Страница:
Догнать стаю… Тяжело, но реально… Три прыжка – я уже в последних рядах.
Теперь вырваться вперед. Вот, зараза! Не успеваю! Я протаранил кого-то помельче, проскочил между Левым и Правым и уткнулся в спину Кочана. Я укусил его сзади. Конечно, это подло, и недостойно, и все такое, но мне нужно было добраться до кошки, пока ее не разорвали. Подлость моя возымела действие: Кочан завертелся на месте, разворачиваясь ко мне. То, что нужно!
Кочан бросился на меня сверху. Это было очень глупо – я мог запросто вцепиться ему в глотку. То ли он от боли и обиды совсем сдурел, то ли хотел меня своим весом раздавить. Впрочем, плевать мне было на его горло и на его вес. У меня была совсем другая задача, и я ее выполнил.
Я поднырнул под Кочана и одним рывком оказался за его спиной. Впервые в жизни мне пришлось поблагодарить папочку за низкорослость.
Кошка была цела и котенок, кажется, тоже.
– Вали! – рыкнул я на нее, разворачиваясь в полете.
«Эх, – подумал я, – драка еще не началась, а все сухожилия уже ноют».
Краем глаза я успел заметить, что кошка с котенком в зубах бросилась прочь, и тут же переключился на новую задачу. Теперь мне нужно было отвлечь на себя всю стаю. Не одного Кочана, не его подручных, а всех, вплоть до последней шавки. Никто не должен был броситься на кошкой, все должны были навалиться на меня.
– Эй! – заорал я изо всех сил. – Кошаки кастрированные! А ну пошли отсюда дерьмо жрать!
Стая завопила что-то нечленораздельное. Вроде бы я разобрал крик Вожака: «Отставить!», но, наверное, мне показалось. Во всяком случае, никто ничего не отставил. Все бросились на меня разом, и это дало мне десяток лишних секунд.
Я щелкал зубами во все стороны, прижимаясь к земле, чтобы на завалиться на спину. Они пытались рвать меня на клочки одновременно, но только мешали друг другу.
И все-таки их было слишком много. Мне порвали ухо, потом прокусили задние лапы, и сразу несколько челюстей впилось мне в загривок. Резко потемнело в глазах, я попытался еще разок дернуться, но тут стало совсем темно и очень холодно…
И что-то меня как в бок толкнуло, проснулась, как будто чем-то ударили. Вскочила. Прислушалась. Тишина. А сердце колотится, чувствую, что опасность рядом. Я к корзинке – Пуси нет, только Пусик дрыхнет поперек подстилки. Я на кухню влетаю – и сердце просто падает. Эта пигалица сидит на моем месте, на форточке, в моей любимой позе и откровенно кокетничает с кем-то на улице.
Но как, как она туда запрыгнула? Вот ведь шмакодявка!
Я аккуратно, чтоб ее не напугать, подошла к окну, вспрыгнула на подоконник. Как ее теперь оттуда снимать? Сидит очень неустойчиво, плохо это… Хорошо, если внутрь свалится, а если наружу? Этаж второй, Пуся еще совсем мелкая.
Тетка на улице стала радостно тыкать в меня пальцем, Пуся попыталась извернуться, чтоб посмотреть на подоконник, и опасно покачнулась.
– Пусечка, держись, – мявкнула я.
Пуся уселась поустойчивее и заныла:
– Мааам, а ты будешь ругаться?
– Буду. Только держись.
– Мам, я боюсь.
– Пуся, сиди спокойно. Успокойся, развернись и прыгай ко мне.
– Мама, тут высоко!
– Да что ты говоришь? – язвительно взорвалась я, но тут же осеклась. – Пусенок, не бойся, все хорошо. Тут невысоко, разворачивайся и прыгай.
Про себя я в тот момент думала, что вот сейчас она спрыгнет, и я ей так двину, что мало не покажется. Пуся начала медленно разворачиваться, уже почти развернулась…
– Гав! – послышалось откуда-то с улицы.
Пуська вздрогнула и полетела на улицу. Честно говоря, дальше я мало что соображала. Одним махом сиганула в форточку, свесилась на улицу.
– Пусяяяяяяяяяяяяяя! Людииииииииии! МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯУУУУУУУУУУУУУ!
Где же вы все, люди, подойдите хоть кто-нибудь!
– Мама, – пискнула Пуська и у меня отлегло от сердца – жива.
– МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯУУУУУУУУ!!!! – заорала я громче прежнего, надеясь, что все-таки кто-нибудь из этих бестолковых двуногих услышит и принесет мне моего котенка.
– ГАВ!
И тут я похолодела. Во двор вбегала стая собак. Жутких бродячих собак, с тупыми мордами и хриплыми голосами. Они увидели меня и гнусно завопили.
Я просто одурела от ужаса. Что делать? Вниз? А если они пока не видят Пусю, а я ее выдам? И тут эта дурочка как заорет:
– Маааамаааа!
А дальше все как в страшном сне. Я сигаю вниз, хватаю Пусю, несусь к подъезду. Вижу чьи-то зубы, бью наотмашь. Очень мешает Пуся в зубах, но оставить ее боюсь. Опять зубы, опять бью. Кровь, лапе больно. Ничего не соображаю, бью еще сильнее. Кровь, оказывается, не моя, кровь вот этого пса – он скулит и отступает. Но на его место уже лезут другие, их двое… пятеро… семеро. Я бросаю Пуську за спину, ору:
– Беги к подъезду.
Понимаю, что живыми мы не уйдем, но, может, хоть она…
И тут как ветер пронесся мимо. Между мной и собачьими рылами влез пес. Где-то я его видела… Сейчас не помню, ничего не помню.
– Беги, – рыкнул он мне.
Пуську в зубы и… никогда в жизни так не бегала. Я вообще не знала, что можно так бегать. Вот кусты… лавка… подъезд… дверь… открыта… за спиной собачья свара… лестница… дверь в квартиру. Забиться в угол и спрятаться, спрятаться…
Не знаю, сколько тут просидела, время остановилось.
– Кася? Кася, дай я тебя…
– Шшшшшшшшшшшааааааааа…
– АЙ! Кася, ты чего? Как ты вообще на лестнице оказалась?
Олька стояла надо мной и терла поцарапанную руку, Пуську я до сих пор боялась выпустить изо рта, она уже даже не сопротивлялась.
Я смотрела на Ольку и меня медленно отпускало.
– Оль, мяу, мяу! Ты пришла, пришла…
Была бы человеком, зарыдала бы…
Олька взяла меня на ручки, вытащила Пусю, внесла в квартиру. Пусик все это время мирно продрых – ну мужик, что с него взять.
– Касенька, милая, что случилось? Вас собаки напугали?
И тут я вспомнила, где видела этого пса – это тот самый загадочный поклонник, который сидел у меня под окнами и ничего от меня не хотел. Кто он, откуда взялся? Что они с ним сделали?
Я выдралась из Олькиных рук и побежала к окну. Там уже было тихо. Я вжала нос в стекло и пыталась высмотреть следы драки. Кусты помяты, клумба вывернута, кровь на дорожке.
– Что с тем псом? Что с ним?
Олька смотрела на меня большими глазами.
– Кася, что ты кричишь?
– А чего ты меня не понимаешь? Мяу!
– Кась, успокойся!
– Мяу!
Весь вечер я металась между Пусей, которая тоже была на взводе, и подоконником, пытаясь понять, что случилось с нашим защитником. А потом пришла мамуся и рассказала, что:
– Сегодня под подъездом была собачья драка, вон всю клумбу разворотили. Говорят, еле разняли, сосед сверху водой разливал.
– А что случилось? – насторожилась Оля.
– Да пса какого-то загрызли насмерть. Не пойми что произошло, может, бешеные? Надо бы в санстанцию позвонить, развели собак дворовых…
Дальше я ничего не слышала. Пошла к детям и рухнула рядом с ними. Насмерть… А ведь я даже ни разу не посмотрела в его сторону…
Часть 2
Я сидела на окошке и смотрела в окно. На форточку теперь не запрыгивала, слишком свежи еще были воспоминания о том кошмаре, да и под окном пока хорошо видно сломанные кусты и вытоптанную клумбу. Поэтому сидела я на подоконнике и смотрела перед собой.
Вчера забрали Пусю. Не то чтоб я за нее переживала, она уже большая девочка, да и ее новая хозяйка мне понравилась, – но что-то грызло мою кошачью душу.
Наверное, первый раз за все время я откровенно скучаю по котенку. Обычно, когда их наконец забирают, я вздыхаю с облегчением и принимаюсь отсыпаться и отъедаться. Благо Олька никогда не забирает у меня котят, пока они еще нуждаются во мне, а я в них.
За окном тишина. Даже ветра нет. Осень…
Осень интересна тем, что можно бесконечно смотреть на листья, которые отрываются от веток, а потом медленно и задумчиво летают по всему двору. Когда я была котенком, мне всегда казалось, что если б меня выпустили во двор, я бы целыми днями гонялась за этими листьями. Можно было б с разбегу прыгнуть в большую кучу, разметать их в разные стороны, а потом носиться на бешеной скорости, прятаться за кучей, чтобы неожиданно для следующего листика выскочить, когда он еще не коснулся земли, и поймать его в полете.
Но никто и никогда не выпустил бы меня во двор. Да и несолидно это – белой, пушистой, породистой кошке мотаться по двору. Это собачья территория, собачьи замашки.
С того самого происшествия я начала по-другому смотреть на собак. Их много гуляет в нашем дворе. Оказывается, они все разные, совсем как мы, кошки. Есть злые, а есть и добрые. Есть любознательные, а есть совсем глупые. Есть отвратительные, а есть вполне приятные. Совсем я с ума сошла – приятная собака, как у меня мозги завернулись такое подумать!
А ведь тот пес погиб, защищая меня и Пусю. И я практически уверена, что ни один кот бы на такое не пошел – погибнуть за совершенно чужого котенка. И даже спасибо ему не скажешь…
Тут пришла Олька с подружкой Таней, подружка начала рассматривать Пусика, восторгаясь им направо и налево. Я сама поразилась своему равнодушию. Да, он, безусловно, красив, да, я им горжусь. Заберете? Забирайте, он уже большой. Я лизнула Пусика, который уже увлеченно играл с веревочкой на кофте у новой хозяйки, вздохнула и вернулась к окну.
На месте побоища сидел пес. Очень похожий на… Нет, не может быть!
Я так разволновалась, что даже прыгнула на форточку. Пес был тощий и какой-то лысый. Он встал, прохромал немного вперед и оглянулся на мое окно.
– Ты? – муркнула я, – ты жив?
– Не очень, – честно признался пес.
Тут на кухню вбежала Олька и начала стаскивать меня с окна.
– Опять свалишься, Кася, ты нас и так до смерти напугала…
И вдруг выпустила меня и позвала подружку.
– Тань, смотри, вот он, я тебе про него говорила.
Таня прибежала и выдохнула:
– Симпатичныыыый…
Я чуть не упала. О ком они говорят? Откуда они знают?
Но все оказалось проще: к псу подошел парень, погладил и позвал за собой. Потом посмотрел, как тот медленно ковыляет, подхватил на руки и скрылся с ним в нашем же подъезде.
– Ага, – сказала Олька, – симпатичный.
А потом вздохнула и добавила.
– А ведь даже не здоровается…
При этом он приговаривал с какой-то то ли нежностью, то ли завистью:
– Жри, Ромео, жри…
Мне все время казалось, что я просто еще раз родился. Первая жизнь вспоминалась как-то тускло, даже запахи из памяти выветрились. Но все равно было много похожего. Раньше я восхищался Вожаком, теперь – Хозяином.
Хозяин пах резко и выпукло: табаком, пивом и какой-то химией. Если бы я внезапно почуял этот запах, то чихнул бы и убрался подальше. Но жизнь была новая, входил я в нее вместе с этим запахом и поэтому воспринимал его как нечто само собой разумеющееся. Иногда к Хозяину приходил другой крепко пахнущий человек. Он колол меня иголками и впрыскивал какую-то гадость. Как только я смог шевелить головой, первым делом попытался этого типа тяпнуть за руку. Но Хозяин крепко взял меня за голову и сказал:
– Нельзя, Ромка. Это доктор. Он тебя лечит, делает тебе хорошо, понял?
Я не очень понял, что хорошего, когда в тебя втыкают иголку, а тем более – когда накачивают такой дрянью, что нос в колбаску загибается. Но кусать доктора больше не пытался. Иногда рычал для острастки, чтобы тот не очень-то расслаблялся. Мне больше всего помогали хозяйские руки. Когда он меня гладил, чесал за ухом или под подбородком, я замирал и старался впитать в себя это обалденное ощущение. Я был уверен – как только выздоровею, Хозяин меня снова выставит на улицу. Поэтому старался сохранить тепло его руки внутри, в себе. Не получалось. Как только Хозяин оставлял меня одного, ощущение исчезало. Оставалась только уверенность, что совсем недавно я испытал такое эдакое, что никак не опишешь.
Не знаю, что помогло – иголки и отрава доктора или руки хозяина – но через три недели я впервые поднялся на ноги. Эту героическую попытку я совершил в отсутствии Хозяина. Очень не хотелось, чтобы он меня видел таким слабым, с трясущимися лапами и перекособоченным. Я должен был доказать ему, что смогу его защитить, буду охранять дом… и вообще такой пес, как я, в хозяйстве пригодится.
План мой провалился. Наверное, когда поднимался, треск моих костей разнесся по всему дому. Не успел я как следует поймать равновесие, как на кухню вошел Хозяин.
– Ого! – обрадовался он. – Вот видишь, как тебе доктор помог. А говорили – не выживет! Ты у меня просто богатырь!
Я попытался в ответ вильнуть хвостом. Зря. Отдача мотнула мое худое тело сначала в одну сторону, потом в другую – и свалила на подстилку. Хозяин охнул, подскочил ко мне, принялся ощупывать и оглаживать.
С этого дня я повторял попытки подняться.
И через неделю он вывел меня во двор. Тот самый двор, где окончилась моя прежняя жизнь. Я брел по нему с отстраненным интересом. Вот из этого двора мы бежали. Тут я оцепенел. Здесь произошла стычка с этим… как его… Кочаном. Тут на меня навалилась стая…
И вдруг откуда-то сверху раздался призывный мяв. Я поднял голову и понял, что есть кое-что, что связывает мою прежнюю и новую жизнь.
На форточке сидела та самая кошка и, кажется, улыбалась мне.
– Привет, – сказала она с искренней радостью. – Ты живой? Здорово!
Я буркнул что-то в ответ. Стоял, смотрел и моргал. Ее чистый и пушистый запах только теперь дополз до меня. Или я его уже почуял, но не вспомнил? Короче, чувствовал я себя абсолютным дураком. Думал: «Ну вот и познакомились… А я ободранный, как крыса… и хромаю».
Хорошо, что Хозяин выручил, увел домой. А то я так и стоял бы, не зная, что делать.
Только дома смог успокоиться и понять, что произошло: она меня узнала! И не просто узнала, но и обрадовалась, что я жив! Завтра я снова ее увижу и уж тогда-то поговорю нормально!
Я попытался подпрыгнуть от радости, почти смог, подвернул правую переднюю лапу и следующие два дня никуда не выходил.
Я практически жила на подоконнике, боясь пропустить очередную прогулку собаки. Нервная стала, Ольку поцарапала. А чего она ко мне пристала? Нашла время ласкаться!
Пес вышел во двор только на третьи сутки. Его вынес тот самый «симпатичный» парень, поставил на травку и отошел куда-то, болтая по телефону. Пес выглядел в целом, немного получше, но сильно хромал, причем странно заваливаясь на сторону. Он ушкандыбал куда-то за кустик, там повозился, и вывалился обратно, слегка поскуливая и стараясь не наступать сразу на обе передние лапы.
Мне было его страшно жалко, но выглядело это все так комично, что я не выдержала и фыркнула. Пес поднял глаза. На его морде сразу же появилось выражение одурения – у меня возникло ощущение, что я ему мерещусь.
– Мяу, – сказала я, – то есть… эй! То есть… как тебя зовут?
– Ромео, – тявкнул пес, – хозяин зовет меня Ромео.
В глазах у пса появилась осмысленность, он подошел поближе к моему окну.
– А тебя… вас как зовут?
– Я Кассандра, но ты можешь звать меня Кася. Ты ведь спас мне жизнь…
Пес мотнул головой и начал нервно переступать с лапы на лапу.
– Ну да ладно, да чего уж там… да подумаешь…
Опять неудачно оступился, взвизгнул, шарахнулся от меня.
– Ромео… Тебе очень больно?
Честно говоря, мне уже давно было не смешно, а до слез его жалко.
– Извини, – сказал пес, – я пойду домой.
– Ты придешь еще?
– Наверное, – буркнул он и поковылял к подъезду.
Хозяин меня сначала жалел, а потом не выдержал и рявкнул:
– Лежать! Совсем кости переломать решил? Будешь лежать, пока я не разрешу!
В этот момент он почему-то стал похож на Вожака. Тот тоже очень редко рявкал, но если уж открывал пасть, то сразу хотелось зарыться в асфальт.
Я послушался. Почти сутки я старался лежать, по нужде ходил, не поднимаясь, в какой-то лоток. Позволил противному доктору ощупать меня и чем-то смазать. Смотрел на хозяина преданно-преданно. И изо всех сил старался не делать резких движений. Удержался, даже когда хозяин утром третьего дня приказал подняться, осмотрел меня и сказал:
– Сегодня на улицу пойдем. Ты как?
Я вильнул хвостом, чуть-чуть, чтобы не спугнуть удачу. Пока он прилаживал на меня ошейник с поводком, я лихорадочно придумывал речь, с которой обращусь к прекрасной Кошке. Остановился на тоне небрежном, но полном собственного достоинства. Мол, привет, как поживаешь… Да так, ерунда… Врачи говорили, не выживу, но я упрямый, знаете ли… Нет-нет, не волнуйтесь, я в порядке… До встречи, сударыня…
Это была отличная речь, я даже успел ее отрепетировать, пока мы спускались по подъезду. Однако, как и все хорошо отрепетированные речи, она блистательно провалилась. Как только я вдохнул запахи двора, то забыл обо всем на свете и побежал метить кусты. Ну и заодно вообще оправиться. А когда возвращался из кустов, наткнулся на приветливый взгляд Кошки.
– Привет, – сказала она, – а тебя как зовут?
Ну как могут звать хромого, ободранного пса, который гадит по кустам? В лучшем случае Бобик.
– Ромео, – с отвращением признался я. – Это хозяин так назвал…
Я хотел добавить, что в стае меня звали Нос, но понял, что начинаю оправдываться. Это меня разозлило настолько, что я придумал встречный вопрос – очень оригинальный:
– А тебя… то есть вас как зовут?
– Кассандра. Можно просто Кася.
Вот ей ее имя шло! Она действительно была вся такая… королевская. Я, конечно, не знаю, что такое Кассандра, но почему-то кажется, что это имя какой-нибудь царицы кошек. Нет, Кассандра – это правильное имя для такой кошки. А Касей я ее никогда не назову. К сожалению.
И тут она промурлыкала, как будто подслушала мои мысли:
– Тебе можно, ты мне жизнь спас.
Вот это было сильно! Я как-то совершенно забыл о подробностях драки. Драку я помнил отдельно, кошку – отдельно. А ведь я-то на самом деле спас и ее и котенка!
Тут я совсем смутился и пробормотал что-то вроде:
– Фигня дело…
Я запоздало вспомнил о заготовленной речи, но в башке болтались только огрызки: «Я упрямый, знаете ли» и «сударыня». Больше всего в жизни мне хотелось, чтобы хозяин меня окликнул и увел домой. Но он, как назло, болтал с кем-то по телефону. Вернее, монотонно повторял через большие промежутки времени: «Да, я понял… Хорошо, я все понял».
Я уж решил сделать вид, что вообще тут случайно. Пробегал мимо, перекинулся несколькими словами с симпатичной кошечкой – и побежал себе дальше. Принял очень независимый вид, попытался грациозно развернуться и убежать… и чуть не взвыл от боли. Очень трудно быть грациозным, когда подворачивается больная лапа.
– Больно? – участливо спросила Кассандра, и мне еще сильнее захотелось взвыть.
По сценарию я должен был ответить: «Ерунда, я в порядке», но мне действительно было очень больно. Поэтому я просто сказал:
– Извини… пойду-ка я домой…
Я развернулся (очень неуклюже!), Кассандра что-то мяукнула мне вслед, я на всякий случай согласился.
И похромал, уже не заботясь о произведенном впечатлении.
Поздно заботиться. Я полностью провалился.
Больше она ко мне не обратится.
Пес, этот Ромео, где-то там, далеко, ему больно, а я здесь, и совершенно ничем не могу ему помочь.
Я окончательно переселилась на подоконник. Дошло до того, что Олька сдалась, и поставила мне сюда миску с едой. Я сначала даже муркнула ей от благодарности, но тут же опять застыла в ожидании: где же он? Идет? Не идет? Почему он так редко гуляет? Плохо? Больно? Как с ним хозяин обращается?
Пес выхромал из подъезда днем, его хозяин опять болтал по телефону, и пес снова, не глядя на меня, первым делом ломанулся в кусты.
– Мяу? – спросила я, когда он оттуда вышел.
– Ррр, – ответил пес, – извини, мяукать я не умею.
– Как ты?
– Спасибо. Вроде ничего…
– Слушай, Ромео, а зачем… Почему ты нас с Пусей спас? Ты же собака, я кошка.
– Не знаю, – честно сказал пес, – наверное, я неправильная собака. Ты мне почему-то нравишься.
– Или я – неправильная кошка…
– Да нет же, ты правильная! Ты самая замечательная на свете! Ты…
– Ромео, домой!
Я б этому хозяину глаза выцарапала! Прервал на самом интересном месте! Ромео чуть вильнул мне хвостом и пошел в подъезд. Хромал он уже меньше, но все равно, когда я смотрела на него, мое сердце сжималось и переворачивалось от жалости.
– Ромео, ты мне тоже очень нравишься! – муркнула я ему вслед.
Пес резко развернулся, оторопело посмотрел на меня, а потом как запрыгал, как залаял! У меня от неожиданности чуть уши не заложила.
– Ура, – голосил он, – ты – самая прекрасная кошка на свете!
И дальше что-то совсем непереводимое ни на кошачий, ни на человеческий языки – сплошные переливы и модуляции лая, плавно переходящего в вой.
Хозяин испугался и кинулся успокаивать своего питомца.
– Ты что, с ума сошел! Сейчас опять что-нибудь себе сломаешь! А ну сидеть!
При звуке хозяйского голоса Ромео немного пришел в себя, даже сел. Но при этом продолжал заливисто лаять.
На эти звуки прибежала Олька, высунулась в окно.
– Что происходит? – довольно грозно спросила она, а потом увидела хозяина Ромео, и у нее опять как-то странно дрогнул голос:
– Ой… Здравствуй…те… Что с вашим собаком? Псом, то есть…
Олька совсем засмущалась и, чтобы отвлечься, схватила меня на руки.
– Да не знаю, – раздраженно ответил парень, – похоже, у него с вашей кошкой сложные отношения. То он за нее чуть себя не угробил, а сейчас облаял ее ни с того ни с сего…
– Я не ее! – рявкнул Ромео.
– Он не меня! – мявкнула я.
Парень вздрогнул, а Олька чуть меня не уронила.
– Девушка, давайте вы кошку подержите, а я постараюсь этого прохвоста домой затащить.
– Хорошо, – Олька вцепилась в меня так, что я заорала.
Пес напрягся и рванул ко мне, хозяин его не выдержал такой подсечки и рухнул прямо под наше окно.
Олька кинула меня и рванула на улицу, Ромео метнулся к хозяину и начал активно лизать ему лицо и руки, тот пытался отбиться от пса, а заодно и встать.
Олька подбежала, оттащила Ромео. Парень хотя бы смог сесть.
– Спасибо, – сказал он, – кстати, меня Роман зовут.
– А я Оля. А это – Кася.
Я удовлетворенно мявкнула, уселась на форточке и распушила хвостик.
– Ты такая красивая, – запел Ромео.
– О нет! – заголосили Оля и Роман.
– Домой! – рявкнул Рома, – и если сегодня еще хоть звук, я за себя не ручаюсь! Понял?!
– Гав, – угрюмо буркнул Ромео и поплелся к подъезду.
– Ромка, я работаю. Не мешай.
Я стал терпеливо дожидаться, пока хозяин наработается. Работа у него очень сложная и даже опасная: ему приходится гонять по экрану каких-то угрюмых личностей и со страшным грохотом уничтожать их. Изредка они уничтожают его, тогда хозяин ругается и начинает все сначала.
Иногда у него бывает работа попроще и поинтереснее: он гоняет по экрану шарики.
А бывает, что работа очень скучная – хозяин что-то пишет. Но это, к счастью, нечасто бывает.
На сей раз хозяин собирался работать долго и упорно. Полчаса я терпел, но потом понял, что деликатность деликатностью, но на улицу мне нужно срочно. Я позвал хозяина.
– Угу, – ответил он, – сейчас.
Через минуту я позвал его еще раз.
– Да-да-да, – ответил он очень торопливо.
Я выждал еще чуть-чуть и потянул хозяина за штанину.
– Ромка! – заорал он на меня. – Не мешай!
Я испуганно отскочил, ударился раненным боком, заскулил. Хозяин наконец-то развернулся и посмотрел на меня.
– Пошли, – жалостливо попросил я, хотя знал, что люди с трудом учат собачий язык. – Мне очень надо.
Как ни странно, он понял.
– Извини, Ромище! – сказал он виновато. – Совсем забыл.
И бросился одеваться.
По подъезду я бежал, стараясь выгнать из головы мысль о кошке.
«Все! Хватит! Помечтал – достаточно! Не с твоим псиным рылом в ее кошачий ряд!»
Мысль забилась куда-то в затылок, и на улицу я выбегал, думая только о своих собачьих делах. Сделал их, закопал, вернулся к дому…
– Мяу, – сказала Кассандра с неуловимой интонацией.
То ли спросила, где я был, то ли поздоровалась.
Теперь вырваться вперед. Вот, зараза! Не успеваю! Я протаранил кого-то помельче, проскочил между Левым и Правым и уткнулся в спину Кочана. Я укусил его сзади. Конечно, это подло, и недостойно, и все такое, но мне нужно было добраться до кошки, пока ее не разорвали. Подлость моя возымела действие: Кочан завертелся на месте, разворачиваясь ко мне. То, что нужно!
Кочан бросился на меня сверху. Это было очень глупо – я мог запросто вцепиться ему в глотку. То ли он от боли и обиды совсем сдурел, то ли хотел меня своим весом раздавить. Впрочем, плевать мне было на его горло и на его вес. У меня была совсем другая задача, и я ее выполнил.
Я поднырнул под Кочана и одним рывком оказался за его спиной. Впервые в жизни мне пришлось поблагодарить папочку за низкорослость.
Кошка была цела и котенок, кажется, тоже.
– Вали! – рыкнул я на нее, разворачиваясь в полете.
«Эх, – подумал я, – драка еще не началась, а все сухожилия уже ноют».
Краем глаза я успел заметить, что кошка с котенком в зубах бросилась прочь, и тут же переключился на новую задачу. Теперь мне нужно было отвлечь на себя всю стаю. Не одного Кочана, не его подручных, а всех, вплоть до последней шавки. Никто не должен был броситься на кошкой, все должны были навалиться на меня.
– Эй! – заорал я изо всех сил. – Кошаки кастрированные! А ну пошли отсюда дерьмо жрать!
Стая завопила что-то нечленораздельное. Вроде бы я разобрал крик Вожака: «Отставить!», но, наверное, мне показалось. Во всяком случае, никто ничего не отставил. Все бросились на меня разом, и это дало мне десяток лишних секунд.
Я щелкал зубами во все стороны, прижимаясь к земле, чтобы на завалиться на спину. Они пытались рвать меня на клочки одновременно, но только мешали друг другу.
И все-таки их было слишком много. Мне порвали ухо, потом прокусили задние лапы, и сразу несколько челюстей впилось мне в загривок. Резко потемнело в глазах, я попытался еще разок дернуться, но тут стало совсем темно и очень холодно…
Кошка
Сидела я днем в комнате. Детей уложила, поела, и меня сморило. Развалилась на диване, пока людей нет, хоть есть куда лапы вытянуть.И что-то меня как в бок толкнуло, проснулась, как будто чем-то ударили. Вскочила. Прислушалась. Тишина. А сердце колотится, чувствую, что опасность рядом. Я к корзинке – Пуси нет, только Пусик дрыхнет поперек подстилки. Я на кухню влетаю – и сердце просто падает. Эта пигалица сидит на моем месте, на форточке, в моей любимой позе и откровенно кокетничает с кем-то на улице.
Но как, как она туда запрыгнула? Вот ведь шмакодявка!
Я аккуратно, чтоб ее не напугать, подошла к окну, вспрыгнула на подоконник. Как ее теперь оттуда снимать? Сидит очень неустойчиво, плохо это… Хорошо, если внутрь свалится, а если наружу? Этаж второй, Пуся еще совсем мелкая.
Тетка на улице стала радостно тыкать в меня пальцем, Пуся попыталась извернуться, чтоб посмотреть на подоконник, и опасно покачнулась.
– Пусечка, держись, – мявкнула я.
Пуся уселась поустойчивее и заныла:
– Мааам, а ты будешь ругаться?
– Буду. Только держись.
– Мам, я боюсь.
– Пуся, сиди спокойно. Успокойся, развернись и прыгай ко мне.
– Мама, тут высоко!
– Да что ты говоришь? – язвительно взорвалась я, но тут же осеклась. – Пусенок, не бойся, все хорошо. Тут невысоко, разворачивайся и прыгай.
Про себя я в тот момент думала, что вот сейчас она спрыгнет, и я ей так двину, что мало не покажется. Пуся начала медленно разворачиваться, уже почти развернулась…
– Гав! – послышалось откуда-то с улицы.
Пуська вздрогнула и полетела на улицу. Честно говоря, дальше я мало что соображала. Одним махом сиганула в форточку, свесилась на улицу.
– Пусяяяяяяяяяяяяяя! Людииииииииии! МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯУУУУУУУУУУУУУ!
Где же вы все, люди, подойдите хоть кто-нибудь!
– Мама, – пискнула Пуська и у меня отлегло от сердца – жива.
– МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯУУУУУУУУ!!!! – заорала я громче прежнего, надеясь, что все-таки кто-нибудь из этих бестолковых двуногих услышит и принесет мне моего котенка.
– ГАВ!
И тут я похолодела. Во двор вбегала стая собак. Жутких бродячих собак, с тупыми мордами и хриплыми голосами. Они увидели меня и гнусно завопили.
Я просто одурела от ужаса. Что делать? Вниз? А если они пока не видят Пусю, а я ее выдам? И тут эта дурочка как заорет:
– Маааамаааа!
А дальше все как в страшном сне. Я сигаю вниз, хватаю Пусю, несусь к подъезду. Вижу чьи-то зубы, бью наотмашь. Очень мешает Пуся в зубах, но оставить ее боюсь. Опять зубы, опять бью. Кровь, лапе больно. Ничего не соображаю, бью еще сильнее. Кровь, оказывается, не моя, кровь вот этого пса – он скулит и отступает. Но на его место уже лезут другие, их двое… пятеро… семеро. Я бросаю Пуську за спину, ору:
– Беги к подъезду.
Понимаю, что живыми мы не уйдем, но, может, хоть она…
И тут как ветер пронесся мимо. Между мной и собачьими рылами влез пес. Где-то я его видела… Сейчас не помню, ничего не помню.
– Беги, – рыкнул он мне.
Пуську в зубы и… никогда в жизни так не бегала. Я вообще не знала, что можно так бегать. Вот кусты… лавка… подъезд… дверь… открыта… за спиной собачья свара… лестница… дверь в квартиру. Забиться в угол и спрятаться, спрятаться…
Не знаю, сколько тут просидела, время остановилось.
– Кася? Кася, дай я тебя…
– Шшшшшшшшшшшааааааааа…
– АЙ! Кася, ты чего? Как ты вообще на лестнице оказалась?
Олька стояла надо мной и терла поцарапанную руку, Пуську я до сих пор боялась выпустить изо рта, она уже даже не сопротивлялась.
Я смотрела на Ольку и меня медленно отпускало.
– Оль, мяу, мяу! Ты пришла, пришла…
Была бы человеком, зарыдала бы…
Олька взяла меня на ручки, вытащила Пусю, внесла в квартиру. Пусик все это время мирно продрых – ну мужик, что с него взять.
– Касенька, милая, что случилось? Вас собаки напугали?
И тут я вспомнила, где видела этого пса – это тот самый загадочный поклонник, который сидел у меня под окнами и ничего от меня не хотел. Кто он, откуда взялся? Что они с ним сделали?
Я выдралась из Олькиных рук и побежала к окну. Там уже было тихо. Я вжала нос в стекло и пыталась высмотреть следы драки. Кусты помяты, клумба вывернута, кровь на дорожке.
– Что с тем псом? Что с ним?
Олька смотрела на меня большими глазами.
– Кася, что ты кричишь?
– А чего ты меня не понимаешь? Мяу!
– Кась, успокойся!
– Мяу!
Весь вечер я металась между Пусей, которая тоже была на взводе, и подоконником, пытаясь понять, что случилось с нашим защитником. А потом пришла мамуся и рассказала, что:
– Сегодня под подъездом была собачья драка, вон всю клумбу разворотили. Говорят, еле разняли, сосед сверху водой разливал.
– А что случилось? – насторожилась Оля.
– Да пса какого-то загрызли насмерть. Не пойми что произошло, может, бешеные? Надо бы в санстанцию позвонить, развели собак дворовых…
Дальше я ничего не слышала. Пошла к детям и рухнула рядом с ними. Насмерть… А ведь я даже ни разу не посмотрела в его сторону…
Часть 2
Кошка
Настроение было хуже некуда.Я сидела на окошке и смотрела в окно. На форточку теперь не запрыгивала, слишком свежи еще были воспоминания о том кошмаре, да и под окном пока хорошо видно сломанные кусты и вытоптанную клумбу. Поэтому сидела я на подоконнике и смотрела перед собой.
Вчера забрали Пусю. Не то чтоб я за нее переживала, она уже большая девочка, да и ее новая хозяйка мне понравилась, – но что-то грызло мою кошачью душу.
Наверное, первый раз за все время я откровенно скучаю по котенку. Обычно, когда их наконец забирают, я вздыхаю с облегчением и принимаюсь отсыпаться и отъедаться. Благо Олька никогда не забирает у меня котят, пока они еще нуждаются во мне, а я в них.
За окном тишина. Даже ветра нет. Осень…
Осень интересна тем, что можно бесконечно смотреть на листья, которые отрываются от веток, а потом медленно и задумчиво летают по всему двору. Когда я была котенком, мне всегда казалось, что если б меня выпустили во двор, я бы целыми днями гонялась за этими листьями. Можно было б с разбегу прыгнуть в большую кучу, разметать их в разные стороны, а потом носиться на бешеной скорости, прятаться за кучей, чтобы неожиданно для следующего листика выскочить, когда он еще не коснулся земли, и поймать его в полете.
Но никто и никогда не выпустил бы меня во двор. Да и несолидно это – белой, пушистой, породистой кошке мотаться по двору. Это собачья территория, собачьи замашки.
С того самого происшествия я начала по-другому смотреть на собак. Их много гуляет в нашем дворе. Оказывается, они все разные, совсем как мы, кошки. Есть злые, а есть и добрые. Есть любознательные, а есть совсем глупые. Есть отвратительные, а есть вполне приятные. Совсем я с ума сошла – приятная собака, как у меня мозги завернулись такое подумать!
А ведь тот пес погиб, защищая меня и Пусю. И я практически уверена, что ни один кот бы на такое не пошел – погибнуть за совершенно чужого котенка. И даже спасибо ему не скажешь…
Тут пришла Олька с подружкой Таней, подружка начала рассматривать Пусика, восторгаясь им направо и налево. Я сама поразилась своему равнодушию. Да, он, безусловно, красив, да, я им горжусь. Заберете? Забирайте, он уже большой. Я лизнула Пусика, который уже увлеченно играл с веревочкой на кофте у новой хозяйки, вздохнула и вернулась к окну.
На месте побоища сидел пес. Очень похожий на… Нет, не может быть!
Я так разволновалась, что даже прыгнула на форточку. Пес был тощий и какой-то лысый. Он встал, прохромал немного вперед и оглянулся на мое окно.
– Ты? – муркнула я, – ты жив?
– Не очень, – честно признался пес.
Тут на кухню вбежала Олька и начала стаскивать меня с окна.
– Опять свалишься, Кася, ты нас и так до смерти напугала…
И вдруг выпустила меня и позвала подружку.
– Тань, смотри, вот он, я тебе про него говорила.
Таня прибежала и выдохнула:
– Симпатичныыыый…
Я чуть не упала. О ком они говорят? Откуда они знают?
Но все оказалось проще: к псу подошел парень, погладил и позвал за собой. Потом посмотрел, как тот медленно ковыляет, подхватил на руки и скрылся с ним в нашем же подъезде.
– Ага, – сказала Олька, – симпатичный.
А потом вздохнула и добавила.
– А ведь даже не здоровается…
Пес
Недели две я вообще не мог шевелиться. Даже не из-за тысячи бинтов, которые меня опутывали – просто было очень больно. Хозяин кормил меня сначала из шприца, впрыскивал в рот что-то теплое и питательное. Потом стал давать мелко разжеванное мясо. Валялся я прямо на кухне, так что видел – мясо он разжевывает самолично.При этом он приговаривал с какой-то то ли нежностью, то ли завистью:
– Жри, Ромео, жри…
Мне все время казалось, что я просто еще раз родился. Первая жизнь вспоминалась как-то тускло, даже запахи из памяти выветрились. Но все равно было много похожего. Раньше я восхищался Вожаком, теперь – Хозяином.
Хозяин пах резко и выпукло: табаком, пивом и какой-то химией. Если бы я внезапно почуял этот запах, то чихнул бы и убрался подальше. Но жизнь была новая, входил я в нее вместе с этим запахом и поэтому воспринимал его как нечто само собой разумеющееся. Иногда к Хозяину приходил другой крепко пахнущий человек. Он колол меня иголками и впрыскивал какую-то гадость. Как только я смог шевелить головой, первым делом попытался этого типа тяпнуть за руку. Но Хозяин крепко взял меня за голову и сказал:
– Нельзя, Ромка. Это доктор. Он тебя лечит, делает тебе хорошо, понял?
Я не очень понял, что хорошего, когда в тебя втыкают иголку, а тем более – когда накачивают такой дрянью, что нос в колбаску загибается. Но кусать доктора больше не пытался. Иногда рычал для острастки, чтобы тот не очень-то расслаблялся. Мне больше всего помогали хозяйские руки. Когда он меня гладил, чесал за ухом или под подбородком, я замирал и старался впитать в себя это обалденное ощущение. Я был уверен – как только выздоровею, Хозяин меня снова выставит на улицу. Поэтому старался сохранить тепло его руки внутри, в себе. Не получалось. Как только Хозяин оставлял меня одного, ощущение исчезало. Оставалась только уверенность, что совсем недавно я испытал такое эдакое, что никак не опишешь.
Не знаю, что помогло – иголки и отрава доктора или руки хозяина – но через три недели я впервые поднялся на ноги. Эту героическую попытку я совершил в отсутствии Хозяина. Очень не хотелось, чтобы он меня видел таким слабым, с трясущимися лапами и перекособоченным. Я должен был доказать ему, что смогу его защитить, буду охранять дом… и вообще такой пес, как я, в хозяйстве пригодится.
План мой провалился. Наверное, когда поднимался, треск моих костей разнесся по всему дому. Не успел я как следует поймать равновесие, как на кухню вошел Хозяин.
– Ого! – обрадовался он. – Вот видишь, как тебе доктор помог. А говорили – не выживет! Ты у меня просто богатырь!
Я попытался в ответ вильнуть хвостом. Зря. Отдача мотнула мое худое тело сначала в одну сторону, потом в другую – и свалила на подстилку. Хозяин охнул, подскочил ко мне, принялся ощупывать и оглаживать.
С этого дня я повторял попытки подняться.
И через неделю он вывел меня во двор. Тот самый двор, где окончилась моя прежняя жизнь. Я брел по нему с отстраненным интересом. Вот из этого двора мы бежали. Тут я оцепенел. Здесь произошла стычка с этим… как его… Кочаном. Тут на меня навалилась стая…
И вдруг откуда-то сверху раздался призывный мяв. Я поднял голову и понял, что есть кое-что, что связывает мою прежнюю и новую жизнь.
На форточке сидела та самая кошка и, кажется, улыбалась мне.
– Привет, – сказала она с искренней радостью. – Ты живой? Здорово!
Я буркнул что-то в ответ. Стоял, смотрел и моргал. Ее чистый и пушистый запах только теперь дополз до меня. Или я его уже почуял, но не вспомнил? Короче, чувствовал я себя абсолютным дураком. Думал: «Ну вот и познакомились… А я ободранный, как крыса… и хромаю».
Хорошо, что Хозяин выручил, увел домой. А то я так и стоял бы, не зная, что делать.
Только дома смог успокоиться и понять, что произошло: она меня узнала! И не просто узнала, но и обрадовалась, что я жив! Завтра я снова ее увижу и уж тогда-то поговорю нормально!
Я попытался подпрыгнуть от радости, почти смог, подвернул правую переднюю лапу и следующие два дня никуда не выходил.
Кошка
Следующие два дня мое настроение летало вверх-вниз, как пусиковский мячик на резиночке. Ликование от того, что странный пес жив, сменялось необъяснимой хандрой от того, что мы с ним почти не поговорили.Я практически жила на подоконнике, боясь пропустить очередную прогулку собаки. Нервная стала, Ольку поцарапала. А чего она ко мне пристала? Нашла время ласкаться!
Пес вышел во двор только на третьи сутки. Его вынес тот самый «симпатичный» парень, поставил на травку и отошел куда-то, болтая по телефону. Пес выглядел в целом, немного получше, но сильно хромал, причем странно заваливаясь на сторону. Он ушкандыбал куда-то за кустик, там повозился, и вывалился обратно, слегка поскуливая и стараясь не наступать сразу на обе передние лапы.
Мне было его страшно жалко, но выглядело это все так комично, что я не выдержала и фыркнула. Пес поднял глаза. На его морде сразу же появилось выражение одурения – у меня возникло ощущение, что я ему мерещусь.
– Мяу, – сказала я, – то есть… эй! То есть… как тебя зовут?
– Ромео, – тявкнул пес, – хозяин зовет меня Ромео.
В глазах у пса появилась осмысленность, он подошел поближе к моему окну.
– А тебя… вас как зовут?
– Я Кассандра, но ты можешь звать меня Кася. Ты ведь спас мне жизнь…
Пес мотнул головой и начал нервно переступать с лапы на лапу.
– Ну да ладно, да чего уж там… да подумаешь…
Опять неудачно оступился, взвизгнул, шарахнулся от меня.
– Ромео… Тебе очень больно?
Честно говоря, мне уже давно было не смешно, а до слез его жалко.
– Извини, – сказал пес, – я пойду домой.
– Ты придешь еще?
– Наверное, – буркнул он и поковылял к подъезду.
Пес
Я очень хотел побыстрее встать на лапы. Наверное, не надо было так сильно хотеть. Во всяком случае, не стоило каждые пять минут говорить себе, что все прошло, и пытаться подняться. При этих попытках что-то внутри сдвигалось, лапа болела так, что я даже скулить не мог – плюхался на бок, лежал и плакал.Хозяин меня сначала жалел, а потом не выдержал и рявкнул:
– Лежать! Совсем кости переломать решил? Будешь лежать, пока я не разрешу!
В этот момент он почему-то стал похож на Вожака. Тот тоже очень редко рявкал, но если уж открывал пасть, то сразу хотелось зарыться в асфальт.
Я послушался. Почти сутки я старался лежать, по нужде ходил, не поднимаясь, в какой-то лоток. Позволил противному доктору ощупать меня и чем-то смазать. Смотрел на хозяина преданно-преданно. И изо всех сил старался не делать резких движений. Удержался, даже когда хозяин утром третьего дня приказал подняться, осмотрел меня и сказал:
– Сегодня на улицу пойдем. Ты как?
Я вильнул хвостом, чуть-чуть, чтобы не спугнуть удачу. Пока он прилаживал на меня ошейник с поводком, я лихорадочно придумывал речь, с которой обращусь к прекрасной Кошке. Остановился на тоне небрежном, но полном собственного достоинства. Мол, привет, как поживаешь… Да так, ерунда… Врачи говорили, не выживу, но я упрямый, знаете ли… Нет-нет, не волнуйтесь, я в порядке… До встречи, сударыня…
Это была отличная речь, я даже успел ее отрепетировать, пока мы спускались по подъезду. Однако, как и все хорошо отрепетированные речи, она блистательно провалилась. Как только я вдохнул запахи двора, то забыл обо всем на свете и побежал метить кусты. Ну и заодно вообще оправиться. А когда возвращался из кустов, наткнулся на приветливый взгляд Кошки.
– Привет, – сказала она, – а тебя как зовут?
Ну как могут звать хромого, ободранного пса, который гадит по кустам? В лучшем случае Бобик.
– Ромео, – с отвращением признался я. – Это хозяин так назвал…
Я хотел добавить, что в стае меня звали Нос, но понял, что начинаю оправдываться. Это меня разозлило настолько, что я придумал встречный вопрос – очень оригинальный:
– А тебя… то есть вас как зовут?
– Кассандра. Можно просто Кася.
Вот ей ее имя шло! Она действительно была вся такая… королевская. Я, конечно, не знаю, что такое Кассандра, но почему-то кажется, что это имя какой-нибудь царицы кошек. Нет, Кассандра – это правильное имя для такой кошки. А Касей я ее никогда не назову. К сожалению.
И тут она промурлыкала, как будто подслушала мои мысли:
– Тебе можно, ты мне жизнь спас.
Вот это было сильно! Я как-то совершенно забыл о подробностях драки. Драку я помнил отдельно, кошку – отдельно. А ведь я-то на самом деле спас и ее и котенка!
Тут я совсем смутился и пробормотал что-то вроде:
– Фигня дело…
Я запоздало вспомнил о заготовленной речи, но в башке болтались только огрызки: «Я упрямый, знаете ли» и «сударыня». Больше всего в жизни мне хотелось, чтобы хозяин меня окликнул и увел домой. Но он, как назло, болтал с кем-то по телефону. Вернее, монотонно повторял через большие промежутки времени: «Да, я понял… Хорошо, я все понял».
Я уж решил сделать вид, что вообще тут случайно. Пробегал мимо, перекинулся несколькими словами с симпатичной кошечкой – и побежал себе дальше. Принял очень независимый вид, попытался грациозно развернуться и убежать… и чуть не взвыл от боли. Очень трудно быть грациозным, когда подворачивается больная лапа.
– Больно? – участливо спросила Кассандра, и мне еще сильнее захотелось взвыть.
По сценарию я должен был ответить: «Ерунда, я в порядке», но мне действительно было очень больно. Поэтому я просто сказал:
– Извини… пойду-ка я домой…
Я развернулся (очень неуклюже!), Кассандра что-то мяукнула мне вслед, я на всякий случай согласился.
И похромал, уже не заботясь о произведенном впечатлении.
Поздно заботиться. Я полностью провалился.
Больше она ко мне не обратится.
Кошка
Как же мне было тоскливо!Пес, этот Ромео, где-то там, далеко, ему больно, а я здесь, и совершенно ничем не могу ему помочь.
Я окончательно переселилась на подоконник. Дошло до того, что Олька сдалась, и поставила мне сюда миску с едой. Я сначала даже муркнула ей от благодарности, но тут же опять застыла в ожидании: где же он? Идет? Не идет? Почему он так редко гуляет? Плохо? Больно? Как с ним хозяин обращается?
Пес выхромал из подъезда днем, его хозяин опять болтал по телефону, и пес снова, не глядя на меня, первым делом ломанулся в кусты.
– Мяу? – спросила я, когда он оттуда вышел.
– Ррр, – ответил пес, – извини, мяукать я не умею.
– Как ты?
– Спасибо. Вроде ничего…
– Слушай, Ромео, а зачем… Почему ты нас с Пусей спас? Ты же собака, я кошка.
– Не знаю, – честно сказал пес, – наверное, я неправильная собака. Ты мне почему-то нравишься.
– Или я – неправильная кошка…
– Да нет же, ты правильная! Ты самая замечательная на свете! Ты…
– Ромео, домой!
Я б этому хозяину глаза выцарапала! Прервал на самом интересном месте! Ромео чуть вильнул мне хвостом и пошел в подъезд. Хромал он уже меньше, но все равно, когда я смотрела на него, мое сердце сжималось и переворачивалось от жалости.
– Ромео, ты мне тоже очень нравишься! – муркнула я ему вслед.
Пес резко развернулся, оторопело посмотрел на меня, а потом как запрыгал, как залаял! У меня от неожиданности чуть уши не заложила.
– Ура, – голосил он, – ты – самая прекрасная кошка на свете!
И дальше что-то совсем непереводимое ни на кошачий, ни на человеческий языки – сплошные переливы и модуляции лая, плавно переходящего в вой.
Хозяин испугался и кинулся успокаивать своего питомца.
– Ты что, с ума сошел! Сейчас опять что-нибудь себе сломаешь! А ну сидеть!
При звуке хозяйского голоса Ромео немного пришел в себя, даже сел. Но при этом продолжал заливисто лаять.
На эти звуки прибежала Олька, высунулась в окно.
– Что происходит? – довольно грозно спросила она, а потом увидела хозяина Ромео, и у нее опять как-то странно дрогнул голос:
– Ой… Здравствуй…те… Что с вашим собаком? Псом, то есть…
Олька совсем засмущалась и, чтобы отвлечься, схватила меня на руки.
– Да не знаю, – раздраженно ответил парень, – похоже, у него с вашей кошкой сложные отношения. То он за нее чуть себя не угробил, а сейчас облаял ее ни с того ни с сего…
– Я не ее! – рявкнул Ромео.
– Он не меня! – мявкнула я.
Парень вздрогнул, а Олька чуть меня не уронила.
– Девушка, давайте вы кошку подержите, а я постараюсь этого прохвоста домой затащить.
– Хорошо, – Олька вцепилась в меня так, что я заорала.
Пес напрягся и рванул ко мне, хозяин его не выдержал такой подсечки и рухнул прямо под наше окно.
Олька кинула меня и рванула на улицу, Ромео метнулся к хозяину и начал активно лизать ему лицо и руки, тот пытался отбиться от пса, а заодно и встать.
Олька подбежала, оттащила Ромео. Парень хотя бы смог сесть.
– Спасибо, – сказал он, – кстати, меня Роман зовут.
– А я Оля. А это – Кася.
Я удовлетворенно мявкнула, уселась на форточке и распушила хвостик.
– Ты такая красивая, – запел Ромео.
– О нет! – заголосили Оля и Роман.
– Домой! – рявкнул Рома, – и если сегодня еще хоть звук, я за себя не ручаюсь! Понял?!
– Гав, – угрюмо буркнул Ромео и поплелся к подъезду.
Пес
Началось все очень плохо. Жить не хотелось, думать не хотелось, гулять не хотелось… То есть гулять хотелось, но по совершенно физиологическим причинам. Я подошел к хозяину и тактично сел у ног. Хозяин рассеянно почесал меня за ухом и буркнул:– Ромка, я работаю. Не мешай.
Я стал терпеливо дожидаться, пока хозяин наработается. Работа у него очень сложная и даже опасная: ему приходится гонять по экрану каких-то угрюмых личностей и со страшным грохотом уничтожать их. Изредка они уничтожают его, тогда хозяин ругается и начинает все сначала.
Иногда у него бывает работа попроще и поинтереснее: он гоняет по экрану шарики.
А бывает, что работа очень скучная – хозяин что-то пишет. Но это, к счастью, нечасто бывает.
На сей раз хозяин собирался работать долго и упорно. Полчаса я терпел, но потом понял, что деликатность деликатностью, но на улицу мне нужно срочно. Я позвал хозяина.
– Угу, – ответил он, – сейчас.
Через минуту я позвал его еще раз.
– Да-да-да, – ответил он очень торопливо.
Я выждал еще чуть-чуть и потянул хозяина за штанину.
– Ромка! – заорал он на меня. – Не мешай!
Я испуганно отскочил, ударился раненным боком, заскулил. Хозяин наконец-то развернулся и посмотрел на меня.
– Пошли, – жалостливо попросил я, хотя знал, что люди с трудом учат собачий язык. – Мне очень надо.
Как ни странно, он понял.
– Извини, Ромище! – сказал он виновато. – Совсем забыл.
И бросился одеваться.
По подъезду я бежал, стараясь выгнать из головы мысль о кошке.
«Все! Хватит! Помечтал – достаточно! Не с твоим псиным рылом в ее кошачий ряд!»
Мысль забилась куда-то в затылок, и на улицу я выбегал, думая только о своих собачьих делах. Сделал их, закопал, вернулся к дому…
– Мяу, – сказала Кассандра с неуловимой интонацией.
То ли спросила, где я был, то ли поздоровалась.