато теперь масштабная дискуссия. Люди, похоже, начинают понимать. Это хорошо… Мы ответим. Мы обязательно ответим. Не в журнале, и не в блогах. Мы в другом месте ответим. И при других обстоятельствах. Времена, они меняются. The times, they are a»changing. Помните такую песенку Боба Дилана? Нет, там, у них, в Америке, времена на самом деле никогда не меняются. А вот у нас в России или во Франции, например, периодически, да. И наматывают кишки на шеи эффективным менеджерам вместо галстуков, и пьяные матросы насилуют их жён и содержанок, и серое быдло, солдаты, поднимают на штыки талантливых банкиров и их редакторов. P.S.: Это звучит как угроза. И это действительно угроза…" И тысячи откликов в интернете.
Я даже думаю, что Авен просто испугался, и будет делать всё, чтобы перекрыть дорогу радикальной русской литературе или сделать дезертирами её активных участников. Этот банкир не понимает одного: он - это криминальное воровское явление российской перестройки, ему просто повезло оказаться в компании чубайсов и гайдаров, быть рядом с кормушкой, наворовать свои миллиарды, отнюдь не как Генри Форд или Билл Гейтс, не умом и талантом, а собственническим инстинктом хапуги из поздних комсомольцев и деятелей МИДа. Окажись он вне "кормушки" - занимался бы мелким мошенничеством, а писатели - от Бога. И дезертировать с поля боя писателю - значит, перечеркнуть свой талант и всю свою жизнь. Такое случается, но редко. Никакими деньгами нельзя было заманить ни Гумилева, ни Есенина, ни Бродского, ни Юрия Кузнецова, чтобы они стали писать заказные оды банкирам или политикам. И новые книги того же Прилепина "Ботинки, полные горячей водкой", "Кубики" Елизарова, стихи Всеволода Емелина или Олега Бородкина, Марины Струковой или Алины Витухновской, рассказы Шаргунова и Коваленко - подтверждение радикальной линии современной русской литературы.
Хочу отметить и Илью Бояшова, несомненно, одного из лидеров питерской прозы. Его "Танкист, или "Белый тигр" посвящен не только мистике войны, но и характеру русского солдата, русскому человеку, обреченному на выживание и победу. Его "Армада" - так же, как и крусановская "Американская дырка", - это великолепный русский имперский роман.
Этих писателей всегда интересно читать, думаю, они все и станут героями моей новой книги "Новые. Русские". Потому что, во-первых, все они на самом деле - талантливые новые писатели, определяющие сегодняшнее лицо литературы. Во-вторых, они и есть современные национальные русские писатели, пусть в них течет и чеченская, и татарская, и какая угодно кровь, ибо русская литература всегда была литературой имперской, литературой всемирной.
Владимир Винников «ЭТ СЕТЕРА…» ТУРА? Не всё то золото, что молчит
За последние двадцать лет отечественная литература преобразилась до неузнаваемости. Многотысячные книжные тиражи ушли в прошлое - если не считать несколько "твердых" коммерческих жанров (детектив, "гламурный" роман и т.п.), в подавляющем большинстве случаев не имеющих к литературе как таковой никакого отношения. Если в 1990 году на территории России увидело свет 5096 наименований литературно-художественных изданий общим тиражом 538,3 млн. экземпляров, то в 2005 году - 21759 наименований общим тиражом 126,7 млн. экземпляров. Иными словами, если восемнадцать лет назад среднестатистический тираж художественной книги превышал 100 тысяч экземпляров, то сегодня он не дотягивает и до 6 тысяч - это с учетом всякой Дарьи Донцовой, переводов Паоло Коэльо, переизданий классики etc. И если раньше хорошую книгу было не купить и даже не "достать", то сегодня - при минимальных, упавших в десятки раз тиражах - любые книги навалом лежат на полках магазинов.
Нет, "самая читающая" в прошлом страна мира не перестала читать. Но престиж - или, вернее, - статус книги в нашем обществе резко снизился: и книги вообще, и художественной в частности. Причем вовсе не по одним только экономическим причинам. Достаточно сказать, что средняя стоимость книги по сравнению с тем же 1990 годом повысилась примерно в 100-150 раз, то есть ничуть не выбивается из общего ценового ряда. Факт, что книги из предмета гордости стали непременным атрибутом городских мусоросборников - причем люди массово избавляются не только от третье- и еще более многостепенных советских авторов, но и от безусловных классиков: от Державина и Пушкина до Маяковского и Шолохова.
То же самое касается и другого "носителя" литературы - так называемых "толстых" журналов, чьи тиражи упали даже не в десятки, а в сотни раз, превратившись из массовых, задающих "ценностные стандарты" всей стране изданий - в более-менее узкие групповые альманахи.
То есть литературный процесс как таковой в значительной степени пересох и обмелел. Литература стала восприниматься более чем утилитарно и явно проигрывает другим каналам массовой коммуникации: имеются в виду прежде всего не газеты и журнальный "глянец", а теле- и радиовещание плюс интернет. Но если с "голубых экранов" и из радиоэфира литература практически исчезла (опять же, за исключением нескольких сугубо коммерческих проектов), то в интернете искусство художественной словесности не просто прижилось, но и нашло своё новое измерение - как некогда звучащее слово стало словом написанным, а затем, в "галактике Гутенберга", - и напечатанным.
Сегодня литература снова "меняет кожу", с бумажного носителя переходя на носитель электронный, и в этом отношении, что может быть показательно, уже не опережая на столетия денежные знаки, а послушно следуя за ними.
Нет, "самая читающая" в прошлом страна мира не перестала читать. Но престиж - или, вернее, - статус книги в нашем обществе резко снизился: и книги вообще, и художественной в частности. Причем вовсе не по одним только экономическим причинам. Достаточно сказать, что средняя стоимость книги по сравнению с тем же 1990 годом повысилась примерно в 100-150 раз, то есть ничуть не выбивается из общего ценового ряда. Факт, что книги из предмета гордости стали непременным атрибутом городских мусоросборников - причем люди массово избавляются не только от третье- и еще более многостепенных советских авторов, но и от безусловных классиков: от Державина и Пушкина до Маяковского и Шолохова.
То же самое касается и другого "носителя" литературы - так называемых "толстых" журналов, чьи тиражи упали даже не в десятки, а в сотни раз, превратившись из массовых, задающих "ценностные стандарты" всей стране изданий - в более-менее узкие групповые альманахи.
То есть литературный процесс как таковой в значительной степени пересох и обмелел. Литература стала восприниматься более чем утилитарно и явно проигрывает другим каналам массовой коммуникации: имеются в виду прежде всего не газеты и журнальный "глянец", а теле- и радиовещание плюс интернет. Но если с "голубых экранов" и из радиоэфира литература практически исчезла (опять же, за исключением нескольких сугубо коммерческих проектов), то в интернете искусство художественной словесности не просто прижилось, но и нашло своё новое измерение - как некогда звучащее слово стало словом написанным, а затем, в "галактике Гутенберга", - и напечатанным.
Сегодня литература снова "меняет кожу", с бумажного носителя переходя на носитель электронный, и в этом отношении, что может быть показательно, уже не опережая на столетия денежные знаки, а послушно следуя за ними.