Страница:
Пораженный железной логикой сумасшедшего я молча смотрел, как он, задыхаясь от приступов смеха, катит свою коляску к выходу. Его хохот еще долго раскатывался эхом по коридору.
Оле посмотрел на меня и многозначительно постучал себя по лбу. Из кресла в углу поднялся какой-то мелкий, неказистый мужичок. Он направился к выходу, но, проходя мимо, как будто что-то вспомнил, резко остановился и повернулся ко мне.
– Он опять рассказывает… – сказал он тихо. – Не верьте ни одному его слову. После несчастного случая он свихнулся. Время от времени на него находит, но я лучше всех знаю, что все это вздор… В системе Денеба нет никаких разумных существ и никакой цивилизации! Четыре голые планеты, большие как остывшие звезды. Одна гравитация раздавила бы вас как лепешку…
– А вы откуда знаете? – удивился я.
– Знаю, – сказал он твердо и решительно. – Я Ансат Четвертый Квандр, – добавил он и протянул в мою сторону маленькую руку. – Это мое имя. Кроме того, я сцентор космогнозии… Это научный титул. Удивлены? Меня не удивляет ваше удивление. Я не буду объяснять. Извините, но это бессмысленно. Вы все равно не поверите… не поймете… Это не вместится в ваши понятия. Это так будто вы, извините, объясняете троглодиту дифференциальное исчисление. Нет, даже не так… обезьяне – теорию гравитации… Да, я правильно уловил дистанцию, которая нас разделяет. Извините…
Сказав это, он поклонился с чувством превосходства и вышел из библиотеки.
– Не рассчитывай, что тебя минет его идиотская история, – сказал Оле. – Рано или поздно он рассказывает ее всем.
– Тебе уже рассказал?
– Конечно, я здесь уже пол года, а он, как минимум год!
– И о чем он рассказывает?
– Он бредит не хуже Энора… «Ансат Четвертый Квандр», тоже мне, выдумал! – фыркнул Оле. – Остальное тоже высосано из пальца. Он, представь себе, утверждает, что попал сюда из будущего! Якобы участвовал в межгалактической экспедиции двадцать шестого века! Через триста лет, представляешь? Он говорит, что попал в область какого-то «отрицательного времени»… нет, он называет это «изолированная область антивремени»… хитро, да? Вместо двадцать шестого века его отбросило назад и он приземлился в двадцать третьем. Полный абсурд, да?
– А кто он на самом деле?
– Тут не совсем понятно… – ответил Оле с сомнением. – Он прилетел на Землю на каком-то корабле. Один. А этого корабля не нашли в реестрах. Скорее всего он был слишком старым… Знаешь какой тогда был бардак? Даже самое маленькое государство считало своим долгом и делом чести отправить собственную межзвездную экспедицию. Архивы тех времен – большая мусорная яма. Записи потерялись, а на корабле не обнаружили никаких данных для идентификации. Может этот псих их и уничтожил. Его товарищи, наверное погибли где-то в космосе, а сам он долго проспал, потом проснулся и свихнулся от безделья…
– Значит он утверждает, что его экспедиция отправится только через триста лет?
– Вот именно! Он напирает на то, что попал во временную петлю, через некоторое время умрет, а в двадцать шестом веке родится снова, чтобы отправиться к звездам. И так по кругу…
– Надо признать, оригинальная идея.
– О, да. Они всегда находят свежие идеи. Этого у них не отнять. Все это – последствия одиночества в космосе…
Мы долго молчали.
– А ты, Оле? – осторожно спросил я. – Ты тоже летал?
– Немного. И недалеко. Я был на практике, потом сдавал экзамены. На этом все и кончилось. Но моя история совсем не похожа на бредни этих бедолаг. Она полностью правдива и поэтому не такая интересная. У меня был шок, теперь я просто восстанавливаю равновесие… Доктора говорят, что я снова смогу летать в патруле. Знаешь, это чертовски нудная работа, но что делать, если межзвездные экспедиции отправляются так редко. Кроме обычных межпланетных перевозок, которые еще скучнее, это единственный способ летать. Если хочешь, могу рассказать как я здесь оказался. Это очень простая и короткая история…
Я охотно согласился послушать. Линдгард кивнул головой, уселся поудобнее и тихим монотонным голосом начал рассказывать:
– На третьем курсе меня назначили на «Краб». Это маленький патрульный корабль среднего радиуса. Надо было налетать сколько-то астрономических единиц, потом экзамен, и получаешь лицензию самостоятельного пилота патруля.
Со своим инструктором я познакомился только в кабине «Краба»… Он сидел справа. Мы поздоровались. Голос у него был приятный, звучный и ровный… Это и все, что я мог про него сказать после первого полета. Скафандр и шлем его полностью скрывали. Впрочем, так же, как и меня…
Он был прекрасным командиром и редким пилотом. Даже мне, новичку, это бросилось в глаза еще в первом полете… Все время, пока мы вели ракету, его руки лежали на рычагах, дублирующих систему управления. Каждое мое неверное движение вызывало немедленную реакцию этих внешне неуклюжих рук в толстых перчатках. Иногда мне казалось, что он узнает о моих ошибках еще до их совершения. Это было неестественно, я начал привыкать к этому только после нескольких маневров. Его ненавязчивое присутствие давало ощущение стопроцентной надежности полета. С ним, даже когда он неподвижно лежал в кресле и, казалось, спал, я чувствовал себя в безопасности. Не знаю отдыхал ли он. Мне неоднократно приходило в голову что он никогда не спит или спит очень чутко. Любое движение кабины или щелчок детектора пыли, сразу его будили. Он застывал перед управлением, готовый прийти на помощь в любой момент…
Я ни разу не видел как он ест и думал, что он утоляет голод когда я сплю. Первый совместный рейс длился две недели. Во втором мы углубились в район пояса астероидов, где мне предстояло блеснуть своими навигаторскими способностями. Программа экзамена предусматривала посадку на Церере, демонтаж одного из топливных баков и несколько тестов в условиях ограниченной связи.
Все у меня получалось неожиданно хорошо. Присутствие командира действовало как успокаивающее средство. Кажется, я не сделал ни одной ошибки. Когда мы легли на обратный курс, он сказал только одно слово: «Сдал.» Мне нравилось, что он так сдержанно относится как к моим ошибкам, так и к успехам.
Я ни разу не видел его без скафандра и вне ракеты. Когда я покидал ее после рейса, он оставался, проверяя какие-то мелочи в бортжурнале. Его добросовестность и усердие меня просто удивляли.
После сдачи экзамена, когда мы по известному, облетанному десятками ракет, курсу возвращались к Земле, я подумал, что мне с ним никогда не сравняться… Рядом с его способностями, я чувствовал себя дураком и даже решил, что таких пилотов нельзя давать неопытным ученикам. С ним я потерял ощущение собственной значимости и получил уверенность – пока он в кабине, ничего плохого случиться не может.
Ракета шла к Земле как по струнке, ничего особенного не происходило и я, как обычно, предложил ему партию в шахматы. Он согласился. Играли мы на память, без доски. Мне это было трудновато, но я старался не подавать вида. А он играл великолепно, и при этом умудрялся следить за контрольной панелью и замечать мельчайшие детали на экранах. Если честно, мне ни разу не удалось у него выиграть, но я быстро смирился, в этой области он был недостижим…
После одного из ходов я очень долго ждал его ответа. Раньше он никогда так долго не думал. Я решил, что он заснул или задумался над чем-то другим, и не прерывал его молчания. Только через двадцать минут, я попытался заговорить. Он не отозвался.
Забеспокоившись, я перегнулся через подлокотник, но ремни мешали достать до его руки. Я расстегнул их и цепляясь за скобы поплыл в его сторону. Взяв руку, лежащую на управлении, я не ощутил сопротивления! Я быстро подтянулся к его лицу и заглянул под шлем. Впервые я видел его лицо так близко, оно показалось мне каким-то неестественным. Глаза были открыты, но казались мертвыми, неподвижными и пустыми. Я дернул его за руку, ни одно движение не нарушило неподвижности этой восковой маски. Вдруг, безвольная ладонь начала понемногу сжимать мое запястье. Твердые пальцы судорожно сомкнулись, я даже вскрикнул от боли. Больше в нем ничего не пошевелилось, будто эта рука жила собственной, самостоятельной жизнью.
Я рванулся назад, пытаясь освободить руку от болезненного захвата. Безрезультатно, перчатка крепко держала запястье.
Внезапный приступ страха заставил меня схватиться свободной рукой за скафандр на груди командира. Вместо мягкой подкладки я почувствовал под рукой жесткую металлизированную ткань. Я дернул изо все сил и застежка открылась… И тогда… Перед моими глазами предстало содержимое скафандра… Вместо человеческого тела я увидел… пучки кабелей и гидравлических шлангов, исполнительные механизмы и радиодетали…
Я потерял контроль над собой. Вырывая все еще захваченную руку, я запрыгнул на него и начал пинать куклу-командира кованными ботинками… Какой-то из шлангов лопнул, по ткани скафандра расползлось масляное пятно, захват ослаб, после чего мертвая механическая ладонь отпустила мое запястье…
Это была машина! Не человек, а его модель, исполнительный механизм соединенный с компьютером ракеты! Это был эксперимент, понимаешь? Именно у этой машины, а не у меня проверялись способности пилота… А я… я должен был вести себя так, как будто рядом опытный пилот… Поэтому кукла была похожа на человека… Поэтому никто мне ничего не сказал! И именно эта кукла подвела… Я был ее дублером, на тот случай, если что-то произойдет… Всю мою уверенность как ветром сдуло… Несмотря на шок, я как-то ухитрился доставить корабль на околоземную орбиту, откуда меня снял другой патруль…
Оле остановился вглядываясь в какую-то точку на стене.
– Вот такой у меня был командир… – продолжил он через минуту с ноткой иронии в голосе. – Вообще-то я успел к нему привязаться. Для меня он был образцом для подражания, недостижимым идеалом. Я полюбил его, а он оказался мерзким механическим манекеном, роботом…
Оле перенес взгляд на мое лицо и некоторое время, с выражением подозрительности изучал его. В друг глаза его расширились и зажглись диким огнем. Прежде чем я успел сориентироваться, он напрягся и прыгнул на меня.
– А ты? Ты?! – кричал он дергая меня за грудки. – Ты тоже робот!
Он безумно вырывал лацканы моего пиджака. Пытаясь освободиться, я машинально схватил его за запястье, чтобы оторвать его руку от одежды. И тогда он взорвался новой волной спазматических криков.
– Прочь, прочь!!! – выл он в диком испуге. – Отпусти, сейчас же отпусти! Мерзкий автомат! Выключайся, немедленно выключайся! Ты не настоящий!
Он отпрыгнул, вырвав у меня свою руку. За ним неожиданно вырос черноволосый великан, должно быть тот человек, который до сих пор сидел в углу комнаты. Он схватил Оле за плечи и выволок его в коридор. Я услышал как он крикнул глубоким голосом:
– Санитар! У Линдгарда опять приступ. Заберите его!
Через минуту он вернулся и, неуклюже поклонившись, сказал:
– Не волнуйтесь, для него это обычно… Это повторяется с каждым новичком… Через час пройдет, и он все забудет. Меня зовут Конти, – добавил он через секунду и протянул мне руку.
Потом, склонившись надо мной, он прошептал:
– Но это не настоящее имя. Меня вообще нет! То есть я есть… но я не человек! – добавил он, увидев на моем лице плохо скрытую тень испуга. – Меня подменили, понятно? Настоящий Конти остался на шестой планете системы Веги, а вместо него прислали меня! Но… – он приложил палец к губам, – никому, ничего! Я знаю, что ты тоже… того… правильно? Галактиты? Тебя тоже, я знаю! Таких я всегда узнаю, не бойся! Но те, что здесь, не узнают, не поймут… Нам надо держаться вместе! – Он с такой силой хлопнул меня по плечу, что я закачался. – Ну, порядок? Уж мы им…
Он сделал неопределенный жест рукой, таинственно улыбаясь подмигнул мне и вышел.
В библиотеке остался только я.
Удобно усевшись в углу, я достал микрофильмы и лупу. Я выбрал характеристики трех человек с которыми успел познакомиться. Четвертого Квандра я найти не смог, поскольку не знал его настоящего имени. Оле говорил, что его зовут как-то иначе…
С Оле Линдгардом, все было ясно. То что было о нем написано, полностью совпадало с тем, что он рассказал. Его случай был определен как «ассоциативная травма, вызывающая истерически-боязненную реакцию». По мнению Квина, через год, все симптомы должны исчезнуть. К настоящему времени он добился того, что Оле подозревал в «искусственности» только новых, увиденных впервые людей. Первоначально он бросался даже на старых знакомых, причем по несколько раз подряд, всякий раз, когда затрагивались вопросы, связанные с его службой в космосе.
История болезни Энора лишь немного совпадала с его рассказом. Энор никогда не летал дальше Луны. Он действительно работал на Селене, но очень не долго и как практикант. Сейчас ему шестьдесят два биологических года. В тот день когда произошла окутанная тайнами, легендами и туманом необъяснимых загадок катастрофа на базе Селен, ему было чуть больше двадцати. При взрыве он потерял обе ноги. Его нашли в нескольких десятках метров от развалин базы, у склона Иппарха. Он находился во второй стадии клинической смерти, после начала структурных изменений мозга. Неоднократные попытки пересадки и воссоздания тканей не дали результата. Если бы в таком состоянии его вернули к жизни, жить он бы не смог. Его оставили в анабиозе, и двадцать лет он ожидал прогресса в области регенерационной хирургии мозга. Последующие попытки дали гораздо лучшие результаты.
Вернувшийся к жизни Энор, казалось был абсолютно нормален, однако, когда ему предложили регенерировать конечности, он заупрямился. С тех пор он и начал рассказывать свою необычную историю о контактах с жителями Денеба. Некоторое время он работал в службе космической связи на Земле, но слишком часто требовал отправить его на Луну. Затем состояние ухудшилось и он начал пренебрегать своими обязанностями.
Его направили для наблюдения в заведение доктора Квина. Пять лет лечения специальными методами не дали никакого эффекта: Энор до сих пор рассказывает свою сумасшедшую историю, постоянно дополняя ее новыми подробностями.
Последней я нашел информацию о Конти и начал читать ее с возрастающим интересом:
«Эл Конти, участник экспедиции „Коралла“ в систему Крюгер-60. Планетолог. На третьей планете системы исчез вместе с пилотом ротоплана, Лораном. После положенных семидесяти двух часов, их поиски прекратили. Через несколько часов Конти неожиданно вернулся. С признаками сильного истощения, психического расстройства и частичной потерей памяти. На вопросы о пилоте и ротоплане ответить не смог. Поиски были возобновлены, в радиусе в два раза большем, чем Эл мог пройти за семьдесят часов. Никаких следов ротоплана не обнаружено. Созданная комиссия приняла версию, по которой Лоран оставил Конти на небольшом расстоянии от базы, а сам отправился дальше. Он должен был вернуться, но вследствие аварии, вовремя не появился. Необходимо добавить, что в тот день связь была очень плохой, сильные атмосферные помехи (обычное для системы Крюгер-60 явление) сводили на нет все попытки связаться с ротопланом уже через несколько минут после старта.
Конти до сих пор не привел удовлетворительных объяснений. Он неоднократно менял свои версии событий, но ни одна из них не выдерживала критики.
В заведение доктора Квина направлен вскоре после возвращения. Находится там около полугода. Улучшения памяти пока не замечено.»
Дочитав до конца, я еще раз подумал о каждом из этой тройки.
«Может ли кто-то из них быть… агентом чужой цивилизации? Как все, так и ни один из них. Поскольку „вербовка“ на такую роль должна была произойти в отдалении от планеты, все были подозрительны в одинаковой степени.»
Как среди пациентов найти того, или тех, кому посылаются сигналы из космоса, направленные на этот одинокий остров?
Не знает ли отправитель сигналов, что его посылки обнаружены и перехвачены? Это односторонняя передача инструкций или регулярный обмен информацией? Сигналы, излучаемые в противоположном направлении до сих пор не обнаружены… Мои размышления прервал санитар, который пригласил меня поесть. Еду принесли в мою комнату. Рядом с подносом я нашел листок из блокнота, на котором виднелось несколько поспешно написанных слов:
«Для Вас пришла радиограмма из Руководства. Вам присвоена третья группа межзвездного пилотажа. Кроме того, переданы поздравления от Кэй.
#Квин.»
Я дважды прочитал эту короткую записку. Кэй – это были сигналы из космоса, «третья группа» означала время их появления. Я проверил по своей шифровальной таблице – да, это означало время от пяти до половины шестого… Значит, уже после моего прибытия в заведение, в то время, когда я разговаривал… сейчас, с кем я разговаривал в это время?
Память у меня хорошая, а в данном случае я запоминал все особо. В библиотеку я вошел ровно в четыре пятьдесят четыре. С этой минуты передо мной были все четверо. Энор покинул комнату через десять минут. Минуты через две после него вышел Квандр (как же, черт побери, его зовут?). Конти вывел Оле минут в двадцать шестого…
«Вот дьявол, – подумал я, – ни одного из них я не видел полные пол часа».
Я вызвал санитара, который пришел примерно через минуту, и попросил его сходить в кабинет доктора и узнать подробности о моем повышении. Прежде чем я закончил есть, он вернулся с ответом.
«Руководство объясняет, что Вы получили повышение согласно параграфу восемнадцатому, пункту четвертому, со всеми вытекающими последствиями.
#Квин.»
Я посмотрел в таблицу. Восемнадцать – это минуты от десятой до пятнадцатой. Четыре – первая минута… Значит точно: от семнадцати десяти до семнадцати одиннадцати. В это время приняты сигналы… В это время я разговаривал с Оле… Следовательно, он не мог быть получателем. А все остальные?
В дверь постучали. Я едва успел спрятать свои записи, как показалась черная шевелюра Конти.
– Пойдем! – сказал он сощурившись.
Ни о чем не спрашивая, я пошел за ним. Он повел меня по коридору, толкнул одну из дверей и пропустил меня вперед.
Посреди комнаты сидел Энор в своей коляске. Когда мы вошли, он испуганно вздрогнул и попытался спрятать что-то под плед, которым был укрыт. Из под ткани выглядывал кусок провода.
– Не бойся, старик. Это свои! – успокоил его Эл, запирая двери.
Я посмотрел на выглядывающую из-под одеяла ладонь Энора. Он держал примитивно собранный радиоприемник.
– Энор занимался электроникой, – объяснил Эл, – и благодаря этому, почти из ничего слепил этот приемник. Мы слушаем новости со всего мира. Здесь можно принять Новую Зеландию и часть Антарктиды. Правда, это строго запрещено… Единственный приемопередатчик находится у шефа, и тот все время заперт.
– Старик допустил одну ошибку, – засмеялся Энор. – Как-то он попросил меня исправить свой приемник. И не такое чинили! Я немного поменял схему и у меня осталось несколько элементов…
– В каких диапазонах работает твой приемник? – спросил я как можно безразличнее.
– А какие вам надо? – гордо усмехнулся он.
– Да так… никакие, просто спросил…
– Я могу принимать сигналы до пятисот мегагерц.
– Но ведь ультракороткие волны с ближайших станций не доходят до острова, – заметил я.
Энор хитро улыбнулся.
– Вы думаете, что я слушаю радио просто так, для своего удовольствия? Милый мой, я знаю что делаю и зачем… Обычно они передают на самых коротких волнах! Ну, те, с Денеба, про которых я рассказывал. Приходится следить, слушать…
– Ладно, ладно! – прервал его Эл, по-заговорщически толкнув меня локтем. – Давай Новую Зеландию, сейчас будут новости!
Приемник зашумел и вдруг заговорил необычно четким голосом диктора.
«Значит так сюда попадают новости!» – подумал я, а вслух спросил:
– Этим источником информации пользуются все пациенты?
– Все, кроме этого идиота Лобнера…
– Кто это?
– Тот, что выдает себя за Ансата Четвертого Квандра. И есть еще один, которому мы не доверяем, – объяснил Энор. – Он тут всего четыре дня. Ты его не видел, он всегда сидит у себя в комнате и смотрит в потолок или окно…
– Как его зовут?
– Точно не знаю. Вроде бы Берт. Кажется, он с одной из старых экспедиций. Но свихнулся только недавно.
– Его зовут Берт Затль, или что-то в этом роде, – буркнул Эл.
Я вздрогнул. Это имя было мне известно!
– Он случайно не из экспедиции Бранта, из две тысячи сто восьмого?
– Кажется… – задумался Эл. – По-моему так доктор и сказал, когда я спросил, что это за парень.
Да… Это мог быть тот Берт, которого я знал. Он отправился за год до меня, но в противоположном направлении. Лететь ему было поближе, поэтому вернуться он мог намного раньше. Надо его увидеть!
– В какой комнате живет этот Затль? – спросил я, терпеливо прослушав новости, которые, в тот момент, меня совсем не интересовали.
– В четырнадцатой, рядом с тобой, – объяснил Эл. – Не советую к нему ходить. Жутко нудный мужик. Кажется, он никого не замечает. Тяжелая меланхолия.
– Давно он вернулся? – продолжал я выспрашивать. – Я еще не читал последние номера бюллетеня… Не знаю, какие экспедиции вернулись и в каком составе… Кажется, я знаком с этим Бертом по Центру Обучения. Мы вместе заканчивали…
– Экспедиция Бранта вернулась три года назад. Они потеряли много людей, – сказал Энор пряча свой приемник под обшарпанную обивку кресла.
– Так я пойду? – сказал я неуверенно.
– Подожди, куда ты так спешишь? – остановил меня Эл. – Одному же скучно!
Однако разговор не клеился и вскоре я попрощался. Эл вышел со мной. Я думал, что он опять начнет открывать мне тайны, которыми потчевал меня в библиотеке. Но он только провел меня к себе.
Когда мы проходили мимо четырнадцатой комнаты, оттуда выскочил один из санитаров. Он тихо выругался и направился к лестнице.
– Что там у него? – бросился за ним Эл.
– Черт бы его побрал! – буркнул санитар. – Он уже два дня не ест. Пусть шеф с ним сам разбирается.
В моей комнате горел свет. На столе стоял недавно принесенный ужин. Эл попрощался со мной у порога и пошел к себе, вниз.
«Странный он, – подумал я. – Ведет себя абсолютно нормально и выглядит симпатично. Однако…»
Я не мог этого сформулировать… но мне казалось, что этот человек присматривает за мной или следит. Быть может из-за постоянного напряжения и сознания важности своей тайной миссии я стал слишком мнительным? Меня ни на минуту не покидало ощущение, что за мной кто-то смотрит…
После ужина я лег в постель и сразу заснул. Разбудил меня какой-то звук. Я не шевелился, постарался дышать ровно, и прислушаться к ночной тишине. Ничего. Наверное показалось со сна…
Вдруг, где-то рядом с постелью что-то зашуршало по полу. «Крыса, – подумал я. – Или что-то забралось через открытое окно. Ящерица! Нет… Слишком громко топает. Надо посмотреть.»
Быстрым движением руки я хлопнул по выключателю над кроватью. Одновременно со щелчком контакта, что-то шмыгнуло по полу. Загорелась лампа. Ослепшим взглядом я просмотрел все углы. Ничего. Если это была крыса, то спряталась в какой-то дыре. Я посмотрел на остатки ужина, которые так никто и не забрал. Оставшийся кусочек хлеба был не тронут…
«Наверное, крыса», – успокоил я себя и погасил свет. В темноте я посмотрел на светящийся циферблат настенных часов, было около одиннадцати. Значит я спал всего час. Мысль о присутствии в комнате крысы мешала заснуть. Я дотянулся до стола, нащупал вилку и положил ее на пол, так чтобы можно было дотянуться. В коридоре послышались шаги. Скрипнула дверь соседней комнаты. Я услышал голос санитара:
– Затль, доктор прост вас зайти к нему. Он просил поторопиться. Вы пойдете сами или мне вас проводить?
Шаги санитара удалились по коридору, по-видимому Затль согласился идти добровольно.
«Прекрасный случай увидеть его», – подумал я.
В эту минуту в углу опять что-то затопало.
– Эта крыса не даст мне заснуть, – пробормотал я, встал и одел халат.
В коридоре послышалось шлепанье мягких тапочек. Это Затль шел к шефу. Я подошел к двери и, не зажигая света, осторожно ее приоткрыл. Но она открывалась так, что я не видел той части коридора, в которой находился идущий. Зато я видел двери четырнадцатой комнаты. Он оставил ее незапертой, внутри горел свет.
Некоторое время я нерешительно стоял в дверях своей комнаты. Я в любом случае хотел увидеть Затля когда он будет возвращаться.
Со стороны лестницы послышались тяжелые шаги. Скоро в поле зрения появился санитар, потом носилки и второй санитар. На носилках лежал человек. Его профиль промелькнул в щелке так быстро, что я даже не мог сказать, видел ли я когда-нибудь это лицо.
Первый санитар отворил ногой двери четырнадцатой комнаты. Они внесли носилки и через минуту вышли, погасив свет и закрыв двери. Проходя мимо моей двери, один из них тихонько ее прикрыл. Я вспомнил про крысу и о том, что должен был позвать санитаров, чтобы они или прогнали ее или дали мне другую комнату.
Я вышел из комнаты, немного поколебался и, наконец, решительно направился к двери четырнадцатой комнаты.
Оле посмотрел на меня и многозначительно постучал себя по лбу. Из кресла в углу поднялся какой-то мелкий, неказистый мужичок. Он направился к выходу, но, проходя мимо, как будто что-то вспомнил, резко остановился и повернулся ко мне.
– Он опять рассказывает… – сказал он тихо. – Не верьте ни одному его слову. После несчастного случая он свихнулся. Время от времени на него находит, но я лучше всех знаю, что все это вздор… В системе Денеба нет никаких разумных существ и никакой цивилизации! Четыре голые планеты, большие как остывшие звезды. Одна гравитация раздавила бы вас как лепешку…
– А вы откуда знаете? – удивился я.
– Знаю, – сказал он твердо и решительно. – Я Ансат Четвертый Квандр, – добавил он и протянул в мою сторону маленькую руку. – Это мое имя. Кроме того, я сцентор космогнозии… Это научный титул. Удивлены? Меня не удивляет ваше удивление. Я не буду объяснять. Извините, но это бессмысленно. Вы все равно не поверите… не поймете… Это не вместится в ваши понятия. Это так будто вы, извините, объясняете троглодиту дифференциальное исчисление. Нет, даже не так… обезьяне – теорию гравитации… Да, я правильно уловил дистанцию, которая нас разделяет. Извините…
Сказав это, он поклонился с чувством превосходства и вышел из библиотеки.
– Не рассчитывай, что тебя минет его идиотская история, – сказал Оле. – Рано или поздно он рассказывает ее всем.
– Тебе уже рассказал?
– Конечно, я здесь уже пол года, а он, как минимум год!
– И о чем он рассказывает?
– Он бредит не хуже Энора… «Ансат Четвертый Квандр», тоже мне, выдумал! – фыркнул Оле. – Остальное тоже высосано из пальца. Он, представь себе, утверждает, что попал сюда из будущего! Якобы участвовал в межгалактической экспедиции двадцать шестого века! Через триста лет, представляешь? Он говорит, что попал в область какого-то «отрицательного времени»… нет, он называет это «изолированная область антивремени»… хитро, да? Вместо двадцать шестого века его отбросило назад и он приземлился в двадцать третьем. Полный абсурд, да?
– А кто он на самом деле?
– Тут не совсем понятно… – ответил Оле с сомнением. – Он прилетел на Землю на каком-то корабле. Один. А этого корабля не нашли в реестрах. Скорее всего он был слишком старым… Знаешь какой тогда был бардак? Даже самое маленькое государство считало своим долгом и делом чести отправить собственную межзвездную экспедицию. Архивы тех времен – большая мусорная яма. Записи потерялись, а на корабле не обнаружили никаких данных для идентификации. Может этот псих их и уничтожил. Его товарищи, наверное погибли где-то в космосе, а сам он долго проспал, потом проснулся и свихнулся от безделья…
– Значит он утверждает, что его экспедиция отправится только через триста лет?
– Вот именно! Он напирает на то, что попал во временную петлю, через некоторое время умрет, а в двадцать шестом веке родится снова, чтобы отправиться к звездам. И так по кругу…
– Надо признать, оригинальная идея.
– О, да. Они всегда находят свежие идеи. Этого у них не отнять. Все это – последствия одиночества в космосе…
Мы долго молчали.
– А ты, Оле? – осторожно спросил я. – Ты тоже летал?
– Немного. И недалеко. Я был на практике, потом сдавал экзамены. На этом все и кончилось. Но моя история совсем не похожа на бредни этих бедолаг. Она полностью правдива и поэтому не такая интересная. У меня был шок, теперь я просто восстанавливаю равновесие… Доктора говорят, что я снова смогу летать в патруле. Знаешь, это чертовски нудная работа, но что делать, если межзвездные экспедиции отправляются так редко. Кроме обычных межпланетных перевозок, которые еще скучнее, это единственный способ летать. Если хочешь, могу рассказать как я здесь оказался. Это очень простая и короткая история…
Я охотно согласился послушать. Линдгард кивнул головой, уселся поудобнее и тихим монотонным голосом начал рассказывать:
– На третьем курсе меня назначили на «Краб». Это маленький патрульный корабль среднего радиуса. Надо было налетать сколько-то астрономических единиц, потом экзамен, и получаешь лицензию самостоятельного пилота патруля.
Со своим инструктором я познакомился только в кабине «Краба»… Он сидел справа. Мы поздоровались. Голос у него был приятный, звучный и ровный… Это и все, что я мог про него сказать после первого полета. Скафандр и шлем его полностью скрывали. Впрочем, так же, как и меня…
Он был прекрасным командиром и редким пилотом. Даже мне, новичку, это бросилось в глаза еще в первом полете… Все время, пока мы вели ракету, его руки лежали на рычагах, дублирующих систему управления. Каждое мое неверное движение вызывало немедленную реакцию этих внешне неуклюжих рук в толстых перчатках. Иногда мне казалось, что он узнает о моих ошибках еще до их совершения. Это было неестественно, я начал привыкать к этому только после нескольких маневров. Его ненавязчивое присутствие давало ощущение стопроцентной надежности полета. С ним, даже когда он неподвижно лежал в кресле и, казалось, спал, я чувствовал себя в безопасности. Не знаю отдыхал ли он. Мне неоднократно приходило в голову что он никогда не спит или спит очень чутко. Любое движение кабины или щелчок детектора пыли, сразу его будили. Он застывал перед управлением, готовый прийти на помощь в любой момент…
Я ни разу не видел как он ест и думал, что он утоляет голод когда я сплю. Первый совместный рейс длился две недели. Во втором мы углубились в район пояса астероидов, где мне предстояло блеснуть своими навигаторскими способностями. Программа экзамена предусматривала посадку на Церере, демонтаж одного из топливных баков и несколько тестов в условиях ограниченной связи.
Все у меня получалось неожиданно хорошо. Присутствие командира действовало как успокаивающее средство. Кажется, я не сделал ни одной ошибки. Когда мы легли на обратный курс, он сказал только одно слово: «Сдал.» Мне нравилось, что он так сдержанно относится как к моим ошибкам, так и к успехам.
Я ни разу не видел его без скафандра и вне ракеты. Когда я покидал ее после рейса, он оставался, проверяя какие-то мелочи в бортжурнале. Его добросовестность и усердие меня просто удивляли.
После сдачи экзамена, когда мы по известному, облетанному десятками ракет, курсу возвращались к Земле, я подумал, что мне с ним никогда не сравняться… Рядом с его способностями, я чувствовал себя дураком и даже решил, что таких пилотов нельзя давать неопытным ученикам. С ним я потерял ощущение собственной значимости и получил уверенность – пока он в кабине, ничего плохого случиться не может.
Ракета шла к Земле как по струнке, ничего особенного не происходило и я, как обычно, предложил ему партию в шахматы. Он согласился. Играли мы на память, без доски. Мне это было трудновато, но я старался не подавать вида. А он играл великолепно, и при этом умудрялся следить за контрольной панелью и замечать мельчайшие детали на экранах. Если честно, мне ни разу не удалось у него выиграть, но я быстро смирился, в этой области он был недостижим…
После одного из ходов я очень долго ждал его ответа. Раньше он никогда так долго не думал. Я решил, что он заснул или задумался над чем-то другим, и не прерывал его молчания. Только через двадцать минут, я попытался заговорить. Он не отозвался.
Забеспокоившись, я перегнулся через подлокотник, но ремни мешали достать до его руки. Я расстегнул их и цепляясь за скобы поплыл в его сторону. Взяв руку, лежащую на управлении, я не ощутил сопротивления! Я быстро подтянулся к его лицу и заглянул под шлем. Впервые я видел его лицо так близко, оно показалось мне каким-то неестественным. Глаза были открыты, но казались мертвыми, неподвижными и пустыми. Я дернул его за руку, ни одно движение не нарушило неподвижности этой восковой маски. Вдруг, безвольная ладонь начала понемногу сжимать мое запястье. Твердые пальцы судорожно сомкнулись, я даже вскрикнул от боли. Больше в нем ничего не пошевелилось, будто эта рука жила собственной, самостоятельной жизнью.
Я рванулся назад, пытаясь освободить руку от болезненного захвата. Безрезультатно, перчатка крепко держала запястье.
Внезапный приступ страха заставил меня схватиться свободной рукой за скафандр на груди командира. Вместо мягкой подкладки я почувствовал под рукой жесткую металлизированную ткань. Я дернул изо все сил и застежка открылась… И тогда… Перед моими глазами предстало содержимое скафандра… Вместо человеческого тела я увидел… пучки кабелей и гидравлических шлангов, исполнительные механизмы и радиодетали…
Я потерял контроль над собой. Вырывая все еще захваченную руку, я запрыгнул на него и начал пинать куклу-командира кованными ботинками… Какой-то из шлангов лопнул, по ткани скафандра расползлось масляное пятно, захват ослаб, после чего мертвая механическая ладонь отпустила мое запястье…
Это была машина! Не человек, а его модель, исполнительный механизм соединенный с компьютером ракеты! Это был эксперимент, понимаешь? Именно у этой машины, а не у меня проверялись способности пилота… А я… я должен был вести себя так, как будто рядом опытный пилот… Поэтому кукла была похожа на человека… Поэтому никто мне ничего не сказал! И именно эта кукла подвела… Я был ее дублером, на тот случай, если что-то произойдет… Всю мою уверенность как ветром сдуло… Несмотря на шок, я как-то ухитрился доставить корабль на околоземную орбиту, откуда меня снял другой патруль…
Оле остановился вглядываясь в какую-то точку на стене.
– Вот такой у меня был командир… – продолжил он через минуту с ноткой иронии в голосе. – Вообще-то я успел к нему привязаться. Для меня он был образцом для подражания, недостижимым идеалом. Я полюбил его, а он оказался мерзким механическим манекеном, роботом…
Оле перенес взгляд на мое лицо и некоторое время, с выражением подозрительности изучал его. В друг глаза его расширились и зажглись диким огнем. Прежде чем я успел сориентироваться, он напрягся и прыгнул на меня.
– А ты? Ты?! – кричал он дергая меня за грудки. – Ты тоже робот!
Он безумно вырывал лацканы моего пиджака. Пытаясь освободиться, я машинально схватил его за запястье, чтобы оторвать его руку от одежды. И тогда он взорвался новой волной спазматических криков.
– Прочь, прочь!!! – выл он в диком испуге. – Отпусти, сейчас же отпусти! Мерзкий автомат! Выключайся, немедленно выключайся! Ты не настоящий!
Он отпрыгнул, вырвав у меня свою руку. За ним неожиданно вырос черноволосый великан, должно быть тот человек, который до сих пор сидел в углу комнаты. Он схватил Оле за плечи и выволок его в коридор. Я услышал как он крикнул глубоким голосом:
– Санитар! У Линдгарда опять приступ. Заберите его!
Через минуту он вернулся и, неуклюже поклонившись, сказал:
– Не волнуйтесь, для него это обычно… Это повторяется с каждым новичком… Через час пройдет, и он все забудет. Меня зовут Конти, – добавил он через секунду и протянул мне руку.
Потом, склонившись надо мной, он прошептал:
– Но это не настоящее имя. Меня вообще нет! То есть я есть… но я не человек! – добавил он, увидев на моем лице плохо скрытую тень испуга. – Меня подменили, понятно? Настоящий Конти остался на шестой планете системы Веги, а вместо него прислали меня! Но… – он приложил палец к губам, – никому, ничего! Я знаю, что ты тоже… того… правильно? Галактиты? Тебя тоже, я знаю! Таких я всегда узнаю, не бойся! Но те, что здесь, не узнают, не поймут… Нам надо держаться вместе! – Он с такой силой хлопнул меня по плечу, что я закачался. – Ну, порядок? Уж мы им…
Он сделал неопределенный жест рукой, таинственно улыбаясь подмигнул мне и вышел.
В библиотеке остался только я.
Удобно усевшись в углу, я достал микрофильмы и лупу. Я выбрал характеристики трех человек с которыми успел познакомиться. Четвертого Квандра я найти не смог, поскольку не знал его настоящего имени. Оле говорил, что его зовут как-то иначе…
С Оле Линдгардом, все было ясно. То что было о нем написано, полностью совпадало с тем, что он рассказал. Его случай был определен как «ассоциативная травма, вызывающая истерически-боязненную реакцию». По мнению Квина, через год, все симптомы должны исчезнуть. К настоящему времени он добился того, что Оле подозревал в «искусственности» только новых, увиденных впервые людей. Первоначально он бросался даже на старых знакомых, причем по несколько раз подряд, всякий раз, когда затрагивались вопросы, связанные с его службой в космосе.
История болезни Энора лишь немного совпадала с его рассказом. Энор никогда не летал дальше Луны. Он действительно работал на Селене, но очень не долго и как практикант. Сейчас ему шестьдесят два биологических года. В тот день когда произошла окутанная тайнами, легендами и туманом необъяснимых загадок катастрофа на базе Селен, ему было чуть больше двадцати. При взрыве он потерял обе ноги. Его нашли в нескольких десятках метров от развалин базы, у склона Иппарха. Он находился во второй стадии клинической смерти, после начала структурных изменений мозга. Неоднократные попытки пересадки и воссоздания тканей не дали результата. Если бы в таком состоянии его вернули к жизни, жить он бы не смог. Его оставили в анабиозе, и двадцать лет он ожидал прогресса в области регенерационной хирургии мозга. Последующие попытки дали гораздо лучшие результаты.
Вернувшийся к жизни Энор, казалось был абсолютно нормален, однако, когда ему предложили регенерировать конечности, он заупрямился. С тех пор он и начал рассказывать свою необычную историю о контактах с жителями Денеба. Некоторое время он работал в службе космической связи на Земле, но слишком часто требовал отправить его на Луну. Затем состояние ухудшилось и он начал пренебрегать своими обязанностями.
Его направили для наблюдения в заведение доктора Квина. Пять лет лечения специальными методами не дали никакого эффекта: Энор до сих пор рассказывает свою сумасшедшую историю, постоянно дополняя ее новыми подробностями.
Последней я нашел информацию о Конти и начал читать ее с возрастающим интересом:
«Эл Конти, участник экспедиции „Коралла“ в систему Крюгер-60. Планетолог. На третьей планете системы исчез вместе с пилотом ротоплана, Лораном. После положенных семидесяти двух часов, их поиски прекратили. Через несколько часов Конти неожиданно вернулся. С признаками сильного истощения, психического расстройства и частичной потерей памяти. На вопросы о пилоте и ротоплане ответить не смог. Поиски были возобновлены, в радиусе в два раза большем, чем Эл мог пройти за семьдесят часов. Никаких следов ротоплана не обнаружено. Созданная комиссия приняла версию, по которой Лоран оставил Конти на небольшом расстоянии от базы, а сам отправился дальше. Он должен был вернуться, но вследствие аварии, вовремя не появился. Необходимо добавить, что в тот день связь была очень плохой, сильные атмосферные помехи (обычное для системы Крюгер-60 явление) сводили на нет все попытки связаться с ротопланом уже через несколько минут после старта.
Конти до сих пор не привел удовлетворительных объяснений. Он неоднократно менял свои версии событий, но ни одна из них не выдерживала критики.
В заведение доктора Квина направлен вскоре после возвращения. Находится там около полугода. Улучшения памяти пока не замечено.»
Дочитав до конца, я еще раз подумал о каждом из этой тройки.
«Может ли кто-то из них быть… агентом чужой цивилизации? Как все, так и ни один из них. Поскольку „вербовка“ на такую роль должна была произойти в отдалении от планеты, все были подозрительны в одинаковой степени.»
Как среди пациентов найти того, или тех, кому посылаются сигналы из космоса, направленные на этот одинокий остров?
Не знает ли отправитель сигналов, что его посылки обнаружены и перехвачены? Это односторонняя передача инструкций или регулярный обмен информацией? Сигналы, излучаемые в противоположном направлении до сих пор не обнаружены… Мои размышления прервал санитар, который пригласил меня поесть. Еду принесли в мою комнату. Рядом с подносом я нашел листок из блокнота, на котором виднелось несколько поспешно написанных слов:
«Для Вас пришла радиограмма из Руководства. Вам присвоена третья группа межзвездного пилотажа. Кроме того, переданы поздравления от Кэй.
#Квин.»
Я дважды прочитал эту короткую записку. Кэй – это были сигналы из космоса, «третья группа» означала время их появления. Я проверил по своей шифровальной таблице – да, это означало время от пяти до половины шестого… Значит, уже после моего прибытия в заведение, в то время, когда я разговаривал… сейчас, с кем я разговаривал в это время?
Память у меня хорошая, а в данном случае я запоминал все особо. В библиотеку я вошел ровно в четыре пятьдесят четыре. С этой минуты передо мной были все четверо. Энор покинул комнату через десять минут. Минуты через две после него вышел Квандр (как же, черт побери, его зовут?). Конти вывел Оле минут в двадцать шестого…
«Вот дьявол, – подумал я, – ни одного из них я не видел полные пол часа».
Я вызвал санитара, который пришел примерно через минуту, и попросил его сходить в кабинет доктора и узнать подробности о моем повышении. Прежде чем я закончил есть, он вернулся с ответом.
«Руководство объясняет, что Вы получили повышение согласно параграфу восемнадцатому, пункту четвертому, со всеми вытекающими последствиями.
#Квин.»
Я посмотрел в таблицу. Восемнадцать – это минуты от десятой до пятнадцатой. Четыре – первая минута… Значит точно: от семнадцати десяти до семнадцати одиннадцати. В это время приняты сигналы… В это время я разговаривал с Оле… Следовательно, он не мог быть получателем. А все остальные?
В дверь постучали. Я едва успел спрятать свои записи, как показалась черная шевелюра Конти.
– Пойдем! – сказал он сощурившись.
Ни о чем не спрашивая, я пошел за ним. Он повел меня по коридору, толкнул одну из дверей и пропустил меня вперед.
Посреди комнаты сидел Энор в своей коляске. Когда мы вошли, он испуганно вздрогнул и попытался спрятать что-то под плед, которым был укрыт. Из под ткани выглядывал кусок провода.
– Не бойся, старик. Это свои! – успокоил его Эл, запирая двери.
Я посмотрел на выглядывающую из-под одеяла ладонь Энора. Он держал примитивно собранный радиоприемник.
– Энор занимался электроникой, – объяснил Эл, – и благодаря этому, почти из ничего слепил этот приемник. Мы слушаем новости со всего мира. Здесь можно принять Новую Зеландию и часть Антарктиды. Правда, это строго запрещено… Единственный приемопередатчик находится у шефа, и тот все время заперт.
– Старик допустил одну ошибку, – засмеялся Энор. – Как-то он попросил меня исправить свой приемник. И не такое чинили! Я немного поменял схему и у меня осталось несколько элементов…
– В каких диапазонах работает твой приемник? – спросил я как можно безразличнее.
– А какие вам надо? – гордо усмехнулся он.
– Да так… никакие, просто спросил…
– Я могу принимать сигналы до пятисот мегагерц.
– Но ведь ультракороткие волны с ближайших станций не доходят до острова, – заметил я.
Энор хитро улыбнулся.
– Вы думаете, что я слушаю радио просто так, для своего удовольствия? Милый мой, я знаю что делаю и зачем… Обычно они передают на самых коротких волнах! Ну, те, с Денеба, про которых я рассказывал. Приходится следить, слушать…
– Ладно, ладно! – прервал его Эл, по-заговорщически толкнув меня локтем. – Давай Новую Зеландию, сейчас будут новости!
Приемник зашумел и вдруг заговорил необычно четким голосом диктора.
«Значит так сюда попадают новости!» – подумал я, а вслух спросил:
– Этим источником информации пользуются все пациенты?
– Все, кроме этого идиота Лобнера…
– Кто это?
– Тот, что выдает себя за Ансата Четвертого Квандра. И есть еще один, которому мы не доверяем, – объяснил Энор. – Он тут всего четыре дня. Ты его не видел, он всегда сидит у себя в комнате и смотрит в потолок или окно…
– Как его зовут?
– Точно не знаю. Вроде бы Берт. Кажется, он с одной из старых экспедиций. Но свихнулся только недавно.
– Его зовут Берт Затль, или что-то в этом роде, – буркнул Эл.
Я вздрогнул. Это имя было мне известно!
– Он случайно не из экспедиции Бранта, из две тысячи сто восьмого?
– Кажется… – задумался Эл. – По-моему так доктор и сказал, когда я спросил, что это за парень.
Да… Это мог быть тот Берт, которого я знал. Он отправился за год до меня, но в противоположном направлении. Лететь ему было поближе, поэтому вернуться он мог намного раньше. Надо его увидеть!
– В какой комнате живет этот Затль? – спросил я, терпеливо прослушав новости, которые, в тот момент, меня совсем не интересовали.
– В четырнадцатой, рядом с тобой, – объяснил Эл. – Не советую к нему ходить. Жутко нудный мужик. Кажется, он никого не замечает. Тяжелая меланхолия.
– Давно он вернулся? – продолжал я выспрашивать. – Я еще не читал последние номера бюллетеня… Не знаю, какие экспедиции вернулись и в каком составе… Кажется, я знаком с этим Бертом по Центру Обучения. Мы вместе заканчивали…
– Экспедиция Бранта вернулась три года назад. Они потеряли много людей, – сказал Энор пряча свой приемник под обшарпанную обивку кресла.
– Так я пойду? – сказал я неуверенно.
– Подожди, куда ты так спешишь? – остановил меня Эл. – Одному же скучно!
Однако разговор не клеился и вскоре я попрощался. Эл вышел со мной. Я думал, что он опять начнет открывать мне тайны, которыми потчевал меня в библиотеке. Но он только провел меня к себе.
Когда мы проходили мимо четырнадцатой комнаты, оттуда выскочил один из санитаров. Он тихо выругался и направился к лестнице.
– Что там у него? – бросился за ним Эл.
– Черт бы его побрал! – буркнул санитар. – Он уже два дня не ест. Пусть шеф с ним сам разбирается.
В моей комнате горел свет. На столе стоял недавно принесенный ужин. Эл попрощался со мной у порога и пошел к себе, вниз.
«Странный он, – подумал я. – Ведет себя абсолютно нормально и выглядит симпатично. Однако…»
Я не мог этого сформулировать… но мне казалось, что этот человек присматривает за мной или следит. Быть может из-за постоянного напряжения и сознания важности своей тайной миссии я стал слишком мнительным? Меня ни на минуту не покидало ощущение, что за мной кто-то смотрит…
После ужина я лег в постель и сразу заснул. Разбудил меня какой-то звук. Я не шевелился, постарался дышать ровно, и прислушаться к ночной тишине. Ничего. Наверное показалось со сна…
Вдруг, где-то рядом с постелью что-то зашуршало по полу. «Крыса, – подумал я. – Или что-то забралось через открытое окно. Ящерица! Нет… Слишком громко топает. Надо посмотреть.»
Быстрым движением руки я хлопнул по выключателю над кроватью. Одновременно со щелчком контакта, что-то шмыгнуло по полу. Загорелась лампа. Ослепшим взглядом я просмотрел все углы. Ничего. Если это была крыса, то спряталась в какой-то дыре. Я посмотрел на остатки ужина, которые так никто и не забрал. Оставшийся кусочек хлеба был не тронут…
«Наверное, крыса», – успокоил я себя и погасил свет. В темноте я посмотрел на светящийся циферблат настенных часов, было около одиннадцати. Значит я спал всего час. Мысль о присутствии в комнате крысы мешала заснуть. Я дотянулся до стола, нащупал вилку и положил ее на пол, так чтобы можно было дотянуться. В коридоре послышались шаги. Скрипнула дверь соседней комнаты. Я услышал голос санитара:
– Затль, доктор прост вас зайти к нему. Он просил поторопиться. Вы пойдете сами или мне вас проводить?
Шаги санитара удалились по коридору, по-видимому Затль согласился идти добровольно.
«Прекрасный случай увидеть его», – подумал я.
В эту минуту в углу опять что-то затопало.
– Эта крыса не даст мне заснуть, – пробормотал я, встал и одел халат.
В коридоре послышалось шлепанье мягких тапочек. Это Затль шел к шефу. Я подошел к двери и, не зажигая света, осторожно ее приоткрыл. Но она открывалась так, что я не видел той части коридора, в которой находился идущий. Зато я видел двери четырнадцатой комнаты. Он оставил ее незапертой, внутри горел свет.
Некоторое время я нерешительно стоял в дверях своей комнаты. Я в любом случае хотел увидеть Затля когда он будет возвращаться.
Со стороны лестницы послышались тяжелые шаги. Скоро в поле зрения появился санитар, потом носилки и второй санитар. На носилках лежал человек. Его профиль промелькнул в щелке так быстро, что я даже не мог сказать, видел ли я когда-нибудь это лицо.
Первый санитар отворил ногой двери четырнадцатой комнаты. Они внесли носилки и через минуту вышли, погасив свет и закрыв двери. Проходя мимо моей двери, один из них тихонько ее прикрыл. Я вспомнил про крысу и о том, что должен был позвать санитаров, чтобы они или прогнали ее или дали мне другую комнату.
Я вышел из комнаты, немного поколебался и, наконец, решительно направился к двери четырнадцатой комнаты.