Страница:
Вячеслав Жуков
Змея
Глава 1
Около двух часов ночи, Егор Еремин поставил свою «Ниву» на площадку возле дома, там, где ставил всегда и уже хотел идти к подъезду, но услышал доносившийся из рядом расположенной лесопарковой зоны громкий собачий рык.
День сегодня у Еремина оказался не самым удачным. Главный редактор журнала, где Егор работал вот уже добрых с полдесятка лет журналистом-фотокорреспондентом, забраковал его снимки, привезенные с берегов Байкала. Туда Еремина посылали в погоне за сенсацией.
Один постоянный читатель журнала позвонил в редакцию и сообщил о выловленной из озера рыбе, мутанте, якобы похожей на русалку.
Едва главред узнал об этом, как тут же выписал Егору трехдневную командировку и заказал билет на вечерний рейс.
– Давай, быстренько дуй в аэропорт. Надо поднимать тираж журнала. Так что без сенсационных снимков не возвращайся, – напутствовал главред перед отъездом.
Еремину даже не удалось, как следует собраться в дорогу. Да что там собраться, домой некогда было заехать переодеться. Улетел, в чем был.
– Ну, если так надо, – повторял он, сидя уже в самолете, мысленно перебирая, что теперь произойдет в его личной жизни. А произойти должно было. И событие, не ахти какое, а довольно значимое.
Послезавтра день рождения у его невесты, и если понормальному, то присутствие Егора должно быть обязательным. Естественно с поздравлениями и конечно же, цветами.
С Машей они уже полгода как встречаются. Последний месяц Маша и вовсе переехала к нему, а с ее родителями познакомиться все не удавалось. Еремин не знал почему, целых полгода Маша откладывала знакомство с своими предками на потом. А потом Еремин уже и сам не горел желанием.
Но вот настал момент, когда эта знаменательная встреча должна состояться, а его по работе посылают в Иркутскую область. Какой же тут может быть оптимизм в личной жизни.
Перед отлетом Еремин позвонил невесте, пытался все объяснить. Но Маша истолковала его внезапный отъезд как нежелание наладить контакт с ее родителями и так обиделась, что взяла и отключила телефон.
Прилетев в Иркутск он еще несколько раз звонил невесте, но Маша не отвечала. И Еремин почувствовал, семейное его счастье рушится. И возможно, обрушится совсем, если он не предпримет мер по его спасению.
Из командировки он вернулся на день раньше. Злой и без настроения. Ожидаемой сенсации не получилось. Хотя рыбаки действительно поймали огромную рыбину, голова которой по форме отдаленно напоминала человеческую. И даже на голове у нее было нечто напоминавшее волосы. Но на то она и мутант. И волосы оказались наповерку вовсе не волосами, а всего лишь особым видом водорослей прилипших к голове рыбы словно липучки.
Егор долго доказывал редактору, что он не причем, и снимки сделал такими, какие они должны быть. Но редактор был не умолим, ничего не хотел слышать и под конец заявил, что если Еремин хочет оправдать потраченные на авиарейс деньги, то должен не разочаровать читателей и сделать фотомонтаж. Одним словом – фотомахинацию. Еремин отказался, чем навлек на себя гнев начальства. Вдобавок, Маша по-прежнему не отвечала на его телефонный звонок.
И вот, возвращаясь, домой в отвратительном настроении, он услышал эти душераздирающие собачьи вопли. Уже хотел зайти в подъезд, но передумал и развернувшись, быстрым шагом направился к скверу, на ходу достав из кобуры травматический пистолет «Оса», который стал теперь частенько носить с собой, после случая нападения, когда вот так возвращаясь поздно домой, встретился со шпаной. И если бы не «Оса», не было бы при нем сейчас дорогостоящего фотоаппарата и мобильника с бумажником. Хотя бумажник особенно жалеть не стоило, старый он, да и денег в нем немного. Но все равно вот так взять и подарить его хулиганам, да еще вместе с дорогостоящей фотокамерой и мобильником Егор не захотел для чего и пальнул пару раз из пистолета в воздух над головами хулиганов. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы четверо молодых отморозков растворились в темноте также внезапно, как и появились.
Подходя к скверу, Еремин увидел здоровенную овчарку, которая вела себя, как ему показалось, довольно странно. Собака, злобно рыча, кидалась в темноту в густые кусты, и тогда там слышалась возня, потом раздавался собачий вопль, и овчарка вылетала оттуда как ошпаренная.
Еремин не был знатоком поведения собак. Но то, как эта овчарка вела себя, ему показалось необычным. Собака явно кого-то там видела, и с остервенением набрасывалась.
Овчарка была крупных размеров и судя по всему довольно смелая, если не отступала перед затаившимся в кустах врагом. Вот только не понятно, что там за зверь такой, если псина едва ли не пулей выскакивала назад.
До того места, где металась овчарка, было метров двадцать. Может чуть побольше. В темноте определить точно расстояние сложно. Да и не нужно это Еремину. Наблюдая за собакой, он увидел как овчарка в очередной раз озлобленно рыча, кинулась в кусты, и уже не выбежала назад. Послышался ее жалобный вопль, который вдруг сделался приглушенным, а вскоре и вовсе затих.
Еремина это заинтересовало еще больше. «Что это там такое?» – подумал он, вглядываясь в темноту.
До кустов оставалось не больше десяти метров, но чтобы попасть туда, надо было перелезть через невысокую примерно с метр металлическую изгородь, отделявшую лесопарковую зону от тротуара. Или же зайти через один из многочисленных проходов, где уложены асфальтовые дорожки, по которым обычно бегают местные спортсмены. Днем тут гуляют молодые мамы с колясками, на скамейках сидят почтенные старики, проводя время за неспешными разговорами. А та часть парка, куда забежала собака, не посещаема.
Когда-то там был довольно неплохой пруд, не такой уж большой, но достаточно глубокий. В нем местные рыбаки ловили крупных карасей. А любители позагорать в жаркие дни нежились на его берегах. Но прошло время и пруд, за которым никто не ухаживал, превратился в подобие болота. По берегам его разрослись густые кусты, в которые заглядывали разве что бомжи, да и то нечасто, да бродячие собаки.
Перебравшись через изгородь, Еремин двинулся в гущу этих кустов, держа в одной руке пистолет в другой горящую зажигалку, подсвечивая ею вместо фонаря. Хотя свет от нее был такой, что многого не разглядишь. Но собаку и того с кем она сражалась, увидеть можно. На это Еремин и рассчитывал.
Он с осторожностью наступал на влажную траву опасаясь, вляпаться в какую-нибудь гадость, а то потом туфли не отмоешь не ототрешь и они будут пригодны разве что навыкид. Осматривал на сколько это было возможным каждый куст, и по его предположению, вроде бы уже добрался до того места, где металась овчарка, но к своему удивлению собаки там не обнаружил.
– Что за черт? Куда она могла деться? – задал он себе вопрос, не понимая, как такой большой пес мог исчезнуть, причем без следа. Хотя стоп. Почему без следа? След кажется все-таки остался. Вернее шерсть.
Еремин наклонился, разглядывая на земле окровавленные клочья шерсти, что само по себе вызвало у него еще большее непонимание. Еремин вполне допускал, что псина могла сцепиться в драке с другой собакой, которая ее порядком подрала. Ведь слышал же Еремин как собака заскулила. Тогда вполне допустимо, что проиграв в схватке псина попросту ретировалась, убежала. Точнее убежали обе собаки. Такое конечно, возможно, если учесть, что эта часть лесопарка густо заросла и совсем не освещается фонарями.
Но с другой стороны, второй собаки могло и не быть тут. Тогда куда подевалась овчарка. Не побежала же она на заросший пруд, где и воды-то нет, а одна топь.
Размышляя об этом, Еремину вдруг показалось, что оттуда со стороны пруда на него кто-то смотрит. Причем, вряд ли это человек.
Еремин вздрогнул, быстро выпрямился и посветил в полумрак зажигалкой, чувствуя, как у него по спине побежали мурашки. Он пытался себя успокоить, но чувство тревоги не унималось, а наоборот усиливалось. Сознание подсказывало, здесь рядом кто-то есть, и он даже как будто услышал его дыхание. И запах. Еремин не мог понять откуда он исходит. Едва заметный ветерок менялся, потягивая то с одной то с другой стороны. И он доносил до Еремина запах гнилости вперемешку со свежим мясом.
– Как неприятно воняет, – сказал он себе, чувствуя, как тревога усиливалась. Казалось, его легкая как маленькая птица душа трепещет, готовая вот-вот покинуть бренное тело. И ему захотелось уйти. Уйти как можно скорее отсюда, с этого нехорошего места.
Резко повернувшись, он выстрелил, выпустив из травматического пистолета резиновую пулю в заросли кустов, откуда тянуло гнилостным запахом. Вряд ли там будет человек. Хотя, может, там и вообще никого нет. В это позднее время, когда все нормальные люди, или почти все, видят десятый сон никому и в голову не придет бродить здесь.
После выстрела Еремин прислушался. Показалось, где-то примерно метрах в десяти в том направлении, куда он выстрелил, послышались странные звуки, будто кто-то там перекатывается с одного места на другое, подминая не только траву но и сухие прошлогодние ветки, отчего они похрустывают. Уж очень не хочется тому кто там спрятался, чтобы следующая резиновая пуля достала его.
Еремин напряг слух еще больше, вытянув руку с пистолетом перед собой. И рука его подрагивала, отчего луч лазерной наводки хаотично скользил по кустам и деревьям не находя конкретной цели. Он готов был выстрелить, вот только куда.
И тут он услышал всплеск, словно кто-то большой со всего маху бросился в болотную жижу.
«Ничего себе,» – подумал Еремин, теряясь в догадках кто бы это мог там быть. Собака? Такого всплеска от нее не будет. А может это человек? Иногда бомжи от отчаянья и безысходности ловят собак на пропитание. Нехорошо получилось, если он с пистолетом на человека и загнал того в болото. Там ведь и потонуть можно.
Зазвонивший в кармане джинсов мобильник, оторвал Еремина от всяких размышлений.
Звонила Маша. На дисплее высветился ее номер. Но разговаривать с Ереминым она опять не стала, словно пытаясь, своим звонком как следует досадить ему за внезапный отъезд в эту проклятущую командировку.
Что ж, возможно, она права. И он заслужил мести. Хотя какая в том его вина, Еремин не понимал. Если так распорядился главред, черт бы его побрал. А Еремину попробуй теперь, вымоли прощенье.
Выйдя из сквера, он вернулся к машине, куда перед тем, как пойти сюда, положил огромный букет алых роз. Открыв дверь, достал букет, и больше не думая ни о чем другом, кроме как побыстрее вручить его Маше, быстрым шагом направился к подъезду.
Надежда, хотя и слабая была: может, Маша все еще у него. Ведь до этого жили и ничего. Нормально жили. А в знак примирения он сейчас подарит ей этот прекрасный букет, бухнется на колени и проклиная главреда последними словами будет вымаливать у Машеньки прощения.
Света в окнах его квартиры не было.
Открыв дверь ключом, Еремин вошел, прислушался.
В квартире было тихо.
– Машенька, – позвал он, но посмотрев на открытую тумбочку где стояли ее туфли и босоножки, понял: невесту он уж точно потерял. И возможно, навсегда. Теперь букет в его руках казался ненужным и уже ничего не значащим и вряд ли Маша примет его завтра и вообще когда-нибудь. Ведь она девушка с характером да еще непростым.
Выйдя на площадку, Еремин выбросил его в мусоропровод за ненадобностью. Постоял с минуту, тоскливо озираясь на открытую дверь своего холостяцкого жилища, горестно размышляя о том невезении с женским полом, которое преследует его вот уже лет десять. Прямо какая-то патология. Короткие знакомства были у него и довольно много, но все они заканчивались постелью. На другой день как правило красавицы исчезали и уже больше не появлялись в его жизни. Никогда. Теперь вот и Маша исчезла и тоже похоже навсегда.
– Ну что ж ладно. Значит, не сложилось, – сказал себе Еремин, как человек давно привыкший к подобным неудачам. И пусть невесты теперь у него нет, но есть не менее значимое, это любимая работа. И теперь важно не потерять и ее. Особенно после того, как главред в буквальном смысле рассвирепел, когда услышал от Еремина возражения по поводу сенсационных фотоснимков.
Вспоминая о недавнем разговоре с главредом, испорченное настроение и вовсе ухудшилось и на душе сделалось тоскливо.
– Сенсацию ему подавай! Черт бы его побрал. А где я ее возьму? – этот вопрос Еремин задавал себе не раз, перебирая разные варианты. Нужно было отыскать что-то такое неординарное. Подать такое, чего до него никто не подавал. А где все это взять, Еремину пока в голову не приходило.
Хотя стоп. Вариант, кажется, есть.
Пару месяцев назад, у Еремина появилась задумка сделать репортаж о подземной жизни Москвы. С красочными фотоснимками. Конечно сенсация, не ахти какая, но все же.
Для осуществления своей задумки он тогда позвонил приятелю диггеру Валерию Белобородову и тот обещал помочь, провести Еремина если уж не через всю подземную Москву, то по крайней мере через какую-то ее часть.
– Старик, впечатлений получишь массу. Там знаешь, как интересно. Своя особенная жизнь, не то что здесь. Здесь наверху одна, а там совершенно другая. Это надо прочувствовать на своей шкуре. И люди там особенные, – в красках описывал Лерыч предстоящее подземное путешествие.
Он рассказал, что в подземной части города обитают люди не только бомжи, но и те, кто пожелал сменить беспросветный монотонный быт московских квартир на остроту ощущений получаемых от общения с подземным миром.
Тогда предложением Лерыча Белобородова Еремину воспользоваться не пришлось. То сам Лерыч оказался занят, ведь дигерство это было для него всего лишь хобби, а основная работа в проектном КБ института. То Еремина посылали из одной командировки в другую. И темы для фоторепортажей находились. Хоть не ахти какие, но все же. И главред не возбухал.
Но теперь, раз от него срочно требуется сенсационный материал, Еремин его добудет.
Едва ли не полночи Еремин обдумывал, что положит на стол главному редактору. Задумок оказалась масса и все они вполне осуществимы. Разумеется, не без помощи друга Лерыча Белобородова.
Еремин хотел позвонить ему прямо ночью, но посчитал, что это будет выглядеть с его стороны наглостью. Вот так будить человека. И звонок отложил до утра. Утром, по дороге в редакцию, он позвонит Лерычу и обязательно договорится о встрече. А там надо будет смотреть по обстоятельствам. Загадывать чего-либо наперед Еремин не стал. Может и не получиться. И так уже бывало не раз.
Вначале седьмого он вышел из дома. Солнце уже вовсю припекало, но еще не настолько, когда от пекла единственное спасение это уютно расположиться где-нибудь в тенечке у озера с бутылочкой холодненького пивка. Но сейчас жара не такая как днем. И воздух по-утреннему свеж, и не загажен выхлопными газами многочисленных машин.
Сделав пару глубоких вдохов, Еремин почувствовал прилив сил и уже хотел направиться к площадке, где среди других авто стояла его новенькая недавно купленная «Нива». Но его окликнула девчушка лет восьми с лицом усеянным рыжими веснушками и белыми косичками, на концах которых красовались два больших банта.
– Дядя, вы Бима моего не видали? – спросила она плаксивым голосом. Видно потерю четвероного друга она переживала болезненно, о чем легко можно было догадаться по красным зареванным глазам.
– Мама на меня ругается, – пожаловалась девчушка.
– Бима это кто? Твоя собака, – с сочувствием спросил Еремин, припоминая что и у него в детстве была собака и когда ее не стало, он здорово тосковал, особенно первое время из-за чего даже в школу не хотел ходить.
Девочка кивнула.
– Да. Овчарка. Он с нами прожил три года. А вчера вечером бабушка гуляла с ним и Бим от нее убежал. Мы его искали весь вечер. Но так и не нашли. Я знаю вы в этом доме живете, – показала девчушка на дом, в котором жил Еремин. – Я вас часто вижу. А я вон в том, – махнула она рукой на соседнюю многоэтажку, – Может быть, вы его видели? – с надеждой заглянула она в глаза Еремину.
Разочаровывать девчушку Еремину не хотелось.
– Вряд ли. Тут собаки бегают. Не расстраивайся шибко. Возможно, твой Бима захотел погулять с ними. Нагуляется и вернется сам. Собаки очень хорошо ориентируются. Он вернется. Вот увидишь, – улыбнулся Еремин, глядя в доверчивые глаза девчушки.
– Не знаю, – разочарованно покачала та головой. – Боюсь, как бы с ним чего-нибудь не случилось. Тут полно машин. Он может попасть под колеса одной из них. А мне его так жалко, – сказала девчушка и пошла по тротуару в сторону супермаркета. Там с тыльной стороны здания стояло несколько мусорных контейнеров, к которым ежедневно сбегались бродячие собаки.
Вспомнив о том, что произошло в лесопарке этой ночью, Еремин решил сходить и еще раз глянуть на то место, где видел собаку. Возможно та овчарка и есть Бим этой несчастной девчушки. И куда он мог так внезапно подеваться. Ведь не растворился же он в воздухе.
Еремин шел тем же путем, что и ночью. Сначала дошел до ограды, перебрался через нее и войдя в густо росший кустарник, стал пробираться сквозь него, пытаясь разглядеть на траве клочья собачей шерсти.
Они валялись на том же самом месте, и рассматривая их, Еремин заметил на траве непонятный след. Точнее это был не след, а довольно широкая полоса с неровными краями, как будто кто-то прочертил ее на траве. Начиналась она как раз на том самом месте, где валялись клочки шерсти. Причем, трава тут была здорово примята вместе с прошлогодними листьями. И дальше полоса уходила по направлению к заболоченному пруду. Извилисто петляя между деревьями, она упрямо тянулась туда.
Постояв и немного поразмышляв обо всем этом, Еремин решил пройти, насколько возможно и посмотреть. Разумеется в болотную жижу он не полезет, но пока вполне можно было идти, хотя под ногами в траве уже стало чавкать. Почва становилась влажной, а со стороны пруда потянуло болотной сыростью. Трава делалась гуще и выше, доставая едва ли не до колен.
Но это не остановило Еремина. Продираясь между густых кустов, он вышел едва ли не к самому берегу заросшего пруда и осмотрелся. Теперь все. Стоп. Дальше идти было рисково. Ноги уже утопали в грязь. И есть риск провалиться в трясину и не только перемазаться, но и навсегда сгинуть здесь.
Он осмотрелся. Извилистая полоса зигзагами петляла между огромных кочек с болотной осокой убегая в глубь пруда, туда где еще оставалась вода покрытая зеленой ряской.
Еремин стоял и терялся в догадках, откуда тут взялся такой странный след, если таковым его можно считать. Впечатление такое, будто кто-то протянул тут здоровенный пожарный рукав, от которого и остался этот след. Но где в таком случаи следы ног того, кто тянул. Их не было.
Сколько не пытался Еремин отыскать эти следы на траве, не смог. Зато пройдя метра два еще вперед и измочив свои новые из кожи крокодила туфли, он увидел глубоко взрытую торфянистую землю и дальше полоса уходила под огромную кочку, густо заросшую сверху тростником, листья которого перебирал ветер, заставляя шуршать.
Сделав несколько фотоснимков, Еремин повернул назад и по своим следам хорошо отпечатавшимся на мокрой земле пошел к тому месту где вошел в лесопарк. Время было уже половина восьмого. Не заметил, как потратил полтора часа на эти блуждания по берегам болота, а результат – несколько фотоснимков, которые вряд ли ему пригодятся. Да и сделал их Еремин скорее по привычке.
Обтерев о траву туфли, он вернулся к своей машине, и еще не садясь за руль, решил позвонить Лерке Белобородову, пока тот не успел настроиться на какие-то другие дела.
Узнав, что от него Еремин хочет, Валерка Белобородов с радостью согласился на встречу. Тем более, что сегодня была пятница. Впереди два выходных, которые как видно Белобородову не терпелось провести не в семейном кругу, а в очередных ползаньях по подземным туннелям.
После телефонного разговора с другом, Еремин отправился в редакцию, с трепетом в сердце зашел в приемную, ожидая очередных нападок главреда. Но все оказалось не так уж и плохо и нападать на него судя по всему никто не собирался. По крайней мере, сегодня.
Секретарша, миловидная девчушка с красивым именем Олеся, которую все в редакции за глаза называли фифой, сообщила Еремину, что главного редактора сегодня не будет и в понедельник тоже.
– Владимир Николаевич с женой улетел на три дня в Братиславу, – сказала фифа, не отрывая прелестного личика от компьютера.
Еремин не принадлежал к числу тех, кого фифа удостаивала своим вниманием. После главреда она считала себя в редакции вторым человеком по значимости, а Еремин обыкновенный фотожурналист.
Он не знал, чем так увлечена секретарша, что даже не в состоянии поднять голову. Но задетое мужское самолюбие заслонила радость услышанная от фифы. Ни сегодня и не в понедельник никто не будет к нему цепляться по поводу сенсационных снимков.
– Хоть бы он оттуда вообще не возвращался, – буркнул тихонько Еремин, но у секретарши оказались ушки на макушке. Она услышала.
– Как вам не стыдно так говорить? – укорила она Еремина, наконец-то удостоив его взглядом своих зеленых глаз.
Еремин мог бы сказать, что ему не только не стыдно, а напротив, он был бы рад, если б так случилось. Но ведь не случится. И не позднее вторника главный редактор Владимир Николаевич Беленький явится в свой кабинет и первым, кого он вызовет к себе на ковер, будет не Олесенька, а конечно же, он, Егор Еремин. И что поделаешь, если Владимир Николаевич с самого своего прихода главредом в журнал невзлюбил Еремина. И Еремин отвечал ему взаимностью, грубить не грубил, но при каждом удобном случаи не скрывал своей неприязни к главреду, мозолил ему глаза и не торопился переходить в другое издание. Хотя от невыносимого руководства главреда часть сотрудников уже разбежалась кто куда, а другая пока еще терпит. Еремин относил себя к другой части и просто так сдаваться не собирался.
– Да это я так. Пошутил, – попытался оправдаться Еремин.
Не понятно было подействовало ли его оправдание на секретаршу. Скорее всего вряд ли. Олеся знала, что оставшаяся часть сотрудников настроена к главреду не очень хорошо. Своего мнения на этот счет она никогда не выказывала, стараясь придерживаться нейтралитета.
Уткнувшись опять в монитор, она сказала как бы между прочим:
– Владимир Николаевич говорил, вы какой-то материал должны сдать?
Еремин вздохнул. И эта туда же. Вот что значит быть верным стражем Владимира Николаевича. Без года неделя на секретарском месте, а туда же.
– Я сдам. Обязательно сдам, – пообещал Еремин и попятившись к двери, быстренько выскочил в коридор.
День сегодня у Еремина оказался не самым удачным. Главный редактор журнала, где Егор работал вот уже добрых с полдесятка лет журналистом-фотокорреспондентом, забраковал его снимки, привезенные с берегов Байкала. Туда Еремина посылали в погоне за сенсацией.
Один постоянный читатель журнала позвонил в редакцию и сообщил о выловленной из озера рыбе, мутанте, якобы похожей на русалку.
Едва главред узнал об этом, как тут же выписал Егору трехдневную командировку и заказал билет на вечерний рейс.
– Давай, быстренько дуй в аэропорт. Надо поднимать тираж журнала. Так что без сенсационных снимков не возвращайся, – напутствовал главред перед отъездом.
Еремину даже не удалось, как следует собраться в дорогу. Да что там собраться, домой некогда было заехать переодеться. Улетел, в чем был.
– Ну, если так надо, – повторял он, сидя уже в самолете, мысленно перебирая, что теперь произойдет в его личной жизни. А произойти должно было. И событие, не ахти какое, а довольно значимое.
Послезавтра день рождения у его невесты, и если понормальному, то присутствие Егора должно быть обязательным. Естественно с поздравлениями и конечно же, цветами.
С Машей они уже полгода как встречаются. Последний месяц Маша и вовсе переехала к нему, а с ее родителями познакомиться все не удавалось. Еремин не знал почему, целых полгода Маша откладывала знакомство с своими предками на потом. А потом Еремин уже и сам не горел желанием.
Но вот настал момент, когда эта знаменательная встреча должна состояться, а его по работе посылают в Иркутскую область. Какой же тут может быть оптимизм в личной жизни.
Перед отлетом Еремин позвонил невесте, пытался все объяснить. Но Маша истолковала его внезапный отъезд как нежелание наладить контакт с ее родителями и так обиделась, что взяла и отключила телефон.
Прилетев в Иркутск он еще несколько раз звонил невесте, но Маша не отвечала. И Еремин почувствовал, семейное его счастье рушится. И возможно, обрушится совсем, если он не предпримет мер по его спасению.
Из командировки он вернулся на день раньше. Злой и без настроения. Ожидаемой сенсации не получилось. Хотя рыбаки действительно поймали огромную рыбину, голова которой по форме отдаленно напоминала человеческую. И даже на голове у нее было нечто напоминавшее волосы. Но на то она и мутант. И волосы оказались наповерку вовсе не волосами, а всего лишь особым видом водорослей прилипших к голове рыбы словно липучки.
Егор долго доказывал редактору, что он не причем, и снимки сделал такими, какие они должны быть. Но редактор был не умолим, ничего не хотел слышать и под конец заявил, что если Еремин хочет оправдать потраченные на авиарейс деньги, то должен не разочаровать читателей и сделать фотомонтаж. Одним словом – фотомахинацию. Еремин отказался, чем навлек на себя гнев начальства. Вдобавок, Маша по-прежнему не отвечала на его телефонный звонок.
И вот, возвращаясь, домой в отвратительном настроении, он услышал эти душераздирающие собачьи вопли. Уже хотел зайти в подъезд, но передумал и развернувшись, быстрым шагом направился к скверу, на ходу достав из кобуры травматический пистолет «Оса», который стал теперь частенько носить с собой, после случая нападения, когда вот так возвращаясь поздно домой, встретился со шпаной. И если бы не «Оса», не было бы при нем сейчас дорогостоящего фотоаппарата и мобильника с бумажником. Хотя бумажник особенно жалеть не стоило, старый он, да и денег в нем немного. Но все равно вот так взять и подарить его хулиганам, да еще вместе с дорогостоящей фотокамерой и мобильником Егор не захотел для чего и пальнул пару раз из пистолета в воздух над головами хулиганов. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы четверо молодых отморозков растворились в темноте также внезапно, как и появились.
Подходя к скверу, Еремин увидел здоровенную овчарку, которая вела себя, как ему показалось, довольно странно. Собака, злобно рыча, кидалась в темноту в густые кусты, и тогда там слышалась возня, потом раздавался собачий вопль, и овчарка вылетала оттуда как ошпаренная.
Еремин не был знатоком поведения собак. Но то, как эта овчарка вела себя, ему показалось необычным. Собака явно кого-то там видела, и с остервенением набрасывалась.
Овчарка была крупных размеров и судя по всему довольно смелая, если не отступала перед затаившимся в кустах врагом. Вот только не понятно, что там за зверь такой, если псина едва ли не пулей выскакивала назад.
До того места, где металась овчарка, было метров двадцать. Может чуть побольше. В темноте определить точно расстояние сложно. Да и не нужно это Еремину. Наблюдая за собакой, он увидел как овчарка в очередной раз озлобленно рыча, кинулась в кусты, и уже не выбежала назад. Послышался ее жалобный вопль, который вдруг сделался приглушенным, а вскоре и вовсе затих.
Еремина это заинтересовало еще больше. «Что это там такое?» – подумал он, вглядываясь в темноту.
До кустов оставалось не больше десяти метров, но чтобы попасть туда, надо было перелезть через невысокую примерно с метр металлическую изгородь, отделявшую лесопарковую зону от тротуара. Или же зайти через один из многочисленных проходов, где уложены асфальтовые дорожки, по которым обычно бегают местные спортсмены. Днем тут гуляют молодые мамы с колясками, на скамейках сидят почтенные старики, проводя время за неспешными разговорами. А та часть парка, куда забежала собака, не посещаема.
Когда-то там был довольно неплохой пруд, не такой уж большой, но достаточно глубокий. В нем местные рыбаки ловили крупных карасей. А любители позагорать в жаркие дни нежились на его берегах. Но прошло время и пруд, за которым никто не ухаживал, превратился в подобие болота. По берегам его разрослись густые кусты, в которые заглядывали разве что бомжи, да и то нечасто, да бродячие собаки.
Перебравшись через изгородь, Еремин двинулся в гущу этих кустов, держа в одной руке пистолет в другой горящую зажигалку, подсвечивая ею вместо фонаря. Хотя свет от нее был такой, что многого не разглядишь. Но собаку и того с кем она сражалась, увидеть можно. На это Еремин и рассчитывал.
Он с осторожностью наступал на влажную траву опасаясь, вляпаться в какую-нибудь гадость, а то потом туфли не отмоешь не ототрешь и они будут пригодны разве что навыкид. Осматривал на сколько это было возможным каждый куст, и по его предположению, вроде бы уже добрался до того места, где металась овчарка, но к своему удивлению собаки там не обнаружил.
– Что за черт? Куда она могла деться? – задал он себе вопрос, не понимая, как такой большой пес мог исчезнуть, причем без следа. Хотя стоп. Почему без следа? След кажется все-таки остался. Вернее шерсть.
Еремин наклонился, разглядывая на земле окровавленные клочья шерсти, что само по себе вызвало у него еще большее непонимание. Еремин вполне допускал, что псина могла сцепиться в драке с другой собакой, которая ее порядком подрала. Ведь слышал же Еремин как собака заскулила. Тогда вполне допустимо, что проиграв в схватке псина попросту ретировалась, убежала. Точнее убежали обе собаки. Такое конечно, возможно, если учесть, что эта часть лесопарка густо заросла и совсем не освещается фонарями.
Но с другой стороны, второй собаки могло и не быть тут. Тогда куда подевалась овчарка. Не побежала же она на заросший пруд, где и воды-то нет, а одна топь.
Размышляя об этом, Еремину вдруг показалось, что оттуда со стороны пруда на него кто-то смотрит. Причем, вряд ли это человек.
Еремин вздрогнул, быстро выпрямился и посветил в полумрак зажигалкой, чувствуя, как у него по спине побежали мурашки. Он пытался себя успокоить, но чувство тревоги не унималось, а наоборот усиливалось. Сознание подсказывало, здесь рядом кто-то есть, и он даже как будто услышал его дыхание. И запах. Еремин не мог понять откуда он исходит. Едва заметный ветерок менялся, потягивая то с одной то с другой стороны. И он доносил до Еремина запах гнилости вперемешку со свежим мясом.
– Как неприятно воняет, – сказал он себе, чувствуя, как тревога усиливалась. Казалось, его легкая как маленькая птица душа трепещет, готовая вот-вот покинуть бренное тело. И ему захотелось уйти. Уйти как можно скорее отсюда, с этого нехорошего места.
Резко повернувшись, он выстрелил, выпустив из травматического пистолета резиновую пулю в заросли кустов, откуда тянуло гнилостным запахом. Вряд ли там будет человек. Хотя, может, там и вообще никого нет. В это позднее время, когда все нормальные люди, или почти все, видят десятый сон никому и в голову не придет бродить здесь.
После выстрела Еремин прислушался. Показалось, где-то примерно метрах в десяти в том направлении, куда он выстрелил, послышались странные звуки, будто кто-то там перекатывается с одного места на другое, подминая не только траву но и сухие прошлогодние ветки, отчего они похрустывают. Уж очень не хочется тому кто там спрятался, чтобы следующая резиновая пуля достала его.
Еремин напряг слух еще больше, вытянув руку с пистолетом перед собой. И рука его подрагивала, отчего луч лазерной наводки хаотично скользил по кустам и деревьям не находя конкретной цели. Он готов был выстрелить, вот только куда.
И тут он услышал всплеск, словно кто-то большой со всего маху бросился в болотную жижу.
«Ничего себе,» – подумал Еремин, теряясь в догадках кто бы это мог там быть. Собака? Такого всплеска от нее не будет. А может это человек? Иногда бомжи от отчаянья и безысходности ловят собак на пропитание. Нехорошо получилось, если он с пистолетом на человека и загнал того в болото. Там ведь и потонуть можно.
Зазвонивший в кармане джинсов мобильник, оторвал Еремина от всяких размышлений.
Звонила Маша. На дисплее высветился ее номер. Но разговаривать с Ереминым она опять не стала, словно пытаясь, своим звонком как следует досадить ему за внезапный отъезд в эту проклятущую командировку.
Что ж, возможно, она права. И он заслужил мести. Хотя какая в том его вина, Еремин не понимал. Если так распорядился главред, черт бы его побрал. А Еремину попробуй теперь, вымоли прощенье.
Выйдя из сквера, он вернулся к машине, куда перед тем, как пойти сюда, положил огромный букет алых роз. Открыв дверь, достал букет, и больше не думая ни о чем другом, кроме как побыстрее вручить его Маше, быстрым шагом направился к подъезду.
Надежда, хотя и слабая была: может, Маша все еще у него. Ведь до этого жили и ничего. Нормально жили. А в знак примирения он сейчас подарит ей этот прекрасный букет, бухнется на колени и проклиная главреда последними словами будет вымаливать у Машеньки прощения.
Света в окнах его квартиры не было.
Открыв дверь ключом, Еремин вошел, прислушался.
В квартире было тихо.
– Машенька, – позвал он, но посмотрев на открытую тумбочку где стояли ее туфли и босоножки, понял: невесту он уж точно потерял. И возможно, навсегда. Теперь букет в его руках казался ненужным и уже ничего не значащим и вряд ли Маша примет его завтра и вообще когда-нибудь. Ведь она девушка с характером да еще непростым.
Выйдя на площадку, Еремин выбросил его в мусоропровод за ненадобностью. Постоял с минуту, тоскливо озираясь на открытую дверь своего холостяцкого жилища, горестно размышляя о том невезении с женским полом, которое преследует его вот уже лет десять. Прямо какая-то патология. Короткие знакомства были у него и довольно много, но все они заканчивались постелью. На другой день как правило красавицы исчезали и уже больше не появлялись в его жизни. Никогда. Теперь вот и Маша исчезла и тоже похоже навсегда.
– Ну что ж ладно. Значит, не сложилось, – сказал себе Еремин, как человек давно привыкший к подобным неудачам. И пусть невесты теперь у него нет, но есть не менее значимое, это любимая работа. И теперь важно не потерять и ее. Особенно после того, как главред в буквальном смысле рассвирепел, когда услышал от Еремина возражения по поводу сенсационных фотоснимков.
Вспоминая о недавнем разговоре с главредом, испорченное настроение и вовсе ухудшилось и на душе сделалось тоскливо.
– Сенсацию ему подавай! Черт бы его побрал. А где я ее возьму? – этот вопрос Еремин задавал себе не раз, перебирая разные варианты. Нужно было отыскать что-то такое неординарное. Подать такое, чего до него никто не подавал. А где все это взять, Еремину пока в голову не приходило.
Хотя стоп. Вариант, кажется, есть.
Пару месяцев назад, у Еремина появилась задумка сделать репортаж о подземной жизни Москвы. С красочными фотоснимками. Конечно сенсация, не ахти какая, но все же.
Для осуществления своей задумки он тогда позвонил приятелю диггеру Валерию Белобородову и тот обещал помочь, провести Еремина если уж не через всю подземную Москву, то по крайней мере через какую-то ее часть.
– Старик, впечатлений получишь массу. Там знаешь, как интересно. Своя особенная жизнь, не то что здесь. Здесь наверху одна, а там совершенно другая. Это надо прочувствовать на своей шкуре. И люди там особенные, – в красках описывал Лерыч предстоящее подземное путешествие.
Он рассказал, что в подземной части города обитают люди не только бомжи, но и те, кто пожелал сменить беспросветный монотонный быт московских квартир на остроту ощущений получаемых от общения с подземным миром.
Тогда предложением Лерыча Белобородова Еремину воспользоваться не пришлось. То сам Лерыч оказался занят, ведь дигерство это было для него всего лишь хобби, а основная работа в проектном КБ института. То Еремина посылали из одной командировки в другую. И темы для фоторепортажей находились. Хоть не ахти какие, но все же. И главред не возбухал.
Но теперь, раз от него срочно требуется сенсационный материал, Еремин его добудет.
Едва ли не полночи Еремин обдумывал, что положит на стол главному редактору. Задумок оказалась масса и все они вполне осуществимы. Разумеется, не без помощи друга Лерыча Белобородова.
Еремин хотел позвонить ему прямо ночью, но посчитал, что это будет выглядеть с его стороны наглостью. Вот так будить человека. И звонок отложил до утра. Утром, по дороге в редакцию, он позвонит Лерычу и обязательно договорится о встрече. А там надо будет смотреть по обстоятельствам. Загадывать чего-либо наперед Еремин не стал. Может и не получиться. И так уже бывало не раз.
Вначале седьмого он вышел из дома. Солнце уже вовсю припекало, но еще не настолько, когда от пекла единственное спасение это уютно расположиться где-нибудь в тенечке у озера с бутылочкой холодненького пивка. Но сейчас жара не такая как днем. И воздух по-утреннему свеж, и не загажен выхлопными газами многочисленных машин.
Сделав пару глубоких вдохов, Еремин почувствовал прилив сил и уже хотел направиться к площадке, где среди других авто стояла его новенькая недавно купленная «Нива». Но его окликнула девчушка лет восьми с лицом усеянным рыжими веснушками и белыми косичками, на концах которых красовались два больших банта.
– Дядя, вы Бима моего не видали? – спросила она плаксивым голосом. Видно потерю четвероного друга она переживала болезненно, о чем легко можно было догадаться по красным зареванным глазам.
– Мама на меня ругается, – пожаловалась девчушка.
– Бима это кто? Твоя собака, – с сочувствием спросил Еремин, припоминая что и у него в детстве была собака и когда ее не стало, он здорово тосковал, особенно первое время из-за чего даже в школу не хотел ходить.
Девочка кивнула.
– Да. Овчарка. Он с нами прожил три года. А вчера вечером бабушка гуляла с ним и Бим от нее убежал. Мы его искали весь вечер. Но так и не нашли. Я знаю вы в этом доме живете, – показала девчушка на дом, в котором жил Еремин. – Я вас часто вижу. А я вон в том, – махнула она рукой на соседнюю многоэтажку, – Может быть, вы его видели? – с надеждой заглянула она в глаза Еремину.
Разочаровывать девчушку Еремину не хотелось.
– Вряд ли. Тут собаки бегают. Не расстраивайся шибко. Возможно, твой Бима захотел погулять с ними. Нагуляется и вернется сам. Собаки очень хорошо ориентируются. Он вернется. Вот увидишь, – улыбнулся Еремин, глядя в доверчивые глаза девчушки.
– Не знаю, – разочарованно покачала та головой. – Боюсь, как бы с ним чего-нибудь не случилось. Тут полно машин. Он может попасть под колеса одной из них. А мне его так жалко, – сказала девчушка и пошла по тротуару в сторону супермаркета. Там с тыльной стороны здания стояло несколько мусорных контейнеров, к которым ежедневно сбегались бродячие собаки.
Вспомнив о том, что произошло в лесопарке этой ночью, Еремин решил сходить и еще раз глянуть на то место, где видел собаку. Возможно та овчарка и есть Бим этой несчастной девчушки. И куда он мог так внезапно подеваться. Ведь не растворился же он в воздухе.
Еремин шел тем же путем, что и ночью. Сначала дошел до ограды, перебрался через нее и войдя в густо росший кустарник, стал пробираться сквозь него, пытаясь разглядеть на траве клочья собачей шерсти.
Они валялись на том же самом месте, и рассматривая их, Еремин заметил на траве непонятный след. Точнее это был не след, а довольно широкая полоса с неровными краями, как будто кто-то прочертил ее на траве. Начиналась она как раз на том самом месте, где валялись клочки шерсти. Причем, трава тут была здорово примята вместе с прошлогодними листьями. И дальше полоса уходила по направлению к заболоченному пруду. Извилисто петляя между деревьями, она упрямо тянулась туда.
Постояв и немного поразмышляв обо всем этом, Еремин решил пройти, насколько возможно и посмотреть. Разумеется в болотную жижу он не полезет, но пока вполне можно было идти, хотя под ногами в траве уже стало чавкать. Почва становилась влажной, а со стороны пруда потянуло болотной сыростью. Трава делалась гуще и выше, доставая едва ли не до колен.
Но это не остановило Еремина. Продираясь между густых кустов, он вышел едва ли не к самому берегу заросшего пруда и осмотрелся. Теперь все. Стоп. Дальше идти было рисково. Ноги уже утопали в грязь. И есть риск провалиться в трясину и не только перемазаться, но и навсегда сгинуть здесь.
Он осмотрелся. Извилистая полоса зигзагами петляла между огромных кочек с болотной осокой убегая в глубь пруда, туда где еще оставалась вода покрытая зеленой ряской.
Еремин стоял и терялся в догадках, откуда тут взялся такой странный след, если таковым его можно считать. Впечатление такое, будто кто-то протянул тут здоровенный пожарный рукав, от которого и остался этот след. Но где в таком случаи следы ног того, кто тянул. Их не было.
Сколько не пытался Еремин отыскать эти следы на траве, не смог. Зато пройдя метра два еще вперед и измочив свои новые из кожи крокодила туфли, он увидел глубоко взрытую торфянистую землю и дальше полоса уходила под огромную кочку, густо заросшую сверху тростником, листья которого перебирал ветер, заставляя шуршать.
Сделав несколько фотоснимков, Еремин повернул назад и по своим следам хорошо отпечатавшимся на мокрой земле пошел к тому месту где вошел в лесопарк. Время было уже половина восьмого. Не заметил, как потратил полтора часа на эти блуждания по берегам болота, а результат – несколько фотоснимков, которые вряд ли ему пригодятся. Да и сделал их Еремин скорее по привычке.
Обтерев о траву туфли, он вернулся к своей машине, и еще не садясь за руль, решил позвонить Лерке Белобородову, пока тот не успел настроиться на какие-то другие дела.
Узнав, что от него Еремин хочет, Валерка Белобородов с радостью согласился на встречу. Тем более, что сегодня была пятница. Впереди два выходных, которые как видно Белобородову не терпелось провести не в семейном кругу, а в очередных ползаньях по подземным туннелям.
После телефонного разговора с другом, Еремин отправился в редакцию, с трепетом в сердце зашел в приемную, ожидая очередных нападок главреда. Но все оказалось не так уж и плохо и нападать на него судя по всему никто не собирался. По крайней мере, сегодня.
Секретарша, миловидная девчушка с красивым именем Олеся, которую все в редакции за глаза называли фифой, сообщила Еремину, что главного редактора сегодня не будет и в понедельник тоже.
– Владимир Николаевич с женой улетел на три дня в Братиславу, – сказала фифа, не отрывая прелестного личика от компьютера.
Еремин не принадлежал к числу тех, кого фифа удостаивала своим вниманием. После главреда она считала себя в редакции вторым человеком по значимости, а Еремин обыкновенный фотожурналист.
Он не знал, чем так увлечена секретарша, что даже не в состоянии поднять голову. Но задетое мужское самолюбие заслонила радость услышанная от фифы. Ни сегодня и не в понедельник никто не будет к нему цепляться по поводу сенсационных снимков.
– Хоть бы он оттуда вообще не возвращался, – буркнул тихонько Еремин, но у секретарши оказались ушки на макушке. Она услышала.
– Как вам не стыдно так говорить? – укорила она Еремина, наконец-то удостоив его взглядом своих зеленых глаз.
Еремин мог бы сказать, что ему не только не стыдно, а напротив, он был бы рад, если б так случилось. Но ведь не случится. И не позднее вторника главный редактор Владимир Николаевич Беленький явится в свой кабинет и первым, кого он вызовет к себе на ковер, будет не Олесенька, а конечно же, он, Егор Еремин. И что поделаешь, если Владимир Николаевич с самого своего прихода главредом в журнал невзлюбил Еремина. И Еремин отвечал ему взаимностью, грубить не грубил, но при каждом удобном случаи не скрывал своей неприязни к главреду, мозолил ему глаза и не торопился переходить в другое издание. Хотя от невыносимого руководства главреда часть сотрудников уже разбежалась кто куда, а другая пока еще терпит. Еремин относил себя к другой части и просто так сдаваться не собирался.
– Да это я так. Пошутил, – попытался оправдаться Еремин.
Не понятно было подействовало ли его оправдание на секретаршу. Скорее всего вряд ли. Олеся знала, что оставшаяся часть сотрудников настроена к главреду не очень хорошо. Своего мнения на этот счет она никогда не выказывала, стараясь придерживаться нейтралитета.
Уткнувшись опять в монитор, она сказала как бы между прочим:
– Владимир Николаевич говорил, вы какой-то материал должны сдать?
Еремин вздохнул. И эта туда же. Вот что значит быть верным стражем Владимира Николаевича. Без года неделя на секретарском месте, а туда же.
– Я сдам. Обязательно сдам, – пообещал Еремин и попятившись к двери, быстренько выскочил в коридор.
Глава 2
Валерка Белобородов был человеком основательным. И к каждому своему спуску в подземелье, готовился основательно.
Из багажника своей машины он достал резиновые сапоги, брюки и куртку из непромокаемого материала и каску.
Против сапог, брюк и куртки Еремин ничего не имел. А вот каска… К этому виду спецснаряжения у Еремина было отвращение. Так получилось, что все два года пока служил в армии, он ее не снимал ни днем ни ночью. А тут опять.
– Зачем она мне? Мы же не настройке.
– Зря иронизируешь, – сделал приятель замечание. – Там тебе тоже запросто может на голову упасть кирпич. А потом, по этой форме бомжи нас отличают от ментов. А так могут взять и кинуть чего-нибудь на голову. Скажем, пустую бутылку. Или что-то потяжелей.
Дальше уговаривать Еремина ему не пришлось. Егор напялил каску, с маленьким фонариком спереди. Другой фонарь с большим запасом батареек, он повесил на плечо, как это сделал Лерыч.
Еще Валерка дал ему моток тонкой капроновой веревки.
– Там это тоже может пригодиться, – сказал он, убирая моток Еремину в боковой карман куртки.
Внимательно осмотрев как на Еремине сидит снаряжение, он удовлетворенно кивнул и предупредил:
– Держись возле меня и никуда не отходи, чтобы не случилось.
– А что может случится? – забеспокоился Еремин.
– Может и ничего. Пугать не собираюсь, но будь готов ко всему. Знаешь, как бывает. Заходишь в какой-нибудь коллектор. А там труп плавает. Или вареный человек на трубах теплотрассы лежит…
– Вареный? – не понял Еремин.
– Ну да. Это когда кто-то из бомжей примет на грудь лишнего и завалится дрыхнуть на горячую трубу и так заснет, что уже больше не проснется. Так и сварится на ней. Если нам такие попадутся, ты не дрейфь. И от меня ни на шаг. Меня здешние обитатели знают и не только бомжи, но и крысы, – пошутил Лерыч.
Крыс Еремин не то, чтобы боялся, скорее брезговал, поэтому поморщился и поплевал три раза через левое плечо.
– Ну что … готов? – спросил Лерыч.
– Готов, – ответил Еремин.
– Тогда – вперед, – и Валерка открыл металлическим крюком, похожим на коготь птицы, люк коллектора.
Еремин посветил вниз фонарем.
Вмонтированные в кирпичную кладку округлой формы металлические скобы, уходили далеко вниз где было сыро, темно и слышался плеск воды. На расстояние метров десяти от уровня земли, луч фонаря выхватил мутный поток, который бурля и закручиваясь уносился дальше под землю. И глядя на него, Еремин слегка поежился, почувствовав неуверенность: может все это затевать не стоило? Ну ее эту сенсацию куда подальше.
– Что боишься? – словно угадав его мысли, спросил Лерыч с ухмылочкой.
– Да не то, чтобы боюсь, но как – то не по себе становится, – признался Еремин.
Из багажника своей машины он достал резиновые сапоги, брюки и куртку из непромокаемого материала и каску.
Против сапог, брюк и куртки Еремин ничего не имел. А вот каска… К этому виду спецснаряжения у Еремина было отвращение. Так получилось, что все два года пока служил в армии, он ее не снимал ни днем ни ночью. А тут опять.
– Зачем она мне? Мы же не настройке.
– Зря иронизируешь, – сделал приятель замечание. – Там тебе тоже запросто может на голову упасть кирпич. А потом, по этой форме бомжи нас отличают от ментов. А так могут взять и кинуть чего-нибудь на голову. Скажем, пустую бутылку. Или что-то потяжелей.
Дальше уговаривать Еремина ему не пришлось. Егор напялил каску, с маленьким фонариком спереди. Другой фонарь с большим запасом батареек, он повесил на плечо, как это сделал Лерыч.
Еще Валерка дал ему моток тонкой капроновой веревки.
– Там это тоже может пригодиться, – сказал он, убирая моток Еремину в боковой карман куртки.
Внимательно осмотрев как на Еремине сидит снаряжение, он удовлетворенно кивнул и предупредил:
– Держись возле меня и никуда не отходи, чтобы не случилось.
– А что может случится? – забеспокоился Еремин.
– Может и ничего. Пугать не собираюсь, но будь готов ко всему. Знаешь, как бывает. Заходишь в какой-нибудь коллектор. А там труп плавает. Или вареный человек на трубах теплотрассы лежит…
– Вареный? – не понял Еремин.
– Ну да. Это когда кто-то из бомжей примет на грудь лишнего и завалится дрыхнуть на горячую трубу и так заснет, что уже больше не проснется. Так и сварится на ней. Если нам такие попадутся, ты не дрейфь. И от меня ни на шаг. Меня здешние обитатели знают и не только бомжи, но и крысы, – пошутил Лерыч.
Крыс Еремин не то, чтобы боялся, скорее брезговал, поэтому поморщился и поплевал три раза через левое плечо.
– Ну что … готов? – спросил Лерыч.
– Готов, – ответил Еремин.
– Тогда – вперед, – и Валерка открыл металлическим крюком, похожим на коготь птицы, люк коллектора.
Еремин посветил вниз фонарем.
Вмонтированные в кирпичную кладку округлой формы металлические скобы, уходили далеко вниз где было сыро, темно и слышался плеск воды. На расстояние метров десяти от уровня земли, луч фонаря выхватил мутный поток, который бурля и закручиваясь уносился дальше под землю. И глядя на него, Еремин слегка поежился, почувствовав неуверенность: может все это затевать не стоило? Ну ее эту сенсацию куда подальше.
– Что боишься? – словно угадав его мысли, спросил Лерыч с ухмылочкой.
– Да не то, чтобы боюсь, но как – то не по себе становится, – признался Еремин.