Увидев нас, Зимейстер улыбнулся, и только когда Хал попытался подбежать к Мэри, поднял пистолет.
   – Ну-ка вернись сюда, – сказал он. – Она в полном порядке.
   – Это действительно так? – спросил у Мэри Хал.
   – Да, – ответила она. – Они меня не трогали.
   Мэри была миниатюрной, немного взбалмошной, со слишком заостренными, на мой вкус, чертами лица блондинкой. Я опасался, что к моменту нашего появления она будет в истерическом состоянии. Однако, если не считать вполне естественных следов усталости, Мэри, как мне показалось, сохраняла присутствие духа, чем меня изрядно удивила. Возможно, Хал сделал не такой уж неудачный выбор. Я искренне за него порадовался.
   Хал вернулся к столу, за которым сидел Зимейстер. Услышав звук задвигаемого засова, я обернулся и увидел, что Джеми стоит, привалившись спиной к запертой двери, и смотрит на нас.
   Он расстегнул куртку; из-за пояса у него торчала рукоятка пистолета.
   – Ну, давай сюда, – сказал Зимейстер.
   Хал развернул куртку и протянул камень Зимейстеру. Тот отодвинул в сторону чашку с кофе и пистолет и внимательно посмотрел на камень. Потом несколько раз перевернул его. Кот поднялся, потянулся и соскочил со стола на пол.
   Зимейстер откинулся на спинку стула, продолжая смотреть на камень.
   – Вы ребята, наверное, неплохо потрудились… – начал он.
   – По правде говоря, – заявил Хал, – мы…
   Зимейстер со всей силы ударил ладонью по столу. Фаянсовая посуда громко задребезжала.
   – Это подделка! – рявкнул Зимейстер.
   – Это тот камень, который был у нас с самого, начала, – заговорил было я, но Хал вдруг отчаянно покраснел. Он всегда был паршивым игроком в покер.
   – Я не понимаю, как вы можете говорить подобные вещи! – заорал Хал. – Я принес эту проклятую штуку! Она настоящая! Отпустите сейчас же Мэри!
   Джеми отошел от двери и двинулся к Халу. В этот момент Зимейстер повернул голову и поднял глаза. Он слегка покачал головой, и Джеми сразу остановился.
   – Я не такой дурак, – сказал Зимейстер, – вам не удастся всучить мне копию. Я знаю, что мне нужно, и вполне могу отличить настоящий камень от дубликата. Это, – он сделал небрежное движение в сторону камня, – не то, что мне нужно. И ты это знаешь не хуже меня. Хорошая попытка – вы достали просто отличную копию. Однако больше вам не удастся водить меня за нос. Где настоящий камень?
   – Если это не он, – ответил Хал, – не знаю.
   – А что скажешь ты, Фред?
   – Это тот камень, который был у нас с самого начала, – заявил я. – Если он подделка, значит, настоящий никогда не попадал нам в руки.
   – Ладно. – Зимейстер, не торопясь, поднялся на ноги. – Перейдем в гостиную, – предложил он, беря в руки пистолет.
   Джеми на это вытащил свой, и нам ничего не оставалось, как подчиниться.
   – Я не знаю, сколько вы рассчитываете получить за него, – сказал Зимейстер, – или сколько вам за него предлагали. Может, вы уже успели его продать. В любом случае, вам придется рассказать мне, где камень находится сейчас и кто еще в это замешан. Однако прежде всего я хочу напомнить вам, что вряд ли вы сможете воспользоваться камнем после смерти.
   – Вы делаете ошибку, – заявил Хал.
   – Нет. Это вы сделали ошибку, и теперь пострадает невинный.
   – То есть? – спросил Хал.
   – Ну, разве не понятно, – ответил Зимейстер. – Встаньте-ха сюда, – а потом добавил, обращаясь к Джеми: – Пристрелишь их, если они вздумают хоть пальцем пошевелить.
   Мы встали туда, куда он указал, напротив Мэри у стены. Зимейстер подошел к Мэри и устроился справа от нее. Джеми остался стоять слева от нее и навел на нас свой пистолет.
   – Ну а ты, Фред? – спросил Зимейстер. – Не вспомнил ничего новенького после Австралии? Может, ты не все рассказал бедняге Халу – спаси его жену от… Ну…
   Он вытащил из кармана плоскогубцы и положил их на стол рядом с кофейной чашкой Мэри. Хал повернулся и посмотрел на меня. Они все ждали, что я скажу что-нибудь или сделаю. Я выглянул в окно и подумал о дверях в песке.
   Видение бесшумно вошло в гостиную из комнаты, дверь в которую находилась за спиной Зимейстера и Джеми. Должно быть, их насторожило выражение лица Хала, потому что я себя контролировал. Впрочем, это не имело особого значения, потому что оно заговорило еще до того, как голова Зимейстера начала поворачиваться в его сторону.
   – Нет, – сказало видение. – Замрите! Брось пистолет, Джеми! Одно движение, Мортон, и ты превратишься в статую, вроде Генри Мура! Не двигайтесь!
   Это был Пол Байлер, на исхудавшем лице которого появились новые морщины. Однако его рука с пистолетом сорок пятого калибра не дрожала.
   Зимейстер очень выразительно застыл в неподвижности. Джеми явно находился в сомнениях, ожидая какого-нибудь знака от босса.
   Я почти облегченно вздохнул. Из честного лабиринта всегда есть выход. Похоже, мы играли именно в такую игру, если только…
   Катастрофа!
   Масса лесок, удочек, поплавков и сетей заскрипела у нас над головами и свалилась прямо на Пола. Его рука чуть дернулась вниз – именно в этот момент Джеми решил не бросать свой пистолет. Он повернул его в сторону Пола.
   Рефлексы, о которых я обычно забываю, когда нахожусь на земле, сами приняли решение, так что я тут оказался совершенно ни при чем. Однако, если бы мысль о том, чтобы броситься на человека с пистолетом, успела пройти дальше моего спинного мозга, я не думаю, что сделал бы это.
   Тем не менее все должно кончиться хорошо, не так ли? В кино, во всяком случае, именно так и бывает.
   Я прыгнул на Джеми, вытянув вперед руки.
   Его рука на мгновение застыла в нерешительности, а потом он повернул пистолет в мою сторону и выстрелил практически в упор.
   Моя грудь взорвалась, и мир исчез.
   Вот вам и хороший конец!

9

   Иногда бывает очень полезно остановиться и поразмышлять о тех преимуществах, которые можно извлечь из современной системы высшего образования.
   Я полагаю, что их все можно сложить к ногам моего святого патрона, президента Гарварда Элиота. Именно он, еще в 1970 году, посчитал, что следует несколько ослабить строгость академических требований. Что и сделал, а уходя, забыл запереть за собой дверь. Почти тринадцать лет я каждый месяц возносил ему мою благодарность в тот наполненный приятными эмоциями момент, когда открывал конверт, в котором лежал чек. Элиот был тем человеком, который ввел систему свободного выбора курсов, пришедшую на смену жесткому набору обязательных предметов. И, как это часто бывает в таких случаях, результаты превзошли все ожидания. Нынешняя ситуация, в частности, позволяла мне спокойно оттачивать свой интеллект, не скучать и следовать за прихотливо мерцающими звездами ускользающего знания. Иными словами: если бы не он, у меня, скорее всего, не было бы ни времени, ни возможности изучить весьма любопытные и поучительные привычки Orphys speculum и Cryptostylos leptochila, с которыми я познакомился на ботаническом семинаре.
   Давайте посмотрим правде в глаза: я был обязан этому человеку многим – и тем, что мог вести столь замечательный образ жизни, и другими приятными моментами. И меня никак нельзя было назвать неблагодарным. Что же до того, что я не в силах отплатить ему добром за добро, ну что ж, тут я не в силах ничего изменить.
   Кто такой Orphys? Или это она? И почему все обожают ее? А Cryptostylos?
   Я рад, что вы спросили. В Алжире живет насекомое, похожее на осу, известное под именем Scolia cilata. Оно спит всю зиму в своем гнезде, устроенном в песке, а в марте пробуждается. Самка этого насекомого, что не является таким уж редким явлением среди перепончатокрылых, продолжает спать еще месяц. Самец, естественно, начинает испытывать беспокойство и направляет свой близорукий взгляд в другие дали. И вдруг!.. Что расцветает как раз в это время здесь, неподалеку? Конечно же, грациозная орхидея Orphys speculum, чьи цветы поразительно похожи на тело самки заинтересовавшего нас насекомого. Остальное совсем не трудно предсказать. Именно таким образом происходит опыление орхидеи – самец осы летает от цветка к цветку и дарит их своим вниманием. Оукс Эймс назвал этот процесс псевдокопуляцией, симбиотической связью двух совершенно разных репродуктивных систем. Орхидея Cryptostylos leptochila точно так же и с той же целью соблазняет самца осы наездника, правда, она при этом достигает невероятных высот в своей изощренности, поскольку испускает точно такой же запах, что и самка соблазняемого ею наездника. Коварная. Восхитительная. В строго философском смысле можно говорить о разнообразных сторонах морали. Именно для этого и нужно образование. Если бы не мой дорогой окаменевший дядюшка и если бы не президент Элиот, я, вполне возможно, никогда не получил бы возможности испытать те чудесные ощущения, что озаряют своим светом состояние моей души.
   Вот например, когда я лежал там, все еще не совсем понимая, где находится это «там», я вспомнил занятия, посвященные орхидеям, и одновременно меня коснулись совсем непонятные и необъяснимые звуки, тени и цвета. Я моментально пришел к следующему выводу: часто вещи не являются тем, чем кажутся, впрочем, иногда это не имеет никакого значения; человеческое существо можно обидеть множеством самых отвратительных способов, которые непосредственно задевают его спинной мозг.
   К этому моменту я уже начал робко изучать среду, в которой оказался.
   «Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!» и снова «Ой-ой-ой!», – произносил я. Как долго это продолжалось, не мне судить. Неожиданно среда откликнулась на мои стенания, всунув термометр мне в рот и принявшись считать мой пульс.
   – Пришли в себя, мистер Кассиди? – спросил голос, только вот я не понял, кому он принадлежал – женщине или какому-то бесполому существу.
   – Блюм, – ответил я, силясь рассмотреть лицо медсестры, и поспешно прикрыв глаза, как только мне это удалось сделать.
   – Вам очень повезло, мистер Кассиди, – сказала она, вынимая термометр. – Я пойду позову доктора. Он с нетерпением ждет возможности поговорить с вами. А вы полежите спокойно. Не напрягайтесь.
   Поскольку я не испытывал особого желания соскочить с кровати и заняться отжиманиями, мне было совсем не трудно выполнить ее распоряжение.
   Я еще раз попробовал оглядеться по сторонам. На этот раз все выглядело совершенно нормально. Понятие «все» включало в себя больничную палату на одного человека и меня на кровати, которая стояла у стены возле окна. Я лежал на спине и довольно быстро сумел обнаружить, до какой степени моя грудь замотана в бинты и пластырь. Представив себе, что повязку когда-нибудь будут снимать, я невольно поморщился. Тем, кто не искалечен, не принадлежит монопольное право на предчувствия.
   Несколько минут спустя мне показалось, что здоровенный молодой парень в белом халате, из кармана которого свисал стетоскоп, внес в палату улыбку и доставил ее прямо к моей постели. Переложив мою карточку из одной руки в другую, он потянулся ко мне. Я решил, что его заинтересовал мой пульс, но доктор схватил мою руку и начал ее изо всех сил трясти.
   – Мистер Кассиди, я доктор Дрейд! Мы встречались с вами раньше, но вы этого не помните. Я вас оперировал. Рад, что вы можете пожать мне руку. Вы очень везучий человек.
   Я откашлялся, и мне стало больно.
   – Приятная новость, – сказал я.
   Доктор взял мою карточку.
   – Поскольку ваша рука находится в такой прекрасной форме, не могли бы вы поставить подпись вот на этих бумагах?
   – Минутку, – заметил я. – Мне ведь даже неизвестно, что вы со мной делали. Так что я не собираюсь ничего подписывать.
   – О, это вовсе не то, о чем вы подумали, – пояснил доктор. – Те бумаги вас попросят подписать, когда вы будете нас покидать. Я просто хотел получить разрешение воспользоваться своими заметками и фотографиями, которые мне посчастливилось сделать во время операции, для статьи, которую я хочу написать.
   – Для какой такой статьи? – спросил я.
   – Статьи, посвященной причине, которая позволила мне назвать вас очень везучим человеком. Вам ведь выстрелили в грудь, знаете ли.
   – Ну, это я и сам понял.
   – Любой другой человек на вашем месте был бы уже покойником. Только не старина Фред Кассиди. А знаете почему?
   – Скажите мне.
   – Сердце у вас не в том месте.
   – Да?
   – Вы что, до сих пор не знали об особенностях своей системы кровообращения?
   – Не совсем, – сказал я. – Правда, до сих пор мне еще никто не стрелял в грудь.
   – Так вот, ваше сердце является зеркальным отображением обычного сердца. Vena cavae 11 выполняет функцию аорты, а легочная артерия получает кровь из левого желудочка. Ваши легочные вены несут свежую кровь в ушко правого предсердия, а правое предсердие качает ее через дугу аорты, которая сдвинута вправо. Правые камеры вашего сердца, следовательно, имеют более плотные стенки, которые у обычных людей расположены слева. Если бы кому-нибудь выстрелили туда же, куда попали вам, было бы поражено левое предсердие или, возможно, аорта. В вашем же случае пуля прошла на безопасном расстоянии от inferior vena cava 12.
   Я снова закашлялся.
   – Ну, пуля, конечно, причинила вам вред, – продолжал доктор. – Дырка в груди у вас все-таки есть. Я ее довольно аккуратно заштопал. Скоро вы встанете на ноги.
   – Отлично.
   – Так вот, как насчет вашей подписи…
   – А? Ладно. Все для науки и прогресса.
   Подписывая бумаги и раздумывая о том, под каким углом летела пуля, я спросил доктора:
   – А как я сюда попал?
   – Вас привезла в приемный покой полиция, – ответил доктор Дрейд. – Они не проинформировали нас о причинах возникновения ситуации, которая привела к перестрелке.
   – Перестрелке? И сколько же бывало выстрелов?
   – Хм, всего семь. Знаете, я вообще-то не имею права обсуждать других больных.
   Моя рука застыла над листком бумаги.
   – Хал Сидмор мой лучший друг, – сказал я и, подняв ручку, выразительно посмотрел на бумаги, – а его жену зовут Мэри.
   – Они не получили никаких серьезных ранений, – быстро проговорил доктор. – У мистера Сидмора сломана рука, а у его жены несколько царапин. И все. По правде говоря, ваш приятель хочет повидаться с вами.
   – Я тоже хочу, – заявил я. – Потому что чувствую себя прекрасно.
   – Немедленно пошлю его к вам.
   – Очень хорошо.
   Доктор поправил мою постель.
   – Если вам не трудно дать мне стакан воды…
   Доктор налил мне воды и подождал, пока я почти все выпил.
   – Хорошо, – сказал он, – я навещу вас попозже. Вы не возражаете, если я приведу с собой практикантов, чтобы они могли послушать ваше сердце?
   – При условии, что вы пообещаете прислать мне экземпляр вашей статьи.
   – Ладно, – согласился доктор. – Пришлю. Не напрягайтесь.
   – Я постараюсь.
   Он аккуратно сложил свою улыбку и унес ее с собой, а я лежал и строил рожи надписи «ьтирук еН».
 
   Кажется, прошло совсем немного времени, когда ко мне вошел Хал. К этому моменту еще один слой пелены спал с моих глазах. На нем была обычная одежда, а его правая – минутку, прошу прощения – левая рука была в гипсе. На лбу у Хала красовался небольшой синяк.
   Я ухмыльнулся, чтобы продемонстрировать, что жизнь прекрасна, а поскольку уже знал ответ, то спросил:
   – Как Мэри?
   – Прекрасно, – ответил Хал. – Она действительно в порядке. Расстроена и поцарапана, но ничего серьезного. Ты-то как себя чувствуешь?
   – Словно кто-то хорошенько лягнул меня в грудь. Правда, доктор говорит, что могло быть хуже.
   – Да, по его словам, тебе очень повезло. Знаешь, он прямо-таки влюбился в твое сердце. Если бы я оказался на твоем месте, мне наверняка было бы немного не по себе – лежишь тут, совершенно беспомощный, а он пишет разные статьи…
   – Спасибо. Я рад, что ты пришел подбодрить меня. Ты сам расскажешь мне о том, что произошло, или мне надо купить газету?
   – Ну, я не знал, что ты так спешишь, – сказал Хал. – Буду краток: в нас всех стреляли.
   – Понятно. А теперь постарайся быть не таким кратким.
   – Хорошо. Ты прыгнул на типа с пистолетом…
   – Джеми. Да. Продолжай.
   – Он выстрелил в тебя. Ты упал. Можешь поставить возле своего имени крестик. Потом он выстрелил в Пола.
   – Крестик.
   – Но, пока Джеми смотрел на тебя, Полу почти удалось выбраться из той пакости, что свалилась на него. Он выстрелил в Джеми практически тогда же, когда тот выстрелил в него. И попал в Джеми.
   – Итак, они попали друг в друга. Крестик.
   – Я бросился на другого типа почти сразу же после того, как ты напал на Джеми.
   – Это был Зимейстер. Да.
   – Он успел схватить пистолет и несколько раз выстрелил. Первый выстрел в меня не попал, и мы стали драться. Между прочим, он довольно сильный.
   – Это мне известно. Кого помечаем следующим крестиком?
   – Тут я не совсем уверен. Мэри поцарапало голову пулей рикошетом, а второй или третий выстрел Зимейстера – не очень уверен какой – попал мне в руку.
   – Значит, надо поставить два крестика. А кто застрелил Зимейстера?
   – Полицейские. Они в это время ворвались в домик.
   – Как же, любопытно, они туда попали? Откуда им вообще стало известно о том, что там происходило?
   – Я слышал их разговор – позже. Они следили за Полом…
   – …который, по всей вероятности, следил за нами?
   – Похоже на то.
   – А я думал, он умер. Про это в новостях говорили.
   – Я тоже так думал. До сих пор не знаю, что там произошло. Его палату охраняют, и все молчат.
   – Получается, что он по-прежнему жив?
   – Ну, так я слышал. Больше мне ничего не удалось о нем узнать. Такое впечатление, что все остались живы.
   – Плохо – в двух случаях. Подожди минутку. Доктор Дрейд сказал, что было семь выстрелов.
   – Да. Их это всех тоже немного удивило. Один из полицейских попал себе в ногу.
   – А… тогда понятно. Что еще?
   – В каком смысле?
   – Тебе удалось что-нибудь узнать? Ну, например, про камень?
   – Нет. Ничего. Тебе известно все, что знаю я.
   – К несчастью.
   Я начал отчаянно зевать. Примерно в это же время в палату заглянула медсестра.
   – Мне придется попросить вас уйти, – сказала она. – Мы не должны его утомлять.
   – Хорошо, – согласился Хал. – Сейчас я пойду домой, Фред, и вернусь, как только они разрешат мне снова тебя навестить. Что тебе принести?
   – Здесь есть какое-нибудь кислородное оборудование?
   – Нет. Только в коридоре.
   – Тогда принеси сигареты. И скажи им, чтобы сняли эту дурацкую вывеску. А, ладно. Я сам. Извини, никак не могу остановиться. Передай Мэри привет и все такое. Надеюсь, у нее не болит голова. Я тебе когда-нибудь рассказывал про цветы, которые спят с осами?
   – Нет.
   – Боюсь, вам надо идти, – напомнила медсестра.
   – Хорошо.
   – Скажи этой даме, что она совсем не похожа на орхидею, – попросил я, – даже несмотря на то, что благодаря ей я чувствую себя осой.
   Потом вместе со своей кроватью я провалился в неподвижное мягкое средоточие всего сущего, где жизнь кажется совсем простой.
 
   Сон. Сон. Сон.
   Мерцание?
   Мерцание. Яркий свет.
   Я услышал, что в мою комнату кто-то вошел, и, чуть приоткрыв глаза, убедился, что день еще не кончился.
   Еще?
   Пора разобраться со временем. Прошел день и ночь, и еще кусочек следующего дня. Я несколько раз ел, поговорил с доктором Дрейдом и был изучен практикантами, которых он привел. Приходил Хал, показавшийся мне более веселым, оставил сигареты. Доктор Дрейд сказал, что, хотя он и против, я могу курить, что я и сделал. Потом я немного поспал. Ах да, вот…
   В поле моего зрения попали две фигуры, которые двигались очень медленно. Тут кто-то начал откашливаться, и я сообразил, что это Дрейд.
   – Мистер Кассиди, вы проснулись? – вслух удивился он.
   Я зевнул и потянулся, и, пытаясь оценить ситуацию, сделал вид, что пришел в себя совсем недавно.
   Рядом с Дрейдом стоял высокий мрачного вида тип в темном костюме и при черных очках. Я уже было собрался сострить по поводу гробовщиков, когда заметил, что в правой руке этот тип сжимает поводок лохматой собаки, изо всех сил старавшейся сидеть смирно возле его ноги. В левой руке странный визитер держал довольно тяжелый портфель.
   – Да, – сказал я и, поманипулировав рычажками кровати, устроился лицом к ним. – А в чем, собственно, дело?
   – Как вы себя чувствуете?
   – Вроде нормально. Да. Я отдохнул.
   – Хорошо. Полиция послала этого джентльмена, чтобы он обсудил с вами то, что их интересует. Джентльмен заявил, что должен поговорить с вами наедине, так что мы повесим на дверь табличку. Его зовут Надлер, Теодор Надлер. Ну ладно, я пошел.
   Доктор подвел Надлера к стулу, усадил его и удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.
   Я взял стакан с водой. Посмотрел на Надлера.
   – Что вам нужно?
   – Вы знаете, что нам нужно.
   – А вы поместите объявление, – предложил я.
   Он снял очки и улыбнулся мне.
   – А вы попытайтесь прочесть парочку. Вроде тех, что озаглавлены «Нужна помощь».
   – Вам бы следовало служить в дипломатическом корпусе, – сказал я, и его улыбка стала немного напряженной, он покраснел.
   Когда он вздохнул, я ухмыльнулся.
   – Мы знаем, что у вас его нет, Кассиди, – наконец сказал Надлер, – и я его у вас не прошу.
   – Тогда почему вы меня преследуете? Только потому, что это совсем не трудно? Навязав мне диплом, вы на самом деле прикончили меня самым настоящим образом. Если бы в моем распоряжении находилось то, что вам нужно, я бы прицепил к этому этикетку с ценой, которая была бы немалой.
   – Сколько? – спросил Надлер практически без раздумий.
   – За что?
   – За ваши услуги.
   – В каком качестве?
   – Мы хотим предложить вам работу, которая может вас заинтересовать. Как вам понравится должность специалиста по внеземным культурам, представляющего США в ООН? Для этого как раз требуется степень доктора антропологии.
   – И когда, интересно, появилась такая должность? – спросил я.
   Он снова улыбнулся.
   – Совсем недавно.
   – Понятно. А что будет входить в мои обязанности?
   – Они будут определены отдельно. Скажу только, что вам придется заняться расследованием.
   – Что именно я буду расследовать?
   – Исчезновение звездного камня.
   – Угу. Должен признаться, вы меня заинтриговали, однако этого еще недостаточно, чтобы я согласился с вами сотрудничать.
   – Ну, со мной вам особенно сотрудничать не придется.
   Я вытащил сигарету и закурил.
   – С кем же тогда?
   – Дай мне такую же, – произнес знакомый голос, и мохнатая, нечесаная собака подошла к моей кровати.
   – Лон Чейни со звезд, – заметил я. – Из тебя получилась паршивая собака, Рагма.
   Он отстегнул несколько кусков своей маскировки и взял сигарету. Впрочем, я так и не сумел понять, как он выглядит на самом деле.
   – Что ж, ты все-таки допрыгался – подстрелили, – сказал Рагма. – А ведь я тебя предупреждал.
   – Что правда, то правда, – согласился я. – Я пошел на это с открытыми глазами.
   – К тому же ты отображен, – заметил Рагма, откидывая в сторону мое одеяло. – Раньше шрамы от ран, которые ты получил в Австралии, были на другой ноге.
   Он опустил одеяло и устроился на полу рядом с моим столиком.
   – И не то чтобы это необходимо было проверять, – добавил он. – По дороге сюда мне все уши прожужжали про твое удивительное перевернутое сердце. С самого начала я подозревал, что ты – и есть тот идиот, который решил поиграть с инвертором. Может, расскажешь, зачем ты это проделал?
   – Не расскажу, – отрезал я.
   Рагма пожал плечами:
   – Ладно. Прошло еще мало времени, и результаты недостаточного усвоения пищи не начали сказываться на твоем организме. Придется немного подождать.
   Я перевел взгляд на Надлера.
   – Вы так и не ответили на мой вопрос. На кого я буду работать?
   На сей раз начал ухмыляться он.
   – На него, – весело сказал Надлер.
   – Вы что, шутите? С каких это пор госдеп начал брать на работу типов, которые исполняют роли вомбатов и собак-поводырей? Они же инопланетяне – у них даже гражданства нет!
   – Он не работает на государственный департамент. Он предоставил свои услуги ООН. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, то немедленно поступите в распоряжение специального отряда ООН, который возглавляет Рагма.
   – Как библиотечная книга, – заметил я, снова поворачиваясь к Рагме. – А ты ничего не хочешь мне рассказать?
   – Именно за этим я и пришел сюда, – ответил он. – Как тебе, очевидно, известно, артефакт, известный как звездный камень, исчез. Нам удалось выяснить, что некоторое время камень находился в твоей квартире, вследствие чего на тебе и сфокусировался интерес нескольких групп, заинтересованных в его возвращении – по самым разным причинам.
   – Камень был у Пола Байлера?
   – Да. Ему поручили сделать дубликат.
   – Значит, он слишком небрежно с ним обращался.
   – И да, и нет. Весьма странный человек, этот профессор Байлер, к тому же все ужасно осложнилось совпадениями, которые никто не мог предвидеть заранее. Понимаешь, к нему обратились потому, что он был самым подходящим человеком для выполнения подобного задания. Байлер – автор ряда очень интересных работ по синтезированию кристаллов. Ему удалось создать такой образец, который целая комиссия не сумела отличить от оригинала. Было ли это следствием его мастерствам? Поначалу так все и подумали. Мне представляется, что при обычном течении событий людям так и не удалось бы установить, что их обманули.