Зегерс Анна. Сказания о неземном

Зегерс Анна
Сказания о неземном

   АННА ЗЕГЕРС
   СКАЗАНИЯ О НЕЗЕМНОМ
   Пер. с немецкого Е. Факторовича
   Самое тяжелое осталось позади. По крайней мере он думал, что преодолел уже главные тяготы. Так всегда кажется поначалу. В действительности ты перенес лишь первые испытания бледную тень того, что непременно ждет тебя впереди.
   Он перевел дух. Приземлился он точно в запланированном месте, внутри городских стен. Приборами, которыми его оснастили, он владел, как своими пальцами: достаточно одного движения, и он свяжется с друзьями; они ответят ему, а если потребуется, помогут.
   Ни малейшего беспокойства - таков уж он был по природе он не ощущал, убежденный, что ему повезет. Перед отлетом друзья сказали ему: "Если тебе повезет, ты будешь первым. А если нет, мы будем знать, что не удалось, и завершим начатое тобой. Это мы тебе обещаем".
   Друзья считали, что слова эти подстегнут его. И они его подстегнули. Хотя он сам, конечно, не стал бы свидетелем следующего, удачного полета... Но мысль о том, что он может погибнуть и ничего больше не увидеть, он, в предчувствии будущего триумфа, отметал.
   Он шел вперед без страха, раскрепощенно, как будто меры предосторожности и необходимость связи с друзьями были им забыты. Сначала он шел вдоль берега реки. потом поднялся в горы. Перед ним, окруженная холмами, лежала долина, посреди которой возвышался довольно крутой холм. А вокруг него вырос небольшой город. Речушка-змейка проникала в город под городской стеной и, вынырнув под противоположной, исчезала где-то на равнине.
   Стоящий в сторожевой башне наблюдатель мог охватить взглядом значительную часть равнины. Он следил как за главным торным путем, так и за ответвлявшейся от него дорогой через подъемный мост, ведущей прямо в город. Наблюдатель мог поднимать и опускать мост по собственному усмотрению, на то имелись полномочия от самого бургграфа: времена были неспокойные.
   Наблюдатель не заметил, что кто-то приземлился. Зачем ему следить за голым откосом внутри городских стен? На прошлой неделе овечьи отары сожрали там последнюю траву. После неоднократных прошений и солидного откупного бургграфу горожане получили разрешение пасти своих овец на лугах за городскими стенами.
   Пришелец поднялся на откос. До него донесся едва слышный шелест. Остановился, прислушался. Почувствовал какой-то незнакомый, острый запах. Какая зелень вокруг! Как накатываются ее волны!
   Он слегка отпрянул - светло-зеленые волны уже обнимали его колени. А другие - средней величины, темно-зеленые, с пенистыми гребешками скоро достигнут его плеч. Нагибаться смысла нет. Первая же большая зеленая волна поглотит его с головой. Он был так поражен, что не чувствовал даже страха. Волны колыхались над его головой, но не обрушивались на него, и самого течения их не чувствовалось. Они как будто вросли корнями в землю. Этот лес не похож на те, которые он знал. Но это был лес. На егородине стволы у деревьев высокие, без сучьев, а в кронах - грозди сочных плодов. Он не знал ни здешних кустов, ни молодой поросли, ни этой тонкой, все время подрагивающей травы, ни этих белых, желтых и голубых цветов, внимательные глаза которых выглядывали из мягких волн травы, не знал он и белопенных цветов в кронах деревьев. Когда он углубился в лес, такой пахучий и шумный, он увидел в листве светлый блеск и, откинув голову, - небесную голубизну; тут он понял, что все это сияние происходит от единственного солнца, которое у них здесь имеется. Выйдя из леса, он увидел это самое солнце, повисшее над долиной.
   Оказалось, что то, что он поначалу принял за вершину холма, пронзившего серо-голубой воздух, - это вроде строения, высеченного в вершине, с зубчатыми стенами и многочисленными башнями. Чтобы наблюдать за небом и землей, предположил он.
   Неожиданно из города по направлению к лесу потянулся людской поток. Скоро он узнает, какие они, здешние. Приближались они группами и поодиночке. Спрятавшись в кустах, он наблюдал за тем, как они медленно спускаются по ступеням, высеченным в склоне. Одежда на них длинная, тяжелая. Фигуры их показались ему тщедушными. И все же, насколько он мог разобраться, они чем-то походили на него. Только вот вид у них какой-то нездоровый. Может быть, они поражены болезнью или их что-то гнетет; быть может, им неудобно в этих одеяниях или их преследует телесный недуг. Роста они были не маленького, но и не особенно высокого. В их телосложении, в их походке нет ничего чуждого ему - удивляла лишь непонятная слабость, угнетенность, бесцветность. Но для него как раз безопаснее, что они таковы.
   Он уже почти привык к тому месту, где находился. Решил не искать никаких встреч, но и не избегать их. Передал друзьям: "Посадка прошла успешно". Еще несколько минут назад первый сеанс связи казался ему крайне важным: он как бы станет залогом связи непрерывной." А сейчас эта связь стала обыкновенной обязанностью, обусловленной для него всем тем, что он здесь увидит и услышит.
   Не успел он снова укрыться в кустах, как увидел, что кто-то быстро, скачкообразно приближается к нему. Он встал в полный рост и расправил плечи.
   Они чуть не столкнулись. Это была девушка. Голова ее туго повязана белым платком. Чтобы смотреть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову.
   Ему никогда прежде не доводилось видеть таких глаз: прозрачных, бездонных. И никогда еще он не видел на чьем-нибудь лице такой одухотворенности. Девушка хотела сказать ему что-то, но только пошевелила губами. Одним пальцем потрогала его рукав. Коснувшись гладкой, как стекло, упругой материи, отдернула руку, будто обожглась. Уголки ее губ вздрогнули еще несколько раз, пока она не взяла себя в руки и не проговорила:
   - Я точно знала, что ты придешь! Как быстро ты долетел до нас! Я видела собственными глазами, как ты явился с неба.
   Он был донельзя удивлен:
   - Ты? Меня?
   - Да, - сказала девушка. - Даже мой отец не поверил мне, хотя он тоже ждет тебя, ждет, ждет. Так же, как я, и даже еще сильнее. А его жена - это моя мачеха, сказала, будто то, что я видела, - это всего лишь падающая звезда.
   - Это так выглядело отсюда?
   - Да нет. Для меня нет. Крылья они крылья и есть.
   Он погладил ее ладонью по голове, теплой, как у птицы.
   - Как же зовут тебя, девушка?
   - Мария.
   - А как ты думаешь, кто я такой?
   - Один из семи, стоящих перед творцом. Может быть, ты Михаэль?
   - Называй меня, как хочешь, называй Михаэлем. А кто эти семь? И кто такой творец?
   - Меня-то ты не обманешь, - проговорила девушка, хитро усмехнувшись. Она все еще была бледна и не могла унять дрожи. - Я знаю, ты оттуда, "сверху". Я знаю, ты - от него.
   - Ни в коем случае не говори никому в городе, что я здесь, - сказал он.
   - Никому, - пообещала девушка. - Кроме моего отца. Ему да. Уж очень он ждал тебя. Было бы несправедливостью не сказать ему, что ты наконец пришел. Ему так нелегко было ждать. Над ним часто смеялись. Пойдем, я покажу тебе место, где ты сможешь спокойно отлежаться, пока я не поведу тебя к нему.
   Она шла по лесу впереди него, то поднимаясь на холм, то спускаясь. Потом остановилась:
   - Вот наш хлев. Сейчас им не пользуются. Овцы на летнем пастбище. Я принесу тебе куртку отца. А после мы пойдем к нему в мастерскую. Мой отец работает день и ночь. Ты пойдешь со мной?
   - Конечно, - сказал он.
   Так ему удалось не только удачно приземлиться, но и установить контакт с разумными существами. Все произошло само собой. И как легко все это получилось! Девушка казалась ему давно знакомой, будто эта встреча не была их первой встречей. Но что его поразило еще больше, так это то, что, увидев его, девушка вовсе не испугалась. Она словно ждала прилета гостей с чужих звезд. Как хорошо понимали они друг друга! Он старался не упустить ни слова, ни звука из языка, на котором здесь говорили. Пусть остальные принимают его, скажем, за путешественника, прибывшего сюда из дальних стран после долгого пути.
   Отослал депешу: "Все идет хорошо. Я остаюсь". И тотчас же получил ответ: "Ждем в условленном месте".
   Он вышел из пустого хлева на воздух. На небо, покрытое звездами, смотрел без тоски по родине. Найдя точку, которую искал, отвел взгляд от неба и обратил его на равнину. Она простиралась от городских стен до далекой цепи холмов. Отыскал глазами отару овец, о которой говорила девушка; сейчас овцы привязаны к колышкам.
   Михаэль узнал ее шаги. При виде его девушка снова затрепетала от радости. Она принесла ему отцову куртку. Она едва доставала ему до бедер, напоминая накидку. Девушка вертелась вокруг него с грацией кошки, оглядывала его и так и эдак, говоря:
   - Ты точь-в-точь как рыцарь, только еще лучше.
   Если днем его поразил свет солнца, оживлявший все сущее, то сейчас он был очарован светом одной-единственной луны. Все вокруг серебрилось. Он сказал:
   - Мария, вон там, наверху, - это моя родная звезда.
   Ее губы дрогнули, прежде чем она произнесла:
   - А я думала, ты из Семизвездья.
   - Почему?
   - Потому, что вас семь. И у каждого своя звезда.
   - Семь? Но почему? В этот раз нас двадцать три.
   - Вот вас сколько! - удивилась она. - А мой отец и на сей раз мне не поверил. Можешь себе представить? Сказал мне: "Если незнакомец хочет говорить со мной, приведи его в мастерскую затемно".
   Девушка провела его мимо каменной стены какого-то строения к боковой двери низкого деревянного дома. Сквозь щели виднелся свет, слышалось постукивание молотка. Ему пришлось пригнуться, переступая вслед за нею порог. Высоким, дрожащим от волнения голосом она проговорила:
   - Вот он.
   Невысокого роста мужчина, стоявший перед верстаком, повернулся. Его халат и борода были покрыты пылью. Он посмотрел на пришельца своими темными, зеленоватыми глазами без удивления, без недоверия, но напряженно-испытывающе. Спокойно проговорил:
   - Я Маттиас, мастер. Моя дочь рассказала мне о вас. Она говорит, что вы - издалека. И что зовут вас Михаэль. - И с вымученной улыбкой добавил: - Ребенку показалось, будто вы с неба.
   Лицо у мастера такое же болезненно-озабоченное, как - по представлению пришельца - у всех здешних жителей. Передвигался мастер с трудом, слегка хромая. Он принес вина, разлил по кружкам, сказал:
   - Добро пожаловать, Михаэль, - и поднял кружку в честь гостя, а тот медленно, смакуя, отпил - первый глоток после своего приземления. Сказал мастеру:
   - Твоя дочь права. Я прибыл издалека. Тебе тоже не приходилось еще видеть существо, которое явилось бы из такой дали. Да, она права - с другой звезды.
   Бородатый мужчина слушал его, опустив глаза. Молчал, думал. Он привык к необычным гостям из дальних стран, говорящим на самых странных языках. Привлеченные его славой, сюда приходили и мастера, и их ученики. Особенно поражала всех его последняя работа - алтарь, изображающий тайную вечерю. Вокруг этого произведения разгорались жаркие споры, ибо его вера звучала здесь отчетливо, как проповедь.
   Многие решительные мужчины были готовы сплотиться вокруг него, чтобы защитить свои права. Они чувствовали, что его творчество выражает их думы.
   Он давно уже ждал, каких-то важных перемен. Может быть, визита этого высокого и гордого гостя, стоящего перед ним. Речь его звучала странно, употреблял он слишком уж необычные слова. Без сомнения, человек он ученый. Язык этих ученых и схоластов чаще всего полон выражений и оборотов, проникнуть в смысл которых простому смертному дано лишь после долгих размышлений о их потаенном смысле. При общении же с бургтрафом необходима осторожность. И с ним, и с его союзниками в городе и ближайших крепостях. Достаточно знака, поданного из высокой башни замка, как весть через окрестные деревни полетит во все крепости. От одного союзника бургграфа к другим. И тогда они пошлют сюда своих солдат...
   Маттиас объяснил гостю эту опасность. Тот напряженно слушал. Он понимал отдельные слова, но не мог ухватить их сути. Потом, тщательно выбирая выражения, произнес речь, показавшуюся Маттиасу темной и загадочной.
   - Более тысячи лет назад, считая по вашему Солнцу, была высажена наша первая группа. Тогда шли непрекращающиеся войны. Когда позднее приземлялись другие, снова горели многие города. У нас решили, что войны ведутся между земледельцами и кочевниками. Оседлые земледельцы, очевидно, победили, потому что города были отстроены заново.
   Маттиас подумал: "Он, наверно, говорит о нашествии гуннов".
   Гость продолжал:
   - Мы наблюдали за вами; мы знали, что у вас до сих пор ведутся войны. Но знание и проникновение в смысл - вещи разные.
   Маттиас ответил ему с живостью:
   - Я хочу говорить с тобой в открытую. Ты сам сказал: "Знать и проникнуть в смысл - вещи разные". Я знаю: бог меня никогда не оставит. Но когда я проникну в смысл, все может выглядеть по-другому, чем я, слабый человек, могу себе представить. Сегодня, когда испытание уже так близко, - может быть, войска уже движутся на нас, - я предчувствую, как это будет: Он меня не оставит никогда. Если я действительно верю в него. Он до последних мгновений будет жить в моих мыслях. И под пытками, и в час смерти. Он меня не оставит, а это значит, что я не оставлю его. Ты меня понимаешь?
   Оба они забыли о девушке. По лицу Марии скользили то тень надежды, то тень разочарования. Неужели отец так и не поверил ей? Ведь Михаэль - ангел господень. Он сам сказал: "Я прилетел со звезд".
   В голосе отца все еще звучало сомнение. Она не знала никого, кто был бы предан богу больше, чем отец. Он почти никогда не покидал этой мастерской и большой соседней комнаты, где стояли его готовые работы. Здесь же он принимал студентов, школяров, гостей из других городов, приходивших за советом, посланцев от крестьян и горожан. В последнее время чаще всего речь шла о той опасности, которая грозит им, если войско бургграфов придет сюда раньше крестьянского войска. Но Мария никак не могла понять, чего же отец боится сейчас, когда перед ним стоит Михаэль, ангел.
   Отец проговорил:
   - Пойди к матери, Мария, пусть накрывает на стол. У нас гость.
   Михаэль последовал за мастером. Но вдруг, удивленный, остановился. Его глаза не отрываясь смотрели на шпалеру, отделявшую маленькую мастерскую от большой комнаты. В растерянности глядел он на мягкие краски ткани, прошитой золотыми нитями: здесь была изображена сцена охоты под троном богородицы. Мастер Маттиас объяснил:
   - Эту картину тридцать девушек вышивали три года.
   Михаэль спросил пораженный:
   - Тридцать девушек? Три года? Зачем? Для чего?
   А про себя подумал: "Слова я понимаю. Их звучание. Но не понимаю, что они означают".
   Он не мог оторвать глаз от шпалеры. Медленно оживало перед ним светлое лицо, развевающиеся платья, цветы. Прошло немало времени, пока перед его взором из голубых, золотых и зеленых красок встала вся картина. Наконец он увидел ее, но словно неживую, или нет - она жила, но ее как бы не было. Никогда на его звезде никому не пришло бы в голову сотворить такую вещь. У них не было ни времени, ни сил для создания подобных полотен.
   Вслед за Маттиасом прошел он в большую мастерскую. Мария быстро зажгла две свечи перед алтарем из букового дерева, ждавшим здесь своего завершения. Мастер с гордостью взглянул на потрясенное лицо гостя. Глаза Михаэля светились от необъяснимого счастья. И мастер радостно вздохнул: в этот миг, когда на лице гостя отразилось его творение, он забыл все страдания и страхи последних дней.
   Михаэль осторожно ощупал голову Иоанна, покоившуюся на груди бога, складки его наряда, лоб и рот, дотронулся до руки Иуды, протянувшейся за солонкой. Отступил немного, спросил:
   - Что это?
   Мастер Маттиас ответил:
   - Тайная вечеря - мое последнее творение. Я подарю его церкви святого Иоанна.
   - Но как же можно создать такое? - спросил пораженный гость.
   - Бог вложил в меня дар, - спокойно объяснил мастер. - А учился я с детских лет.
   - Но зачем? Какая в этом польза?
   - Я тебя не понимаю. Это делается во славу бога, для радости и поучения нашей общины. Иисус, Иоанн, Иуда - их лица будут узнаны. Кое-кто будет уязвлен. Так пусть будут уязвлены те, кто всегда приносил нам горести: нечестные дела, подлые приказы, подати и вымогательства всякого рода, предательства и слежку. Они поймут наконец, кто такой Иуда, постоянно предающий бога.
   Через едва заметную дверь в боковой стене вошла худощавая женщина, поставила на стол дымящиеся миски.
   Это была жена мастера. За едой Михаэль рассматривал резной алтарь.
   - Да, это лучшее, что он создал, - произнесла женщина. А у вас есть такие мастера?
   - Нет-нет, - сказал Михаэль, - у нас нет ни одного мастера, способного создать что-то подобное. Да и ремесла у нас такого нет.
   - А что же у вас есть?
   - В этом роде - ничего. Ничего похожего на резное дерево, ничего, что могло бы сравниться с этим полотном. Я уже говорил мастеру: мы используем силу ума и рук, чтобы создавать движущиеся машины, мосты, плотины, все, что полезно. Вот так мы и нашли путь с нашей звезды на вашу.
   Женщина пожала плечами:
   - Ну да, конечно, и плотины, и мосты, и плуги, и бороны, и тому подобные вещи нужны и здесь. Но все, кроме врагов и завистников, почитают моего мужа Маттиаса за то, что его искусство приносит людям счастье даже в несчастьи. Да и вы сами глаз от алтаря отвести не можете. Скажите, пожалуйста, кто вас к нам послал?
   - Мы здесь не первые, кого прислали с нашей звезды с тех пор, как мы узнали, что здесь есть жизнь, - я об этом говорил с вашим мужем.
   Жена Маттиаса сказала:
   - Я думала, вы из другой мастерской. Нам давно известно, что в других местах тоже есть мастерские, большие мастера и замечательные творения искусства.
   - То, чем занимается мастер Маттиас, вы называете искусством? Нет, этого на нашей планете нет. А поэтому и нет подобных мастерских. Нам наши знания и сила нужны для других дел. В том числе - чтобы прилететь к вам.
   Девушка подумала: "Я права. Он прилетел к нам с неба, он прилетел!" А Маттиас подумал: "Как наивна моя дочь! Как может ангел быть родом с такой ничтожной звезды, где об искусстве даже не слышали". Вслух же сказал:
   - Будет лучше, если ты уйдешь до прихода моих учеников. Я должен их подготовить к твоему появлению.
   Мария потянула гостя за собой. Его глаза до последней секунды не отрывались от резного алтаря.
   Небо посерело, звезды пропали. Впервые он ощутил пусть не тоску по дому, но какое-то отчуждение, будто ему после всего увиденного грозит что-то неизвестное. Он послал весть своим товарищам: "Не уходите с условленного места встречи".
   Мария сказала:
   - Ты расскажешь на небе, на что способен мой отец!
   - Конечно, - ответил Михаэль, - но объясни ты мне, как это у него получается? Скажи мне, почему он не оставляет своей работы, зная, какая близится беда?
   - Оставить работу? - воскликнула Мария. - Ему? Сейчас? Сам бог велел ему завершить алтарь собственными руками!
   - Я предчувствовал, - сказал Михарль, - что на вашей планете творятся страшные вещи. Что вы никак не отвыкнете от убийств и кровопролитий. Но я не знал, что, несмотря на это, вы создаете вещи, подобные тем, над которыми работает твой отец.
   - Слышишь, Михаэль, звучат колокола. Мне нужно возвращаться. Мы живем в постоянном страхе. Сейчас начнется молебен в церкви. Пусть бог отвратит от нас беду!
   Как хорошо пахнет пшеничная мякина, на которой Мария устроила ему постель! Он спал долго и крепко и не получил срочного послания товарищей: "Немедленно уходим. На город движется войско. Скоро он будет предан огню".
   Когда Михаэль очнулся от сна и явился к мастеру Маттиасу, там уже царило возбуждение. Собрались ученики, друзья, священник. Звонарь утверждал, что с церковной колокольни уже можно различить столб пыли - это там, где равнина упирается в цепь дальних холмов. Один из молодых парней заметил:
   - А может, это и наши, они всегда двигались быстрее.
   Звонарь проговорил:
   - Пойду на колокольню. И как только узнаю, кто идет, дам вам знать.
   Мастер Маттиас молчал и все больше мрачнел. Поэтому священник сказал:
   - Будем надеяться, что это наши.
   Когда Михаэль вернулся в лес, кто-то вдруг положил ему руку на плечо, а еще кто-то взял за руку: это были друзья, высадившиеся с ним.
   - Что ты медлишь? Нам нужно срочно возвращаться.
   - Нет, - сказал Михаэль. - Я не могу, не хочу. Здесь мастер Маттиас, здесь его дочь Мария. Пусть я тут совсем недавно, но сердцем я с ними. Я не оставлю их без помощи.
   - Мы тебя не понимаем. Что это значит "сердцем я с ними?" Что они за люди, этот Маттиас и Мария? И какое тебе дело до их врагов? Перед отлетом мы поклялись никого здесь не трогать. Никого не убивать. Ничего не сжигать. Мы только должны разведать, что происходит на этой звезде. Разведка - вот твоя задача.
   Михаэль тихо проговорил:
   - Позвольте мне узнать только то, что произойдет сегодня.
   - Хорошо! Еще несколько часов.
   Перед отлетом сюда Михаэль и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется в положении разумного существа, защищающегося с оружием в руках.
   Как спасти мастера Маттиаса? Разве поможет ему теперь сила, с помощью которой он создавал людей из дерева?
   По городу, от одного к другому, побежал слух, что столб пыли поднят не войсками союзников, а объединенными войсками бургтрафов. Был опущен подъемный мост, и часть населения устремилась к церкви, словно это убежище неприкасаемо. Вот уже дома занялись пламенем. Все, что было не из камня, сгорело дотла. Сгорела и мастерская мастера Маттиаса со всем, что в ней находилось, с его последним, великим произведением.
   Солдаты, сначала заломив ему руки, а потом связав, заставили Маттиаса наблюдать, как рушится дом и гибнет его творение. Он впился глазами в огонь и даже не заметил, что рядом с ним съежившись сидит Мария. С кошачьей ловкостью пробралась она сквозь цепь вооруженных солдат и приникла к отцовским коленям. Она смотрела вовсе не на пламя, а на застывшее в смертельной гримасе лицо отца. Она прижалась к нему так, как последний листок жмется к ветви.
   Михаэль и его друзья на лету подхватили их и вынесли за городскую стену, к месту старта...
   Они все еще были под впечатлением деловеческих страданий, хотя и улетели далеко, очень далеко от бушующей смерти.
   Лишь тут Михаэль догадался развязать руки Маттиаса. Мария сидела на полу, прижавшись к ногам отца, как незадолго до этого на площади перед домом. Время от времени им старались влить в рот питательную жидкость. Маттиас не обращал внимания на окружающих. Он, застывший, но живой, сидел с закрытыми глазами. Марию била дрожь. Ее лихорадило. Врач экипажа бился над ними день и ночь.
   Они пересели на воздушный остров. Мария не чувствовала ни удивления, ни страха, она только закрыла глаза. Перенести эти переживания ей оказалось не по силам. И вскоре она перестала дрожать. Как говорят на Земле, врач сделал все, на что способна медицинская наука. Однако Мария умерла. Тогда встал вопрос: набальзамировать ли маленький труп, чтобы показать дома земное существо, или немедленно предать космосу?
   Михаэль, упрямый, как всегда, сумел настоять на своем: Мария принадлежит ему, и ему претит сама мысль о том, что на нее будут смотреть чьи-то чужие жадные глаза. Она уйдет в космос...
   Разведчики, вернувшиеся на родину, были торжественно встречены: отмечалось их удачное приземление на звезде Земля и счастливое возвращение.
   ...Врач не подпускал к мастеру Маттиасу никого из толпы любопытствующих. И к Михаэлю, который казался ему переутомленным, он тоже никого не допускал.
   Мастер Маттиас тяжело дышал; он остался жив, он жил, но не двигался и не говорил ни слова. Тщетно старался Михаэль, всегда находившийся поблизости, заставить его заговорить, ожить. Да и самого Михаэля, к удивлению его друзей, никак не могли заставить написать подробный отчет о чужой планете. Остальные описали свои впечатления: кровь, огонь, война; это мало чем отличалось от отчетов разведчиков с прошлых кораблей. Они не могли ничего рассказать о произведении Маттиаса - к их появлению оно уже сгорело. И церковь, которую беженцы сочли неприкасаемым убежищем, тоже сгорела на их глазах, оставив лишь каменный остов.
   Любимый ученик Михаэля, который вместе со многими другими готовил полет на Землю, часто приходил к своему бывшему учителю, хотя тот и оставался замкнутым и безучастным. И даже когда ученику удавалось выжать из Михаэля несколько слов, смысл их оставался неясен.
   Зато Михаэлю удалось вернуть мастеру Маттиасу дар речи. Он почти совсем отвык от человеческого языка, но понял наконец, что Маттиас пожелал перед смертью вырезать что-то. Михаэль достал для него дерево той породы, что росли здесь. Он прогонял всех, кто хотел посмотреть вблизи, как ведет себя человеческое существо.
   Вскоре Михаэль догадался, что возникнет из дерева: Мария, да, она. Он, угадывая ее, хрупкую, с ей одной присущим наклоном головы, представлял себе ее девичье лицо, молящее и в то же время благодарное. Мастер Маттиас вышел из состояния оцепенения. Правда, и дерево, и инструмент были для него непривычны. Но его потребность придать форму тому, что видело воображение, была столь сильной, что вскоре волосы мастера были покрыты древесной пылью, как и в мастерской на Земле.
   Для остальных его занятие было утомительным, непонятным царапанием по дереву. Может быть, один любимый ученик Михаэля догадался, что существо с Земли ощущает потребность выражать себя таким, именно таким образом, до последнего своего вздоха.
   Маттиас и Михаэль обменивались время от времени одинаково тяжелыми взглядами, кивали друг другу.
   Мастер Маттиас попросил:
   - Похороните меня вместе с моим ребенком.
   Скульптура была еще далеко не завершена, когда во время работы жизнь оставила старого мастера...