— Нет. Конечно, нет. Где бы ни был Лабиринт, там будет и центр. Я могу сделать это прямо здесь.
   — Ты думаешь, что сможешь преуспеть там, где потерпел неудачу отец?
   — Я должен попробовать. Я — единственный, кто достаточно знает об этом и у кого хватит времени, прежде чем прибудет волна Хаоса. Слушай, я признаю все, что, несомненно, рассказала обо мне Фиона, я замыслил и действовал. Я заключил сделку с врагами Эмбера. Я пролил нашу кровь. Я попытался выжечь твою память. Но мир, каким мы его знаем, уничтожен, а я тоже живу здесь. Все мои планы — все — ни к чему не приведут, если не сохранится какая-то мера порядка. Наверное. я был одурманен владыками Хаоса. Мне трудно признаться в этом, но теперь я вижу такую возможность. Однако, еще не слишком поздно сорвать их планы. Мы можем построить прямо здесь новый бастион порядка.
   — Как?
   — Мне нужен Камень и твоя помощь. Тут будет место нового Эмбера.
   — Предположим, аргуендо
   , я дам его тебе. Будет ли новый Лабиринт точно таким же, как старый?
   Он покачал головой.
   — Он не может быть таким. Не больше, чем тот, что пытался создать отец, был бы похож на дворкинский. Никакие два автора не могут воспроизвести одну и туже повесть на один и тот же лад. Нельзя избежать индивидуальных стилистических различий. Как бы упорно я не старался сдублировать его, моя версия все равно была бы слегка иной.
   — Как бы ты мог это сделать? — спросил я. — Когда ты не полностью настроен на Камень? Тебе понадобится Лабиринт, чтобы завершить процесс настройки. А Лабиринт, как ты говоришь, уничтожен. Что же это дает?
   — Я же сказал, что мне понадобится твоя помощь, — заявил он. — Есть еще один способ настроить личность на Камень. Для этого требуется помощь того, кто уже настроен. Тебе придется снова спроецировать себя сквозь Камень Правосудия, и взять с собой меня — в путь через первоначальный Лабиринт Дворкина, и в то, что лежит за его пределами.
   Я не удержался и спросил возбужденного Бранда:
   — И тогда?
   Он на секунду запнулся, досадливо посмотрел на меня, а затем продолжил:
   — Я… этого никогда не проделывал раньше. Откуда я знаю?
   — Хотел бы я знать, — произнес я, — не можешь ли ты таким образом добиться своей собственной версии реальности? Не может ли она представлять собой отколовшуюся новую вселенную — Эмбер и Отражения только для тебя? Может ли она отрицать нашу? Или будут какие-то взаимоотношения? Как ты думаешь, допустив такую ситуацию?
   Он пожал плечами.
   — Я уже ответил на это. Этого раньше никогда не проделывали. Откуда мне знать?
   — Но я думаю, что ты знаешь, или можешь сделать на этот счет очень хорошую догадку. Я думаю, что именно это-то ты и планируешь. Именно это ты и хочешь попробовать — потому что это все, что тебе теперь осталось. Я воспринимаю такие действия с твоей стороны, как указание, что отец преуспел и что ты дошел до своей последней карты. Вот для этого тебе нужен я и нужен Камень. Ты не сможешь получить ни того, ни другого.
   Он вздохнул.
   — Я ожидал от тебя большего. Ты неправ, но оставим это. Выслушай. Чем потерять все, я предпочту поделить королевство с тобой.
   — Пропади ты пропадом, Бранд, — вежливо ответил ему я. — Ты лжешь!
   — Да, ясно, когда это тяжелое испытание будет пройдено, я буду настроен. Ты дашь мне Камень, я начертаю новый Лабиринт, и мы снова у дел. Ничего не разваливается, все держится, жизнь продолжается.
   — А что насчет Хаоса?
   — Новый Лабиринт будет неиспорченным. У них больше не будет дороги, дающей им доступ к Эмберу.
   — Раз отец умер, как будет управляться Эмбер?
   Он криво улыбнулся.
   — Мне полагается кое-что получить за свои муки, не так ли? Я буду в этом рисковать своей жизнью, а шансы не так уж и хороши.
   Я улыбнулся ему в ответ.
   — Учитывая куш, что помешает мне сыграть самому? — осведомился я.
   — То же самое, что помешало преуспеть отцу — все силы Хаоса. Они созываются своего рода космическим рефлексом, когда начинается такой акт. У меня было больше опыта с ними, чем у тебя. У тебя не будет ни единого шанса, а у меня может быть.
   — А теперь давай допустим, что ты мне лжешь, Бранд. Или давай будем добрыми и допустим, что ты видел сквозь всю эту сумятицу нечетко. Что, если отец преуспел? Что, если новый Лабиринт существует прямо сейчас? Что произойдет, если ты сделаешь еще один, здесь, сейчас?
   — Ты боишься, — заявил он. — Боишься меня. Я не виню тебя за нежелание доверять мне. Но ты совершаешь ошибку. Я сейчас нужен тебе.
   — Тем не менее, я свой выбор сделал.
   Он сделал шаг ко мне. Еще один…
   — Все, что ты хочешь, Корвин. Я дам тебе все, что ты потрудишься назвать.
   — Я был с Бенедиктом в Тир-на Ног-те, — сказал я. — Глядя его глазами, слушая его ушами, когда ты сделал ему такое же предложение. Подавись им, Бранд. Я собираюсь продолжить свой путь и выполнить свою задачу, Если ты думаешь, что сможешь меня остановить, то сейчас такое же подходящее время, как и любое другое.
   Я начал идти к нему. Я знал, что убью его, если доберусь до него. Я также чувствовал, что не доберусь до него.
   Он повторил:
   — Ты совершаешь большую ошибку, Корвин.
   Я ответил ему:
   — Подумаю. По-моему, я делаю именно то, что надо.
   — Я не буду с тобой драться, — поспешно заявил он. — Не здесь. Не над бездной. Ты, однако, имел свой шанс. Когда мы встретимся с тобой в следующий раз, я отниму у тебя Камень.
   — Какая тебе от него польза, ненастроенному?
   — Может, есть еще способ для меня суметь это сделать. Более трудный, но возможный. Ты имел свой шанс. Прощай.
   Он отступил в лес. Я последовал за ним, но он исчез.
   Я покинул это место и поскакал дальше, по дороге над ничем. Мне не нравилось думать о возможности того, что Бранд мог говорить правду. Или, по крайней мере, часть ее. Но сказанное им продолжало возвращаться и досаждать мне. Что, если отец потерпел неудачу? Тогда я занимался бесполезным делом. Все уже было кончено, и это было просто делом времени. Я не любил оглядываться назад, просто на случай, что меня кто-то догоняет. Я перешел на умеренную скорость скачки через Отражения. Я хотел попасть к остальным, прежде чем волны Хаоса доберутся до такой дали, просто чтобы дать им знать, что я сохранил веру, и дать им увидеть, что, в конечном итоге, я попытался сделать все, что в моих силах.
   Тут я задумался, как там шла настоящая битва. Или началась ли она в пределах тех временных рамок?
   Я пронесся по мосту, который теперь расширялся под светлеющим небом. Когда он принял аспект золотистой равнины, я подумал об угрозе Бранда. Сказал ли он, что сказал, просто для того, чтобы вызвать сомнения, увеличить мою неуютность и повредить моей эффективности? Возможно. И все же, если ему требовался Камень, он должен был устроить мне засаду. А я питал уважение к той странной власти, что он приобрел над Отражениями. Казалось почти невозможным подготовиться к нападению того, кто мог следить за каждым моим ходом и мгновенно перемещаться в место, дававшее ему наибольшие преимущества. Как скоро это может произойти? Не слишком скоро, полагал я. Сперва он захочет потрепать мне нервы, а я и так уже устал и был более, чем малость запален. Раньше или позже. Мне было невозможно проскакать такое огромное расстояние в один переход, как бы я не ускорял скачку через Отражения. Мимо пролетали кружась вокруг меня и заполняя мир розовые, оранжевые и зеленые туманы. Земля под нами звенела, как металл.
   Иногда музыкальные тона, словно звон хрусталя над головой. Мысли мои плясали. Воспоминания о многих мирах приходили и уходили без порядка. Ганелон, мой друг-враг, и мой отец, враг-друг, сливались и распадались, распадались и сливались. Где-то один из них спросил меня, имею ли я право на трон. Я думаю, что это был Ганелон, желающий знать наши различные оправдания. Теперь я знал, что это был отец, желавший знать мои чувства. Он рассудил, он принял свое решение. Я отказался. Было ли тут виновато остановившееся развитие, желание быть свободным от такого бремени, или дело было во внезапном просвещении, основанном на всем, что я испытал в последние годы, медленно растущем во мне, дающем мне более зрелый взгляд на роль монарха помимо ее мгновенной славы, я не знаю.
   Я вспоминал свою жизнь на отражении Земля, как выполнял приказы, как отдавал их. Передо мной проплывали лица людей, которых я узнал за века — друзей, врагов, жен, любовниц, родственников. Лорена, казалось, подзывала меня, Мойра смеялась, Дейдра плакала. Я снова сражался с Эриком. Я вспоминал свой первый проход через Лабиринт, мальчишкой, и позже, когда шаг за шагом мне возвращали все мои воспоминания.
   Убийства, кражи, мошенничества, соблазнения вернулись потому, что, как говорил Мэллори, они были там. Я даже не способен был их всех правильно разместить, в смысле времени. Не было никакого особого беспокойства, потому что не было никакой особой вины. Время, время и еще раз время смягчило грани того, что порезче, сделало во мне свои изменения. Я смотрел на свои прежние «Я» как на других людей, знакомых, которых я перерос. Я дивился, как это когда-нибудь я мог быть кем-нибудь из них. Когда я мчался вперед, сцены из моего прошлого, казалось, материализовывались в тумане вокруг меня. Тут нет никакого поэтического преувеличения. Битвы, в которых я участвовал, принимали осязаемую фирму, если не считать, конечно, полного отсутствия звука — блеск оружия, цвета мундиров, знамена и кровь. И люди — большинство из них умерло — двинулись из моей памяти вокруг меня в немом мультфильме. Никто из них не был членом моей семьи, но все они были людьми, некогда что-то значащими для меня. И все же в этом не было никакой особой системы. Тут были благородные деяния, равно как и постыдные, враги, равно как и друзья — и никто из участвовавших персон не замечал моего присутствия, все было захвачено в какой-то давно прошедшей последовательности действий.
   Я тогда гадал о природе места, через которое проезжал. Не было ли оно какой-то разбавленной версией Тир-на Ног-та, с какой-то чувствительной к мысли субстанцией поблизости, что вытягивала из меня эту панораму. «Вот это и есть твоя жизнь?» Или я просто начал галлюцинировать? Я был утомлен, обеспокоен, встревожен, расстроен и проезжая по пути, обеспечивающему монотонной мягкой стимуляцией такого рода чувств, что велит грезить наяву… Фактически, я понял, что потерял где-то ранее контроль над Отражениями и теперь просто продолжал следовать прямолинейно через этот ландшафт, пойманный этим спектаклем в капкан своего рода наружного нарциссиэма…
   Тут я понял, что должен остановиться и отдохнуть — вероятно, даже немного поспать — хотя я боялся это делать в таком месте. Мне придется вырваться на волю и продолжать путь до более спокойного, пустынного местечка…
   Я исказил свое окружение. Я выворачивал все кругом. Я вырвался на волю.
   Вскоре я скакал по неровной, гористой местности, а после быстро добрался до пещеры, что я пожелал.
   Мы въехали в нее и я позаботился о Звезде. Я поел и выпил ровно столько, чтобы притупить чувство голода. Костра я не развел. Я завернулся в свой плащ и в прихваченное с собой одеяло. Грейсвандир я держал в правой руке. Я лежал во тьме у входа в пещеру.
   Я чувствовал себя немного дурно. Я знал, что Бранд лжец, но его слова все равно беспокоили меня. Но я всегда хорошо умел засыпать, я закрыл глаза и отключился.

5

   Меня пробудило ощущение присутствия, или, может быть, это был шум и ощущение присутствия. Что бы там ни было, я проснулся и был уверен, что я не один. Я сжал покрепче Грейсвандир и открыл глаза. Помимо этого я не шелохнулся.
   Мягкий свет, вроде лунного, лился через вход в пещеру. Как раз у входа стояла фигура, возможно, человеческая. Освещение было таким, что я не мог сказать: стояла ли она лицом ко мне, или лицом наружу. Но затем она сделала шаг ко мне.
   Я очутился на ногах и острие моего меча уперлось ему в грудь. Фигура остановилась.
   — Мир, — произнес мужской голос на тари. — Я просто укрылся от грозы. Нельзя ли мне с вами разделить пещеру?
   — Какой грозы? — спросил я.
   Словно в ответ донесся раскат грома, за которым последовал порыв ветра, пахнущего дождем.
   — Ладно, это, во всяком случае, правда, — сказал я. — Располагайтесь поудобнее.
   Он сел, полностью зайдя спиной к правой стенке пещеры. Я сложил свое одеяло, чтобы было помягче, и уселся напротив его. Нас разделяло метра четыре. Я нашел свою трубку, набил ее, а затем попробовал чиркнуть спичкой, бывшей со мной с Отражения Земля. Она зажглась, сберегая мне массу трудов. Табак имел хороший запах, смешанный с влажным ветерком. Я прислушивался к звукам дождя и разглядывал силуэт своего безымянного спутника. Я обдумывал несколько возможных опасностей, но обращался ко мне отнюдь не голос Бранда.
   — Это не естественная гроза, — сказал он.
   — О? Как это так?
   — Хотя бы потому, что она идет с севера. Они здесь никогда не приходят с севера, в это время года.
   — Вот так-то и ставятся рекорды.
   — И еще потому, что я никогда не видел, чтобы гроза вела себя подобным образом. Весь день я наблюдал за ее наступлением — просто твердая линия, медленно двигающаяся, с фронтом, словно лист стекла. Молний столько, что она выглядит словно чудовищное насекомое с сотней сверкающих ног. Крайне неестественно. А за ней все становится очень искаженным.
   — При дожде такое случается?
   — Не так, все, кажется, меняет свой облик. Плывет. Словно мир тает — или…
   Я содрогнулся. Я думал, что достаточно далеко опередил темные волны, чтобы немного отдохнуть. И все же он мог быть неправ и это могло быть просто необычной грозой. Но я не хотел рисковать и повернулся к глубине пещеры, свистнул. Ни ответа, ни привета. Я вошел туда и пошарил наощупь.
   — Что нибудь случилось?
   — Пропал мой конь.
   — Он не мог уйти?
   — Должно быть, ушел. Я, однако, думал, что у Звезды больше здравого смысла.
   Я подошел ко входу в пещеру, но ничего не смог увидеть. За миг, что я пробыл там, я наполовину вымок. Я вернулся на свое место у левой стены.
   — Мне это кажется достаточно заурядной грозой, — сказал я. — В горах они иногда бывают очень сильными.
   — Наверное, вы знаете эту местность лучше меня?
   — Нет, я просто путешествую — дело, которое мне лучше продолжить.
   Я коснулся Камня, мысленно втянулся в него, почувствовал грозу вокруг себя и приказал ей убраться, красными пульсациями энергии, соответствующими ударам моего сердца.
   Затем я привалился спиной к стенке пещеры, нашел еще одну спичку и снова раскурил трубку. Силам, которыми я манипулировал, потребуется еще некоторое время, чтобы выполнить свою работу против грозового фронта таких размеров.
   — Она будет длиться не слишком долго, — сказал я…
   — Откуда вы знаете?
   — Привилегированная информация.
   Он тихо рассмеялся.
   — По некоторым версиям именно так наступает конец света — начавшись со страшной грозы, пришедшей с севера.
   — Это верно, — сказал я. — И тут все так. Беспокоиться, однако, не о чем. В самом скором времени все так или иначе кончится.
   — Это камень, что у вас на шее… Он испускает свет?
   — Да.
   — Вы, однако, шутили, что это — конец. Не правда ли?
   — Нет.
   — Вы заставляете меня думать о той строке Священной Книги: «Архангел Корвин проследует перед грозой, с молнией на груди…» Вас ведь звать не Корвин, не так ли?
   — А как там звучит остальное?
   — «… Когда спросят, куда он путь держит, скажет он: „К концам Земли“, куда идет он, не зная, какой враг поможет ему против другого врага, ни кого коснется Рог».
   — Это все?
   — Все, что есть об архангеле Корвине.
   — В прошлом я сталкивался с такой же трудностью при чтении Писания. Оно рассказывает достаточно тебе, чтобы заинтересовать, но никогда не достаточно, чтобы была реальная польза. Впечатление такое, словно автор получает острое наслаждение, поддразнивая. Один враг против другого? Рог? Мне это не по зубам.
   — А куда вы все-таки путь держите?
   — Не слишком далеко, если не смогу найти своего коня.
   Я вернулся ко входу в пещеру. Теперь наступило некоторое прояснение, со свечением словно от луны, за какими-то тучами на западе, и другими на востоке.
   Я посмотрел в обе стороны вдоль тропы и вниз по склону на долину. Нигде не было видно никаких лошадей. Я повернулся обратно к пещере. Но как раз когда я это сделал, я услышал далеко внизу тонкое ржание Звезды.
   Я крикнул в пещеру незнакомцу:
   — Я должен ехать. Можете взять себе одеяло.
   Не знаю, ответил ли он, потому что тогда я вышел под морось, выбирая себе дорогу вниз по склону. Снова я оказал влияние через Камень, о морось прекратилась, смягчившись туманом.
   Камни были скользкими, но я спустился вниз до половины склона не споткнувшись. Тут я остановился: и чтоб перевести дух, и чтоб уточнить свои координаты. С этой точки я не был уверен, с какого именно направления донеслось ржание Звезды. Лунный свет стал немного сильнее, видимость лучше, но я ничего не увидел, изучая перспективу перед собой. Несколько минут я прислушивался.
   Затем я снова услышал тонкое ржание — снизу, слева от меня, неподалеку от валуна или темного скального выхода. У его основания, кажется, была какая-то сумятица теней. Двигаясь с максимальной быстротой, на какую я осмеливался, я проложил свой курс в том направлении.
   Достигнув наземного уровня, я поспешил к месту действия, прошел очаги наземного тумана, слегка расшевеленные ветерком, дующим с запада. Я услышал скрежещущий, хрустящий звук, как будто что-то тяжелое катили или толкали по каменной поверхности. Затем я уловил отблеск света на темной массе, к которой я приближался.
   Подобравшись поближе, я увидел в треугольнике света силуэты маленьких, человекообразных фигур, пытавшихся сдвинуть огромную каменную плиту. С их направления доносилось слабое эхо клацания и новое ржание. Затем камень начал двигаться, поворачиваясь, словно дверь, каковой он в действительности и являлся. Освещенный участок уменьшился, сузился до лучины и исчез с гулким звуком, но не раньше, чем прошли сперва трудившиеся фигурки.
   Когда я, наконец, добрался до каменной массы, все снова стало безмолвным. Я приложился ухом к камню, но ничего не услышал. Но кем бы они ни были, они забрали моего коня. Я никогда не любил конокрадов и убил в прошлом немало их. А прямо сейчас я нуждался в Звезде, как редко нуждался в коне. Так что я принялся шарить наугад, ища края этих каменных ворот. Было не слишком трудно выявить кончиком пальцев их контуры. Я, вероятно, нашел их скорее, чем отыскал бы при дневном свете, когда все сливалось и смешивалось. Узнав их местонахождение, я затем поискал дальше, нащупывая какую-нибудь ручку, за которую я мог бы потянуть. Они, казалось, были ребята маленькие, так что я посмотрел пониже. Наконец, я обнаружил то, что могло быть подлежащим местом и ухватился за него. Затем я потянул на себя, но они оказались упрямыми. Либо они были непропорционально прочными, либо в них имелась какая-то упущенная мной хитрость.
   Не имеет значения. Тут не время для тонкостей, а время для грубой силы. Я и разозлился, и спешил, так что решение было принято. Я снова принялся тянуть плиту на себя, напрягая мышцы рук, плеч, спины, желая, чтобы поблизости оказался Жерар. Дверь затрещала. Я продолжал тянуть. Она слегка продвинулась, на дюйм, наверное, и застряла. Я не ослабил стараний и увеличил свои усилия. Она снова затрещала.
   Я откинулся назад, переместил свой вес и уперся левой ногой в каменную стенку сбоку от портала. Потянув на себя, я одновременно оттолкнулся ногой. Опять раздался треск и некоторый скрежет, когда она снова продвинулась — еще на дюйм с чем-то. Затем она остановилась и я мог стронуть ее.
   Я выпустил ручку и постоял, размышляя и отдыхая. Затем я привалился к ней плечом и толкнул дверь обратно в полностью закрытое положение. Сделал глубокий вдох и снова схватился за нее.
   Я снова поставил левую ногу туда, где она побывала. На этот раз никакого постепенного нажима. Я рванул и оттолкнулся одновременно. Изнутри раздался треск лопающегося засова и лязг, и дверь прошла вперед примерно на полфута, скрежеща на ходу. Но она, кажется, ходила теперь посвободней, так что я поднялся на ноги и сменил свою позицию на противоположную — спиной к стене — и нашел вполне достаточную точку приложения силы, чтобы толкнуть ее наружу.
   На этот раз она продвинулась легче, но я не мог удержаться от того, чтобы упереться в нее ногой, когда она начала открываться, и толкнул ее что было сил. Она пронеслась полные 180 градусов, врезалась в скалу по другую сторону с сильным гулким звуком, разбилась в нескольких местах на куски, закачалась, упала и ударилась о землю с грохотом, заставившим ее содрогнуться, разбиваясь на новые осколки, когда она столкнулась с ней.
   Грейсвандир снова был у меня в руке, прежде чем она упала, и, резко пригнувшись, я прокрался быстро посмотреть за угол.
   Свет… за углом было освещение… от маленьких ламп, висевших на крючьях вдоль стены… Рядом с лестницей… Спускается вниз… К месту, где больше света и есть какие-то звуки… Вроде музыка…
   Но в поле зрения никого нет. Я б подумал, что поднятый мной адский грохот привлечет чье-нибудь внимание, но музыка продолжалась. Либо шум каким-то образом не донесся, либо они плевать на него хотели, как бы там ни было.
   Я поднялся и перешагнул через порог. Моя нога наткнулась на металлический предмет. Я поднял и изучил его. Вывороченный засов. Они заперли за собой дверь. Я бросил его через плечо обратно и принялся спускаться по лестнице.
   Музыка — скрипки и волынки — стала громче, когда я приблизился. По ослаблению света я увидел, что справа от меня у подножья лестницы был какой-то зал. Ступеньки были маленькие и их было много. Я не трудясь подкрадываться спешил вниз в залу.
   Когда я повернул и заглянул в зал, то увидел сцену из сна какого-то пьяного ирландца. В задымленной, освещенном факелами зале орды краснолицых людей, одетых в зеленое, в метр ростом, плясали под музыку или поглощали то, что походило на кружки эля, топая ногами, хлопая по столам и друг другу, ухмыляясь, смеясь и крича. Вдоль одной стены выстроились огромные бочонки и перед початым выстроилась очередь из множества пирующих. В яме, на противоположном конце помещения, горел огромный костер, его дым, всасывался через трещину в скальной стене, над парой тянувшихся куда-то пещерных проходов. Звезда была привязана к кольцу в стене, рядом с этой ямой, и коренастый маленький человечек в кожаном фартуке точил какие-то подозрительные на вид инструменты.
   Несколько лиц повернулись в моем направлении, раздались крики и музыка внезапно прекратилась. Молчание было почти совершенно.
   Я поднял меч над головой и направился через зал к Звезде. К тому времени все лица были повернуты в моем направлении.
   — Я пришел за своим конем, — сказал я. — Либо вы приведете его мне, либо я пойду и заберу его. Во втором случае будет намного больше крови.
   Справа от меня один из мужчин, побольше и более седой, чем большинство других, прочистил горло.
   — прошу прощения, — начал он. — Но как вы попали сюда?
   — Вам понадобится новая дверь, — вместо объяснения ответил я. — Идите и посмотрите, если интересуетесь, если от этого есть какая-то разница — а она может быть. Я подожду, — я шагнул в сторону и встал спиной к стене.
   — Я это сделаю, — кивнул он и стремглав бросился вон.
   Я чувствовал, как моя порожденная гневом сила перетекает в Камень и обратно ко мне. Одна часть хотела прорубить, пробить себе дорогу через зал, другая хотела более человеческого урегулирования расхождения с людьми настолько меньшими, чем я, а третья и, наверное, более мудрая часть предполагала, что маленькие ребята могут быть не такими уж слабыми противниками. Поэтому я ждал, какое впечатление произведет мой подвиг с открыванием двери на их делегата. Спустя несколько минут он вернулся, делая большой круг, обходя меня.
   — Приведите человеку его коня, — сказал он.
   По залу пробежал внезапный шквал разговора. Я опустил меч.
   — Приношу свои извинения, — сказал тот, кто отдал приказ. — Мы не желаем никаких неприятностей с такими, как вы. Поищем продовольствия где-нибудь в другом месте. Никаких недобрых чувств, я надеюсь?
   Человек в кожаном фартуке отвязал Звезду и двинулся в моем направлении. Пирующие расступились и дали дорогу, когда он провел коня через зал.
   Я вздохнул.
   — Я просто буду считать инцидент исчерпанным, прощу и забуду, — пообещал я.
   Человечек схватил с ближайшего стола кубок и передал его мне. Увидев выражение моего лица, он сам пригубил из него.
   — Тогда не присоединитесь ли к нам за столом?
   — Почему бы и нет? — сказал я. И, взяв кубок, осушил его, тогда как он сделал то же самое со вторым.
   Он издал легкое рычание и ухмыльнулся.
   То крайне маленький глоток для человека ваших размеров, — сказал он тогда. — Позвольте мне вам принести еще один на дорожку.
   Это был приятный эль, а я после своих усилий испытывал жажду.
   — Ладно, — согласился я.
   Он крикнул поднести еще, когда мне доставили Звезду.
   Вы можете намотать поводья на этот крюк, — сказал он, показывая на низкий выступ около дверей. — И он будет в безопасности в стороне.
   Я кивнул и сделал это, когда отошел тот мясник. Никто больше не пялился на меня. Прибыл кувшин с элем и человек вновь налил из него наши кубки. Один из скрипачей заиграл новый мотив. Спустя несколько мгновений к нему присоединился другой.