Зорич Александр. Светлое время ночи

Александр Зорич

Светлое время ночи

ГЛАВА 1

ЗВЕРДА ЗНАЕТ ВСЕ НА СВЕТЕ

«Могуч и прекрасен варанский лес! Привольно здесь и охотнику, и рыбаку, и детям.»

Из «Засапожной книжечки» Валиена окс Ингура

1

Человек, которого Овель знала под именем Лагхи Коалары и который по ее мнению приходился ей законным мужем, а Своду Равновесия – законным гнорром, был сейчас похож на теленка, потерявшего свою мамку.

Овель исс Тамай, утонченная аристократка, никогда в жизни не видела живого теленка. Но крупному рогатому скоту и его умильным повадкам было посвящено значительное место в недавно увидевшем свет романе «Эр окс Эрр и грюты». А потому сравнение с теленком было первым, что пришло ей в голову, когда в комнату ворвался высокий молодой мужчина небесной красоты.

Лараф окс Гашалла, он же с недавних пор – гнорр Свода Равновесия, обладатель тела Лагхи Коалары – уже успел преодолеть первый, пожирающий сознание ужас. Книга, его подруга, поставившая заурядного провинциального лодыря над всеми магами Варана, потеряна. Скорее всего – похищена. «Но мы еще посмотрим кто кого», – зловеще пришептывал внутри Ларафа какой-то новый голос.

Теперь Лараф искал не «Семь Стоп Ледовоокого». Он понимал: продолжать поиски подруги в прежней лихорадочной манере бессмысленно.

Лараф искал другую книгу. Какую? Этого-то он как раз решить и не мог.

Он вообще плохо отдавал себе отчет в своих действиях. Лараф не понимал даже толком, как и почему его занесло именно во дворец, на Буковую Горку, а не к начальнику охраны здания Свода или в Дом Внутренней Службы. Ведь, следуя элементарной логике, книгу следовало бы в первую очередь поставить на розыск.

Овель некоторое время наблюдала за метаниями своего супруга. «Он что, как-то пронюхал о моей встрече с…»

«С Эгином», – подразумевала для самой себя Овель, но даже отчетливо промыслить это она страшилась. Никто не знал истинных границ могущества гнорра Свода Равновесия. Многие полагали, что гнорру по силам читать мысли. Особенно – столь незатейливые.

«Но тогда следовало бы вести себя иначе», – обтекаемо подумала Овель, разумея, что в этом случае Лагха был бы зол, собран и, наверное, убил бы ее на месте. Или, наоборот, немедленно потребовал бы телесной близости.

– Милостивый гиазир, извольте обратить на меня внимание, – проворчала Овель, когда ей наскучила издерганная суета Лагхи, который торопливо перебирал книги в резном шкафчике. Гнорр извлекал очередную жертву, быстро осматривал ее оклад, взвешивал книгу на ладони, а после досадливо морщился и швырял себе под ноги.

– А? Здравствуйте, Овель. День сегодня препаршивый, не правда ли?

– Я бы так не сказала. По крайней мере, сегодня солнечно. Не соблаговолите ли объяснить, что с вами, милостивый гиазир? Отчего вы отправили на пол мои любимые книги?

Все свои скромные запасы любезности Лараф истратил на «здравствуйте Овель». Поэтому он не сдержался:

– Это вы называете книгами!? Да даже у нас в…

Лараф осекся и наподдал носком сапога по куче авантюрных романов, которая успела скопиться на полу. «…В Казенном Посаде таких было, как грязи», – вот, о чем он промолчал.

«Роковая любовь князя Шаатты» завершила свой путь по воздуху и упокоилась у противоположной стены. Фальшивый карбункул, которым была украшена серебряная оковка корешка, выскочил из своего гнезда и покатился обратно к гнорру, легонько постукивая.

– В задницу такие книги, вот что я вам скажу! – худо-бедно достроил фразу Лараф.

Овель поймала себя на странной мысли: этот сумасшедший, потерянный, невежливый, ударенный пластом штукатурки Лагха в чем-то более привлекателен, чем тот неприступный самовлюбленный маг, которого она знала все эти годы.

По крайней мере, в нем проступило хоть что-то человеческое. В иные дни от Лагхи невозможно было добиться ни одной эмоции – даже в постели. Сейчас он, по крайней мере, не стеснялся показаться злым!

Но существует ведь и кодекс брачных отношений вкупе с представлениями о должном и недолжном, которые следует разделять обоим супругам.

– Немедленно прекратите! – сердито топнула ножкой Овель.

Гнорр не стал препираться. Он сгреб книги в охапку, кое-как водрузил их на место и выбежал прочь.

Спустя некоторое время Лагха вернулся. Он держал под мышкой массивный том с напрочь зачернившимся обрезом. Книга была очень старой.

– Овель, ты мне нравишься, – голос Лагхи доносился будто со дна колодца. – В смысле, я люблю тебя. Если я не вернусь до захода солнца… Впрочем, это по боку.

Не успела Овель подивиться этой пламенной тираде, как Лагху словно ветром сдуло. И уже со двора, из-за частого переплета веранды и витийств голых виноградных лоз донеслось: «Эри, прикажи, чтоб седлали гнедого, вовкулацкая погадка!»

2

Ни друзей, ни союзников в Пиннарине у него не было и быть не могло. Более того – пропажа «Семи Стоп Ледовоокого» свидетельствовала о том, что вместо друзей и союзников где-то поблизости рыщут могущественные враги.

Как это случалось с Ларафом и раньше, его незатейливый план окончательно дозрел уже в процессе совершения. А именно, когда он процедил пароль дня начальнику Виноградной Заставы (по иронии судьбы им оказался тот самый офицер, который давеча мурыжил его и Зверду с Шошей в обличье мулов) и выбрался за город.

«Более всего на свете, более чем любую женщину и более чем любую власть я желаю сейчас встречи с баронами Маш-Магарт», – талдычил Лараф вполголоса.

Он согнал гнедого с тракта, наскоро привязал его к первому попавшемуся дереву и почти бегом пустился в лес. Лес, к слову, здесь был так себе: невысокий, плюгавый, битком набитый бросовыми породами вроде ели и осины.

Как только первые сотни шагов были пройдены и Лараф уговорил себя, что его с тракта больше не видно, он привалился спиной к дереву и прикрыл глаза.

«Как будто и не было ничего. Сейчас проснусь в своей комнатушке в отцовской усадьбе. На дворе переговариваются Перга и Хофлум. В тайнике меня дожидаются „Семь Стоп Ледовоокого“, а на фарфоровом блюде – тушеная индюшка и свежий анис, полезный для пищеварения.»

К своему сожалению, он отчетливо осознавал, что происходящее с ним не иллюзия. И поскольку без своей подруги Лараф в качестве главы Свода Равновесия аврика ломаного не стоил, выбор у него был незавидный.

Воспользовавшись своим новым прекрасным телом Лагхи Коалары, Лараф мог попытаться бежать прочь из Варана. Это было непросто, но в принципе, пожалуй, осуществимо. Другой вопрос, что подумает о его бегстве госпожа Зверда. Уж она-то точно разыщет его на краю света. И тогда сознание его угаснет не на два-три дня, как тогда, в Казенном Посаде, а на веки вечные.

Ну а коль скоро избежать встречи со Звердой в будущем не удастся, значит эта встреча должна состояться немедленно. Прямо сейчас, прямо здесь!

Зверда знает все на свете. Она и только она сможет помочь ему дельным советом. Возможно даже, примет в расчет его аховое положение и даст ему отставку. То есть милостиво позволит ему бежать прочь, предоставив Своду вариться в собственном соку. В конце концов, военный союз заключен. Теперь зарядный вороток варанского стреломета вращается неспешно, но неумолимо. Присутствие тела Лагхи Коалары вовсе не обязательно!

Этим бредом Лараф пытался успокоить себя, когда при помощи парадного офицерского кортика (тупого, как палец) терпеливо снимал колечко коры с несчастной рябины.

Решиться на Большую Работу было нелегко. И все-таки пришлось.

Лараф не мог похвастаться выдающейся памятью, но все Слова и Знаки магического действа, проведенного меньше месяца назад в Казенном Посаде, он помнил. Благо, в свое время трижды изучал письмена и разъяснительные рисунки.

В процедурном выполнении Большой Работы он не сомневался. Да и в руках еще жила память о прикосновениях Зверды-наставницы, которая сообщила его мышцам внесловесное знание о том, как правильно начертать семиконечные звезды – опоры для четырех великих столпов трансформации ткани бытия.

Вопрос, от ответа на который зависел не только успех данного предприятия, но и его жизнь, был лишь один: являются ли «Семь Стоп Ледовоокого», то есть большой кус несомненно Измененной материи, необходимым компонентом Работы? Или он не столь уж важен, а ключевыми являются Слова, звезды и лыковые браслеты?

Два часа назад Лараф смог задать этот вопрос только голубому куполу Свода, а ныне – по-весенне синему небу над головой. Овель была права: погода впервые за много дней выдалась славная. А и то подумать: Новый Год на носу!

Приведя себе несколько сбивчивых, путаных доводов, Лараф согласился с тем, что «Семь Стоп Ледовоокого», в принципе, вовсе не обязательны. Достанет любой другой книги сходных размеров и веса.

При этом Лараф решил не связываться с Опорой Писаний, где хранилось множество магических книг. И безо всякого потаенного знания было ясно: если не имеешь представления, как именно изменена данная книга, лучше даже и не пытаться использовать ее в Большой Работе. Иначе твои уши найдут в Афнагеме, большие пальцы ног – в Радагарне, а семя души упокоится в схронах Шилола Изменчиворукого.

– Милостивый гиазир!

От испуга Лараф выронил кортик. Только внезапно влившаяся в ноги слабость удержала его от бегства. Он обернулся.

С расстояния шагов в двадцать на него с интересом посматривали трое затрапезно одетых мужиков. Не могли обычные люди приблизиться к нему по снегу бесшумно, не могли! Значит – вездесущий Свод. Не гэвенги же!

Оружия при мужиках вроде не было, но под грязными накидками могли найти приют и чеканы, и топоры, и перевязи метательных ножей, и разборные трехчастные луки.

Скорее всего, это был один из секретов, под надзором которых находились так называемые «десять лиг спокойствия». То есть непосредственные подходы к варанской столице.

«Как я мог о них забыть!» – взвыл Лараф.

– Кто вы? Что вы здесь делаете? Почему портите собственность Дома Недр и Угодий?

Вопросы были заданы спокойно, без хамовитой аффектации. Видимо, офицеров сдерживала роскошь одежд и кортика Ларафа. О том, что перед ними гнорр собственной персоной, они, конечно же, даже не догадывались.

Лараф оправился от испуга быстрее, чем ожидал бы от себя самого двухнедельной давности. Все-таки, осознание того, что он отныне – гнорр, уже успело напитать его персону сладкими ядами власти.

– Вы знаете кто перед вами? – ответил он вопросом на вопрос.

– Это мы и пытаемся выяснить, – начальник предполагаемого офицерского секрета сделал несколько шагов по направлению к Ларафу.

– Сделаем иначе. Поскольку я не обязан открывать первому встречному свои имя и место в варанском государственном обустройстве, извольте назваться первыми.

Умеренная спесь Ларафа подействовала безотказно.

– Я – Сулвар, егерь пиннаринского лесничества Дома Недр и Угодий, а это мои помощники.

«Неужели? Так это даже и не коллеги вовсе?»

– В таком случае, Сулвар, позвольте вынести вам благодарность от имени Свода Равновесия. Вы очень бдительны. Извольте выписать положенный штраф за порчу угодий и проваливайте отсюда.

Надо было отдать должное егерю – недвусмысленный намек Ларафа на то, что он имеет касательство к Своду Равновесия, не возымел никакого видимого эффекта.

Сохраняя достоинство, Сулвар угрюмо кивнул, а один из его спутников достал писчие принадлежности.

– На чье имя выписывать?

«Какой исполнительный, Шилолова матерь! Землетрус, похоже, пошатнул не только секиру на куполе Свода Равновесия, но и наш авторитет по всей стране.»

– На имя Лагхи Коалары, гнорра.

– Милостивый гиазир, вам бы лучше так не шутить. Двадцать пять авров штрафа – сущая безделка. А вот такие шутки не только нам, простым людям, но и вашему брату могут дорого обойтись.

«Как понимать такую наглость? Он что – из добровольных помощников Опоры Единства? Или все-таки это офицеры Свода, а комедию ломают для пущей секретности?»

– Сулвар, подите-ка сюда.

– Руку! Ладонью кверху! – потребовал Лараф, когда тот, пожав плечами, подошел вплотную.

Хлоп! – на ладонь Сулвара опустилась малая личная печать Лагхи Коалары.

Красная тушь еще не успела просохнуть, а егеря уже растворились среди редколесья, хотя ради этого им и пришлось перемещаться в названном Ларафом направлении очень, очень быстро.

Ни Сулвар, ни его спутники, ни гнорр не знали, что их короткая, дурацкая беседа спасла жизнь двум баронам Фальмским – Зверде и Шоше велиа Маш-Магарт.

3

– Вас, конечно, интересует многое, – сказал сергамена.

Точнее, эти слова принадлежали барону Вэль-Вире велиа Гинсавер, мощью своей природы принявшему гэвенг-форму баснословного хищника из итаркской чащобы.

– Интересует, – кивнула Зверда.

«Что делать!? Что сказать!? Чем откупиться!?» – стучались в ее сознание тревожные колокола страха.

– Но я, конечно, не отпущу вам даже этой предсмертной милости – знать истину. Потому что я немилостив.

Сергамена совершил новый прыжок и оказался в трех саженях выше Зверды и Шоши, утвердившись лапами на одинокой балке, торчащей из закопченной стены Южного замка.

Зверда понимала, что теперь сергамене достанет одного, ровно одного прыжка, чтобы уложить на месте и ее, и Шошу. Ловкость и стремительность сергамены таковы, что, еще находясь в воздухе, он сможет вспороть когтями шею барона, а, приземляясь перед Звердой – вскрыть ей живот той же самой, разукрашенной кровью Шоши, лапой.

Среди гэвенгов подобные мертвительные красоты являлись одним из высших проявлений верности «Эвери» – кодексу чести, предписывающему нерушимые правила жизни и смерти.

– Вы оба знаете главную причину приговора – вантэн-гайам, – продолжал Вэль-Вира. – Сговор с людьми ради причинения ущерба своему брату по расе – это вантэн. Сговор с людьми ради умерщвления своего брата по расе и разорения берлоги его – это вантэн-гайам.

– В прошлую нашу встречу об этом было как-то не с руки заговаривать, но ведь, любезный барон, ваша нежная дружба с феоном тоже представляла собой ничто иное как вантэн. Уверен, при внимательном рассмотрении вопроса в той истории сыскался бы и вантэн-гайам.

Вэль-Вира дослушал Шошу, не перебивая. Но отвечать не собирался. По его мнению, эти слова должны были стать последними словами барона Маш-Магарт.

Сергамена прыгнул.

Настоящий взрыв плоти, как и любое боевое перемещение гэвенга! Задние лапы сергамены стремительно распрямились, когти высекли из балки вихрь древесной трухи, все тело зверя вытянулось в гладкую летучую лодью. Лодья эта, увенчанная носовой фигурой – оскаленной мордой сергамены – ринулась вниз.

Зверда понимала, что она не может этого видеть. Потому что даже ее сознание, даже сознание гэвенга не успело бы получить и усвоить эту в высшей степени красивую (по меркам кодекса «Эвери») и в высшей степени жуткую (по всем прочим меркам) картину.

Шоше надлежало сейчас заваливаться набок с полуоторванной головой, а ей, Зверде – скрести ногами по снегу среди собственных малоэстетичных внутренностей.

Вместо этого между ними и сергаменой в мановение ока словно бы отверзся гейзер, из которого хлестали и включались в пустоту Южного замка дополнительные, непредусмотренные пяди и локти, вершки и сажени новой, потусторонней пустоты. Пространства становилось все больше и прибывало оно с такой скоростью, что даже стремительный лет сергамены не успевал пожирать его достаточно быстро.

Сергамена летел, и его стремительное перемещение относительно стены замка было налицо. Однако расстояние между ним и баронами Маш-Магарт сокращалось по меньшей мере раз в тридцать медленней, чем ожидала Зверда.

«В тридцать раз медленней» все равно означает «очень быстро». Но для гэвенга это уже время, за которое можно успеть что-то изменить.

И Шоша, и Зверда, не сговариваясь, прыгнули назад.

Они успели – передняя левая лапа сергамены, раскроив воздух широко расставленными когтями, прошла через пустоту и опустилась на снег, который по-прежнему был чист и не изгажен кровью баронов Маш-Магарт. По подмигивающему серебристыми искорками боку сергамены прогулялся шипастый шарик боевого бича Шоши.

Не успел Вэль-Вира бросить свое тело вслед баронам, как снег утратил чистоту. Как мальчишки сжигают покрова тополиного пуха на городских улицах, так отголоски далекой Большой Работы распустили из центра трансформации молниеносно расширяющиеся круги Изменений, которые превратили снег в грязно-серые кристаллы без имени.

Сразу же вслед за этим по двору словно бы прошелся гигантский лемех, который нарезал промерзшую землю длинными дымящимися змеями.

Зверду сразу же оплели две таких змеи. Понимая, что ничем хорошим это обернуться не может, баронесса кое-как освободила одну руку и принялась лихорадочно расписывать незваных гостий Знаками Разобщения.

Для того, чтобы эта магия сработала, требовалось не меньше минуты. Зверда, увы, не была уверена в том, что судьба предоставит в ее распоряжение эту драгоценную пригоршню мгновений. В противном случае отмена приговора окажется всего лишь недолгой отсрочкой.

Вэль-Вира, очумевший от происходящего еще больше, чем бароны Маш-Магарт, с яростным рыком кромсал всеми четырьмя лапами эти неодухотворенные змееобразные псевдо-сущности, в которых проявляла себя Сила Южного замка.

Шоша, перехватив рукоять боевого бича двумя руками, нанес Вэль-Вире несколько расторопных ударов. Зверда обнаружила, что у нее все лицо залито густой пряной кровью сергамены.

Четыре семиконечных звезды проступили из мутнеющего воздуха в нескольких саженях от баронессы. «Да это же Лараф, шельмец!» – наконец сообразила она.

– Барон, соберитесь! – заорала Зверда. – Назад, гамэри-кан аруптах!

Как и следовало ожидать от Ларафа, Большая Работа, творимая его рукой-неумехой, походила на танец с саблями в исполнении жирных грютских евнухов.

Стена замка, которая находилась как раз за проявляющейся Дверью, быстро просветлилась и предстала в нежданном великолепии. Будто бы невидимый великан-кудесник протер копоть, подправил покосившиеся ряды кладки, заменил оплавленные каменные блоки на свежетесаные.

Несмотря на то, что ничего угрожающего собственно в этом побочном эффекте Ларафовых магических художеств вроде бы и не было, Зверде он особенно не понравился.

Поэтому когда мимо и почти сквозь нее пробежали четыре двухсаженных долдона с песьими головами и большими палицами, которыми некогда славились гэвенги Неназываемого замка, она немедленно зажмурилась.

Зверда помнила: при появлении призраков прошлого в ходе Большой Работы следует сделать вид, что ты их не заметил. Более того: надлежит изобразить, что ты их вообще заметить не можешь. Иначе призраки заметят тебя.

Знаки Разобщения наконец-то подействовали. Две земляных гадины рассыпались в мелкую серую пыль. Этого Зверда не увидела – глаза она по-прежнему предпочитала держать закрытыми – но почувствовала, поскольку колени ее теперь были погружены в кучу земляной трухи.

Освободившись, баронесса сразу же присела на корточки и осторожно приоткрыла один глаз.

Сергамена, изрядно обшарпанный змееживым бичом Шоши, теперь находился в противоположном углу двора. Он остервенело молотил лапами по воздуху. Похоже, Вэль-Вире выпало сражаться с каким-то одному ему видимым противником.

Шоша, как и Зверда, сидел на земле. В первое мгновение баронессе показалось, что когтям Вэль-Виры удалось разыскать путь к сердцу ее супруга и что Шоша мертв – столь статична и в то же время неестественна была его поза.

Однако тут она углядела затянутые в уродливые перчатки усохшей кожи человеческие кисти, которые, высовываясь прямо из-под земли, держали барона за ноги, за локти и за края одежды.

Звезды Большой Работы тем временем обрели материальность, сделались неотличимы от стальных и завращались, набирая обороты. Дверь открывалась и приглашала каждого смельчака попытать счастья в путешествии из одного паршивого места в другое, не менее паршивое место.

Дверь не просто приглашала. Она настаивала на своем приглашении: все четыре звезды, не меняя взаимного расположения, поплыли по направлению к Зверде.

Баронесса оценила, что нижняя стальная звезда, которая из-за бешеной скорости вращения выглядела теперь как сплошной диск, пройдется в аккурат по макушке Шоши.

Стена замка, которая проступила из прошлого в своей былой красе, заволоклась дрожащим, раскаленным воздухом. До Зверды донеслось громкое потрескивание перегретых магией камней. Да, ее предки некогда сокрушили Неназываемый замок именно так.

Но ей сейчас было не до припоминания семейных легенд. Надо было срочно спасать Шошу.

К счастью, руки существ, которые сейчас тянулись к барону из-под земли, не были крепче, чем у обычных шатунов-умертвий. То есть легко поддавались стали ее клинка.

Заходясь звериным хрипом от страха и злости, Зверда нарубила с два десятка этих новых щупалец Силы и успела выдернуть околдованного барона из-под надвигающейся Двери.

Вместо Шоши под мертвящие звезды Большой Работы попал очередной песиголовый молодчик с боевым молотом, которого вынесла из небытия круговерть трансформаций.

А через две секунды стоявшая вертикально Дверь упала прямо на баронов Маш-Магарт, как на пиявок – ловчий колпак бродячего лекаря.

4

– Ебемотская сила… Где мой бич? Где мой боевой бич, я спрашиваю?

Барон все никак не мог сообразить: злиться, смеяться, оттереть снегом перепачканное кровью и грязью лицо или для начала как следует расписать юшкой гноррское рыльце Ларафа.

Зверда, которая, как всегда, решала подобные вопросы быстрее Шоши, подошла к Ларафу и, не стесняясь, поцеловала изящные губы тела Лагхи Коалары. Потом отстранилась, с прищуром изучила остекленевшие глаза мага-самоучки и влепила ему одну за другой одиннадцать оплеух, отсчитывая каждую вслух.

В то время как Лараф представлялся Шоше и Зверде молодым человеком в теле гнорра, со своей собственной точки зрения он выглядел как девяностолетний старец. По крайней мере, чувствовал он себя на все сто десять. Колени тряслись, руки казались исхудавшими до крайнего предела, во рту вроде бы не хватало половины зубов, а перед глазами болталась длинная белесая прядь, которую Лараф полагал остатком своих волос.

В то же время Шоша и Зверда, которые сами себе представлялись обычными баронами Маш-Магарт, зрелыми и сильными гэвенгами в человеческом обличье, виделись сейчас Ларафу как две белесых механических куклы, имеющих определенное сходство с человеческими фигурами, но с отсутствующими лицами. Вместо лиц и у Шоши, и у Зверды гнорр видел только перекрученные полосы желтого тумана, похожего на дым от горящего мокрого сена.

Поцелуй Зверды он, однако, воспринял как обычный женский поцелуй, к тому же повышенной приятности. А оплеухи – как обычные оплеухи Зверды.

За спинами гэвенгов, на высоте в пол-локтя над землей, вращались звезды Большой Работы. Дверь доставила затребованных гостей к своему хозяину и ожидала дальнейших указаний.

Зверда отметила, что звезды стали вращаться медленней. Когда они остановятся, Дверь вернется в аспект условно существующих вещей и для того, чтобы открыть ее вновь, потребуется проделать новую Работу.

– Сладкий мой, когда мы уезжали из Пиннарина, я обещала, что разорву тебя на куски, если ты еще раз без особой надобности попробуешь выдернуть нас через Дверь. Так или нет?

Несмотря на то, что голос Зверды доносился до Ларафа откуда-то из желтого тумана и звучал так, словно принадлежал утопленнику, он вполне мог разобрать слова и понять, о чем спрашивает его неистовая баронесса.

– Так, – Лараф с усилием кивнул. – Я прошу меня простить, госпожа Зверда. Но у меня не было другого выхода.

– Положим. В таком случае у тебя есть ровно десять минут, ровно десять коротких колоколов, как у вас выражаются. Рассказывай, что стряслось. И – ни одного лишнего слова!

– Книга пропала.

Зверда сразу поняла, что имеются в виду «Семь Стоп Ледовоокого». Для ее подопечного существовала только одна «книга».

– Что значит «пропала»?

– Нет ее. Нигде.

– Где ты видел ее в последний раз?

– В кабинете гнорра. То есть в моем кабинете. Наверху, под куполом Свода. Я положил книгу в ящик стола, а теперь ее там нет.

– Ты пробовал ее позвать?

– Что значит «позвать»?

– А, я забыла, ты же кретин. Ты точно уверен, что в столе ее нет?

– Я видел это своими глазами.

– Ясно, что своими. А на ощупь ты убедился, что в том месте, где лежала книга, на самом деле нет больше ничего?

– Д-да.

– Ты в этом уверен?

– Да.

– Ты уверен в том, что ощупал пустоту в ящике стола? – с нажимом переспросила Зверда.

– Нет, – сдался Лараф. – Не уверен. Но мне кажется!

– Тише. Ты скрипишь, как несмазанная телега. Поверь, это не очень приятные звуки.

– Извините.

Шоша что-то спросил у Зверды на языке гэвенгов. Та ответила.

Шоша – окровавленный, чумазый, уставший и голодный – захохотал так, что Ларафу показалось: даже звезды Большой Работы вздрогнули и сместились на полпальца в сторону, подальше от сумасшедшего барона.

Особенно славно смотрелось это с точки зрения Ларафа: большая приземистая кукла с громкими квакающими звуками катается по серой кристаллической пыли, устилающей все пространство внутри импровизированного плаца Большой Работы между скрученными в бараний рог молодыми рябинами.

Отсмеявшись, Шоша выплюнул еще пару фраз. Зверда сдержанно улыбнулась, но отвечать супругу не стала. Вместо этого баронесса повернулась к Ларафу и сказала: