Само собой, иностранные аналитики знать не знали, что каракули Кукушкина прилежно, и вдумчиво копировал специальный сотрудник КГБ, и кое-где вносил аккуратные смысловые поправки, кое-где ювелирно смещал акценты, что-то микшировал, а что-то наоборот. Копии улетали в Лондон, оригиналы копились в сейфе, на минус шестнадцатом этаже «Большого дома», что на Литейном. Болтун - он, конечно, находка для врага, а писец - уже не просто находка, а клад. Однако стараниями сотрудников с Литейного сей клад состоял сплошь из фальшивых драгоценностей.
   Было дело, пивал водочку на давно требующей ремонта кухне Аркадия Кукушкина и Антон Шубин, когда приезжал по заданию редакции энского «Гудка» в город имени Ленина брать интервью у знаменитого сказочника. (Надо отметить, что Антон Леонидович антисоветские разговорчики не особенно поддерживал. Разве что над политическими анекдотами смеялся, да и то не так, чтобы очень уж искренне.)
   До позавчерашнего появления у Кукушкина беглецу Шубину сопутствовала прямо-таки фантастическая удача. Однако ж не зря мистики побаиваются халявных даров фортуны, чреватых противовесом неудач. Переиначим немного расхожее словосочетание «безумное везение», сместим акценты и скажем так: «везение безумцев». И запомним - оно тоже небезгранично.
   Итак, позавчера Шубин возник на вышеупомянутой кухне, жадно ел, пил взахлеб и отчаянно врал Кукушкину, мол, начальник отдела кадров энского «Гудка» накатал на него, Шубина, донос в КГБ за правдивый репортаж о принципиальном, идеологическом расколе актерской труппы московского Театра на Таганке. Шубин называл себя узником совести, вынужденным перейти на нелегальное положение, умолял дать ключи от писательской дачи в Дибунах, просил денег, краску для волос, электробритву, косметику и женское платье.
   Комитетчики, дежурившие на прослушке этажом ниже, сразу заподозрили, что у субъекта из Энска что-то с головой. Дежурные оперативно связались со старшим, лихо крутанулись шестеренки безотказной государственной машины, и поступил короткий приказ: «Газы!»
   Шубин продолжал молоть языком, а тем временем из вентиляционного отверстия над кухонной раковиной начал просачиваться бесцветный, лишенный запаха усыпляющий газ.
   Заснули Шубин с Кукушкиным, сидя рядом за колченогим столом у окошка с видом на двор-колодец, проснулись порознь в «Большом доме» на Литейном, из окон которого, согласно старинной поговорке, Магадан виден. Проснулись в разных кабинетах и на разных этажах - Шубин на последнем подвальном, глубоко под землей, Кукушкин - под самой крышей, можно сказать, в пентхаусе.
   И - о ужас! - Антон Шубин, проснувшись и оглядевшись, узрев портрет Дзержинского на белой стене, увидев человека в форме и наручники у себя на запястьях, зарыдал белугой, пуская сопли и роняя слюни, потребовал адвоката, потом прокурора, затем генералиссимуса Сталина, а в конце концов и вовсе Феликса Эдмундовича Дзержинского лично. И - кошмар! - в хриплом голосе отсутствовали издевательско-надменные интонации, он требовал товарища Дзержинского всерьез, искренне.
   Вместо Дзержинского к Шубину пришел штатный психиатр. Не обращая внимания на реплики Антона о карательной психиатрии вперемешку с угрозами пожаловаться в ООН, психиатр обследовал фигуранта, вздохнул и печально покачал головой. Затем, повинуясь ответному кивку человека в форме, эскулап сделал безумцу в наручниках хитрый укольчик.
   С Шубиным успели поговорить о крушении диска, он успел рассказать о телепатическом внушении грея и о похоронах странного существа в серебристом комбинезоне, успел произнести: «В «Гнилой лощине» грея зарыли, Вова Рогов знает», после чего скончался в муках. У Антона Леонидовича, чтоб его черти в аду сожрали, оказалась редкая форма аллергии на хитрый укольчик. Везение безумцев небезгранично, помните?
   Или… Черт побери! Или наоборот - подобную аллергию на «сыворотку правды» со специальными добавками для безумцев, быть может, правильнее считать редким везением предателя Шубина?
   Связались с товарищами из Энска, и ровно через час фото гражданина Рогова вкупе с характеристикой легли на стол Стрельникова. Хвала случайности - в Энске оказался только один Рогов по имени Владимир. Энск - город маленький.
   Рогов Владимир Маратович. Лицо одутловатое, в форме овала, нос мясистый, прямой, глаза карие, брови густые, черные волосы с проседью подстрижены под полубокс. Особых примет нет. Возраст - 47 лет. Женат, имеет дочь-школьницу. Образование среднее. Работает заместителем директора энского Дворца культуры, заведует административно-хозяйственной частью, то бишь «начальник по метелкам». Не судим, не привлекался. Кандидат в члены КПСС. Уроженец Энска. Зарегистрирован в «Клубе охотоведов». Медвежья шкура - трофей - висит дома у Владимира Маратовича на почетном месте.
   А в Энске, кстати, до сих пор еще не очень-то тревожатся по поводу исчезновения группы приезжих охотников во главе с Шубиным. О падении диска и облаве никого в Энске не оповестили, кроме группы товарищей из тамошнего КГБ. А что уходил Шубин с дружками на неделю и нету их уже три, такое бывало и ранее. В законных отпусках люди гуляют. Лето, дичины прорва, закусь буквально под каждым кустом щебечет, грибы, ягоды, сытые и безобидные хищники. Изведут горе-охотники запасы спиртного, надоест приезжим таежный колорит, и двинут к городу, как говорится, усталые, но довольные. Так примерно рассуждали энские обыватели.
   Но вернемся в «Большой дом», что на Литейном, и заглянем в кабинет под крышей, где томится детский писатель Кукушкин.
   Прошло уже полтора с лишним часа с момента пробуждения Кукушкина и Шубина, одного в «пентхаусе», другого в подвале. Предатель из Энска успел отдать черту душу, а писатель-сказочник все сидел один-одинешенек на стуле с инвентарным номером да пялился то на портрет Юрия Владимировича Андропова, то на штатив камеры видеоконтроля над портретом.
   Клиент зрел и дозрел аккурат к моменту появления в кабинете полковника Стрельникова. Даже перезрел малость - утратил прежний здоровый цвет лица, сморщился, осунулся, волосы себе растрепал, черт-те что на голове, мочалка какая-то.
   «Вы бывали в Энске в гостях у Шубина?» - задал Стрельников первый вопрос.
   Сказочник приезжал в Энск. Летом 2000-го. И даже выступал в энском Дворце культуры перед детворой. Выступление стараниями Шубина ему щедро оплатили. Денег хватило на грандиозный пикник на таежной опушке.
   «Вам знаком этот человек?» - задал Стрельников второй вопрос и показал фото Рогова.
   Ни фамилии, ни имени Кукушнин не вспомнил, но замдиректора Дворца культуры опознал. И на полянке, на пикнике - вспомнил сказочник - «начальник по метелкам» присутствовал.
   «Так все складно получается, аж оторопь берет. Страшно складно», - подумал Стрельников и задал третий, последний, вопрос: «Вы хотите эмигрировать? - выдержал паузу, внес уточнения: - Слово офицера, я добьюсь, чтобы вам предоставили возможность покинуть Родину, если вы согласитесь на сотрудничество. Откажетесь - вас ждет суд». И Стрельников эффектным жестом бросил на колени задержанному пачку неотправленных писем и объяснил, что за фрукт лондонский адресат, и поведал о калиграфе из КГБ - соавторе Кукушкина по эпистолярному жанру, и про наблюдение за квартирой сказочника сказал, и про фашистскую сущность Шубина тоже все выложил.
   Рассказ о пособничестве Шубина фашистским недобиткам зажег огонь в глазах писателя, заставив произнести короткое «Да!» твердо, с ударением. Скрытый антисоветчик преклонялся перед Западом, восхищался капиталистической системой с ее пресловутыми «свободами», хаял социалистический строй, недолюбливал, мягко выражаясь, коммунистов, но!… Но национал-социализм и фашистов Аркадий Ильич Кукушкин ненавидел яро! Лютой ненавистью! Всем сердцем!
   Сказавши «Да!», Кукушкин подписал соответствующие бумаги, и завтра он отправляется в Энск вместе со специалистом по антиподам Стрельниковым и курсантом-антипатом.
   Легенда вкратце такая: детский писатель - английский шпион. В 2000-м он завербовал Шубина. Позавчера раненый Шубин добрался до явочной квартиры в Ленинграде, сообщил, в частности, о могиле грея в «Гнилой лощине», назвал Рогова как наилучшего кандидата в проводники к месту захоронения существа.
   Вариант А: Рогов не является фашистским пособником. О «Гнилой лощине» знает, будучи просто эрудированным краеведом. В этом варианте Владимир Маратович попросту сдает английских шпионов куда следует, ему приносят извинения, после чего товарищ Рогов отправляется искать захоронение грея в составе официальной экспедиции.
   Вариант Б: у Рогова рыльце в пушку. Он знает «Гнилую лощину» как местность близ квадрата, где обычно передают посылки фашистским прихвостням. Он, скорее всего, начнет торговаться, и ему предложат работать на Великобританию с перспективой сытой старости на берегах Темзы под теплым крылышком Ея Величества Королевы Дианы.
   – … и мне почему-то кажется, что вариант Б более вероятен. Конечно, Рогов начнет вопить: «Как мы найдем могилу, если она замаскирована?!» Конечно, он испугается: «Как я объясню дома и на работе срочный уход в тайгу вместе с троицей приезжих?!» И конечно, проще арестовать Рогова, а еще проще - расспросить егерей о «Гнилой лощине», но… Курсант! Вы меня не слушаете!
   – Извините, товарищ полковник. Извините, но разве поверит Рогов в легенду про английских шпионов? Мы же с Англией в одной коалиции, в антифашистской! Дурацкая переписка жирующего на сказочках писаки, сбор информации о настроениях всяких там пьяниц, возомнивших себя гениями, это ладно, это я способен понять. Но их резидентура на нашей территории… Извините, зачем?
   – Вы молоды и категоричны в оценках, курсант. Вы никогда не задумывались о том, как изменится мир после окончательной победы союзников над фашизмом?
   – Вы намекаете на возможность открытого столкновения двух общественных систем? Кризис идеологий, обмен ядерными ударами, да? Не верю.
   – Ну зачем же так сразу и обмен ударами? Войны бывают разными. А хочешь мира - готовься к войне. И никак иначе, Гром! Никак, к сожалению… Вы, сдается мне, всегда прилежно посещали политинформации, молодой человек. Я прав?
   – Правы…
   – И напрасно вы смутились!
   – Извините, товарищ полковник, еще вопрос можно?
   – Валяйте.
   – Я не понял, кто такие грей? Они - инопланетяне, да?
   – Запомните курсант: инопланетян не существует! И не верьте болтунам ученым. Нету внеземной жизни. Нету! Есть люди и антиподы, и все. Очевидно, грей - неизвестная нам пока раса антиподов. Квиттеров и еще кой-кого мы изучили, умеем с ними бороться, а грей - что-то принципиально новенькое. Я подчеркиваю: принципиально! И жизненно важно выяснить, что именно. Есть гипотеза, что системы управления дисков базируются на биоорганических модулях. Выдвинута версия, что диски пилотируют исключительно грей, причем биомодулями они управляют телепатически. Существует предположение, что грей - это генетически модифицированные пигмеи. Есть подозрение, что грей уничтожают прочих мутантов-антиподов, появляющихся в замкнутом сообществе фашистских недобитков. И, наконец, погребенный в тайге грей одет в комбинезон из неизвестного материала, способный к мимикрии, точно так же, как сами диски. Вам все понятно, курсант? Еще вопросы?
   – Еще, если позволите.
   – Спрашивайте.
   – Товарищ Стрельников, откуда взялись у НАС фашистские пособники? В голове не укладывается - фашисты в НАШЕЙ стране!
   – Вот и я, курсант, точно так же, как вы, недоумевал и продолжаю недоумевать - откуда? Хотя и служу в Комитете уж более двух десятков лет, а чувство брезгливого недоумения остается.
   – А что за посылки доставляют диски этим сволочам поганым?
   – Приезжие в гости к Шубину, я полагаю, ожидали денег и счастья личного контакта с истинными арийцами. Типа, как средневековые ведьмы мечтали о встрече с дьяволом. Конкретно, Шубин, сдается мне, ждал еще и спецсредства для шпионажа за полигоном близ Энска.
   – За каким полигоном?
   – С уровнем секретности «ноль». Нет худа без добра - арийцы как бы сами нам подсказывают, что давно пора утроить финансовые вливания в объект «ноль», хорошенько подстегнуть конструкторов, а охрану усилить хотя бы до уровня «два нуля восемь».

Глава 5 ПОЛИГОН

   Мелкий дождичек сочился из пористой, похожей на грязную губку тучи. Дождик скорее радовал, чем наоборот. Кап-кап-капельки бомбили полчища мошкары, и алчные до людской крови насекомые вынужденно прятались под мокрыми еловыми лапами и попадались в сети союзников людей - пауков. Хваленый «Москитол» нисколечко не помогал, пока грело солнышко, а разрешилась туча от водного бремени, и можно вздохнуть спокойно, без опасения подавиться назойливой мелкотой. Правда, идти под дождем стало несколько сложнее - подошвы, черт бы их побрал, то и дело проскальзывают.
   Четверо путников шли, выстроившись в затылок не по росту. Впереди размеренно шагал кряжистый Рогов, за ним семенил субтильный Кукушкин, следом шел долговязый Лосев и замыкал цепочку молодцеватый Стрельников.
   Да, Гром опять стал Лосевым. «Оперативный псевдоним не для чужих ушей придуман», - объяснил полковник и приказал откликаться на привычное Андрею имя собственное. Себя же Стрельников велел именовать «дядя Паша», обращаться на «ты» без церемоний и тени смущения.
   Задетая плечом Рогова еловая лапа зацепилась за чехол охотничьей двустволки, изогнулась, застонала, будто живая, и, царапая рюкзак Рогова, с облегчением и свистом распрямилась, ударив растопыренными иголками по физиономии зазевавшегося сказочника.
   – Чтоб тебя в лоб, кочерыжку!… - ругнулся сказочник, сбился с шага и поскользнулся.
   – Не падать! - Лосев подхватил тщедушное тельце под мышки, пихнул вперед.
   Природа обделила Аркадия Кукушкина и ростом, и мускулатурой. К пятидесяти четырем годам она еще и зубы ему проредила изрядно.
   – Мерси за поддержку, - оглянулся Кукушкин, блеснув золотыми мостами под редкими усиками. Улыбочка вышла вымученная, капли дождя и пота стекали с осунувшегося лица, словно слезы.
   Впереди сопка. Угол подъема градусов шестьдесят, не меньше. Всем приходится пыхтеть, пригибаться к земле, припадать то на одно, то на другое колено. Лучше остальных справляется с подъемом, естественно, проводник Рогов - идет первым, да и в тайге не новичок. Тяжелее всех Лосеву - дохляк Кукушкин снял с плеча зачехленное ружье, опирается на оружие, как на костыль, и все равно Андрею приходится все чаше подхватывать писателя, не давая свалиться навзничь, толкать под задницу, помогать подняться, когда Кукушкин падает ничком.
   Взобрались. Рогов сбил с коленки прилипшую к ватной штанине землю. Перевел дух Андрей. Резко вздохнул, медленно, с шипением, выдохнул дядя Паша Стрельников.
   – Монблан, право слово… - тощий зад Кукушкина приземлился на трухлявом пеньке. - Эверест-тхэ-экхе-ке… - Кукушкин закашлялся, бросил ружье-костыль, с мученическим выражением морды лица освободился от лямок рюкзака, полез за пазуху, за портсигаром.
   – Курить нельзя, - мотнул головой Рогов.
   – Берегите лес от пожаров! - кивнул Кукушкин. - Заманал ты меня, Вовик, правилами техники безопасности. - Сказочник достал портсигар, полез в штаны за зажигалкой. - Тут бы умудриться прикурить под дождиком, а ты говоришь - курить нельзя…
   – Спрячь сигаретницу, писатель, - Рогов глянул на Кукушкина, прищурив левый глаз, а правым как бы прицелившись точно промеж писательских бровей. Нехорошо глянул. - Примета у нас, у таежных, - возле полигона не курить, не выпивать, по матушке не выражаться…
   – … девок не любить, анекдоты не рассказывать, - подхватил, продолжил в тон Рогову насмешник Кукушкин, попутно нашаривая зажигалку. - Стихов не читать, о генсеке не… - рука, искавшая в кармане штанов, замерла, насмешливые глаза округлились. -… Позволь-позволь, голубчик?!. Мы ВОЗЛЕ полигона, ты сказал?!. Какого члена собачьего мы забыли возле полигона?…
   – Через полигон пойдем, напрямик, - решительно проговорил Рогов.
   – А ты, Вова, брехал - в обход двинем, - напомнил дядя Паша Стрельников и вроде невзначай, вроде с ленцой обошел писательский пенек, встал так, что между ним и Роговым не осталось препятствий и расстояние сократилось до дистанции прыжка.
   – Позвольте-позвольте! - вскочил Кукушкин, бесцеремонно потеснил Стрельникова, вмиг обесценив все его маневры, и попер хилой грудью на глыбу Рогова. Откуда только силы взялись. - Помню-помню! Я все помню - на карте обозначен «военный полигон». Оно мне надо?! Ломиться на охраняемый объект, оно нам надо? Откуда я знаю, чего там испытывают на полигоне? А если мины? Какого члена, хотелось бы узнать, ты притащил нас к полигону? За каким членом, мать твою в дышло, заранее маршрут рисовали?! Красный пунктир на карте далеко-далече от оранжевого прямоугольника полигона, или я не прав?! С утра по сопкам вверх-вниз, вверх-вниз и нате вам - пожалуйте бриться! Мы, извольте слышать, ВОЗЛЕ! Какого члена, я спрашиваю?! Како… о… кха-кх-х…
   Кукушкин зашелся в кашле. Согнувшись, прижав ладошки ко рту, он ритмично вздрагивал, не в силах остановиться. А невозмутимый Рогов, глядя поверх трясущейся головы писателя, заговорил со Стрельниковым спокойным, ровным голосом:
   – До солнца вышли и до обеда всего десять кэмэ прошли. Здешние бабы быстрее вашего писателя ходят. Я прикинул, покумекал и свернул. И правильно сделал. До темноты далеко, а мы у полигона. Напрямик через полигон - километров пятьдесят срежем.
   – Намечая маршрут, про полигон мы так толком и не поговорили. Что за полигон? Не химический?
   Лосев восхищался полковником. Дядя Паша Стрельников лицедействовал просто великолепно! Спрашивал с искоркой живого интереса в глазах, с ноткой должной опаски в голосе.
   – К… кхе, кхе… к херам собачьим ваш полигон! Я постараюсь, войду в форму-укху-кхе… кхе… пойдем быстрее. В обход-дхе… кхе…
   – Андрей, дай писателю из фляги хлебнуть.
   – Хорошо, дядя Паша.
   – Так что за полигон?
   – На полигоне испытывают эл-а-три эс. Лучевые - автономные-самонаводящиеся-самодвижущиеся системы. Вот… - Рогов скинул рюкзак, развязал тесемки, вытащил из гущи вещей и вещиц портативный радиоприемник VEF, в футляре из искусственной кожи с лямкой, чтобы вешать на шею. - Вот смотрите - обычный радиоприемник. Такие по тридцать шесть рублей штука в любом радиомагазине продаются. В корпус этого обычного приемника вмонтирован вместо схемы подстройки частот генератор сигнала «свой». - Рогов щелкнул кнопкой. - Вот видите - светодиод подстройки мигает, генератор заработал. Держимся кучно, и для эл-а-три эс мы «свои». Батарейки новые, иностранные - «Дюрасел». На двое суток с гаком хватает. Дотемна будем идти, заночуем на полигоне, до свету встанем и завтра к обеду пройдем полигон насквозь. Пятьдесят кэмэ срежем с гарантией. Оставшиеся пятьдесят с гаком, суток за двое одолеем.
   – А приборчик-то ты заранее припас. Будто сразу задумал через полигон топать вопреки оговоренному маршруту. Ох и не нравится мне эта твоя запасливость, Владимир Маратович.
   – Павел… не знаю, как по батюшке, вы, это, вы можете чего хотите себе на уме думать, а только без таких вот переделанных приемников я в тайгу ни ногой. Мало ли какая акция, а полигон, он обычно безлюдный, всегда можно сховаться от егерей, от мусоров, еще от кого. Бывает, и так срежешь угол за ради экономии подметок.
   Рогов выдержал пристальный взгляд Стрельникова, глаз не отвел.
   – Дай-ка сюда приборчик, - Стрельников шагнул к Рогову, протянул руку, словно для рукопожатия. - Пускай у меня на шее болтается, не возражаешь?
   – Как скажете, - пожал плечами Рогов, шагнул в свою очередь к «дяде Паше» и вложил в его растопыренную пятерню невинный с виду радиоприбор. - Вы начальники, мой номер последний.
   Щедрый глоток коньяка из фляги Лосева, похоже, помог Кукушкину справиться не только с кашлем, но и с паническим страхом перед таежным полигоном.
   – Мерси, - писатель вернул фляжку Андрею и снова повернулся к Рогову. - Слушай, четвертый номер! Скажи-ка, чего делает э-эта чертова «а-три эс»?
   – «Эл-а-три эс», - поправил Рогов. - Оно, Аркадий Ильич, людей жжет, оно их зеленой молнией прожигает. Полигон - та же тайга, что и здесь. Разве что сопки пониже и деревьев пожиже. Приговоренных к высшей мере зэков на полигон с вертолета спустят, они дураки, бежать, а оно их засекает, фырк в небо, полетает над полигоном, над землей зависнет и лучом жжет. Пожгут всех, приземляются и «засыпают», энергию накапливают. Они на солнечных батареях работают. Автономные они, «спать» могут и год, и больше, а засекут человека, и на взлет, и молниями сверху.
   – «Оно», «они», я запутался! Оно жжет, они на батареях - ты хочешь сказать, что этих эл-а-до черта эс несколько штук на полигоне?
   – Шесть образцов. Иногда восемь, бывает, какую пару изымают для техосмотра и наладки. Оно, когда летает, крутится юлой, ветки-то срезает, но, бывает, об ствол ударяется и выходит из строя.
   – Однако! - Стрельников задумчиво почесал кончик носа кончиком пальца. - Я и не ожидал, что ты, Маратыч, настолько ценный кадр для Ея Величества британской разведки. Ты, Вова, прям-таки ходячая энциклопедия государственных секретов, честное слово.
   – Мне особенно понравился секрет про зэков для жарки, - кивнул Кукушкин. - Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире! - Кукушкин подобрал вещмешок, поднял чехол с охотничьим ружьем. - А коньяк, братцы-разведчики, это натуральная квинтэссенция солнца! Всего глоток, и я бодр, я весел, на все согласный я. - Блеснув золотым зубом, писатель закинул пожитки за хилые плечи. - Веди же нас, Харон таежный, сквозь поле смерти, через ад, кто в бога верит, мы ж в приемник, что, глянь, на лямочке висит…
   Пока спускались с возвышенности, Стрельников заботливо придерживал повисший у него на шее - «на лямочке» - двуличный приемник, а Кукушкин развивал тему о пользе хорошей выпивки для повышения тонуса. Дескать, лучший бытовой транквилизатор - это алкоголь, а лучший среди алкогольных напитков - пахнущий клопами коньяк. И лучше всего, чтоб он пах французскими клопами. В крайнем случае армянскими.
   Когда спустились с холмика-сопки, Кукушкина убедительно попросили заткнуться. Он не стал возмущаться или протестовать - запыхался сказочник, исходя словами, и одновременно скользя кирзой по влажному глинозему.
   В рыхлой, похожей на морскую губку туче наметились дыры. Дождь вконец измельчал, превратившись в морось. В призрачной и мокрой пелене пробовали летать особенно отчаянные комары, мелкий гнус смело кучковался возле умытой земли. А путники, повинуясь поводырю, шли все медленнее и медленнее, укорачивая шаг, стараясь не наступать на ломкие веточки под ногами и невольно сдерживая дыхание.
   Возле просеки построение в затылок распалось, выстроились в ряд на границе леса и вырубки. Замерли, прислушиваясь, приглядываясь, изучая ландшафт.
   Просека широка - метров двадцать с лишним. Пеньки да редкая зелень одиноко колосятся. Видно, что подросшую до размеров молодого деревца растительность достаточно регулярно вырубают. Охапки сухих стволиков педантично сложены в кучки. Травяной покров жалок и с проплешинами, не иначе, просеку окучивают какой-то химией. На той стороне просеки кусты с нездоровым цветом листьев. Посередине оголенного пространства с четко выверенным интервалом торчат белесые бетонные столбы. От столба к столбу, вдоль просеки, на положенной высоте тянутся провода. Типичная на первый взгляд линия электропередачи в лесу, но при более внимательном разглядывании замечаешь на каждом столбике, на макушке, растопырку - ежик антенны-«метлы».
   Рогов молча указал пальцем на венчаюшие столбы «метелки» и после ткнул перстом в приемник, повисший поверх ветровки Стрельникова. Дядя Стрельников понимающе кивнул.
   – А до меня не дошло, - встав на цыпочки, шепнул в ухо Лосеву Кукушкин. - На хрена это на столбах?
   – Фиксируют сигнал «свой», - прошептал Лосев, нагнувшись к смешно оттопыренному природой уху писателя.
   – И?… - Губы писателя неприятно прикоснулись к мочке ушной раковины Лосева. - Где-то на центральном пульте зафиксировали, что прошел «свой»?
   – Нет, наверное. Должно быть, сигнал делает нас невидимыми для дежурного за пультом слежения.
   – Так это же глупо! Чего проще - зафиксировал «своего» и связался с ним по рации, а не ответит, тогда…
   – Тихо вы! - вполголоса прикрикнул Рогов. - Идем. Быстро, цепью, со мной в ногу, кучно!
   Пошли. Фактически побежали, толкаясь плечами, сохраняя физический контакт. На левом фланге - Рогов, на правом - Стрельников. Между ними как Пат и Паташонок Кукушкин с Лосевым.
   Кукушкин сразу же поскользнулся, Лосев и Рогов его подхватили под локотки.
   Ближе к середине просеки споткнулся о пенек Стрельников, устоял, схватившись за рюкзак Лосева, и теперь уже Кукушкин помог не упасть обоим.
   – Кого мы, яп-понский бог, боимся? Медведей? У здешних мишек один глаз нормальный, в другом кинокамера?
   – Заткнись, сказочник.
   – Слушаюсь, дядя Паша!
   Последний синхронный шаг квартета настоящих и мнимых предателей Родины по открытому пространству, и вот уже они разгребают руками переплетение кустарников.
   – Ай, мама!… - сдавленно вскрикивает Кукушкин и заканчивает тише. - Здесь колючая проволока, я палец порезал.