Страница:
После трапезы друзья решили прогуляться. Тяжело дыша, поднимались в верхний город, когда оттуда очень четко прозвучал скрипучий звук рога. На одной ноте, с небольшими интервалами звук повторялся. Они остановились отдышаться, и тревога отрезвила их. Этот сигнал означал только одно: в Ольвии произошло нечто важное, и коллегия архонтов созывает горожан.
– Смотри, Теодор, два ворона сидят рядом.
– Хорошая примета, Диамант. Но к чему вдруг сборище, когда близится ночь?
– Пошли быстрее к храму…
Храм Деметры, покровительницы Ольвии, поднимался возле единственной в городе липовой рощи. Площадь перед ним уже заполнили люди. Зажгли факелы. Дым обволакивал капители, поднимался к фризу, где светло-красный Геракл вершил свои подвиги. Из храма выходили члены ольвийских коллегий, чинно размещались на трех массивных ступенях.
Старший жрец поднял руку с длинной палицей.
– Греки! Ольвиополиты! Щедрая Деметра в который уже раз встречает свою дочь Персефону на пути из подземного царства. Прорастает трава, деревья выбрасывают листья, играют звери, и птицы вьют гнезда. Но боги Олимпа посылают нам тяжкое испытание. Персидское войско приближается к берегам Понта Эвксинского.
Шум поднялся над площадью. Напрасно кричал жрец: «Слушайте, слушайте!»
– Пусть говорят стратеги!
– Слово жрецам!
– Персидское войско на берегах Понта!
– Я хочу говорить! Я хочу сказать! – кричал один из стратегов. И, когда немного стихло, начал: – Дуб и камыш поспорили, кто сильнее. Налетел страшный ветер, камыш нагнулся и остался целым. А дуб против ветра боролся, подставив свою грудь, и был вырван с корнем. Сколько имеет Ольвия воинов? Полторы тысячи мужчин и юношей в состоянии держать оружие. У Дария войско – тьма. Греки! Я считаю выход один – откупиться…
Заговорил архонт.
– Четыре года назад персы уже побывали на нашем побережье. Это был набег во главе с сатрапом Каппадокии. Царь скифский Иданфирс послал Дарию письмо, в котором грозил отомстить за своего брата, взятого в плен. Я думаю, это письмо и вызвало поход. Теперь идет сам Дарий. Значит, это не набег, а война – долгая, до конца. Нечего и думать противостоять персам. Единственный выход, и это совет коллегии стратегов, выбранной вами, – выкуп. Предлагаю каждому внести по десять драхм.
– Ого…
– Это много…
– А что сделаешь?..
– Архонтам виднее.
– А что, если персы и деньги возьмут и нас в придачу?
Архонт продолжал:
– Дарий идет на скифов. Наше дело – сторона. Думаю, что его войско вообще нас минует. Но необходимо быть наготове. Выставить дозоры, прекратить всякие сношения со скифами.
– Я хочу говорить! – Это был ольвиополит, который добывал соль в лимане Гипаниса[17]. – Один человек бежал от преследователей. Прибежал к реке, но встретил волка и полез на дерево, которое нависло над водой. Но на ветке качалась змея. Тогда человек прыгнул в воду, но там его подстерегал крокодил… Так может случиться и с нами, если мы со всеми поссоримся. Скифы, слава богам, соседи, с которыми можно жить…
– Я хочу говорить! Я хочу! – закричал Диамант, не дождавшись, пока кончит оратор. – Греки! Стыдно нам будет, и боги нас покарают, если мы предадим своих соседей, не предупредим об опасности. Оратор прав! Завтра с рассветом я поеду в степь к скифам.
Тогда слово попросил Теодор.
– Мой приятель Диамант собирается совершить угодное богам дело. Но найдет ли он скифов? Я найду их быстрее, чем Диамант. Я бывал у них не раз. И они знают меня и мой товар. Я исколесил чуть ли не всю Скифию и забирался даже к савроматам и будинам[18].
– Пусть едет Теодор! – согласились все.
Теодор сдерживал радость. Начиналась большая война, скифам понадобится оружие, много оружия! Вместит ли воз Теодора все, что можно прихватить у ольвийских кузнецов? Вывезут ли трое лошадей столько железа? Мечи, шлемы, пики, дротики, панцири, конская сбруя… Все это понадобится скифам.
5
6
7
– Смотри, Теодор, два ворона сидят рядом.
– Хорошая примета, Диамант. Но к чему вдруг сборище, когда близится ночь?
– Пошли быстрее к храму…
Храм Деметры, покровительницы Ольвии, поднимался возле единственной в городе липовой рощи. Площадь перед ним уже заполнили люди. Зажгли факелы. Дым обволакивал капители, поднимался к фризу, где светло-красный Геракл вершил свои подвиги. Из храма выходили члены ольвийских коллегий, чинно размещались на трех массивных ступенях.
Старший жрец поднял руку с длинной палицей.
– Греки! Ольвиополиты! Щедрая Деметра в который уже раз встречает свою дочь Персефону на пути из подземного царства. Прорастает трава, деревья выбрасывают листья, играют звери, и птицы вьют гнезда. Но боги Олимпа посылают нам тяжкое испытание. Персидское войско приближается к берегам Понта Эвксинского.
Шум поднялся над площадью. Напрасно кричал жрец: «Слушайте, слушайте!»
– Пусть говорят стратеги!
– Слово жрецам!
– Персидское войско на берегах Понта!
– Я хочу говорить! Я хочу сказать! – кричал один из стратегов. И, когда немного стихло, начал: – Дуб и камыш поспорили, кто сильнее. Налетел страшный ветер, камыш нагнулся и остался целым. А дуб против ветра боролся, подставив свою грудь, и был вырван с корнем. Сколько имеет Ольвия воинов? Полторы тысячи мужчин и юношей в состоянии держать оружие. У Дария войско – тьма. Греки! Я считаю выход один – откупиться…
Заговорил архонт.
– Четыре года назад персы уже побывали на нашем побережье. Это был набег во главе с сатрапом Каппадокии. Царь скифский Иданфирс послал Дарию письмо, в котором грозил отомстить за своего брата, взятого в плен. Я думаю, это письмо и вызвало поход. Теперь идет сам Дарий. Значит, это не набег, а война – долгая, до конца. Нечего и думать противостоять персам. Единственный выход, и это совет коллегии стратегов, выбранной вами, – выкуп. Предлагаю каждому внести по десять драхм.
– Ого…
– Это много…
– А что сделаешь?..
– Архонтам виднее.
– А что, если персы и деньги возьмут и нас в придачу?
Архонт продолжал:
– Дарий идет на скифов. Наше дело – сторона. Думаю, что его войско вообще нас минует. Но необходимо быть наготове. Выставить дозоры, прекратить всякие сношения со скифами.
– Я хочу говорить! – Это был ольвиополит, который добывал соль в лимане Гипаниса[17]. – Один человек бежал от преследователей. Прибежал к реке, но встретил волка и полез на дерево, которое нависло над водой. Но на ветке качалась змея. Тогда человек прыгнул в воду, но там его подстерегал крокодил… Так может случиться и с нами, если мы со всеми поссоримся. Скифы, слава богам, соседи, с которыми можно жить…
– Я хочу говорить! Я хочу! – закричал Диамант, не дождавшись, пока кончит оратор. – Греки! Стыдно нам будет, и боги нас покарают, если мы предадим своих соседей, не предупредим об опасности. Оратор прав! Завтра с рассветом я поеду в степь к скифам.
Тогда слово попросил Теодор.
– Мой приятель Диамант собирается совершить угодное богам дело. Но найдет ли он скифов? Я найду их быстрее, чем Диамант. Я бывал у них не раз. И они знают меня и мой товар. Я исколесил чуть ли не всю Скифию и забирался даже к савроматам и будинам[18].
– Пусть едет Теодор! – согласились все.
Теодор сдерживал радость. Начиналась большая война, скифам понадобится оружие, много оружия! Вместит ли воз Теодора все, что можно прихватить у ольвийских кузнецов? Вывезут ли трое лошадей столько железа? Мечи, шлемы, пики, дротики, панцири, конская сбруя… Все это понадобится скифам.
5
Уже третий месяц шло войско Дария. Скрипели кибитки на высоких деревянных колесах, запряженные мулами и ослами. Плыли обложенные поклажей горбы верблюдов. Пешие и конные двигались бесконечной вереницей, и к ним присоединялись новые и новые отряды, роды и даже целые племена.
Широкая, мощеная царская дорога не в состоянии была поместить на себе всех, и потому слева и справа вдоль дороги были вытоптаны все посевы и пастбища. Их хозяева роптали на бога, на людей, ругались, дрались, но потом, махнув рукой, присоединялись к войску и уже сами топтали чужие посевы и пастбища…
Купцы с разным товаром на маленьких повозках; бродячие знахари с деревянными ящиками или кожаными сумками, полными трав, толченого угля, мела, костей; стайки женщин – все это, захваченное войском, отставало, останавливалось, опять присоединялось и двигалось на закат солнца.
Казалось, что шумный поток этот ползет беспрерывно, и так действительно и было, если смотреть на все войско. Но то тут, то там, на холмах или в оврагах можно было увидеть лагерь отряда или племени, где резали овец, жгли костры, спали, ели, молились… А мимо лагеря двигалось войско. И можно было отдыхать день, два, три… А войско шло. Потом лагерь сворачивался, присоединялся к общему потоку, а другой отряд или племя останавливались и могли передохнуть день или два.
И вот уже широкогрудые бактрийские кони вынесли ассирийскую колесницу Дария на холм, и он увидал пролив Босфор и два его гористых острова и греческий флот – все 600 триер, разместившихся вдоль берега. Греки тоже заметили колесницу Дария и большой отряд колесниц, который остановился позади царя, и сотни бессмертных, выезжавших на холм.
Дарий с советниками и двором принял греков милостиво. Царю была приятна возбужденность греков, он догадывался, что причиной тому – впечатление от мощи персидского войска.
После церемонии приема начался деловой разговор. Гистией ручался, что штиль будет минимум двадцать дней, и поэтому решили завтра же приступить к строительству моста…
– А эти греки молодцы, деловые люди, – говорил Дарий Гобрию, когда после приема в просторном шатре царя собрались на трапезу только избранные. – И главный… как его?
– Гистией, – подсказал Барт, пережевывая жареную телятину.
– Да, – вмешался в разговор молодой Видарна, и Барт недовольно кашлянул. – Но, к сожалению, они не все такие. Мне докладывали, великий царь, что некоторые не хотят твоей победы. Например, Мильтиад из Херсонеса…
– Пустое, – вдруг оборвал его Гобрий, – пустое, сплетни.
Гобрий терпеть не мог придворные интриги, презирал за них Видарну. Сейчас он опасался, что очередная сплетня начальника бессмертных затормозит работу на переправе.
Они сидели среди смоляных факелов, пили вино. Тонко пели женские флейты, им вторили глухие удары и хрипловатые вздохи мужских флейт. Потом в музыку вплелись плавные движения танцовщиц. Всех опутал сладостный туман пира.
А утром с холма Дарий смотрел вниз на кучи плотов. Царь видел, как рабы под надзором греков забивают в берег толстые сваи, как выгружают с кораблей канаты, как вяжут плоты, как буквально на глазах в Босфор врезается широкая лента моста, как эта лента шевелится на легкой волне. А на земле из-за горизонта шли войска. И Дарий чувствовал себя могущественным и всевластным, уже не царем и даже не царем царей, а подобным богу. Но Дарий знал и другое. Знал, что без греков-ионийцев он не в состоянии выйти в Европу, знал, как необходимы ему греческие триеры и греческие строители. Сейчас необходимы против скифов, а еще нужнее будут потом, когда… Но сегодня Дарий не признался бы в этом даже осторожному Гобрию. Да, конечно, Дарий мечтал об Элладе. А дальше лежали еще земли и моря. Для этого необходимы были те же греки – и Гистией, и Мильтиад, и другие. И не потому Дарий чувствовал себя равным богу, что все мог свершить, нет. Он знал, что в состоянии принудить людей делать то, чего сам он сделать не в силах.
«Что же заставляет людей быть послушными мне, – думал Дарий. – Ведь я сам не владею особенной силой. Но почти все исполнится по приказу моему, все подвластно воле моей. Только великий бог Ахурамазда может свершить такое. Его дух дал мне силу и славу. И я не обману высоких ожиданий. Пусть ум мой будет быстрый, а рука твердой и недремной!»
Внизу от берега отходили триеры, чтобы позже мост не преградил им путь. Четыре плавали возле моста, поочередно придерживая передние плоты, пока подводили и привязывали следующее звено – течение становилось все сильнее.
Дарий еще долго следил за всем происходящим внизу, пока Видарна не сообщил ему, что в шатре все готово к совету.
Это был короткий совет. Дарий определил задание грекам. После постройки моста им следовало плыть, через Понт к Истру[19] и там, в дельте, найти удобное место для еще одного моста.
Когда греки ушли и остались только придворные советники, полководцы и Барт, Видарна начал докладывать о поступлении налогов из сатрапии.
Оказалось, что там не все благополучно.
Дарий нервно тер правое ухо, а Барт начал говорить сразу же после Видарны.
– Мы разрешили им всяческие вольности. Они молятся всякой погани. Надо разрушить их языческие капища. Пусть царь вспомнит учение Заратустры, тогда сатрапии не решатся нарушать приказы властелина.
Царь же думал о том, что ему не следует быть чрезмерно суровым с сатрапами, начиная это сложное дело против скифов.
– Повелеваю послать гонцов в земли мои, в Киликию, Лидию, Мизию, Вавилон и Индию. Пусть в письме будет предостережение сатрапам. И еще послать гонца к брату моему. Приказываю ему своей властью покарать секретарей этих сатрапов. Пусть сделает согласно обычаю: обрежет им уши и носы и привяжет на столбах возле центральных, ворот, чтобы люди видели мою власть и твердость руки.
Наконец мост длиною в четыре греческие стадии[20] был готов, и первые из множества тысяч воинов Дария вступили на землю Европы. Перед ними раскинулась Фракия. Одновременно через Понт двинулся греческий флот. Все фракийские племена, кроме гетов, перешли на сторону Дария. Но и гетты оборонялись недолго.
Движущаяся лента войск, перешедших Босфор, вскоре достигла Истра. Недалеко от моста, где река делится на два рукава, был построен еще один мост, и огромная вооруженная масса, не знающая чувства жалости, не знающая никаких других законов, кроме закона силы, вступила на левый берег.
Широкая, мощеная царская дорога не в состоянии была поместить на себе всех, и потому слева и справа вдоль дороги были вытоптаны все посевы и пастбища. Их хозяева роптали на бога, на людей, ругались, дрались, но потом, махнув рукой, присоединялись к войску и уже сами топтали чужие посевы и пастбища…
Купцы с разным товаром на маленьких повозках; бродячие знахари с деревянными ящиками или кожаными сумками, полными трав, толченого угля, мела, костей; стайки женщин – все это, захваченное войском, отставало, останавливалось, опять присоединялось и двигалось на закат солнца.
Казалось, что шумный поток этот ползет беспрерывно, и так действительно и было, если смотреть на все войско. Но то тут, то там, на холмах или в оврагах можно было увидеть лагерь отряда или племени, где резали овец, жгли костры, спали, ели, молились… А мимо лагеря двигалось войско. И можно было отдыхать день, два, три… А войско шло. Потом лагерь сворачивался, присоединялся к общему потоку, а другой отряд или племя останавливались и могли передохнуть день или два.
И вот уже широкогрудые бактрийские кони вынесли ассирийскую колесницу Дария на холм, и он увидал пролив Босфор и два его гористых острова и греческий флот – все 600 триер, разместившихся вдоль берега. Греки тоже заметили колесницу Дария и большой отряд колесниц, который остановился позади царя, и сотни бессмертных, выезжавших на холм.
Дарий с советниками и двором принял греков милостиво. Царю была приятна возбужденность греков, он догадывался, что причиной тому – впечатление от мощи персидского войска.
После церемонии приема начался деловой разговор. Гистией ручался, что штиль будет минимум двадцать дней, и поэтому решили завтра же приступить к строительству моста…
– А эти греки молодцы, деловые люди, – говорил Дарий Гобрию, когда после приема в просторном шатре царя собрались на трапезу только избранные. – И главный… как его?
– Гистией, – подсказал Барт, пережевывая жареную телятину.
– Да, – вмешался в разговор молодой Видарна, и Барт недовольно кашлянул. – Но, к сожалению, они не все такие. Мне докладывали, великий царь, что некоторые не хотят твоей победы. Например, Мильтиад из Херсонеса…
– Пустое, – вдруг оборвал его Гобрий, – пустое, сплетни.
Гобрий терпеть не мог придворные интриги, презирал за них Видарну. Сейчас он опасался, что очередная сплетня начальника бессмертных затормозит работу на переправе.
Они сидели среди смоляных факелов, пили вино. Тонко пели женские флейты, им вторили глухие удары и хрипловатые вздохи мужских флейт. Потом в музыку вплелись плавные движения танцовщиц. Всех опутал сладостный туман пира.
А утром с холма Дарий смотрел вниз на кучи плотов. Царь видел, как рабы под надзором греков забивают в берег толстые сваи, как выгружают с кораблей канаты, как вяжут плоты, как буквально на глазах в Босфор врезается широкая лента моста, как эта лента шевелится на легкой волне. А на земле из-за горизонта шли войска. И Дарий чувствовал себя могущественным и всевластным, уже не царем и даже не царем царей, а подобным богу. Но Дарий знал и другое. Знал, что без греков-ионийцев он не в состоянии выйти в Европу, знал, как необходимы ему греческие триеры и греческие строители. Сейчас необходимы против скифов, а еще нужнее будут потом, когда… Но сегодня Дарий не признался бы в этом даже осторожному Гобрию. Да, конечно, Дарий мечтал об Элладе. А дальше лежали еще земли и моря. Для этого необходимы были те же греки – и Гистией, и Мильтиад, и другие. И не потому Дарий чувствовал себя равным богу, что все мог свершить, нет. Он знал, что в состоянии принудить людей делать то, чего сам он сделать не в силах.
«Что же заставляет людей быть послушными мне, – думал Дарий. – Ведь я сам не владею особенной силой. Но почти все исполнится по приказу моему, все подвластно воле моей. Только великий бог Ахурамазда может свершить такое. Его дух дал мне силу и славу. И я не обману высоких ожиданий. Пусть ум мой будет быстрый, а рука твердой и недремной!»
Внизу от берега отходили триеры, чтобы позже мост не преградил им путь. Четыре плавали возле моста, поочередно придерживая передние плоты, пока подводили и привязывали следующее звено – течение становилось все сильнее.
Дарий еще долго следил за всем происходящим внизу, пока Видарна не сообщил ему, что в шатре все готово к совету.
Это был короткий совет. Дарий определил задание грекам. После постройки моста им следовало плыть, через Понт к Истру[19] и там, в дельте, найти удобное место для еще одного моста.
Когда греки ушли и остались только придворные советники, полководцы и Барт, Видарна начал докладывать о поступлении налогов из сатрапии.
Оказалось, что там не все благополучно.
Дарий нервно тер правое ухо, а Барт начал говорить сразу же после Видарны.
– Мы разрешили им всяческие вольности. Они молятся всякой погани. Надо разрушить их языческие капища. Пусть царь вспомнит учение Заратустры, тогда сатрапии не решатся нарушать приказы властелина.
Царь же думал о том, что ему не следует быть чрезмерно суровым с сатрапами, начиная это сложное дело против скифов.
– Повелеваю послать гонцов в земли мои, в Киликию, Лидию, Мизию, Вавилон и Индию. Пусть в письме будет предостережение сатрапам. И еще послать гонца к брату моему. Приказываю ему своей властью покарать секретарей этих сатрапов. Пусть сделает согласно обычаю: обрежет им уши и носы и привяжет на столбах возле центральных, ворот, чтобы люди видели мою власть и твердость руки.
Наконец мост длиною в четыре греческие стадии[20] был готов, и первые из множества тысяч воинов Дария вступили на землю Европы. Перед ними раскинулась Фракия. Одновременно через Понт двинулся греческий флот. Все фракийские племена, кроме гетов, перешли на сторону Дария. Но и гетты оборонялись недолго.
Движущаяся лента войск, перешедших Босфор, вскоре достигла Истра. Недалеко от моста, где река делится на два рукава, был построен еще один мост, и огромная вооруженная масса, не знающая чувства жалости, не знающая никаких других законов, кроме закона силы, вступила на левый берег.
6
На берегу Борисфена[21] съехались цари скифов-сколотов[22]. Не ставя шатров, развели костры невры – из их края вытекает Борисфен. За холмом, на видном месте, расставили свои возы меланхлены, на расстоянии двухсот шагов их нельзя было различить из-за темной одежды.
Обособленно разбили лагерь посланцы андрофагов[23]. А может быть, это остальные теснились подальше, напуганные рассказами о жителях холодного края?
Вслед за савроматами подошли тавры, и совет был назначен на завтрашнее утро.
Между пестрым людом на берегу Борисфена выделялись двое в деревянных сандалиях и свободных плащах. Они бродили по лагерю сколотов между вооруженными людьми, между кострами и войлочными кибитками на телегах.
– Теодор, клянусь богам, мне тут нравится, – кричал один. – Смотри, амазонка!
– Хорошо! – вторил толстый, с жирными волосами, хитро щурился, поймав рукою бороду и поглядывая на свою телегу, уже освобожденную наполовину от мечей и пик. К ним подошел молодой сколот с редкой и мягкой бородой.
– Прошу, прошу, друг Аспак! – закричал Теодор. – Понравились ли царю Скопасису мои дротики и мечи?
– Уважаемый купец, с твоим оружием можно обойти весь мир. Приглашаю тебя и твоего приятеля к моему костру. Будьте гостями и братьями!
Диамант и Теодор не заставили себя приглашать дважды. Взяли за ручки амфору и, кряхтя, пошли за оружейником.
…Утром вожди и старейшины сколотов собрались возле высокой кибитки царя сколотского племени паралатов Иданфирса. Их окружали посланцы соседних племен. Иданфирс, уже немолодой, но стройный и, видно, недюжинной силы, старался говорить спокойно:
– Надвигается войско персов на степи ваши и наши. Греки-ольвиополиты привезли нам весть, а воин-гетт, который спасся от персов, подтвердил их слова.
Гибкий, как лоза, гетт стал перед царями и послами. Он ударил себя в грудь и провел ладонью по горлу, упал на колени и рукою пригнул себе голову, потом поднялся с криком:
– Дарий! Истр!
– Слышите? – Иданфирс взглядом обвел всех. – Скоро Дарий будет здесь. Большое войско у него, если удалось покорить все племена противоположной суши и заставить поднять против нас оружие. Но не думайте, что мы погибли. Ведь наши прадеды били персов в Мидии и собирали дань там не одно лето. Так противостоим же дружно нападению, соседи!
На средину вышел посланец агафирсов и, позванивая золотыми украшениями, молвил:
– Дарий идет на сколотов. Если бы они прежде не задели персов набегом на Мидию, то сегодня мирно пасли свои стада. Они без нас нападали на Мидию, пусть сами обороняются теперь. Мы не трогали персов, и персы не станут трогать нас. Они не пойдут за Порату[24]. Они двинутся к Борисфену.
Выступил тавр, заросший до глаз.
– Если перс пойдет на мой край, мы не останемся в долгу. Пусть попытается сунуть нос в Таврию, в наши горы! А сейчас нечего нам с ним воевать.
И тогда от савроматского посольства отделилась царица савроматов Пата – на вороном, в светлом плаще, колчан на левом боку полон стрел. Многие из приезжих засмеялись, поняв, женщина хочет говорить на совете вождей.
– Сколоты думают верно, – начала Пата. – Когда сколоты властвовали в Мидии? Возможно, и было. Найдется ли сейчас хоть один человек, который видел это и может подтвердить? Только умершие могли бы подтвердить, так было или нет. И персы едва ли помнят об этом. Если бы речь шла о мести сколотам, то зачем Дарий затронул фракийцев и геттов? Та же участь постигнет и нас, если мы будем отсиживаться в своих домах.
– Воюй, женщина, если ты такая удалая. А мы поедем к своим родам, – так ответил атаман невров, закованный в железо, и его спутники зазвенели железными браслетами.
– Тавр за всех сказал, – добавил от себя старейшина меланхленов в черном тулупе до пят.
– А мы… за вами, – выдушил из себя угрюмый андрофаг.
И тогда заговорил светлоглазый будинский вождь:
– Будины и братья наши гелоны обещаем царям сколотским и царице савроматов свою помощь! Наша женщина-будинка замужем за Иданфирсом, и мы не бросим ее детей в беде!
После отъезда несогласных Иданфирс приказал принести большой глиняный сосуд с вином. Ножом надрезал десницу, подержал над сосудом, чтобы в него пролилось несколько капель крови. Цари племен сколотских сделали то же, передали сосуд савроматам, гелонам и будинам. Сошлись вместе возле поставленного на камень сосуда и омочили свои мечи в нем.
– Пусть союз наш будет крепче этого напитка, а для перса страшней молнии в чистом поле. – И, зачерпнув золотым рогом вина, Иданфирс отпил и пустил его по кругу.
– Да будет так, – сказал длинноногий Скопасис, царь катиаров.
– Мы с вами, – отозвался царь траспов.
Иданфирс снял шлем и отбросил назад волосы, будто освобождаясь от тяжелой думы:
– Мы не будем пока сходиться с персом в открытом бою. Лучших всадников пошлем к Истру, пусть следят. Затем разделимся на два войска. Первое возглавляет Скопасис и Пата. И пойдут они на реку Танаис и Меотиду[25]. Второе войско – под моим началом – будет отступать на восход солнца. Да, мы будем отступать. Скот гнать перед собой. По пути засыпать все источники. Между реками выбирать самый длинный путь. Мы пойдем кочевьями в стороне от селений и нив пахарей. Но после нас персам останется голая земля. Да простит нам это покровительница всякой живой твари и наименьшего стебелька щедрая богиня Апи… Мы принесем ей и мужу ее Папаю богатую жертву – тела врагов наших! Если перс погонится за Скопасисом и савроматами вокруг Меотиды – хорошо, за моей частью войска – еще лучше. Долго ли выдержит перс или нет, но когда-то он ослабеет. И тогда мы ударим и уничтожим его войско. Не так ли, братья-цари?
– Очень хорошо придумал брат Иданфирс. Дарий найдет тут свою могилу.
Тем временем золотой рог Иданфирса пошел между царскими слугами. В руки Аспака он попал от молоденького савромата, узкого в плечах, с тонкой фигурой. Аспак с интересом разглядывал безволосое лицо. Да это савроматка! И серьги маленькие в ушах, и кафтан, расшитый бисером, и массивная гривна на шее. Девушка не походила на молодых сколоток. Была с оружием и в мужской одежде.
Он внимательно оглядел ее всю, подумал, удержит ли эта маленькая рука меч – акинак, загляделся в черные глаза. Интересно, какова в бою…
Садясь на коня, Аспак еще раз увидел между савроматскими послами царицу Пату и молоденькую девушку, которая передала ему рог. Ведь получается, что он побратался с ней…
Обособленно разбили лагерь посланцы андрофагов[23]. А может быть, это остальные теснились подальше, напуганные рассказами о жителях холодного края?
Вслед за савроматами подошли тавры, и совет был назначен на завтрашнее утро.
Между пестрым людом на берегу Борисфена выделялись двое в деревянных сандалиях и свободных плащах. Они бродили по лагерю сколотов между вооруженными людьми, между кострами и войлочными кибитками на телегах.
– Теодор, клянусь богам, мне тут нравится, – кричал один. – Смотри, амазонка!
– Хорошо! – вторил толстый, с жирными волосами, хитро щурился, поймав рукою бороду и поглядывая на свою телегу, уже освобожденную наполовину от мечей и пик. К ним подошел молодой сколот с редкой и мягкой бородой.
– Прошу, прошу, друг Аспак! – закричал Теодор. – Понравились ли царю Скопасису мои дротики и мечи?
– Уважаемый купец, с твоим оружием можно обойти весь мир. Приглашаю тебя и твоего приятеля к моему костру. Будьте гостями и братьями!
Диамант и Теодор не заставили себя приглашать дважды. Взяли за ручки амфору и, кряхтя, пошли за оружейником.
…Утром вожди и старейшины сколотов собрались возле высокой кибитки царя сколотского племени паралатов Иданфирса. Их окружали посланцы соседних племен. Иданфирс, уже немолодой, но стройный и, видно, недюжинной силы, старался говорить спокойно:
– Надвигается войско персов на степи ваши и наши. Греки-ольвиополиты привезли нам весть, а воин-гетт, который спасся от персов, подтвердил их слова.
Гибкий, как лоза, гетт стал перед царями и послами. Он ударил себя в грудь и провел ладонью по горлу, упал на колени и рукою пригнул себе голову, потом поднялся с криком:
– Дарий! Истр!
– Слышите? – Иданфирс взглядом обвел всех. – Скоро Дарий будет здесь. Большое войско у него, если удалось покорить все племена противоположной суши и заставить поднять против нас оружие. Но не думайте, что мы погибли. Ведь наши прадеды били персов в Мидии и собирали дань там не одно лето. Так противостоим же дружно нападению, соседи!
На средину вышел посланец агафирсов и, позванивая золотыми украшениями, молвил:
– Дарий идет на сколотов. Если бы они прежде не задели персов набегом на Мидию, то сегодня мирно пасли свои стада. Они без нас нападали на Мидию, пусть сами обороняются теперь. Мы не трогали персов, и персы не станут трогать нас. Они не пойдут за Порату[24]. Они двинутся к Борисфену.
Выступил тавр, заросший до глаз.
– Если перс пойдет на мой край, мы не останемся в долгу. Пусть попытается сунуть нос в Таврию, в наши горы! А сейчас нечего нам с ним воевать.
И тогда от савроматского посольства отделилась царица савроматов Пата – на вороном, в светлом плаще, колчан на левом боку полон стрел. Многие из приезжих засмеялись, поняв, женщина хочет говорить на совете вождей.
– Сколоты думают верно, – начала Пата. – Когда сколоты властвовали в Мидии? Возможно, и было. Найдется ли сейчас хоть один человек, который видел это и может подтвердить? Только умершие могли бы подтвердить, так было или нет. И персы едва ли помнят об этом. Если бы речь шла о мести сколотам, то зачем Дарий затронул фракийцев и геттов? Та же участь постигнет и нас, если мы будем отсиживаться в своих домах.
– Воюй, женщина, если ты такая удалая. А мы поедем к своим родам, – так ответил атаман невров, закованный в железо, и его спутники зазвенели железными браслетами.
– Тавр за всех сказал, – добавил от себя старейшина меланхленов в черном тулупе до пят.
– А мы… за вами, – выдушил из себя угрюмый андрофаг.
И тогда заговорил светлоглазый будинский вождь:
– Будины и братья наши гелоны обещаем царям сколотским и царице савроматов свою помощь! Наша женщина-будинка замужем за Иданфирсом, и мы не бросим ее детей в беде!
После отъезда несогласных Иданфирс приказал принести большой глиняный сосуд с вином. Ножом надрезал десницу, подержал над сосудом, чтобы в него пролилось несколько капель крови. Цари племен сколотских сделали то же, передали сосуд савроматам, гелонам и будинам. Сошлись вместе возле поставленного на камень сосуда и омочили свои мечи в нем.
– Пусть союз наш будет крепче этого напитка, а для перса страшней молнии в чистом поле. – И, зачерпнув золотым рогом вина, Иданфирс отпил и пустил его по кругу.
– Да будет так, – сказал длинноногий Скопасис, царь катиаров.
– Мы с вами, – отозвался царь траспов.
Иданфирс снял шлем и отбросил назад волосы, будто освобождаясь от тяжелой думы:
– Мы не будем пока сходиться с персом в открытом бою. Лучших всадников пошлем к Истру, пусть следят. Затем разделимся на два войска. Первое возглавляет Скопасис и Пата. И пойдут они на реку Танаис и Меотиду[25]. Второе войско – под моим началом – будет отступать на восход солнца. Да, мы будем отступать. Скот гнать перед собой. По пути засыпать все источники. Между реками выбирать самый длинный путь. Мы пойдем кочевьями в стороне от селений и нив пахарей. Но после нас персам останется голая земля. Да простит нам это покровительница всякой живой твари и наименьшего стебелька щедрая богиня Апи… Мы принесем ей и мужу ее Папаю богатую жертву – тела врагов наших! Если перс погонится за Скопасисом и савроматами вокруг Меотиды – хорошо, за моей частью войска – еще лучше. Долго ли выдержит перс или нет, но когда-то он ослабеет. И тогда мы ударим и уничтожим его войско. Не так ли, братья-цари?
– Очень хорошо придумал брат Иданфирс. Дарий найдет тут свою могилу.
Тем временем золотой рог Иданфирса пошел между царскими слугами. В руки Аспака он попал от молоденького савромата, узкого в плечах, с тонкой фигурой. Аспак с интересом разглядывал безволосое лицо. Да это савроматка! И серьги маленькие в ушах, и кафтан, расшитый бисером, и массивная гривна на шее. Девушка не походила на молодых сколоток. Была с оружием и в мужской одежде.
Он внимательно оглядел ее всю, подумал, удержит ли эта маленькая рука меч – акинак, загляделся в черные глаза. Интересно, какова в бою…
Садясь на коня, Аспак еще раз увидел между савроматскими послами царицу Пату и молоденькую девушку, которая передала ему рог. Ведь получается, что он побратался с ней…
7
Когда переправа через Истр была закончена, Дарий приказал мост разрушить. Войско, которое на кораблях, пусть сойдет на сушу и примкнет ко всем.
– Разреши слово, царь.
– Кто ты?
Поднялся белокурый грек с кудрявой бородой, которая росла так, что нельзя было разобрать, где кончаются кудрявые волосы, а где начинается борода.
– Я Коэс из Митилены, начальник триеры, – ответил человек. – И вот что я хочу сказать, царь. Ты намерен идти походом в край, где не управляют землей, где нет городов. На то воля Зевса. Но вели, чтобы мост через Истр стоял, как стоит. А стеречь назначь тех, кто его строил. Если выйдет, как ты задумал, и мы найдем и покорим скифов, то будем иметь обратную дорогу для добычи и пленных, а если не сможем их найти, у нас будет надежная дорога для возвращения.
Дарий нахмурился и потянулся рукой к уху. Коэс почувствовал недовольство царя и заговорил быстрее:
– Нет, я не думаю, что мы слабее скифов. Ты скажешь, что я так говорю с целью остаться у моста? Так нет же, клянусь Зевсом, я сам пойду с тобой.
Коэс сел, а Гобрий, чтобы упредить события, сказал:
– Ты верно молвишь, Коэс. Сам Ахурамазда вселил эти мысли, и я считаю, что царь наградит тебя, чьими устами говорил Великомудрый. Ведь старая персидская поговорка учит: никакого врага нельзя считать ничтожным и беспомощным.
– Конечно же, мой любезный друг, – сказал Дарий после минуты размышлений. – Если я вернусь здоровым, приди ко мне, чтобы я наградил тебя за добрый совет. Слушайте меня, мужи греческие и ты, Гистией, который старшим среди вас. Я посоветовался с Ахурамаздой и отбросил прежнюю мысль. Вы останетесь здесь, возле моста, на страже. И сделаете так. Возьмите ремешок и завяжите на нем шесть раз по десять узлов. А когда я двинусь против скифов и последний воин перейдет мост, то развязывайте по одному узлу с каждым восходом солнца. Если развяжете все узлы, а я не вернусь, то плывите домой. Знайте: я пошел назад через Кавказ. Но до того времени оберегайте мост. Когда так сделаете, то сослужите мне хорошую службу и награда будет щедрой.
Сколотские и савроматские войска ждали известия на берегу Борисфена, а их наблюдатели и царь Скопасис скакали на восток, навстречу персам. В степи оставались по двое сколотов-сигнальщиков. Они в нужный момент разведут большие костры – сигналы о приближении врага.
Аспак старался все время ехать возле царя. Он поглядывал на бронзовый шишак Скопасиса и думал, что и ему не помешал бы такой же. Говорят, стрелы отскакивают от него, словно камешки. Поправил под курткой золотую цигарку Табити – защитницу очага и бронзовое зеркальце, – они сползли вниз и терлись о живот. Скорее бы ночной привал, где можно глянуть в зеркальце, не отросла ли за сегодня борода. Персы, наверное, еще далеко. Что это за люди? Кто из них его, Аспака, добыча?..
За зарослями уже открылась широкая гладь лимана. Когда дозорные сколотов выбрались на высокий правый берег, Аспак заметил над краем степи низкую и серую тучку, непохожую на веселые, чистые облака. Это могла быть только пыль, поднятая громадным стадом или войском…
– Персы!
Аспак почувствовал легкий озноб. Скопасис пронзительно свистнул, и сколоты сгрудились.
– Катиары! Только заманить персов, но на сближение не идти. Держитесь ближе ко мне, не вырывайтесь вперед! – Скопасис поправил щит на спине и махнул жилистой рукой.
Молча, сосредоточенно неслись сколоты навстречу страшному, всезакрывающему облаку. Оно подвигалось, росло, а кони мчались. Казалось, Скопасис намеревался развеять то облако. Когда из пыли стали выделяться отдельные черные точки, Аспак понял, что их заметили. Но Скопасис не спешил возвращаться.
А тем временем возвращались в белокаменную Ольвию два отчаянных посланца ее, Теодор и Диамант. Позади остались кочевья скифов. Хмурая и пустынная степь, полная опасных неожиданностей, отделяла их от желанного дома.
– Как бы не перехватили нас воины Дария, – говорил Диамант в спину Теодора.
– Зато имеет славный мастер не одного побратима среди скифов. Если скифы победят в этой войне, мы разбогатеем, как Крез.
– Да минует нас бесславный конец царя лидийцев[26]. Везем пустые амфоры, шерсть и шкуры. Знаешь, так мягко мне нигде не спалось, Теодор.
– Ты опустошил на берегах Борисфена не только свою посуду, но и мои скромные запасы. С кузнецом мы пили до утра.
– А ты почему-то дулся на того кузнеца, Теодор. Боялся, что его наконечники стрел лучше твоих? А какие красивые топорики нам показывал!
– Там где-то есть целый город мастеров по железу. Но меня сейчас беспокоит другое. Уж больно тихо вокруг! Вон пустое селение виднеется… Диамант, посмотри, всадники!
Из оврага медленно выезжало несколько десятков усталых, взмыленных коней.
– Судя по одежде – скифы. Нет причин для опасений.
Теодор свернул с утоптанной дороги, давая проехать всадникам. Было видно, что скакали они прытко – поснимали войлочные шапки и вытирали ими потные лица.
– А вот и наш побратим Аспак. Эй, брат Аспак! От кого вы так убегаете? Случайно, не от Дария?
Всадник с блестевшим на солнце шишаком презрительно процедил:
– Греки хотят познакомиться с персами? Пусть следуют по нашей тропе. Прямо в зубы Дарию, – и расхохотался, откинувшись в седле. – Езжайте, может, откупитесь, вон сколько добра везете.
– Нет, царь! – Диамант соскочил с телеги. – Мы братались с твоими соплеменниками, и боги не простят нам сделок с вашими врагами. Теодор, купец ольвийский, дети за нами не плачут, так поворачивай же назад, к Борисфену. Дарий и наш враг.
– Правдивая речь твоя, мастер Диамант, но какова мне цена без моего дома? Что мы будем делать в степи? Управится ли слуга с хозяйством? Ведь столько непроданого вина и рыбы.
– А мне голова и руки дороже горшков и ваз.
Дозорные сколотов тем временем поворачивали коней.
– Не заблудились ли наши «гости»? – Скопасис втянул воздух горбатым носом. – Чую их дух, но не вижу. А ну-ка давайте покажемся им!
Аспак скакал справа от Скопасиса. Посматривал на царя, любовался его бесстрашным, веселым лицом и сам заражался удалью и беспечностью. «Хо, хо!» – покрикивал на коня Скопасис и подстегивал нагайкой. Вон сколько платков-скальпов на его узде! Аспак вспоминал рассказы о том, как ушел Скопасис от погони разъяренных персов в той битве, когда погиб отец Аспака. Не просто ушел, а увлек за собой двух преследователей, и в степи обезглавил… Персы ему не в новинку.
Между тем один за другим вспыхивали костры сколотов-сигнальщиков, и быстро неслась весть на Борисфен к царю Иданфирсу о том, что враг обнаружен.
Однажды персидский разъезд оторвался от своего войска и заночевал, где застала его ночь. Лицо Скопасиса застыло. Он решился…
На морды лошадей, чтобы не ржали, надели сумки с зерном. Все, что может звякнуть, было привязано. Щиты сдвинуты на предплечья. Все лишнее в ночном бою – копья, колчаны со стрелами и луками – оставлено.
Тихо подобрались сколоты поближе к ночлегу персов. Там все спали, измотанные дневными скачками. И степь, и кони, и звезды – все молчало. Аспак нащупал на груди золотую фигурку Табити, сжал ее и зашептал: «Помогай, Табити, помогай…» И тут разнесся крик Скопасиса:
– Бог Фагимасад, помоги нам!
Акинаки вылетели из ножен, взметнулись над головами, рев полсотни сколотов напугал персидских коней, они кинулись врассыпную. Из темной стены ночи, очерченной звездным горизонтом, выскакивали страшные, подвижные тени, вырастали, наваливались, били короткими мечами, секли.
Аспак свесился, что было силы рубанул темную фигуру, стараясь попасть по шее. Перс пошатнулся, дернулся, Аспак нагнулся, поймал за волосы, голова не отделялась, еще раз рубанул, но опять не попал как хотел, конь учуял кровь, замотал мордой, встал на дыбы, и Аспак скатился на землю, не отпуская жертвы.
Кругом все ревело, ржало, стонало, черные тени поднимались, закрывая собою полнеба, и опадали, у Аспака дрожали руки, он ударил еще раз, брызги крови попали на лицо. Его охватила злость на свою неловкость, страх перед окровавленным телом. Снова опускал руку с мечом, пока не почувствовал голову врага в левой руке. Аспак навалился на коня грудью, вполз на спину, не нашел узду, схватил за гриву и увидел, что остался один, а черные высокие тени неслись туда, откуда примчали, и он ударил коня… Конь храпел, шел боком, но Аспак бил его, и конь отворачивал морду в сторону, тоскливо ржал, но убыстрял бег.
– Разреши слово, царь.
– Кто ты?
Поднялся белокурый грек с кудрявой бородой, которая росла так, что нельзя было разобрать, где кончаются кудрявые волосы, а где начинается борода.
– Я Коэс из Митилены, начальник триеры, – ответил человек. – И вот что я хочу сказать, царь. Ты намерен идти походом в край, где не управляют землей, где нет городов. На то воля Зевса. Но вели, чтобы мост через Истр стоял, как стоит. А стеречь назначь тех, кто его строил. Если выйдет, как ты задумал, и мы найдем и покорим скифов, то будем иметь обратную дорогу для добычи и пленных, а если не сможем их найти, у нас будет надежная дорога для возвращения.
Дарий нахмурился и потянулся рукой к уху. Коэс почувствовал недовольство царя и заговорил быстрее:
– Нет, я не думаю, что мы слабее скифов. Ты скажешь, что я так говорю с целью остаться у моста? Так нет же, клянусь Зевсом, я сам пойду с тобой.
Коэс сел, а Гобрий, чтобы упредить события, сказал:
– Ты верно молвишь, Коэс. Сам Ахурамазда вселил эти мысли, и я считаю, что царь наградит тебя, чьими устами говорил Великомудрый. Ведь старая персидская поговорка учит: никакого врага нельзя считать ничтожным и беспомощным.
– Конечно же, мой любезный друг, – сказал Дарий после минуты размышлений. – Если я вернусь здоровым, приди ко мне, чтобы я наградил тебя за добрый совет. Слушайте меня, мужи греческие и ты, Гистией, который старшим среди вас. Я посоветовался с Ахурамаздой и отбросил прежнюю мысль. Вы останетесь здесь, возле моста, на страже. И сделаете так. Возьмите ремешок и завяжите на нем шесть раз по десять узлов. А когда я двинусь против скифов и последний воин перейдет мост, то развязывайте по одному узлу с каждым восходом солнца. Если развяжете все узлы, а я не вернусь, то плывите домой. Знайте: я пошел назад через Кавказ. Но до того времени оберегайте мост. Когда так сделаете, то сослужите мне хорошую службу и награда будет щедрой.
Сколотские и савроматские войска ждали известия на берегу Борисфена, а их наблюдатели и царь Скопасис скакали на восток, навстречу персам. В степи оставались по двое сколотов-сигнальщиков. Они в нужный момент разведут большие костры – сигналы о приближении врага.
Аспак старался все время ехать возле царя. Он поглядывал на бронзовый шишак Скопасиса и думал, что и ему не помешал бы такой же. Говорят, стрелы отскакивают от него, словно камешки. Поправил под курткой золотую цигарку Табити – защитницу очага и бронзовое зеркальце, – они сползли вниз и терлись о живот. Скорее бы ночной привал, где можно глянуть в зеркальце, не отросла ли за сегодня борода. Персы, наверное, еще далеко. Что это за люди? Кто из них его, Аспака, добыча?..
За зарослями уже открылась широкая гладь лимана. Когда дозорные сколотов выбрались на высокий правый берег, Аспак заметил над краем степи низкую и серую тучку, непохожую на веселые, чистые облака. Это могла быть только пыль, поднятая громадным стадом или войском…
– Персы!
Аспак почувствовал легкий озноб. Скопасис пронзительно свистнул, и сколоты сгрудились.
– Катиары! Только заманить персов, но на сближение не идти. Держитесь ближе ко мне, не вырывайтесь вперед! – Скопасис поправил щит на спине и махнул жилистой рукой.
Молча, сосредоточенно неслись сколоты навстречу страшному, всезакрывающему облаку. Оно подвигалось, росло, а кони мчались. Казалось, Скопасис намеревался развеять то облако. Когда из пыли стали выделяться отдельные черные точки, Аспак понял, что их заметили. Но Скопасис не спешил возвращаться.
А тем временем возвращались в белокаменную Ольвию два отчаянных посланца ее, Теодор и Диамант. Позади остались кочевья скифов. Хмурая и пустынная степь, полная опасных неожиданностей, отделяла их от желанного дома.
– Как бы не перехватили нас воины Дария, – говорил Диамант в спину Теодора.
– Зато имеет славный мастер не одного побратима среди скифов. Если скифы победят в этой войне, мы разбогатеем, как Крез.
– Да минует нас бесславный конец царя лидийцев[26]. Везем пустые амфоры, шерсть и шкуры. Знаешь, так мягко мне нигде не спалось, Теодор.
– Ты опустошил на берегах Борисфена не только свою посуду, но и мои скромные запасы. С кузнецом мы пили до утра.
– А ты почему-то дулся на того кузнеца, Теодор. Боялся, что его наконечники стрел лучше твоих? А какие красивые топорики нам показывал!
– Там где-то есть целый город мастеров по железу. Но меня сейчас беспокоит другое. Уж больно тихо вокруг! Вон пустое селение виднеется… Диамант, посмотри, всадники!
Из оврага медленно выезжало несколько десятков усталых, взмыленных коней.
– Судя по одежде – скифы. Нет причин для опасений.
Теодор свернул с утоптанной дороги, давая проехать всадникам. Было видно, что скакали они прытко – поснимали войлочные шапки и вытирали ими потные лица.
– А вот и наш побратим Аспак. Эй, брат Аспак! От кого вы так убегаете? Случайно, не от Дария?
Всадник с блестевшим на солнце шишаком презрительно процедил:
– Греки хотят познакомиться с персами? Пусть следуют по нашей тропе. Прямо в зубы Дарию, – и расхохотался, откинувшись в седле. – Езжайте, может, откупитесь, вон сколько добра везете.
– Нет, царь! – Диамант соскочил с телеги. – Мы братались с твоими соплеменниками, и боги не простят нам сделок с вашими врагами. Теодор, купец ольвийский, дети за нами не плачут, так поворачивай же назад, к Борисфену. Дарий и наш враг.
– Правдивая речь твоя, мастер Диамант, но какова мне цена без моего дома? Что мы будем делать в степи? Управится ли слуга с хозяйством? Ведь столько непроданого вина и рыбы.
– А мне голова и руки дороже горшков и ваз.
Дозорные сколотов тем временем поворачивали коней.
– Не заблудились ли наши «гости»? – Скопасис втянул воздух горбатым носом. – Чую их дух, но не вижу. А ну-ка давайте покажемся им!
Аспак скакал справа от Скопасиса. Посматривал на царя, любовался его бесстрашным, веселым лицом и сам заражался удалью и беспечностью. «Хо, хо!» – покрикивал на коня Скопасис и подстегивал нагайкой. Вон сколько платков-скальпов на его узде! Аспак вспоминал рассказы о том, как ушел Скопасис от погони разъяренных персов в той битве, когда погиб отец Аспака. Не просто ушел, а увлек за собой двух преследователей, и в степи обезглавил… Персы ему не в новинку.
Между тем один за другим вспыхивали костры сколотов-сигнальщиков, и быстро неслась весть на Борисфен к царю Иданфирсу о том, что враг обнаружен.
Однажды персидский разъезд оторвался от своего войска и заночевал, где застала его ночь. Лицо Скопасиса застыло. Он решился…
На морды лошадей, чтобы не ржали, надели сумки с зерном. Все, что может звякнуть, было привязано. Щиты сдвинуты на предплечья. Все лишнее в ночном бою – копья, колчаны со стрелами и луками – оставлено.
Тихо подобрались сколоты поближе к ночлегу персов. Там все спали, измотанные дневными скачками. И степь, и кони, и звезды – все молчало. Аспак нащупал на груди золотую фигурку Табити, сжал ее и зашептал: «Помогай, Табити, помогай…» И тут разнесся крик Скопасиса:
– Бог Фагимасад, помоги нам!
Акинаки вылетели из ножен, взметнулись над головами, рев полсотни сколотов напугал персидских коней, они кинулись врассыпную. Из темной стены ночи, очерченной звездным горизонтом, выскакивали страшные, подвижные тени, вырастали, наваливались, били короткими мечами, секли.
Аспак свесился, что было силы рубанул темную фигуру, стараясь попасть по шее. Перс пошатнулся, дернулся, Аспак нагнулся, поймал за волосы, голова не отделялась, еще раз рубанул, но опять не попал как хотел, конь учуял кровь, замотал мордой, встал на дыбы, и Аспак скатился на землю, не отпуская жертвы.
Кругом все ревело, ржало, стонало, черные тени поднимались, закрывая собою полнеба, и опадали, у Аспака дрожали руки, он ударил еще раз, брызги крови попали на лицо. Его охватила злость на свою неловкость, страх перед окровавленным телом. Снова опускал руку с мечом, пока не почувствовал голову врага в левой руке. Аспак навалился на коня грудью, вполз на спину, не нашел узду, схватил за гриву и увидел, что остался один, а черные высокие тени неслись туда, откуда примчали, и он ударил коня… Конь храпел, шел боком, но Аспак бил его, и конь отворачивал морду в сторону, тоскливо ржал, но убыстрял бег.