Страница:
Александр Зорич
Семя ветра
ПРОЛОГ
Забытье завладело памятью Герфегеста, и прошлое перестало существовать для него. Осталось только родовое имя – как маяк в ночи, как стук сердца.
Он был Конгетларом – в этом у него не было никаких сомнений. Но ничего больше Герфегест не помнил. Семь долгих лет, проведенных в Сармонтазаре, не возвратили ему памяти о Конгетларах. Только три раза ему пришлось назваться Конгетларом, и ни разу имя его Дома не вызвало ни в ком даже тени понимания. Это имя было чужим в Сармонтазаре.
Память вернулась Герфегесту только вместе с Семенем Ветра, которое попало к нему в руки после долгих лет, проведенных в скитаниях и жестоких битвах. Вначале оно принесло ему знание о Ветре. Затем – о Пути Ветра. И наконец – о идущих Путем Ветра, мужчинах и женщинах его Дома, Дома Конгетларов, восьмого и самого своеобычного из Благородных Домов Алустрала.
В снах перед Герфегестом раскрывались картины ушедших в небытие дней. Безбрежные моря Синего Алустрала, гордые крепости, многоярусные корабли, штандарты, гербы и символы… Ученичество в Обители Ветра и жестокие схватки. Иногда – за победу, чаще – за жизнь. Звон стали, посвист стрел, надсадный крик, медленно уходящий в стон…
В некоторых картинах прошлого он видел свое лицо. В остальных – лица своих родичей. Они проступали сквозь алую пелену непоправимого. Они повествовали о Падении Дома Конгетларов.
Семя Ветра, наиденное им в подземельях цитадели Тайа-Ароан, возвратило Герфегесту утраченную книгу родовой памяти. И все страницы этой книги были обагрены кровью.
Живя в аскетическом уединении среди Хелтан-ских гор, Герфегест не знал, стоит ли радоваться обретенному знанию. Едва ли оно способно изменить его жизнь к лучшему. Едва ли такая тяжесть по силам последнему отпрыску испепеленного Дома.
Так думал Герфегест, вдыхая ледяной воздух гор. Он был уверен, что путь в Алустрал закрыт для него навсегда. Потому что Врата Хуммера непроницаемы. Потому что в Алустрале его уже четырнадцать лет дожидается смерть. Потому что – и это самое главное – пропитанный страхом и ненавистью мир Алустрала не стоил даже сухой былинки под его, Герфегеста, ногами.
Герфегест не сомневался в том, что горькие воспоминания об Алустрале, подаренные ему Семенем Ветра – последнее прощание с землей его предков. Но судьба распорядилась иначе.
Он был Конгетларом – в этом у него не было никаких сомнений. Но ничего больше Герфегест не помнил. Семь долгих лет, проведенных в Сармонтазаре, не возвратили ему памяти о Конгетларах. Только три раза ему пришлось назваться Конгетларом, и ни разу имя его Дома не вызвало ни в ком даже тени понимания. Это имя было чужим в Сармонтазаре.
Память вернулась Герфегесту только вместе с Семенем Ветра, которое попало к нему в руки после долгих лет, проведенных в скитаниях и жестоких битвах. Вначале оно принесло ему знание о Ветре. Затем – о Пути Ветра. И наконец – о идущих Путем Ветра, мужчинах и женщинах его Дома, Дома Конгетларов, восьмого и самого своеобычного из Благородных Домов Алустрала.
В снах перед Герфегестом раскрывались картины ушедших в небытие дней. Безбрежные моря Синего Алустрала, гордые крепости, многоярусные корабли, штандарты, гербы и символы… Ученичество в Обители Ветра и жестокие схватки. Иногда – за победу, чаще – за жизнь. Звон стали, посвист стрел, надсадный крик, медленно уходящий в стон…
В некоторых картинах прошлого он видел свое лицо. В остальных – лица своих родичей. Они проступали сквозь алую пелену непоправимого. Они повествовали о Падении Дома Конгетларов.
Семя Ветра, наиденное им в подземельях цитадели Тайа-Ароан, возвратило Герфегесту утраченную книгу родовой памяти. И все страницы этой книги были обагрены кровью.
Живя в аскетическом уединении среди Хелтан-ских гор, Герфегест не знал, стоит ли радоваться обретенному знанию. Едва ли оно способно изменить его жизнь к лучшему. Едва ли такая тяжесть по силам последнему отпрыску испепеленного Дома.
Так думал Герфегест, вдыхая ледяной воздух гор. Он был уверен, что путь в Алустрал закрыт для него навсегда. Потому что Врата Хуммера непроницаемы. Потому что в Алустрале его уже четырнадцать лет дожидается смерть. Потому что – и это самое главное – пропитанный страхом и ненавистью мир Алустрала не стоил даже сухой былинки под его, Герфегеста, ногами.
Герфегест не сомневался в том, что горькие воспоминания об Алустрале, подаренные ему Семенем Ветра – последнее прощание с землей его предков. Но судьба распорядилась иначе.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
МИР СУШИ
Глава первая
ПОСЛАНЦЫ АЛУСТРАЛА
1
Врата Хуммера не пропускают живых тварей. Только мертвых. Человек может, если знает правильные слова на Истинном Наречии – прикинуться мертвой тварью и остаться живым. Лошадь – нет. Поэтому прошедшие через Врата были пешими. Они перемещались совершенно бесшумно, и им не нужно было беспокоиться о том, что конский храп выдаст их в безмолвный предрассветный час. Слепец, который был с ними, нетерпеливо грыз прутья стального намордника. Он чуял Семя Ветра лучше самой натасканной ищейки, он привел их сюда и жаждал получить причитающееся ему по праву. Его уже давно не кормили ничем вкусным. Очень давно.
Круглое строение, прилепившееся к краю каменистого холма среди корней исполинской сикоморы, было окружено полностью. Предводитель отряда произнес слова, ошибиться в которых означало умереть. Слепец ответил едва различимым голубым проблеском в трех буграх на его омерзительной голове. Предводитель – сейчас его звали Мелет – не ошибся. Он хорошо помнил заклинание.
Мелет снял со Слепца намордник, освободил его передние роющие лапы от кожаных перевязей и отстегнул поводок вместе с кованым стальным ошейником. Теперь Слепец был предоставлен самому себе. Не прошло и минуты, как он исчез под землей.
Пластинка лунного камня, врезанная в ошейник Слепца, просветлилась, и в ее молочно-белых недрах Мелет теперь мог видеть нить бытия страшного паука-убийцы, которого Врата Хуммера пропустили в этот мир без малейшего неудовольствия. Слепец не был живой тварью. У него не было жизни – лишь бытие.
Круглое строение, прилепившееся к краю каменистого холма среди корней исполинской сикоморы, было окружено полностью. Предводитель отряда произнес слова, ошибиться в которых означало умереть. Слепец ответил едва различимым голубым проблеском в трех буграх на его омерзительной голове. Предводитель – сейчас его звали Мелет – не ошибся. Он хорошо помнил заклинание.
Мелет снял со Слепца намордник, освободил его передние роющие лапы от кожаных перевязей и отстегнул поводок вместе с кованым стальным ошейником. Теперь Слепец был предоставлен самому себе. Не прошло и минуты, как он исчез под землей.
Пластинка лунного камня, врезанная в ошейник Слепца, просветлилась, и в ее молочно-белых недрах Мелет теперь мог видеть нить бытия страшного паука-убийцы, которого Врата Хуммера пропустили в этот мир без малейшего неудовольствия. Слепец не был живой тварью. У него не было жизни – лишь бытие.
2
В эту ночь к нему в сны снова пришел Алустрал. Герфегест уже успел привыкнуть к этим снам, привыкнуть к тому, что любая ночь может принести страшную реальность прошлого. Каждый сон рассказывал ему что-то новое о его жизни в Алустрале, и каждый раз он проклинал непрошеное вторжение прошлого в свою мирную спокойную жизнь последних лет.
Это была страшная война. Страшная и жестокая. Так не истребляют крыс. Так люди могут истреблять только людей. Весь мир против Дома Конгетларов. Армия против отряда. Флот против галеры. Сорок убийц против одного человека с секирой на длинном и легком древке. Таком длинном, таком легком…
Герфегест видел смерти всех членов своего Дома, видел, как плавились камни цитадели Наг-Туоль, видел, как исполинские каракатицы, послушные флейтам Пастырей, сокрушили трехмачтовый корабль его отца. Видения сменялись с непостижимой быстротой. Но вдруг бурные потоки его сна, будто наткнувшись на преграду, замедлили свой бег…
Вечер. Древнее круглое святилище, прилепившееся у корней исполинской сикоморы. Он, Герфегест, сидит на камне, погрузив ног.и в ледяной ручей, в двадцати шагах от своего дома. В его руках – меч, его глаза закрыты, солнце медленно погружается в океан серых, лишенных листвы деревьев. Это не Алустрал. Это Сармонтазара.
Уже совсем темно, но все-таки Герфегест видит, как стремительная вода несет к нему что-то новое. Еще не опасность, но уже ее тень, ее эхо. Большой дохлый паук, светящийся на поверхности ручья, как в пучинах синих морей Алустрала светятся орды гигантских медуз и полчища жирных креветок, которых на южных островах называют «крак», а на северных – «эльор». Паук совсем близко, меч Герфегеста словно бы невзначай проворачивается в его ладонях, и вот уже две половинки паука, рассеченного лезвием вечной волосяной заточки – гордостью Элиена, Белого Кузнеца Гаиллириса – продолжают путь вниз по течению.
Сон обнажает свои черные, как смоль, клыки. Четыре бронзовые статуи-хранительницы в жилище Герфегеста разрываются в оглушительном стоне.
Это была страшная война. Страшная и жестокая. Так не истребляют крыс. Так люди могут истреблять только людей. Весь мир против Дома Конгетларов. Армия против отряда. Флот против галеры. Сорок убийц против одного человека с секирой на длинном и легком древке. Таком длинном, таком легком…
Герфегест видел смерти всех членов своего Дома, видел, как плавились камни цитадели Наг-Туоль, видел, как исполинские каракатицы, послушные флейтам Пастырей, сокрушили трехмачтовый корабль его отца. Видения сменялись с непостижимой быстротой. Но вдруг бурные потоки его сна, будто наткнувшись на преграду, замедлили свой бег…
Вечер. Древнее круглое святилище, прилепившееся у корней исполинской сикоморы. Он, Герфегест, сидит на камне, погрузив ног.и в ледяной ручей, в двадцати шагах от своего дома. В его руках – меч, его глаза закрыты, солнце медленно погружается в океан серых, лишенных листвы деревьев. Это не Алустрал. Это Сармонтазара.
Уже совсем темно, но все-таки Герфегест видит, как стремительная вода несет к нему что-то новое. Еще не опасность, но уже ее тень, ее эхо. Большой дохлый паук, светящийся на поверхности ручья, как в пучинах синих морей Алустрала светятся орды гигантских медуз и полчища жирных креветок, которых на южных островах называют «крак», а на северных – «эльор». Паук совсем близко, меч Герфегеста словно бы невзначай проворачивается в его ладонях, и вот уже две половинки паука, рассеченного лезвием вечной волосяной заточки – гордостью Элиена, Белого Кузнеца Гаиллириса – продолжают путь вниз по течению.
Сон обнажает свои черные, как смоль, клыки. Четыре бронзовые статуи-хранительницы в жилище Герфегеста разрываются в оглушительном стоне.
3
Герфегест открыл глаза вовремя. Статуи-хранительницы действительно надсадно гудели. Непонимающе ойкнула, вцепившись в его плечо, пробудившаяся Тайен. Он не видел, но знал, что утоптанный земляной пол, единственным украшением которого была плетенная из тростника циновка, вспучился на пол-локтя. Путь Ветра не лжет тем, в ком течет кровь Конгетларов.
– Все хорошо, – совершенно спокойно сказал Герфегест Тайен, ловя себя на мысли, что так бессовестно он еще не лгал никому.
Мгновение спустя он, перекатываясь через левый бок, стрелой вылетал из-под медвежьей шкуры. Его правая рука безошибочным движением выдергивала меч из ножен., повешенных в изголовье, а глаза Гер-фегеста, расширяясь от ужаса, видели, как из-под земли, разгораясь мертвенным бледным светом, появляются многоколенчатые ноги.
Первым ударом Герфегест укоротил Слепца на одну ногу. Но остальные одиннадцать, вкупе с телом, уже полностью выпростались из-поу земли, и, глухо зашипев. Слепец обрушил на Герфегеста удар сдвоенного ложноязыка. Жгучий бич свистнул там, где Герфегеста не было. Уже не было – Ветер быстр и изменчив; всякий из Конгетларов, кто не постиг этого, умирал слишком быстро. Остальные жили дольше, жили, чтобы исчезнуть навсегда в жерновах войны. Герфегест был лучшим из Конгетларов. Теперь уже безусловно лучшим, потому что некому было оспорить его первенство.
Но Слепец был все-таки очень опасным противником. Три выпада Герфегеста не достигли цели – тварь ловко отскакивала назад, а в третий раз полоснула ложноязыком по ногам Герфегеста. Он упал на спину, и тотчас же две пары передних лап Слепца впились Герфегесту в грудь, пришпиливая его к земле, как булавки итских любознателей пришпиливают ни в чем не повинных клопов и бабочек.
Гортанный вскрик Тайен – и длинная цепь, увенчанная шипастым шаром, вошла Слепцу прямо между трех слуховых бугров. Слепец ослабил хватку, озадаченный таким оборотом дела. Вкусное-мягкое-беззащитное оказалось тоже противником. Противника надлежит уничтожить.
Тайен имела неплохую реакцию. Но она не имела такого безошибочного чутья в темноте, как Герфегест, и ложноязык Слепца заставил ее вскрикнуть вновь. На этот раз от боли.
Благодаря Тайен Герфегест получил возможность сражаться, и ярость утроила его силы. Он откатился в сторону, подальше от острых лап Слепца, вскочил на ноги и, видя, как тварь подобралась для рокового прыжка в сторону Тайен, всадил меч между ороговевших пластин – туда, где брюхо паука сочленялось с грудью. Слепец рванулся, вывернул меч из кисти Герфегеста и в испуге отпрыгнул назад, недоумевая. Боли он почти не чувствовал, но теперь где-то внутри у него бьша мерзкая полоса стали, и она мешала ему.
Герфегест слышал, как стонет раненая Тайен. Он видел перед собой неслыханно живучего противника – грютский паук, который, как известно, тоже отнюдь не дитя, от такой раны умер бы в одно мгновение. Он понял, что против этого гостя не поможет ни стрела, ни боевой цеп, ни десяток «крылатых ножей». Герфегест чувствовал, что рано или поздно тварь убьет их, изможденных боем в темноте. Статуи хранительницы вторили его мыслям печальным гудением.
Кроме силы своих рук, кроме силы своего оружия, удесятеренного искусством Пути Ветра, у Герфегеста не было ничего. Ничего – кроме Семени Ветра.
Он хранил его в небольшой каменной чаше, не тая, потому что судьбы вещей неподвластны смертным. Подчас спрятанное за семью замками уходит от человека, как вода из растрескавшегося кувшина, и никому не дано знать плетения Нитей Лаги. Герфегест не знал, в чем сила Семени Ветра, он просто хранил его. Если оно сейчас не поможет ему – значит не поможет уже никогда, и многолетние поиски его были просто глупой кровавой возней.
Эти мысли пронеслись в голове Герфегеста быстрее проблеска молнии, пока он, уклоняясь от очередного броска Слепца, в одном диком, немыслимом прыжке достигал угла, где на простом деревянном постаменте стояла чаша с Семенем Ветра. Он схватил его – небольшое, граненое, тусклое – и, сжав в кулаке, развернулся навстречу Слепцу, осознавая, что от смерти его отделяет ровно одно неправильное движение. Что теперь? Он не знает нужных слов, он не знает сути Семени, а его едва заметная тяжесть в ладони – ничто перед тварью-убийцей.
И тогда Тайен произнесла слова, которых он не слышал от нее никогда раньше.
Последний раз звуки этого наречия касались его слуха семь лет назад. Говорившие на нем не были людьми. Говорившие на нем были звезднорожденны-ми: его врагами и друзьями, и были они могущественны, как само небо..
Но сейчас ему было совершенно безразлично, откуда Тайен, девушка из крохотной горной-деревни, знает Истинное Наречие Хуммера. Потому что вместе с первыми звуками ее голоса Семя Ветра в его ладони полыхнуло живительным огнем, который мгновенно поднялся вверх по руке, вошел в сердце и мозг, заставил все тело радостно вздрогнуть и принять Изменение.
Ложноязык Слепца, ринувшийся в незащищенное лицо человека, встретил шершавую, твердую, как сталь, кору, стремительно прорастающую шипами навстречу врагу. Слепец не мог постичь происходящего. Безошибочное чутье подсказывало ему одно – отдернуть ложноязык. Но сделать это было невозможно – две руки-лианы изменившегося Герфегеста обвили ядовитую плоть Слепца и притянули его к себе. Прежде чем Слепец успел по-настоящему испугаться, в его тело, проникая сквозь сочленения хитиновых пластин, вошли тысячи мелких, быстрых, всепроникающих корней…
Мелет, предводитель отряда убийц, с непониманием и страхом смотрел, как в пластине лунного камня блеснула яркой вспышкой, а мгновение спустя поблекла и погасла нить бытия Слепца.
– Все хорошо, – совершенно спокойно сказал Герфегест Тайен, ловя себя на мысли, что так бессовестно он еще не лгал никому.
Мгновение спустя он, перекатываясь через левый бок, стрелой вылетал из-под медвежьей шкуры. Его правая рука безошибочным движением выдергивала меч из ножен., повешенных в изголовье, а глаза Гер-фегеста, расширяясь от ужаса, видели, как из-под земли, разгораясь мертвенным бледным светом, появляются многоколенчатые ноги.
Первым ударом Герфегест укоротил Слепца на одну ногу. Но остальные одиннадцать, вкупе с телом, уже полностью выпростались из-поу земли, и, глухо зашипев. Слепец обрушил на Герфегеста удар сдвоенного ложноязыка. Жгучий бич свистнул там, где Герфегеста не было. Уже не было – Ветер быстр и изменчив; всякий из Конгетларов, кто не постиг этого, умирал слишком быстро. Остальные жили дольше, жили, чтобы исчезнуть навсегда в жерновах войны. Герфегест был лучшим из Конгетларов. Теперь уже безусловно лучшим, потому что некому было оспорить его первенство.
Но Слепец был все-таки очень опасным противником. Три выпада Герфегеста не достигли цели – тварь ловко отскакивала назад, а в третий раз полоснула ложноязыком по ногам Герфегеста. Он упал на спину, и тотчас же две пары передних лап Слепца впились Герфегесту в грудь, пришпиливая его к земле, как булавки итских любознателей пришпиливают ни в чем не повинных клопов и бабочек.
Гортанный вскрик Тайен – и длинная цепь, увенчанная шипастым шаром, вошла Слепцу прямо между трех слуховых бугров. Слепец ослабил хватку, озадаченный таким оборотом дела. Вкусное-мягкое-беззащитное оказалось тоже противником. Противника надлежит уничтожить.
Тайен имела неплохую реакцию. Но она не имела такого безошибочного чутья в темноте, как Герфегест, и ложноязык Слепца заставил ее вскрикнуть вновь. На этот раз от боли.
Благодаря Тайен Герфегест получил возможность сражаться, и ярость утроила его силы. Он откатился в сторону, подальше от острых лап Слепца, вскочил на ноги и, видя, как тварь подобралась для рокового прыжка в сторону Тайен, всадил меч между ороговевших пластин – туда, где брюхо паука сочленялось с грудью. Слепец рванулся, вывернул меч из кисти Герфегеста и в испуге отпрыгнул назад, недоумевая. Боли он почти не чувствовал, но теперь где-то внутри у него бьша мерзкая полоса стали, и она мешала ему.
Герфегест слышал, как стонет раненая Тайен. Он видел перед собой неслыханно живучего противника – грютский паук, который, как известно, тоже отнюдь не дитя, от такой раны умер бы в одно мгновение. Он понял, что против этого гостя не поможет ни стрела, ни боевой цеп, ни десяток «крылатых ножей». Герфегест чувствовал, что рано или поздно тварь убьет их, изможденных боем в темноте. Статуи хранительницы вторили его мыслям печальным гудением.
Кроме силы своих рук, кроме силы своего оружия, удесятеренного искусством Пути Ветра, у Герфегеста не было ничего. Ничего – кроме Семени Ветра.
Он хранил его в небольшой каменной чаше, не тая, потому что судьбы вещей неподвластны смертным. Подчас спрятанное за семью замками уходит от человека, как вода из растрескавшегося кувшина, и никому не дано знать плетения Нитей Лаги. Герфегест не знал, в чем сила Семени Ветра, он просто хранил его. Если оно сейчас не поможет ему – значит не поможет уже никогда, и многолетние поиски его были просто глупой кровавой возней.
Эти мысли пронеслись в голове Герфегеста быстрее проблеска молнии, пока он, уклоняясь от очередного броска Слепца, в одном диком, немыслимом прыжке достигал угла, где на простом деревянном постаменте стояла чаша с Семенем Ветра. Он схватил его – небольшое, граненое, тусклое – и, сжав в кулаке, развернулся навстречу Слепцу, осознавая, что от смерти его отделяет ровно одно неправильное движение. Что теперь? Он не знает нужных слов, он не знает сути Семени, а его едва заметная тяжесть в ладони – ничто перед тварью-убийцей.
И тогда Тайен произнесла слова, которых он не слышал от нее никогда раньше.
Последний раз звуки этого наречия касались его слуха семь лет назад. Говорившие на нем не были людьми. Говорившие на нем были звезднорожденны-ми: его врагами и друзьями, и были они могущественны, как само небо..
Но сейчас ему было совершенно безразлично, откуда Тайен, девушка из крохотной горной-деревни, знает Истинное Наречие Хуммера. Потому что вместе с первыми звуками ее голоса Семя Ветра в его ладони полыхнуло живительным огнем, который мгновенно поднялся вверх по руке, вошел в сердце и мозг, заставил все тело радостно вздрогнуть и принять Изменение.
Ложноязык Слепца, ринувшийся в незащищенное лицо человека, встретил шершавую, твердую, как сталь, кору, стремительно прорастающую шипами навстречу врагу. Слепец не мог постичь происходящего. Безошибочное чутье подсказывало ему одно – отдернуть ложноязык. Но сделать это было невозможно – две руки-лианы изменившегося Герфегеста обвили ядовитую плоть Слепца и притянули его к себе. Прежде чем Слепец успел по-настоящему испугаться, в его тело, проникая сквозь сочленения хитиновых пластин, вошли тысячи мелких, быстрых, всепроникающих корней…
Мелет, предводитель отряда убийц, с непониманием и страхом смотрел, как в пластине лунного камня блеснула яркой вспышкой, а мгновение спустя поблекла и погасла нить бытия Слепца.
4
Тайен зажгла факел, хотя в нем теперь не было особой нужды – где-то за высокими пиками Хелтан-ских гор медленно подымалось солнце и прозрачная весенняя ночь сменялась мглистой предрассветной серостью. Сквозь узкие проемы под потолком в святилище вползал приглушенный туманом свет.
Понимание происходящего вернулось к Герфегес-ту сразу же, без переходов, одним рывком.
– Я… я был растением?
– Не вполне, – серьезно покачала головой Тайен. – Но ты полагал себя растением и благодаря Семени Ветра смог собрать в себе силу деревьев и трав с десятков окрестных лиг. Ты вобрал ее в себя, как срез со стеклянного шара собирает солнечные лучи в одну ослепительную точку и прожигает лист черного папируса. Ты смог направить силы растущего против этой твари – и ты разрушил ее. Разрушил, но не убил, ибо невозможно убить неживущее.
Герфегест посмотрел себе под ноги. Пол святилища был устлан страшными останками паукообразной твари. Разодранные пластины хитина. Вывороченные из суставов лапы, покрытые сотнями коготков. Стеклянистые внутренности, похожие на сгустки омерзительного студня. Все пребывало в мелком, едва замёт-ном движении, бессильно поскребывало по распоротой тростниковой циновке, судорожно сгибалось, едва заметно дышало.
Откуда Тайен ведомо Истинное Наречие Хуммера? Какова полная сила Семени Ветра, если сейчас ему – не более чем опытному воину, но отнюдь не искушенному магу – удалось разрушить страшного врага? Что привело сюда тварь, о которой никто и не слыхивал в Сармонтазаре?
Вопросы теснились в гудящей голове Герфегеста, саднила израненная грудь, но статуи-хранительницы не умолкали. Они лишь сменили той;и лад своего предупредительного гудения, и это означало, что времени на разговоры у них нет. День обещал быть солнечным и жестоким. В подтверждение мыслей Гер-фегеста снаружи донесся щелчок тетивы, и в дверь что-то ударило. Конечно, стрела.
Понимание происходящего вернулось к Герфегес-ту сразу же, без переходов, одним рывком.
– Я… я был растением?
– Не вполне, – серьезно покачала головой Тайен. – Но ты полагал себя растением и благодаря Семени Ветра смог собрать в себе силу деревьев и трав с десятков окрестных лиг. Ты вобрал ее в себя, как срез со стеклянного шара собирает солнечные лучи в одну ослепительную точку и прожигает лист черного папируса. Ты смог направить силы растущего против этой твари – и ты разрушил ее. Разрушил, но не убил, ибо невозможно убить неживущее.
Герфегест посмотрел себе под ноги. Пол святилища был устлан страшными останками паукообразной твари. Разодранные пластины хитина. Вывороченные из суставов лапы, покрытые сотнями коготков. Стеклянистые внутренности, похожие на сгустки омерзительного студня. Все пребывало в мелком, едва замёт-ном движении, бессильно поскребывало по распоротой тростниковой циновке, судорожно сгибалось, едва заметно дышало.
Откуда Тайен ведомо Истинное Наречие Хуммера? Какова полная сила Семени Ветра, если сейчас ему – не более чем опытному воину, но отнюдь не искушенному магу – удалось разрушить страшного врага? Что привело сюда тварь, о которой никто и не слыхивал в Сармонтазаре?
Вопросы теснились в гудящей голове Герфегеста, саднила израненная грудь, но статуи-хранительницы не умолкали. Они лишь сменили той;и лад своего предупредительного гудения, и это означало, что времени на разговоры у них нет. День обещал быть солнечным и жестоким. В подтверждение мыслей Гер-фегеста снаружи донесся щелчок тетивы, и в дверь что-то ударило. Конечно, стрела.
5
Если тебя хотят убить, незачем выпускать стрелу в твою дверь. Нужно целиться в твое горло. И всадить железное жало точно в кадык.
Герфегест не сомневался в том, что паук-убийца и неведомые гости за дверью связаны одной неразрывной, хотя пока еще и не осознанной причинной цепью. Вначале они хотели его убить, теперь хотят разговора. Значит, надо поговорить. Других вариантов у него, похоже, нет.
Герфегест был по-прежнему наг, но отнюдь не смущался этим. Подобрав среди останков Слепца свой меч, он подошел к двери. Немного помедлил. Потом распахнул дверь настежь.
Выстроившись полукольцом у ручья, напротив святилища стояли полтора десятка человек. Они были одеты в пластинчатые панцири с огромными декоративными наплечниками. На головах у них красовались гребенчатые шлемы с полумасками, прикрывающими глаза и нос. Вооружены незнакомцы были преимущественно секирами на длинных древках, трое имели короткие луки с крутым прогибом, а один, стоящий чуть впереди остальных и выделяющийся небольшим церемониальным щитком на левом локте, опирался на палицу с массивной многогранной главой. Он поигрывал цепью с разомкнутым ошейником, который пришелся бы впору теленку, но отнюдь не собаке.
Три лучника – значит, застрелить его, в совершенстве владеющего «веером бражника», будет непросто.
Десяток обалдуев с секирами -к– значит, его все-таки зарубят. Зарубят, оставив своих шестерых. Плохо. Два черных лебедя на пурпуре церемониального щитка – значит, Алустрал пришел в Сармонтазару. Потому что черные лебеди – птицы Гамелинов. Очень плохо.
– Я имею два вопроса, – сказал главный, когда приличествующий молчанию срок истек. Теперь по привычным установлениям Алустрала полагалось либо говорить, либо сходиться в танце стали, либо расходиться. Расходиться, похоже, никто не собирался, рубиться было рано, оставалось говорить.
– Я имею два вопроса, – повторил главный, смакуя каждое слово 9«Наверное, общаться с людьми ему выпадает редко», – некстати подумал Герфегест). – Где мое животное и ты ли Герфегест из проклятого Дома Конгетларов?
– Твое животное… – Герфегест усмехнулся. – Оно очень устало. Ты, наверное, кормил своего конька овсом, а надо было бы – своим хреном. Тогда мог бы выйти толк.
Оскорбление удалось на славу. Один из лучников одобрительно хмыкнул – похоже. Слепца недолюб-ливали,даже свои. Мелет в гневе швырнул цепь на землю, но сдержался.
– Отвечай на второй вопрос! Ты – Герфегест? – рявкнул он.
– Да, я Герфегест, – «достоинством поклонился Герфегест, – из бесчестно истребленного Дома Конгетларов, – добавил он. И в глазах Герфегеста помимо его воли блеснули кровавые отблески пламени. Пламени над башнями Наг-Туоля.
– Хорошо, Герфегест из проклятого Дома Конгетларов, – сказал Мелет с особым нажимом на «проклятом». – Мое животное приходило не за твоей жизнью. (Герфегест был другого мнения, но он счел за лучшее промолчать.) Оно искало одну вещь, которая принадлежит пославшим меня. Имя этой вещи – Семя Ветра. Отдай его нам, и мы уйдем. Уйдем так же, как некогда ты ушел из Алустрала. Мы не причиним вреда ни тебе, ни твоей женщине.
С последними словами Мелет едва заметно улыбнулся, бросив взгляд куда-то за спину Герфегеста. Герфегесту не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что в дверях святилища давно стоит Тайен. Стоит, так же как и он, не стесняясь своей наготы, и в ее руках сейчас напряженный лук, а через плечо повешены колчан и широкая перевязь с метательными ножами. Все это он видел в глазах Мелета, и еще, к своему огромному удивлению, Герфегест видел, что Мелет не лжет. По крайней мере, предводитель отряда верил своим словам. В противном случае лицо раскрыло бы Герфегесту темные намерения его обладателя.
Со своей стороны Герфегест счел ложь унизительной.
– Твое животное не ошиблось. Семя Ветра действительно со мной. Но ответь – по какому праву вы пришли требовать с меня то, что оплачено моей кровью и моими ратными трудами сполна? Я искал Семя Ветра семь лет, я истоптал Сармонтазару от Када до Магдорна, от Цинора до Хелтанских гор и сделал это не единожды. Семя Ветра принадлежит мне, как мои легкие и печень.
Мелет рассеянно пошевелил носком сапога свившуюся у его ног цепь Слепца.
– Твои легкие и печень слишком легко достать те-перь, человек из проклятого Дома Конгетларов. Слишком легко, чтобы ты мог спорить.
Мелет был прав. Его правота была воплощена в мощных панцирях пятнадцати воинов, принадлежащих Дому Гамелинов. Его правота тусклым пламенем.жила в широких лезвиях секир. Его правота была вплетена в жилы куцых складных луков.
Когда-то у Герфегеста был друг. Единственный настоящий друг, которого он встретил в Сармонтазаре. Друга звали Элиен. Сын суровой и прекрасной северной страны Харрены прожил очень короткую человеческую жизнь длиною в двадцать два года. На ее исходе Элиен начал войну за спасение своего Брата по Слову. «Слишком долгая история, чтобы вспоминать ее перед лицом своих убийц», – подумалось Герфегесту. Элиен выиграл войну, спас Брата по Слову и обрел преданного друга – Герфегеста. Но, главное, в войне Элиен нашел свою любовь, странную и непостижимую Гаэт, девушку-тень.
Герфегест навсегда запомнил тот день – второе число месяца Вафара. В тот день закончилась их дружба. Элиен, идущий Путем звезднорожденного, пережил второе рождение, превзошел свою человеческую сущность и необратимо изменившийся остался, чтобы навсегда забыть о войне и жить во имя любви к Гаэт. Герфегест, последний из Конгетларов, ушел, чтобы найти Семя Ветра и раствориться в Хелтанских горах.
Тогда Герфегест не понимал Элиена, не понимал, что означает новая отрешенность в его взгляде. И только встретившись с Тайен, он понял, что в жизни нет и не может быть ничего лучше, чем любовь и спокойствие. Ни слава, ни могущество, ни даже борьба во имя призрачной справедливости не стоят ничего.
Сейчас, стоя с обнаженным мечом перед своим кровавым прошлым, которое жестоко и решительно вторглось в безмятежность настоящего, Герфегест принял решение, о котором – он это знал совершенно доподлинно – ему никогда не придется жалеть. Ни ему, ни Тайен.
Герфегест разжал левый кулак и протянул Семя Ветра Мелету.
– Вот оно. Возьмите его и уходите прочь. Навеки. И можете передать Гамелинам, что Герфегест из Дома Конгетларов умер сегодня ночью от укуса горной сольпуги.
Мелет, удовлетворённо кивнув, пошел к нему. Пошел, чтобы взять Семя Ветра и уйти. Без лишних слов. Так велел ему тот, кому он служил. Люди Алустрала жестоки, но люди Алустрала никогда не язвят побежденных – если это не указано свыше. Поэтому Мелет шел молча, и ничто не выдавало его торжества над Герфегестом.
– Этого нельзя делать, Герфегест, – россыпью «крылатых» ножей прозвенели слова Тайен. Она говорила на языке герверитов – так, чтобы не быть понятой людьми Алустрала.
Вслед за этим зазвучало уже слышанное Герфегестом заклинание на Истинном Наречии Хуммера и произошло многое.
Тайен, вскинув лук и рывком натягивая тетиву, послала стрелу в Мелета. С ужасом наблюдая, как Мелет падает, неловко подворачивая раненную в бедро ногу, Герфегест почувствовал, что его тело охвачено уже знакомым порывом обратиться в средоточие древесной плоти. Тайен оставалось произнести еще ровно два слова, чтобы Изменение завершилось окончательно, но лучники выстрелили, и три стрелы рассекли утреннюю дымку.
Часть силы Семени Ветра уже вошла в Герфегеста, и только это спасло его от смерти. Стрела лопнула в четырех пальцах от его груди, и упругие волокна расщепленного ивового прута, хлестнув его по лицу, отпрянули назад, слизнули с ладони Семя Ветра, упали на землю. Две других стрелы были назначены Тайен, и обе отведали ее плоти. У Тайен еще оставались силы произнести заклинание до конца, но в нем уже не было смысла – в руке у Герфегеста больше не было Семени Ветра; и он почувствовал, как незавершенное Изменение стремительно обратилось вспять, оставляя его при своей прежней человеческой сущности.
Мелет во всю глотку призывал Ярость Вод Алустрала снизойти на головы вероломных обманщиков, но и без его приказаний люди Гамелинов были уже совсем близко. Истекающая кровью Тайен с убийственной последовательностью наградила Мелета еще одной стрелой – на этот раз.слишком самоуверенно. Стрела истратила всю убойную силу, чтобы пробить ромбовидное зерцало на груди Мелета, и вошла едва до середины наконечника.
Перенапряженные струны зыбкого равновесия, когда еще можно было разойтись миром, лопнули все до последней. Герфегест, бросив прощальный взгляд на Тайен – его подруга умрет быстрее, чем он, любое из двух ранений смертельно – почти неуловимо и пугающе быстро приблизился на полтора шага навстречу нападающим. Ровно на полтора шага – чтобы расстояние до ближайшего воина сократилось быстрее, чем тот, ослепленный жаждой мести за своего предводителя, успел остановиться. Быстрый удар с полузамаха пришелся между щегольским наплечником и шеей воина. Недостаточно, чтобы перерубить позвонки, но более чем достаточно, чтобы из вскрытой артерии забила струя крови.
Отпрыгнув от падающего тела, Герфегест увидел разом два полукружия секир, рушащихся на него из разбавленной синевы утреннего неба, и что было силы швырнул свое тело назад. Докрутившись до полного прыжка через спину, он снова оказался на ногах у стены святилища. Прямой колющий удар секиры, направленный в его живот, пришелся по камню. Прежде чем нападающий успел подать древко назад, Герфегест проткнул его чуть выше тяжелой поясной бляхи – там, где у всякого ежа есть мягкое подбрюшье. Удар ноги под колено еще одному человеку Алустрала заставил того на несколько мгновений забыть себя от боли. Этих мгновений хватило Герфегесту, чтобы, захватив его за короткую косицу, выбившуюся сзади из-под шлема, обрушить податливую тяжесть под ноги двум праздным зевакам с оружием.
Он пока еще совсем не устал. Он плевать хотел на глубокий надрез, оставленный острием чьей-то неучтенной секиры на предплечье. Он мог себе позволить до поры до времени не замечать рваную рану между ребрами и кровавое пятно на месте снятого лоскута кожи с ягодицы. Проведя серию обманных выпадов, Герфегест ранил еще одного и оказался наконец там, где ему следовало бы быть с самого начала – в дверях святилища, служившего ему домом последние семь лет и, похоже, становящегося теперь усыпальницей для него и для Тайен. Здесь можно было продержаться еще какое-то время. Зачем? Зачем вся эта кровавая бессмыслица, если против него еще девять совершенно здоровых и готовых к схватке головорезов? Этого Герфегест не знал.
Люди Алустрала, убедившись, что Герфегест – почти непобедимый противник в рукопашной – расступились, предоставив трудиться лучникам. Новые три стрелы искали сердце Герфегеста, но он не дал им убить себя. «Веером бражника» прогудел его меч, и стрелы, перерубленные, измочаленные, сломанные, застучали по деревянной двери.
– Никому не вверяй Семя Ветра, Герфегест. Никому.
Это были последние слова Тайен. Она умерла у его ног, по щиколотку вязнущих в замешенной на крови земле. Герфегест понял, что у него нет больше сил терпеть все это-холод ясного чужого утра, гнетущий рокот статуй-хранительниц и невыносимое ощущение близкой смерти, каждое мгновение которого тянется дольше века.
Герфегест хрипло вскрикнул и ринулся навстречу лучникам. Пусть на крыльях трех стрел его душа отправится в Святую Землю Грем. Последний Конгет-лар уйдет с легкостью, как и подобает Ветру, который волен приходить и уходить, и ничто не держит его в этом мире.
Герфегест не сомневался в том, что паук-убийца и неведомые гости за дверью связаны одной неразрывной, хотя пока еще и не осознанной причинной цепью. Вначале они хотели его убить, теперь хотят разговора. Значит, надо поговорить. Других вариантов у него, похоже, нет.
Герфегест был по-прежнему наг, но отнюдь не смущался этим. Подобрав среди останков Слепца свой меч, он подошел к двери. Немного помедлил. Потом распахнул дверь настежь.
Выстроившись полукольцом у ручья, напротив святилища стояли полтора десятка человек. Они были одеты в пластинчатые панцири с огромными декоративными наплечниками. На головах у них красовались гребенчатые шлемы с полумасками, прикрывающими глаза и нос. Вооружены незнакомцы были преимущественно секирами на длинных древках, трое имели короткие луки с крутым прогибом, а один, стоящий чуть впереди остальных и выделяющийся небольшим церемониальным щитком на левом локте, опирался на палицу с массивной многогранной главой. Он поигрывал цепью с разомкнутым ошейником, который пришелся бы впору теленку, но отнюдь не собаке.
Три лучника – значит, застрелить его, в совершенстве владеющего «веером бражника», будет непросто.
Десяток обалдуев с секирами -к– значит, его все-таки зарубят. Зарубят, оставив своих шестерых. Плохо. Два черных лебедя на пурпуре церемониального щитка – значит, Алустрал пришел в Сармонтазару. Потому что черные лебеди – птицы Гамелинов. Очень плохо.
– Я имею два вопроса, – сказал главный, когда приличествующий молчанию срок истек. Теперь по привычным установлениям Алустрала полагалось либо говорить, либо сходиться в танце стали, либо расходиться. Расходиться, похоже, никто не собирался, рубиться было рано, оставалось говорить.
– Я имею два вопроса, – повторил главный, смакуя каждое слово 9«Наверное, общаться с людьми ему выпадает редко», – некстати подумал Герфегест). – Где мое животное и ты ли Герфегест из проклятого Дома Конгетларов?
– Твое животное… – Герфегест усмехнулся. – Оно очень устало. Ты, наверное, кормил своего конька овсом, а надо было бы – своим хреном. Тогда мог бы выйти толк.
Оскорбление удалось на славу. Один из лучников одобрительно хмыкнул – похоже. Слепца недолюб-ливали,даже свои. Мелет в гневе швырнул цепь на землю, но сдержался.
– Отвечай на второй вопрос! Ты – Герфегест? – рявкнул он.
– Да, я Герфегест, – «достоинством поклонился Герфегест, – из бесчестно истребленного Дома Конгетларов, – добавил он. И в глазах Герфегеста помимо его воли блеснули кровавые отблески пламени. Пламени над башнями Наг-Туоля.
– Хорошо, Герфегест из проклятого Дома Конгетларов, – сказал Мелет с особым нажимом на «проклятом». – Мое животное приходило не за твоей жизнью. (Герфегест был другого мнения, но он счел за лучшее промолчать.) Оно искало одну вещь, которая принадлежит пославшим меня. Имя этой вещи – Семя Ветра. Отдай его нам, и мы уйдем. Уйдем так же, как некогда ты ушел из Алустрала. Мы не причиним вреда ни тебе, ни твоей женщине.
С последними словами Мелет едва заметно улыбнулся, бросив взгляд куда-то за спину Герфегеста. Герфегесту не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что в дверях святилища давно стоит Тайен. Стоит, так же как и он, не стесняясь своей наготы, и в ее руках сейчас напряженный лук, а через плечо повешены колчан и широкая перевязь с метательными ножами. Все это он видел в глазах Мелета, и еще, к своему огромному удивлению, Герфегест видел, что Мелет не лжет. По крайней мере, предводитель отряда верил своим словам. В противном случае лицо раскрыло бы Герфегесту темные намерения его обладателя.
Со своей стороны Герфегест счел ложь унизительной.
– Твое животное не ошиблось. Семя Ветра действительно со мной. Но ответь – по какому праву вы пришли требовать с меня то, что оплачено моей кровью и моими ратными трудами сполна? Я искал Семя Ветра семь лет, я истоптал Сармонтазару от Када до Магдорна, от Цинора до Хелтанских гор и сделал это не единожды. Семя Ветра принадлежит мне, как мои легкие и печень.
Мелет рассеянно пошевелил носком сапога свившуюся у его ног цепь Слепца.
– Твои легкие и печень слишком легко достать те-перь, человек из проклятого Дома Конгетларов. Слишком легко, чтобы ты мог спорить.
Мелет был прав. Его правота была воплощена в мощных панцирях пятнадцати воинов, принадлежащих Дому Гамелинов. Его правота тусклым пламенем.жила в широких лезвиях секир. Его правота была вплетена в жилы куцых складных луков.
Когда-то у Герфегеста был друг. Единственный настоящий друг, которого он встретил в Сармонтазаре. Друга звали Элиен. Сын суровой и прекрасной северной страны Харрены прожил очень короткую человеческую жизнь длиною в двадцать два года. На ее исходе Элиен начал войну за спасение своего Брата по Слову. «Слишком долгая история, чтобы вспоминать ее перед лицом своих убийц», – подумалось Герфегесту. Элиен выиграл войну, спас Брата по Слову и обрел преданного друга – Герфегеста. Но, главное, в войне Элиен нашел свою любовь, странную и непостижимую Гаэт, девушку-тень.
Герфегест навсегда запомнил тот день – второе число месяца Вафара. В тот день закончилась их дружба. Элиен, идущий Путем звезднорожденного, пережил второе рождение, превзошел свою человеческую сущность и необратимо изменившийся остался, чтобы навсегда забыть о войне и жить во имя любви к Гаэт. Герфегест, последний из Конгетларов, ушел, чтобы найти Семя Ветра и раствориться в Хелтанских горах.
Тогда Герфегест не понимал Элиена, не понимал, что означает новая отрешенность в его взгляде. И только встретившись с Тайен, он понял, что в жизни нет и не может быть ничего лучше, чем любовь и спокойствие. Ни слава, ни могущество, ни даже борьба во имя призрачной справедливости не стоят ничего.
Сейчас, стоя с обнаженным мечом перед своим кровавым прошлым, которое жестоко и решительно вторглось в безмятежность настоящего, Герфегест принял решение, о котором – он это знал совершенно доподлинно – ему никогда не придется жалеть. Ни ему, ни Тайен.
Герфегест разжал левый кулак и протянул Семя Ветра Мелету.
– Вот оно. Возьмите его и уходите прочь. Навеки. И можете передать Гамелинам, что Герфегест из Дома Конгетларов умер сегодня ночью от укуса горной сольпуги.
Мелет, удовлетворённо кивнув, пошел к нему. Пошел, чтобы взять Семя Ветра и уйти. Без лишних слов. Так велел ему тот, кому он служил. Люди Алустрала жестоки, но люди Алустрала никогда не язвят побежденных – если это не указано свыше. Поэтому Мелет шел молча, и ничто не выдавало его торжества над Герфегестом.
– Этого нельзя делать, Герфегест, – россыпью «крылатых» ножей прозвенели слова Тайен. Она говорила на языке герверитов – так, чтобы не быть понятой людьми Алустрала.
Вслед за этим зазвучало уже слышанное Герфегестом заклинание на Истинном Наречии Хуммера и произошло многое.
Тайен, вскинув лук и рывком натягивая тетиву, послала стрелу в Мелета. С ужасом наблюдая, как Мелет падает, неловко подворачивая раненную в бедро ногу, Герфегест почувствовал, что его тело охвачено уже знакомым порывом обратиться в средоточие древесной плоти. Тайен оставалось произнести еще ровно два слова, чтобы Изменение завершилось окончательно, но лучники выстрелили, и три стрелы рассекли утреннюю дымку.
Часть силы Семени Ветра уже вошла в Герфегеста, и только это спасло его от смерти. Стрела лопнула в четырех пальцах от его груди, и упругие волокна расщепленного ивового прута, хлестнув его по лицу, отпрянули назад, слизнули с ладони Семя Ветра, упали на землю. Две других стрелы были назначены Тайен, и обе отведали ее плоти. У Тайен еще оставались силы произнести заклинание до конца, но в нем уже не было смысла – в руке у Герфегеста больше не было Семени Ветра; и он почувствовал, как незавершенное Изменение стремительно обратилось вспять, оставляя его при своей прежней человеческой сущности.
Мелет во всю глотку призывал Ярость Вод Алустрала снизойти на головы вероломных обманщиков, но и без его приказаний люди Гамелинов были уже совсем близко. Истекающая кровью Тайен с убийственной последовательностью наградила Мелета еще одной стрелой – на этот раз.слишком самоуверенно. Стрела истратила всю убойную силу, чтобы пробить ромбовидное зерцало на груди Мелета, и вошла едва до середины наконечника.
Перенапряженные струны зыбкого равновесия, когда еще можно было разойтись миром, лопнули все до последней. Герфегест, бросив прощальный взгляд на Тайен – его подруга умрет быстрее, чем он, любое из двух ранений смертельно – почти неуловимо и пугающе быстро приблизился на полтора шага навстречу нападающим. Ровно на полтора шага – чтобы расстояние до ближайшего воина сократилось быстрее, чем тот, ослепленный жаждой мести за своего предводителя, успел остановиться. Быстрый удар с полузамаха пришелся между щегольским наплечником и шеей воина. Недостаточно, чтобы перерубить позвонки, но более чем достаточно, чтобы из вскрытой артерии забила струя крови.
Отпрыгнув от падающего тела, Герфегест увидел разом два полукружия секир, рушащихся на него из разбавленной синевы утреннего неба, и что было силы швырнул свое тело назад. Докрутившись до полного прыжка через спину, он снова оказался на ногах у стены святилища. Прямой колющий удар секиры, направленный в его живот, пришелся по камню. Прежде чем нападающий успел подать древко назад, Герфегест проткнул его чуть выше тяжелой поясной бляхи – там, где у всякого ежа есть мягкое подбрюшье. Удар ноги под колено еще одному человеку Алустрала заставил того на несколько мгновений забыть себя от боли. Этих мгновений хватило Герфегесту, чтобы, захватив его за короткую косицу, выбившуюся сзади из-под шлема, обрушить податливую тяжесть под ноги двум праздным зевакам с оружием.
Он пока еще совсем не устал. Он плевать хотел на глубокий надрез, оставленный острием чьей-то неучтенной секиры на предплечье. Он мог себе позволить до поры до времени не замечать рваную рану между ребрами и кровавое пятно на месте снятого лоскута кожи с ягодицы. Проведя серию обманных выпадов, Герфегест ранил еще одного и оказался наконец там, где ему следовало бы быть с самого начала – в дверях святилища, служившего ему домом последние семь лет и, похоже, становящегося теперь усыпальницей для него и для Тайен. Здесь можно было продержаться еще какое-то время. Зачем? Зачем вся эта кровавая бессмыслица, если против него еще девять совершенно здоровых и готовых к схватке головорезов? Этого Герфегест не знал.
Люди Алустрала, убедившись, что Герфегест – почти непобедимый противник в рукопашной – расступились, предоставив трудиться лучникам. Новые три стрелы искали сердце Герфегеста, но он не дал им убить себя. «Веером бражника» прогудел его меч, и стрелы, перерубленные, измочаленные, сломанные, застучали по деревянной двери.
– Никому не вверяй Семя Ветра, Герфегест. Никому.
Это были последние слова Тайен. Она умерла у его ног, по щиколотку вязнущих в замешенной на крови земле. Герфегест понял, что у него нет больше сил терпеть все это-холод ясного чужого утра, гнетущий рокот статуй-хранительниц и невыносимое ощущение близкой смерти, каждое мгновение которого тянется дольше века.
Герфегест хрипло вскрикнул и ринулся навстречу лучникам. Пусть на крыльях трех стрел его душа отправится в Святую Землю Грем. Последний Конгет-лар уйдет с легкостью, как и подобает Ветру, который волен приходить и уходить, и ничто не держит его в этом мире.