Желязны Роджер. Черный трон

   Я пожал плечами.
   — Невозможно сказать, сэр. Мы обсуждали это время от времени, но никогда не находили удовлетворительных ответов.
   — Вы и По живете в различных мирах, похожих и, одновременно, разных. Что касается Энни, то я не уверен, где ее настоящий дом. Возможно, — в третьем измерении. Я вижу, вы киваете, сэр, как-будто эта версия вам знакома.
   — Такая возможность обсуждалась один раз и очень недолго.
   — О? Идея По?
   Я кивнул.
   — Это человек с живым умом, — заметил он.
   Я пожал плечами.
   — Предполагаю, что так, — согласился я. — Только слегка театрален и склонен гоняться за химерами.
   — И он был прав.
   — Действительно, сэр.
   — Действительно. Я говорю вам правду, как я понимаю ее.
   — Я могу понять вас, — сказал я. — И даже, пожалуй, могу поверить вам. Но, боюсь, не слишком ли меня встревожит встреча с этим человеком при таких странных обстоятельствах.
   — Он был часто прав в спорных вопросах?
   — Да. Как вы заметили, живой ум, живой ход мысли.
   — Не лишен воображения, — добавил Элисон.
   Я осушил свой бокал.
   — Хорошо, — сказал я тогда. — Предисловие закончено, что дальше?
   — Вы, Эдгар По и Энни составляете некое духовное целое, способное проникать в пределы нескольких миров, — начал он. — Основной силой вашего единства являются исключительные способности, которыми обладает Энни. Люди, которые знают способ получения прибыли с помощью ее месмеризма, похитили ее еще ребенком и заключили в этот мир. Но это можно было сделать, только вычислив всех в вашей триаде. Вот почему было необходимо вам поменяться местами с По.
   — Месмеризм, сэр! Неужели! Это звучит для меня, как продукт мистификации.
   Его глаза расширились, и он улыбнулся, потом покачал головой.
   — У вас нет претензий, когда речь идет о переменчивой реальности, но стоит лишь упомянуть о незримых воздействиях, и вы упираетесь. А они существуют: между отдельными людьми, между людьми и природой. Вы, ей богу, удивительный человек.
   — Я видел кое-что из этой переменчивой реальности, но никогда не наблюдал в действительности этот, так называемый, магнетизм.
   — У меня есть причины думать, что он проявляется во всех случаях до определенной степени, в основном, ниже уровня нашего внимания, хотя я считаю, что в этом мире его эффективность намного выше, чем в вашем. Все, что влияет на область психики, здесь гораздо сильнее. Если бы я, например, принял столько же алкоголя, сколько вы, в этот вечер, я был бы болен несколько дней. Вот поэтому, я думаю, ее захватчики так хотят, чтобы Энни оставалась здесь. Пока она здесь, ее способности будут наибольшими. Если вы действительно не верите, то не остается ничего другого, как ждать, пока я не представлю бесспорные доказательства, и в очень скором времени.
   Я опять вытер ладони.
   — Достаточно, — сказал я. — Я был чересчур поспешен. Теперь я принимаю это arguendo, так как хочу знать, куда нас это приведет. Кто эти люди, у которых находится Энни? Что они делают с ней? Зачем им нужны ее способности?
   Он поднялся и, сцепив руки за спиной, сделал несколько шагов.
   — Слышали вы когда нибудь о знаменитом изобретателе Ван Кемпелене? — сказал он наконец.
   — Да, — ответил я. — Конечно. Я думаю, он даже имел какое-то отношение к созданию знаменитого механического шахматиста, которого я, помнится, видел в Карлстоне.
   — Возможно и так, — ответил Элисон. — Говорят, он лучше других изучил труды сэра Исаака Ньютона, отца алхимии.
   — Об этом я не слышал, — сказал я.
   — Рассказывают, — продолжал он, — ходят слухи, что он превратил свинец в золото и вырастил гомункула.
   Я усмехнулся.
   Человеческая доверчивость в том виде, в каком она существует… — начал я.
   Он усмехнулся тоже.
   — Конечно, я сомневаюсь насчет его успехов с гомункулом.
   Я ждал продолжения, но его не последовало. Я взглянул на него.
   — Что касается трансмутации, — наконец сказал он, — то я говорю, как человек, который знает, что он преуспел в этом.
   — О, да, — ответил я, что было не вежливо по отношению к моему хозяину, а также выходило за рамки представления о том, что «в этом мире могут случаться подобные вещи».
   — Полезное умение, если не сказать больше.
   Я взглядом следил, как Элисон, продолжая ходить, оказался в дальнем углу своих апартаментов. И я впервые заметил, что на низкой полке, мимо которой он проходил, были расположены различные предметы таинственного оборудования. Заметив мое недоумение, он улыбнулся и показал рукой в этом направлении.
   — Реторта, перегонный куб, дистиллятор, спиртовка, — пояснил он проходя мимо. — Да, я иногда балуюсь этим на досуге, поэтому могу понять важность открытия и чту его тайну. Он поднял небольшой гладкий предмет, подержал его в руку. Предмет испустил высокий пронзительный звук, потом звук стал ниже и затих. Он отложил предмет в сторону с осторожностью, переведя свое внимание на что-то плавающее в зеленом растворе внутри спирального сосуда.
   — Ван Кемпелен разгадал секрет, — продолжил он, — затем бежал в Европу, когда понял, что за ним охотится «Анхоли Тринити». Они думают, что Энни может помочь вернуть его на материк и проникнуть в глубины его мозга.
   — А это возможно? — спросил я.
   — Думаю, что да, — ответил он. — По всем данным ее возможности огромны.
   — По чьим данным?
   — Вашим. И других людей…
   Я внезапно почувствовал головокружение, но не от вина, потому что все содержимое этих маленьких стаканчиков не могло сравниться с одним хорошим бокалом вина, к которому я привык.
   — Я пытаюсь, — сказал я, — понять. Повторяю, кто эти люди, у которых Энни и которые хотят использовать ее, чтобы похитить секрет Ван Кемпелена?
   — Гудфелло, Темплтон и Грисуолд, — ответил он.
   — Доктор Темплтон, пожилой и загадочный тип, — это их месмерист. Я думаю, они используют его силы, чтобы держать под контролем Энни. Следующий, старик Чарли Гудфелло, искренний, честный, свой парень, пока не всадит вам нож между ребер. И наконец, Грисуолд. Он у них главный и слывет безжалостным джентльменом.
   — И все эти люди находятся на борту «Утренней Звезды»? — спросил я.
   — Думаю, да, — ответил он.
   — И этот доктор Темплтон пытается ввести Энни в транс, чтобы она могла указать им координаты Ван Кемпелена?
   — Боюсь, что так.
   — Если ее поле такое мощное, как вы утверждаете, то он не сможет ничего сделать.
   — Скорее всего, они попытаются накачать ее наркотиками. Лично я, сделал бы именно так.
   Я изучал его, в то время как он стоял опершись на лабораторный стол, устремив, в свою очередь, на меня испытующий взгляд.
   — Что ж, — сказал я через некоторое время, — разрешите мне снова поблагодарить вас за своевременную помощь и за информацию об Энни…
   Он улыбнулся.
   Не то чтобы я совсем не верю в альтруизм, — сказал я, — но у вас было столько неприятностей из-за меня.
   — Я готов к множеству новых, — сказал он, — чтобы расстроить планы этих людей. И вы правы. В этом деле у меня есть свой интерес.
   Я пожал плечами.
   — Все это слова, а где же факты? Я был бы рад услышать истинные мотивы.
   — Я очень состоятельный человек, — сказал он тогда.
   — Это можно было предположить, — ответил я, многозначительно скользнув взглядом по мебели с искусной резьбой, ковру восточной работы и множеству великолепных картин.
   — Итак, если это не жажда наживы, то, должно быть, месть, не так ли? — спросил я. — Можно предположить, что один из этих людей чем-то здорово вам насолил…
   Он покачал головой.
   — Хорошая версия, но неверная, — сказал он. — Все дело именно в деньгах. Я достаточно осведомлен, чтобы поверить в историю Ван Кемпелена, достаточно знаю об Энни, чтобы положиться на ее способности в раскрытии тайны. И я достаточно богат, для того, чтобы допустить такое положение дел, при котором серьезные колебания цен на золото стали бы для меня необратимыми. Я в исключительной ситуации, из которой есть два выхода: или разориться самому, или помешать им. Ваша цель — любовь, моя — деньги, и оставим эти разговоры о мести. Итак, мы, как я понимаю, теперь союзники.
   — Именно так. И я искренне хочу пойти с вами против них.
   Он отодвинулся от своего лабораторного стола, улыбаясь.
   — Хорошо, тогда решено.
   Он пересек комнату, подойдя к небольшому секретеру, сел, достал ручку, чернила и начал писать, не прерывая разговора:
   — Короче, я должен представить вас моему главному консультанту по месмеризму, монсеньору Эрнесту Вальдемару.
   — Буду рад встретиться с ним, — сказал я.
   — Уверен, уверен, — ответил он. — Вы возьмете на себя руководство этим делом по преследованию и пресечению действий этих людей и по спасению вашей леди.
   — Я? Буду командовать?
   — Да. Ведь вы военный человек, не так ли?
   — Я не понимаю. А вы?
   — Долгие морские путешествия плохо действуют на меня, да еще эти события последних дней… Я думаю, что Грисуолд с компанией скоро направятся в Европу, куда бежал Ван Кемпелен.
   — А куда именно?
   — За этой информацией вам следует обратиться к монсеньору Вальдемару.
   — Когда я могу увидеться с ним?
   — Вас представит ему его сиделка, мисс Лиги.
   — Он инвалид?
   — О, у него свои проблемы. Но его добродетели компенсируют все.
   Он закончил писать страницу и начал другую.
   — Да, — продолжал он, — этот корабль, капитан и команда будут в вашем распоряжении. Включая Петерса и его орангутанга, Эмерсон, как он называет зверя. Я снабжу вас рекомендательными и деловыми письмами к людям и банкам множества тех мест, где вы можете оказаться, перед тем, как покинуть вас.
   — А где можно будет вас найти, — спросил я.
   — Предполагаю, вы вряд ли когда-нибудь слышали о местечке Арнгейм? — сказал он.
   Я покачал головой.
   — Оно находится в штате Нью-Йорк. Я укажу подробности в инструкциях. Надеюсь, вы навестите меня, чтобы сообщить о полном успехе предприятия. Я буду весьма признателен вам, получив известие о трех некрологах.
   — Минутку, сэр, — уточнил я. — Я имею намерение освободить Энни и не собираюсь никого убивать.
   — Конечно, нет, — ответил он. — Я просто сказал, что известие об их кончине доставило бы мне удовольствие, так как это жестокие люди, и я не исключаю возможности стычки, в которой вы, профессиональный военный, вынуждены будите применить силу с целью самообороны. В этом случае я был бы очень вам признателен.
   — Да будет так, в лучшем из всех существующих миров, — добавил он, смеясь.
   Я кивнул.
   — Все мы в руках Всемогущего, — изрек я, что было довольно двусмысленно, и не давало ему весомого повода думать, что я выполню его наставления.
   По крайней мере, он еще шире улыбнулся и кивнул мне в ответ так, словно мы достигли взаимопонимания.
   Я встал, повернулся, сделал несколько шагов, чтобы привести в порядок свои мысли. Элисон продолжал писать.
   — Вы хотите поручить мне командование судном? — поинтересовался я, спустя некоторое время.
   — Капитан Гай продолжит командование, — ответил он, не поднимая головы. — Он из тех людей, для которых исключена возможность неповиновения. Он будет беспрекословно выполнять все ваши приказы.
   — Хорошо, — сказал я, — а то я ничего не понимаю в управлении кораблем.
   — Все, что вам будет действительно необходимо, — это сказать ему, куда и когда вы хотите отправиться.
   — А это я должен узнать у Вальдемара?
   — С помощью Лиги, да.
   На мгновение он перестал писать и посмотрел на меня.
   — Если у вас возникнут проблемы, — сказал он затем, — советую обратиться к Дику Петерсу. Хотя он грубоват в обращении, его образование оставляет желать лучшего и внешность не безупречна, он беззаветно предан и очень силен. Никто здесь, на корабле, не смеет перечить ему.
   — Легко могу в это поверить, — сказал я.
   Я сходил за графином, пронес его через всю комнату к лабораторному столу, где оставил свой стаканчик деликатных размеров, наполнил его и выпил. Я заметил, что Элисон перестал писать и наблюдает за мной.
   — Забавно, — сказал я и сделал еще глоток.
   Тогда он спросил: — Есть проблемы?
   — Да, — ответил я. — Значит ли это, что я отплыву без разрешения из форта Молтри?
   — Да, это так. А вы думаете они выдали бы вам разрешение для участия в предприятии такого рода? Или у вас было время, чтобы попросить об этом?
   — Нет. Ситуация мне ясна. Но служба, большей частью, не была мне в тягость, и я не хотел бы ее закончить дезертиром. Я бы хотел написать письмо вышестоящему офицеру с просьбой об отпуске и объяснить, что у меня были серьезные личные мотивы, чтобы поступить так.
   Он какое-то время размышлял над этим, потом опять улыбнулся.
   — Очень хорошо. Сочиняйте ваше письмо, я возьму его с собой, когда сойду на берег и прослежу, чтобы оно было доставлено. Разумеется оно должно быть подписано: «Эдгар Алан По».
   — Я не думал об этом… — начал я.
   — С другой стороны, я могу поговорить со своим знакомым сенатором и ускорить вам немедленную отставку.
   — Пожалуй, это будет даже лучше…
   — Ну, тогда, решено. Когда вы вернетесь в Арнгейм с добрыми вестями, все необходимые бумаги будут уже готовы.
   Он подмигнул и снова начал писать. Я ходил, пытаясь упорядочить свои мысли. Через некоторое время я откашлялся.
   Он опять поднял на меня взгляд: — Да?
   — А где я буду жить, — поинтересовался я.
   — Здесь, в этой каюте, — был ответ, — как только я ее освобожу. Он сложил письмо, отложил его в сторону и добавил: — А это произойдет очень скоро.
   Я коснулся пальцами своей рубашки. Я был в гражданской одежде, пригодной разве только для того, чтобы бродить по безлюдной местности.
   — Жаль, что мне не во что переодеться. Странно чувствуешь себя отправляясь на такое дело и имея на плечах вот это.
   — Поищите что-нибудь в этих сундуках, — сказал он, жестом указывая сразу на три: большой — рядом с койкой, другой — в углу и огромный — посреди комнаты. — В них вся одежда.
   Я последовал его совету.
   — Надеюсь, вы старший сержант? — спросил он.
   — Да.
   — Значит вы уже на втором сроке службы?
   — Да.
   — Доводилось служить в кавалерии?
   — Да.
   — Значит, вы умеете пользоваться саблей?
   Воспоминания о блестящих сабельных клинках, колющих и режущих в лучах вечернего солнца, всплыли в деталях.
   — Да, — ответил я. — У солдата должна быть крепкая рука.
   Он прищурился, словно пытаясь понять, не шутка ли это. Я, действительно шутил, хотя это была чистая правда.
   — Хорошее оружие, — сказал он наконец, — а главное — бесшумное. Хочу, чтобы вы знали: У капитана Гая много всякого оружия, и при желании вы могли бы потренироваться.
   — Спасибо.
   Я изучил его. Наконец, не смог удержаться и спросил: — Когда-нибудь сами баловались этим?
   — О, да, когда я был моложе, — ответил он, — в Карибском море.
   — А я думал, что вы подвержены морской болезни.
   — Тогда еще не очень, — сказал он.
   — На каких кораблях вы ходили? — не мог я не спросить.
   — На торговых, конечно, — ответил он, словно пробуждаясь от воспоминаний и осознавая направленность моих вопросов. — Конечно на торговых.
   — Думаю, что немного практики не помешает, — сказал я тогда.
   Было ли это подергивание его левого глаза простым подмигиванием? Мысленно я закрыл его повязкой, представил черную бороду, а вокруг головы — красный платок. Я пытался представить себе, как в таком обличье, может, сорок лет назад он махал абордажной саблей. Удивительно…
   — Неплохая идея, — сказал он.
   Я вынул несколько брюк и рубашек среднего и высокого качества, два жакета, светлый и темный, которые могли бы мне пригодиться. Красновато-коричневая рубашка и черные брюки были мне впору, и я остановил свой выбор на этой одежде.
   — Ну что ж, неплохо, — заметил Элисон, взглянув на меня и ставя свою подпись под последним из писем. — Я покажу вам, где находится потайной сейф, куда мы положим это. Затем представлю вас мисс Лиги, прежде чем удалиться.
   — Очень хорошо, сэр, — ответил я.
   Все это было сделано. Таким образом я познакомился с Сибрайтом Элисоном, владельцем имения Арнгейм.
   Когда туман вплотную подполз к окну, он написал:

 
Я говорил о Воспоминаниях,
которые преследуют нас в Юности.
Но иногда они
преследуют нас даже в Зрелости,
становясь постепенно все менее и менее
различимыми,
время от времени беседуют с нами
тихими голосами…
 

   Ветер разогнал туман. В этом просвете пробил себе дорогу кусочек луны… Он думал о том, что будет дальше, о конце.

3

   Я шел, но — боже! — песок уходил у меня из-под ног; я спотыкался и падал несколько раз. Сквозь плотный туман море ревело, как умирающий Левиафан, то и дело накатывая с силой урагана, отрывая огромные куски береговой линии и проглатывая их в своей агонии. Определив направление, я карабкался на более высокий участок, а стихия проглатывала берег за моей спиной. Хватаясь за корни, скалистые выступы, скатываясь назад и снова цепляясь, я выбрался, наконец, из зоны ее досягаемости, оказавшись там, однако, где свистели и завывали ветры, отвечая звериному реву моря внизу. О боже! В своем буйстве стихии стремились друг к другу, потом спасались бегством. Земля, воздух и вода пульсировали гигантскими сердцами. И потом, когда я поднимался вверх, преодолевая последний фут, четвертый недостающий элемент присоединился к ним, чтобы довершить ужасающий образ, возникший передо мной: сноп искр низвергся с небосвода, чтобы объять пламенем дерево, видневшееся впереди. Инстинктивно я поднял руку, а когда опустил, дерево задымилось и вспыхнуло на ветру, и неподалеку от него обозначилась фигура человека, смотревшего сквозь меня в направлении невидимого бушующего моря. Его темный плащ развивался на ветру.
   Я заслонил лицо рукой и, пригнувшись начал двигаться к нему.
   — Алан, — крикнул я, узнав его, когда подошел ближе; потом добавил: — По!
   Он слегка повернул голову в моем направлении, что-то, похожее на задумчивую улыбку, оказалось на его лице, когда он ответил: — Перри, как хорошо, что ты здесь. Я знал, что ты придешь.
   Я подошел к нему. Его плащ хлестал меня по правому боку.
   — Что за дьявольщина здесь происходит? — спросил я.
   — Это не что иное, как похороны Земли, дорогой Перри, — ответил он.
   — Я не понимаю.
   — Покрытая шрамами оболочка Земли истощается по мере того, как физическая сила слова покидает ее атмосферу, — сказал он. — Страсти большинства стихий и нераскаявшихся сердец выпущены на свободу. Мириады несбывшихся надежд угасают вокруг.
   Я откинул волосы со лба. Дерево треснуло у нас за спиной, причудливо вспыхнув в тумане. Море гудело подобно грому.
   — Память о прошедшей радости — не это ли настоящее горе? — продолжал По.
   — Хорошо, может и так, — ответил я. Разглядев его получше, я понял, что он, всегда казавшийся сверстником, был на самом деле гораздо старше. Линии его лица были прочерчены глубже, под глазами — темные круги. Было почти так, как-будто мы увидели друг друга в разное время, соответствующее каждой из наших жизней.
   — Мысль о будущей радости, — предположил я — может привести все в равновесие. Разве это не повод для надежды?
   Некоторое время он пытался осмыслить сказанное мной, потом покачал головой и вздохнул.
   — Надежда? — повторил он. — Это слово тоже покинуло атмосферу. Земной, Земля… Все рушится, дорогой Перри. И весь твой облик наглядное подтверждение тому.
   — Алан… — начал я.
   — Пусть будет «По», — сказал он, — между нами.
   — Тогда, черт побери, По! — закричал я. — О чем ты мне говоришь? Я, правда, тебя не понимаю!
   — Любимый образ угас, — ответил он. — В его отсутствие скорлупа нашего мира раскалывается. Она ушла, мое второе я. Увы! Самый жестокий из всех жестоких дней! Та, которая наполняла собой это место, больше не придет. И ты знаешь ее имя.
   — Энни, — вздохнул он и указал куда-то дрожащей рукой.
   Я повернул голову в том направлении, куда он указывал, к морю, и туман расступился, чтобы поверх жующей морской стихии я мог увидеть подобие серого мавзолея, такого блестящего от воды, которой он словно был пропитан насквозь, что казался сделанным из стекла.
   — Ее гробница, — сказал он тогда.
   — Я не верю тебе, — воскликнул я и бросился прочь от него.
   — Перри, — звал он. — Вернись! Это бесполезно! Не знаю, что будет со мной, если что-то плохое случится с тобой!
   — Она не там! — закричал я в ответ. — Она не может быть там!
   Я спускался, царапая руки, разрывая одежду.
   — Перри! Перри! — звал он.
   Я затаил дыхание, проскользив половину пути вниз, потом покатился и упал в песок. Я тут же вскочил на ноги, оказывая сопротивление сильному ветру и волнам, доходившим мне до колен, когда я шел по направлению к сияющему монументу. Я все еще слышал голос По со стороны горящего дерева наверху. Но слов я не мог различить, доносился лишь лающий звук.
   Я взялся за холодный металл темной двери, открыл задвижку, распахнул ее и вошел. Я пересек сумрачное пространство, ступая по лодыжку в воде. Передо мной на постаменте лежал каменный саркофаг.
   Он был пуст. Мне захотелось рассмеяться и заплакать одновременно. Вместо этого я пошатываясь направился к выходу и закричал:
   — По! По! Ты ошибся! Ее здесь нет! По! По!
   Огромная черная масса воды накатилась на меня и отбросила назад, к усыпальнице..
 
   Я проснулся на полу каюты, хотя точно помню, что накануне вечером укладывался на большой койке, принадлежавшей Сибрайту Элисону. Не могу припомнить, чтобы я падал с нее или делал что-нибудь такое, от чего промокла бы и изорвалась моя одежда. Мои ботинки были полны песка, и несколько песочных дорожек тянулись от того места, где я лежал, к центру комнаты, где они должно быть, начинались. Я потер правый глаз и сел. Снимая пришедшую в негодность красновато-коричневую рубашку, я обнаружил на предплечье несколько ссадин. Тут я вспомнил шторм, мавзолей, молящую фигуру По у горящего дерева.
   Я отыскал свежую одежду в сундуке, переоделся. Я надеялся, что с По ничего не случилось. Я был взволнован явными признаками его помешательства и, в не меньшей мере, странным оборотом всех событий. Уже давно мне удалось понять, что наши странные встречи состояли не только из реальности. В них одновременно присутствовало что-то из области символов, знаков, предзнаменований. Исходя из этого я мог понять, почему усыпальница была пуста: Энни в это время находилась в месмерическом трансе. Но тут было еще что-то. Должно было быть. Конечно, то, что рассказал мне вчера Элисон, немного приоткрывало завесу над феноменом. Но даже этот доблестный алхимик не мог знать всего. Нет такого человека, которого я мог бы спросить обо всем, что касается этого дела, кроме…
   Я задумался. Накануне своего отъезда Элисон представил меня леди Лиги, женщине с большими глазами и черными, с блестящим отливом, волосами. Ее красота была столь чарующей, что замедлила ход моих мыслей, по крайней мере, наполовину. Но это произошло не только под влиянием ее наружности, как я понял минуту спустя. В ней было еще что-то, что производило сильное завораживающее действие. Стоило мне понять это, как я тут же отступил на шаг назад и перевел дыхание. Чары были разрушены. Дама улыбнулась.
   — Рада с вами познакомиться, — сказала она низким гипнотизирующим голосом, напомнившем мне манерой звучания одного русского эмигранта, и глядя мне прямо в глаза с необыкновенным напряжением.
   — Это человек, о котором я вам говорил, — сказал Элисон.
   — Я знаю, — ответила она.
   — И он согласен выполнить дело, которое я ему поручил.
   — Я знаю, — повторила она.
   — Надеюсь, что ваши способности послужат нашему общему делу.
   Она кивнула.
   — Конечно.
   — Однако, у нас был очень напряженный день, — сказал он, — и я думаю, что продолжение знакомства можно отложить до завтра, как и встречу с вашим подопечным. Мой преемник уже осведомлен о том, что монсеньор Вальдемар способен принимать информацию из мест, находящихся за пределами реальной досягаемости.
   — Понимаю, — сказала она.
   — А я — нет, — сказал я, — но в этом деле предпочту целиком положиться на вас.
   — Я получу необходимую информацию и передам ее капитану Гаю перед отъездом, — сказал Элисон.
   — Очень хорошо, — ответил я. — В таком случае…
   — …Вы можете удалиться, — закончил он за меня, — а я попрощаюсь с вами, пожелаю счастливого пути и доброй ночи.
   Он крепко сжал мою руку.
   — Хорошо, — сказал я. — До свидания и спокойной ночи.
   На прощание я кивнул Лиги.
   — До завтра.
   — Я знаю, — сказала она.
   Я отправился назад в свою каюту, где бросился вниз лицом на большую койку. Я заснул почти сразу, потом отправившись в наш дворец на берегу моря. А сейчас…
   Было достаточно светло для меня, чтобы побриться и умыться, поливая себя холодной водой из большой емкости в алхимическом конце моих апартаментов. Закончив прихорашиваться, я вышел в поисках завтрака. В столовой мне сказали, что будут подавать еду в каюту и дали инструкцию по поводу оповещения о трапезе. С тех пор я находился в салоне, решив остаться и подождать, пока лук и яйца, тосты и палтус будут для меня приготовлены. Ночная путаница снов и неожиданностей, загадок и страхов была смыта несколькими чашечками превосходного кофе, с последней из которых я вышел на палубу, чтобы продлить удовольствие, наблюдая за играющими под солнцем волнами, несколькими облаками, плывущими как белые острова в безмятежной голубизне высокого неба. Солнце было еще достаточно низко. Я смотрел на него, а мысли мои уносились далеко к морскому побережью, где мы расстались, и глаза уже начинали искать хотя бы малейшие признаки его, но земли не было видно ни поблизости, ни даже на линии горизонта. Несколько чаек делали круги позади нас, то ныряя в кильватер, то поднимались ввысь. Когда кок, одноглазый испанец по имени Доминго, что-то громко крикнул (проклятия или слова песни, было не разобрать) и выплеснул утренние помои, они ответили ему и быстро ринулись вниз попировать в бурлящих водах. Я пошел немного вперед, ища какое-то время в этом направлении хоть какой-то признак огромного темного силуэта «Утренней Звезды». Но она тоже была за пределами голубых границ моего мира.
   Я поежился от холода и сделал еще глоток, остывающего кофе. Я решил в следующий раз надеть что-нибудь потеплее, когда надумаю подняться на палубу так рано поутру. Собираясь спуститься вниз и вернуть чашку на камбуз по дороге к каюте Лиги, я встретил улыбающегося Дика Петерса, который, коснувшись бескозырки, в шутливом приветствии прорычал: — «Мартин», — мастер Эдди.
   Я улыбнулся, кивнул ему и повернул назад: — Доброе утро, мистер Петерс.
   — Можно просто — «Дик», — ответил он. — Прекрасный денек, не так ли?
   — Действительно, — согласился я.
   — А как вы себя чувствуете в командирах? — продолжал он.
   — Трудно сказать, мне еще не пришлось отдавать никаких приказаний.
   Он пожал плечами.
   — Насколько я понимаю, в этом нет необходимости, — сказал он. — Меньше неприятностей. Мистер Элисон, должно быть, позаботился обо всем распорядиться на какое-то время.
   — Я тоже так думаю.
   — Доводилось когда-нибудь плавать? — спросил он.
   — Я был как-то на борту корабля еще ребенком. Не помню, чтобы меня мучила морская болезнь. Вы ведь это имели ввиду?
   — Хорошо, — заключил он, когда что-то темное упало с верхнего настила, прокатилось по палубе и оказалось рядом с ним. Он протянул руку и сжал лохматое плечо своей обезьяны. Зверь добродушно отреагировал на этот жест, и я не могу не заметить, что они были чуточку похожи друг на друга. Я говорю об этом, не для того, чтобы унизить человека, который пришел мне на помощь в трудную минуту, — хотя согласен, что было бы простительно погрешить против истины во имя красоты — а потому, что эта некрасивость его лица была, в более высоком и мудром смысле, предметом гораздо большего восхищения, чем эти штампованные красавчики из числа любимцев публики. Его губы были тонкими, зубы, если вы их видели, длинные и выступающие вперед. Если бы вы присмотрелись к нему более внимательно, он производил приятное впечатление.