- Тоже проскурниковская заповедь? - Владимир Сергеевич лукаво прищурился.
   - Все - от него, - подтвердил Тан.
   Он поднял стакан и, приподнявшись, почти торжественно произнес:
   - Ну, напоследок: за неведенье. Единственно доступное счастье.
   Владимир Сергеевич сказал:
   - Да, у вас здесь хорошо. Покойно.
   Слегка оскалившись, Тан спросил:
   - Что, тоже притомились от жизни?
   Его усмешка была недоброй. Владимир Сергеевич ощетинился:
   - Не настолько, чтоб ее изменить.
   - Ну, пошабашили - и будет, - сказал Тан, самую малость помедлив. - Можете прийти послезавтра.
   Неожиданно для себя самого Владимир Сергеевич спросил:
   - Скажите, а вы в этой мастерской не надеетесь переспорить судьбу? Увернуться от своего кирпича?
   И почувствовал холодок в груди, словно на самом краю обрыва.
   Плоский лик Тимофея Тана стал неподвижен, но в быстром взгляде Владимир Сергеевич прочел враждебность.
   - Я тут вам сказал комплимент, - отчеканил Тан, глядя в сторону, - про то, что с вами приятно беседовать. Как выяснилось, это не так. Беседовать с вами небезопасно.
   И добавил после короткой паузы:
   - Я безобразно разговорился. По-видимому, перемолчал.
   На улице Владимир Сергеевич задрал воротник. Окаянный ветер льдистою пылью дохнул в лицо. Надо было выпить побольше - трезвенники себя наказывают.
   - Темен смертный, чего в нем нет, - пробормотал он с глухим раздражением.
   Вот и метро, поскорей в толчею. Локти, бока, чье-то дыхание. Стужа медленно отпускает. Поток выносит его к эскалатору. Ступенька заботливо подставляет свою гуттаперчевую спину, тащит по тесному руслу вниз.
   - Путь в долину, - шепнул Владимир Сергеевич.
   ВЕТЕРАНЫ
   Сидели, обнявшись, на дачной платформе, ждали электричку в столицу. Хмелея от одури летнего полдня, время от времени целовались. Платформа была совсем пуста, только на соседней скамейке дремал низкорослый паренек.
   Она была в белом сарафане, он - в белой сорочке и белых брюках.
   - Мы с тобой одного цвета, - сказала она.
   - И одной крови, - добавил он, целуя ее в голое солнечное плечо.
   - Слушай, не заводи меня, - сказала она. - Будь человеком.
   Он еле слышно пробормотал:
   - Скорей бы уж добраться до крыши.
   - Никто, кроме нас, не едет в Москву, - вздохнула она. - Даже обидно.
   - Еще бы. Ехать в такое пекло! Нет дураков.
   - Так мы дураки?
   - У нас проблемы жизнеустройства. Тут уж ничего не поделаешь.
   - Лобзаешь меня, а парень смотрит.
   - Пусть смотрит. Он молодой - поймет. Все-таки мы молодожены.
   - Какие уж мы молодожены, - сказала она. - Сегодня у нас десятый день законного брака.
   - А в самом деле - десятый день! Не молодожены, а ветераны. Ветераны семейного фронта.
   Она кивнула:
   - Страшно подумать. Рукой подать до серебряной свадьбы. Ну вот, ты опять меня заводишь.
   - Я нехороший. Разве я спорю?
   - Два дня шокировал мою мать, теперь - ни в чем не повинного юношу. Она еще радовалась, бедняжка, - зять у нее из хорошей семьи.
   - По-моему, за эти два дня я ее покорил окончательно.
   - Само собой, покорил, покорил... Ну потерпи, раз уж ты ветеран... Совсем как я - терпеть не умеешь...
   - Так не умеешь?
   - Ох, кажется - нет. Но мне простительно... Наша соседка знаешь как о себе говорит: я женщина сырая, подверженная... А ты мужчина и покоритель. Мужчина рожден, чтобы терпеть.
   - Чисто славянская философия. Где эта чертова электричка?
   Парень на соседней скамье медленно потянулся и поднялся. Когда он встал, то оказался совсем коротышкой - похож на подростка. Только лицо было взрослым, опытным. Одной рукой он держал сигарету, другую словно стерег в кармане.
   - Здравствуйте. - Он подошел к скамейке, где обнимались молодожены. Хотел сказать, и я - ветеран.
   - Хорошее дело, - одобрил муж.
   - Я - ветеран горячих точек, - сказал паренек и сладко зевнул. - Ждем электричку? Уже идет.
   Все яростней, все неудержимей, все ближе стала греметь земля. И вдруг из-за поворота, выгнувшись и сразу же распрямившись, явилось зеленое долгое тело поезда.
   - Ну наконец. Дождались экспресса! - воскликнула молодая жена.
   - А он не ваш, - сказал паренек.
   Он что-то добавил, но стук и грохот уже поглотили слова и звуки.
   Поезд замер. Он был почти пустым. Ветеран прошел в головной вагон, сел у окна, против движения, с интересом разглядывая платформу. Электричка вздрогнула, задышала и через силу сдвинулась с места, быстро наращивая скорость.
   Молодожены остались сидеть на той же скамье, рука в руке. С каждой секундой все меньше и меньше становились две белых фигурки, вот они уже почти не видны, неразличимы - два белых пятнышка, каждое с дырочкой в груди.
   * * *
   Когда он услышал, что внук убит, он точно разом окостенел, вмерз в лед, как первобытное чудище.
   Внук приезжал к нему погостить - встретил ее, влюбился с лету, до немоты, до невменяемости.
   - Вот оно и пересеклось, - беззвучно выдохнул Владимир Сергеевич.
   Всю ночь он сидел не шевелясь, силясь найти главный ответ. К утру уже отчетливо знал: судьба наконец встретилась с жизнью и жизнь его изошла, закончилась.
   Зорин Леонид Генрихович родился в 1924 году в Баку. Окончил Азербайджанский государственный университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор около 50 пьес, а также романов "Старая рукопись", "Странник", "Злоба дня", мемуарных книг "Авансцена" и "Зеленые тетради". В 1987 году "Новый мир" (No 11) опубликовал рассказ "Крапивница", положивший начало циклу, который завершается настоящей публикацией.