Жариков Леонид. Пашка Огонь

   Пашка, а за ним Володька Дед мигом влезли на чердак и, увидев деревенские брички в балке, поняли, что старик был прав.
   Вандиты приближались к дому.
   Когда ребята спустились вниз, старик уже запер на крючки все двери в доме, закрыл ставни в окнах. Но Пашка понимал: окна без стекол, хотя и со ставнями, - плохая защита. Он приказал забросать окна подушками, матрацами, завалить мебелью.
   Закипела работа, и едва успели подпереть ставни стульями, за
   громоздить подоконники коврами, одеялами и матрацам, как во
   дворе послышались чужие голоса, топот ног и в дверь грубо застучали.
   Пашкa притаился зa дверью рядом cо стариком, который принес свое ружье и передал Пашке. На стук никто не отзывался. В дверь загрохотали громче.
   - Чего надо? - спросил Пашка, стараясь придать голосу грубоватость для устрашения.
   - Открывай! Кто в доме есть? И тогда Пашка oтветил зa всех:
   - Уходите отсюда, тут проживают международные дети!
   - Открывай, паскуда!
   Пашку задела столь грубая форма обращения. Он ответил: - Постучи, постучи, а мы не откроем, - и велел ребятам снoсить к двери столы, скамейки, креслa. Ребата приволокли даже зеркало и свалили его на баррикаду.
   А со двора барабанили сильнее;
   - Открывай, а то будем двери рубать!
   - Только сунься, гад, - сказал Пашка и клацнул ружьем, переломив стволы, чтобы зарядить их.
   Пашка понимал, что с бандитами, вооруженными топорами, шутки плохи. Надо было направить посланцев на рудник, и он велел Mишкe Аршину, как самому маленькому, выскочить незаметно из дома и мчаться во весь опор в ревком.
   После yгpoз и окриков за дверью притихли, должно быть, готовились к штурму, позванивало лезвие топора, и вдруг раздался треск: бандиты принялись рубить створки дверей.
   - Руби веселей! - закричал кто то из бандитов.
   Мадмазель Таранка, услышав шум и треск, тотчас догадалась: в дом пришли настоящие грабители, те, что пугали ее в темные осенние ночи. Опасность была гораздо серьезнее той, что произошла утром, когда в дом ворвались какие-то мальчишки. Поняли это и маленькие жители детского приюта. Тут-то и поднялся истинно горький плач: Мадмазель Таранка в отчаянии металась по комнате, ломая руки, не зная, что делать. Она проклинала судьбу, что забросила ее в эту варварскую страну и нет ей, несчастной женщине, ни минуты покоя и не у кого просить защиты.
   Все же она взяла себя в руки, поняв, что сидеть взаперти в столь опасную минуту нельзя. Она решила выйти из своего укрытия, сначала приоткрыла дверь и высунула голову, потом вышла сама. Ребятишки потянулись за ней, вцепившись со всех сторон в ее длинное строгое платье
   Пашка тотчас увидел их. Он продолжал командовать, а сам искоса глядел на перепуганных чужеземных ребятишек, которые ужe не со страхом, а с мольбой и надеждой взглядывали на него, cвoeгo спасителя. Пашке стало жаль малышей, и он почувствовал ответственность за их маленькие жизни.
   Мадмазель Таранка, встревоженная, испуганная, подбежала к Пашке. Она поняла, что он и есть старший.
   - Мсье, мсье, говорила она и трогала Пашку за рукав. Виновато улыбаясь, она поглядывала на ребят, как бы спрашивая, как зовут этого отважного юношу.
   Кто-то догадался и подсказал:
   - Пашкой его зовут.
   Мадмазель Таранка коснулась тонком рукой Пашкиного плеча:
   - Мсье Пашка, мсье Пашка...
   Она силилась что-то подсказать, сыпала непонятной французской речью, и Пашке надоело.
   - Переведи ребятишек в подпал, - скомандовал он и строго спросил у Мадмазель Таранки: - Подвал у вас есть?
   Но та не поняла и опять залопотала по-своему. Пашка махнул рукой.
   Бандиты стали ломиться и в другую дверь, со двора.
   - Открывай, душу вытрясем! - гремел за дверью голос, и Пашка догадался, что это кричал сам Чирва, главным бандюга.
   Потом послышался их разговор:
   - Микола, они оттуда двери подперли.
   - А ты рубай! - И с новой яростью застучали по дверям топоры.
   Приютские ребятишки заплакали еще громче, и Пашка растерялся, не иная, как успокоить малышей.
   - А ну, не распускать слюни! прикрикнул он. - Таскайте мебель!
   Грозный окрик подействовал на детишек. Они дружно, как муравьи, принялись таскать к дверям кто стул, кто одеяло, кто красивым кувшин, расписанный цветами, и складывали в кучу. Вот уже целая гора вещей выросла у двери, едвa не достигая потолка. На самой верхотуре стоял Володька Дед и принимал, что ему подавали. Пашка тожe взобрался нанерх и оттуда крикнул в прорубленную бандитами щель:
   - Эй, уходите, а то стрелять буду!
   - Мы из тебя сейчас котлету сделаем. - раздался в ответ сиплый голос.
   Пашка выставил дуло стариковсой берданки и выстрелил в темноту. За дверью послышался разговор:
   - Микола, они стреляют.
   - А ну, подавай солому, мы их зараз поджарим.
   Уже была изрублена в щены одна створка двери, трещали петли на второй, но вход надежно преграждала баррикада! Иногда она, сотрясаясь от ударов, начинала шататься. Казалось, вот-вот рухнет героическая Пашкина оборона, бандиты ворвутся в дом, но Пашка держался крепко.
   Бандиты были взбешены, а может быть, они чувствовали, что со стороны рудника придет помощь осажденным, поэтому торопились взломать двери и проникнуть в дом.
   Ребята стойко оборонялись. Но вдруг затрещала ставня, и в окне показался усатый бандит в капелюхе, может быть, сам Чирва. Володька Дед подхватил медного Иисуса и метнул им в грабителя. Пашка разрядил в бандита второй патрон. Тот упал; зазвенел оброненный топор. Вслед за первым налетчиком показался второй. Он спрыгнул с подоконника и, прежде чем Пашка успел зарядить ружье, рубанул его топором по плечу. Верка закричала, а Володька Дед выхватил у нее кочережку и, крякнув, ударил бандита по затылку. Тот склонился на колено, обхватив голову руками, и медленно свалился на пол.
   А Пашка Огонь лежал среди разбросанных обломков мебели, обливаясь кровью. Он зажимал рукой рану, но кровь сочилась сквозь пальцы, текла по разорванному рукаву.
   Упал боевой дух защитников. Малыши при виде крови в ужасе разбежались. Мадмазель Таранка сложила руки на груди и приготовилась принять смерть. Но бандиты почему-то молчали, прекратили штурм дома. Вдали послышалась перестрелка. В разбитом окне показался Мишка Аршин и радостно закричал:
   - Хлопцы, выходите, наши пришли!
   Немало времени и труда потребовалось отряду красногвардейцев, чтобы разобрать баррикаду и войти в дом.
   Председатель ревкома стоял над раненым братишкой, окруженным приютскими детьми. Разговаривая каждый на своем языке, малыши плакали, но уже не от страха, а от жалости к благородному и грозному своему защитнику мсье Пашке.
   А он, шахтерский сын, лежал бледный от потери крови. Мадмазель Таранка примчалась с пузырьком йода, с бинтом, опустилась перед ним на колени и, осторожно перевязывая рану, лопотала что-то по-французски матерински-ласковое. Может быть, она восхищалась Паншиной волей или выражала удивление, почему этот бедный русский мальчик шел на смерть за них, совсем чужих ему людей? А может быть, она разговаривала с собой и уже не ругала "варварскую страну" Россию, а благодарила ее... Кто знает, что говорила воспитательница детского приюта, только, закончив перевязку, она склонилась над Пашкой и легонько погладила теплой ладонью его высокий бледный лоб.
   Пашка лежал, закрыв глаза, а доблестное его воинство, изорвавшее в бою и без того драную одежонку, стояло над своим командиром в молчаливой верности.
   - Расстелите на полу шинель, понесем его на руках, - сурово проговорил Петр.
   Пашка открыл глаза, поглядел на всхлипывающую Верку, на столпившихся приютских ребятишек, узнал брата и глубоко вздохнул.
   - Петро, ты им здесь коммуну сделай, - сказал Пашка, передохнул и продолжал: - Коммуну устрой международным детям, чтобы они больше не играли на музыке "Боже, царя храни"...
   Леонид Жариков (Илья Милахиевич Жариков) родился в семье рабочего-каменщика.
   ...Голод и нищета погнали в Донбасс на заработки отца Жарикова уроженца бывшей Орловской губернии. Вначале он скитался по шахтам. А потом удалось наняться на завод к Джону Юзу. Как большинство русских крестьян, отец был умельцем, мастером на все руки. Это помогло ему приобрести редкую для того времени профессию каменщика по огнеупорным печам. Так и остался старший Жариков в шахтерском кран", построил землянку в рабочем поселке Юзовке.
   Здесь в 1911 году на Пятнадцатой линии и родился Илюша Жариков. Мы не оговорились, именно Илюша. Дело в том, что мать и отец хотели назвать сына Леней, но по церковным книгам ближайшим святым был Илья, и поп не захотел нарушать установленных порядков. Однако всю жизнь мальчика звали Леней. Так это имя и закрепилось за ним.
   Первой отрадой в детстве была неоглядная шахтерская степь да речка Кальмиуе. А любимым развлечением - походы на завод, книги, которые читала детям мать Александра Афанасьевна. Она и была первым учителем сына.
   Летом 1920 года мать и отец умерли. 15 следующем году после горьких странствий мальчик оказался в Калуге в семье дяди - Петра Николаевича Жарикова. Летом пас коров, зимой учился. В Калуге вступил в пионеры.
   В Донбасс вернулся уже повзрослевшим пятнадцатилетним подростком и поступил на бывший Юзовский завод учеником токаря. А потом комсомольская ячейка механического цеха мобилизовала нескольких парней и девушек для культурной работы в деревне. Окончив в Мариуполе учительские курсы, с путевкой комсомола Леонид Жариков приехал на хутор Весело-Ивановский, в сельскую школу.
   А потом снова завод, рабфак, музыкально-театральный институт в Киеве. А еще через несколько лет, когда в местном журнале был напечатан первый рассказ, - путевка в Литературный институт имени Горького в Москве.
   "Повесть о суровом друге" была написана в 1938 году. Но жизнь подсказывала необходимость дальнейшей работы над повестью. В. течение пятнадцати лет Жариков продолжал эту работу...
   В 1953 году "Повесть о суровом друге" вышла в окончательной редакции. И с тех пор с каждым годом ширится круг ее читателей. "Мне хотелось раскрыть природу героизма, присущего поколению революции, показать, во имя чего люди шли на смерть" - так объяснил писатель свое возвращение к любимой повести.
   ...Есть у писателя Жарикова книга "Шахтерское сердце". Открывается она великолепным рассказом "Пашка Огонь". Вожак рудничных ребят Пашка предстает перед читателями во всем блеске мальчишеской удали, проникнутый чувством революционного долга...
   Если вам придется прочитать этот рассказ, вы сразу почувствуете, с какой симпатией нарисовал автор своего маленького героя, отчаянного по характеру и вместе с тем доброго и справедливого. Образ этого парнишки волновал воображение писателя еще в то время, когда создавалась "Повесть о суровом друге".
   Вспомните главу "Бог". Ведь это с Пашкой, одетым в неописуемые лохмотья, встречается Ленька, когда ищет на Пастуховском руднике своего друга Ваську. Это он, Пашка, был "подполковником" у Васьки Руднева, когда шахтерская беднота сражалась с кадетами на реке Каль-миус.
   Так называемый детский рассказ "Пашка Огонь" написан столь мастерски, что преодолевает возрастные границы, так же как известный рассказ М. А. Шолохова "Нахаленок". Больше того, "Пашка Огонь" как бы соединяет все книги Жарикова: "Повесть о суровом друге", "Шахтерское сердце", "Огни Донбасса" и даже мало кому известную повесть военных лет "Снега, поднимитесь метелью!". Весь тираж этой книги о героях-панфиловцах был в свое время полностью отправлен на фронт.