– Нет, – отрезал Элиен.
Ему не было жаль трех медных авров. Его плащ, изумрудный плащ, нарезанный ленточками во время поединка с Эллатом, стоил, к примеру, в пятьсот раз больше. Элиен был равнодушен к деньгам. Зато неравнодушен к хамству.
– Как же так? – не желал отступаться стердогаст. – Ты не желаешь дать мне три медных авра? А ведь я могу взять и запросто заключить тебя, мальчик, под стражу. Как тебе такое?
– Никак.
Элиен легонько хлопнул Крума по бокам. Но в толчее не удавалось двигаться быстро. Не удавалось двигаться вообще. Элиен спешился и, расталкивая толпу, начал медленно удаляться с места едва ли приятного общения, ведя Крума под уздцы.
Человек, жаждущий трех медных авров, продолжал следовать за ним.
– Три медных авра, и я, возможно, пожалею тебя, мальчик.
Элиен обернулся к вымогателю. Тот был выше его на голову и старше на десяток лет. И все-таки это не давало ему никакого права называть Элиена “мальчиком”.
– Послушай, брат, мне недосуг пререкаться с тобой, – старательно выговаривая каждое слово, сообщил ему Элиен. – Иди себе подобру-поздорову.
Элиен двигался к выходу со скоростью улитки, пробирающейся сквозь стог сена Базарная площадь стала изрядно раздражать его своей разноголосой суетностью.
– Э нет, не годится отказывать Эрпореду! – Стердогаст стал поперек дороги и положил руку на плечо Элиена – Ты вздумал мне перечить, не даешь мне денег и вдобавок не очень любезен. За это тебя следует очистить от выступающих частей.
Элиен с отвращением вдохнул глоток воздуха, смешанный со зловонием, исходящим от Эрпореда. Чеснок, гнилые зубы и дубленая кожа…
Элиен стряхнул руку стердогаста со своего плеча. Драться на базарной площади – занятие для низкородных. Он усвоил это с детства и не хотел отступать от своих принципов.
Поэтому, несмотря на то, что назвавшийся Эрпоредом был ему крайне неприятен, Элиен все же был полон решимости окончить дело миром. Возможно даже, в самом деле придется поделиться с ним презренными медяками.
– Не стоит, – сказал Элиен и достал монеты. – Возьми. – Он протянул их Эрпореду.
Монеты лежали на его ладони, словно милостыня. Маленькие, жалкие, потертые. Во взгляде Элиена были лишь жалость и презрение.
Эрпоред понял чувства Элиена как нельзя лучше. Он ударил снизу по его раскрытой ладони. Авры упали в пыль. Упали под ноги, под копыта, упали невостребованными.
– Ты же сам просил их, отчего поступаешь столь странно? – Элиен был невозмутим.
– Не твое дело, мальчик. Я – стердогаст и должен оберегать порядок в Тардере. Немедленно отвечай, кто ты и зачем сюда прибыл. По тебе уже плачут стены нашей тюрьмы. Слышишь, как они плачут?
Эрпоред живо переключился с роли базарного вымогателя на роль блюстителя закона. На войне из таких, как Эрпоред, получаются отменные мародеры.
– Я не обязан держать перед тобой отчет, – отвечал Элиен. – Не хочешь брать денег – ты их больше не получишь.
Он снова вскочил в седло и направил коня в образовавшийся ненадолго просвет между телегами, груженными овощами и грудами расписных глиняных тарелок.
Можно было назвать это позорным бегством. Можно было назвать сдержанностью. Элиену было все равно.
Но отделаться от Эрпореда оказалось не так-то просто. У самого выхода с базарной площади он таки настиг Элиена. Похоже, намерения его стали более серьезными. Он все время оглядывался на двух стоящих поодаль молодчиков и делал им всяческие знаки, желая, видимо, впечатлить Элиена.
– Мальчик, наш разговор еще не окончен! – гаркнул Эрпоред. – Во-первых, мне очень нравится твой кошелек, а во-вторых, твой меч. И в-третьих, моим друзьям Тамме и Тимару – вон они стоят у колодца – очень интересно, какой парашей наполнена твоя голова. Ее содержимое может представлять опасность для нашего государства, – многозначительно заключил Эрпоред, подняв указательный палец.
Больше всего он был сейчас похож на юродствующего шута, которому господин приказал изобразить Эррихпу или на худой конец Эстарту.
“И вот его, Эрпореда, и его приятелей, я еще недавно жалел у Леворго, пытаясь хотя бы отчасти оправдать трусость Неферналлама тем обстоятельством, что их жизни будут сохранены для блага Ре-Тара. Не стоило. Их жизни не стоят тех трех авров, что были с меня спрошены”, – подумал Элиен, не останавливаясь.
– Кому говорят, мальчонка? Оглох, что ли?! – Эрпоред стал потихоньку свирепеть и наливаться желчью, не желая мириться с невозмутимостью северянина, одетого в глухую броню безразличия.
– Скажи, отчего ты называешь меня мальчиком? – поинтересовался Элиен, глядя на Эрпореда в упор.
– Да потому что ты не бреешь бороды, потому что у тебя меч Эллата, потому что я знаю, каким образом он тебе достался.
– Каким? – Такой поворот разговора был для Элиена неожиданностью. Ему даже стало немного интересно.
– Ты, можно подумать, сам не знаешь. Эллат любит таких, как ты, – ладных безбородых красавчиков. Они заменяют ему жен, которых у него, как известно, нет и никогда не было, – торжествовал Эрпоред, будто дотошный историк, раскопавший в архивах уникальную любовную переписку двух особ царского достоинства.
Пока Элиен размышлял над предложенной версией своих взаимоотношений с Эллатом, Эрпоред жестом подозвал своих компаньонов к месту событий. Те незамедлительно явились, ухмыляющиеся и трусоватые.
– Ладно, я не нанимался объяснять тебе, что почем, слезай с коня и пошли куда скажу. Меч мне, сарнод мне. И попробуй только пискнуть, – перейдя на шепот, заключил Эрпоред.
Элиену стало совсем уже скучно, и он твердо сказал:
– Хватит!
Меч Эллата выпорхнул из ножен. Его острие начертило на нагруднике Эрпореда тот самый знак Тета, которым не так давно Мудрый Пес Харрены поприветствовал сына Тремгора. Знак Тета означал, что, имей Элиен намерение отсечь Эрпореду голову, он сделал бы это без сожаления.
А проворство, проявленное Элиеном в обращении с мечом, свидетельствовало о том, что голова Эрпореда была бы отсечена не только без сожаления, но и без малейшего труда. Последнего обстоятельства Эрпоред не понял.
– Ах ты, гаденыш! – взревел он.
Сразу же появились зрители. Толпа сгустилась на некотором удалении от дерущихся, образовав кривоватое полукружие.
Какой-то доброхот взял жеребца Элиена под уздцы и отвел в сторону. Тимар и Тамма тоже почли за лучшее оказаться на безопасном расстоянии от своего главаря и его молодого, но, видать, опытного противника.
Сверкнула секира Эрпореда, с которой он управлялся едва ли хуже, чем ловкий Шет. С каких это пор такое оружие в почете у тардерских прохвостов? Но у Элиена не было времени на размышления. Эрпоред оказался весьма опытным бойцом.
– Ты, задний дружок Эллата, ты, сопливый выкормыш харренских блудниц, ты сейчас заплатиш-ш-шь, – шипел Эрпоред, наступая. Глаза его налились кровью.
– За что, по-твоему, я должен тебе заплатить? – Меч Элиена, доселе лишь уклонявшегося, в первый раз скрестился с древком секиры.
– За свою гладкую харренскую рожу! – изрыгнул из себя Эрпоред и нанес Элиену удар в бедро.
Замешкавшийся Элиен не смог отразить его как следует, и на землю брызнула первая кровь. Кровь рода Акретов.
В этот момент Элиен почувствовал себя по-настоящему взбешенным. Он подался вперед в глубоком выпаде, называемом у него на родине “итским мостом”, но не достиг цели. Несмотря на свой огромный рост, Эрпоред выказал завидную подвижность.
Народ, собравшийся вокруг, улюлюкал и кричал, подбадривая поочередно то одного, то другого противника. Из этих выкриков нельзя было установить, кому принадлежат симпатии толпы, да Элиен и не собирался этого делать.
Эрпоред же вел себя так, словно он и герой, и состоявшийся победитель, и вообще всеобщий любимец. Секира Эрпореда просвистела у самого уха Элиена. Но, чересчур увлекшись нападением и собой, всеобщим любимцем, Эрпоред совсем забыл об осторожности.
Он подался слишком далеко вперед и подставил мечу Эллата свой оставленный без нагрудника бок. Это стало роковой ошибкой Эрпореда. Элиен не упустил удобного случая, и его меч вошел в печень стердогаста. Тот рухнул на землю, исторгая проклятия и харкая кровью.
Элиен отер меч о край плаща. Кольцо зрителей сужалось вокруг него и поверженного Эрпореда, грозя в своем ненасытном любопытстве растоптать все и вся. Еще чуть-чуть и…
Ух-х. Толпа отхлынула на два широких шага; это Элиен очертил мечом “неприкосновенную землю”. Таково право победителя, и он не намерен отступать от своих прав.
Он склонился над Эрпоредом. Борода его алела смертью, руки были раскинуты, словно крылья птицы, а пальцы скрючились, выпустив на волю древко варанской секиры. “Шет окс Лагин никогда не расставался с такой, – подумал Элиен. – Интересно, в тот день, когда посольство было захвачено Урайном, секира была с ним?”
Элиен перевернул Эрпореда и задрал его пропитавшуюся потом и кровью рубаху. У этого сердце, как ни странно, было. Слабое утешение, но все-таки, пожалуй, утешение.
Отряхивая пыль со своей одежды, Элиен сел на коня и под одобрительный рокот зевак направился прочь от места, где лежал поверженный Эрпоред. Сын Тремгора не знал, куда следует ехать, ведь в Тардере он был впервые. Но был совершенно уверен в том, что ехать необходимо.
Эрпоред навел Элиена на грустные мысли. Не случайная встреча. Не случайный поединок. Секира Эрпореда сегодня могла допьяна напиться крови рода Акретов.
Голос зазывалы манил и увещевал. Голос переливался на разные лады. “У Каты Толстого” – так назывался постоялый двор, у крыльца которого Элиен натянул поводья своего жеребца.
– Ни одного клопа, говоришь? – переспросил сын Тремгора с поддельным недоверием.
– Ни одного! Клянусь ногой того барана, что был зажарен сегодня у нас на кухне, милостивый гиазир, – браво ответствовал зазывала.
– И ни одной недоступной красавицы?
– Ни одной, разве что я. – Зазывала расхохотался.
– И оленье жаркое?
– Так и есть, милостивый гиазир.
– Но ты же говорил, что зажарили барана?
– Как есть сбрехал про оленье жаркое. То баран был. Да ведь оба рогатые! – пуще прежнего расхохотался зазывала.
– А вино?
– Ну это, милостивый гиазир, вам лучше самому проверить, – сказал тот, берясь за поводья Крума, которые бросил ему Элиен.
Элиену понравился и сам зазывала, и заочно весь восхваляемый им постоялый двор, который занимал промежуточное положение между дорожной сегролной и представительной гостиницей для знати.
К числу несомненных достоинств этого заведения можно было отнести его изрядную удаленность от рыночной площади. Наверняка там сейчас все, кому есть до этого дело. Решают, как лучше поступить с телом Эрпореда и стоит ли предпринять поиски загадочного северянина? Или стердогаст сам виноват в попрании Права Народов и о северянине можно забыть?
Первым принесли вино. Жаркого нужно было обождать. “Длинноват выходит у них один момент”, – подумал Элиен, прихлебывая вино в полном одиночестве.
Но одиночество его скоро было нарушено. На скамью рядом с ним опустился человек в сером плаще из козьей шерсти. Длинноволосый, безбородый. Последнее обстоятельство дало Элиену повод заподозрить в нем земляка. Или, по крайней мере, не заподозрить в нем стердогаста.
Взгляд незнакомца был живым и теплым, руки – ухоженными и белыми. На указательном пальце красовался перстень, который, будь Элиен хоть немного ювелиром, он оценил бы по меньшей мере в тысячу золотых авров.
Незнакомец был человеком явно не бедным, несмотря на невзрачность своей одежды. Он был старше Элиена, но годился ему скорее в дядья, чем в отцы. А возможно, сумеречный воздух таверны заставлял его казаться старше своих лет.
– Эй, хозяин, два кувшина молодого акийорского! – сказал незнакомец, приветственно кивнув сыну Тремгора.
Элиен внимательно всматривался в лицо человека, пытающегося завязать с ним знакомство. Но он ничего не мог прочесть на нем. Ни угрозы, ни своекорыстия, ни честолюбия. Только учтивость и дружелюбие. Этого, впрочем, было не так уж мало.
– Мне имя Герфегест, – представился человек.
Элиен назвал себя и выжидающе взглянул на собеседника. Толстый Ката принес заказанное Герфегестом акийорское, и тот, пригубив вина, заговорил:
– Сегодня утром я стал очевидцем твоего поединка с Эрпоредом. Я был среди зрителей, но вряд ли, Элиен, ты видел меня.
Элиен согласно кивнул. Ему и не приходило в голову всматриваться в толпу зевак. Ему некого было искать среди них.
– Я знаю цену Эрпореду и его дружкам, известным в Тардере вымогателям и хамам.
Элиен кивнул еще раз. Было бы странным, начни незнакомец сейчас объяснять Элиену, каким замечательным воином и честным гражданином был убитый им задира.
– Но ты, разумеется, не нуждался в моей помощи, когда проткнул его печень. – Герфегест сделал паузу, чтобы Элиен мог получше обдумать сказанное, хотя обдумывать было особо нечего. – Ты не нуждаешься в ней и сейчас.
– Это верно, – подтвердил Элиен.
– Ты не хочешь, чтобы тебе помогли советом. Ты силен, независим и горд. К чему тебе это?
Элиен никак не мог взять в толк, куда клонит Герфегест.
– Однако дело в том, что я как раз собираюсь помочь тебе советом. И если ты будешь столь любезен, если согласишься оказать мне помощь, то есть поможешь осуществить мне мое желание, которое заключается в том, чтобы помочь тебе, я буду благодарен и вдобавок дам тебе один никчемный совет.
– Если это доставит тебе удовольствие, я с удовольствием выслушаю твой совет. Однако заранее не могу обещать, что последую ему. Идет?
– Идет.
Элиен и Герфегест в шутку ударили по рукам, словно за провонявшимся луком столом таверны только что был продан племенной жеребец из царского табуна.
– Вот каков он, мой совет: немедленно уезжай из Тардера.
Элиен не знал, что ответить, и нарочито медленно отпил вина из кувшина.
– Ты помнишь дружков Эрпореда – Тимара и Тамму?
– Смутно.
– Тимар выследил тебя. Насколько мне известно, сегодня ночью к тебе собирается с визитом вся казарма стердогастов, у которых Эрпоред был сотником.
– Откуда тебе, Герфегест, известно об этом? Не ты ль один из них?
Герфегест пригубил вина и ответил:
– Если тебе интересно, человек ли я, отвечу: да, я человек, и в этом смысле я один из них. Если тебе интересно, не стердогаст ли я, отвечу: нет. Ты волен верить мне или не верить. Ты выполнил мою просьбу и выслушал меня. Спасибо тебе, Элиен. Прощай.
Герфегест коснулся руки Элиена, покоящейся на столе. Прикосновение это было мимолетным и легким. Но его хватило, чтобы Элиен почувствовал теплоту кожи своего собеседника и вдохнул тонкий аромат амиды, исходивший от плаща его нового знакомца.
Не успел Элиен опомниться, как Герфегест встал со своего места и направился к выходу из трактира. На крыльце тот задержался на чуть, чтобы расплатиться с толстым Катой, раболепно лопочущим что-то себе под нос. Элиен медлил.
Но вот что-то поднялось из самых глубин его “я”. Не головоног ужаса, нет, – иное.
Порыв захватил Элиена без остатка. Он вскочил из-за стола и опрометью бросился прочь из трактира к коновязи, где, по его предположению, еще не успел простыть след Герфегеста.
– Герфегест! – крикнул он в темноту двора.
Крикнул еще раз. Но ему никто не отозвался. Коря себя за горячность и за глупость одновременно, Элиен побрел обратно.
Тишину ночи нарушали лишь приглушенные крики. Пирушка, нашедшая себе приют под крышей таверны, была в самом разгаре. Шелестела листва, в отдалении фыркали кони. На плечо Элиена легла чья-то рука. Запах амиды.
– Ты звал меня, Элиен? – спросил Герфегест.
– Я уезжаю, – твердо сказал Элиен. – Быть может, ты подождешь, пока я заберу вещи из комнаты, и мы поговорим еще немного в каком-нибудь другом месте?
– Я весь ожидание. – Герфегест артистично развел руками, что должно было означать и готовность, и радушие одновременно. – Это хорошо, что ты поверил мне. Только имей в виду – у тебя в распоряжении очень мало времени. Я велю седлать твоего жеребца.
Герфегест дрался сам-два. Тимар и Тамма – это были, конечно, они – орудовали двумя секирами, Стараясь достать гибкого, как ласка, Герфегеста.
Такого сын Тремгора не видел никогда в жизни. Бешеная пляска двух секир и подвижный, изворотливый человек, в каждый неделимый момент времени словно бы вписанный единственно возможным, умопомрачительным образом в стальной переплет смерти.
Удар. Секира должна была неминуемо раскроить ему череп, но в последнее мгновение Герфегест едва заметно подался вбок. В двух пальцах от его бедра брызнуло щепками бедро коновязи. В тот же момент перепуганный Крум, рядом с ухом которого прогудело недоброе лезвие, гневно заржал и наградил Тимара (или Тамму? – на них не написано) страшным ударом задних копыт. Элиен поймал отлетевшее тело на клинок. Одним меньше.
Все изменчиво. До этого их было двое против одного, а теперь остался один против двоих. Стердогаст повернул к Элиену перепуганное лицо. Наступило время Герфегеста.
Спустя несколько секунд обмякшее тело второго героя с филигранно свернутой головой было бережно опущено Герфегестом в навоз и пыль постоялого двора.
Мрачные ущелья Хелтанских гор, на дно которых никогда не заглядывает солнце.
Мир здесь был изменен, изменен еще страшнее, чем в Сумеречном Лесу. Простой смертный не смог бы отыскать дороги сюда, как никогда не вышел бы живым из Лон-Меара. Простой смертный, но не Звезднорожденный.
Урайн без колебаний Шел вперед. Он знал, что тропа под его ногами, тропа, задергивающаяся страшной огненной зыбью, тропа, скользящая змеей и неожиданно выворачивающая к нему отвратительную гнилозубую пасть, тропа, порой выскакивающая на гребень скалы, острый, как заточенная во сто крат тоньше волоса сталь клинка, – единственный путь к его цели и, кроме него, есть в мире только два человека, способных пройти ее до конца.
Воздух здесь был горек, как полынь, и с каждым вздохом, казалось, раздирал легкие на тысячи клочьев. Серьга в ухе Урайна сияла крохотным изумрудным солнцем. Ее свет порою был единственным, что озаряло его дорогу.
На некоторых участках тропы царила кромешная мгла. На других обитали обманчивые призраки, безмолвно склонявшиеся к земле при появлении Урайна, Длани Хуммера. Кругом стояла полная тишина, как и в Сумеречном Лесу.
На тропе ничему нельзя было удивляться. Урайн не удивлялся. После Лон-Меара он навсегда разучился удивляться. Поэтому, когда тишину разорвал громоподобный раскат, Урайн и бровью не повел.
Он не знал, как именно должно выглядеть то место, куда он направляется. Он не знал, что укажет ему на достигнутую цель. Но когда рокот усилился и отвесная скала слева от тропы, дав трещину, начала разъезжаться в стороны, он понял, что достиг своей цели.
Урайн вошел в расширяющийся проем. Зеленый камень в его серьге засиял ярче солнца.
Казавшаяся доселе совершенно цельной, скала скрывала в своем чреве огромную пещеру. Ее идеально отполированный пол уходил вверх ступенчатыми уступами, словно сиденья для зрителей в харренском театре. А на каждом уступе неподвижными изваяниями, сидя по-птичьи, застыли Воины Хуммера.
Они глядели перед собой невидящими глазами, напрочь лишенными век. Кутах. У ног каждого – изогнутый серповидный меч. Коготь Хуммера.
Стены пещеры слева и справа от Урайна были сплошь исписаны чьим-то огненным перстом. “Чьим-то”, – мысленно ухмыльнулся Урайн. Высокие столбцы оплавленных знаков Истинного Наречия Хуммера.
Урайн охватил все написанное двумя цепкими взглядами. Направо и налево. Так. Понятно. Мог бы изъясняться и покороче.
В углу на каменной тумбе лежал обруч с таким же серебристым отливом, как и тела кутах.
Урайн подошел к нему, помедлил полмгновения и, отбросив прочь остатки нерешительности, надел его на голову. Перед глазами поплыл молочно-белый туман. Урайн почувствовал, как растворяется ткань его багряного плаща, выворачиваются назад колени, нос удлиняется и образует единое целое со ртом…
Когда зрение его прояснилось, все цвета показались ему оттенками серого. Тогда Урайн понял, что не ошибся. Он расхохотался – шестьсот глоток кутах издали дикий переливчатый рев.
Урайн встал – шестьсот кутах разом поднялись и выпрямились в полный рост. Урайн наклонился и поднял шестьсот мечей, лежавших перед ним. Они были тяжелы, остры, приятны на вид и отлично сидели в руке. С рождения он – шестьсот кутах – не видел ничего лучше. И ему не хотелось ничего больше, кроме как распороть мечами теплую плоть и, вырвав сердца врагов, утолить их теплом вечный холодный голод, сжигающий его тело – шестьсот тел – изнутри.
Теперь Урайн был многорук, многоног, многоочит. Управляться со всем этим богатством оказалось не так-то просто. Он попытался переместиться на несколько шагов крайним левым кутах и понял, что ощущает сколопендра, решившая почесать двухсотой ножкой двести первую так, чтобы все остальные при этом остались неподвижны.
Целая колонна кутах, сталкивая друг друга вниз, полетела вниз по каменным уступам. Он попробовал еще несколько раз, и только с седьмой попытки отдельно взятый кутах смог выкарабкаться из-под груды навалившихся на него тел и сделать несколько самостоятельных шагов.
С двумя дела обстояли уже хуже, но в конце концов двое кутах смогли встретиться внизу у выхода из пещеры и поглядеть друг другу в глаза. Потом хлопнуть в ладоши. Потом один присел, а второй взобрался ему на плечи. Сидевший выпрямился. Стоящий у него на плечах подпрыгнул. Да, таких игрушек у Урайна в детстве не было.
Потом уже трое кутах подошли к телу в багряном (Урайну он казался темно-серым) плаще, распластанному у каменной тумбы. Дико было видеть себя самого, лежащего вот так, замертво, и глядеть на себя же несколькими парами чужих глаз. Настолько дико, что один из кутах наклонился и снял обруч с головы лежащего тела.
Перед глазами опять поплыл молочный туман…
Когда обратное воплощение завершилось, Урайн встал с каменного пола. Рядом с ним неподвижно застыл кутах, держащий в руках серебристый обруч.
– До Порядка и Блага еще далековато, – пробормотал Урайн, похлопав кутах по ледяному плечу, – но для первого раза неплохо. Очень неплохо.
565 г., осень
С Хелтанских гор спустилось и быстро двинулось на восток давно позабытое Сармонтазарой воинство. Пятьсот серебристых существ длинной цепочкой в затылок друг другу шли через леса, через реки и горы. Двухсот пятидесятое существо, находящееся в центре колонны, несло на своих плечах бесчувственное тело человека. На человеке был длинный багряный плащ и серебристый обруч. Еще сотня птицелюдей шла впереди, выстроенная полукружием.
И все, что видели они, что видели идущие в основной колонне, видел Октанг Урайн. Он вполне привык управляться со своим новообретенным воинством. Кутах шли споро и уверенно, словно единое существо о шести сотнях тел.
Но кутах голодали.
На третий день разведчики, идущие впереди, учуяли поселение. Над крышами низких, полуутопленных во мшистой земле домов курились дымы, флегматично ревела скотина, на небольших, огороженных жердями подворьях заходились лаем собаки. Они унюхали кутах издалека.
Колонна перестраивается, кольцом охватывая деревню. С телом Урайна остаются двое. Раздается беззвучный приказ, и кольцо быстро схлопывается. Некоторое время слышны испуганные крики, рычание собак, детский плач. Потом над ночной деревней воцаряется полная тишина.
С рассветом кутах уходят, а в лесу в двух лигах от деревни остается большая яма, засыпанная свежей землей.
В этой деревне жили гервериты. И во второй, через которую Воинство Хуммера прошло спустя два дня. И в третьей.
И ни в одном из селений, в которых кормились кутах, не осталось свидетелей их кровавых трапез.
Глава 6
Ему не было жаль трех медных авров. Его плащ, изумрудный плащ, нарезанный ленточками во время поединка с Эллатом, стоил, к примеру, в пятьсот раз больше. Элиен был равнодушен к деньгам. Зато неравнодушен к хамству.
– Как же так? – не желал отступаться стердогаст. – Ты не желаешь дать мне три медных авра? А ведь я могу взять и запросто заключить тебя, мальчик, под стражу. Как тебе такое?
– Никак.
Элиен легонько хлопнул Крума по бокам. Но в толчее не удавалось двигаться быстро. Не удавалось двигаться вообще. Элиен спешился и, расталкивая толпу, начал медленно удаляться с места едва ли приятного общения, ведя Крума под уздцы.
Человек, жаждущий трех медных авров, продолжал следовать за ним.
– Три медных авра, и я, возможно, пожалею тебя, мальчик.
Элиен обернулся к вымогателю. Тот был выше его на голову и старше на десяток лет. И все-таки это не давало ему никакого права называть Элиена “мальчиком”.
– Послушай, брат, мне недосуг пререкаться с тобой, – старательно выговаривая каждое слово, сообщил ему Элиен. – Иди себе подобру-поздорову.
Элиен двигался к выходу со скоростью улитки, пробирающейся сквозь стог сена Базарная площадь стала изрядно раздражать его своей разноголосой суетностью.
– Э нет, не годится отказывать Эрпореду! – Стердогаст стал поперек дороги и положил руку на плечо Элиена – Ты вздумал мне перечить, не даешь мне денег и вдобавок не очень любезен. За это тебя следует очистить от выступающих частей.
Элиен с отвращением вдохнул глоток воздуха, смешанный со зловонием, исходящим от Эрпореда. Чеснок, гнилые зубы и дубленая кожа…
Элиен стряхнул руку стердогаста со своего плеча. Драться на базарной площади – занятие для низкородных. Он усвоил это с детства и не хотел отступать от своих принципов.
Поэтому, несмотря на то, что назвавшийся Эрпоредом был ему крайне неприятен, Элиен все же был полон решимости окончить дело миром. Возможно даже, в самом деле придется поделиться с ним презренными медяками.
– Не стоит, – сказал Элиен и достал монеты. – Возьми. – Он протянул их Эрпореду.
Монеты лежали на его ладони, словно милостыня. Маленькие, жалкие, потертые. Во взгляде Элиена были лишь жалость и презрение.
Эрпоред понял чувства Элиена как нельзя лучше. Он ударил снизу по его раскрытой ладони. Авры упали в пыль. Упали под ноги, под копыта, упали невостребованными.
– Ты же сам просил их, отчего поступаешь столь странно? – Элиен был невозмутим.
– Не твое дело, мальчик. Я – стердогаст и должен оберегать порядок в Тардере. Немедленно отвечай, кто ты и зачем сюда прибыл. По тебе уже плачут стены нашей тюрьмы. Слышишь, как они плачут?
Эрпоред живо переключился с роли базарного вымогателя на роль блюстителя закона. На войне из таких, как Эрпоред, получаются отменные мародеры.
– Я не обязан держать перед тобой отчет, – отвечал Элиен. – Не хочешь брать денег – ты их больше не получишь.
Он снова вскочил в седло и направил коня в образовавшийся ненадолго просвет между телегами, груженными овощами и грудами расписных глиняных тарелок.
Можно было назвать это позорным бегством. Можно было назвать сдержанностью. Элиену было все равно.
Но отделаться от Эрпореда оказалось не так-то просто. У самого выхода с базарной площади он таки настиг Элиена. Похоже, намерения его стали более серьезными. Он все время оглядывался на двух стоящих поодаль молодчиков и делал им всяческие знаки, желая, видимо, впечатлить Элиена.
– Мальчик, наш разговор еще не окончен! – гаркнул Эрпоред. – Во-первых, мне очень нравится твой кошелек, а во-вторых, твой меч. И в-третьих, моим друзьям Тамме и Тимару – вон они стоят у колодца – очень интересно, какой парашей наполнена твоя голова. Ее содержимое может представлять опасность для нашего государства, – многозначительно заключил Эрпоред, подняв указательный палец.
Больше всего он был сейчас похож на юродствующего шута, которому господин приказал изобразить Эррихпу или на худой конец Эстарту.
“И вот его, Эрпореда, и его приятелей, я еще недавно жалел у Леворго, пытаясь хотя бы отчасти оправдать трусость Неферналлама тем обстоятельством, что их жизни будут сохранены для блага Ре-Тара. Не стоило. Их жизни не стоят тех трех авров, что были с меня спрошены”, – подумал Элиен, не останавливаясь.
– Кому говорят, мальчонка? Оглох, что ли?! – Эрпоред стал потихоньку свирепеть и наливаться желчью, не желая мириться с невозмутимостью северянина, одетого в глухую броню безразличия.
– Скажи, отчего ты называешь меня мальчиком? – поинтересовался Элиен, глядя на Эрпореда в упор.
– Да потому что ты не бреешь бороды, потому что у тебя меч Эллата, потому что я знаю, каким образом он тебе достался.
– Каким? – Такой поворот разговора был для Элиена неожиданностью. Ему даже стало немного интересно.
– Ты, можно подумать, сам не знаешь. Эллат любит таких, как ты, – ладных безбородых красавчиков. Они заменяют ему жен, которых у него, как известно, нет и никогда не было, – торжествовал Эрпоред, будто дотошный историк, раскопавший в архивах уникальную любовную переписку двух особ царского достоинства.
Пока Элиен размышлял над предложенной версией своих взаимоотношений с Эллатом, Эрпоред жестом подозвал своих компаньонов к месту событий. Те незамедлительно явились, ухмыляющиеся и трусоватые.
– Ладно, я не нанимался объяснять тебе, что почем, слезай с коня и пошли куда скажу. Меч мне, сарнод мне. И попробуй только пискнуть, – перейдя на шепот, заключил Эрпоред.
Элиену стало совсем уже скучно, и он твердо сказал:
– Хватит!
Меч Эллата выпорхнул из ножен. Его острие начертило на нагруднике Эрпореда тот самый знак Тета, которым не так давно Мудрый Пес Харрены поприветствовал сына Тремгора. Знак Тета означал, что, имей Элиен намерение отсечь Эрпореду голову, он сделал бы это без сожаления.
А проворство, проявленное Элиеном в обращении с мечом, свидетельствовало о том, что голова Эрпореда была бы отсечена не только без сожаления, но и без малейшего труда. Последнего обстоятельства Эрпоред не понял.
– Ах ты, гаденыш! – взревел он.
Сразу же появились зрители. Толпа сгустилась на некотором удалении от дерущихся, образовав кривоватое полукружие.
Какой-то доброхот взял жеребца Элиена под уздцы и отвел в сторону. Тимар и Тамма тоже почли за лучшее оказаться на безопасном расстоянии от своего главаря и его молодого, но, видать, опытного противника.
Сверкнула секира Эрпореда, с которой он управлялся едва ли хуже, чем ловкий Шет. С каких это пор такое оружие в почете у тардерских прохвостов? Но у Элиена не было времени на размышления. Эрпоред оказался весьма опытным бойцом.
– Ты, задний дружок Эллата, ты, сопливый выкормыш харренских блудниц, ты сейчас заплатиш-ш-шь, – шипел Эрпоред, наступая. Глаза его налились кровью.
– За что, по-твоему, я должен тебе заплатить? – Меч Элиена, доселе лишь уклонявшегося, в первый раз скрестился с древком секиры.
– За свою гладкую харренскую рожу! – изрыгнул из себя Эрпоред и нанес Элиену удар в бедро.
Замешкавшийся Элиен не смог отразить его как следует, и на землю брызнула первая кровь. Кровь рода Акретов.
В этот момент Элиен почувствовал себя по-настоящему взбешенным. Он подался вперед в глубоком выпаде, называемом у него на родине “итским мостом”, но не достиг цели. Несмотря на свой огромный рост, Эрпоред выказал завидную подвижность.
Народ, собравшийся вокруг, улюлюкал и кричал, подбадривая поочередно то одного, то другого противника. Из этих выкриков нельзя было установить, кому принадлежат симпатии толпы, да Элиен и не собирался этого делать.
Эрпоред же вел себя так, словно он и герой, и состоявшийся победитель, и вообще всеобщий любимец. Секира Эрпореда просвистела у самого уха Элиена. Но, чересчур увлекшись нападением и собой, всеобщим любимцем, Эрпоред совсем забыл об осторожности.
Он подался слишком далеко вперед и подставил мечу Эллата свой оставленный без нагрудника бок. Это стало роковой ошибкой Эрпореда. Элиен не упустил удобного случая, и его меч вошел в печень стердогаста. Тот рухнул на землю, исторгая проклятия и харкая кровью.
Элиен отер меч о край плаща. Кольцо зрителей сужалось вокруг него и поверженного Эрпореда, грозя в своем ненасытном любопытстве растоптать все и вся. Еще чуть-чуть и…
Ух-х. Толпа отхлынула на два широких шага; это Элиен очертил мечом “неприкосновенную землю”. Таково право победителя, и он не намерен отступать от своих прав.
Он склонился над Эрпоредом. Борода его алела смертью, руки были раскинуты, словно крылья птицы, а пальцы скрючились, выпустив на волю древко варанской секиры. “Шет окс Лагин никогда не расставался с такой, – подумал Элиен. – Интересно, в тот день, когда посольство было захвачено Урайном, секира была с ним?”
Элиен перевернул Эрпореда и задрал его пропитавшуюся потом и кровью рубаху. У этого сердце, как ни странно, было. Слабое утешение, но все-таки, пожалуй, утешение.
Отряхивая пыль со своей одежды, Элиен сел на коня и под одобрительный рокот зевак направился прочь от места, где лежал поверженный Эрпоред. Сын Тремгора не знал, куда следует ехать, ведь в Тардере он был впервые. Но был совершенно уверен в том, что ехать необходимо.
Эрпоред навел Элиена на грустные мысли. Не случайная встреча. Не случайный поединок. Секира Эрпореда сегодня могла допьяна напиться крови рода Акретов.
* * *
– Милостивые гиазиры! Перечные лепешки и ают-ское вино! Милостивые гиазиры! Оленье жаркое! Ни одного клопа в наших постелях! Ни одной недоступной красавицы в нашем постоялом дворе! И отменные перечные лепешки!Голос зазывалы манил и увещевал. Голос переливался на разные лады. “У Каты Толстого” – так назывался постоялый двор, у крыльца которого Элиен натянул поводья своего жеребца.
– Ни одного клопа, говоришь? – переспросил сын Тремгора с поддельным недоверием.
– Ни одного! Клянусь ногой того барана, что был зажарен сегодня у нас на кухне, милостивый гиазир, – браво ответствовал зазывала.
– И ни одной недоступной красавицы?
– Ни одной, разве что я. – Зазывала расхохотался.
– И оленье жаркое?
– Так и есть, милостивый гиазир.
– Но ты же говорил, что зажарили барана?
– Как есть сбрехал про оленье жаркое. То баран был. Да ведь оба рогатые! – пуще прежнего расхохотался зазывала.
– А вино?
– Ну это, милостивый гиазир, вам лучше самому проверить, – сказал тот, берясь за поводья Крума, которые бросил ему Элиен.
Элиену понравился и сам зазывала, и заочно весь восхваляемый им постоялый двор, который занимал промежуточное положение между дорожной сегролной и представительной гостиницей для знати.
К числу несомненных достоинств этого заведения можно было отнести его изрядную удаленность от рыночной площади. Наверняка там сейчас все, кому есть до этого дело. Решают, как лучше поступить с телом Эрпореда и стоит ли предпринять поиски загадочного северянина? Или стердогаст сам виноват в попрании Права Народов и о северянине можно забыть?
* * *
Расположившись на массивной дубовой лавке, Элиен заказал себе пресловутого оленьего жаркого и кувшин вина из ягод терна. Хозяин, который, видимо, и являлся тем самым Катой Толстым, деловито отирая руки о передник, пообещал доставить все “в один момент”.Первым принесли вино. Жаркого нужно было обождать. “Длинноват выходит у них один момент”, – подумал Элиен, прихлебывая вино в полном одиночестве.
Но одиночество его скоро было нарушено. На скамью рядом с ним опустился человек в сером плаще из козьей шерсти. Длинноволосый, безбородый. Последнее обстоятельство дало Элиену повод заподозрить в нем земляка. Или, по крайней мере, не заподозрить в нем стердогаста.
Взгляд незнакомца был живым и теплым, руки – ухоженными и белыми. На указательном пальце красовался перстень, который, будь Элиен хоть немного ювелиром, он оценил бы по меньшей мере в тысячу золотых авров.
Незнакомец был человеком явно не бедным, несмотря на невзрачность своей одежды. Он был старше Элиена, но годился ему скорее в дядья, чем в отцы. А возможно, сумеречный воздух таверны заставлял его казаться старше своих лет.
– Эй, хозяин, два кувшина молодого акийорского! – сказал незнакомец, приветственно кивнув сыну Тремгора.
Элиен внимательно всматривался в лицо человека, пытающегося завязать с ним знакомство. Но он ничего не мог прочесть на нем. Ни угрозы, ни своекорыстия, ни честолюбия. Только учтивость и дружелюбие. Этого, впрочем, было не так уж мало.
– Мне имя Герфегест, – представился человек.
Элиен назвал себя и выжидающе взглянул на собеседника. Толстый Ката принес заказанное Герфегестом акийорское, и тот, пригубив вина, заговорил:
– Сегодня утром я стал очевидцем твоего поединка с Эрпоредом. Я был среди зрителей, но вряд ли, Элиен, ты видел меня.
Элиен согласно кивнул. Ему и не приходило в голову всматриваться в толпу зевак. Ему некого было искать среди них.
– Я знаю цену Эрпореду и его дружкам, известным в Тардере вымогателям и хамам.
Элиен кивнул еще раз. Было бы странным, начни незнакомец сейчас объяснять Элиену, каким замечательным воином и честным гражданином был убитый им задира.
– Но ты, разумеется, не нуждался в моей помощи, когда проткнул его печень. – Герфегест сделал паузу, чтобы Элиен мог получше обдумать сказанное, хотя обдумывать было особо нечего. – Ты не нуждаешься в ней и сейчас.
– Это верно, – подтвердил Элиен.
– Ты не хочешь, чтобы тебе помогли советом. Ты силен, независим и горд. К чему тебе это?
Элиен никак не мог взять в толк, куда клонит Герфегест.
– Однако дело в том, что я как раз собираюсь помочь тебе советом. И если ты будешь столь любезен, если согласишься оказать мне помощь, то есть поможешь осуществить мне мое желание, которое заключается в том, чтобы помочь тебе, я буду благодарен и вдобавок дам тебе один никчемный совет.
– Если это доставит тебе удовольствие, я с удовольствием выслушаю твой совет. Однако заранее не могу обещать, что последую ему. Идет?
– Идет.
Элиен и Герфегест в шутку ударили по рукам, словно за провонявшимся луком столом таверны только что был продан племенной жеребец из царского табуна.
– Вот каков он, мой совет: немедленно уезжай из Тардера.
Элиен не знал, что ответить, и нарочито медленно отпил вина из кувшина.
– Ты помнишь дружков Эрпореда – Тимара и Тамму?
– Смутно.
– Тимар выследил тебя. Насколько мне известно, сегодня ночью к тебе собирается с визитом вся казарма стердогастов, у которых Эрпоред был сотником.
– Откуда тебе, Герфегест, известно об этом? Не ты ль один из них?
Герфегест пригубил вина и ответил:
– Если тебе интересно, человек ли я, отвечу: да, я человек, и в этом смысле я один из них. Если тебе интересно, не стердогаст ли я, отвечу: нет. Ты волен верить мне или не верить. Ты выполнил мою просьбу и выслушал меня. Спасибо тебе, Элиен. Прощай.
Герфегест коснулся руки Элиена, покоящейся на столе. Прикосновение это было мимолетным и легким. Но его хватило, чтобы Элиен почувствовал теплоту кожи своего собеседника и вдохнул тонкий аромат амиды, исходивший от плаща его нового знакомца.
Не успел Элиен опомниться, как Герфегест встал со своего места и направился к выходу из трактира. На крыльце тот задержался на чуть, чтобы расплатиться с толстым Катой, раболепно лопочущим что-то себе под нос. Элиен медлил.
Но вот что-то поднялось из самых глубин его “я”. Не головоног ужаса, нет, – иное.
Порыв захватил Элиена без остатка. Он вскочил из-за стола и опрометью бросился прочь из трактира к коновязи, где, по его предположению, еще не успел простыть след Герфегеста.
– Герфегест! – крикнул он в темноту двора.
Крикнул еще раз. Но ему никто не отозвался. Коря себя за горячность и за глупость одновременно, Элиен побрел обратно.
Тишину ночи нарушали лишь приглушенные крики. Пирушка, нашедшая себе приют под крышей таверны, была в самом разгаре. Шелестела листва, в отдалении фыркали кони. На плечо Элиена легла чья-то рука. Запах амиды.
– Ты звал меня, Элиен? – спросил Герфегест.
– Я уезжаю, – твердо сказал Элиен. – Быть может, ты подождешь, пока я заберу вещи из комнаты, и мы поговорим еще немного в каком-нибудь другом месте?
– Я весь ожидание. – Герфегест артистично развел руками, что должно было означать и готовность, и радушие одновременно. – Это хорошо, что ты поверил мне. Только имей в виду – у тебя в распоряжении очень мало времени. Я велю седлать твоего жеребца.
* * *
Когда Элиен спускался по лестнице во двор, он услышал до боли знакомый лязг стали и, уже догадываясь, что увидит на улице, обнажил меч Эллата.Герфегест дрался сам-два. Тимар и Тамма – это были, конечно, они – орудовали двумя секирами, Стараясь достать гибкого, как ласка, Герфегеста.
Такого сын Тремгора не видел никогда в жизни. Бешеная пляска двух секир и подвижный, изворотливый человек, в каждый неделимый момент времени словно бы вписанный единственно возможным, умопомрачительным образом в стальной переплет смерти.
Удар. Секира должна была неминуемо раскроить ему череп, но в последнее мгновение Герфегест едва заметно подался вбок. В двух пальцах от его бедра брызнуло щепками бедро коновязи. В тот же момент перепуганный Крум, рядом с ухом которого прогудело недоброе лезвие, гневно заржал и наградил Тимара (или Тамму? – на них не написано) страшным ударом задних копыт. Элиен поймал отлетевшее тело на клинок. Одним меньше.
Все изменчиво. До этого их было двое против одного, а теперь остался один против двоих. Стердогаст повернул к Элиену перепуганное лицо. Наступило время Герфегеста.
Спустя несколько секунд обмякшее тело второго героя с филигранно свернутой головой было бережно опущено Герфегестом в навоз и пыль постоялого двора.
ПУТИ ЗВЕЗДНОРОЖДЕННЫХ
565 г., Двадцатый день месяца ГинсМрачные ущелья Хелтанских гор, на дно которых никогда не заглядывает солнце.
Мир здесь был изменен, изменен еще страшнее, чем в Сумеречном Лесу. Простой смертный не смог бы отыскать дороги сюда, как никогда не вышел бы живым из Лон-Меара. Простой смертный, но не Звезднорожденный.
Урайн без колебаний Шел вперед. Он знал, что тропа под его ногами, тропа, задергивающаяся страшной огненной зыбью, тропа, скользящая змеей и неожиданно выворачивающая к нему отвратительную гнилозубую пасть, тропа, порой выскакивающая на гребень скалы, острый, как заточенная во сто крат тоньше волоса сталь клинка, – единственный путь к его цели и, кроме него, есть в мире только два человека, способных пройти ее до конца.
Воздух здесь был горек, как полынь, и с каждым вздохом, казалось, раздирал легкие на тысячи клочьев. Серьга в ухе Урайна сияла крохотным изумрудным солнцем. Ее свет порою был единственным, что озаряло его дорогу.
На некоторых участках тропы царила кромешная мгла. На других обитали обманчивые призраки, безмолвно склонявшиеся к земле при появлении Урайна, Длани Хуммера. Кругом стояла полная тишина, как и в Сумеречном Лесу.
На тропе ничему нельзя было удивляться. Урайн не удивлялся. После Лон-Меара он навсегда разучился удивляться. Поэтому, когда тишину разорвал громоподобный раскат, Урайн и бровью не повел.
Он не знал, как именно должно выглядеть то место, куда он направляется. Он не знал, что укажет ему на достигнутую цель. Но когда рокот усилился и отвесная скала слева от тропы, дав трещину, начала разъезжаться в стороны, он понял, что достиг своей цели.
Урайн вошел в расширяющийся проем. Зеленый камень в его серьге засиял ярче солнца.
Казавшаяся доселе совершенно цельной, скала скрывала в своем чреве огромную пещеру. Ее идеально отполированный пол уходил вверх ступенчатыми уступами, словно сиденья для зрителей в харренском театре. А на каждом уступе неподвижными изваяниями, сидя по-птичьи, застыли Воины Хуммера.
Они глядели перед собой невидящими глазами, напрочь лишенными век. Кутах. У ног каждого – изогнутый серповидный меч. Коготь Хуммера.
Стены пещеры слева и справа от Урайна были сплошь исписаны чьим-то огненным перстом. “Чьим-то”, – мысленно ухмыльнулся Урайн. Высокие столбцы оплавленных знаков Истинного Наречия Хуммера.
Урайн охватил все написанное двумя цепкими взглядами. Направо и налево. Так. Понятно. Мог бы изъясняться и покороче.
В углу на каменной тумбе лежал обруч с таким же серебристым отливом, как и тела кутах.
Урайн подошел к нему, помедлил полмгновения и, отбросив прочь остатки нерешительности, надел его на голову. Перед глазами поплыл молочно-белый туман. Урайн почувствовал, как растворяется ткань его багряного плаща, выворачиваются назад колени, нос удлиняется и образует единое целое со ртом…
Когда зрение его прояснилось, все цвета показались ему оттенками серого. Тогда Урайн понял, что не ошибся. Он расхохотался – шестьсот глоток кутах издали дикий переливчатый рев.
Урайн встал – шестьсот кутах разом поднялись и выпрямились в полный рост. Урайн наклонился и поднял шестьсот мечей, лежавших перед ним. Они были тяжелы, остры, приятны на вид и отлично сидели в руке. С рождения он – шестьсот кутах – не видел ничего лучше. И ему не хотелось ничего больше, кроме как распороть мечами теплую плоть и, вырвав сердца врагов, утолить их теплом вечный холодный голод, сжигающий его тело – шестьсот тел – изнутри.
Теперь Урайн был многорук, многоног, многоочит. Управляться со всем этим богатством оказалось не так-то просто. Он попытался переместиться на несколько шагов крайним левым кутах и понял, что ощущает сколопендра, решившая почесать двухсотой ножкой двести первую так, чтобы все остальные при этом остались неподвижны.
Целая колонна кутах, сталкивая друг друга вниз, полетела вниз по каменным уступам. Он попробовал еще несколько раз, и только с седьмой попытки отдельно взятый кутах смог выкарабкаться из-под груды навалившихся на него тел и сделать несколько самостоятельных шагов.
С двумя дела обстояли уже хуже, но в конце концов двое кутах смогли встретиться внизу у выхода из пещеры и поглядеть друг другу в глаза. Потом хлопнуть в ладоши. Потом один присел, а второй взобрался ему на плечи. Сидевший выпрямился. Стоящий у него на плечах подпрыгнул. Да, таких игрушек у Урайна в детстве не было.
Потом уже трое кутах подошли к телу в багряном (Урайну он казался темно-серым) плаще, распластанному у каменной тумбы. Дико было видеть себя самого, лежащего вот так, замертво, и глядеть на себя же несколькими парами чужих глаз. Настолько дико, что один из кутах наклонился и снял обруч с головы лежащего тела.
Перед глазами опять поплыл молочный туман…
Когда обратное воплощение завершилось, Урайн встал с каменного пола. Рядом с ним неподвижно застыл кутах, держащий в руках серебристый обруч.
– До Порядка и Блага еще далековато, – пробормотал Урайн, похлопав кутах по ледяному плечу, – но для первого раза неплохо. Очень неплохо.
565 г., осень
С Хелтанских гор спустилось и быстро двинулось на восток давно позабытое Сармонтазарой воинство. Пятьсот серебристых существ длинной цепочкой в затылок друг другу шли через леса, через реки и горы. Двухсот пятидесятое существо, находящееся в центре колонны, несло на своих плечах бесчувственное тело человека. На человеке был длинный багряный плащ и серебристый обруч. Еще сотня птицелюдей шла впереди, выстроенная полукружием.
И все, что видели они, что видели идущие в основной колонне, видел Октанг Урайн. Он вполне привык управляться со своим новообретенным воинством. Кутах шли споро и уверенно, словно единое существо о шести сотнях тел.
Но кутах голодали.
На третий день разведчики, идущие впереди, учуяли поселение. Над крышами низких, полуутопленных во мшистой земле домов курились дымы, флегматично ревела скотина, на небольших, огороженных жердями подворьях заходились лаем собаки. Они унюхали кутах издалека.
Колонна перестраивается, кольцом охватывая деревню. С телом Урайна остаются двое. Раздается беззвучный приказ, и кольцо быстро схлопывается. Некоторое время слышны испуганные крики, рычание собак, детский плач. Потом над ночной деревней воцаряется полная тишина.
С рассветом кутах уходят, а в лесу в двух лигах от деревни остается большая яма, засыпанная свежей землей.
В этой деревне жили гервериты. И во второй, через которую Воинство Хуммера прошло спустя два дня. И в третьей.
И ни в одном из селений, в которых кормились кутах, не осталось свидетелей их кровавых трапез.
Глава 6
ПЕРЕПРАВА
562 г., Седьмой день месяца Алидам
С тех пор как Элиен и его новый знакомец покинули Тардер, прошло тринадцать дней. Дороги Ре-Тара ни в чем не уступали харренским, а Тракт Таная, который пересекал всю страну с севера на юг, вообще считался лучшей дорогой Сармонтазары. Четыре сер поносных колесницы в ряд могли лететь по нему быстрее птиц – и это чистейшая правда, подтвержденная Ре-тарской войной.
Элиен спешил воспользоваться Трактом, пока тот совпадает со Знаком Разрушения. Каждый день они с Герфегестом покрывали двухдневную норму, предписанную конному войску Уложениями Айланга. Крум чувствовал себя превосходно, лошадь Герфегеста – тоже. Оба были отменными грютскими скакунами, до которых ре-тарским лошадям было очень далеко. Они, кажется, подружились.
Элиен считал, что погоня стердогастов им больше не угрожает. Однако Герфегест, видимо, придерживался другого мнения. Иногда, при сильном северном ветре, он останавливался и с таким выражением лица, словно читал старинный трактат о поваренном искусстве, втягивал носом воздух. Иногда ему удавалось учуять что-то, одному лишь ему ведомое, и тогда Герфегест недовольно качал головой.
Элиен догадывался, что тот опасается погони стердогастов, но предпочитал помалкивать. Сын Тремгора уже привык к тому, что Герфегест сам решает, когда и о чем нужно говорить. Если Элиен начинал какой-то разговор, который Герфегесту был неинтересен, то слышал в ответ одни лишь загадки.
Так, спросив однажды напрямую, кто он такой, Герфегест, и чем промышляет, Элиен услышал: “Я – Герфегест, носящий также кое-где имя Тофа, а промышляю я удовольствием”.
В другой раз Элиен осведомился, какие дела гонят Герфегеста на юг, в землю грютов. Тот ехидно покосился на него и сказал, что Элиен сейчас как две капли воды похож на наставника, который его, Герфегеста, в детстве сильно поколачивал.
На третий день, запершись в отведенной ему комнате в очередной сегролне, Элиен спросил у раковины Леворго, кто таков, по ее мнению, Герфегест. “Есть разница?” – философически ответила вопросом на вопрос раковина, и Элиен совсем пал духом.
Чтобы не морочить себе больше голову, Элиен решил, что Герфегест – контрабандист, промышляющий торговлей запрещенными усладительными зельями. В Харрене с такими разговор был суровый и короткий, поэтому сын Тремгора больше к этому вопросу не возвращался.
Так или иначе, с Герфегестом ехать было определенно веселее, чем одному.
Каждое утро Элиен, улучив удобный момент, сверялся с картой. Он уже давно заметил на ней крохотное изображение меча, которое, как нетрудно было догадаться, перемещалось по карте в точности так, как Элиен перемещался по Сармонтазаре. За мечом на зелени ре-тарских полей оставалась рваная черная борозда. Впереди уходила на юг красная дуга, столь небрежно и столь изящно очерченная Леворго.
Пока что все шло очень хорошо Даже лучше, чем Элиену того хотелось. Чем сейчас занят Урайн? Где его пресловутые ловушки? Способен ли он распространить свое магическое могущество до Тракта Таная или нет?
С тех пор как Элиен и его новый знакомец покинули Тардер, прошло тринадцать дней. Дороги Ре-Тара ни в чем не уступали харренским, а Тракт Таная, который пересекал всю страну с севера на юг, вообще считался лучшей дорогой Сармонтазары. Четыре сер поносных колесницы в ряд могли лететь по нему быстрее птиц – и это чистейшая правда, подтвержденная Ре-тарской войной.
Элиен спешил воспользоваться Трактом, пока тот совпадает со Знаком Разрушения. Каждый день они с Герфегестом покрывали двухдневную норму, предписанную конному войску Уложениями Айланга. Крум чувствовал себя превосходно, лошадь Герфегеста – тоже. Оба были отменными грютскими скакунами, до которых ре-тарским лошадям было очень далеко. Они, кажется, подружились.
Элиен считал, что погоня стердогастов им больше не угрожает. Однако Герфегест, видимо, придерживался другого мнения. Иногда, при сильном северном ветре, он останавливался и с таким выражением лица, словно читал старинный трактат о поваренном искусстве, втягивал носом воздух. Иногда ему удавалось учуять что-то, одному лишь ему ведомое, и тогда Герфегест недовольно качал головой.
Элиен догадывался, что тот опасается погони стердогастов, но предпочитал помалкивать. Сын Тремгора уже привык к тому, что Герфегест сам решает, когда и о чем нужно говорить. Если Элиен начинал какой-то разговор, который Герфегесту был неинтересен, то слышал в ответ одни лишь загадки.
Так, спросив однажды напрямую, кто он такой, Герфегест, и чем промышляет, Элиен услышал: “Я – Герфегест, носящий также кое-где имя Тофа, а промышляю я удовольствием”.
В другой раз Элиен осведомился, какие дела гонят Герфегеста на юг, в землю грютов. Тот ехидно покосился на него и сказал, что Элиен сейчас как две капли воды похож на наставника, который его, Герфегеста, в детстве сильно поколачивал.
На третий день, запершись в отведенной ему комнате в очередной сегролне, Элиен спросил у раковины Леворго, кто таков, по ее мнению, Герфегест. “Есть разница?” – философически ответила вопросом на вопрос раковина, и Элиен совсем пал духом.
Чтобы не морочить себе больше голову, Элиен решил, что Герфегест – контрабандист, промышляющий торговлей запрещенными усладительными зельями. В Харрене с такими разговор был суровый и короткий, поэтому сын Тремгора больше к этому вопросу не возвращался.
Так или иначе, с Герфегестом ехать было определенно веселее, чем одному.
Каждое утро Элиен, улучив удобный момент, сверялся с картой. Он уже давно заметил на ней крохотное изображение меча, которое, как нетрудно было догадаться, перемещалось по карте в точности так, как Элиен перемещался по Сармонтазаре. За мечом на зелени ре-тарских полей оставалась рваная черная борозда. Впереди уходила на юг красная дуга, столь небрежно и столь изящно очерченная Леворго.
Пока что все шло очень хорошо Даже лучше, чем Элиену того хотелось. Чем сейчас занят Урайн? Где его пресловутые ловушки? Способен ли он распространить свое магическое могущество до Тракта Таная или нет?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента