Страница:
Пару недель спустя произошло очень важное для меня событие. Другая бабушка, которая жила в отдельной квартире, собралась ехать в Казахстан в гости к старой подруге. "Черепа" нагрузили ее поручениями - купить там дешевых продуктов, а главное - мяса. У нас магазинах давно уже хорошей еды не продавалось. Уезжая, ключ от своей квартиры бабушка оставила моим родителям. Это и было главным событием. Недолго думая, я стащил ключ. Днем отнес в квартиру магнитофон с катушками группы "Назарет", купил бутылку марочного вина, а вечером отправился к Тане. Ехали мы на квартиру практически молча. Каждый думал о своем. Я задавался мучавшим меня вопросом: "Получится или нет? Стану ли я, наконец, мужчиной?" Когда были на месте, я включил "Назарет" и открыл бутылку вина. Выпили по паре рюмок. Я начал "приставать" к Татьяне. Она была не против приставаний. Набравшись наглости, я сунул руку Тане под кофточку и нащупал грудь, ту самую, которой она когда-то в детстве стеснялась. Потом рука моя пошла ниже, наткнувшись на резинку плавочек. - Чего мы мучаемся, - вдруг воскликнула Татьяна, и мы стали сбрасывать с себя одежду. Оставшись голяком, мы продолжали целоваться. Я неловко повалил Танечку на диван, не забыв взгромоздиться сверху. Это было не вполне удобно, так как я забыл впопыхах разложить узкий полутораспальный диван. Да и до того ли мне было? Адреналин до предела заполнил мой мозг, глаза я прикрыл, оставив узкие щелочки - так меньше стыда. Теперь можно и совокупиться. "А получится?" - мелькнула ужасающая мысль. Полтора года назад я привел одноклассницу-второгодницу на деревенский сеновал, сунул ей меж ног указательный палец, но дальше дело не пошло. Я просто не знал, как это делается. "Зато теперь знаю, все свидетели и участники подобного мероприятия опрошены," - подумал я. - "Главное все сделать как можно быстрее. Пока она не передумала." Я так и поступил: быстро вошел в нее и еще быстрее начал делать свое геройское дело. Говорят, что человек видит Рай три раза в жизни: при рождении, во время первой близости и перед самой смертью. Не знаю, я ничего не видел. У меня были прикрыты глаза. А разве увидишь Рай через узкие щелочки? - Не траться, - попросила Таня. Я догадался, что слишком уж рьяно взялся за дело. Но в ту же секунду она переместила меня в нижнее положение, а сама уселась сверху, взяв инициативу в свои руки. Пауза в несколько секунд вкупе с большим нервным напряжением сделали свое дело. Моя совесть и гордость, мой детородный орган стал размякать, терять размеры и вообще превращаться в теплую влажную тряпочку. Татьяна увеличила темп, но все было безуспешно. Тогда она попробовала радикальный метод - взяла "тряпочку" в рот. Временами казалось, что он сейчас окрепнет, нальется живительными соками, и в этот момент Татьяна прекращала свою миссию реаниматора и вновь усаживалась сверху. Но все было безуспешно. Не знаю как, но мне все же удалось кончить. Тихо так, без апплодисментов и криков "Браво!". Таня это так и не заметила. А когда я сказал ей об этом, сразу пошла в ванную в противозачаточных целях. До общежития мы добрались молча. Лишь прощаясь, она сказала: - Давай останемся друзьями. - Давай! - охотно согласился я, хотя совершенно не понял, какой смысл она вкладывала в свои слова. Спрашивать было неудобно после всего, что не произошло. "Интересно! Считается, что я стал мужчиной или нет, учитывая все обстоятельства?" - думал я, возвращаясь домой.
- Давай, я буду называть тебя братишкой, - предложила в одну из встреч Таня. - А я тебя сестренкой, - охотно согласился я. После неудачного пикника на бабушкиной квартире, наши отношения практически не изменились. Мы также регулярно встречались, бродили среди унылых зданий и разговаривали. Иногда ходили в кино. Один раз даже зашли в алкогольный бар, платила Татьяна - отмечала свою зарплату. И все-таки что-то произошло. Поцелуи стали менее долгими, объятья - менее жаркими. Уединиться на какойнибудь квартирке мы не предпринимали попыток. Впрочем, и возможности такой не было. Клуб филофонистов я забросил - ходить туда теперь мне было совсем неинтересно. Однажды утром ко мне подошел отец. - Тетя Катя умерла. На похороны пойдешь? Тетка была моей дальней родственницой. Я и видел-то ее несколько раз всего, но делать было нечего, к тому же, говорили, что она меня когда-то немного нянчила, поэтому я согласился. Атмосфера на похоронах была... Впрочем, об этом можно догадаться. Скорбно постояв у гроба, я двинулся в другую комнату. Здесь последнее время жила покойная. Запах умирающего человека уже выветрился, видимо комнату тщательно проветривали. На подоконнике стоял большой полиэтиленовый пакет с лекарствами. Я нехотя шевельнул его рукой. - Ничего интересного, - раздался голос у меня за спиной. Я повернул голову. Это был один из родственников. - У Катерины Ивановны был рак мочевого пузыря. Уже ясно было, что она скоро умрет. Поэтому ее не лечили, а только боль снимали. - А я аспирин хотел найти. Что-то голова побаливает. - Видимо она тебя вспоминает пока где-то здесь. Она же нянчила тебя. Мы все испытываем недомогание. Самое позднее, на девятый день все пройдет. К тому времени у нее много других, более важных дел будет. Мужчина помолчал. - Пойдем я тебе аспирин дам, у меня есть. А эти лекарства все переписаны. За ними скоро из поликлиники приедут и заберут. Через пять минут я вернулся в комнату и разворошил пакет. Внутри наличествовал полный набор интересующих меня лекарств. Я сунул запазуху три упаковки морфия, четыре - промедола и пару стеклянных пузырьков с промедолом в таблетках. Это была лишь часть наркотических лекарств. Все брать было опасно. Хотя и так был определенный риск. Лекарства-то переписаны. Церемонию похорон я покорно вытерпел. Причинял неудобство лишь морфий. При каждом моем резком движении он противно шелестел, так как упакован был в полиэтиленовые пачки, закатанные в фольгу. На кладбище я не поехал, рванул домой. Пока "черепов" не было, выложил награбленное и поразился. Если продать все это на черном рынке, то на вырученные деньги можно купить "Волгу". Но продавать лекарства я не собирался. Засунув в дальний угол тумбочки ампулы, я положил в карман лишь пузырек с промедолом в таблетках и пошел к Татьяне. - А у меня для тебя маленький сюрприз, - заявил я ей при встрече. - Дай мне свою руку. Таня протянула ладонь и я выложил на нее пузырек. - Где достал? - На похоронах, - честно ответил я. Моя подруга очень взволновалась. - А еще есть? - Тебе что, этого мало? - Не в этом дело. Когда обнаружат пропажу, может милиция нагрянуть и отыскать их. - Да на меня и не подумают родственники. А если и подумают, то виду не подадут. Зачем им клин вбивать между родней? - Всякое бывает. Ты должен все лекарства отдать мне. - А если у тебя найдут? - У меня не найдут. Я умею прятать. - А если? - Тогда загремлю только я. А вот если у тебя найдут, то загремим оба. Я задумался, осмысливая аргументы. - Не переживай, я просто так расходовать ампулы не буду. Только перед встречей с тобой.
Этим вечером Татьяна черезчур уж долго одевалась. Пока я ее дожидался, успел протоптать в снегу целую тропинку. Но когда она вышла, причина задержки была, как говорится, на лице. Под ее глазом красовался огромный синяк. - Что случилось? - перепугался я. - С соседкой подралась. - Из за чего? - Просто она меня меня ненавидит. Я, впрочем, теперь тоже ее ненавижу. - Причина-то была какая? - Нет. Успокойся ты, это обычные тюремные взаимоотношения. На зоне еще не то было. - А я хотел с тобой в кино сходить. - Какое тут кино с таким лицом. Давай лучше посидим где-нибудь на лавочке. Подъезды она не любила. Считала, что там собирается всякая гопота. Поэтому мы сидели на лавочке, болтали и целовались. Когда Таня была под дозой, губы у нее были горячими и очень сухими. - Сушняк, - поясняла она. - Так всегда бывает. - А как ты умудрялась постоянно морфий находить? - удивлялся я. - Постоянно не получалось, конечно. Искали и находили новые источники кайфа. - Расскажи. - У нас в компании таксист был, по тяжелому подсевший на наркотиках. Приходит как-то и говорит, что не мешало бы из обычного мака опий попробовать выделить. У него ломки страшные были, поэтому и воображение, в плане - где достать, работало четко. Обычно опий получают из опиумного мака. Но такой в Калининграде не произрастал. Зато клумбы усажены обычным маком были. Сели мы в его тачку и рванули по городу. Он, говорит, что нашел клумбу, где растет мак с большими головками. Прямо как у опиумного. Сорвали несколько кустов и на квартиру. Он все сделал как положено. Пониже маковой головки надрезал и свернутой уголком марлей стал сок собирать, густой такой и белый. Потом над зажигалкой марлю подпалил до кофейного цвета и в столовой ложке прокипятил. Когда снадобье остыло, мы укололись. Сидим - а ни фига, только голова разболелась да потташнивать стало. Ничего понять не можем. Вдруг один парень из нашей компании говорит, что не тот мак мы взяли. С большими головками он декоративный, выведен искусственно и опия не содержит. Надо обычный садовый попробовать. Еще раз сгоняли на машине. Таксист повторил процедуру, наполнили шприцы и укололись. Бах!!! Волна по телу как хлынет! Садовый мак оказался годен. Той же ночью мы бригадой отправились резать мак с клумб. Но слухи распространяются по городу мгновенно. Поэтому ночью можно было наблюдать уникальную картину - все маковые клумбы шевелились как живые. Это наркоманы собирали урожай в свои закрома. А наутро в городе не осталось ни одной клумбы с маком. Все было вырезано подчистую. - Таксист был доволен? - мне вся эта история показалась забавной. - Не долго он радовался. Мы маковый сок пережигали, а он не делал этого. Непережженный опий куда сильнее действует. Но он очень опасен. Чуть привысил дозу и на тот свет. Так и случилось, вскоре мы его хоронили. - А я в книге читал, что мак заваривают как чай. - Сушеный заваривают. - Как чай? - Нет, мы по другому делали. Часа три в кружке кипятишь, а потом пьешь. - Это вы от жадности. - Наверное. Но для тебя мне ничего не жалко. Хочешь дозу тебе поставлю? Хоть знать будешь, какой подарок мне сделал. - Нет, спасибо. Я уколов боюсь.
Как-то раз, когда синяк под глазом моей подруги рассосался, мы сидели на последнем ряду в кинотеатре. Для Татьяны это было пустым занятием находясь под дозой, она плохо запоминала происходящее на экране. Фильм к тому же был неинтересным. Поэтому вскоре мы вышли из кинотеатра и сели на лавочку. Как я раньше не замечал такой красоты! Лавка находилась на возвышении, а прямо перед нами раскинулся широкий бульвар. Летом он был разноцветным зеленые, аккуратно постриженные кусты, клумбы с желтыми и красными цветами, а местами фиолетовые анютины глазки. Зимой напротив, формы кустов и клумб оставались, но все было искристо белым, как кокаин. Особенно вечером, в свете уличных фонарей. После дозы Татьяна любила вдаваться в воспоминания. Расказывала о своих знакомых по Калининграду. - Главное в жизни - уметь себя поставить. У меня был знакомый инвалид Гога, из дома вообще не мог выходить. Толстый, косопузый, ноги парализованы, но в глазах что-то такое есть. Притягательное. Среди местных девчонок считалось хорошим тоном переспать с ним. Это считалось высшим сексуальным пилотажем - удовлетворить беднягу. - Ты тоже с ним того? - я заревновал. - Нет, что ты! У меня с ним ничего не было. Да и разборчив он был. Знаешь, сколькие его внимания добивались? Там такие женщины были, что с моей весовой категорией даже соваться бесполезно было. - Не такой уж он бедняга был судя по всему. - Да, в его жизни были свои прелести. Хотя завидовать инвалиду - грех. Бывает летом врубит магнитофон на всю катушку, выкатится в коляске на балкон, американская сигарета во рту и обозревает с высоты свои владения. - У меня тоже знакомый инвалид есть, - сообщил я. - Валеркой-Альпинистом зовут. Кликуха такая. Но у него даже балкона нет, не говоря уже о поклонницах. Да и вообще, я бы его жизни не позавидовал. - Это как себя поставить, я уже говорила. Один знакомый по кличке Онанист... - Я бы не хотел иметь такую кличку. - А он и был прирожденным онанистом. Так вот, встанет возле окна, достанет свое хозяйство, снизу батарея греет, уставится в окно на прохожих и дрочит. Моя подруга ему говорит, мол, жалко мне тебя, Онанист, дать тебе что ли? А он говорит, что с женщиной ему не интересно, гораздо лучше тихо самому с собой, глядя на прохожих. - У меня бы от вида прохожих даже не встал, - поделился я сокровенным. Таня посмотрела на меня удивленно. - Так значит ты не... То есть, я хотела сказать, что у тебя с потенцией все в порядке? - Конечно. Еще как! - А тогда? На квартире? Почему так произошло? - Переволновался я просто сильно, очень уж хотел быть с тобой. - Значит ты не болен? - Татьяна еще более поразилась. - Абсолютно здоров! А ты что? За импотента меня приняла? - Честно говоря, были у меня такие мысли. Я еще после этого братишкой называть тебя стала, чтобы подчеркнуть, что наши отношения от этого хуже не стали. - А я тебя сестренкой... Что мне, кстати, нравилось. - Так значит у тебя все в порядке с этим делом? - Таня еще не вполне осмыслила открывшееся ей. - Как ты могла такое обо мне подумать, женщина! - я немного иронизировал. - Ты должна узнавать звук моих шагов, как тот Лис. Зря мы что ли звездочки на небе загадали? - Конечно, нет. Вон - твоя, а вон - моя. Знаешь, мне хочется сделать для тебя что-нибудь приятное. - Давно бы так. - Хочешь, я тебе миньет сделаю, как тогда? Прямо здесь, на скамейке. - Пойдем лучше в подъезд. - Не люблю я подъезды, впрочем, ладно. Мы двинулись к ближайшему жилому дому. - А ты мне потом как-нибудь сделаешь лэк. Знаешь что это такое? - Нет. - Это типа миньета, только наоборот - когда мужчина делает женщине. Я тебя научу потом. - Уж пожалуйста не забудь. Во дворе дома никого не было. Мы зашли в подъезд. Дом был старинной постройки, поэтому подъезд был теплым и просторным. Я растегнул ширинку и достал напрягшийся член. Татьяна как-то по-новому взглянула на него. Но это было мимолетно. Секунду спустя она взяла его в рот и задала темп. А я смотрел вниз, не сводя с нее глаз. Прервавшись она сказала мне укоризненно: - Не смотри на меня, это мешает. Я тупо уставился в стену. Когда дело было сделано, Танечка вышла из подъезда и сплюнула содержимое рта в снег. Я последовал следом за ней. - Он у меня не слишком крупный? - застенчиво поинтересовался я. - В норме, - успокоила меня Танечка. - А то я где-то слышал, что большой член признак атавизма. Вроде бы от поколения к поколению он едва заметно уменьшается. И настанет время, когда у всех мужчин будут маленькие пиписьки. - В твоем лице генный прогресс еще не достиг своей завершающей стадии, но и у истоков развития человечества ты уже не стоишь. - Значит нормальный? - Абсолютно. - Это хорошо, а то я одно время стеснялся в бассейн ходить. Думал, что он у меня сильно выпирает. А если и приходил, то сразу в воду нырял. От холодной воды он быстро скукоживается. Я еще хотел сказать, что то же самое говорят про женщин: чем меньше у них причинное место, тем более они высокоразвиты - но решил не развивать эту тему. - Как говорила моя подруга: не бери в голову, а бери между ног - больше влезет. Короче, меньше об этом думай. Не забывай, что душа - Богу, а нам смертным - тело. Я ведь тебе рассказывала, как комплексовала в школе, когда у меня грудь расти начала. А потом нормально все. Главное не думать об этом. Не зря говорят: лишь тот достоин чести и свободы, кто каждый день за них идет на бой. - Маленький Принц не шел на бой. Он не вмешивался в ход событий. Помнишь как он покорно принял смерть от Змеи? - А почему ты решил, что он погиб?
Наркотики у Татьяны закончились куда быстрее, чем я мог себе представить. Удивительно, но их отсутствие она пережила совершенно спокойно. Восьмого марта я решил преподнести ей очередной подарок. Моя мать по великому блату достала небольшую коробку конфет "Птичье молоко". Эти конфеты я и собирался ей подарить. Но был у меня для Тани еще один сюрприз: я решил ей на время дать в общежитие свой магнитофон. Пусть в мое отсутствие слушает свою любимую группу "Назарет". Утром я уже стоял с подарками возле окон ее общежития. Радости Тани не было предела. Как же, теперь у нее в комнате будет магнитофон. Она пошла его относить, а коробку "Птичьего молоко" предусмотрительно оставила со мной. - Еще тетки соседские съедят. Когда она вернулась, мы решили сходить в гости к моему великовозрастному другу Сереге. Чтобы не идти с пустыми руками, зашли в магазин и купили бутылку водки. Дорога предстояла не длинной: он жил в минутах пятнадцати хотьбы в старой коммуналке. На улице таяло. Ослепительное солнце приканчивало залежалый снег, текли ручьи. Не каждый день в начале марта случается такая погода. У Сергея, тем временем, в единственной комнате уже был накрыт небольшой семейный стол. Были все: жена, тоже Татьяна, пятилетняя дочь Лариска и четырехлетний Коська. - Привет, а я тебе бабу привел! - пошутил я пропуская вперед Таню. Это была типичная шутка между нами. Достали бутылку водки, которая не оказалась на столе в гордом одиночестве, разделись и сели за стол. Когда подняли рюмки, Сергей провозгласил тост: - За лучшее, что есть на свете! За баб! Шутки Сергея порой не имели границ. Вот и теперь, не успели мы выпить, как он оглушительно пернул. - Как тебе не стыдно, Лариса! У нас гости за столом, а ты такое себе позволяешь, - сваливал он свой грех на дочь. Я, честно говоря, в эту секунду даже растерялся и забыл поднести рюмку ко рту. - Хуй выпал, а ты ебешь! - подбодрил меня Сергей своей любимой поговоркой. Это можно было истолковать в том смысле, что пора пить, а я о чем-то задумался. В этом доме любили выпить. Тосты шли стремительно один за другим. Бутылки быстро пустели. Я, в целях самосохранения, пропускал большинство рюмок, тяги к спиртному у меня не было. А вот Татьяна пыталась не отставать от хозяев, что и привело к печальным последствиям. Вскоре она потеряла контроль над собой и, как подстреленная птица, рухнула со стула. - Слабачок, - прокомментировал падение Серега и отнес с моей помощью тело на кровать. Через несколько минут хозяева засобирались. - Мы к соседям на полчасика зайдем, поздравим их, - объяснила жена Сергея. Сам глава семейства подошел ко мне и посоветовал: - Ты пока трахни ее, чего скучать-то? - Она же без сознания, - возразил я. - Так оно и лучше, ничего помнить не будет. - А ты сам не хочешь? Вернулся бы по-раньше да тоже принял участие в разврате, - расщедрился я под действием алкоголя. - Там видно будет. Забрав с собой детей, они пошли к соседям. Я подошел к кровати и придирчиво осмотрел "труп". Видимо в какой-то момент Татьяне стало плохо, так как возле ее лица растеклась небольшая лужица блевотины. Поморщившись, я перевернул тело на спину, ноги опустил с кровати и начал стягивать с нее джинсы, колготки и плавки. Татьяна сопротивления не оказывала. Она ничего не чувствовала. Окончательно снять джинсы мешали носки. Поэтому я стянул шмотки только с одной ноги, оставив их на другой. Потом раздвинул ей ноги. "Хм-м, влагалище - как влагалище," - рассуждал я, подробно разглядывая то, что минуту назад скрывалось под одеждой. - "Лэк, говоришь." Мне было интересно, так ли противно делать лэк, который, по словам Татьяны, так любят женщины. Я понюхал ее лобок. Запаха практически никакого. Высунув язык, я осторожно лизнул. Ощущения у меня это действие не вызвало никакого. Впрочем, у Татьяны тоже - она была в полном отрубе. - Всего делов-то, - вслух успокоил я себя и направился в туалет. Там отыскал детский горшок, гордость подрастающего сережкиного поколения, и отнес его к кровати. Кончать внутрь было опасно, беременность ни ей, ни мне ни к чему. А горшок для сбора спермы подходил идеально. Так что пословица: кончил в тело - гуляй смело, в данном случае не работала. - Ну что, учительница первая моя, поехали, - прошептал я, приспустив собственные штаны, и прямо с пола с колен вошел в нее. Первый раз кончил я очень быстро и как-то неярко, зато второй раз, после пятиминутного перерыва, вошел во вкус. Сполоснув в ванной горшок, я вернулся, чтобы одеть Танечку. Трусы еще как-то я сумел натянуть, а вот колготки и джинсы натягивались с трудом. Но в итоге я справился и с этим. Когда семья вернулась, я подошел к Сергею и заговорщицки произнес: - Получилось. - Ладно, не ври, - отмахнулся Сергей. Когда я провожал Татьяну к общежитию и болтал о всякой ерунде, она меня внезапно спросила: - А ты меня не раздевал? - Не-а, - соврал я. - Странно, у меня какое-то ощущение...
- У меня для тебя важная новость, - сообщила при очередной встречи Танечка. - Я поплыла. - Что значит "поплыла"? - не понял я. - Менструация у меня началась. Я плохо разбирался в подобных вещах, поэтому решил промолчать, дабы не выказывать свою необразованность. - Теперь я вся запеленатая, - продолжала Таня. - Вот, потрогай. Она взяла мою руку и приложила ее в районе ширинки своих джинсов. Действительно, лобок выпирал несколько сильнее, чем обычно. - И надолго? - Не знаю, у меня с этой тюрьмой восемь месяцев не было менструации. Обычно она идет три-четыре дня, а сейчас может и на несколько недель затянуться. - А я как раз собирался найти для нас уединенное место, - расстроился я. - Всему свое время, - успокоила меня Татьяна. - Я думала на эту тему. Мы можем в пункте проката летом велосипеды взять и ездить на природу. - Отлично! Поедем - куда захочем, остановимся - где захочем! - Вся область будет в нашем распоряжении. - И мы будем вдвоем покорять ее. - Ой! - встрепенулась Таня. - Еще одна капля вышла. - Ты чувствуешь? - Конечно, это же мое. На меня грузом свалились женские проблемы. Меня распирало от чувство собственной значимости, чувства посвященности.
В один из субботних дней отец отгонял в гараж машину и вернулся домой во взвинченном состоянии. - Где твоя подруга работает? - набросился он на меня. - В столовой, - ответил я абсолютно честно. - Возвращаемся мы с Васькой-соседом из гаража, - рассказывал он матери, вижу его подруга идет. Отец кивнул на меня. - Я Ваське говорю: вон Витькина подруга идет. А она вдруг заходит в общежитие. Васька, мне говорит: так это же общежитие "химиков". Я чуть со стыда на месте не сгорел. - Прекращай с ней встречаться, - потребовала мать. - Обокрадет еще нашу квартиру. - Она не воровка, - выкрикнул я. - А за что она на химию попала? - спросил отец. - За наркотики. - Совсем плохо, - расстроился отец. - Я-то думал, может по молодости, по глупости где-нибудь на стреме стояла. А она за наркотики. Совсем конченная девка. - Ты должен с ней порвать, - заявила мать. - Можешь сегодня встретиться и все объяснить. И больше что б ни единой встречи! - Я не буду с ней расставаться. Она мне ничего плохого не сделала. - Толку от нее все-равно не будет! - отрубил отец. - Наркоман - конченный человек! Она и детей тебе родить не сможет даже... - А мы не собираемся жениться. В конце года она домой уедет. - Она хоть знает, что тебе всего семнадцать? - спросила мать. - Знает, - пришлось мне соврать. - Ты несовершеннолетний. Так вот скажи своей подруге, если вы не расстанитесь, то мы заявим на нее в милицию. Скажем, что она тебя растлевает. И ее, будь уверен, очень надолго упрячут. - Но ведь это неправда! - воскликнул я. - Ну и что? Мы с отцом вынуждены будем на это пойти. Так передай ей. И если она не полная дура, то сама с тобой прекратит всякие встречи. Через тридцать минут я встретился с Татьяной и передал ей содержание разговора с "черепами". Не стал только говорить, что мне еще на самом деле нет восемнадцати. - Ничего страшного, - успокоила меня Татьяна. - Первое время будем встречаться как можно реже. А летом возьмем в прокате велосипеды, и тогда нам никто не помешает оставаться вдвоем. Вся область будет в нашем распоряжении. - Только магнитофон пока отнести придется, чтобы не вызывать у них подозрение, - успокаивался я. - Ладно, переживу... - Слушай, - пришла мне в голову идея, - а ведь магнитофон тоже в прокате можно взять. Причем сразу, не дожидаясь лета. - Видишь ли, мне на дадут. У меня нет паспорта, только справка о досрочном освобождении. Срок-то у меня не закончился. - Зато у меня есть! Сейчас мой магнитофон занесем, я возьму паспорт и сразу пойдем другой возьмем. На том и порешили. Таня вынесла магнитофон, подождала у моего дома пока я его заносил и незаметно от родителей брал свой паспорт. В пункте проката стоял всего один подходящий магнитофон. - Можно взять на месяц? - спросил я. - Паспорт давайте. Я вытащил документ. Приемщица быстро его пролистала и вернула мне. - Вам нельзя пользоваться услугами проката. - Почему? - удивился я. - Вы несовершеннолетний, вам еще нет восемнадцати лет. Из пункта проката я вылетел пришибленный. - Нам с тобой лучше расстаться, - на Татьяне лица не было. - Ты так считаешь? - А ты разве хочешь, чтобы твои родители посадили меня в тюрьму. Мне хватило. Я больше не хочу туда. - Они только грозились. Вряд ли они свои угрозы выполнят. - А если выполнят? Если они на меня напишут телегу в органы? Я молчал. - Извини, я пойду. - Подожди еще чуть-чуть! Она остановилась. - Таня, я люблю тебя. Я никого еще так сильно не любил. - Что же делать? Нам ведь все-равно надо немедленно расстаться. Ты хоть это понимаешь? - Понимаю. Постой... Я сделал шаг к ней, обнял и поцеловал. - Прощай, сестренка. - Прощай, братишка. - Прощай, моя Роза. - Прощай, мой Маленький, действительно маленький, Принц.
Проходили месяцы. Постепенно боль потери утихала. Как-то летом я бродил по городу и зашел в аптеку. На прилавке среди других лекарств лежала пачка "Пенталгина". Обычная тройчатка. Только с кодеином. Не долго думая, я купил две пачки таблеток. Рецепт на них даже не спросили. Вечером пришел в гости к Голдману. "Черепов" у него дома не было. - Лева, покайфовать не желаешь? - предложил я ему. - Почему бы нет? Мы пошли в туалет, и каждый проглотил по десять таблеток, запивая их из под крана. - Что-нибудь чувствуешь? - Пока нет. - А у меня кажется что-то заиграло в голове. - О! Теперь и у меня! Голова кружилась все сильнее, и я побежал домой. Родители уже спали. Я тоже лег, но заснуть не мог. Мне казалось, что диван, на котором я спал, раскачивается. Я вцепился в него, чтобы не вылететь. И тут мне стало совсем дурно. Я побежал в туалет. Внутренности выворачивало наизнанку. Меня тошнило. Наутро зашел к Голдману и пожаловался на свое вчерашнее состояние. - А я встал, - улыбался Лева, - оперся на стену, а стена возьми, да отодвинься. Так и рухнул возле кровати. Собирался дождь. Я, немного поболтав с Левой, пошел домой. Поглядел в окно. О подоконник стучали крупные капли дождя. Я достал несколько листков бумаги, сел за стол и начал писать: "За окном лил проливной дождь. Антуан де Сент-Экзюпери сидел в кресле возле камина и курил марихуану. Состояние у него было расслабленное. Внезапно в дверь постучали. Знаменитый писатель встал и пошел открывать. На пороге стоял Маленький Принц. Волосы и одежда на нем были были мокрыми. Сент-Экзюпери молча взял мальчика и провел его в дом. У писателя было много вопросов к нему, но он не торопился их задавать. Глупо задавать человеку вопросы, особенно маленькому, когда он стоит весь мокрый. - Хочешь я тебе приготовлю горячий чай? Не дожидаясь ответа, писатель сходил за чашкой чая. Но Маленький Принц к ней так и не притронулся. Постепенно он начал обсыхать. Писатель знал, что любой заданный им вопрос, гость посчитает пустяком и даже не будет на него отвечать. Поэтому он ждал. - Нарисуй мне розу, - внезапно попросил Маленький Принц. Писатель взял листок бумаги и, как умел, нарисовал розу. - Это не та роза. Нарисуй мне розу без шипов. - Малыш, но ведь таких роз не бывает. - Бывает. Есть, по крайней мере, одна такая роза. Сент-Экзюпери очень удивился, но послушно нарисовал розу без шипов. Маленький Принц долго рассматривал рисунок, а потом внезапно заговорил: - Когда меня укусила Змея, я потерял сознание. Но вскоре пришел в себя. Змея уползала. Она сказала, что не стала меня убивать, потому что есть место, где меня любят и ждут. Она могла читать мысли. Тогда я полетел на свою планетку. А дальше произошло вот что: Маленький Принц быстро отыскал свою Розу. - Здравствуй, милый Маленький Принц, - сказала та. - Как я счастлив, что ты жива! - воскликнул Маленький Принц. - Здесь было много ураганов, но меня спасли четыре моих шипа. Ты помнишь их? Это не простые шипы: один - любовь, второй - верность, третий благородство и четвертый - память. Благодаря им я выжила. Маленький Принц стал еще усерднее поливать свою Розу. А короткими вечерами садился возле нее и рассказывал о своих странствиях, показывал рисунки. Роза слушала и дарила ему свой волшебный аромат. Однажды она ему сказала: - Послушай, Маленький Принц. Я сегодня почувствовала, что стала расти. И правда, она вытянулась и окрепла. Вскоре она стала одного роста с Маленьким Принцем. - Мне скучно, - сказала Роза, когда он в очередной раз рассказывал о своих путешествиях, и потребовала: - Лучше спой мне! - Но я не могу петь. - Тогда расскажи о розах. - Зачем тебе? Ты ведь самая большая и самая красивая. - Ну, ладно, - успокоилась Роза, - тогда молчи и не мешай мне любоваться собой. Когда Маленький Принц в очередной раз пришел поливать Розу, она сказала: - Ты такой маленький. Уходи, мне с тобой неинтересно. - Но ведь нас многое связывает, - возразил Маленький Принц. - Вот что нас связывало, - сказала Роза, и кивнула на четыре шипа, которые валялись на земле, как использованные иголки от шприца. - Я стала большой, и теперь мне не страшен любой ураган. Мои корни уходят глубоко в землю, и я всегда найду себе воду. А теперь уходи! И Роза отвернулась. - Тогда я ушел, - закончил свой рассказ Маленький Принц. Сент-Экзюпери сидел и молчал. Он не знал, что посоветовать Маленькому Принцу. Но тот и не ждал совета. Он положил в карман листок с нарисованной розой и тихо вышел на улицу. Опомнившись, писатель подбежал к двери. За сплошной стеной дождя ничего не было видно. - Маленький Принц! - крикнул он. Тишина в ответ. Антуан де Сент-Экзюпери вернулся в комнату, сел в кресло и достал из шкатулки шприц. Когда наркотик подействовал, зрачки писателя сузились, он откинулся на спинку кресла и ушел в прострацию. - А может это было видение? - запоздало подумал он." Исписав листки, я запечатал их в конверт и надписал Танечкин калининградский адрес. Конечно, она еще была здесь, но я не знал, как пишут письма в общежитие "химиков". На улице я опустил письмо в почтовый ящик.
- Давай, я буду называть тебя братишкой, - предложила в одну из встреч Таня. - А я тебя сестренкой, - охотно согласился я. После неудачного пикника на бабушкиной квартире, наши отношения практически не изменились. Мы также регулярно встречались, бродили среди унылых зданий и разговаривали. Иногда ходили в кино. Один раз даже зашли в алкогольный бар, платила Татьяна - отмечала свою зарплату. И все-таки что-то произошло. Поцелуи стали менее долгими, объятья - менее жаркими. Уединиться на какойнибудь квартирке мы не предпринимали попыток. Впрочем, и возможности такой не было. Клуб филофонистов я забросил - ходить туда теперь мне было совсем неинтересно. Однажды утром ко мне подошел отец. - Тетя Катя умерла. На похороны пойдешь? Тетка была моей дальней родственницой. Я и видел-то ее несколько раз всего, но делать было нечего, к тому же, говорили, что она меня когда-то немного нянчила, поэтому я согласился. Атмосфера на похоронах была... Впрочем, об этом можно догадаться. Скорбно постояв у гроба, я двинулся в другую комнату. Здесь последнее время жила покойная. Запах умирающего человека уже выветрился, видимо комнату тщательно проветривали. На подоконнике стоял большой полиэтиленовый пакет с лекарствами. Я нехотя шевельнул его рукой. - Ничего интересного, - раздался голос у меня за спиной. Я повернул голову. Это был один из родственников. - У Катерины Ивановны был рак мочевого пузыря. Уже ясно было, что она скоро умрет. Поэтому ее не лечили, а только боль снимали. - А я аспирин хотел найти. Что-то голова побаливает. - Видимо она тебя вспоминает пока где-то здесь. Она же нянчила тебя. Мы все испытываем недомогание. Самое позднее, на девятый день все пройдет. К тому времени у нее много других, более важных дел будет. Мужчина помолчал. - Пойдем я тебе аспирин дам, у меня есть. А эти лекарства все переписаны. За ними скоро из поликлиники приедут и заберут. Через пять минут я вернулся в комнату и разворошил пакет. Внутри наличествовал полный набор интересующих меня лекарств. Я сунул запазуху три упаковки морфия, четыре - промедола и пару стеклянных пузырьков с промедолом в таблетках. Это была лишь часть наркотических лекарств. Все брать было опасно. Хотя и так был определенный риск. Лекарства-то переписаны. Церемонию похорон я покорно вытерпел. Причинял неудобство лишь морфий. При каждом моем резком движении он противно шелестел, так как упакован был в полиэтиленовые пачки, закатанные в фольгу. На кладбище я не поехал, рванул домой. Пока "черепов" не было, выложил награбленное и поразился. Если продать все это на черном рынке, то на вырученные деньги можно купить "Волгу". Но продавать лекарства я не собирался. Засунув в дальний угол тумбочки ампулы, я положил в карман лишь пузырек с промедолом в таблетках и пошел к Татьяне. - А у меня для тебя маленький сюрприз, - заявил я ей при встрече. - Дай мне свою руку. Таня протянула ладонь и я выложил на нее пузырек. - Где достал? - На похоронах, - честно ответил я. Моя подруга очень взволновалась. - А еще есть? - Тебе что, этого мало? - Не в этом дело. Когда обнаружат пропажу, может милиция нагрянуть и отыскать их. - Да на меня и не подумают родственники. А если и подумают, то виду не подадут. Зачем им клин вбивать между родней? - Всякое бывает. Ты должен все лекарства отдать мне. - А если у тебя найдут? - У меня не найдут. Я умею прятать. - А если? - Тогда загремлю только я. А вот если у тебя найдут, то загремим оба. Я задумался, осмысливая аргументы. - Не переживай, я просто так расходовать ампулы не буду. Только перед встречей с тобой.
Этим вечером Татьяна черезчур уж долго одевалась. Пока я ее дожидался, успел протоптать в снегу целую тропинку. Но когда она вышла, причина задержки была, как говорится, на лице. Под ее глазом красовался огромный синяк. - Что случилось? - перепугался я. - С соседкой подралась. - Из за чего? - Просто она меня меня ненавидит. Я, впрочем, теперь тоже ее ненавижу. - Причина-то была какая? - Нет. Успокойся ты, это обычные тюремные взаимоотношения. На зоне еще не то было. - А я хотел с тобой в кино сходить. - Какое тут кино с таким лицом. Давай лучше посидим где-нибудь на лавочке. Подъезды она не любила. Считала, что там собирается всякая гопота. Поэтому мы сидели на лавочке, болтали и целовались. Когда Таня была под дозой, губы у нее были горячими и очень сухими. - Сушняк, - поясняла она. - Так всегда бывает. - А как ты умудрялась постоянно морфий находить? - удивлялся я. - Постоянно не получалось, конечно. Искали и находили новые источники кайфа. - Расскажи. - У нас в компании таксист был, по тяжелому подсевший на наркотиках. Приходит как-то и говорит, что не мешало бы из обычного мака опий попробовать выделить. У него ломки страшные были, поэтому и воображение, в плане - где достать, работало четко. Обычно опий получают из опиумного мака. Но такой в Калининграде не произрастал. Зато клумбы усажены обычным маком были. Сели мы в его тачку и рванули по городу. Он, говорит, что нашел клумбу, где растет мак с большими головками. Прямо как у опиумного. Сорвали несколько кустов и на квартиру. Он все сделал как положено. Пониже маковой головки надрезал и свернутой уголком марлей стал сок собирать, густой такой и белый. Потом над зажигалкой марлю подпалил до кофейного цвета и в столовой ложке прокипятил. Когда снадобье остыло, мы укололись. Сидим - а ни фига, только голова разболелась да потташнивать стало. Ничего понять не можем. Вдруг один парень из нашей компании говорит, что не тот мак мы взяли. С большими головками он декоративный, выведен искусственно и опия не содержит. Надо обычный садовый попробовать. Еще раз сгоняли на машине. Таксист повторил процедуру, наполнили шприцы и укололись. Бах!!! Волна по телу как хлынет! Садовый мак оказался годен. Той же ночью мы бригадой отправились резать мак с клумб. Но слухи распространяются по городу мгновенно. Поэтому ночью можно было наблюдать уникальную картину - все маковые клумбы шевелились как живые. Это наркоманы собирали урожай в свои закрома. А наутро в городе не осталось ни одной клумбы с маком. Все было вырезано подчистую. - Таксист был доволен? - мне вся эта история показалась забавной. - Не долго он радовался. Мы маковый сок пережигали, а он не делал этого. Непережженный опий куда сильнее действует. Но он очень опасен. Чуть привысил дозу и на тот свет. Так и случилось, вскоре мы его хоронили. - А я в книге читал, что мак заваривают как чай. - Сушеный заваривают. - Как чай? - Нет, мы по другому делали. Часа три в кружке кипятишь, а потом пьешь. - Это вы от жадности. - Наверное. Но для тебя мне ничего не жалко. Хочешь дозу тебе поставлю? Хоть знать будешь, какой подарок мне сделал. - Нет, спасибо. Я уколов боюсь.
Как-то раз, когда синяк под глазом моей подруги рассосался, мы сидели на последнем ряду в кинотеатре. Для Татьяны это было пустым занятием находясь под дозой, она плохо запоминала происходящее на экране. Фильм к тому же был неинтересным. Поэтому вскоре мы вышли из кинотеатра и сели на лавочку. Как я раньше не замечал такой красоты! Лавка находилась на возвышении, а прямо перед нами раскинулся широкий бульвар. Летом он был разноцветным зеленые, аккуратно постриженные кусты, клумбы с желтыми и красными цветами, а местами фиолетовые анютины глазки. Зимой напротив, формы кустов и клумб оставались, но все было искристо белым, как кокаин. Особенно вечером, в свете уличных фонарей. После дозы Татьяна любила вдаваться в воспоминания. Расказывала о своих знакомых по Калининграду. - Главное в жизни - уметь себя поставить. У меня был знакомый инвалид Гога, из дома вообще не мог выходить. Толстый, косопузый, ноги парализованы, но в глазах что-то такое есть. Притягательное. Среди местных девчонок считалось хорошим тоном переспать с ним. Это считалось высшим сексуальным пилотажем - удовлетворить беднягу. - Ты тоже с ним того? - я заревновал. - Нет, что ты! У меня с ним ничего не было. Да и разборчив он был. Знаешь, сколькие его внимания добивались? Там такие женщины были, что с моей весовой категорией даже соваться бесполезно было. - Не такой уж он бедняга был судя по всему. - Да, в его жизни были свои прелести. Хотя завидовать инвалиду - грех. Бывает летом врубит магнитофон на всю катушку, выкатится в коляске на балкон, американская сигарета во рту и обозревает с высоты свои владения. - У меня тоже знакомый инвалид есть, - сообщил я. - Валеркой-Альпинистом зовут. Кликуха такая. Но у него даже балкона нет, не говоря уже о поклонницах. Да и вообще, я бы его жизни не позавидовал. - Это как себя поставить, я уже говорила. Один знакомый по кличке Онанист... - Я бы не хотел иметь такую кличку. - А он и был прирожденным онанистом. Так вот, встанет возле окна, достанет свое хозяйство, снизу батарея греет, уставится в окно на прохожих и дрочит. Моя подруга ему говорит, мол, жалко мне тебя, Онанист, дать тебе что ли? А он говорит, что с женщиной ему не интересно, гораздо лучше тихо самому с собой, глядя на прохожих. - У меня бы от вида прохожих даже не встал, - поделился я сокровенным. Таня посмотрела на меня удивленно. - Так значит ты не... То есть, я хотела сказать, что у тебя с потенцией все в порядке? - Конечно. Еще как! - А тогда? На квартире? Почему так произошло? - Переволновался я просто сильно, очень уж хотел быть с тобой. - Значит ты не болен? - Татьяна еще более поразилась. - Абсолютно здоров! А ты что? За импотента меня приняла? - Честно говоря, были у меня такие мысли. Я еще после этого братишкой называть тебя стала, чтобы подчеркнуть, что наши отношения от этого хуже не стали. - А я тебя сестренкой... Что мне, кстати, нравилось. - Так значит у тебя все в порядке с этим делом? - Таня еще не вполне осмыслила открывшееся ей. - Как ты могла такое обо мне подумать, женщина! - я немного иронизировал. - Ты должна узнавать звук моих шагов, как тот Лис. Зря мы что ли звездочки на небе загадали? - Конечно, нет. Вон - твоя, а вон - моя. Знаешь, мне хочется сделать для тебя что-нибудь приятное. - Давно бы так. - Хочешь, я тебе миньет сделаю, как тогда? Прямо здесь, на скамейке. - Пойдем лучше в подъезд. - Не люблю я подъезды, впрочем, ладно. Мы двинулись к ближайшему жилому дому. - А ты мне потом как-нибудь сделаешь лэк. Знаешь что это такое? - Нет. - Это типа миньета, только наоборот - когда мужчина делает женщине. Я тебя научу потом. - Уж пожалуйста не забудь. Во дворе дома никого не было. Мы зашли в подъезд. Дом был старинной постройки, поэтому подъезд был теплым и просторным. Я растегнул ширинку и достал напрягшийся член. Татьяна как-то по-новому взглянула на него. Но это было мимолетно. Секунду спустя она взяла его в рот и задала темп. А я смотрел вниз, не сводя с нее глаз. Прервавшись она сказала мне укоризненно: - Не смотри на меня, это мешает. Я тупо уставился в стену. Когда дело было сделано, Танечка вышла из подъезда и сплюнула содержимое рта в снег. Я последовал следом за ней. - Он у меня не слишком крупный? - застенчиво поинтересовался я. - В норме, - успокоила меня Танечка. - А то я где-то слышал, что большой член признак атавизма. Вроде бы от поколения к поколению он едва заметно уменьшается. И настанет время, когда у всех мужчин будут маленькие пиписьки. - В твоем лице генный прогресс еще не достиг своей завершающей стадии, но и у истоков развития человечества ты уже не стоишь. - Значит нормальный? - Абсолютно. - Это хорошо, а то я одно время стеснялся в бассейн ходить. Думал, что он у меня сильно выпирает. А если и приходил, то сразу в воду нырял. От холодной воды он быстро скукоживается. Я еще хотел сказать, что то же самое говорят про женщин: чем меньше у них причинное место, тем более они высокоразвиты - но решил не развивать эту тему. - Как говорила моя подруга: не бери в голову, а бери между ног - больше влезет. Короче, меньше об этом думай. Не забывай, что душа - Богу, а нам смертным - тело. Я ведь тебе рассказывала, как комплексовала в школе, когда у меня грудь расти начала. А потом нормально все. Главное не думать об этом. Не зря говорят: лишь тот достоин чести и свободы, кто каждый день за них идет на бой. - Маленький Принц не шел на бой. Он не вмешивался в ход событий. Помнишь как он покорно принял смерть от Змеи? - А почему ты решил, что он погиб?
Наркотики у Татьяны закончились куда быстрее, чем я мог себе представить. Удивительно, но их отсутствие она пережила совершенно спокойно. Восьмого марта я решил преподнести ей очередной подарок. Моя мать по великому блату достала небольшую коробку конфет "Птичье молоко". Эти конфеты я и собирался ей подарить. Но был у меня для Тани еще один сюрприз: я решил ей на время дать в общежитие свой магнитофон. Пусть в мое отсутствие слушает свою любимую группу "Назарет". Утром я уже стоял с подарками возле окон ее общежития. Радости Тани не было предела. Как же, теперь у нее в комнате будет магнитофон. Она пошла его относить, а коробку "Птичьего молоко" предусмотрительно оставила со мной. - Еще тетки соседские съедят. Когда она вернулась, мы решили сходить в гости к моему великовозрастному другу Сереге. Чтобы не идти с пустыми руками, зашли в магазин и купили бутылку водки. Дорога предстояла не длинной: он жил в минутах пятнадцати хотьбы в старой коммуналке. На улице таяло. Ослепительное солнце приканчивало залежалый снег, текли ручьи. Не каждый день в начале марта случается такая погода. У Сергея, тем временем, в единственной комнате уже был накрыт небольшой семейный стол. Были все: жена, тоже Татьяна, пятилетняя дочь Лариска и четырехлетний Коська. - Привет, а я тебе бабу привел! - пошутил я пропуская вперед Таню. Это была типичная шутка между нами. Достали бутылку водки, которая не оказалась на столе в гордом одиночестве, разделись и сели за стол. Когда подняли рюмки, Сергей провозгласил тост: - За лучшее, что есть на свете! За баб! Шутки Сергея порой не имели границ. Вот и теперь, не успели мы выпить, как он оглушительно пернул. - Как тебе не стыдно, Лариса! У нас гости за столом, а ты такое себе позволяешь, - сваливал он свой грех на дочь. Я, честно говоря, в эту секунду даже растерялся и забыл поднести рюмку ко рту. - Хуй выпал, а ты ебешь! - подбодрил меня Сергей своей любимой поговоркой. Это можно было истолковать в том смысле, что пора пить, а я о чем-то задумался. В этом доме любили выпить. Тосты шли стремительно один за другим. Бутылки быстро пустели. Я, в целях самосохранения, пропускал большинство рюмок, тяги к спиртному у меня не было. А вот Татьяна пыталась не отставать от хозяев, что и привело к печальным последствиям. Вскоре она потеряла контроль над собой и, как подстреленная птица, рухнула со стула. - Слабачок, - прокомментировал падение Серега и отнес с моей помощью тело на кровать. Через несколько минут хозяева засобирались. - Мы к соседям на полчасика зайдем, поздравим их, - объяснила жена Сергея. Сам глава семейства подошел ко мне и посоветовал: - Ты пока трахни ее, чего скучать-то? - Она же без сознания, - возразил я. - Так оно и лучше, ничего помнить не будет. - А ты сам не хочешь? Вернулся бы по-раньше да тоже принял участие в разврате, - расщедрился я под действием алкоголя. - Там видно будет. Забрав с собой детей, они пошли к соседям. Я подошел к кровати и придирчиво осмотрел "труп". Видимо в какой-то момент Татьяне стало плохо, так как возле ее лица растеклась небольшая лужица блевотины. Поморщившись, я перевернул тело на спину, ноги опустил с кровати и начал стягивать с нее джинсы, колготки и плавки. Татьяна сопротивления не оказывала. Она ничего не чувствовала. Окончательно снять джинсы мешали носки. Поэтому я стянул шмотки только с одной ноги, оставив их на другой. Потом раздвинул ей ноги. "Хм-м, влагалище - как влагалище," - рассуждал я, подробно разглядывая то, что минуту назад скрывалось под одеждой. - "Лэк, говоришь." Мне было интересно, так ли противно делать лэк, который, по словам Татьяны, так любят женщины. Я понюхал ее лобок. Запаха практически никакого. Высунув язык, я осторожно лизнул. Ощущения у меня это действие не вызвало никакого. Впрочем, у Татьяны тоже - она была в полном отрубе. - Всего делов-то, - вслух успокоил я себя и направился в туалет. Там отыскал детский горшок, гордость подрастающего сережкиного поколения, и отнес его к кровати. Кончать внутрь было опасно, беременность ни ей, ни мне ни к чему. А горшок для сбора спермы подходил идеально. Так что пословица: кончил в тело - гуляй смело, в данном случае не работала. - Ну что, учительница первая моя, поехали, - прошептал я, приспустив собственные штаны, и прямо с пола с колен вошел в нее. Первый раз кончил я очень быстро и как-то неярко, зато второй раз, после пятиминутного перерыва, вошел во вкус. Сполоснув в ванной горшок, я вернулся, чтобы одеть Танечку. Трусы еще как-то я сумел натянуть, а вот колготки и джинсы натягивались с трудом. Но в итоге я справился и с этим. Когда семья вернулась, я подошел к Сергею и заговорщицки произнес: - Получилось. - Ладно, не ври, - отмахнулся Сергей. Когда я провожал Татьяну к общежитию и болтал о всякой ерунде, она меня внезапно спросила: - А ты меня не раздевал? - Не-а, - соврал я. - Странно, у меня какое-то ощущение...
- У меня для тебя важная новость, - сообщила при очередной встречи Танечка. - Я поплыла. - Что значит "поплыла"? - не понял я. - Менструация у меня началась. Я плохо разбирался в подобных вещах, поэтому решил промолчать, дабы не выказывать свою необразованность. - Теперь я вся запеленатая, - продолжала Таня. - Вот, потрогай. Она взяла мою руку и приложила ее в районе ширинки своих джинсов. Действительно, лобок выпирал несколько сильнее, чем обычно. - И надолго? - Не знаю, у меня с этой тюрьмой восемь месяцев не было менструации. Обычно она идет три-четыре дня, а сейчас может и на несколько недель затянуться. - А я как раз собирался найти для нас уединенное место, - расстроился я. - Всему свое время, - успокоила меня Татьяна. - Я думала на эту тему. Мы можем в пункте проката летом велосипеды взять и ездить на природу. - Отлично! Поедем - куда захочем, остановимся - где захочем! - Вся область будет в нашем распоряжении. - И мы будем вдвоем покорять ее. - Ой! - встрепенулась Таня. - Еще одна капля вышла. - Ты чувствуешь? - Конечно, это же мое. На меня грузом свалились женские проблемы. Меня распирало от чувство собственной значимости, чувства посвященности.
В один из субботних дней отец отгонял в гараж машину и вернулся домой во взвинченном состоянии. - Где твоя подруга работает? - набросился он на меня. - В столовой, - ответил я абсолютно честно. - Возвращаемся мы с Васькой-соседом из гаража, - рассказывал он матери, вижу его подруга идет. Отец кивнул на меня. - Я Ваське говорю: вон Витькина подруга идет. А она вдруг заходит в общежитие. Васька, мне говорит: так это же общежитие "химиков". Я чуть со стыда на месте не сгорел. - Прекращай с ней встречаться, - потребовала мать. - Обокрадет еще нашу квартиру. - Она не воровка, - выкрикнул я. - А за что она на химию попала? - спросил отец. - За наркотики. - Совсем плохо, - расстроился отец. - Я-то думал, может по молодости, по глупости где-нибудь на стреме стояла. А она за наркотики. Совсем конченная девка. - Ты должен с ней порвать, - заявила мать. - Можешь сегодня встретиться и все объяснить. И больше что б ни единой встречи! - Я не буду с ней расставаться. Она мне ничего плохого не сделала. - Толку от нее все-равно не будет! - отрубил отец. - Наркоман - конченный человек! Она и детей тебе родить не сможет даже... - А мы не собираемся жениться. В конце года она домой уедет. - Она хоть знает, что тебе всего семнадцать? - спросила мать. - Знает, - пришлось мне соврать. - Ты несовершеннолетний. Так вот скажи своей подруге, если вы не расстанитесь, то мы заявим на нее в милицию. Скажем, что она тебя растлевает. И ее, будь уверен, очень надолго упрячут. - Но ведь это неправда! - воскликнул я. - Ну и что? Мы с отцом вынуждены будем на это пойти. Так передай ей. И если она не полная дура, то сама с тобой прекратит всякие встречи. Через тридцать минут я встретился с Татьяной и передал ей содержание разговора с "черепами". Не стал только говорить, что мне еще на самом деле нет восемнадцати. - Ничего страшного, - успокоила меня Татьяна. - Первое время будем встречаться как можно реже. А летом возьмем в прокате велосипеды, и тогда нам никто не помешает оставаться вдвоем. Вся область будет в нашем распоряжении. - Только магнитофон пока отнести придется, чтобы не вызывать у них подозрение, - успокаивался я. - Ладно, переживу... - Слушай, - пришла мне в голову идея, - а ведь магнитофон тоже в прокате можно взять. Причем сразу, не дожидаясь лета. - Видишь ли, мне на дадут. У меня нет паспорта, только справка о досрочном освобождении. Срок-то у меня не закончился. - Зато у меня есть! Сейчас мой магнитофон занесем, я возьму паспорт и сразу пойдем другой возьмем. На том и порешили. Таня вынесла магнитофон, подождала у моего дома пока я его заносил и незаметно от родителей брал свой паспорт. В пункте проката стоял всего один подходящий магнитофон. - Можно взять на месяц? - спросил я. - Паспорт давайте. Я вытащил документ. Приемщица быстро его пролистала и вернула мне. - Вам нельзя пользоваться услугами проката. - Почему? - удивился я. - Вы несовершеннолетний, вам еще нет восемнадцати лет. Из пункта проката я вылетел пришибленный. - Нам с тобой лучше расстаться, - на Татьяне лица не было. - Ты так считаешь? - А ты разве хочешь, чтобы твои родители посадили меня в тюрьму. Мне хватило. Я больше не хочу туда. - Они только грозились. Вряд ли они свои угрозы выполнят. - А если выполнят? Если они на меня напишут телегу в органы? Я молчал. - Извини, я пойду. - Подожди еще чуть-чуть! Она остановилась. - Таня, я люблю тебя. Я никого еще так сильно не любил. - Что же делать? Нам ведь все-равно надо немедленно расстаться. Ты хоть это понимаешь? - Понимаю. Постой... Я сделал шаг к ней, обнял и поцеловал. - Прощай, сестренка. - Прощай, братишка. - Прощай, моя Роза. - Прощай, мой Маленький, действительно маленький, Принц.
Проходили месяцы. Постепенно боль потери утихала. Как-то летом я бродил по городу и зашел в аптеку. На прилавке среди других лекарств лежала пачка "Пенталгина". Обычная тройчатка. Только с кодеином. Не долго думая, я купил две пачки таблеток. Рецепт на них даже не спросили. Вечером пришел в гости к Голдману. "Черепов" у него дома не было. - Лева, покайфовать не желаешь? - предложил я ему. - Почему бы нет? Мы пошли в туалет, и каждый проглотил по десять таблеток, запивая их из под крана. - Что-нибудь чувствуешь? - Пока нет. - А у меня кажется что-то заиграло в голове. - О! Теперь и у меня! Голова кружилась все сильнее, и я побежал домой. Родители уже спали. Я тоже лег, но заснуть не мог. Мне казалось, что диван, на котором я спал, раскачивается. Я вцепился в него, чтобы не вылететь. И тут мне стало совсем дурно. Я побежал в туалет. Внутренности выворачивало наизнанку. Меня тошнило. Наутро зашел к Голдману и пожаловался на свое вчерашнее состояние. - А я встал, - улыбался Лева, - оперся на стену, а стена возьми, да отодвинься. Так и рухнул возле кровати. Собирался дождь. Я, немного поболтав с Левой, пошел домой. Поглядел в окно. О подоконник стучали крупные капли дождя. Я достал несколько листков бумаги, сел за стол и начал писать: "За окном лил проливной дождь. Антуан де Сент-Экзюпери сидел в кресле возле камина и курил марихуану. Состояние у него было расслабленное. Внезапно в дверь постучали. Знаменитый писатель встал и пошел открывать. На пороге стоял Маленький Принц. Волосы и одежда на нем были были мокрыми. Сент-Экзюпери молча взял мальчика и провел его в дом. У писателя было много вопросов к нему, но он не торопился их задавать. Глупо задавать человеку вопросы, особенно маленькому, когда он стоит весь мокрый. - Хочешь я тебе приготовлю горячий чай? Не дожидаясь ответа, писатель сходил за чашкой чая. Но Маленький Принц к ней так и не притронулся. Постепенно он начал обсыхать. Писатель знал, что любой заданный им вопрос, гость посчитает пустяком и даже не будет на него отвечать. Поэтому он ждал. - Нарисуй мне розу, - внезапно попросил Маленький Принц. Писатель взял листок бумаги и, как умел, нарисовал розу. - Это не та роза. Нарисуй мне розу без шипов. - Малыш, но ведь таких роз не бывает. - Бывает. Есть, по крайней мере, одна такая роза. Сент-Экзюпери очень удивился, но послушно нарисовал розу без шипов. Маленький Принц долго рассматривал рисунок, а потом внезапно заговорил: - Когда меня укусила Змея, я потерял сознание. Но вскоре пришел в себя. Змея уползала. Она сказала, что не стала меня убивать, потому что есть место, где меня любят и ждут. Она могла читать мысли. Тогда я полетел на свою планетку. А дальше произошло вот что: Маленький Принц быстро отыскал свою Розу. - Здравствуй, милый Маленький Принц, - сказала та. - Как я счастлив, что ты жива! - воскликнул Маленький Принц. - Здесь было много ураганов, но меня спасли четыре моих шипа. Ты помнишь их? Это не простые шипы: один - любовь, второй - верность, третий благородство и четвертый - память. Благодаря им я выжила. Маленький Принц стал еще усерднее поливать свою Розу. А короткими вечерами садился возле нее и рассказывал о своих странствиях, показывал рисунки. Роза слушала и дарила ему свой волшебный аромат. Однажды она ему сказала: - Послушай, Маленький Принц. Я сегодня почувствовала, что стала расти. И правда, она вытянулась и окрепла. Вскоре она стала одного роста с Маленьким Принцем. - Мне скучно, - сказала Роза, когда он в очередной раз рассказывал о своих путешествиях, и потребовала: - Лучше спой мне! - Но я не могу петь. - Тогда расскажи о розах. - Зачем тебе? Ты ведь самая большая и самая красивая. - Ну, ладно, - успокоилась Роза, - тогда молчи и не мешай мне любоваться собой. Когда Маленький Принц в очередной раз пришел поливать Розу, она сказала: - Ты такой маленький. Уходи, мне с тобой неинтересно. - Но ведь нас многое связывает, - возразил Маленький Принц. - Вот что нас связывало, - сказала Роза, и кивнула на четыре шипа, которые валялись на земле, как использованные иголки от шприца. - Я стала большой, и теперь мне не страшен любой ураган. Мои корни уходят глубоко в землю, и я всегда найду себе воду. А теперь уходи! И Роза отвернулась. - Тогда я ушел, - закончил свой рассказ Маленький Принц. Сент-Экзюпери сидел и молчал. Он не знал, что посоветовать Маленькому Принцу. Но тот и не ждал совета. Он положил в карман листок с нарисованной розой и тихо вышел на улицу. Опомнившись, писатель подбежал к двери. За сплошной стеной дождя ничего не было видно. - Маленький Принц! - крикнул он. Тишина в ответ. Антуан де Сент-Экзюпери вернулся в комнату, сел в кресло и достал из шкатулки шприц. Когда наркотик подействовал, зрачки писателя сузились, он откинулся на спинку кресла и ушел в прострацию. - А может это было видение? - запоздало подумал он." Исписав листки, я запечатал их в конверт и надписал Танечкин калининградский адрес. Конечно, она еще была здесь, но я не знал, как пишут письма в общежитие "химиков". На улице я опустил письмо в почтовый ящик.