Знаменская Алина. Дочки-матери

   — Наташа? Это Юля Скачкова. Помнишь такую? Я прошу тебя: срочно возьми такси и приезжай ко мне. Мне плохо.

Глава 2

   Юля выслушала заявление нотариуса и ничего не поняла. Она даже вопроса никакого не задала. Тот сам догадался, что клиентка не въехала, и во второй раз четко и ясно повторил информацию. В глазах у него мелькнула смесь сочувствия и интереса. Что она теперь станет делать, в такой тупиковой ситуации?
   Юля молча щелкнула замком сумочки и сухо распрощалась с нотариусом. Оказавшись на улице, она с недоверием осмотрелась. Пейзаж вокруг будто подменили. На небе громоздились сизые тучи, тщательно пряча солнце. Но оно пробивалось сквозь их плотный дым и высвечивало ближайшую пятиэтажку ядовито-синим.
   “Как он мог? — с раздражением подумала Юля. — Неужели нельзя было посоветоваться со мной?”
   Конечно. Для Никиты всегда самое главное было — продемонстрировать свою независимость и самостоятельность. Продемонстрировал!
   Впервые за три месяца Юля подумала так о муже. Одернула себя: о мертвых плохо не говорят. Нужно теперь думать, что делать. Необходимо с кем-нибудь посоветоваться.
   Шагая через сквер, Юля перебирала в уме всех своих знакомых. Подруги отпадают. Ни Светка, ни Жанна не разбираются в подобных вещах, находясь за мужьями как за стенами. Как, впрочем, и она до недавнего времени. Юридическая консультация? Там скорее всего скажут то же, что и у нотариуса: она не имеет на собственную квартиру никаких прав.
   Нет, здесь нужен человек, который знал лично Никиту, знал их семью. Кто знал хорошо и помог бы разобраться, вложив в это дело, что называется, душу.
   Перебрав в уме всех знакомых и сослуживцев мужа, Юля остановилась на Солодовникове. Именно он оказался рядом, когда случилось несчастье с Никитой, и он же, поскольку Юля находилась в полной прострации, организовал похороны и поминки, встречая и провожая Никитиных родственников. Кажется, он говорил что-то вроде: если понадобится, обращайся.
   Юля нашарила в сумочке записную книжку и набрала на мобильнике номер Игоря. Он подъехал довольно быстро. Юля успела только выкурить сигарету и подойти к трамвайной остановке. Черный “мерс” Игоря бесшумно подкатил к самым ее ногам.
   — Классно выглядишь, — похвалил Игорь, когда Юля нырнула в комфортабельное нутро машины, пропахшее дорогим мужским парфюмом. Ей сразу стало душно. Она опустила стекло и ответила:
   — Ты тоже.
   Игорь, видимо, почувствовал ее настроение и попытался пристроиться к ней психологически.
   — Что-то случилось?
   Он вел машину вслед за трамваем, ожидая от нее указаний.
   — Ничего, — усмехнулась Юля. — Кроме того, что три месяца назад разбился Никита. А вместе с ним — вся моя жизнь.
   Юля полезла в сумочку за сигаретой, лаковая кожа сумки выскользнула из рук, упала, что-то посыпалось Юле под ноги.
   — Сейчас остановимся где-нибудь и поговорим, — пообещал Игорь. Нажал кнопку бара, и перед Юлей оказались сразу пять видов сигарет. Она выхватила наугад, закурила.
   На набережной в этот час было мало народу. Они сели за пластиковый столик в тени подстриженного тополя. Игорь взял бутылку пива и сок.
   — Значит, тебе теперь негде жить? — уточнил Игорь, облизывая с губ пену.
   Юля кивнула.
   От того, что она рассказала Солодовникову о своей проблеме, на душе не становилось легче. Более того, ее не устраивало что-то: то ли его покровительственный тон, то ли равнодушие и небрежность официанта, который даже не удосужился протереть ее стакан, то ли что-то еще.
   — Понимаешь, он словом не обмолвился, что записал эту квартиру на свою мать. Я как дура пришла вступать в наследство.
   — А там — облом, — закончил за нее Игорь, наливая себе из бутылки новую порцию и кивая в такт ее словам. Он вел себя так, будто подобное происходит сплошь и рядом. — А со свекровью нельзя договориться? — предложил Игорь, хрустя чипсами. — В конце концов, Никита купил эту квартиру для себя, она это знала. Думаю, ты сгущаешь краски. Ваша с Никитой дочь — ее внучка.
   Юля усмехнулась.
   — Ты не знаешь мою свекровь. У нас с ней отношения напрочь испорчены. Она будет рада видеть меня у разбитого корыта.
   Юля отвернулась и посмотрела на Волгу. Тучи уползли на противоположный берег, вымытое солнце трогало воду искристыми лучами. Когда они с Никитой начали встречаться, свидания назначали исключительно здесь, на набережной. Когда смотришь на воду, на далекие очертания другого берега, кажется, что все впереди замечательно, а город такой же красивый, как это место, и ощущение молодости и счастья легко бежит по венам и артериям подобно реке.
   Они поженились, когда Никита был на третьем курсе, а она — на первом. Свекровь была в ужасе. Ее единственный сынок, надежда всей жизни, и вдруг… Ладно бы невестка попалась из обеспеченной семьи, а то так, голь перекатная. Когда сын все-таки женился, не вняв мольбам матери, та надулась, заняла позицию наблюдателя, готовая в любой момент вставить едкое словцо по поводу никудышной жены Никиты. Но Никита имел удивительное свойство — он всегда плевал на чужие советы. Выслушивал их с лицом “себе на уме” и, посмеиваясь, обещал сделать все, “как скажете”. И делал так, как никто от него не ожидал.
   — И все-таки поговори со свекровью. Внучка все же…
   — Да говорила я, — с трудом отрываясь от воспоминаний, откликнулась Юля. — Вернее, она со мной. Когда делали поминки на сорок дней, она меня спросила: “Где жить-то теперь собираешься? Квартиру-то сынок на меня записал, обеспечил матери старость”. Я не поверила ей! Думала, заговаривается она от горя. Единственный сын в автомобильной катастрофе разбился. А она твердит свое: “Ну ничего, у тебя денег много. Никита тебя как королеву содержал. Ни дня не работала. Да и замуж выскочишь, молодая еще”. А к Оленьке она всегда была равнодушна, поскольку дочь на меня похожа, не на Никиту.
   — Ну а деньги-то у вас остались?
   Игорь отодвинул пустой стакан и достал сигареты.
   — Какие деньги? — возмутилась Юля. — Мы все угрохали на квартиру. Хрущобу свою, полуторку, продали, мебель старую тоже. Даже гараж с погребом. Никита говорил, что гараж будет присматривать возле новой квартиры. Чтобы поближе.
   — Насколько я был в курсе дел Никиты, у него имелись деньги. Что же за квартира такая, что он в нее все до копейки вложил?
   — Хорошая квартира. В элитном доме, в двух уровнях, трехкомнатная.
   Игорь присвистнул.
   — Достойную старость мамаше обеспечил. Криво усмехнулся. Глаза его от пива заблестели, на скулах появился румянец. Вообще Солодовников светился довольством жизнью и безмятежностью. Раньше у них с Никитой были общие дела, они кружились в одних кругах, ездили на одни курорты. Доход у них был примерно одинаков, возраст — тоже. И вот Никита как бы вырвался вперед — иномарка у него новехонькая появилась у первого, и квартиру в элитном жилом комплексе он первый отхватил. И вот в один момент — бац! Все вдребезги! Машина — всмятку, квартира, считай, никому не досталась. Мать наверняка ее продаст, чтобы получше питаться. А вот у него, Солодовникова, все тип-топ. Тише едешь, дальше будешь. “Мерс” он купил хоть и подержанный, и позже Скачкова, но зато… “Мерс”, одним словом. Бог даст, и квартиру сменит. Может, как раз у Никитиной мамаши и выкупит.
   Именно эти мысли и заподозрила в аккуратно подстриженной голове Солодовникова молодая вдова, сидящая сейчас напротив него. “Зачем я обратилась к нему? — скривилась она, как от боли. — Ему до фени мои проблемы. Он был другом, пока зависел от Никиты. Пока у них были общие дела. Теперь ему до лампочки. Да и может ли он помочь? Чем?”
   — Чем я могу помочь? — эхом на ее мысли отозвался Игорь.
   — Мне нужно устроиться на работу, — вслух подумала Юля и отхлебнула сок.
   — Образование? — деловито осведомился Игорь, выпуская дым в сторону.
   Его строгий дорогой костюм не вязался с пластиковыми столиками летнего кафе, запахом шашлыков и темной бутылкой пива “Толстяк”. Имидж Солодовников сменил, а привычки остались старые.
   — Я окончила философский факультет университета.
   — Угораздило тебя, — протянул Солодовников, по-новому оглядывая ее с головы до ног. — Ну а печатать ты умеешь? Компьютер знаешь?
   — Я научусь, — быстро ответила Юля, испуганно отмечая, как внутри все леденеет.
   Тучи вернулись из-за Волги, поднялся ветер и стал кружить по набережной белые пластиковые стаканчики и обертки от мороженого. Она ничего не умеет, никогда не работала и не представляет, как станет теперь жить. Деньги катастрофически тают.
   — Да не паникуй ты… — Игорь протянул руку и накрыл ладонью ледяную Юлину. — Что-нибудь придумаем.
   Рука у Солодовникова была теплая, мягкая и тяжелая. Юля вынула из-под нее свою ладонь и поежилась.
   — Извини, я отвлекла тебя от дел… Она взяла сумочку и поднялась.
   — Ты домой? Я тебя подброшу, — засуетился Солодовников.
   Ветер смахнул со столика пачку сигарет вместе с приготовленной для официанта сторублевой купюрой. Солодовников кинулся поднимать.
   — Ничего, я на трамвае. Спасибо.
   Юле почему-то хотелось поскорее уйти. Она злилась на себя за то, что обратилась к Игорю. Зачем? Получилось, что она жалуется на судьбу самым постыдным бабским образом. Она привыкла во всем полагаться на мужчину. Пришла пора отвыкать.
   У остановки ее нагнали первые тяжелые капли дождя и черный Игорев “мерс”.
   — Садись, промокнешь же! Довезу!
   После секундного колебания Юля все же нырнула в салон “мерса”, и через минуту дождь накрыл город. Дождь стоял серой стеной. Машина врезалась в него, как ложка в кисель. Люди исчезли, рассочившись по подъездам и магазинам, а в салоне, пропахшем терпким мужским одеколоном, звучал ленивый голос Джо Дассена.
   — Тебе нужен мужчина, — сказал Игорь, едва касаясь пальцами руля, — машина скользила сквозь дождь легко и бесшумно.
   Юля поежилась и плотнее запахнула тонкий кардиган.
   — Холодно? — заметил ее движение Игорь и снова накрыл ее пальцы своими, теперь его пальцы оказались более бесцеремонными — они с силой сжали Юлины и заодно через легкую ткань потрогали коленку.
   — Я только что похоронила мужа, — напомнила Юля, пытаясь высвободить пальцы, — а ты предлагаешь мне ловить мужчин. У меня имеются более важные дела.
   — Никита умер, а мы с тобой живы. — Игорь развернулся в ее сторону. Глаза его маслено блестели.
   — Держись за руль и смотри на дорогу, Игорь. А то и мы с тобой угодим туда, где сейчас Никита.
   Игорь что-то напряженно соображал. Он огляделся и быстро заработал рулем, разворачивая машину.
   — Ты куда? — не поняла Юля и забеспокоилась. Но Игорь уже завел машину в какой-то тупик между домами, остановился и, наклонившись через Юлю, нажал кнопку на дверце с ее стороны.
   — Отвези меня домой! — приказала Юля, исподлобья наблюдая за действиями Игоря.
   — Зачем тебе домой? — улыбнулся Солодовников, и от него пахнуло пивом. — Там тебя никто не ждет. Ты ведь еще не забрала дочку от матери?
   — Зато тебя ждет жена! — напомнила Юля и дернула дверь. — Что это еще за шуточки? Открой сейчас же!
   — Ты такая слабая, одинокая, беззащитная… — бормотал Солодовников, двигаясь к ней и дыша ей в лицо пивом. Рука скользнула по Юлиной ноге и нажала куда-то за ее спиной. Юлино сиденье опустилось, и она оказалась внизу, а Солодовников нависал над ней тяжело дышащей громадой.
   — Солодовников! Отстань! Ты с ума сошел! — кипела Юля, тщетно пытаясь оттолкнуть его.
   — Я знаю, как тебе помочь… Я помогу тебе, — торопливо обещал Солодовников, трогая мокрыми губами ее шею. — Все будет хорошо. Ты правильно сделала, что обратилась ко мне, я для тебя все, что смогу. Только будь умницей.
   Левая рука Солодовникова ползала по Юлиному бедру, задрав до “некуда” подол платья, а правая пыталась расстегнуть потайные застежки кардигана. Юля крутилась, стремясь освободить руку и нажать кнопку на двери, но Солодовников оказался слишком тяжелым. Заколка в волосах больно впилась Юле в голову. Придавленная нога затекла и онемела.
   — Представляю, — услышала она будто со стороны свой голос, — как Никита приставал к твоей Люське, а она барахталась, как я сейчас… А может, и не барахталась, была посговорчивей? У тебя как жена насчет этого?
   — При чем тут Людмила? — Солодовников оторвался от Юлиных пуговиц и приподнял голову. — Что, они с Никитой?..
   — А почему нет? Тебе такое в голову не приходило? Люська на Скачкова поглядывала. А он был не промах.
   — Ты что-то знаешь? — Игорь приподнялся, пытаясь заглянуть ей в глаза.
   Воспользовавшись его замешательством, она выдернула затекшую коленку и на ощупь открыла дверь.
   — Дура! Там же ливень! — дернулся Игорь, когда она двинула коленкой вперед. — Не темни, у твоего муженька что, действительно были шашни с моей Люськой?!
   — Никита был красивый мужик, — сказала Юля, приводя в сидячее положение свое кресло. — И обходительный в отличие от тебя.
   Она резко открыла дверь машины. Так, что чуть не стукнулась о стоящий поблизости мусорный бак.
   — Да ладно, что ты ломаешься! Можно подумать — не хочешь, — потянулся вслед за ней Солодовников.
   — Забудь, пожалуйста, все, что я сегодня тебе рассказывала, — наклонилась к нему Юля. — Считай, что я никогда не обращалась к тебе. Поскольку не считаю тебя другом Никиты.
   Юля развернулась и торопливо пошла прочь из грязного закоулка.
   — Эй! А про Люську с Никитой ты что, пошутила? Или нет? — заорал ей вслед Солодовников. — Я не понял!
   — Идиот, — процедила сквозь зубы Юля Скачкова, ступая в босоножках в бурлящий поток на проезжей части. Когда она добралась до своего дома, на ней не было сухой нитки. Открыла дверь и прислонилась к ней спиной. Только теперь она почувствовала противную внутреннюю дрожь, бьющую изнутри. Она бросила сумку и открыла дверь ванной. Покрутила кран горячей воды — пусто. Это обстоятельство почему-то добило ее окончательно. Она зло хлопнула дверью ванной и потащилась в зал. Здесь кругом громоздились коробки с вещами, приготовленные к переезду. Она перешагнула через них и опустилась в кресло. Дрожь не унималась. Юля стала думать, как ее унять. Телефонный звонок неприятно резанул слух. Звонила квартирная хозяйка. Напоминала, что срок оплаты послезавтра, и попросила, чтобы сумма была в долларах.
   — Я помню, — буркнула Юля.
   — Вы не забыли, что до десятого числа квартиру нужно освободить? — не унималась хозяйка. — Я договорилась с людьми, так что…
   — Сегодня только четвертое! — рявкнула Юля и бросила трубку.
   На нее навалилось оцепенение. Сумерки стянулись в густую ночь, а она все сидела, не включая света. Мысли, одна мрачнее другой, настигали ее.
   Что ей теперь делать?
   Пополнить собой армию нищих, которые толпами тусуются по вокзалам? Стать леди Бомж? Или прийти к брату в его многодетную семью вместе с мамой и Оленькой?
   Впервые в жизни Юля иначе, чем всегда, подумала о тех бедолагах, которые уходят из жизни добровольно. Если, например, открыть газ, лечь на диван и уснуть? Наверное, ничего не почувствуешь…
   В душе что-то треснуло. Юля почувствовала, что ею овладевает паника. Она вскочила и заметалась по квартире, словно здесь, в каком-то из углов, могло иметься что-то такое, что подсказало бы ей выход. Она включила свет в комнате, в прихожей, на кухне. Кругом. Обошла каждый угол. Пока не ткнулась взглядом все в тот же телефон. Это была подсказка. Но — кому звонить? Кому можно позвонить ночью, чтобы человек захотел и смог тебя выслушать? И не только выслушать, а развернуть твое настроение на сто восемьдесят градусов, перевернуть с ног на голову, чтобы выход нашелся сам собой?
   Юля тщетно перебирала в уме всех своих знакомых, всех из их с Никитой окружения и не находила ничего подходящего. Телефон доверчиво и в то же время требовательно взирал на нее.
   Юля взяла записную книжку и стала листать, не смущала ночь за окном. Если она не поговорит сейчас же с живым и светлым человеком, утро для нее наступит уже никогда.
   Перерыв записную книжку, она вытащила кипу фотоальбомов. Неужели нет никого, кто мог бы ей помочь? Не может такого быть! Ведь бывало ей, в жизни по-настоящему хорошо? Когда? Где? С кем? Юля торопливо листала снимки, пока не наткнулась на прошлогодние кадры отдыха в санатории “Лесная поляна”. Светлым пятном всплыл из памяти их балкон, звездная летняя ночь, когда они втроем — Юля, Наташа, дядька из соседнего номера — читали вслух стихи и говорили о своих болезнях. Они старались перещеголять друг друга в экзотичности заболеваний, степени их развития. Впрочем, область заболеваний была одна — разговор крутился вокруг почек. Наташе, Юлиной соседке по номеру, недавно удалили почку, которая почему-то оказалась двойной и отказывалась работать. Наташа тогда и заявила: было три, осталась одна. Мужик из соседнего номера сказал; что она салага по сравнению с ним, поскольку у него обнаружили целых четыре почки, и со всеми четырьмя у него проблемы. Юля тихо давилась смехом и удивлялась себе, поскольку ее собственные камни в левой почке оказались цветочками по сравнению с рассказами соседей. И вдруг среди ночной идиллии раздался хриплый бас с нижнего балкона.
   — Да угомонитесь вы наконец? Три часа ночи! Весь санаторий в курсе, сколько у вас там почек, ёкарный бабай!
   Тогда они стали давиться смехом все трое и долго корчились, не в силах успокоиться. А утром, за завтраком, все трое как по команде прыскали, едва взглянув друг на друга.
   Юля стала невольной свидетельницей зарождающегося романа Наташи с главным врачом санатория, Евгением Петровичем.
   Наташа была, безусловно, светлым человеком и своей мощной положительной аурой притягивала людей. Юля сразу вспомнила, что Наташин телефон она записала на астрологическом календаре, купленном в санатории. С паникой подумала о том, что не в состоянии вспомнить — в какую из коробок сунула календарь. До утра она успела перерыть все свое хозяйство, но нашла его! Дрожа и нервничая, она набрала Наташин номер.

Глава 3

   Почему, оказавшись в тупиковой ситуации, она не сразу вспомнила о Наталье Михайловне? Почему она не додумалась сразу обратиться к ней за советом? Кому, как не Наташе, знакома ситуация тупика, безысходности? Да та просто живет в состоянии тупика уже очень долго и даже умудряется ловить минуты счастья.
   Своим теплом и жизнелюбием она притягивает людей подобно магниту. К ней хочется прислониться душой, попасть в сети ее расположения, рассказывать ей секреты и плакаться в жилетку. Ее цветущий внешний вид (несмотря на все болезни, беспробудное пьянство нигде не работающего мужа), ее умение найти в любой ситуации положительный момент как-то сразу расположили к ней Юлю. Потом, после санатория, они стали общаться по телефону и даже несколько раз были друг у друга в гостях. Город-спутник, где жила Наташа, находился не слишком близко по меркам Юли, и она отправлялась туда на машине Никиты. А Наташа заглядывала к Юле как-то раз вместе с Бородиным. Юля поила их чаем.
   А вот последние месяцев пять они потерялись, но, оказывается, не навсегда.
   — У тебя же есть дача! — вдруг сказала Наташа, когда Юля закончила свое печальное повествование и они обе, наплакавшись, сидели с ногами на диване.
   — Дача? — эхом вторила Юля, с трудом пристраивая свои мысли в то русло, которое ей выбрала гостья. — Это развалюха-то в Вишневом? Я, Наташ, честно говоря, не представляю, что из этого можно извлечь. Никита и купил-то ее по дешевке, под снос. Из-за земли. Он намеревался там дом строить. В будущем.
   — Правильно. Потому что там красиво.
   — Откуда ты знаешь?
   — Мы с Бородиным проезжали там. С дороги Волгу видно, ночью мост в огнях, и пароходы плывут.
   — Даже если я продам этот дом, мне не хватит вырученных денег даже на комнату в коммуналке здесь, в областном центре. Да я и не смогу его продать, поскольку он оформлен на Оленьку.
   — У тебя есть дом! — как заклинание твердо повторила Наташа. Словно и не слышала того, что говорила ей Юля. — Так что причин для абсолютной паники нет. Я не предлагаю его продавать. Я предлагаю в нем жить.
   — Жить? — не поверила своим ушам Юля. Она и в Вишневом-то никогда не была и дома этого не видела. Никита показал ей документы и объявил, что теперь у них есть дача. Она только плечами пожала. Не все идеи мужа вызывали у нее бурный энтузиазм. Купил у каких-то пьяниц дом по дешевке, это его дело. Вот будет там нормальная дача с садом и лужайкой, они с Оленькой станут проводить там уик-энды. С удовольствием.
   Могла ли она предположить, что эта пресловутая “дача” станет их с дочкой единственным пристанищем?
   Денег оплачивать квартиру нет. На работу без стажа и с такой “экзотической” специальностью никто брать не спешит.
   — А что я там буду делать? — недоверчиво поинтересовалась Юля.
   — А что и все. Да у них там пенсионеры из наших мегаполисов накупили дач, квартиры в городах детям оставили и наслаждаются свежим воздухом. Будешь вишню продавать на трассе, там все этим живут. Мысли в порядок приведешь. А там видно будет.
   Теперь уже Юля не возражала так рьяно. Она ходила по кухне, заваривала чай, готовила в микроволновке горячие бутерброды, по капле впускала в себя Наташино бредовое предложение.
   А что? Хоть какой-то выход. В тупик уже проникла струйка свежего воздуха. По крайней мере можно съездить и посмотреть. У нее больше нет сил сидеть на чемоданах, перешагивать через упакованные, готовые к переезду коробки и ждать чуда.
   — На что ты живешь? — поинтересовалась Наташа, наблюдая, как Юля движется по квартире, совершая выбор.
   — У нас было немного, на какое-то время хватит. За квартиру дорого платить. Хозяйка приходит день в день и требует свои сто долларов. Если бы у меня была какая-нибудь специальность типа экономиста…
   — Или юриста.
   — Вот-вот. Я ведь хотела получить второе высшее, Никита был против. А о том, чтобы я работала, не могло быть и речи! Сиди дома и обеспечивай ему тыл.
   Наталья Михайловна зажмурилась:
   — Пожить бы так хоть недельку — за чьей-нибудь спиной! С забитым холодильником, чтобы голова ни о чем не болела.
   Юля обернулась и смерила ее недоверчивым взглядом.
   — Вы бы не смогли, Наталья Михайловна. Натура не та.
   — Это точно. Сбежала бы на работу. Вернее, на работы.
   — Вы так и работаете в двух местах?
   — Теперь в трех.
   — С ума сойти! Это с твоим-то здоровьем! — ахнула Юля, от изумления вновь перейдя с “вы” на “ты”. — Ты же говорила, что хоть одну бросишь! Хотя бы школу!
   — Школу не могу. В этой школе Лерка учится. Я им помогаю к смотрам готовиться. Попросили спектакль поставить, как я откажу? Лерка и так оценками не блещет, так хоть учителя к ней внимательней относятся, чтобы мне угодить.
   — Ну а Дом творчества? Ты же говорила, что смотреть там уже ни на что не можешь и директор тебя достал?
   — Достал. Верно. Но там дети, которых я пять лет растила. Хорошая группа, жалко бросать. Мы с ними “Чиполлино” ставим. Знаешь, я придумала применить поролон для постановки, и…
   — А радио? — перебила Юля, не особо горя желанием слушать Наташин фанатичный рассказ об очередном шедевре, который унесет у нее новую порцию здоровья, а судьи на очередном фестивале изрядно попортят кровь.
   — Радио? Там платят хорошо. Работы, правда, много, но все-таки платят. Нефтеперерабатывающий завод, не какое-нибудь депо.
   — Молчу, молчу, — улыбнулась Юля. — Вот только когда ты все успеваешь?
   Наташа усмехнулась с горчинкой.
   — А куда мне деваться, Юль? Куда деваться? Рожнов не работает. А если и устроится куда, непременно попадет в приключение. То машину разобьет, то пьяный за руль сядет. Я только его права раз пять у милиции выкупала. А машин сколько отремонтировала на свои деньги — не перечесть. Пусть уж дома сидит, мне дешевле обходится. А Лерку одевать надо, лечить, учить… Она школу заканчивает. Если бы она еще это ценила…
   В Наташином голосе послышалась горечь. Откровенная досада на дочь выплеснулась наружу.
   — Что-то случилось?
   Сигарета означала особенно волнующую тему. Наташа курила редко, только во время посиделок с подругами и когда волновалась или нервничала. А Юля… Если рассказы о буднях Дома творчества ее мало интересовали, то тема “дочки-матери” являлась живой и близкой.
   — Лерка… переспала с парнем, — выпустив дым, сообщила Наташа. Банальные, по сути, слова применительно к дочери казались чудовищными, грубыми, неправдоподобными. Обида с новой силой хлынула в грудь. Ветра поперек, заставив закашляться.
   — Сколько ей? Шестнадцать? — уточнила Юля, выдержав паузу.
   — Пятнадцать! — невесело усмехнулась Наташа. — Ей только в следующем месяце шестнадцать исполняется. Она с шести лет в школу, пошла. Сопля! И ладно бы — приспичило! Ладно бы она так сгорала от страсти, что невмоготу, а то ведь нет, ей ничего такого не надо было — просто любопытство! Он уговорил ее попробовать!
   Наташа уронила пепел на юбку, неловко взмахнула рукой с сигаретой — новая порция пепла упала теперь уже в стакан с Юлиным чаем. Она злилась на себя за то, что раскрыла их с Леркой тайну постороннему человеку. Рассказанная, она казалась ей еще более ужасной. Нельзя было этого делать, это личное…