Страница:
Все это приходилось выполнять Джине.
До того как выехать на залитую нежным зеленоватым светом поверхность, Джина подвесила на машину электростатическую щетку и скребки. Выехав из дверей, девушка включила поляризатор и оглянулась.
Электромагнитные пальцы сбивали и перемешивали песок, возвращая ему первозданный вид, стирая следы от гусениц, башмаков и колес. Разбросанные там и сям металлические детали, яркие нейлоновые обертки и куски материи прилипали к специальным экранам, как и капли пролитого горючего.
Точман проехала около сорока метров вперед вдоль главной дороги, затем повернула вправо. Зона для прогулок представляла собой трапецию длиной в четыреста метров, начинавшуюся у входа в гараж. Экраны очищали лунную поверхность от всех следов человеческой жизнедеятельности, не забывая заметать собственные следы.
Опыт подсказывал Джине, что убирать такую большую по размерам территорию не было необходимости, поскольку даже самым непоседливым из туристов быстро надоедало бродить по песку и карабкаться на близлежащие холмики. Атмосферное давление на Луне было низким, подогнанные точно по фигуре костюмы порой могли вызвать растяжение мускулов ног, а теплые джемперы сковывали свободу движений. Посетители быстро уставали, и, как правило, ни у кого не возникало желания прогуляться к виднеющимся на горизонте горам или уходить далеко от посадочной площадки.
Когда через часок Джина выведет своих подопечных на прогулку по Луне, они походят неподалеку, сделают несколько прыжков, поваляются в песке и будут считать, что уголок, где расположен курорт (с регулярно очищаемым песком), и есть частица девственного лунного пейзажа. Затем кому-то придет в голову, что сейчас самое время для коктейля, да и костюмы начнут натирать в самых неожиданных местах, и через некоторое время насладившимся унылым пейзажем туристам захочется обратно. Они останутся слегка разочарованными, но эта разочарованность не будет иметь ничего общего со следами гусениц или целлофановыми обертками на песке. Скорее наоборот, посетители почувствуют, что их чаяния сбылись, а на администрацию жаловаться никто и не подумает.
Джина сделала последний круг по лунной пыли и въехала на бетонный пол гаража. Шоу должно продолжаться.
16.04.22
16.04.23
16.04.24
16.04.25
Пересыльная станция «Коннор», 10 марта 2081 г.
Питер Спивак неотрывно следил за секундной стрелкой часов, кивая головой в такт отсчитываемым мгновениям. Осталось тридцать пять секунд до той минуты, когда экипаж наглухо закроет шлюз, и в этом случае только начальник дока сможет отложить старт. Лучевой факс от мисс Шерил Хастингс уже не застанет адресата.
Четыре дня назад они с Шерил очень крупно поссорились. Питеру предстояло проработать полтора года наблюдателем на Марсе, а Шерил оставалась на Земле рисовать своих фантастических героев из сказок и легенд Средневековья: лесных эльфов и покрытых броней драконов. И вся проблема отчасти, нет, если быть честным, то полностью, заключалась в этой злополучной поездке.
Восемнадцать месяцев вне Земли, а если посчитать еще девять месяцев туда и почти столько же обратно, то и все тридцать шесть. Три года разлуки, прерываемой лишь видеопередачами да приносящими боль короткими сеансами связи с Марсом, от четырех до шестнадцати минут. Они были бы ближе друг к другу, сидя в одиночных камерах и перестукиваясь. Не говоря уж о том, что поездка была опасной… Да, еще и это. Питер мог замерзнуть на Марсе, но не менее вероятным было то, что Шерил могла погибнуть на Земле. В их городе человеческая смерть уже давно стала обычной вещью.
Сперва Питер посчитал, что их отношения достаточно серьезны, чтобы выдержать разлуку, да и поездка представлялась заманчивой. Его знания геотехники высоко ценились, а если прибавить к этому бонусы за работу вне Земли, плату за межорбитальные полеты, специальные медицинские пособия плюс отпускные на отдых и восстановление сил, то банковский счет Питера Спивака по возвращении на Землю составил бы ровно половину от пенсиона. Они с Шерил могли бы поселиться где угодно, и пусть она рисует свои фантастические картинки хоть до конца дней. Питер понял, что такая удача бывает раз в жизни и упускать ее нельзя.
«Карпе дием! – весело провозгласил Питер, когда узнал, что Фонд межпланетных полетов принял его заявление. – Воспользуйся случаем!»
«На самом деле твоя пословица гласит: «Схвати день!», – сухо заметила Шерил, когда до нее дошел смысл принесенной Питером новости. – Это значит, что человеку положено жить каждую минуту, то есть не имеет никакого отношения к тому, что ты собираешься делать. Наоборот, ты хочешь поместить себя в гигантский холодильник, чтобы когда-нибудь в далеком будущем ты смог бы зажить привольно, если ты вообще вернешься и если не привезешь с собой какую-нибудь вирусную мутацию. Я уж не говорю, что тебя может покалечить микрогравитация и ты проведешь всю оставшуюся жизнь в инвалидном кресле, мучаясь от боли в ногах. Так что «хватай день», мой дорогой».
Когда же Питер робко принялся объяснять, что фонд предлагает Шерил работу технического иллюстратора с оплатой дороги и практически теми же льготами, она громко рассмеялась прямо ему в лицо.
Другого разговора на эту тему так и не состоялось. Питер продолжал действовать по намеченной программе, проходил необходимые тесты, проверки способностей, медицинское обследование, личную совместимость и сражался с ворохом бумаг. Шерил продолжала каждый день рисовать, безучастно занималась с ним любовью по вечерам и держала эмоции при себе. Она ни разу не сказала ему «не уезжай» или «я буду ждать тебя».
Когда Питер уезжал в аэропорт, чтобы сесть на стратоплан и преодолеть расстояние в 430 миллионов миль, Шерил холодно простилась с ним, немедленно поменяла замки и переписала счета на оплату квартиры.
На каждой из остановок: в Ванденберге, здесь, на «Конноре», на Лунном перекрестке и в точке Л2, где он собирался сесть в звездолет до Марса, Питер посылал и собирался посылать электронные карточки. Это были красивые, дорогие репродукции межпланетных пейзажей. Каждая карточка составляла всего 128 байтов, в которые он буквально вкладывал душу, надеясь получить в ответ хотя бы какие-нибудь обнадеживающие слова: «люблю тебя», «пожалуйста, возвращайся», «лечу следующим рейсом».
Она так и не ответила, хотя, возможно, он получит весточку от Шерил позднее, на заключительном отрезке пути. Но пока ничего.
Сейчас его часы отсчитывали последние секунды до закрытия люков в 16.05.00. Переходной шлюз на парковочной стоянке станции «Коннор» закрылся. Со своего места Питер видел верхушку станции, и вдруг воздушное давление в корабле начало меняться, касаясь невидимыми пальцами кожи и закладывая уши.
Иены
Риалы
Марки
Доллары
«Гонконг-2», Британская Колумбия, 11 марта 2081 г.
Уинстон Цян-Филипс наблюдал за приливом. Еще солнце не успело взойти над Прибрежными горами, как первые струйки денег потекли на Гонконгскую биржу, предвещая новые возможности и поднимая даже грошовые акции в цене.
Для Уинстона «наблюдение за приливом» не было просто поэтическим образом. Доверяя больше внутреннему чутью, нежели глазам, Цян-Филипс наблюдал, как ставки зеленой рекой протекали между брокерскими местами, заставляя двигаться огоньки на мониторах. Уинстон остановился на мгновение, наслаждаясь зрелищем, и неспешно уселся перед компьютером.
Общий объем денег, находящийся на открытых и активных рынках Западного полушария, оценивался в пятьдесят триллионов долларового эквивалента, хотя точную сумму назвать не мог никто. Связанные в единую сеть рынки, вовлеченные в торговлю, упорно отказывались назвать цифру, считая это плохим предзнаменованием. Однако Уинстон считал, что сумма в пятьдесят триллионов отражает реальное состояние дел.
Безусловно, нужно было принимать во внимание скорость. Доллар в покое обладает значительно меньшими возможностями, чем доллар в движении. И будучи прокрученной раз в год, или даже в день, такая сумма не могла бы оказать серьезного влияния на биржевое положение дел. Такой эффект можно сравнить с ударом слабого больного человека. Но если ту же сумму запустить в оборот четыре, пять раз в сутки, она приобретала скорость. Такой темп нес с собой огромную силу, подобно здоровяку, решившему вмешаться в стычку у стойки бара.
Так что вполне возможно, что сумма составляла меньше, чем пятьдесят, но это были триллионы! Даже двадцать триллионов с хорошей скоростью оборота могли показаться в два или в три раза больше для всякого находящегося в гуще событий и в течение восьми часов непрерывно совершающего сделки. А к вечеру глаза всех участников сделок обращались на Запад, вслед за потоком денег, летящим к токийской бирже «Никкей».
Из университетского курса по истории денег Уинстон Цян-Филипс узнал, что семьдесят лет назад мир пришел к круглосуточным операциям и полностью компьютеризованному финансовому рынку. В те времена бытовало мнение, что деньги нужно делать двадцать четыре часа в сутки, даже во время сна. Однако все эти мечтания канули в Лету после «Машинных паник» 2002, 2005, 2007, 2008 и 2009 годов.
Сегодня процессом снова управляли люди с небольшой компьютерной помощью. Но если людям нужно время для сна, то деньги не нуждаются в этом, поэтому после напряженной дневной сутолоки, в последние минуты перед возвещающей о закрытии торгов сиреной, люди этой половины земного шара оставляли деньги на сертификатах ночного депозита, что приносило им небольшую прибыль, пока они отправлялись домой есть, спать и развлекаться. В это же самое время деньги оказывались фактически предоставленными самим себе, привлекая внимание инвесторов другой половины земного шара и резко повышая общий объем «свободного доступного кредита».
Поэтому, когда заря заглядывала в окна биржи, а с Востока начинался приток денег, наступало время для скупки. С закатом начинались распродажи, и деньги перетекали на Запад.
«Прилив поднимает все лодки», – говорил когда-то Уинстону его дедушка Цян-Нулин, когда тот был еще мальчишкой. Его дед полагал, что так оно и есть, но теперь Уинстон мог бы добавить: «Не считая тех, что на короткой цепи».
Всю жизнь Уинстон Цян-Филипс посвятил тому, что поступал всегда наоборот. Поэтому, когда с закатом деньги перекочевывали на Запад и когда всех обуревало желание продавать, Уинстон скупал капитал как ненормальный. Он покупал даже те компании, которые больше всего пострадали за время торгов и могли достаться по дешевке. Он обдирал как липку попавших в бедственное положение и принужденных сдаваться на милость победителя.
Под утро, когда на биржу устремлялся поток денег и все принимались активно покупать, Уинстон выставлял на торги все то, что приобрел накануне. Наибольшую прибыль ему давали те, кто, обладая большими денежными суммами, теряли темп и потому стремились лихорадочно наверстать упущенное.
В промежутке, когда на рынке наступало затишье, Уинстон активно кредитовал те компании, чья якорная цепь оказывалась слишком короткой для надвигающегося прилива.
Нынешнее утро не составляло исключения. Понаблюдав за приливом, Цян-Филипс вошел в будку и принялся аккуратно рассортировывать вчерашние приобретения. Как и всегда, Уинстон ожидал резкого подъема биржевого курса после вчерашних срочных распродаж, чтобы выставить лоты.
У Цян-Филипса имелось несколько неплохих предложений местных угольных компаний, которые лежали в папке с другими предложениями по энергетике. За последние шесть месяцев дела на этом рынке обстояли неважно, а из-за длительного правительственного запрета на сжигание угля и выработку кокса акции скорей походили на музейные экспонаты. Однако сейчас, похоже, складывался благоприятный момент, поскольку активно стали циркулировать слухи о наметившемся росте в угольной химии и строительных волокнах. Стоит только предложить, и покупатель, несомненно, найдется.
Имелась у Уинстона и еще одна вещь из лавки старьевщика – акции лесной компании. Эта фирма обладала правом сбора, и только сбора пихт третьей посадки с участка леса в четырнадцать акров, расположенного у Водораздельного хребта. Когда-нибудь эта жемчужина принесет ему целое состояние.
Цян-Филипс собирался выставить еще добрую дюжину лотов, в основном опционы и инструментальные компании, однако все они представляли немалый интерес, особенно сейчас, когда день еще только набирал обороты. Это была его дневная работа – продать все лоты до девяти часов, чтобы на несколько часов, до наступления времени продаж, заняться последним проектом.
Уинстон унюхал новую возможность заработать в последних объявлениях Титанового Картеля. Эта компания была уже наготове к тому, чтобы доставить на Землю первый груз жидкого метана, что являлось важным сырьем для мировой промышленности из-за повсеместного запрета на добычу полезных ископаемых. Доставка груза, о которой сообщалось в предложенном на всеобщее обозрение расписании полетов, подтвердит, что система работает надежно. Тогда можно ожидать падения высокой цены на природный газ, установленной Ассоциацией разработчиков провинции Альберта. Это приведет к вымыванию акционерного капитала вкладчиков и к падению котировок всех прочих добывающих и трубопроводных компаний планеты. Самое время пойти против течения!
Уинстон Цян-Филипс копил деньги неделями, прекрасно понимая, что скорость оборота капитала падает, но в нужный момент он будет готов покупать, покупать и еще раз покупать. Когда дилеры поймут, что первая доставка грузов на запущенном год назад автоматическом носителе означает начало неиссякаемого источника энергии, и будут изо всех сил рваться на рынок, с кем тогда им придется иметь дело? Естественно, с ним, Уинстоном Цян-Филипсом, с Домом Цянов, Бароном Газовых Месторождений, Императором Голубого Огня, Уинстоном Первым.
Идущие наперекор всегда побеждают, поведал ему когда-то дедушка Цян-Нулин.
Угри в желе
Яички барашка в меду
Жареные куропатки
Язычки жаворонков в перечном соусе
Помпеи, 24 августа 79 г. н. э.
Джерри Козински расположился во дворике своей виллы, раскинувшейся над Неаполитанским заливом, и медленно жевал завтрак. Большинство блюд оказались вполне съедобными, хотя их описания, сообщенные рабами, привели его в смятение. Запахи пищи, подобранные банком данных компании «Виртуальность», были куда ближе к обычной диете Джерри, состоящей из промышленных протеинов и чистых обработанных сахаров, чем к каким-то диким птицам, пойманным в гнезде и обжаренным на прогорклом масле.
Козински занимал в Помпеях видное положение отчасти благодаря унаследованной доле богатства – он был далеким потомком одной из ветвей Суллы, – отчасти благодаря торговле зерном с Египтом. Являясь откупщиком государственной монополии и спекулируя иногда на рынке, Джерри ухитрялся получать прибыль от пятисот до пяти тысяч процентов. Согласно сценарию, подобные доходы позволяли ему без помех проводить утро на горной террасе, наслаждаясь видом на город и залив.
Жизнь казалась бы земным раем, если бы не жара. К «восьмому часу», на языке местных жителей, солнце уже стояло высоко и ни малейшего ветерка. Улицы были пустынны, если не считать нескольких собак и бездомных детей: ни путешественников, ни бродячих торговцев у местного рынка, ни гладиаторских боев в амфитеатре, ни спорящих на форуме богатых сенаторов, ни попрошаек-нищих, ни любознательных школьников – словом, никого из тех, кого он должен был по сценарию встретить. «Наверняка, – подумал Джерри, – все разбежались по домам, спасаясь от изнурительного зноя».
Но все-таки, а где же остальные? Представители «Виртуальности» уверяли, что в игру вовлечены сотни людей и Джерри придется общаться с ними на протяжении отпущенных ему двенадцати часов. Безусловно, он не знает всех правил, но трудно поверить, что люди выкладывали столь крупные суммы, чтобы увидеть домашнего раба, ребенка да собаку; иные живые существа Джерри пока не попадались.
Далеко внизу, на водной глади залива, замерли несколько рыбацких лодчонок да широкое торговое судно. Лишь военный корабль, похожий по виду на трирему, продолжал бороздить недвижные воды. Прозрачный воздух доносил до Джерри удары барабана и мерные выкрики гребцов. Интересно, а изъявил ли кто-нибудь желание стать рыбаком или галерным рабом? И сколько пришлось заплатить им за столь невеселое начало?
Раскаленный добела воздух казался Джерри предвестником землетрясения. В самом деле: сценарий игры гласил, что эта область, которая называется Кампания, в течение последних шестнадцати лет неоднократно подвергалась землетрясениям, то есть практически всю его жизнь. Всякий новый удар оказывался сильнее предыдущего, и теперь Джерри полагал, что следующее землетрясение может превысить по шкале Рихтера знаменитые токийское и сан-францисское. Однако сегодня утром пока было тихо. Угловые камни дворика не выказывали признаков начинающейся катастрофы, хотя за ними надо было приглядывать в первую очередь.
За исключением Джерри и прочих вовлеченных в игру, в Помпеях никто не знал, какого рода катастрофа должна произойти, тем не менее все ожидали, что скоро случится нечто ужасное. Но все равно, разве будут люди, а тем более игроки, пассивно скрываться за дверьми и разве не будут они осматривать город и искать пути отступления?
Джерри Козински выпил бокал прекрасного безалкогольного красного вина и принялся изучать раскинувшийся у подножия холма город: улицы, доки, площади, дороги, отыскивая путь спасения. Три варианта показались ему наиболее интересными.
Да, игра получится захватывающая.
Поворот
Поворот
Поворот
Еще поворот
Орбитальный пункт 37Ц, 625 километров над уровнем моря,
13 марта 2081 г.
Орбита восьмой гериатрической станции «Освобождение от болезней» была ниже допустимой на добрую тысячу километров, как сообщила служба наблюдения компании «Азимут партнерс».
Радионавигатор Меган Паттерсон, исполняющая обязанности менеджера гериатрической станции, сбросила радиограмму со стола, наблюдая, как та под действием микрогравитации грациозно изогнулась, коснулась края стола и медленно заскользила через отсек к противоположной перегородке.
Низкая орбита не являлась слишком серьезной проблемой. Дело было поправимо. Куда хуже оказалось то, что с межпланетной станции наблюдения зафиксировали неправильную конфигурацию корабля.
Из-за частичной гравитации Меган порой не была уверена, что пол находится внизу, доверяя лишь своим ощущениям, поскольку создаваемое давление было искусственным, инерциальным. Глядя через иллюминатор на неподвижные звезды и проплывающие внизу клочья белых земных облаков, она теряла ощущение пространственного полета.
Станция представляла собой три больших блока, подвешенных к подобию коромысла и больше всего походивших на летящее по небу болас аргентинских гаучо. В центре располагались универсальный стыковочный узел, кольцо камер хранения и рабочие отсеки с нулевой гравитацией, а также каюты для выздоравливающих после операций. В каждом отсеке располагались помещения с нормальным давлением, гидропонные секции, продуктовые склады, комнаты тренажеров и прочее оборудование, способное переносить небольшое ускорение. Два боковых блока были длиннее серединного, но их размеры можно было менять в зависимости от пристыкованного модуля. Такая конфигурация была не слишком удобна, но она недорого стоила и ее легко было запустить.
У них, на Земле, размышляла Меган, голова болит лишь о том, как сэкономить деньги. Занять более низкую орбиту, построить простую модулярную конструкцию с плавными медленными поворотами, а потом забыть о ней, подсчитывая деньги, текущие от трестов или из семей благодарных родственников. Там, на Земле, они допустили всего одну ошибку в расчетах, однако весьма неприятного свойства. Не обратив внимания на то, что порог ошибки должен быть нулевым, инженеры запустили орбитальную станцию с вращением под правым углом к земной поверхности, вместо того чтобы задать ей параллельную орбиту. Безусловно, рекламные буклетики справедливо утверждали, что такая ориентация позволит каждому пациенту наслаждаться земными видами из космоса, но куда важнее было то, что изменять направление и скорость вращения движущейся станции куда легче, чем неподвижной. Очередная экономия.
Самым же важным оказалось то, что подобная конфигурация порождала длительную нестабильность. С каждым поворотом один из блоков зарывался глубоко в верхние слои атмосферы и потому двигался медленнее. По оценкам службы наблюдения, такое торможение может привести к дестабилизации станции уже через шесть месяцев. Всему персоналу и инженерам придется эвакуировать больных в запасные каюты, избавиться от балласта, погасить вращение, сменить ориентацию, направление и снова начинать движение. А если и это не сработает, то придется переходить на более высокую орбиту, и компания вынуждена будет раскошелиться.
Причем, что бы там ни было, весь бюджет Меган, все квартальные, годовые выплаты, бонусы, дивиденды – все полетит в тартарары.
Во всей грядущей неразберихе вину возложат не на чугунные головы, создавшие дизайн этой консервной банки, не на бухгалтеров, которые ради лишнего цента готовы удавиться, а на нее, радионавигатора Меган Паттерсон!
Меган мрачно взглянула на листки радиограммы, прилепившиеся к перегородке отсека.
Господи! Меган надеялась, что легкие шумы из вентиляционной системы не означают начало суматохи. Она напряженно прислушалась, однако пока намеков на дестабилизацию не было. Пока.
Резка
Ковка
Прессование
Штамповка
Муниципальный аэропорт Дукесне,
Маккиспорт, Пеннджерси, 14 марта 2081 г.
Работа с алюминизированной синтетической пленкой казалась Брайану Хольдструпу сущим адом. Материал был толщиной всего в один микрон, или полмиллиметра, и вдобавок приклеивался к любой близлежащей поверхности.
Брайану пришлось создать условия стерильной чистоты в помещении, значительно превосходящем по размерам боксы яхтсменов былых времен, и все лишь для того, чтобы справиться с непокорной пленкой. Он нанял целый ангар в местном аэропорту, наглухо заделал двери, окна и трещины в гофрированном потолке, втащил внутрь воздушный замок, насосы и прочее фильтровальное оборудование. Помимо этого, ему потребовалось вымыть, вычистить и посыпать песком пол и стропила, а затем с помощью чистого азота понизить давление, и все эти манипуляции Брайан проделывал в кислородном снаряжении.
Разобравшись с окружающей средой, Хольдструп принялся возиться с упрямой пленкой, с мотками проволоки, воздушными вихрями и антистатическими винтами. Он не мог работать руками, поскольку выделяющаяся даже сквозь хлопковые перчатки влага мешала работать с пленкой, а резиновые или пластиковые перчатки слишком быстро создавали статический заряд.
Звездный корабль Хольдструпа имел двадцать две усиленные лопасти, его прототипом служила конструкция автожира. После запуска ему необходимо было сразу же придать сильное вращение, чтобы получить наибольший эффект. Каждая лопасть была длиной почти в целый километр и имела окола ста метров в ширину. Сейчас Брайан кроил, сжимал, резал их гофрированные полосы, готовясь к будущим стартам.
До чего же тяжелая работа! Брайану безумно хотелось пригласить кого-нибудь на подмогу, однако это было запрещено правилами. Не то чтобы уже объявили какую-то гонку, но все солнечные регаты следовали одному и тому же принципу: ты можешь выставить лодку любой конфигурации, но должен сам ее сконструировать и построить.
Такие регаты были не для слабых, поскольку работа с квадратными километрами пленки толщиной в микрон требовала гигантских усилий. Здесь не было места непоседам, ибо участнику регаты приходилось совершать по пятнадцать миллионов однообразных движений во время упаковки корабля, бесчисленное количество раз скручивая, свертывая, сворачивая. И уж, конечно, в регатах участвовали только люди с туго набитой мошной. Кто может себе позволить истратить добрую сотню тысяч долларов на оборудование и материалы, чтобы получить приз, составлявший не более процента от указанной суммы.
По крайней мере на регате не требовался статус любителя. Сам Брайан Хольдструп являлся владельцем и управляющим компании «Фотон пауэр», выполняя вдобавок еще и обязанности генерального конструктора. Единственный способ держаться впереди конкурентов – это участвовать и побеждать в «Транслунной гонке», «Круговом поясе», «Солнечной собаке» и других регатах. На сегодняшний день в активе Брайана имелось три золотые и одна бронзовая медаль, а его проекты пользовались устойчивым спросом на рынке.
И все-таки все эти заботы, монотонные, однообразные движения… Нет, Хольдструп не стал бы заниматься этим только ради денег. Дело в другом.
Брайан любил изящество прекрасного дизайна, любил узкие поверхности, отражавшие давление света солнца и звезд во время полетов по грациозно изогнутой параболической орбите. Он наслаждался признанием, восхищением и уважением, всегда окружавшим победителей.
До того как выехать на залитую нежным зеленоватым светом поверхность, Джина подвесила на машину электростатическую щетку и скребки. Выехав из дверей, девушка включила поляризатор и оглянулась.
Электромагнитные пальцы сбивали и перемешивали песок, возвращая ему первозданный вид, стирая следы от гусениц, башмаков и колес. Разбросанные там и сям металлические детали, яркие нейлоновые обертки и куски материи прилипали к специальным экранам, как и капли пролитого горючего.
Точман проехала около сорока метров вперед вдоль главной дороги, затем повернула вправо. Зона для прогулок представляла собой трапецию длиной в четыреста метров, начинавшуюся у входа в гараж. Экраны очищали лунную поверхность от всех следов человеческой жизнедеятельности, не забывая заметать собственные следы.
Опыт подсказывал Джине, что убирать такую большую по размерам территорию не было необходимости, поскольку даже самым непоседливым из туристов быстро надоедало бродить по песку и карабкаться на близлежащие холмики. Атмосферное давление на Луне было низким, подогнанные точно по фигуре костюмы порой могли вызвать растяжение мускулов ног, а теплые джемперы сковывали свободу движений. Посетители быстро уставали, и, как правило, ни у кого не возникало желания прогуляться к виднеющимся на горизонте горам или уходить далеко от посадочной площадки.
Когда через часок Джина выведет своих подопечных на прогулку по Луне, они походят неподалеку, сделают несколько прыжков, поваляются в песке и будут считать, что уголок, где расположен курорт (с регулярно очищаемым песком), и есть частица девственного лунного пейзажа. Затем кому-то придет в голову, что сейчас самое время для коктейля, да и костюмы начнут натирать в самых неожиданных местах, и через некоторое время насладившимся унылым пейзажем туристам захочется обратно. Они останутся слегка разочарованными, но эта разочарованность не будет иметь ничего общего со следами гусениц или целлофановыми обертками на песке. Скорее наоборот, посетители почувствуют, что их чаяния сбылись, а на администрацию жаловаться никто и не подумает.
Джина сделала последний круг по лунной пыли и въехала на бетонный пол гаража. Шоу должно продолжаться.
16.04.22
16.04.23
16.04.24
16.04.25
Пересыльная станция «Коннор», 10 марта 2081 г.
Питер Спивак неотрывно следил за секундной стрелкой часов, кивая головой в такт отсчитываемым мгновениям. Осталось тридцать пять секунд до той минуты, когда экипаж наглухо закроет шлюз, и в этом случае только начальник дока сможет отложить старт. Лучевой факс от мисс Шерил Хастингс уже не застанет адресата.
Четыре дня назад они с Шерил очень крупно поссорились. Питеру предстояло проработать полтора года наблюдателем на Марсе, а Шерил оставалась на Земле рисовать своих фантастических героев из сказок и легенд Средневековья: лесных эльфов и покрытых броней драконов. И вся проблема отчасти, нет, если быть честным, то полностью, заключалась в этой злополучной поездке.
Восемнадцать месяцев вне Земли, а если посчитать еще девять месяцев туда и почти столько же обратно, то и все тридцать шесть. Три года разлуки, прерываемой лишь видеопередачами да приносящими боль короткими сеансами связи с Марсом, от четырех до шестнадцати минут. Они были бы ближе друг к другу, сидя в одиночных камерах и перестукиваясь. Не говоря уж о том, что поездка была опасной… Да, еще и это. Питер мог замерзнуть на Марсе, но не менее вероятным было то, что Шерил могла погибнуть на Земле. В их городе человеческая смерть уже давно стала обычной вещью.
Сперва Питер посчитал, что их отношения достаточно серьезны, чтобы выдержать разлуку, да и поездка представлялась заманчивой. Его знания геотехники высоко ценились, а если прибавить к этому бонусы за работу вне Земли, плату за межорбитальные полеты, специальные медицинские пособия плюс отпускные на отдых и восстановление сил, то банковский счет Питера Спивака по возвращении на Землю составил бы ровно половину от пенсиона. Они с Шерил могли бы поселиться где угодно, и пусть она рисует свои фантастические картинки хоть до конца дней. Питер понял, что такая удача бывает раз в жизни и упускать ее нельзя.
«Карпе дием! – весело провозгласил Питер, когда узнал, что Фонд межпланетных полетов принял его заявление. – Воспользуйся случаем!»
«На самом деле твоя пословица гласит: «Схвати день!», – сухо заметила Шерил, когда до нее дошел смысл принесенной Питером новости. – Это значит, что человеку положено жить каждую минуту, то есть не имеет никакого отношения к тому, что ты собираешься делать. Наоборот, ты хочешь поместить себя в гигантский холодильник, чтобы когда-нибудь в далеком будущем ты смог бы зажить привольно, если ты вообще вернешься и если не привезешь с собой какую-нибудь вирусную мутацию. Я уж не говорю, что тебя может покалечить микрогравитация и ты проведешь всю оставшуюся жизнь в инвалидном кресле, мучаясь от боли в ногах. Так что «хватай день», мой дорогой».
Когда же Питер робко принялся объяснять, что фонд предлагает Шерил работу технического иллюстратора с оплатой дороги и практически теми же льготами, она громко рассмеялась прямо ему в лицо.
Другого разговора на эту тему так и не состоялось. Питер продолжал действовать по намеченной программе, проходил необходимые тесты, проверки способностей, медицинское обследование, личную совместимость и сражался с ворохом бумаг. Шерил продолжала каждый день рисовать, безучастно занималась с ним любовью по вечерам и держала эмоции при себе. Она ни разу не сказала ему «не уезжай» или «я буду ждать тебя».
Когда Питер уезжал в аэропорт, чтобы сесть на стратоплан и преодолеть расстояние в 430 миллионов миль, Шерил холодно простилась с ним, немедленно поменяла замки и переписала счета на оплату квартиры.
На каждой из остановок: в Ванденберге, здесь, на «Конноре», на Лунном перекрестке и в точке Л2, где он собирался сесть в звездолет до Марса, Питер посылал и собирался посылать электронные карточки. Это были красивые, дорогие репродукции межпланетных пейзажей. Каждая карточка составляла всего 128 байтов, в которые он буквально вкладывал душу, надеясь получить в ответ хотя бы какие-нибудь обнадеживающие слова: «люблю тебя», «пожалуйста, возвращайся», «лечу следующим рейсом».
Она так и не ответила, хотя, возможно, он получит весточку от Шерил позднее, на заключительном отрезке пути. Но пока ничего.
Сейчас его часы отсчитывали последние секунды до закрытия люков в 16.05.00. Переходной шлюз на парковочной стоянке станции «Коннор» закрылся. Со своего места Питер видел верхушку станции, и вдруг воздушное давление в корабле начало меняться, касаясь невидимыми пальцами кожи и закладывая уши.
Иены
Риалы
Марки
Доллары
«Гонконг-2», Британская Колумбия, 11 марта 2081 г.
Уинстон Цян-Филипс наблюдал за приливом. Еще солнце не успело взойти над Прибрежными горами, как первые струйки денег потекли на Гонконгскую биржу, предвещая новые возможности и поднимая даже грошовые акции в цене.
Для Уинстона «наблюдение за приливом» не было просто поэтическим образом. Доверяя больше внутреннему чутью, нежели глазам, Цян-Филипс наблюдал, как ставки зеленой рекой протекали между брокерскими местами, заставляя двигаться огоньки на мониторах. Уинстон остановился на мгновение, наслаждаясь зрелищем, и неспешно уселся перед компьютером.
Общий объем денег, находящийся на открытых и активных рынках Западного полушария, оценивался в пятьдесят триллионов долларового эквивалента, хотя точную сумму назвать не мог никто. Связанные в единую сеть рынки, вовлеченные в торговлю, упорно отказывались назвать цифру, считая это плохим предзнаменованием. Однако Уинстон считал, что сумма в пятьдесят триллионов отражает реальное состояние дел.
Безусловно, нужно было принимать во внимание скорость. Доллар в покое обладает значительно меньшими возможностями, чем доллар в движении. И будучи прокрученной раз в год, или даже в день, такая сумма не могла бы оказать серьезного влияния на биржевое положение дел. Такой эффект можно сравнить с ударом слабого больного человека. Но если ту же сумму запустить в оборот четыре, пять раз в сутки, она приобретала скорость. Такой темп нес с собой огромную силу, подобно здоровяку, решившему вмешаться в стычку у стойки бара.
Так что вполне возможно, что сумма составляла меньше, чем пятьдесят, но это были триллионы! Даже двадцать триллионов с хорошей скоростью оборота могли показаться в два или в три раза больше для всякого находящегося в гуще событий и в течение восьми часов непрерывно совершающего сделки. А к вечеру глаза всех участников сделок обращались на Запад, вслед за потоком денег, летящим к токийской бирже «Никкей».
Из университетского курса по истории денег Уинстон Цян-Филипс узнал, что семьдесят лет назад мир пришел к круглосуточным операциям и полностью компьютеризованному финансовому рынку. В те времена бытовало мнение, что деньги нужно делать двадцать четыре часа в сутки, даже во время сна. Однако все эти мечтания канули в Лету после «Машинных паник» 2002, 2005, 2007, 2008 и 2009 годов.
Сегодня процессом снова управляли люди с небольшой компьютерной помощью. Но если людям нужно время для сна, то деньги не нуждаются в этом, поэтому после напряженной дневной сутолоки, в последние минуты перед возвещающей о закрытии торгов сиреной, люди этой половины земного шара оставляли деньги на сертификатах ночного депозита, что приносило им небольшую прибыль, пока они отправлялись домой есть, спать и развлекаться. В это же самое время деньги оказывались фактически предоставленными самим себе, привлекая внимание инвесторов другой половины земного шара и резко повышая общий объем «свободного доступного кредита».
Поэтому, когда заря заглядывала в окна биржи, а с Востока начинался приток денег, наступало время для скупки. С закатом начинались распродажи, и деньги перетекали на Запад.
«Прилив поднимает все лодки», – говорил когда-то Уинстону его дедушка Цян-Нулин, когда тот был еще мальчишкой. Его дед полагал, что так оно и есть, но теперь Уинстон мог бы добавить: «Не считая тех, что на короткой цепи».
Всю жизнь Уинстон Цян-Филипс посвятил тому, что поступал всегда наоборот. Поэтому, когда с закатом деньги перекочевывали на Запад и когда всех обуревало желание продавать, Уинстон скупал капитал как ненормальный. Он покупал даже те компании, которые больше всего пострадали за время торгов и могли достаться по дешевке. Он обдирал как липку попавших в бедственное положение и принужденных сдаваться на милость победителя.
Под утро, когда на биржу устремлялся поток денег и все принимались активно покупать, Уинстон выставлял на торги все то, что приобрел накануне. Наибольшую прибыль ему давали те, кто, обладая большими денежными суммами, теряли темп и потому стремились лихорадочно наверстать упущенное.
В промежутке, когда на рынке наступало затишье, Уинстон активно кредитовал те компании, чья якорная цепь оказывалась слишком короткой для надвигающегося прилива.
Нынешнее утро не составляло исключения. Понаблюдав за приливом, Цян-Филипс вошел в будку и принялся аккуратно рассортировывать вчерашние приобретения. Как и всегда, Уинстон ожидал резкого подъема биржевого курса после вчерашних срочных распродаж, чтобы выставить лоты.
У Цян-Филипса имелось несколько неплохих предложений местных угольных компаний, которые лежали в папке с другими предложениями по энергетике. За последние шесть месяцев дела на этом рынке обстояли неважно, а из-за длительного правительственного запрета на сжигание угля и выработку кокса акции скорей походили на музейные экспонаты. Однако сейчас, похоже, складывался благоприятный момент, поскольку активно стали циркулировать слухи о наметившемся росте в угольной химии и строительных волокнах. Стоит только предложить, и покупатель, несомненно, найдется.
Имелась у Уинстона и еще одна вещь из лавки старьевщика – акции лесной компании. Эта фирма обладала правом сбора, и только сбора пихт третьей посадки с участка леса в четырнадцать акров, расположенного у Водораздельного хребта. Когда-нибудь эта жемчужина принесет ему целое состояние.
Цян-Филипс собирался выставить еще добрую дюжину лотов, в основном опционы и инструментальные компании, однако все они представляли немалый интерес, особенно сейчас, когда день еще только набирал обороты. Это была его дневная работа – продать все лоты до девяти часов, чтобы на несколько часов, до наступления времени продаж, заняться последним проектом.
Уинстон унюхал новую возможность заработать в последних объявлениях Титанового Картеля. Эта компания была уже наготове к тому, чтобы доставить на Землю первый груз жидкого метана, что являлось важным сырьем для мировой промышленности из-за повсеместного запрета на добычу полезных ископаемых. Доставка груза, о которой сообщалось в предложенном на всеобщее обозрение расписании полетов, подтвердит, что система работает надежно. Тогда можно ожидать падения высокой цены на природный газ, установленной Ассоциацией разработчиков провинции Альберта. Это приведет к вымыванию акционерного капитала вкладчиков и к падению котировок всех прочих добывающих и трубопроводных компаний планеты. Самое время пойти против течения!
Уинстон Цян-Филипс копил деньги неделями, прекрасно понимая, что скорость оборота капитала падает, но в нужный момент он будет готов покупать, покупать и еще раз покупать. Когда дилеры поймут, что первая доставка грузов на запущенном год назад автоматическом носителе означает начало неиссякаемого источника энергии, и будут изо всех сил рваться на рынок, с кем тогда им придется иметь дело? Естественно, с ним, Уинстоном Цян-Филипсом, с Домом Цянов, Бароном Газовых Месторождений, Императором Голубого Огня, Уинстоном Первым.
Идущие наперекор всегда побеждают, поведал ему когда-то дедушка Цян-Нулин.
Угри в желе
Яички барашка в меду
Жареные куропатки
Язычки жаворонков в перечном соусе
Помпеи, 24 августа 79 г. н. э.
Джерри Козински расположился во дворике своей виллы, раскинувшейся над Неаполитанским заливом, и медленно жевал завтрак. Большинство блюд оказались вполне съедобными, хотя их описания, сообщенные рабами, привели его в смятение. Запахи пищи, подобранные банком данных компании «Виртуальность», были куда ближе к обычной диете Джерри, состоящей из промышленных протеинов и чистых обработанных сахаров, чем к каким-то диким птицам, пойманным в гнезде и обжаренным на прогорклом масле.
Козински занимал в Помпеях видное положение отчасти благодаря унаследованной доле богатства – он был далеким потомком одной из ветвей Суллы, – отчасти благодаря торговле зерном с Египтом. Являясь откупщиком государственной монополии и спекулируя иногда на рынке, Джерри ухитрялся получать прибыль от пятисот до пяти тысяч процентов. Согласно сценарию, подобные доходы позволяли ему без помех проводить утро на горной террасе, наслаждаясь видом на город и залив.
Жизнь казалась бы земным раем, если бы не жара. К «восьмому часу», на языке местных жителей, солнце уже стояло высоко и ни малейшего ветерка. Улицы были пустынны, если не считать нескольких собак и бездомных детей: ни путешественников, ни бродячих торговцев у местного рынка, ни гладиаторских боев в амфитеатре, ни спорящих на форуме богатых сенаторов, ни попрошаек-нищих, ни любознательных школьников – словом, никого из тех, кого он должен был по сценарию встретить. «Наверняка, – подумал Джерри, – все разбежались по домам, спасаясь от изнурительного зноя».
Но все-таки, а где же остальные? Представители «Виртуальности» уверяли, что в игру вовлечены сотни людей и Джерри придется общаться с ними на протяжении отпущенных ему двенадцати часов. Безусловно, он не знает всех правил, но трудно поверить, что люди выкладывали столь крупные суммы, чтобы увидеть домашнего раба, ребенка да собаку; иные живые существа Джерри пока не попадались.
Далеко внизу, на водной глади залива, замерли несколько рыбацких лодчонок да широкое торговое судно. Лишь военный корабль, похожий по виду на трирему, продолжал бороздить недвижные воды. Прозрачный воздух доносил до Джерри удары барабана и мерные выкрики гребцов. Интересно, а изъявил ли кто-нибудь желание стать рыбаком или галерным рабом? И сколько пришлось заплатить им за столь невеселое начало?
Раскаленный добела воздух казался Джерри предвестником землетрясения. В самом деле: сценарий игры гласил, что эта область, которая называется Кампания, в течение последних шестнадцати лет неоднократно подвергалась землетрясениям, то есть практически всю его жизнь. Всякий новый удар оказывался сильнее предыдущего, и теперь Джерри полагал, что следующее землетрясение может превысить по шкале Рихтера знаменитые токийское и сан-францисское. Однако сегодня утром пока было тихо. Угловые камни дворика не выказывали признаков начинающейся катастрофы, хотя за ними надо было приглядывать в первую очередь.
За исключением Джерри и прочих вовлеченных в игру, в Помпеях никто не знал, какого рода катастрофа должна произойти, тем не менее все ожидали, что скоро случится нечто ужасное. Но все равно, разве будут люди, а тем более игроки, пассивно скрываться за дверьми и разве не будут они осматривать город и искать пути отступления?
Джерри Козински выпил бокал прекрасного безалкогольного красного вина и принялся изучать раскинувшийся у подножия холма город: улицы, доки, площади, дороги, отыскивая путь спасения. Три варианта показались ему наиболее интересными.
Да, игра получится захватывающая.
Поворот
Поворот
Поворот
Еще поворот
Орбитальный пункт 37Ц, 625 километров над уровнем моря,
13 марта 2081 г.
Орбита восьмой гериатрической станции «Освобождение от болезней» была ниже допустимой на добрую тысячу километров, как сообщила служба наблюдения компании «Азимут партнерс».
Радионавигатор Меган Паттерсон, исполняющая обязанности менеджера гериатрической станции, сбросила радиограмму со стола, наблюдая, как та под действием микрогравитации грациозно изогнулась, коснулась края стола и медленно заскользила через отсек к противоположной перегородке.
Низкая орбита не являлась слишком серьезной проблемой. Дело было поправимо. Куда хуже оказалось то, что с межпланетной станции наблюдения зафиксировали неправильную конфигурацию корабля.
Из-за частичной гравитации Меган порой не была уверена, что пол находится внизу, доверяя лишь своим ощущениям, поскольку создаваемое давление было искусственным, инерциальным. Глядя через иллюминатор на неподвижные звезды и проплывающие внизу клочья белых земных облаков, она теряла ощущение пространственного полета.
Станция представляла собой три больших блока, подвешенных к подобию коромысла и больше всего походивших на летящее по небу болас аргентинских гаучо. В центре располагались универсальный стыковочный узел, кольцо камер хранения и рабочие отсеки с нулевой гравитацией, а также каюты для выздоравливающих после операций. В каждом отсеке располагались помещения с нормальным давлением, гидропонные секции, продуктовые склады, комнаты тренажеров и прочее оборудование, способное переносить небольшое ускорение. Два боковых блока были длиннее серединного, но их размеры можно было менять в зависимости от пристыкованного модуля. Такая конфигурация была не слишком удобна, но она недорого стоила и ее легко было запустить.
У них, на Земле, размышляла Меган, голова болит лишь о том, как сэкономить деньги. Занять более низкую орбиту, построить простую модулярную конструкцию с плавными медленными поворотами, а потом забыть о ней, подсчитывая деньги, текущие от трестов или из семей благодарных родственников. Там, на Земле, они допустили всего одну ошибку в расчетах, однако весьма неприятного свойства. Не обратив внимания на то, что порог ошибки должен быть нулевым, инженеры запустили орбитальную станцию с вращением под правым углом к земной поверхности, вместо того чтобы задать ей параллельную орбиту. Безусловно, рекламные буклетики справедливо утверждали, что такая ориентация позволит каждому пациенту наслаждаться земными видами из космоса, но куда важнее было то, что изменять направление и скорость вращения движущейся станции куда легче, чем неподвижной. Очередная экономия.
Самым же важным оказалось то, что подобная конфигурация порождала длительную нестабильность. С каждым поворотом один из блоков зарывался глубоко в верхние слои атмосферы и потому двигался медленнее. По оценкам службы наблюдения, такое торможение может привести к дестабилизации станции уже через шесть месяцев. Всему персоналу и инженерам придется эвакуировать больных в запасные каюты, избавиться от балласта, погасить вращение, сменить ориентацию, направление и снова начинать движение. А если и это не сработает, то придется переходить на более высокую орбиту, и компания вынуждена будет раскошелиться.
Причем, что бы там ни было, весь бюджет Меган, все квартальные, годовые выплаты, бонусы, дивиденды – все полетит в тартарары.
Во всей грядущей неразберихе вину возложат не на чугунные головы, создавшие дизайн этой консервной банки, не на бухгалтеров, которые ради лишнего цента готовы удавиться, а на нее, радионавигатора Меган Паттерсон!
Меган мрачно взглянула на листки радиограммы, прилепившиеся к перегородке отсека.
Господи! Меган надеялась, что легкие шумы из вентиляционной системы не означают начало суматохи. Она напряженно прислушалась, однако пока намеков на дестабилизацию не было. Пока.
Резка
Ковка
Прессование
Штамповка
Муниципальный аэропорт Дукесне,
Маккиспорт, Пеннджерси, 14 марта 2081 г.
Работа с алюминизированной синтетической пленкой казалась Брайану Хольдструпу сущим адом. Материал был толщиной всего в один микрон, или полмиллиметра, и вдобавок приклеивался к любой близлежащей поверхности.
Брайану пришлось создать условия стерильной чистоты в помещении, значительно превосходящем по размерам боксы яхтсменов былых времен, и все лишь для того, чтобы справиться с непокорной пленкой. Он нанял целый ангар в местном аэропорту, наглухо заделал двери, окна и трещины в гофрированном потолке, втащил внутрь воздушный замок, насосы и прочее фильтровальное оборудование. Помимо этого, ему потребовалось вымыть, вычистить и посыпать песком пол и стропила, а затем с помощью чистого азота понизить давление, и все эти манипуляции Брайан проделывал в кислородном снаряжении.
Разобравшись с окружающей средой, Хольдструп принялся возиться с упрямой пленкой, с мотками проволоки, воздушными вихрями и антистатическими винтами. Он не мог работать руками, поскольку выделяющаяся даже сквозь хлопковые перчатки влага мешала работать с пленкой, а резиновые или пластиковые перчатки слишком быстро создавали статический заряд.
Звездный корабль Хольдструпа имел двадцать две усиленные лопасти, его прототипом служила конструкция автожира. После запуска ему необходимо было сразу же придать сильное вращение, чтобы получить наибольший эффект. Каждая лопасть была длиной почти в целый километр и имела окола ста метров в ширину. Сейчас Брайан кроил, сжимал, резал их гофрированные полосы, готовясь к будущим стартам.
До чего же тяжелая работа! Брайану безумно хотелось пригласить кого-нибудь на подмогу, однако это было запрещено правилами. Не то чтобы уже объявили какую-то гонку, но все солнечные регаты следовали одному и тому же принципу: ты можешь выставить лодку любой конфигурации, но должен сам ее сконструировать и построить.
Такие регаты были не для слабых, поскольку работа с квадратными километрами пленки толщиной в микрон требовала гигантских усилий. Здесь не было места непоседам, ибо участнику регаты приходилось совершать по пятнадцать миллионов однообразных движений во время упаковки корабля, бесчисленное количество раз скручивая, свертывая, сворачивая. И уж, конечно, в регатах участвовали только люди с туго набитой мошной. Кто может себе позволить истратить добрую сотню тысяч долларов на оборудование и материалы, чтобы получить приз, составлявший не более процента от указанной суммы.
По крайней мере на регате не требовался статус любителя. Сам Брайан Хольдструп являлся владельцем и управляющим компании «Фотон пауэр», выполняя вдобавок еще и обязанности генерального конструктора. Единственный способ держаться впереди конкурентов – это участвовать и побеждать в «Транслунной гонке», «Круговом поясе», «Солнечной собаке» и других регатах. На сегодняшний день в активе Брайана имелось три золотые и одна бронзовая медаль, а его проекты пользовались устойчивым спросом на рынке.
И все-таки все эти заботы, монотонные, однообразные движения… Нет, Хольдструп не стал бы заниматься этим только ради денег. Дело в другом.
Брайан любил изящество прекрасного дизайна, любил узкие поверхности, отражавшие давление света солнца и звезд во время полетов по грациозно изогнутой параболической орбите. Он наслаждался признанием, восхищением и уважением, всегда окружавшим победителей.