Жуков Вячеслав. Мастер харакири

   – Что вы делаете, звери? – запричитала она, но тут же поняла: разжалобить их ей не удастся. Не те это люди.
   – Отпустите. Я правда не знаю, где сын. Вы мне выжжете глаза, – выкрикнула она, когда чернявый парень опять наклонил ее голову к огню.
   – Я тебя заживо сожгу, если не скажешь, где он. По-твоему, мы должны тут сидеть и ждать, когда он заявится?
   Нина Васильевна сильно укусила парня за палец. Он взвыл и убрал руку от ее рта. Теперь она могла закричать, позвать на помощь.
   – Помогите! – Она надеялась криком привлечь внимание соседей. Но мужчина со шрамом схватил со стола пустую водочную бутылку и ударил Нину Васильевну по голове.
   – Вот сука! Орать вздумала.
   Нина Васильевна рухнула на пол.
   Парень подошел к раковине, открыл кран и подставил под струю воды окровавленный палец.
   – Чего с ней делать будем? – спросил он озабоченно.
   Мужчина со шрамом выглянул в окно.
   Света возле подъезда не было.
   – А чего с ней делать, кончим и все, – ответил мужчина с таким равнодушием, словно речь шла о чем-то пустяковом.
   Чернявый парень схватил женщину за опаленные волосы, повернул к себе лицом.
   – Слушай, Манай, да ты ее уже, кажись, прикончил. Глаза закатила, падла.
   Мужчина со шрамом деловито сказал:
   – Нам кажись не надо. Понял, Чума? Давай ее в окно выбросим. Пусть менты думают, что сама упала.
   – Давай, – охотно согласился парень.
   Он проворно схватил женщину за ноги.
   Мужчина открыл в кухне окно, для верности выглянул еще раз вниз, потом подхватил Лешкину мать под руки.
   – Сейчас ты у нас полетишь, как ласточка, – весело сказал он, а парень засмеялся.
   Вдвоем они легко подняли грузное тело над подоконником и бросили вниз.

Глава 6

   Возвращаясь домой, Лешка зашел в бар и взял пива. Настроение было паршивое. Теперь он еще и убийца. Этот ярлык на всю жизнь, не смоешь его, не соскребешь. И еще неизвестно, как поведет себя сбежавший громила. Вдруг наутро протрезвеет и побежит в ментовку с заявой.
   Выйдя из бара, он выбросил самоделку и патроны. Теперь они ни к чему. Самодельный ствол засветился у ментов. Лучше избавиться от него сразу.
   Возле своего подъезда увидел «Скорую помощь». Рядом толпа соседей. Еще подумал: «Вот не спится людям». Тут же несколько человек незнакомых, явно не из их дома. Такие любопытные стараются ничего не пропустить, чтобы потом вволю посплетничать.
   Лешка стал пробираться сквозь толпу к дверям подъезда, повернул голову и увидел лежащую на земле женщину. Ни за что бы не узнал ее с обезображенным лицом, опаленными волосами, если б не халат. Халат его матери. Рванулся к ней, вглядываясь в лицо.
   По толпе соседей пронесся говорок:
   – Сын. Сын ее пришел. Шляется где-то, а мать тут…
   Лешка рухнул на колени перед матерью.
   Трое врачей со «Скорой» суетились возле нее.
   «Нет. Не может быть», – Лешка внушал себе, что это не мать, обознался он. Поднял голову, поглядел на открытое окно и застонал, дотронувшись до ее руки.
   Мать была еще жива. Она почувствовала прикосновение сына, и ее глаза стали отыскивать его. И вдруг остановились на нем.
   – Мама, кто? Кто это сделал? – спросил Лешка.
   Ее помертвевшие губы что-то зашептали, и изо рта потекла кровь.
   Лешка достал из кармана носовой платок и вытер кровь с губ матери. Наклонился, но разговоры собравшихся людей мешали что-либо услышать. А громко говорить мать не могла.
   – Замолчите, вы! – крикнул Лешка в толпу и припал ухом к материнским губам.
   – Их было двое. У одного шрам на верхней губе. Ищут тебя, – едва слышно прошептала она и задышала часто, словно ей не хватало дыхания.
   – Мама! – закричал Лешка, понимая, что сейчас должно произойти. Уронил голову ей на грудь и не услышал ударов сердца.
   – Молодой человек, – произнес кто-то рядом и тронул Лешку за плечо.
   Лешка обернулся, увидел милиционера.
   – участковый уполномоченный, майор Синельников, – представился милиционер. – Давайте отойдем. Нам надо поговорить.
   Его голос дошел до Лешки далеким эхом, и потому он ничего не ответил майору, и вообще, все казалось нереальным, неестественным. Этот милиционер, копошившийся возле трупа матери, врачи и эта толпа вокруг…
   – А-а? – протянул Лешка глухо, всматриваясь в лицо милиционера.
   – Пойдемте со мной вон к той машине, – сказал майор, указав на рядом стоящий милицейский «уазик».
 
   После похорон матери Лешка чувствовал себя совершенно опустошенным. Словно что-то оторвалось от него, потерялось, ушло вместе с ней в землю.
   Даже домой заходить не хотелось. Пусто дома. Нет привычного уюта. И в душе пустота, горечь потери близкого человека. Только водкой и можно эту горечь залить. Знать бы точно, кто убил мать.
   Лешка шел вечером домой пьяный и разговаривал сам с собой:
   – Сначала убили Колобка. Чуть не убили меня. И вот убили мать. Почему? За что ее убили?
   Он не обратил внимания на стоящую в темноте «Газель». Но стоило ему поравняться с ней, как из машины выскочили трое парней. Кто-то ударил его по голове, и Лешка отключился.
   Сколько после этого прошло времени, он не знал. Открыл глаза, потому что почувствовал: что-то теплое, неприятное струей течет ему на лицо. Увидел: он со стянутыми скотчем руками и ногами лежит на земле. Рядом стоят четверо – двое молодых здоровяков, сразу видно качки, мужчина лет тридцати с сытой харей, на верхней губе косой шрам, и чернявый парень, примерно такого возраста, как Лешка. Стоит, гад, и мочится прямо Лешке на лицо.
   Когда Лешка открыл глаза, парень рассмеялся, сказал тому, со шрамом:
   – Глянь, Манай, как я его в чувство привел. Нашатырь не нужен.
   – Конечно, вчера пива обпился, – сказал тот, кого он назвал Манаем, и все четверо заржали.
   «Манай. У него шрам на верхней губе. Мать, наверное, про него говорила», – подумал Лешка и обратился к нему:
   – Слушай ты, мудак, я тебе за мать горло перегрызу. Ты, понял меня? Развяжи-ка мне руки. Задушу тебя.
   Они перестали ржать, уставились на Лешку, как на чудо. Лежит со связанными руками и ногами и еще грозится. Совсем оборзел, пацан!
   Чернявый парень подскочил и ударил Лешку ногой в живот. И может быть, забил бы до смерти, если б не вмешался этот, со шрамом.
   – Хватит, Чума! А то он умрет раньше времени.
   «Так они, скоты, еще покуражиться надо мной хотят. Раньше времени», – мысленно повторил Лешка за Манаем, выплевывая сгусток крови изо рта.
   – Ладно, – злобно проговорил парень, – сейчас ты у нас получишь удовольствие. Подыхать будешь медленно, как мышь в банке.
   «Ну и сравнение нашел, гад. Развязать бы мне руки и ноги, я бы твои кишки на палку намотал», – подумал Лешка и посмотрел по сторонам.
   Он лежит на поляне в лесу. Глухомань жуткая. Ели высоченные вокруг, неба не видно. А вокруг него вся земля ископана, будто искали в ней чего-то. Эти четыре наглые рожи, а чуть в стороне белая «Газель» и темный «Форд».
   «Скорее всего, это тот «Форд», который я видел возле сквера, когда убили Колобка. Теперь они и меня замочат. Не зря привезли сюда. Уж точно не водку пить». Он лежал на холодной земле, чувствуя, что начинает замерзать. Но даже обрадовался, что скоро мучения кончатся. Да и кому он теперь нужен, избитый неудачник. Таких не любят. И жизнь их давит, растаптывает. Видно, настала Лешкина очередь. Надо только не бояться смерти. Сейчас эти уроды достанут пару «стволов», размозжат ему башку и закопают прямо тут.
   Лешка опять посмотрел по сторонам. Место неприглядное. На его могилу цветов не принесут. Никто не будет знать, что он закопан тут.
   Двое здоровяков притащили из «Газели» струганый гроб.
   Лешка застонал, но так, чтобы никто из четверых не услышал. Он попробовал пошевелить руками в надежде освободиться. Это оказалось делом безнадежным. Липкая лента прочно стянула руки.
   «Во влип», – подумал он и спросил:
   – Я так понимаю, эта домовина для меня?
   – Правильно понимаешь, – ответил Манай. – Твой друг Колобок и мамаша соскучились по тебе.
   Лешка сказал с иронией:
   – Чего ж для меня такие почести?
   – А про мышь в банке помнишь? Подыхать будешь медленно, расхохотался чернявый парень. Сбегав к «Газели», притащил маленький старый магнитофон, включил его.
   – Чтоб тебе не скучно было подыхать. Работать будет, пока батарейки не сядут. Балдей, – сказал парень, и двое здоровяков, стоящих рядом, засмеялись.
   На пленке была записана какая-то музыка в исполнении симфонического оркестра.
   Лешке захотелось взвыть от этой заунывной мелодии с дребезжанием труб и пиликаньем скрипок.
   – Видишь, как ему нравится, – сказал Чума мужчине со шрамом.
   Тот поморщился.
   – Ага. Балдежная музыка.
   «умирать под музыку? Они что, хотят закопать меня живым?» – эта мысль напугала Лешку. Смерти он не боялся. Но не такой смерти.
   – Вы, козлы! Вам что, пули на меня жалко?
   Но его никто больше не слушал.
   – Так, ребята, – сказал Манай двум здоровякам. – Берите тело и кладите в гроб.
   «Тело! Будто я уже мертвяк», – думал Лешка, крутя головой то в одну, то в другую сторону. Пытался дотянуться зубами хоть до руки, чтобы тяпнуть кого-нибудь из этих ублюдков.
   Они его еще не накрыли крышкой. Двое качков усердно рыли могилу.
   – Не надо глубоко, – распорядился Манай. – Так, немного землей присыплем, и ладно.
   – Нет, козлы! Вы уж делайте все как следует, – кричал Лешка. Даже плюнул в чернявого парня. За что тут же схлопотал по морде.
   – Сейчас ты пообзываешься. Будешь подыхать медленно. Помучаешься. Почувствуешь вкус жизни и смерти. Как это – лежать в гробу. Когда дохляка закопают, он лежит и все. Ничего не чувствует, не видит. А ты живой.
   – Может, хочешь занять мое место тут? – спросил Лешка, и Чума рассмеялся.
   – Знаешь, ты мне нравишься. Не ноешь, не унижаешься. Сопли не пускаешь. Может, ты парень и ничего. Просто не повезло тебе, – сказал Чума.