Страница:
— Марин.., ты извини, что я такая тупая. Но я никак не пойму — чего же ты от меня хочешь?
Виктория вытерла вдруг вспотевшие ладони о шерстяную юбку.
— Вика, только постарайся выслушать меня без протестов. Попробуй встать на мое место. Наберись терпения.
— Считай, что я воды в рот набрала, — пообещала Вика и опустила глаза на одеяло. Ей трудно было смотреть на подругу.
— В общем-то я ни о чем не жалею, — почти спокойно сказала Марина. — И я уверена, что там, впереди, не сплошная тьма, и мне даже интересно думать — что там? Нет, ты не думай, я не рисуюсь. Просто у меня теперь полно свободного времени. Вот я и размышляю. Я обо всем подумала. Но мне невыразимо больно оставлять девчонок. Мне неспокойно за них. Тебе трудно понять, у тебя нет своих детей, но ты постарайся. Ты ведь добрая, Вика, ты только представь…
Марина сглотнула. Потянулась и взяла с подоконника стакан с водой. Отпила несколько глотков.
— Мы с ними — одно целое. Они скучают без меня, даже если мы расстаемся всего на несколько часов. А тут… Они вдруг останутся одни, такие маленькие, беззащитные. Никто не сможет им толком объяснить, что же произошло. Ребенку трудно осознать понятие «смерть». Уход НАВСЕГДА. Они будут ждать и тосковать, я это знаю. И чем больше времени будет проходить, тем сильнее будут становиться их недоумение и тоска. Макс сам будет нуждаться в поддержке, и вряд ли он сумеет утешить детей. А я не хочу, Вика, чтобы они тосковали обо мне, понимаешь — не хочу! Я хочу, чтобы они смеялись, были веселыми и счастливыми! Чтобы их детские печали могли нанести на их личики лишь легкую тень, не больше. Чтобы рядом с ними был человек, который мог бы все-все объяснить и еще — вовремя утешить. Не по обязанности, а от души.
— Но я…
— Ты сможешь! — В зеленых с янтарем глазах Марины вспыхнул долго сдерживаемый огонь. — Только ты и сможешь, Вика, я же тебя помню! Ты добрая, веселая, озорная, и ты — теплая.
Марина с улыбкой потрогала Викину руку.
— С тобой моим детям будет хорошо.
— Извини, Марина, — перебила Виктория и непроизвольно взглянула на часы. Похоже, на пятичасовой автобус она уже не успеет. — Я все равно ничего не поняла. В твоем состоянии можно фантазировать, но…
— Тебе не надо ни о чем беспокоиться. У меня есть четкий план, и я пока все-таки жива, не забывай об этом. Я тебе помогу.
Вика встала и подошла к столику. Налила себе минералки. Ощущение было такое, что все это ей снится. Полный бред.
— Для начала я устрою тебя на работу, — заявила Марина.
— Куда?!
— На работу к нам домой. Няней. Или гувернанткой. Как тебе больше нравится?
— Но у меня есть работа! Я что, должна уволиться?
— Конечно. Мой муж будет платить тебе в пять раз больше. Если тебе необходим твой педстаж, мы устроим тебя через агентство.
Вика не знала, что сказать. В голове все перепуталось. Происходящее так мало походило на реальность, что хотелось ущипнуть себя посильнее и скорее проснуться. Но перед ней на больничной койке лежал вполне реальный больной человек. И ждал от Вики конкретной помощи.
— Допустим, я пойду к вам работать. Допустим, что у меня это получится, хотя я сильно сомневаюсь. Я не представляю себе, что нужно делать. Допустим, все это произошло. И что дальше?
— Самое главное, чтобы ты понравилась девочкам. Мой муж.., он, понимаешь, не привык руководствоваться чувствами. Он человек дела, он живет умом. И.., когда меня не станет, он, естественно, придет к выводу, что надо жениться, чтобы у девочек была мать. И свою будущую жену он станет выбирать умом. Умом, а не сердцем. Я в этом почти уверена.
— Что ты хочешь сказать? Я должна буду выбрать ему жену и подсунуть?
— Да. То есть не совсем. Ты должна будешь сделать так, чтобы он женился на тебе.
— Что? — Виктория едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. — На мне?! Извини, Марин, но здесь ты явно переборщила. Посмотри на меня внимательно. Я не из тех, на кого западают мужчины. По крайней мере такие респектабельные, как твой. Тип не тот. И потом, если бы я умела строить глазки и тому подобное, я давно бы уж была замужем. А я в этом смысле крайне не уверена в себе.
— Чушь! — быстро возразила Марина. — Ты очень привлекательна. Просто ты себя запустила. Завлекать и не придется. Ты просто должна убедить его, что ты — лучший вариант. Убедить действиями. Перетянуть на свою сторону девчонок. У тебя получится! Не зря же ты победила в конкурсе «Учитель года»…
Марина осеклась, сообразив, что ляпнула лишнее. Виктория, в свою очередь, уставилась на нее.
— Откуда такие сведения?
— Ну.., мне случайно попалась статья в областной газете. Там так хорошо о тебе пишут. Что школа — это твоя семья. И что, не имея своих детей, ты всю любовь отдаешь ученикам.
— Так пишут о любой старой деве! — взвилась Виктория, — Так это статья в газете дала толчок твоей идее, я правильно поняла? Ничего себе…
Марина молча поблескивала зрачками. Этот блеск в глазах говорил о большом запасе аргументов. Она хорошо подготовилась к встрече с подругой. Виктория же, напротив, оказалась совершенно не готова к подобной ситуации. Марина все просчитала. Она нарочно не упомянула в записке о больнице, чтобы Виктория даже близко не заподозрила, о чем пойдет речь. Марина лежала бледная, слабая. Ее тонкие пальцы крепко сжимали уголок пододеяльника, но в своей беспомощности она сейчас была все же сильнее Виктории, и обе это чувствовали.
— Да, подружка.., ты — молодец, — похвалила Вика, прохаживаясь по палате. — А обо мне ты подумала?
— Подумала! — с готовностью подхватила Марина. — О тебе я тоже много думала! Я же спросила — есть ли у тебя мужчина? Если бы ты сказала «есть», я бы не заикнулась ни о чем, будь уверена! Но ты сказала «нет». Неужели лучше остаться одной, жить проблемами родни — матери, сестры, отца, чем попробовать построить свою жизнь? Ты можешь быть счастлива с Максом.., и сама дашь счастье ему и детям.
— Ты меня переоцениваешь.
— Ни в коем случае! — Марина говорила так горячо, что Виктория опасалась, как бы той не стало плохо. — Ты только подумай, ну что тебя ждет в той твоей жизни? Все время одно и то же — уроки, экзамены, вечная нехватка денег, ворчание матери, приставания начальника. Ты обречешь себя на одиночество. Ты только будешь нянчить детей сестры, тогда как она, молодая и здоровая, вполне может справиться с этим сама! Они тебя используют, ты разве не чувствуешь?
— А ты.,. — тихо перебила Виктория, — ты разве не собралась использовать меня?
— Я хочу подарить тебе счастье! — горячо возразила Марина. — Отдать тебе все свое: свою комнату, свою машину, своего мужа, своих детей! Разве этого мало? С Максом ты сможешь родить еще ребенка, он всегда хотел мальчика. Ты сможешь одеваться, как тебе хочется, отдыхать за границей, путешествовать…
— Хватит! — остановила ее Виктория. — Не надо рисовать мне райскую жизнь, я не ребенок. Я очень люблю тебя и помню все, и дорожу нашей дружбой, но… Тебе не кажется, что ты просишь о невозможном?
— О странном — может быть, но не о невозможном. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы все обдумать, но у меня его нет! Мне осталось совсем немного. Я не могу ждать, пока в твоей голове все переварится. Ты должна просто довериться мне. Посмотри на меня. Ты что, отказываешь мне в помощи?
На глазах у Марины блеснули слезы. Этот факт моментально дернул в Виктории за какую-то ниточку, и в глазах защипало.
— Я не знаю, — протянула она. — Можно мне подумать хотя бы неделю?
— Нет. Если ты уедешь, то можешь не вернуться. Это исключено.
— Не собираешься же ты меня держать как пленницу здесь, в больнице? Мне нужно собрать хотя бы кое-какие вещи…
Марина покачала головой. Решимость в ее глазах не уступала место никаким другим чувствам. Вероятно, решимость придавала ей сил.
— Я забронировала номер в гостинице, сейчас ты отправишься туда. Вот деньги. — Марина достала из-под подушки маленький кожаный кошелек. — Купи себе все, что нужно на первое время. А домой позвони. И на работу. Сегодня я скажу мужу, что в агентстве подобрали для нас няню. Обговорю с ним все детали, а завтра ты прямо с утра отправишься к нам домой. Адрес в кошельке.
Вика ничего не успела возразить — вошла медсестра делать укол.
— Все, Викушенька, иди. Сейчас у меня укол, потом Макс привезет девочек. А завтра звони мне уже из дома.
Медсестра заслонила от Вики Марину. Виктория потопталась, молча собрала свои вещи и вышла.
Уже в коридоре она надела плащ, сунула в карман кошелек. На улице Вика остановилась.
В больничном сквере гуляли больные с посетителями. Сквозь молодую листву пробивалось весеннее солнце. Вика все еще находилась в полугипнотическом состоянии. В ушах стоял настойчивый голос Марины, а перед глазами парило ее бледное лицо.
Ноги отказывались повиноваться. Неужели она, Вика, все-таки даст втянуть себя в эту авантюру? Да она уже подчинилась чужой воле, как марионетка! Что она скажет матери? На работе все просто обалдеют. Особенно Петровна.
Виктория села на лавочку в сквере. Достала из кошелька бумажку с инструкцией и прочитала: гостиница «Горизонт», автобусы №№ 3, 14, 244. Остановка «Кинотеатр „Мир“».
Она не могла не восхититься подругой. Марина всегда была прекрасным организатором. Она, как всегда, учла все мелочи! Вике оставалось неукоснительно следовать инструкциям. Как во сне она села в указанный автобус, как робот вышла на указанной остановке.
В гостинице она поняла, что смертельно устала, и, уснув при свете дня, проспала до утра.
Проснулась с твердым убеждением, что все вчерашнее — кошмарный сон. Не может быть у Марины никакой неизлечимой болезни. Зря она себе накрутила все эти фантазии вокруг мужа и детей. Чушь собачья. Она поправится, и все у нее будет хорошо. Потому что не может быть плохо, когда такое солнце бьет в окно.
Через час Вика вышла из гостиницы с решительным намерением сообщить о своих выводах Марине и сразу же уехать в родной Первомайск. На душе было легко и пусто. Ее утренние размышления подтверждало все вокруг своим свежеумытым весенним видом. И детский сад с флажками на перекрестке, и музыка из раскрытого настежь окна, и на редкость улыбчивая кондукторша в автобусе. И вдобавок, когда Вика вышла из автобуса у больницы, на остановке она увидела двух глухонемых, которые хохотали! Две глухонемые девчонки лет по четырнадцать знаками показывали друг другу что-то смешное и беззвучно заливались.
Нет, явно все вчерашнее — фантазия воспаленного воображения. Или же — шутка подруги. На Марину это, кстати, похоже. Сейчас она встретит Вику улыбкой до ушей и словами: «Ну как, здорово я тебя разыграла?»
В принципе она может никуда и не заходить. Может сейчас взять вот так и тихо уехать восвояси. А потом обо всем написать Марине. В письме даже лучше получится, аргументированнее. Придя к такому простому решению, Виктория поднялась и.., не сделала ни шагу.
Среди посетителей, спешащих от центрального входа к большому мраморному крыльцу, она увидела мужчину и двух девочек. Это потом она уже анализировала, почему именно на них остановился взгляд. А тогда она просто схватила их взглядом и подумала: они. Хотя знала, что прийти к Марине они должны были вчера, сразу после нее.
Мужчина шел быстро, полы его длинного плаща развевались, и волосы развевались. Волосы были не по моде длинны — как у артиста или художника. Две девочки бежали за ним вприпрыжку, не забывая шлепнуть ногой в лужу и изредка черкнуть за собой след цветным мелком. На крыльце мужчина остановился, что-то коротко бросил девочкам и скрылся за стеклянными дверьми. Девочки остались стоять на крыльце. Впрочем, «стоять» — это явное преувеличение. Они, конечно же, не стояли в общепринятом смысле. Сначала потолкали друг друга плечами. Потом маленькая, поняв, что несколько уступает большой в силе толчка, отошла и насупилась. Затем она что-то увидела и позвала старшую. Сестры опустились на корточки и стали что-то усердно рассматривать на мраморном полу, уткнувшись друг в друга лбами. Вика поймала себя на мысли, что не прочь узнать, что такое заинтересовало детей. Они шевелили губами, тихо переговариваясь.
Девочки так низко склонились к объекту своего внимания, что буквально давили друг на друга головами. Вдруг та, что постарше, потеряла равновесие и повалилась на пол. Младшую заметно развеселил такой ход событий, и тем не менее она бросилась на подмогу сестре, и через секунду-другую обе, забыв о том, что их увлекало минуту назад, вместе отряхивали одежду потерпевшей.
Виктория улыбнулась. Она так и осталась стоять с застывшей улыбкой на лице, когда появились ОНИ. Мужчина открыл тяжелую стеклянную дверь и пропустил на крыльцо Марину. Она была все в том же длинном халате и наброшенном сверху плаще. И в тапочках. Девочки, увидев мать, налетели как маленький ураган. У Виктории внутри что-то екнуло, она даже подалась вперед, инстинктивно стремясь оберечь Марину от толчка. То же произошло и с мужчиной — он быстро подвинулся, вовремя протянул руку, приняв тяжесть детей на себя. Марина наклонилась и расцеловала девочек. Тогда Макс деловито огляделся, что-то сказал им и вдруг ловко подхватил Марину на руки.
Виктория попятилась назад, за скамью, в гущу квадратно подстриженных кустов, за густую прическу плакучей ивы. Семейство направлялось сюда, в сквер.
Теперь Виктория была обречена стоять здесь все свидание — выйди она на асфальтовую дорожку, ведущую к проходной, и ее сразу заметят. Здесь, в кустах, она со стороны выглядела довольно глупо, но зато оставалась невидимой для Марины и ее спутников.
Макс посадил Марину на скамейку и сел рядом. Характерным жестом он убрал со лба прядь прямых каштановых волос, тряхнул головой. Они о чем-то тихо переговаривались. Правда, дети с трудом пережидали момент беседы родителей, мечтая вклиниться. Марина с Максом сидели спиной к Виктории, а дети стояли перед ними, поэтому Вике хорошо было видно их нетерпение. Наконец младшей, которая до этого потихоньку тянула рукав Марининого плаща, удалось вклиниться в беседу родителей, и она затараторила, жадно глядя в глаза матери, явно опасаясь, что ее перебьют. О чем малышка так эмоционально рассказывала? Наверное, за те дни, что она не видела матери, у нее скопилось достаточно историй. Старшая же стояла у младшей за спиной и покорно ждала своей очереди. Но минуты текли, а младшая все не умолкала. Макс уже посматривал на часы. Тогда в лице у старшей девочки появилась тревога. Она плечом стала теснить сестру, но несильно, как-то обреченно отдавая пальму первенства. Виктория вдруг почувствовала девочкину тревогу. Рядом будто поставили песочные часы — песок тек настолько быстро и явственно, что хотелось разбить стекло, тем самым остановив время.
Между тем мужчина поднялся, показывая, что время истекло. Младшая с сожалением отпустила материну руку, не отводя от нее глаз. У старшей моментально покраснел нос, а на глазах выступили слезы. Ей-то времени не хватило! Она с нескрываемой досадой глянула на сестру и с неутоленной жаждой — на мать. Виктории стало по-настоящему больно. Как знакомо все это! Она тоже старшая в семье, и всю жизнь ей приходится уступать. Родителям же удобно принимать это как должное.
Марина, кажется, ничего не замечала. Она давала последние наставления мужу, он кивал, торопливо докуривая сигарету. Потом он снова подхватил жену на руки и понес через лужи назад, на крыльцо. Малышка побежала за ними, а старшая осталась стоять, отвернувшись. Вике хорошо были видны полоски слез на детском лице. Хотелось выйти из своего укрытия и утешить ребенка. Но сделать это было нельзя. Между тем Макс уже несся назад, держа на руках младшую дочь. Он раздраженно что-то бросил старшей и дернул ее за руку. Они прошли так близко от Виктории, что она уловила запах его одеколона. Виктория еле сдержалась от того, чтобы не рвануть прочь. Она вытянулась в струнку и почти перестала дышать. Ноги затекли. Она наблюдала, как Макс усадил детей в золотисто-песочную иномарку и укатил. Дети долго уныло смотрели назад, в сторону больницы.
Глава 3
Виктория вытерла вдруг вспотевшие ладони о шерстяную юбку.
— Вика, только постарайся выслушать меня без протестов. Попробуй встать на мое место. Наберись терпения.
— Считай, что я воды в рот набрала, — пообещала Вика и опустила глаза на одеяло. Ей трудно было смотреть на подругу.
— В общем-то я ни о чем не жалею, — почти спокойно сказала Марина. — И я уверена, что там, впереди, не сплошная тьма, и мне даже интересно думать — что там? Нет, ты не думай, я не рисуюсь. Просто у меня теперь полно свободного времени. Вот я и размышляю. Я обо всем подумала. Но мне невыразимо больно оставлять девчонок. Мне неспокойно за них. Тебе трудно понять, у тебя нет своих детей, но ты постарайся. Ты ведь добрая, Вика, ты только представь…
Марина сглотнула. Потянулась и взяла с подоконника стакан с водой. Отпила несколько глотков.
— Мы с ними — одно целое. Они скучают без меня, даже если мы расстаемся всего на несколько часов. А тут… Они вдруг останутся одни, такие маленькие, беззащитные. Никто не сможет им толком объяснить, что же произошло. Ребенку трудно осознать понятие «смерть». Уход НАВСЕГДА. Они будут ждать и тосковать, я это знаю. И чем больше времени будет проходить, тем сильнее будут становиться их недоумение и тоска. Макс сам будет нуждаться в поддержке, и вряд ли он сумеет утешить детей. А я не хочу, Вика, чтобы они тосковали обо мне, понимаешь — не хочу! Я хочу, чтобы они смеялись, были веселыми и счастливыми! Чтобы их детские печали могли нанести на их личики лишь легкую тень, не больше. Чтобы рядом с ними был человек, который мог бы все-все объяснить и еще — вовремя утешить. Не по обязанности, а от души.
— Но я…
— Ты сможешь! — В зеленых с янтарем глазах Марины вспыхнул долго сдерживаемый огонь. — Только ты и сможешь, Вика, я же тебя помню! Ты добрая, веселая, озорная, и ты — теплая.
Марина с улыбкой потрогала Викину руку.
— С тобой моим детям будет хорошо.
— Извини, Марина, — перебила Виктория и непроизвольно взглянула на часы. Похоже, на пятичасовой автобус она уже не успеет. — Я все равно ничего не поняла. В твоем состоянии можно фантазировать, но…
— Тебе не надо ни о чем беспокоиться. У меня есть четкий план, и я пока все-таки жива, не забывай об этом. Я тебе помогу.
Вика встала и подошла к столику. Налила себе минералки. Ощущение было такое, что все это ей снится. Полный бред.
— Для начала я устрою тебя на работу, — заявила Марина.
— Куда?!
— На работу к нам домой. Няней. Или гувернанткой. Как тебе больше нравится?
— Но у меня есть работа! Я что, должна уволиться?
— Конечно. Мой муж будет платить тебе в пять раз больше. Если тебе необходим твой педстаж, мы устроим тебя через агентство.
Вика не знала, что сказать. В голове все перепуталось. Происходящее так мало походило на реальность, что хотелось ущипнуть себя посильнее и скорее проснуться. Но перед ней на больничной койке лежал вполне реальный больной человек. И ждал от Вики конкретной помощи.
— Допустим, я пойду к вам работать. Допустим, что у меня это получится, хотя я сильно сомневаюсь. Я не представляю себе, что нужно делать. Допустим, все это произошло. И что дальше?
— Самое главное, чтобы ты понравилась девочкам. Мой муж.., он, понимаешь, не привык руководствоваться чувствами. Он человек дела, он живет умом. И.., когда меня не станет, он, естественно, придет к выводу, что надо жениться, чтобы у девочек была мать. И свою будущую жену он станет выбирать умом. Умом, а не сердцем. Я в этом почти уверена.
— Что ты хочешь сказать? Я должна буду выбрать ему жену и подсунуть?
— Да. То есть не совсем. Ты должна будешь сделать так, чтобы он женился на тебе.
— Что? — Виктория едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. — На мне?! Извини, Марин, но здесь ты явно переборщила. Посмотри на меня внимательно. Я не из тех, на кого западают мужчины. По крайней мере такие респектабельные, как твой. Тип не тот. И потом, если бы я умела строить глазки и тому подобное, я давно бы уж была замужем. А я в этом смысле крайне не уверена в себе.
— Чушь! — быстро возразила Марина. — Ты очень привлекательна. Просто ты себя запустила. Завлекать и не придется. Ты просто должна убедить его, что ты — лучший вариант. Убедить действиями. Перетянуть на свою сторону девчонок. У тебя получится! Не зря же ты победила в конкурсе «Учитель года»…
Марина осеклась, сообразив, что ляпнула лишнее. Виктория, в свою очередь, уставилась на нее.
— Откуда такие сведения?
— Ну.., мне случайно попалась статья в областной газете. Там так хорошо о тебе пишут. Что школа — это твоя семья. И что, не имея своих детей, ты всю любовь отдаешь ученикам.
— Так пишут о любой старой деве! — взвилась Виктория, — Так это статья в газете дала толчок твоей идее, я правильно поняла? Ничего себе…
Марина молча поблескивала зрачками. Этот блеск в глазах говорил о большом запасе аргументов. Она хорошо подготовилась к встрече с подругой. Виктория же, напротив, оказалась совершенно не готова к подобной ситуации. Марина все просчитала. Она нарочно не упомянула в записке о больнице, чтобы Виктория даже близко не заподозрила, о чем пойдет речь. Марина лежала бледная, слабая. Ее тонкие пальцы крепко сжимали уголок пододеяльника, но в своей беспомощности она сейчас была все же сильнее Виктории, и обе это чувствовали.
— Да, подружка.., ты — молодец, — похвалила Вика, прохаживаясь по палате. — А обо мне ты подумала?
— Подумала! — с готовностью подхватила Марина. — О тебе я тоже много думала! Я же спросила — есть ли у тебя мужчина? Если бы ты сказала «есть», я бы не заикнулась ни о чем, будь уверена! Но ты сказала «нет». Неужели лучше остаться одной, жить проблемами родни — матери, сестры, отца, чем попробовать построить свою жизнь? Ты можешь быть счастлива с Максом.., и сама дашь счастье ему и детям.
— Ты меня переоцениваешь.
— Ни в коем случае! — Марина говорила так горячо, что Виктория опасалась, как бы той не стало плохо. — Ты только подумай, ну что тебя ждет в той твоей жизни? Все время одно и то же — уроки, экзамены, вечная нехватка денег, ворчание матери, приставания начальника. Ты обречешь себя на одиночество. Ты только будешь нянчить детей сестры, тогда как она, молодая и здоровая, вполне может справиться с этим сама! Они тебя используют, ты разве не чувствуешь?
— А ты.,. — тихо перебила Виктория, — ты разве не собралась использовать меня?
— Я хочу подарить тебе счастье! — горячо возразила Марина. — Отдать тебе все свое: свою комнату, свою машину, своего мужа, своих детей! Разве этого мало? С Максом ты сможешь родить еще ребенка, он всегда хотел мальчика. Ты сможешь одеваться, как тебе хочется, отдыхать за границей, путешествовать…
— Хватит! — остановила ее Виктория. — Не надо рисовать мне райскую жизнь, я не ребенок. Я очень люблю тебя и помню все, и дорожу нашей дружбой, но… Тебе не кажется, что ты просишь о невозможном?
— О странном — может быть, но не о невозможном. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы все обдумать, но у меня его нет! Мне осталось совсем немного. Я не могу ждать, пока в твоей голове все переварится. Ты должна просто довериться мне. Посмотри на меня. Ты что, отказываешь мне в помощи?
На глазах у Марины блеснули слезы. Этот факт моментально дернул в Виктории за какую-то ниточку, и в глазах защипало.
— Я не знаю, — протянула она. — Можно мне подумать хотя бы неделю?
— Нет. Если ты уедешь, то можешь не вернуться. Это исключено.
— Не собираешься же ты меня держать как пленницу здесь, в больнице? Мне нужно собрать хотя бы кое-какие вещи…
Марина покачала головой. Решимость в ее глазах не уступала место никаким другим чувствам. Вероятно, решимость придавала ей сил.
— Я забронировала номер в гостинице, сейчас ты отправишься туда. Вот деньги. — Марина достала из-под подушки маленький кожаный кошелек. — Купи себе все, что нужно на первое время. А домой позвони. И на работу. Сегодня я скажу мужу, что в агентстве подобрали для нас няню. Обговорю с ним все детали, а завтра ты прямо с утра отправишься к нам домой. Адрес в кошельке.
Вика ничего не успела возразить — вошла медсестра делать укол.
— Все, Викушенька, иди. Сейчас у меня укол, потом Макс привезет девочек. А завтра звони мне уже из дома.
Медсестра заслонила от Вики Марину. Виктория потопталась, молча собрала свои вещи и вышла.
Уже в коридоре она надела плащ, сунула в карман кошелек. На улице Вика остановилась.
В больничном сквере гуляли больные с посетителями. Сквозь молодую листву пробивалось весеннее солнце. Вика все еще находилась в полугипнотическом состоянии. В ушах стоял настойчивый голос Марины, а перед глазами парило ее бледное лицо.
Ноги отказывались повиноваться. Неужели она, Вика, все-таки даст втянуть себя в эту авантюру? Да она уже подчинилась чужой воле, как марионетка! Что она скажет матери? На работе все просто обалдеют. Особенно Петровна.
Виктория села на лавочку в сквере. Достала из кошелька бумажку с инструкцией и прочитала: гостиница «Горизонт», автобусы №№ 3, 14, 244. Остановка «Кинотеатр „Мир“».
Она не могла не восхититься подругой. Марина всегда была прекрасным организатором. Она, как всегда, учла все мелочи! Вике оставалось неукоснительно следовать инструкциям. Как во сне она села в указанный автобус, как робот вышла на указанной остановке.
В гостинице она поняла, что смертельно устала, и, уснув при свете дня, проспала до утра.
Проснулась с твердым убеждением, что все вчерашнее — кошмарный сон. Не может быть у Марины никакой неизлечимой болезни. Зря она себе накрутила все эти фантазии вокруг мужа и детей. Чушь собачья. Она поправится, и все у нее будет хорошо. Потому что не может быть плохо, когда такое солнце бьет в окно.
Через час Вика вышла из гостиницы с решительным намерением сообщить о своих выводах Марине и сразу же уехать в родной Первомайск. На душе было легко и пусто. Ее утренние размышления подтверждало все вокруг своим свежеумытым весенним видом. И детский сад с флажками на перекрестке, и музыка из раскрытого настежь окна, и на редкость улыбчивая кондукторша в автобусе. И вдобавок, когда Вика вышла из автобуса у больницы, на остановке она увидела двух глухонемых, которые хохотали! Две глухонемые девчонки лет по четырнадцать знаками показывали друг другу что-то смешное и беззвучно заливались.
Нет, явно все вчерашнее — фантазия воспаленного воображения. Или же — шутка подруги. На Марину это, кстати, похоже. Сейчас она встретит Вику улыбкой до ушей и словами: «Ну как, здорово я тебя разыграла?»
* * *
В больничном сквере утренняя решимость стала медленно таять. Вика села на скамейку. Сквер был еще пуст — рано. Но и когда он потихоньку начал наполняться людьми, Викино настроение больше уже не покачнулось на весах здравого смысла. К ней неукоснительно возвращался вчерашний кошмар.В принципе она может никуда и не заходить. Может сейчас взять вот так и тихо уехать восвояси. А потом обо всем написать Марине. В письме даже лучше получится, аргументированнее. Придя к такому простому решению, Виктория поднялась и.., не сделала ни шагу.
Среди посетителей, спешащих от центрального входа к большому мраморному крыльцу, она увидела мужчину и двух девочек. Это потом она уже анализировала, почему именно на них остановился взгляд. А тогда она просто схватила их взглядом и подумала: они. Хотя знала, что прийти к Марине они должны были вчера, сразу после нее.
Мужчина шел быстро, полы его длинного плаща развевались, и волосы развевались. Волосы были не по моде длинны — как у артиста или художника. Две девочки бежали за ним вприпрыжку, не забывая шлепнуть ногой в лужу и изредка черкнуть за собой след цветным мелком. На крыльце мужчина остановился, что-то коротко бросил девочкам и скрылся за стеклянными дверьми. Девочки остались стоять на крыльце. Впрочем, «стоять» — это явное преувеличение. Они, конечно же, не стояли в общепринятом смысле. Сначала потолкали друг друга плечами. Потом маленькая, поняв, что несколько уступает большой в силе толчка, отошла и насупилась. Затем она что-то увидела и позвала старшую. Сестры опустились на корточки и стали что-то усердно рассматривать на мраморном полу, уткнувшись друг в друга лбами. Вика поймала себя на мысли, что не прочь узнать, что такое заинтересовало детей. Они шевелили губами, тихо переговариваясь.
Девочки так низко склонились к объекту своего внимания, что буквально давили друг на друга головами. Вдруг та, что постарше, потеряла равновесие и повалилась на пол. Младшую заметно развеселил такой ход событий, и тем не менее она бросилась на подмогу сестре, и через секунду-другую обе, забыв о том, что их увлекало минуту назад, вместе отряхивали одежду потерпевшей.
Виктория улыбнулась. Она так и осталась стоять с застывшей улыбкой на лице, когда появились ОНИ. Мужчина открыл тяжелую стеклянную дверь и пропустил на крыльцо Марину. Она была все в том же длинном халате и наброшенном сверху плаще. И в тапочках. Девочки, увидев мать, налетели как маленький ураган. У Виктории внутри что-то екнуло, она даже подалась вперед, инстинктивно стремясь оберечь Марину от толчка. То же произошло и с мужчиной — он быстро подвинулся, вовремя протянул руку, приняв тяжесть детей на себя. Марина наклонилась и расцеловала девочек. Тогда Макс деловито огляделся, что-то сказал им и вдруг ловко подхватил Марину на руки.
Виктория попятилась назад, за скамью, в гущу квадратно подстриженных кустов, за густую прическу плакучей ивы. Семейство направлялось сюда, в сквер.
Теперь Виктория была обречена стоять здесь все свидание — выйди она на асфальтовую дорожку, ведущую к проходной, и ее сразу заметят. Здесь, в кустах, она со стороны выглядела довольно глупо, но зато оставалась невидимой для Марины и ее спутников.
Макс посадил Марину на скамейку и сел рядом. Характерным жестом он убрал со лба прядь прямых каштановых волос, тряхнул головой. Они о чем-то тихо переговаривались. Правда, дети с трудом пережидали момент беседы родителей, мечтая вклиниться. Марина с Максом сидели спиной к Виктории, а дети стояли перед ними, поэтому Вике хорошо было видно их нетерпение. Наконец младшей, которая до этого потихоньку тянула рукав Марининого плаща, удалось вклиниться в беседу родителей, и она затараторила, жадно глядя в глаза матери, явно опасаясь, что ее перебьют. О чем малышка так эмоционально рассказывала? Наверное, за те дни, что она не видела матери, у нее скопилось достаточно историй. Старшая же стояла у младшей за спиной и покорно ждала своей очереди. Но минуты текли, а младшая все не умолкала. Макс уже посматривал на часы. Тогда в лице у старшей девочки появилась тревога. Она плечом стала теснить сестру, но несильно, как-то обреченно отдавая пальму первенства. Виктория вдруг почувствовала девочкину тревогу. Рядом будто поставили песочные часы — песок тек настолько быстро и явственно, что хотелось разбить стекло, тем самым остановив время.
Между тем мужчина поднялся, показывая, что время истекло. Младшая с сожалением отпустила материну руку, не отводя от нее глаз. У старшей моментально покраснел нос, а на глазах выступили слезы. Ей-то времени не хватило! Она с нескрываемой досадой глянула на сестру и с неутоленной жаждой — на мать. Виктории стало по-настоящему больно. Как знакомо все это! Она тоже старшая в семье, и всю жизнь ей приходится уступать. Родителям же удобно принимать это как должное.
Марина, кажется, ничего не замечала. Она давала последние наставления мужу, он кивал, торопливо докуривая сигарету. Потом он снова подхватил жену на руки и понес через лужи назад, на крыльцо. Малышка побежала за ними, а старшая осталась стоять, отвернувшись. Вике хорошо были видны полоски слез на детском лице. Хотелось выйти из своего укрытия и утешить ребенка. Но сделать это было нельзя. Между тем Макс уже несся назад, держа на руках младшую дочь. Он раздраженно что-то бросил старшей и дернул ее за руку. Они прошли так близко от Виктории, что она уловила запах его одеколона. Виктория еле сдержалась от того, чтобы не рвануть прочь. Она вытянулась в струнку и почти перестала дышать. Ноги затекли. Она наблюдала, как Макс усадил детей в золотисто-песочную иномарку и укатил. Дети долго уныло смотрели назад, в сторону больницы.
Глава 3
— Да, да, проходите. Я вас жду. — Мужчина впустил гостью в просторную светлую прихожую, слегка небрежным движением показал на блестящую металлическую вешалку:
— Раздевайтесь.
Виктория повесила плащ и двинулась за Максом. То есть за его непроницаемой спиной. «Спина» привела ее в кабинет. Виктория моментально почувствовала себя героиней сериала — до того декорации соответствовали. Судя по всему, предпочтение в квартире отдавалось светлым тонам. Даже кабинет, обставленный по-деловому — с компьютером, принтером, вентилятором и телефоном, — был выдержан в мажорных тонах, под стать погоде за окном. Светлый полированный стол, белые книжные полки под потолок обрамлялись кремовой мягкой мебелью, включая стулья с ворсистыми сиденьями. Лишь металлические канцелярские штучки на столе поблескивали, напоминая, что хозяин здесь — деловой мужчина.
Виктория с большим сомнением ступила на кофейного цвета ковер и осторожно опустилась на предложенный ей стул.
Мужчина сел в крутящееся кресло за столом и молча взирал на Викторию. Ей в ответ неудобно было столь же откровенно рассматривать хозяина, и она, в рамках приличия, скользила взглядом туда-сюда. Она чувствовала на себе его изучающий взгляд и подумывала: наверняка недоумевает, бедный, как в такой корове могли угнездиться все те добродетели, которыми щедро наделила ее Марина. Уж она, наверное, постаралась, не жадничала на эпитеты.
Словно отвечая на ее мысли, Макс сказал:
— Ну что ж… Жена сказала мне, что вас порекомендовали ей в агентстве как очень опытную.., ну, что-то в этом духе. Ничего не имею против.
Виктория сглотнула. Она совершенно не представляла, что должна говорить и о чем спрашивать. Поэтому предпочла молча кивать. Теперь, когда муж Марины заговорил, Виктория получила прекрасную возможность рассмотреть его. Он был, что называется, интересный мужчина.
Даже когда Макс сидел, можно было сделать заключение, что рост у него выше среднего. Широкие плечи, уверенно развернутые, обтянуты тонкой тканью светло-голубой рубашки. Волосы, откинутые назад, открывали высокий лоб, под которым жили деловитые ореховые глаза. А рот… Виктория заморгала. Она поняла, что отвлеклась и уже не слышит, что говорит хозяин.
— Должен признаться вам, Виктория… — Он замялся и вопросительно глянул на нее.
— Викторовна, — отозвалась Вика и поспешно добавила:
— Можно просто Вика.
— Так вот, Виктория, не стану скрывать — с тех пор как жена заболела, в нашем доме сменилось несколько нянь. Никто из них не задержался больше двух недель.
— В чем причина? — моргнула Виктория и тут же споткнулась о собственную мысль: она говорит словечками Ольги Петровны! Если ученик опаздывал на урок или родители, не дай Бог, не являлись на родительское собрание, та методично изводила виновника неизменной фразой: «В чем причина?»
Вика прикусила язык.
— Причина? — Макс дал волю глазам, и те заблестели искрами иронии. — Причина, наверное, кроется в моих непомерных требованиях… Да, наверное, в них.
— В ваших требованиях? — переспросила Вика.
«Он меня запугивает, — решила она. — Я ему не понравилась, и он меня запугивает. Ему хочется посмотреть, как я подхвачу свой плащ и помчусь назад, не дожидаясь лифта».
Макс откинулся назад и сложил руки на груди. Он неторопливо кивнул.
— Могу я уточнить — что за требования? — тихо, с самым невинным видом поинтересовалась Виктория.
— Видите ли.., воспитанием девочек всегда занималась жена, я в это не вникал. Она сама отвозила девочек в школу, в сад, куда надо. Сама и забирала. Утренники, родительские собрания, школа танцев и прочее, что она считала важным для девочек. Честно говоря, затрудняюсь перечислить. Так вот она, видите ли, приболела. Но мы не хотим, чтобы дети это почувствовали и оказались лишены всего этого.
Когда он заговорил о жене, ирония в глазах растаяла, уступив место озабоченности. Виктория сразу почувствовала себя свободнее. Он как будто забыл о ней, переключившись в мыслях на Марину.
— Так вот.., требования мои таковы: няня должна жить здесь, у нас, постоянно. Она имеет право на один выходной в неделю и отпуск — три недели в год. В любое удобное для нее время.
Он выразительно посмотрел на Вику. Последнее предложение, вероятно, должно было смягчить предыдущие. Не услышав возражений, Макс продолжал:
? — От вас требуется полный присмотр за девочками. Их уроки, внешний вид, режим. Все это вы уточните с моей женой по телефону. Я же хотел бы одного: чтобы у меня не было проблем с детьми ни дома, ни в школе.
Викторию так и подмывало сделать книксен и сказать: «Да, сэр». Ишь раскомандовался! Похоже, он смотрит на нее как на вещь, которую зачем-то купили и некуда поставить. А надо.
Подумать только! Ему придется мириться с присутствием в доме постороннего человека круглосуточно! Да, ему можно посочувствовать. Виктория улыбнулась:
— Я согласна.
После ее ответа Макс как-то сразу сник. Потерял к ней всякий интерес.
— Ваша комната напротив детской, — проинструктировал он.
И включил компьютер. Больше он уже не удостоил ее взглядом.
Вика прикрыла за собой дверь кабинета.
Ну и что дальше? Она прошла через вычурную в своем великолепии гостиную, миновала коридор и толкнула указанную дверь. Комнатка оказалась довольно милой. Здесь стояли аккуратно застеленная кровать и маленький диванчик. Еще были шкаф для белья и, что самое главное, пианино. Инструмент был не новый, тем и хорош. Такие старые, разыгранные инструменты больше привлекали Викторию. Она не удержалась, открыла крышку и пробежала пальцами по клавишам. Инструмент был настроен и прекрасно звучал. Вероятно, Марина садилась иногда помузицировать, вспомнить детство золотое. Вика села, попробовала педаль, потом глянула в окно, где у открытой форточки трепетала прозрачная занавеска, и заиграла Моцарта. От того, что инструмент оказался настроен и с готовностью отзывался на ее прикосновения, у Вики немного поднялось настроение. Она представила кислую физиономию директора, когда она позвонит и заявит, что увольняется. Ехидное выражение лица Ольги Петровны и злость той по поводу конкурса и Сосницыной.
Нет, определенно тут не так уж и плохо… Пусть Марина поправляется, возможно, ее паника напрасна, а она, Вика, пока постарается быть полезной. Все к лучшему.
Ее размышления прервал хозяин. Дверь открылась неслышно, и Вика заметила его только тогда, когда он вырос рядом с инструментом. Она поспешно вскочила и вытянулась перед ним, как школьница перед учителем. Мысленно ругнула себя за такое глупое поведение, но было поздно.
— Вы неплохо играете, — похвалил он.
Вика скромно пожала плечами. Она собиралась доложить, что некогда окончила консерваторию, но не успела.
— А языками вы тоже владеете?
Вика посмотрела на хозяина выразительно, едва удержавшись от колкости. «Как же! — подумала она. — И консерватория, и языки, и крестиком вышиваю. И делать мне больше нечего, кроме как к тебе в няньки наниматься».
— Нет, языки я не очень, — призналась она. И сразу вспомнила, как они с Мариной в детстве возвращались по четвергам с хора и всю дорогу болтали на тарабарском языке: «При-я при-хо при-чу при-мо при-ро при-же при-но при-е. — При-плом при-бир!»
Первые слоги можно было менять и тем самым разнообразить лексику до бесконечности. Другими языками она в свое время не увлекалась.
— Нет так нет, — отозвался он. — Надеюсь на интуицию жены. Прошлых двух нянь нанимал я сам и.., как видите.
Он развел руками. Вика скромно промолчала.
— Я, собственно, зашел сказать, что пора ехать за девочками. Машина внизу, вот ключи.
Он положил на пианино ключи от машины. Виктория остолбенела. Она воззрилась на ключи как баран на новые ворота.
— Я не умею водить, — проблеяла она с теми интонациями, с которыми пассажиры тонущего корабля молят о спасательном жилете. Хозяин уставился на нее.
— Как? Не умеете водить? — Поскольку она молчала, он прошел к окну, не скрывая разочарования. — Не знаю, что вам и сказать… Но ведь в моих пожеланиях, оставленных в агентстве, ясно сказано: обязательны водительские права! Разве с вами это не обсуждалось?
Виктория быстро соображала. Это промашка Марины. Она даже не упомянула, что в обязанности няни входит возить детей по городу.
— Нет, — непритворно засокрушалась Вика. — Этот пункт как-то упустили из виду.
Макс взглянул на часы. Возникшее обстоятельство ему явно не нравилось. Перспектива самому мотаться несколько раз в день в разные концы города вызвала у него нескрываемую досаду.
— Обсудим это позже, — буркнул он. — А теперь собирайтесь. Поедем вместе.
Виктория с готовностью вылетела в коридор. Весь путь от дома до школы она напряженно пыталась запомнить дорогу. Зачем, спрашивается? Можно подумать, что завтра она сядет за руль. Так или иначе, но расслабиться не удавалось. Напряжение достигло критической точки, когда машина остановилась и от школьного крыльца отделились две яркие точки и покатились, как горошины. Дети Марины попрыгали в машину и сразу уставились на Викторию. Широко распахнули все четыре глаза…
— Раздевайтесь.
Виктория повесила плащ и двинулась за Максом. То есть за его непроницаемой спиной. «Спина» привела ее в кабинет. Виктория моментально почувствовала себя героиней сериала — до того декорации соответствовали. Судя по всему, предпочтение в квартире отдавалось светлым тонам. Даже кабинет, обставленный по-деловому — с компьютером, принтером, вентилятором и телефоном, — был выдержан в мажорных тонах, под стать погоде за окном. Светлый полированный стол, белые книжные полки под потолок обрамлялись кремовой мягкой мебелью, включая стулья с ворсистыми сиденьями. Лишь металлические канцелярские штучки на столе поблескивали, напоминая, что хозяин здесь — деловой мужчина.
Виктория с большим сомнением ступила на кофейного цвета ковер и осторожно опустилась на предложенный ей стул.
Мужчина сел в крутящееся кресло за столом и молча взирал на Викторию. Ей в ответ неудобно было столь же откровенно рассматривать хозяина, и она, в рамках приличия, скользила взглядом туда-сюда. Она чувствовала на себе его изучающий взгляд и подумывала: наверняка недоумевает, бедный, как в такой корове могли угнездиться все те добродетели, которыми щедро наделила ее Марина. Уж она, наверное, постаралась, не жадничала на эпитеты.
Словно отвечая на ее мысли, Макс сказал:
— Ну что ж… Жена сказала мне, что вас порекомендовали ей в агентстве как очень опытную.., ну, что-то в этом духе. Ничего не имею против.
Виктория сглотнула. Она совершенно не представляла, что должна говорить и о чем спрашивать. Поэтому предпочла молча кивать. Теперь, когда муж Марины заговорил, Виктория получила прекрасную возможность рассмотреть его. Он был, что называется, интересный мужчина.
Даже когда Макс сидел, можно было сделать заключение, что рост у него выше среднего. Широкие плечи, уверенно развернутые, обтянуты тонкой тканью светло-голубой рубашки. Волосы, откинутые назад, открывали высокий лоб, под которым жили деловитые ореховые глаза. А рот… Виктория заморгала. Она поняла, что отвлеклась и уже не слышит, что говорит хозяин.
— Должен признаться вам, Виктория… — Он замялся и вопросительно глянул на нее.
— Викторовна, — отозвалась Вика и поспешно добавила:
— Можно просто Вика.
— Так вот, Виктория, не стану скрывать — с тех пор как жена заболела, в нашем доме сменилось несколько нянь. Никто из них не задержался больше двух недель.
— В чем причина? — моргнула Виктория и тут же споткнулась о собственную мысль: она говорит словечками Ольги Петровны! Если ученик опаздывал на урок или родители, не дай Бог, не являлись на родительское собрание, та методично изводила виновника неизменной фразой: «В чем причина?»
Вика прикусила язык.
— Причина? — Макс дал волю глазам, и те заблестели искрами иронии. — Причина, наверное, кроется в моих непомерных требованиях… Да, наверное, в них.
— В ваших требованиях? — переспросила Вика.
«Он меня запугивает, — решила она. — Я ему не понравилась, и он меня запугивает. Ему хочется посмотреть, как я подхвачу свой плащ и помчусь назад, не дожидаясь лифта».
Макс откинулся назад и сложил руки на груди. Он неторопливо кивнул.
— Могу я уточнить — что за требования? — тихо, с самым невинным видом поинтересовалась Виктория.
— Видите ли.., воспитанием девочек всегда занималась жена, я в это не вникал. Она сама отвозила девочек в школу, в сад, куда надо. Сама и забирала. Утренники, родительские собрания, школа танцев и прочее, что она считала важным для девочек. Честно говоря, затрудняюсь перечислить. Так вот она, видите ли, приболела. Но мы не хотим, чтобы дети это почувствовали и оказались лишены всего этого.
Когда он заговорил о жене, ирония в глазах растаяла, уступив место озабоченности. Виктория сразу почувствовала себя свободнее. Он как будто забыл о ней, переключившись в мыслях на Марину.
— Так вот.., требования мои таковы: няня должна жить здесь, у нас, постоянно. Она имеет право на один выходной в неделю и отпуск — три недели в год. В любое удобное для нее время.
Он выразительно посмотрел на Вику. Последнее предложение, вероятно, должно было смягчить предыдущие. Не услышав возражений, Макс продолжал:
? — От вас требуется полный присмотр за девочками. Их уроки, внешний вид, режим. Все это вы уточните с моей женой по телефону. Я же хотел бы одного: чтобы у меня не было проблем с детьми ни дома, ни в школе.
Викторию так и подмывало сделать книксен и сказать: «Да, сэр». Ишь раскомандовался! Похоже, он смотрит на нее как на вещь, которую зачем-то купили и некуда поставить. А надо.
Подумать только! Ему придется мириться с присутствием в доме постороннего человека круглосуточно! Да, ему можно посочувствовать. Виктория улыбнулась:
— Я согласна.
После ее ответа Макс как-то сразу сник. Потерял к ней всякий интерес.
— Ваша комната напротив детской, — проинструктировал он.
И включил компьютер. Больше он уже не удостоил ее взглядом.
Вика прикрыла за собой дверь кабинета.
Ну и что дальше? Она прошла через вычурную в своем великолепии гостиную, миновала коридор и толкнула указанную дверь. Комнатка оказалась довольно милой. Здесь стояли аккуратно застеленная кровать и маленький диванчик. Еще были шкаф для белья и, что самое главное, пианино. Инструмент был не новый, тем и хорош. Такие старые, разыгранные инструменты больше привлекали Викторию. Она не удержалась, открыла крышку и пробежала пальцами по клавишам. Инструмент был настроен и прекрасно звучал. Вероятно, Марина садилась иногда помузицировать, вспомнить детство золотое. Вика села, попробовала педаль, потом глянула в окно, где у открытой форточки трепетала прозрачная занавеска, и заиграла Моцарта. От того, что инструмент оказался настроен и с готовностью отзывался на ее прикосновения, у Вики немного поднялось настроение. Она представила кислую физиономию директора, когда она позвонит и заявит, что увольняется. Ехидное выражение лица Ольги Петровны и злость той по поводу конкурса и Сосницыной.
Нет, определенно тут не так уж и плохо… Пусть Марина поправляется, возможно, ее паника напрасна, а она, Вика, пока постарается быть полезной. Все к лучшему.
Ее размышления прервал хозяин. Дверь открылась неслышно, и Вика заметила его только тогда, когда он вырос рядом с инструментом. Она поспешно вскочила и вытянулась перед ним, как школьница перед учителем. Мысленно ругнула себя за такое глупое поведение, но было поздно.
— Вы неплохо играете, — похвалил он.
Вика скромно пожала плечами. Она собиралась доложить, что некогда окончила консерваторию, но не успела.
— А языками вы тоже владеете?
Вика посмотрела на хозяина выразительно, едва удержавшись от колкости. «Как же! — подумала она. — И консерватория, и языки, и крестиком вышиваю. И делать мне больше нечего, кроме как к тебе в няньки наниматься».
— Нет, языки я не очень, — призналась она. И сразу вспомнила, как они с Мариной в детстве возвращались по четвергам с хора и всю дорогу болтали на тарабарском языке: «При-я при-хо при-чу при-мо при-ро при-же при-но при-е. — При-плом при-бир!»
Первые слоги можно было менять и тем самым разнообразить лексику до бесконечности. Другими языками она в свое время не увлекалась.
— Нет так нет, — отозвался он. — Надеюсь на интуицию жены. Прошлых двух нянь нанимал я сам и.., как видите.
Он развел руками. Вика скромно промолчала.
— Я, собственно, зашел сказать, что пора ехать за девочками. Машина внизу, вот ключи.
Он положил на пианино ключи от машины. Виктория остолбенела. Она воззрилась на ключи как баран на новые ворота.
— Я не умею водить, — проблеяла она с теми интонациями, с которыми пассажиры тонущего корабля молят о спасательном жилете. Хозяин уставился на нее.
— Как? Не умеете водить? — Поскольку она молчала, он прошел к окну, не скрывая разочарования. — Не знаю, что вам и сказать… Но ведь в моих пожеланиях, оставленных в агентстве, ясно сказано: обязательны водительские права! Разве с вами это не обсуждалось?
Виктория быстро соображала. Это промашка Марины. Она даже не упомянула, что в обязанности няни входит возить детей по городу.
— Нет, — непритворно засокрушалась Вика. — Этот пункт как-то упустили из виду.
Макс взглянул на часы. Возникшее обстоятельство ему явно не нравилось. Перспектива самому мотаться несколько раз в день в разные концы города вызвала у него нескрываемую досаду.
— Обсудим это позже, — буркнул он. — А теперь собирайтесь. Поедем вместе.
Виктория с готовностью вылетела в коридор. Весь путь от дома до школы она напряженно пыталась запомнить дорогу. Зачем, спрашивается? Можно подумать, что завтра она сядет за руль. Так или иначе, но расслабиться не удавалось. Напряжение достигло критической точки, когда машина остановилась и от школьного крыльца отделились две яркие точки и покатились, как горошины. Дети Марины попрыгали в машину и сразу уставились на Викторию. Широко распахнули все четыре глаза…