Страница:
Транспорт Тедау повторил маневры шаттла, и на короткое время наступила тишина. Две группы, друг напротив друга.
Ник напрягся, стараясь охватить взглядом как можно больше. Тедау, разбившись на две равные части, неторопливо двинулись в их сторону. В наушнике щелкнуло. Докладывал один из телохранителей сегуна, оснащенный полным сенсорным комплектом.
— Внимание, подтверждаю, оружия нет, следим за их лидерами.
Танако выдвинулся вперед, отодвинув дернувшегося было прикрыть его Ника.
— Откиньте капюшоны, я хочу видеть ваши лица. Кто из вас почтенная Риардо?
Тедау, не замедляя шага, единым движением скинули капюшоны. До них оставалось не более двух дюжин шагов. Ник подобрался, все это начинало все более походить на ловушку. Танако вгляделся в чешуйчатые морды.
— Я не вижу среди вас Риардо, объяснитесь!
— Господин, это самцы! — один из офицеров выхватил меч. Все дальнейшее превратилось в дикий, кровавый танец.
Тедау молча вскинули руки. Выхватывая в прыжке меч, Ник успел заметить множество коротких взблесков. Рефлексы опередили разум — метательные диски Тедау в ближнем бою были страшным оружием. Он крутанул меч, отбивая два летящих в его господина диска, и следующим прыжком очутился возле ближайшего ящера. Тот дернулся, пытаясь защититься подставленным длинным серпом. Ник, не снижая скорости, рубанул его по ноге, ощутив, как хрустит кость, и метнулся к следующему, который приближался к сегуну.
Он зарубил еще двоих, оглянулся, ища взглядом господина, и тотчас охнул от ужаса. Сегун бился один против трех рослых ящеров. Половина охранников валялась на земле. Остальных телохранителей оттеснили, они прилагали нечеловеческие усилия, пытаясь пробиться к своему господину, но, вынужденные сражаться в одиночку против двоих-троих, гибли один за другим. Ник взревел и, отмахиваясь от наседающих Тедау, ринулся на выручку. Сегун еще держался. Изловчившись, он перечеркнул катаной горло одного из противников, но сбоку наседало еще пятеро. Сегун не был ранен, он наносил короткие, экономные удары, но было видно, что надолго его не хватит.
— Держитесь! Господин, держитесь! — Ник в прыжке выбил ногой оружие у одного из ящеров, перерубил второму руку с зажатым в ней серпом. «Коммуникатор», — мелькнуло в сознании. Ник, не останавливаясь, нажал на кнопку. Тишина, прерываемая шорохом разрядов. Проклятые ящеры ставили помехи!
Пробиться не удавалось, видимо, сегуна атаковали лучшие из тех, кто высадился на этом острове. Ник скользнул в сторону и немыслимым замахом со спины рубанул еще одного из нападающих. И тогда от группы отделились двое невысоких и поджарых самцов, двигающихся с особой грацией. Вот эти были серьезнее… Они атаковали с немыслимой быстротой, орудуя каждый сразу двумя серпами. Ник мгновенно потонул в море холодного блеска, прилагая неимоверные усилия, чтобы не пропустить удар. Все его мастерство уходило на оборону, и душу стало охватывать отчаяние. С каждой секундой его все дальше оттесняли от Танако. И тогда он решился. Пожертвуй малым, чтобы выиграть большое. Он намеренно открылся, подставляя правый бок. На это купились. Один из самцов, радостно рявкнув, ударил сразу двумя серпами. Ник сумел увернуться от одного, второй, пробив керопластик брони, наполовину вошел в плечо. Тотчас загудел медблок, пытаясь залечить рану. В следующий миг голова самца катилась по покрасневшим камням островка. Оставшийся самец на секунду замешкался, и Ник, перехватив клинок в левую руку, полоснул его вдоль живота. Тот захрипел, выронив серпы и зажимая выпадающие внутренности лапами. Ник, не останавливая движения, снес голову и ему.
Правая рука немела, накачанная медсистемой наркотиками и кровоостанавливающими препаратами. Ник судорожно перевел дух и оглянулся. Сегун, покрытый своей и чужой кровью, явно сдавал. Все чаще сквозь его защиту прорывались удары, оставлявшие пока неглубокие, но кровоточащие раны. Трое его противников все убыстряли и убыстряли темп. Ник бросился к ним.
Он почти успел. Сегун, воодушевленный прибывшей подмогой, утроил усилия, удачно зацепил плечо одному, продолжая разворот, подрезал ногу второму… Ник, намечавший удар в спину третьему, вначале не понял, что произошло. Сегун по-прежнему оставался на ногах, но его руки больше не сжимали меч, прижатые к распоротому животу. А миг спустя его голова, подпрыгивая, катилась по камням, отсеченная метательным диском. Ник взвыл. Его жизнь теряла смысл, его господин и родственник погиб, а он, которому была доверена его жизнь, осмелился выжить!
Ярость застилала глаза. Самцы Тедау продолжали теснить уцелевших людей, превосходя их в численности уже почти втрое. Ник ворвался в строй Тедау со спины, зарубив троих, прежде чем они опомнились и сумели перестроиться.
Он рубился, позабыв о защите, с удара перешибая подставленные клинки, сжигая себя в горниле пламенной ярости, не чувствуя боли от пропущенных ударов. Изрубленные доспехи с трудом держались на окровавленных плечах, исчерпала свои ресурсы медсистема, не в силах справиться с многочисленными ранами, а он все сражался. Так не могло продолжаться долго, в конце концов один из серпов, хищно клюнув под сердце, показал свое жало со спины. Ник, оскалив зубы, закричал что-то неразборчивое, перерезал мышцы на сжимавшей серп руке, ударом ноги отбросил самца, развернулся…
Еще два серпа пробили грудь, третий подрубил сухожилия на левой руке, Ник дернулся, роняя меч.
Мир кружился вокруг него, стремительно наполняясь светом. Вспышка, тьма и безмолвие… Он умер.
Две недели спустя, деморализованные потерей своего господина и высшего офицерского состава, самураи клана Такаси подписали отказ от территориальных претензий на Анатолию. Клан, покрытый позором, еще долго находился в немилости у императорской семьи.
Над новой колонией Тедау все так же светила ласковая зеленая звезда.
Глава 2
Глава 3
Ник напрягся, стараясь охватить взглядом как можно больше. Тедау, разбившись на две равные части, неторопливо двинулись в их сторону. В наушнике щелкнуло. Докладывал один из телохранителей сегуна, оснащенный полным сенсорным комплектом.
— Внимание, подтверждаю, оружия нет, следим за их лидерами.
Танако выдвинулся вперед, отодвинув дернувшегося было прикрыть его Ника.
— Откиньте капюшоны, я хочу видеть ваши лица. Кто из вас почтенная Риардо?
Тедау, не замедляя шага, единым движением скинули капюшоны. До них оставалось не более двух дюжин шагов. Ник подобрался, все это начинало все более походить на ловушку. Танако вгляделся в чешуйчатые морды.
— Я не вижу среди вас Риардо, объяснитесь!
— Господин, это самцы! — один из офицеров выхватил меч. Все дальнейшее превратилось в дикий, кровавый танец.
Тедау молча вскинули руки. Выхватывая в прыжке меч, Ник успел заметить множество коротких взблесков. Рефлексы опередили разум — метательные диски Тедау в ближнем бою были страшным оружием. Он крутанул меч, отбивая два летящих в его господина диска, и следующим прыжком очутился возле ближайшего ящера. Тот дернулся, пытаясь защититься подставленным длинным серпом. Ник, не снижая скорости, рубанул его по ноге, ощутив, как хрустит кость, и метнулся к следующему, который приближался к сегуну.
Он зарубил еще двоих, оглянулся, ища взглядом господина, и тотчас охнул от ужаса. Сегун бился один против трех рослых ящеров. Половина охранников валялась на земле. Остальных телохранителей оттеснили, они прилагали нечеловеческие усилия, пытаясь пробиться к своему господину, но, вынужденные сражаться в одиночку против двоих-троих, гибли один за другим. Ник взревел и, отмахиваясь от наседающих Тедау, ринулся на выручку. Сегун еще держался. Изловчившись, он перечеркнул катаной горло одного из противников, но сбоку наседало еще пятеро. Сегун не был ранен, он наносил короткие, экономные удары, но было видно, что надолго его не хватит.
— Держитесь! Господин, держитесь! — Ник в прыжке выбил ногой оружие у одного из ящеров, перерубил второму руку с зажатым в ней серпом. «Коммуникатор», — мелькнуло в сознании. Ник, не останавливаясь, нажал на кнопку. Тишина, прерываемая шорохом разрядов. Проклятые ящеры ставили помехи!
Пробиться не удавалось, видимо, сегуна атаковали лучшие из тех, кто высадился на этом острове. Ник скользнул в сторону и немыслимым замахом со спины рубанул еще одного из нападающих. И тогда от группы отделились двое невысоких и поджарых самцов, двигающихся с особой грацией. Вот эти были серьезнее… Они атаковали с немыслимой быстротой, орудуя каждый сразу двумя серпами. Ник мгновенно потонул в море холодного блеска, прилагая неимоверные усилия, чтобы не пропустить удар. Все его мастерство уходило на оборону, и душу стало охватывать отчаяние. С каждой секундой его все дальше оттесняли от Танако. И тогда он решился. Пожертвуй малым, чтобы выиграть большое. Он намеренно открылся, подставляя правый бок. На это купились. Один из самцов, радостно рявкнув, ударил сразу двумя серпами. Ник сумел увернуться от одного, второй, пробив керопластик брони, наполовину вошел в плечо. Тотчас загудел медблок, пытаясь залечить рану. В следующий миг голова самца катилась по покрасневшим камням островка. Оставшийся самец на секунду замешкался, и Ник, перехватив клинок в левую руку, полоснул его вдоль живота. Тот захрипел, выронив серпы и зажимая выпадающие внутренности лапами. Ник, не останавливая движения, снес голову и ему.
Правая рука немела, накачанная медсистемой наркотиками и кровоостанавливающими препаратами. Ник судорожно перевел дух и оглянулся. Сегун, покрытый своей и чужой кровью, явно сдавал. Все чаще сквозь его защиту прорывались удары, оставлявшие пока неглубокие, но кровоточащие раны. Трое его противников все убыстряли и убыстряли темп. Ник бросился к ним.
Он почти успел. Сегун, воодушевленный прибывшей подмогой, утроил усилия, удачно зацепил плечо одному, продолжая разворот, подрезал ногу второму… Ник, намечавший удар в спину третьему, вначале не понял, что произошло. Сегун по-прежнему оставался на ногах, но его руки больше не сжимали меч, прижатые к распоротому животу. А миг спустя его голова, подпрыгивая, катилась по камням, отсеченная метательным диском. Ник взвыл. Его жизнь теряла смысл, его господин и родственник погиб, а он, которому была доверена его жизнь, осмелился выжить!
Ярость застилала глаза. Самцы Тедау продолжали теснить уцелевших людей, превосходя их в численности уже почти втрое. Ник ворвался в строй Тедау со спины, зарубив троих, прежде чем они опомнились и сумели перестроиться.
Он рубился, позабыв о защите, с удара перешибая подставленные клинки, сжигая себя в горниле пламенной ярости, не чувствуя боли от пропущенных ударов. Изрубленные доспехи с трудом держались на окровавленных плечах, исчерпала свои ресурсы медсистема, не в силах справиться с многочисленными ранами, а он все сражался. Так не могло продолжаться долго, в конце концов один из серпов, хищно клюнув под сердце, показал свое жало со спины. Ник, оскалив зубы, закричал что-то неразборчивое, перерезал мышцы на сжимавшей серп руке, ударом ноги отбросил самца, развернулся…
Еще два серпа пробили грудь, третий подрубил сухожилия на левой руке, Ник дернулся, роняя меч.
Мир кружился вокруг него, стремительно наполняясь светом. Вспышка, тьма и безмолвие… Он умер.
Две недели спустя, деморализованные потерей своего господина и высшего офицерского состава, самураи клана Такаси подписали отказ от территориальных претензий на Анатолию. Клан, покрытый позором, еще долго находился в немилости у императорской семьи.
Над новой колонией Тедау все так же светила ласковая зеленая звезда.
Глава 2
Покой и нежность волнами накатывали на измученное сознание, принося с собой далекую музыку. Свет, неяркий и мягкий, чей-то ласковый голос.
— Придите в себя, Николас. Очнитесь, вы же меня слышите, я это вижу. Ну, давайте же!
Он открыл глаза. Просторная, окрашенная в мягкий зеленый цвет комната, минимум мебели, экран на стене. Молоденькая негритянка в белоснежном халатике, сидящая у кровати, радостно улыбнулась, заметив, что он очнулся.
— Ну наконец-то! Я уже начала волноваться, вы должны были прийти в себя еще вчера вечером. Во всяком случае, так гласил прогноз медикейда.
Ник облизнул пересохшие губы.
— Где я?
Голос срывался, словно он только что научился говорить. Девушка улыбнулась, сверкнув белоснежной линией зубов.
— В госпитале в Йоашире.
— Давно?
Медсестра скосила глаза, припоминая.
— Два с половиной месяца. Регенерация закончилась неделю назад, но доктор велел вас еще подержать на нейрорелаксантах. Вы были очень плохи.
Ник дернулся, попытавшись оторвать спину от постели, но тут же свалился, опрокинутый волной слабости. Над изголовьем койки противно зажужжал один из агрегатов. Девушка нахмурилась.
— Лежите, вам еще рано вставать.
— Я должен… — Мысли путались, он не помнил, ПОЧЕМУ ему надо встать и КУДА ему требовалось срочно попасть, но в голове занозой прочно сидела мысль, что должен идти… и еще ему нужно его оружие…
Медсестра погрозила ему пальцем.
— Потерпите пару недель. Доктор сказал, что раньше он не позволит вам вставать. Что с вами?!
Последние слова донеслись до него словно сквозь густой туман. Ник провалился в забытье…
В следующий раз он пришел в себя спустя четыре дня. Открыв глаза, Ник некоторое время лежал, молча пялясь в потолок, а в голове одна за другой выплывали из тумана отрывки мыслей — госпиталь… Йоашира… нужно идти… куда? и тут он вспомнил все! Позор, о, Будда, он выжил! Осмелился! Зачем?! Господин! Кровавые брызги на камнях и стук катящейся по камням головы. Ник взвыл, не контролируя себя. Зачем его спасли?! Разделив судьбу сегуна, он искупил бы вину, а так? Неужто они думают, что он сможет жить после такого бесчестья?! Ник рванулся, обрывая приковывающие его к кровати ремни. Где его клинок?! Кровь искупит все! Как смели они убрать его мечи?!
Тревожно завизжали медицинские системы, потеряв с ним контакт, и тут же в палату вбежала медсестра, с испугом на лице кинулась поднимать упавшего с кровати пациента. Ник потерял сознание, неокрепший организм не вынес подобной нагрузки.
Прибежавшие врачи переложили его обратно на кровать и, накачав релаксантами, вызвали штатного психолога. Где-то в верхах сочли, что вина его слишком велика, чтобы он имел возможность уйти от наказания простым ритуалом сеппуку. Немного гипноза, психотропов — и блок, запрещающий суицидальные наклонности, был готов.
Очнувшись в третий раз, он попробовал заняться дыхательной гимнастикой, но все та же медсестра, симпатичная негритянка по имени Рози, пригрозила пожаловаться доктору на нарушение режима. Николас пообещал больше не нарушать распорядок и опустился на подушки. Странно, он помнил все до мельчайших деталей, все понимал, но вот стремление убить себя его покинуло. На место этому пришла апатия, непонятное состояние, когда тебе все равно, как сложится дальнейшая судьба. Да, с ним хорошо поработали, лишив и этой возможности искупить вину. Ник знал, что с ним сделали, гипнотическое внушение, императив будет действовать еще дней двадцать, потом его влияние на разум сойдет на нет. Понимал, но сделать ничего не мог, программирующий был мастером своего дела. Он лишил Ника и этой единственной возможности спасти род от бесчестья.
Шли дни, с каждым разом периоды забытья становились все короче, в тело постепенно возвращалась былая сила, но за все время в палате не появилось никого, кроме Рози. Сама девушка на вопросы отвечать отказывалась, ссылаясь на неосведомленность. Наконец Ник не выдержал и потребовал немедленной встречи с любым, кто ответит на его вопросы. Но и это осталось без внимания. Так продолжалось еще две недели, пока в один прекрасный день в палату не вошли двое в форме императорских судей. Один из них, пожилой самурай с непроницаемым, словно высеченным из гранита лицом, молча придвинул стул и сел, второй, помоложе, остался у дверей. Ник вскочил на ноги, склонился в глубоком поклоне, а затем упал на колени и склонил голову в ожидании, когда старший соизволит обратиться к нему. Он молчал, стараясь сохранять подчеркнутую невозмутимость, но давалось это с трудом. Сердце колотилось, как бешеное, лоб был сухим и горячим, а по спине стекала тонкая струйка ледяного пота. Похоже, его неприятности оказались гораздо сильнее того, что он даже предполагал, ибо если в деле участвует императорский суд, значит затронут вопрос государственной важности. И ему, простому самураю, теперь не приходилось ждать для себя ничего хорошего.
Пауза затягивалась. Затягивалась, словно петля. Ник почти физически ощущал принизывающий взгляд судьи.
— Итак, давайте поговорим, Фолдер. — Голос судьи был слишком мягок, источая ложное чувство доброжелательности.
— Да, почтенный судья. — Ник постарался придать голосу тон почтительного ожидания. — Я внимательно слушаю.
Судья поморщился.
— Прекратите, Фолдер, вы ведь прекрасно понимаете, о чем речь. Оставьте ненужные церемонии, давайте просто поговорим, от этого зависит ваша судьба. Сядьте на кровать напротив меня.
Ник коротко кивнул и сел, умная кровать слегка изменила угол наклона, подстраиваясь под новую позу пациента.
— Моя судьба теперь ничто, господин судья, сегун мертв. Если вы хотели расспросить об этом, то мне нечего добавить к записи моей камеры.
Судья поднял руку, прерывая его речь, и повернулся к своему напарнику.
— Оставь нас, Йоримото.
Второй судья все так же молча склонил голову и исчез за дверью. Старый судья дождался, пока щелкнет замок двери, и, разжав губы, укрывавшие крепкие, будто лезвия кусачек, желтоватые зубы, заговорил:
— Послушай, Ник, я хорошо знал твоего отца и теперь хочу помочь тебе. У нас нет никаких данных о том, что произошло на острове. Когда туда прибыла группа спецназа, все уже было кончено, уцелевшие Тедау покончили жизнь самоубийством. Из всех парламентеров спасти удалось только тебя. Протест в Контрольный комитет был отклонен, Тедау заявили, что это — досадная инициатива взбешенных периодом размножения самцов.
— А индивидуальные камеры, судья? На них должно быть все!
— Увы, память в камерах была пуста, техники в недоумении, они не могут объяснить способ, которым была стерта информация.
Ник на секунду задержал дыхание, решаясь.
— Меня в чем-то обвиняют?
— Нет, Ник, формально ты чист перед Императором. Проблема в другом: после смерти Такаси мы потеряли Анатолию. Император зол, он имел свои виды на тот сектор. А ты, как единственный уцелевший, оказался на пути его гнева. Твоя мать попыталась вступиться за тебя, она имеет достаточные связи при дворе, но все ее мольбы остались без внимания.
— Я готов принять самое суровое наказание. Надеюсь только, что мне позволят умереть, как и подобает самураю.
Судья печально склонил голову.
— Увы, Император был слишком зол. Поначалу он велел казнить тебя, но друзья твоего отца смогли добиться смягчения наказания. Ты приговорен к изгнанию, и я прибыл, чтобы зачитать тебе текст указа. Итак. Отныне тебе запрещается под страхом смерти появляться в пределах Восходящей Империи. Ты лишаешься дарованных твоему отцу земель и состояния, и ты обязан покинуть пределы Империи, как только твое здоровье позволит перенести межзвездный перелет. Но, памятуя твои прежние заслуги и заслуги твоего отца, Император милостиво разрешил сохранить твой титул и звание.
Ник вздрогнул и зажмурил глаза, будто от удара. Изгнание…
— Мне очень жаль, Ник. Конечно, у нас есть кое-какая информация о том, что произошло на острове, у нас были трупы, у нас было оружие, согласно нашему расследованию ты лично уничтожил восьмерых «двухручников» из числа самих храмовых бойцов гнезда, но… Император непреклонен.
Ник вздрогнул, так вот кем были те самцы… о Будда, но как же так? Даже победа над одним храмовым бойцом являлась поводом для того, чтобы рядового асигару тут же произвели в самураи… Между тем судья продолжил:
— И твой отец, и твой сегун были слишком большой занозой для очень многих, но, если позволить тебе даже просто рассказать, ты вполне можешь стать новым лидером этой группы. А сейчас обстановка такова, что раскол — это последнее, что надо Императору. Друзья твоего отца собрали некоторую сумму, она позволит тебе прожить первое время, а потом… — Он сделал небольшую паузу, — мастера твоего класса всегда будут пользоваться спросом. Я разговаривал с врачом, ты практически здоров, все показатели твоего организма остались на том же уровне, что и до ранения. А там, как знать, как повернется жизнь…
Ник сидел на кровати, молча переваривая услышанное. Он больше никто, РОНИН, самурай без хозяина, человек без цели в жизни. Зачем, за что?! Он прикрыл глаза.
— Будет ли мне позволено попрощаться с моей матушкой?
Судья покачал головой.
— Увы, нет. Указ Императора однозначен. Ты больше не имеешь права общаться с подданными Империи. Мне очень жаль, Ник.
— Когда я должен улетать?
— Как только ты сможешь перенести полет. Это все, Ник. Мне пора, удачи тебе!
— Спасибо, судья. Как ваше имя? Откуда вы знали моего отца?
Судья, уже положивший руку на дверной сенсор, остановился.
— Имя мое тебе не скажет ровным счетом ничего. Так стоит ли сотрясать воздух? А твой отец… я служил в том подразделении, которое твой отец вытащил из мясорубки на Горе Хэй. Я умею платить старые долги. До свидания, сынок.
Судья вышел. Ник осторожно встал, пробуя восстановленное тело. Хоть привычный мир и рушился у него на глазах, но теперь честь обязывала его жить. Последние слова старого самурая вселили новую надежду. У отца осталось много друзей, играющих не последнюю роль в Империи, значит, у него еще есть шанс когда-нибудь вернуться и загладить свою вину. Главное — не терять веру.
Ему дали еще одну неделю залечить раны тела и духа. За все это время никого, кроме медперсонала, к нему не пускали. Да и медики, все как один, оказались выходцами из других государств. Приговор Императора вступил в силу еще до того, как Ник впервые пришел в себя. Лишь наемный персонал из-за пределов страны, ни одного соотечественника. Ник много спал, преодолевая гложущую печаль. Надежда, вспыхнувшая после слов судьи, вновь угасла. Ждать не оставалось сил, скорей бы…
Один-единственный раз Рози тайком сунула ему диск с запиской от матери. С маленького больничного экрана матушка, выглядевшая совершенно убитой горем, со слезами на глазах рассказала, что имперские судьи забрали все его вещи. И теперь единственную оставшуюся фотокарточку она держит в ладанке у сердца. Что она его по-прежнему любит и потратит все отпущенное ей время на попытки смягчить его участь.
Ник с тяжелым сердцем спрятал диск в карман, опасаясь, как бы его не застали за этим запрещенным занятием. Но похоже, что судьи решили закрыть глаза на столь несущественное нарушение режима. По крайней мере, никаких репрессий за этим не последовало.
Как только его здоровье достаточно поправилось, хмурый чиновник выложил перед ним карту обитаемого Космоса. Неслыханная милость! Ему, приговоренному к изгнанию, разрешили самому выбирать место своей ссылки.
Ник рассеянно разглядывал голографическую карту. Никогда не покидавший территории Империи, кроме как во время военных походов, он совершенно не представлял, куда ему отправиться. Мир за пределами Империи, таинственный и незнакомый, представлялся ему неким размытым пятном. Обрывками слухов и знаний из школьной программы. И из рассказов отца.
Куда? Впрочем, если не знаешь пути, не все ли равно, в какую сторону делать первый шаг? В голове почему-то вертелось название планеты, где производят «Церберов». Большой Шрам.
Чиновник моментально набил что-то на виртуальной клавиатуре. Карта мигнула и погасла. Сам того не желая, Ник произнес название вслух, решив таким образом свою судьбу. Впрочем, Большой Шрам, получивший свое название за огромный тектонический разлом, давний партнер Империи, был не самым плохим выбором. По крайней мере, ничем не хуже прочих.
Через три дня лайнер унес Николаса Фолдера за пределы Восходящей Империи, тем самым перевернув эту страницу его жизни.
— Придите в себя, Николас. Очнитесь, вы же меня слышите, я это вижу. Ну, давайте же!
Он открыл глаза. Просторная, окрашенная в мягкий зеленый цвет комната, минимум мебели, экран на стене. Молоденькая негритянка в белоснежном халатике, сидящая у кровати, радостно улыбнулась, заметив, что он очнулся.
— Ну наконец-то! Я уже начала волноваться, вы должны были прийти в себя еще вчера вечером. Во всяком случае, так гласил прогноз медикейда.
Ник облизнул пересохшие губы.
— Где я?
Голос срывался, словно он только что научился говорить. Девушка улыбнулась, сверкнув белоснежной линией зубов.
— В госпитале в Йоашире.
— Давно?
Медсестра скосила глаза, припоминая.
— Два с половиной месяца. Регенерация закончилась неделю назад, но доктор велел вас еще подержать на нейрорелаксантах. Вы были очень плохи.
Ник дернулся, попытавшись оторвать спину от постели, но тут же свалился, опрокинутый волной слабости. Над изголовьем койки противно зажужжал один из агрегатов. Девушка нахмурилась.
— Лежите, вам еще рано вставать.
— Я должен… — Мысли путались, он не помнил, ПОЧЕМУ ему надо встать и КУДА ему требовалось срочно попасть, но в голове занозой прочно сидела мысль, что должен идти… и еще ему нужно его оружие…
Медсестра погрозила ему пальцем.
— Потерпите пару недель. Доктор сказал, что раньше он не позволит вам вставать. Что с вами?!
Последние слова донеслись до него словно сквозь густой туман. Ник провалился в забытье…
В следующий раз он пришел в себя спустя четыре дня. Открыв глаза, Ник некоторое время лежал, молча пялясь в потолок, а в голове одна за другой выплывали из тумана отрывки мыслей — госпиталь… Йоашира… нужно идти… куда? и тут он вспомнил все! Позор, о, Будда, он выжил! Осмелился! Зачем?! Господин! Кровавые брызги на камнях и стук катящейся по камням головы. Ник взвыл, не контролируя себя. Зачем его спасли?! Разделив судьбу сегуна, он искупил бы вину, а так? Неужто они думают, что он сможет жить после такого бесчестья?! Ник рванулся, обрывая приковывающие его к кровати ремни. Где его клинок?! Кровь искупит все! Как смели они убрать его мечи?!
Тревожно завизжали медицинские системы, потеряв с ним контакт, и тут же в палату вбежала медсестра, с испугом на лице кинулась поднимать упавшего с кровати пациента. Ник потерял сознание, неокрепший организм не вынес подобной нагрузки.
Прибежавшие врачи переложили его обратно на кровать и, накачав релаксантами, вызвали штатного психолога. Где-то в верхах сочли, что вина его слишком велика, чтобы он имел возможность уйти от наказания простым ритуалом сеппуку. Немного гипноза, психотропов — и блок, запрещающий суицидальные наклонности, был готов.
Очнувшись в третий раз, он попробовал заняться дыхательной гимнастикой, но все та же медсестра, симпатичная негритянка по имени Рози, пригрозила пожаловаться доктору на нарушение режима. Николас пообещал больше не нарушать распорядок и опустился на подушки. Странно, он помнил все до мельчайших деталей, все понимал, но вот стремление убить себя его покинуло. На место этому пришла апатия, непонятное состояние, когда тебе все равно, как сложится дальнейшая судьба. Да, с ним хорошо поработали, лишив и этой возможности искупить вину. Ник знал, что с ним сделали, гипнотическое внушение, императив будет действовать еще дней двадцать, потом его влияние на разум сойдет на нет. Понимал, но сделать ничего не мог, программирующий был мастером своего дела. Он лишил Ника и этой единственной возможности спасти род от бесчестья.
Шли дни, с каждым разом периоды забытья становились все короче, в тело постепенно возвращалась былая сила, но за все время в палате не появилось никого, кроме Рози. Сама девушка на вопросы отвечать отказывалась, ссылаясь на неосведомленность. Наконец Ник не выдержал и потребовал немедленной встречи с любым, кто ответит на его вопросы. Но и это осталось без внимания. Так продолжалось еще две недели, пока в один прекрасный день в палату не вошли двое в форме императорских судей. Один из них, пожилой самурай с непроницаемым, словно высеченным из гранита лицом, молча придвинул стул и сел, второй, помоложе, остался у дверей. Ник вскочил на ноги, склонился в глубоком поклоне, а затем упал на колени и склонил голову в ожидании, когда старший соизволит обратиться к нему. Он молчал, стараясь сохранять подчеркнутую невозмутимость, но давалось это с трудом. Сердце колотилось, как бешеное, лоб был сухим и горячим, а по спине стекала тонкая струйка ледяного пота. Похоже, его неприятности оказались гораздо сильнее того, что он даже предполагал, ибо если в деле участвует императорский суд, значит затронут вопрос государственной важности. И ему, простому самураю, теперь не приходилось ждать для себя ничего хорошего.
Пауза затягивалась. Затягивалась, словно петля. Ник почти физически ощущал принизывающий взгляд судьи.
— Итак, давайте поговорим, Фолдер. — Голос судьи был слишком мягок, источая ложное чувство доброжелательности.
— Да, почтенный судья. — Ник постарался придать голосу тон почтительного ожидания. — Я внимательно слушаю.
Судья поморщился.
— Прекратите, Фолдер, вы ведь прекрасно понимаете, о чем речь. Оставьте ненужные церемонии, давайте просто поговорим, от этого зависит ваша судьба. Сядьте на кровать напротив меня.
Ник коротко кивнул и сел, умная кровать слегка изменила угол наклона, подстраиваясь под новую позу пациента.
— Моя судьба теперь ничто, господин судья, сегун мертв. Если вы хотели расспросить об этом, то мне нечего добавить к записи моей камеры.
Судья поднял руку, прерывая его речь, и повернулся к своему напарнику.
— Оставь нас, Йоримото.
Второй судья все так же молча склонил голову и исчез за дверью. Старый судья дождался, пока щелкнет замок двери, и, разжав губы, укрывавшие крепкие, будто лезвия кусачек, желтоватые зубы, заговорил:
— Послушай, Ник, я хорошо знал твоего отца и теперь хочу помочь тебе. У нас нет никаких данных о том, что произошло на острове. Когда туда прибыла группа спецназа, все уже было кончено, уцелевшие Тедау покончили жизнь самоубийством. Из всех парламентеров спасти удалось только тебя. Протест в Контрольный комитет был отклонен, Тедау заявили, что это — досадная инициатива взбешенных периодом размножения самцов.
— А индивидуальные камеры, судья? На них должно быть все!
— Увы, память в камерах была пуста, техники в недоумении, они не могут объяснить способ, которым была стерта информация.
Ник на секунду задержал дыхание, решаясь.
— Меня в чем-то обвиняют?
— Нет, Ник, формально ты чист перед Императором. Проблема в другом: после смерти Такаси мы потеряли Анатолию. Император зол, он имел свои виды на тот сектор. А ты, как единственный уцелевший, оказался на пути его гнева. Твоя мать попыталась вступиться за тебя, она имеет достаточные связи при дворе, но все ее мольбы остались без внимания.
— Я готов принять самое суровое наказание. Надеюсь только, что мне позволят умереть, как и подобает самураю.
Судья печально склонил голову.
— Увы, Император был слишком зол. Поначалу он велел казнить тебя, но друзья твоего отца смогли добиться смягчения наказания. Ты приговорен к изгнанию, и я прибыл, чтобы зачитать тебе текст указа. Итак. Отныне тебе запрещается под страхом смерти появляться в пределах Восходящей Империи. Ты лишаешься дарованных твоему отцу земель и состояния, и ты обязан покинуть пределы Империи, как только твое здоровье позволит перенести межзвездный перелет. Но, памятуя твои прежние заслуги и заслуги твоего отца, Император милостиво разрешил сохранить твой титул и звание.
Ник вздрогнул и зажмурил глаза, будто от удара. Изгнание…
Судья вздохнул.
Нет земли благодатней Восходящей,
Нет небес выше, чем над этой землей…
— Мне очень жаль, Ник. Конечно, у нас есть кое-какая информация о том, что произошло на острове, у нас были трупы, у нас было оружие, согласно нашему расследованию ты лично уничтожил восьмерых «двухручников» из числа самих храмовых бойцов гнезда, но… Император непреклонен.
Ник вздрогнул, так вот кем были те самцы… о Будда, но как же так? Даже победа над одним храмовым бойцом являлась поводом для того, чтобы рядового асигару тут же произвели в самураи… Между тем судья продолжил:
— И твой отец, и твой сегун были слишком большой занозой для очень многих, но, если позволить тебе даже просто рассказать, ты вполне можешь стать новым лидером этой группы. А сейчас обстановка такова, что раскол — это последнее, что надо Императору. Друзья твоего отца собрали некоторую сумму, она позволит тебе прожить первое время, а потом… — Он сделал небольшую паузу, — мастера твоего класса всегда будут пользоваться спросом. Я разговаривал с врачом, ты практически здоров, все показатели твоего организма остались на том же уровне, что и до ранения. А там, как знать, как повернется жизнь…
Ник сидел на кровати, молча переваривая услышанное. Он больше никто, РОНИН, самурай без хозяина, человек без цели в жизни. Зачем, за что?! Он прикрыл глаза.
— Будет ли мне позволено попрощаться с моей матушкой?
Судья покачал головой.
— Увы, нет. Указ Императора однозначен. Ты больше не имеешь права общаться с подданными Империи. Мне очень жаль, Ник.
— Когда я должен улетать?
— Как только ты сможешь перенести полет. Это все, Ник. Мне пора, удачи тебе!
— Спасибо, судья. Как ваше имя? Откуда вы знали моего отца?
Судья, уже положивший руку на дверной сенсор, остановился.
— Имя мое тебе не скажет ровным счетом ничего. Так стоит ли сотрясать воздух? А твой отец… я служил в том подразделении, которое твой отец вытащил из мясорубки на Горе Хэй. Я умею платить старые долги. До свидания, сынок.
Судья вышел. Ник осторожно встал, пробуя восстановленное тело. Хоть привычный мир и рушился у него на глазах, но теперь честь обязывала его жить. Последние слова старого самурая вселили новую надежду. У отца осталось много друзей, играющих не последнюю роль в Империи, значит, у него еще есть шанс когда-нибудь вернуться и загладить свою вину. Главное — не терять веру.
Ему дали еще одну неделю залечить раны тела и духа. За все это время никого, кроме медперсонала, к нему не пускали. Да и медики, все как один, оказались выходцами из других государств. Приговор Императора вступил в силу еще до того, как Ник впервые пришел в себя. Лишь наемный персонал из-за пределов страны, ни одного соотечественника. Ник много спал, преодолевая гложущую печаль. Надежда, вспыхнувшая после слов судьи, вновь угасла. Ждать не оставалось сил, скорей бы…
Один-единственный раз Рози тайком сунула ему диск с запиской от матери. С маленького больничного экрана матушка, выглядевшая совершенно убитой горем, со слезами на глазах рассказала, что имперские судьи забрали все его вещи. И теперь единственную оставшуюся фотокарточку она держит в ладанке у сердца. Что она его по-прежнему любит и потратит все отпущенное ей время на попытки смягчить его участь.
Ник с тяжелым сердцем спрятал диск в карман, опасаясь, как бы его не застали за этим запрещенным занятием. Но похоже, что судьи решили закрыть глаза на столь несущественное нарушение режима. По крайней мере, никаких репрессий за этим не последовало.
Как только его здоровье достаточно поправилось, хмурый чиновник выложил перед ним карту обитаемого Космоса. Неслыханная милость! Ему, приговоренному к изгнанию, разрешили самому выбирать место своей ссылки.
Ник рассеянно разглядывал голографическую карту. Никогда не покидавший территории Империи, кроме как во время военных походов, он совершенно не представлял, куда ему отправиться. Мир за пределами Империи, таинственный и незнакомый, представлялся ему неким размытым пятном. Обрывками слухов и знаний из школьной программы. И из рассказов отца.
Куда? Впрочем, если не знаешь пути, не все ли равно, в какую сторону делать первый шаг? В голове почему-то вертелось название планеты, где производят «Церберов». Большой Шрам.
Чиновник моментально набил что-то на виртуальной клавиатуре. Карта мигнула и погасла. Сам того не желая, Ник произнес название вслух, решив таким образом свою судьбу. Впрочем, Большой Шрам, получивший свое название за огромный тектонический разлом, давний партнер Империи, был не самым плохим выбором. По крайней мере, ничем не хуже прочих.
Через три дня лайнер унес Николаса Фолдера за пределы Восходящей Империи, тем самым перевернув эту страницу его жизни.
Глава 3
Проклятый шум, казалось, заполнял весь город. Грохочущий коктейль из грохота наземного и воздушного транспорта, гвалта бесчисленных толп горожан, звуков и блеска назойливых реклам. Тюмень, столица Большого Шрама, подавляла своей агрессивностью и бешеным ритмом жизни. Все непрерывно куда-то спешили, бежали, пытались решить какие-то вопросы, заработать деньги, обмануть партнеров, а то и сделать все это разом. Огромный город на богатой и развитой планете. Перенаселение, смог и прочие атрибуты старой колонии. Где вы, Киото, ветви цветущей сакуры в приоткрытом окне, полуночные танка, срывающиеся с губ при виде прекрасной женщины, чарующая музыка?
— Эй, ты! Тебе чего, башню начистить, мужик?!
Ник молча отогнул край плаща, позволяя бликам от рекламы вдоволь поиграть на ребристой рукояти пистолета. «Быки» замялись. Ник, сохраняя молчание, положил руку на кобуру. Вперед вышел самый крупный из «быков».
— Ты чо, мужик, зря ты так, в нашем районе резких не любят. Вике вот руку сломал, как он теперь работать будет?
Ник ухмыльнулся.
— Двадцатки хватит?
— Да ты чо, мужик? Вика теперь месяц работать не сможет, а он за ночь сотню легко делает.
Ник, не убирая руку с кобуры, свободной вытащил из кармана купюру.
— Берите, пока даю хотя бы столько. Вам ведь не нужны проблемы?
«Быки» задумались, переминаясь с ноги на ногу. Ник с легкостью читал их мысли. И потерянного на время работника жаль, да и наглеца следовало бы проучить, вот только уж очень спокоен этот брюнет, слишком уверен в себе. Раздумье оказалось недолгим, бригадир проявил благоразумие.
— Ладно, давай свои бабки. Но в следующий раз ты, мужик, не жилец!
Ник слегка поклонился, протягивая купюру.
— Я учту.
Бритоголовые растворились во тьме почти мгновенно, продолжая охранять покой жриц любви. Ник покачал головой: шакалы, они всегда признают только силу. Окажись на его месте кто-то другой, ему бы несдобровать. Да, воистину мудры были предки Императора, когда в самом начале Экспансии приняли решение жить по старым законам. Дух древней Японии и кодекса Бусидо сделали Империю по-настоящему великой, позволив занять достойное место среди других людских государств и Чужих.
Первые дни вне границ Империи он провел словно во сне. Большой Шрам, входящий в Федерацию Нового Авалона, был давним экономическим партнером Восходящей Империи. Раньше Нику частенько приходилось встречаться с выходцами с этой развитой планеты, но он впервые очутился в столь незнакомом мире. Стиль жизни, мораль, поведение людей — все это коренным образом отличалось от привычного ему уклада. Несколько раз он срывался на случайных прохожих, возмущенный их попытками на равных заговорить с воином. Потом приходилось извиняться и болезненно привыкать к своему новому статусу.
Дважды его пытались ограбить, но оба раза шайки незадачливых жуликов откатывались во тьму, оставив на бетоне несколько распростертых тел. Он лишал жизни других жестко и равнодушно, потому что сам не очень-то беспокоился о том, как сохранить свою… После этого попыток напасть на него не было. Обычно он ходил одними и теми же маршрутами, и, судя по всему, большинство окружающих признали его человеком, которого лучше оставить в покое. Спустя неделю к нему в баре подошли несколько человек и, старательно изображая на откормленных физиономиях благожелательные улыбки и демонстрируя пустые ладони, завели разговор о том, «как тяжело выживать в одиночку» и что «кое-какие хорошие люди были бы совершенно не против видеть его среди своих друзей». Когда старший среди подошедших, в двенадцатый раз повторив все зазубренные наизусть аргументы, озадаченно умолк, Ник допил пиво, встал, бросил на стол монету и так же молча повернулся и ушел. Ему было на все наплевать. Душевные силы покидали Ника. Он больше не подданный Империи… Впервые в жизни у него не было цели, и это угнетало больше всего. Спустя две недели он вообще перестал выходить на улицу, запершись в номере и только время от времени посылая мальчишку-коридорного за самой дешевой местной водкой, слегка отдающей ацетоном. Он привык к гораздо более слабому саке, поэтому, чтобы забыться, ему было достаточно пары стаканов, выпитых залпом…
На тридцатый день он проснулся в своей каморке и, с трудом поднявшись с кровати, подошел к зеркалу. Он увидел нечто иссиня-зеленого цвета, со щетиной величиной с палец и пустыми глазами. Зрелище вызвало в нем такое отвращение, что Ник едва успел отскочить к санблоку, где его вырвало…
Что ж, попытка уйти от проблемы, как и следовало ожидать, совершенно не удалась. К тому же где-то там, за парсеками пустоты, все еще ждала его мать. Так что Нику предстояло научиться жить с этим бременем и, никуда не денешься, приспосабливаться к местным условиям. Благо, отец в свое время много рассказывал ему про жизнь вне Империи.
Поразмыслив таким образом, Ник привел себя в порядок, привычно проверил пистолет, положил его на тумбочку, присел на кровать и задумался. Пора было что-то решать. Временное гражданство Федерации он получил довольно легко. Потом было несколько предложений о службе в войсках, но он пока ответил отказом, мотивируя свое решение желанием адаптироваться к новому образу жизни. Как ни странно, на него почти не давили, ограничившись лишь просьбой хорошенько подумать. Ник обещал, решив для себя согласиться на этот вариант только в случае крайней нужды. Перспектива служить в армии другого, пусть и дружественного государства не укладывалась у него в голове. Других предложений пока не было. Однако выбор пора было делать. За две недели запоя он спустил изрядную сумму, так что денег оставалось немного, а столичные цены отнюдь не радовали дешевизной.
Ник угрюмо шагал по ярко освещенному проспекту центральной части Тюмени, стараясь по возможности не обращать внимания на толпы горожан, высыпавших на улицы, чтобы насладиться прекрасным вечером выходного дня. К нему уже несколько раз подходили подвыпившие девицы, приглашая приятно провести остаток вечера и ночь. Им Ник по возможности вежливо отказывал, ссылаясь на сильную усталость. После нескольких безуспешных попыток прекрасного пола составить компанию с аналогичным предложением к нему подошел приятного вида молодой человек. Ник молча взял протянутую ладонь и, резко сжав, слегка повернул в суставе. Паренек взвыл, прижимая к боку сломанную кисть, а от ближайшего подъезда к ним вразвалку направились трое крепких бритоголовых парней. Ближайшие прохожие привычно ретировались. На углу улицы остановился вооруженный патруль, с интересом посматривая в их сторону, но пока не вмешиваясь.
Все дальше милая страна,
Что я оставил…
Чем дальше, тем желаннее она,
И с завистью смотрю, как белая волна
Бежит назад, к покинутому краю.
— Эй, ты! Тебе чего, башню начистить, мужик?!
Ник молча отогнул край плаща, позволяя бликам от рекламы вдоволь поиграть на ребристой рукояти пистолета. «Быки» замялись. Ник, сохраняя молчание, положил руку на кобуру. Вперед вышел самый крупный из «быков».
— Ты чо, мужик, зря ты так, в нашем районе резких не любят. Вике вот руку сломал, как он теперь работать будет?
Ник ухмыльнулся.
— Двадцатки хватит?
— Да ты чо, мужик? Вика теперь месяц работать не сможет, а он за ночь сотню легко делает.
Ник, не убирая руку с кобуры, свободной вытащил из кармана купюру.
— Берите, пока даю хотя бы столько. Вам ведь не нужны проблемы?
«Быки» задумались, переминаясь с ноги на ногу. Ник с легкостью читал их мысли. И потерянного на время работника жаль, да и наглеца следовало бы проучить, вот только уж очень спокоен этот брюнет, слишком уверен в себе. Раздумье оказалось недолгим, бригадир проявил благоразумие.
— Ладно, давай свои бабки. Но в следующий раз ты, мужик, не жилец!
Ник слегка поклонился, протягивая купюру.
— Я учту.
Бритоголовые растворились во тьме почти мгновенно, продолжая охранять покой жриц любви. Ник покачал головой: шакалы, они всегда признают только силу. Окажись на его месте кто-то другой, ему бы несдобровать. Да, воистину мудры были предки Императора, когда в самом начале Экспансии приняли решение жить по старым законам. Дух древней Японии и кодекса Бусидо сделали Империю по-настоящему великой, позволив занять достойное место среди других людских государств и Чужих.
Первые дни вне границ Империи он провел словно во сне. Большой Шрам, входящий в Федерацию Нового Авалона, был давним экономическим партнером Восходящей Империи. Раньше Нику частенько приходилось встречаться с выходцами с этой развитой планеты, но он впервые очутился в столь незнакомом мире. Стиль жизни, мораль, поведение людей — все это коренным образом отличалось от привычного ему уклада. Несколько раз он срывался на случайных прохожих, возмущенный их попытками на равных заговорить с воином. Потом приходилось извиняться и болезненно привыкать к своему новому статусу.
Дважды его пытались ограбить, но оба раза шайки незадачливых жуликов откатывались во тьму, оставив на бетоне несколько распростертых тел. Он лишал жизни других жестко и равнодушно, потому что сам не очень-то беспокоился о том, как сохранить свою… После этого попыток напасть на него не было. Обычно он ходил одними и теми же маршрутами, и, судя по всему, большинство окружающих признали его человеком, которого лучше оставить в покое. Спустя неделю к нему в баре подошли несколько человек и, старательно изображая на откормленных физиономиях благожелательные улыбки и демонстрируя пустые ладони, завели разговор о том, «как тяжело выживать в одиночку» и что «кое-какие хорошие люди были бы совершенно не против видеть его среди своих друзей». Когда старший среди подошедших, в двенадцатый раз повторив все зазубренные наизусть аргументы, озадаченно умолк, Ник допил пиво, встал, бросил на стол монету и так же молча повернулся и ушел. Ему было на все наплевать. Душевные силы покидали Ника. Он больше не подданный Империи… Впервые в жизни у него не было цели, и это угнетало больше всего. Спустя две недели он вообще перестал выходить на улицу, запершись в номере и только время от времени посылая мальчишку-коридорного за самой дешевой местной водкой, слегка отдающей ацетоном. Он привык к гораздо более слабому саке, поэтому, чтобы забыться, ему было достаточно пары стаканов, выпитых залпом…
На тридцатый день он проснулся в своей каморке и, с трудом поднявшись с кровати, подошел к зеркалу. Он увидел нечто иссиня-зеленого цвета, со щетиной величиной с палец и пустыми глазами. Зрелище вызвало в нем такое отвращение, что Ник едва успел отскочить к санблоку, где его вырвало…
Что ж, попытка уйти от проблемы, как и следовало ожидать, совершенно не удалась. К тому же где-то там, за парсеками пустоты, все еще ждала его мать. Так что Нику предстояло научиться жить с этим бременем и, никуда не денешься, приспосабливаться к местным условиям. Благо, отец в свое время много рассказывал ему про жизнь вне Империи.
Поразмыслив таким образом, Ник привел себя в порядок, привычно проверил пистолет, положил его на тумбочку, присел на кровать и задумался. Пора было что-то решать. Временное гражданство Федерации он получил довольно легко. Потом было несколько предложений о службе в войсках, но он пока ответил отказом, мотивируя свое решение желанием адаптироваться к новому образу жизни. Как ни странно, на него почти не давили, ограничившись лишь просьбой хорошенько подумать. Ник обещал, решив для себя согласиться на этот вариант только в случае крайней нужды. Перспектива служить в армии другого, пусть и дружественного государства не укладывалась у него в голове. Других предложений пока не было. Однако выбор пора было делать. За две недели запоя он спустил изрядную сумму, так что денег оставалось немного, а столичные цены отнюдь не радовали дешевизной.