Километр за километром перелистываем мы Снежную книгу леса, все приближаясь к берегам реки. Неожиданно четкий след тракторов по торной дороге среди деревьев. Откуда в этих местах тракторы среди зимы, когда им и летом негде пахать в болотах и лесных чащах? За первым же поворотом обширная лесосека. Здесь только что рубили лес. Электропилы и топоры разбудили вековую тишь тайги. Мощные тракторы уволокли бревна к берегу реки, а проворные руки собрали в кучи сучья, вершинки и ветки.
   С лесосеки недавно увезли последние бревна. Шум и грохот лесозаготовок уже слышен где-то далеко, а тут остались одни следы.
* * *
   Издалека видно, что у лесного болотца много следов горностая. Его двоеточия, с перерывами на прыжки, исписали болотце во всех направлениях.
   Почему это следы горностая немного крупнее, чем обычно? Оказывается, нужно быть очень внимательным при чтении Снежной книги. Это следы совсем не горностая, а колонка. Он побольше горностая, не белый, а желтоватый, пушистый, но такой же разбойник. По лесному болоту зверек нырял в снег, вылезал обратно и опять исчезал под снегом. Он охотился там за мышами, так же как горностай.
   Его след вышел на небольшую речушку. Густой тальник и черемуха нависли над льдом. Здесь колонок бежал, как в туннеле.
   След долго идет по льду, занесенному снегом. Наконец, отпечаток хвоста — значит колонок присел на задние лапки. Отсюда зверек крупными скачками резко повернул к берегу, пробежал через густые пихтачи и выскочил на поваленное дерево у «лесного окна». Тут-то и записано целое лесное происшествие. По стволу колонок пробежал до вершины и сделал длинный прыжок на поляну, на которой, зарывшись в снег, спал огромный старый глухарь. Он бешено забился, царапая крыльями снег и роняя перья, но все же взлетел в темноту звездного неба, таща на себе колонка. На этот раз зверек выбрал себе добычу не по плечу: глухарь сбросил его в снег. Оставив в снегу глубокую впадину, колонок, как ни в чем не бывало направился опять к речке.
   Ночью вспугнутые глухари и тетерева обычно летят по прямому направлению. Поэтому интересно поискать, не записал ли глухарь о том, как он провел остаток ночи? Нужно взять направление от снежной постели птицы и продолжить через выбоину в снегу, где упал колонок. Если идти прямо по этому направлению, то удастся найти на снегу под большой елью массу свежесбитой хвои и мелких веточек. Значит, сюда опустился глухарь, долго хлопая крыльями, пока не уселся на прочный сук. Здесь он и провел остаток ночи, чутко прислушиваясь к малейшему шороху. Он даже выбелил сучья очевидно с перепугу у него расстроился желудок.
   Не всегда глухари отделываются ночным испугом. В Снежной книге не раз приходилось находить записи и о том, как глухарки и молодые глухари делались жертвами ночного разбоя колонка.
   Надо вернуться и дочитать, что делал колонок в эту ночь.
   До утра запись его следов может тянуться километров до десяти. За это время он наделает немало неприятностей не только мышам, но и рябчикам и белкам. Колонки давят белок по ночам, забираясь в их гнезда.
   На этот раз колонок наткнулся на колонию лесных полевок. Он почуял или услышал их писк под снегом и сделал нырок. Сколько времени провел под снегом колонок — неизвестно. Вылез он метрах в десяти и вскоре забрался опять в снег под корни вывороченного бурей дерева. Выходных следов нет. Значит, это и есть точка.
   Колонок спит здесь и вылезет теперь только в вечерние сумерки, чтобы начать новую страницу.
   Чей же может быть этот след? Словно кто-то волочил полено по рыхлому снегу. Целая борозда в снегу и ни одного отпечатка лапы. Чем непонятнее запись в Снежной книге, тем интереснее ее читать. Конечно, следы от наших лыж потянулись рядом с этим загадочным следом.
   Борозда по снегу прочерчена до берега речки и исчезает в дымящейся на морозе полынье. Да ведь это следы выдры! Кто, кроме нее, будет купаться при двадцатиградусном морозе?
   Тяжелая выдра, глубоко проваливаясь и перебирая короткими лапами, буровила снег животом и хвостом, засыпая отпечатки лап.
   У следующей полыньи, вниз по течению, лежит вещественное доказательство — окунь с отъеденной головой. Значит дело было под утро: насытившаяся за ночь выдра съедает у рыбы только одни головки.
   Речка делает крутой поворот. В этом месте от полыньи на берег опять потянулась глубокая борозда — след выдры. Это она перевалила через крошечный полуостров по прямой, вместо того, чтобы следовать по изгибу реки. И так всю ночь от полыньи до полыньи. Выдра скупа на записи в Снежной книге. Только если замерзнут все полыньи, тогда выдра протянет свою борозду-след по страничкам лесной Снежной книги на многие десятки километров, совершая переход к другой реке.
   …Целые сутки бушевала февральская метель. Лесную сторожку занесло снегом почти до крыши. Утром открыли дверь, и по двору пришлось прокапывать в снегу целые коридоры для того, чтобы добраться до пригона с коровами.
   Огромная масса снега придавила лес и поломала много ветвей. Даже на лыжах тяжело идти по глубокому, рыхлому снегу. Ноги проваливаются почти по колено.
   Сегодня всюду записано, с каким трудом лесные обитатели прокладывали себе путь.
   Первыми, как всегда, встречаются следы горностая и ласки. Сейчас они напоминают следы выдры: зверьки, прыгая, глубоко проваливаются в рыхлый снег. Прыжки коротки и соединены бороздками, сделанными брюшком.
   Из густого ельника вышли круглые следы рыси. И у нее из каждого следа видна, как говорят охотники, «поволока» и «выволока» — длинные черты по снегу при опускании и вытаскивании ног.
   Долго идет рысь по лесу и выходит, наконец, к болоту. Здесь всюду следы зайцев и свежие погрызы коры осинника. Зайцам тоже трудно бегать по рыхлому снегу, и за одну ночь они наделали тропинок по всему болоту. Следы рыси свернули на одну из тропинок и сделались сразу длиннее — рысь зашагала быстрее, идти ей стало легче.
 
   Из-за густой ели вышли широкие следы россомахи и перекрыли следы рыси. Россомаха пошла по ее следам, как тень — куда одна, туда и другая.
   Рысь идет спокойно, она не подозревает, что за ней кто-то крадется.
   Но вот и разгадка — с места в карьер россомаха бросилась огромными скачками вперед по следу рыси, сразу глубоко проваливаясь в снег. Где-то впереди заверещал заяц, попав в зубы рыси. Этот предсмертный крик и ударил, как бичом, по россомахе. Поднимая снежную пыль и комочки снега, россомаха выскочила на бугорок. Внизу в лощине стояла рысь и торопливо пожирала зайца. Россомаха бросилась на нее.
   Рысь мягко отскочила в сторону. Ее толстые волосатые ноги были лучшими «лыжами», чем лапы россомахи, и все преимущества были на ее стороне. Несмотря на это, она без боя уступила свою добычу. Отбежав в сторону, рысь истоптала снег в одном месте — здесь она долго стояла и смотрела издалека, как обедает россомаха за ее счет. Вероятно, глаза рыси яростно горели «справедливым гневом», и она облизывалась, глотая слюни.
   Ничего не поделаешь, и рысь снова зашагала по заячьим тропам. А россомаха опять за ней.
   И так всю зиму россомаха живет за чужой счет.
   Однажды в Снежной книге встретилась запись о россомахе-убийце. Россомаха бежала по следу лисицы. Но та шла не торопясь, кое-где останавливаясь, раскапывая под снегом мышей, и долго крадясь заячьими торными тропами. Все это можно было прочитать с большим трудом, потому что торопливые, глубокие следы россомахи затоптали лисьи следы.
   Как россомаха не торопилась, лиса успела не только задавить зайца, но и съесть его до прихода грабительницы. Утоптанный снег, капельки крови и клочки заячьей шерсти красноречиво говорили об этом. Спокойными короткими шагами лисица ушла в глубь леса. Не читая дальше ее следов, можно быть уверенным, что она уляжется теперь где-нибудь на снегу, подослав под себя хвост, и заснет, спрятав нос в пушистый мех.
   Россомаха обнюхала место пиршества лисицы, и, возможно, даже подобрала какие-нибудь остатки. Теперь запись ее следов резко изменилась. Тихим, крадущимся шагом россомаха пошла по следам лисицы. Прежняя торопливость исчезла. В одном месте лисица прошла через куст, а россомаха кругом, и снова ее следы перекрывают лисьи. Совершенно очевидно, что россомаха начала подкрадываться к лисе, а не просто догонять ее. Поэтому она обошла куст, чтобы не хрустнула какая-нибудь ветка.
   Не более километра прошла лиса и улеглась спать на полянке. Но что-то вовремя предупредило ее о приближении россомахи: прямо с лежки лисица прыжками бросилась наутек. Крадущиеся следы россомахи на этой полянке перешли тоже в торопливые прыжки вслед за лисицей. Россомахе, конечно, не догнать лису. Куда уж ей, тихоходу, преследовать быстроногую лису!
   Утопая в рыхлом снегу, зверь мчится по лесу километр, второй, наконец, третий. Нелепость упорной погони россомахи за лисой непонятна. Но что это желтеет на поляне? Клочок шерсти лисы, и кровавый след ее идет в кусты.
   Невероятно, но факт — россомаха догнала лису, та вырвалась, потеряв в схватке порядочный клок шкуры, и бросилась в кусты. Здесь россомаха настигла ее, задавила и съела. Как могло произойти это? Почему лисица не смогла убежать? Да очень просто: лисица только что доотказа набила свой желудок зайчатиной. Она сожрала не менее килограмма мяса и сразу отяжелела.
   Когда в конце зимы крепкий наст сделает поверхность снега настолько твердой, что она будет свободно держать россомаху, наступает ее праздник. Тогда рыси и лисицы бегают по следам россомахи и доедают ее добычу. Дикие копытные глубоко пробивают снег, вязнут, ранят себе ноги о корку наста и делаются добычей россомахи. Хищник легко догоняет их и давит. Рванув несколько кусков мяса, россомаха бросает свою добычу и мчится вдогонку за следующей жертвой. Кровожадность россомахи в это время делает ее вреднейшим хищником леса.
   Читать в Снежной книге оказывается интересно не только о том, что написали животные. Охотничьи следы таят в себе тоже немало занятного и даже поучительного. Хороший охотник не топчет следа животного, а идет рядом с ним.
   В одном месте под елью снег истоптан. Кругом валяются веточки и хвоя, сбитая выстрелом. Над головой уже пустое гнездо белки. Если отсюда пойти обратно по следу охотника, то можно понять и тот путь, который привел его к гнезду белки по ее следам. Проделав это несколько раз, в конце концов начинаешь понимать и сам без переводчика беличьи записи и научишься по ним добираться, до ее гнезда.
   Дальше много километров след от лыж охотника тянется по лесным полянам, болотам и густым зарослям. Наконец, первая ловушка, поставленная охотником на белку. Она насторожена. Приманка цела. Белки не заметили ее. Вскоре еще одна настороженная ловушка, и в ней добыча — в кустах тальника у берега лесной речки белоснежный горностай попал головкой в чиркан. Зверька заманила в ловушку головка рыбы. Он уже замерз и сделался как деревянный. Трогать его нельзя, можно только взглянуть издали — неписанные лесные законы запрещают подходить к чужим ловушкам и капканам. Следующая ловушка опять настороженная и без добычи. Читая снежные записи опытного охотника, можно научиться устанавливать ловушки, капканы и выбирать для них наиболее подходящие места.
   Сбоку из густых зарослей молодняка на след от лыж охотника вышли свежие следы россомахи. Видно, как она сразу прибавила ход — расстояние между прыжками удлинилось. Куда же это заторопилась россомаха? Уж не захотела ли она догнать охотника? Но ведь он прошел здесь вчера и вот-вот появится снова, проверяя свои ловушки.
   Россомаха ловко обежала кругом капканчик на горностая, зарытый в снег под тройным следом зверька по одному месту, и прибавила ход, никуда не сворачивая с лыжни.
   Дальше россомаха отчетливо написала в Снежной книге, зачем она бежала по следам охотника. В следующую ловушку опять попал горностай. Россомаха оставила от него охотнику только несколько клочков шкурки. То же произошло с двумя белками и зайцем. Россомаха обходила настороженные пустые ловушки, но зато без всякого страха бросалась к тем, в которые попала добыча. Как вор, она обошла за ночь по следам охотника все его ловушки и освободила человека от забот по съемке шкурок.
   След от лыж охотника-бельчатника пересек лесное болото и потянулся по высокоствольному лесу. Собаки тонут в рыхлом снегу и приходится в это время оставлять их дома. Трудно зимой искать белок. Если охотник хорошо «грамотен» и может читать Снежную книгу леса, успех для него обеспечен. Найти гнездо белок можно только тогда, когда научишься разбираться в том, что она напишет на снегу своими следами. Молодая, неопытная белка выдает себя с головой. От дерева, где ее гнездо, она наделает веером дорожки по снегу во все стороны. Тут и читать нечего. Остается только поднять голову вверх и сейчас же увидишь на этом дереве большое беличье гнездо. Легкий удар по стволу обухом топора — и головка белки высосывается из гнезда, как бы спрашивая: «Кто там?» Удар посильнее — и белка выскакивает из гнезда, распушив хвост. Гремит выстрел, и она падает в снег.
   Но встречаются следы белок, которые «шибко хитрые», как говорят бельчатники.
   Соскочив со ствола на снег, такая белка бежит по кругу. Можно долго идти рядом с этим следом и видеть, как белка рылась в снегу, добывая запасы, грызла сухие грибы, копалась под нависшей хвоей в листьях и вдруг ваш собственный след от лыж! Вы замкнули круг. Куда же исчезла белка? Ведь всюду только ее след на снегу? Если у вас есть время, то можно вторично пройти по следу и снова с таким же результатом. Совершенно очевидно, что белка спрыгнула с дерева, где у нее гнездо, и, обежав круг, снова прыгнула на него. Деревьев рядом со следом много. Белка обежала за утро круг больше километра. На которое дерево вскочила белка — неизвестно. Снежная книга крепко хранит тайну белки. Получился заколдованный круг для новичка-охотника, но хорошо «грамотного» следопыта белка не проведет. Он быстро раскроет секрет записи на снегу.
   Вот торопливые большие прыжки голодной белки. По ним нужно идти не туда, куда она бежала, а обратно — откуда бежала белка.
   Наконец, характер следов, идущих навстречу, изменился — теперь белка не торопится, скачки ее короткие — это сытая белка бежит обратно к гнезду. Она замкнула круг и прыгнула на свой же утренний, торопливый, «голодный» след.
   Если внимательно приглядеться к отпечаткам, то в этом месте можно заметить, что следы двойные. Здесь, у ствола толстого дерева, можно, не глядя вверх, ударить по нему обухом топора, потому что отсюда белка из снега прыгнула на ствол и забралась в свое гнездо, которое, оказывается, хорошо заметно снизу.
   Так ведет свою запись «старая», «опытная» белка.
   Чаще всего встречается беличья запись, когда, выйдя из гнезда, зверек некоторое время идет верхом, и только после этого спускается на снег. Тогда белка протаптывает в снегу тропку, бегая по ней взад и вперед. Во многих местах она отходит в сторону, что-то ищет и опять возвращается на тропку. В конце или в начале тропки белка вскакивает на ствол, и запись обрывается. Куда направилась белка верхом? В какой стороне и где у нее гнездо. Опять тупик. Оборвалась ли запись? Конечно, нет! Прыгая верхом, белка оставила на чистом снегу ясную дорожку из хвоинок, вмятин от упавшего сбитого снега, соринок коры и других предательских остатков — от конца следа на снегу до дерева, на котором ее гнездо.
* * *
   Отшумел февральский буран, и ударил мороз. В лесу каждый шорох теперь далеко слышно в морозном воздухе. Вовремя узнает зверь и птица о приближении охотника. В мороз хоть не ходи на охоту, ну а Снежную книгу почитать, конечно, можно и в мороз.
   Поскрипывают ремни на лыжах, шуршит снег, километр за километром остаются позади. Все длиннее по лесу вьется след от лыж, но, как назло, ни одной интересной записи. Прямо на снегу лежит пустая половинка яйца небольшой птички. Пестренькая скорлупка только что кем-то брошена на сугроб под елкой. Яичко недавно разбито: пленка с внутренней стороны еще не успела замерзнуть.
   Свежее яичко маленькой птички в лесу зимой — это похоже на какую-то досадную опечатку в Снежной книге. Но опечаток не может быть. Раз есть след или какой-нибудь предмет на снегу, значит существует и животное, которое их оставило.
   Тревожный крик красноватой птички невольно заставляет обратить на нее внимание. Все поведение птички говорит о том, что она явно обеспокоена, словно где-то здесь рядом находится ее гнездо. Впрочем, волнение птички понятно: как это ни удивительно, но скорлупка только что выброшена из ее гнезда на этой ели. Там под нависшей снежной шапкой у ствола в плотном гнезде сидит зеленоватая самочка и греет только что вылупившихся птенцов.
   Птички эти называются клестами. Только они одни из всех наших мелких птичек могут иногда выводить птенцов зимой. Снеся первое яйцо, самка уже не сходит больше с гнезда — яйцо может замерзнуть. А потом она не может оставить голых беспомощных птенцов. Самец один кормит всю семью, да еще успевает весело распевать где-нибудь на вершине ели. Странно видеть зимой голого птенчика маленькой птички, высунувшегося из-под матери. Из открытого клювика клубится пар.
   Когда весной по всему лесу зажурчат говорливые ручейки, а на пригорках покажутся земля и первые цветы, только тогда станет понятно, почему так торопились клесты с выводом птенцов. Посмотрите весной на шишки в хвойном лесу: они приподняли свои чешуйки, как ежики, и высыпали все семена. Чем же теперь стал бы выкармливать клест своих птенцов? Хорошо, что он успел сделать это зимой. В апреле птенцы уже хорошо летают и ведут самостоятельный образ жизни.
   В малоурожайные годы на еловые шишки клесты гнездятся весной и выкармливают своих птенцов насекомыми. Каждая птица гнездится тогда, когда ей легче всего выкармливать птенцов.
* * *
   Словно стадо коров, наследили лоси в лесном болоте. Они паслись здесь, объедая концы ветвей тальника, осинника и молодых березок. У поваленной бурей осины лоси объели не только ветви, но глодали даже кору. Кое-где молодые деревца сломаны на высоте роста человека. Это лоси своей шеей сгибали их, и деревца на морозе с треском ломались. Объев вершинку, лось ломал следующее деревце. Сколько было лосей — сказать трудно. Они истоптали все болото. Тут были старые самки, на ходу более широко расставляющие задние ноги. Рядом — следы телят и крупные следы быка.
   На полянке лыжа ткнулась во что-то твердое. В снегу лежал большой рог лося. Быки под конец зимы сбрасывают рога, а летом у них вырастают новые.
   Когда утром после восхода солнца подул восточный ветерок, лоси пошли на дневной отдых. Проваливаясь до самой земли, они вышли из болота и с километр брели по снегу, идя след в след. Животные так высоко поднимали ноги, что совсем не делали бороздок на снегу. Кое-где они скусывали тонкие веточки деревьев. Веточный корм — почти их единственная пища зимой.
   На небольшой полянке пять лежек лосей в снегу. Здесь они отдыхали в полдень. Значит, стадо из пяти лосей паслось сегодня утром на лесном болоте.
   Где написано, что в то утро был восточный ветер? Об этом, конечно, нигде не написано, но догадаться не трудно, без записи — лоси идут по лесу, тем более на лежку, всегда против ветра. Следы их в лес из болота пошли точно на восток, значит ветерок дул с той стороны. А вот и еще одно доказательство — по лежкам видно, что лоси лежали спинами к востоку, против ветра.
   Метровый снег образуется в лесу во второй половине зимы. Трудно тогда передвигаться по лесу тяжелым лосям. Но если их не пугать, они не покинут всю зиму болота и протопчут в снегу целые коридоры.
   Кто это раскопал снег на полянке до самой земли? Конечно, не белка, потому что нигде не видно ее следов на чистой поверхности снега. Значит, это сделала птица. Тут же на снегу лежит несколько пустых шишек. Кто же, кроме кедровки, мог выкопать их из-под снега?!
   Резкий, звонкий крик кедровки прервал зимнюю тишину векового леса. Скорей за елку. Быть может удастся сделаться свидетелем записи в Снежную книгу очередной загадки.
   Снова громкий крик, уже близко. Черная птица в белых пестринах, размером с галку, уселась на макушку ели на краю «лесного окна». Наклонив голову, она смотрит одним глазом вниз.
   Это — кедровка. Внезапно вспорхнув, она спланировала на снег.
   Без малейших колебаний птица начала копать снег прямо перед собой. Очень быстро она дорылась до земли.
   Что-то съев, кедровка улетела. На снегу остались две шишки без семян. Они были спрятаны здесь еще осенью, и сейчас она позавтракала семенами этих шишек.
   Но как могла кедровка так безошибочно найти под толщей снега свою кладовую? Ведь с осени она не бывала здесь.
   Она села на снег, как раз на это место, ни на шаг в сторону, как будто привыкла летать сюда ежедневно.
   Эта кедровка, может быть, и раньше не была здесь. Запасы могла сделать белка или другая кедровка, которая сейчас далеко за многими перевалами также безошибочно находит чужие запасы.
   Кедровки не живут подолгу на одном месте. Свои осенние запасы они часто оставляют навсегда.
   Как же все-таки кедровка безошибочно находит под снегом свои и чужие запасы?
   На этот вопрос у натуралистов пока нет прямого ответа.

В СТЕПЯХ

   Зимнее низкое солнце едва поднялось над горизонтом. Резкий северный ветер жжет лицо. По степи свободно гуляет поземка. Повизгивают полозья саней, фыркают лошади, и медленно идет время, пока едешь зимой за десятки километров от одного степного колхоза до другого.
   Как-будто все живое кругом попряталось. Но это только кажется. Если в зимней степи почитать Снежную книгу, то окажется, что в ней тоже записано немало всяких больших и маленьких историй и происшествий.
   Сразу, на первых шагах, у березово-осинового колка разыгралась ночная трагедия. Крошечный белоснежный хищник-ласка наставил маленьких двоеточий по всему колку. Ласка ныряла в снег и охотилась там за мышами. Их следы были видны здесь всюду на снегу. Чего еще надо ласке? Одна или пара мышей за ночь — ведь это вполне для нее достаточно. Но так рассуждаем мы, а ласка делает по-своему. После очередного нырка в снег она вылезает на поверхность через несколько метров и рядом с ее следом появляется глубокая борозда. Мы уже знаем, что значит такая запись — ласка тащила в зубах мышь. Глубоко проваливаясь под тяжестью своей добычи, зверек пробирался в середину колка. Там через небольшое болотце видны глубокие следы лошади. Очевидно, недавно здесь проехал верхом охотник. В одном из углублений, сделанных копытом, ласка устроила кладовую. Она положила туда свою добычу рядом с двумя застывшими полевками.
   Казалось бы, можно теперь и отдохнуть? Но где там! Неукротимая энергия погнала ласку дальше. Она опять пересекла колок, и следы ее потянулись по его кромке. Как раз здесь виднеется несколько ямок в снегу. След ласки направился прямо к ним. В каждой ямке ночевала белая куропатка. Это их ночные зимние постели. Целый табунок в десять штук. Они расписались в этом следами своих лапок и удивительно большой кучкой помета в каждой лунке: ведь куропатки съедают очень много древесного корма.
   У первой же ямки масса перьев белой куропатки. Концами крыльев она написала на снегу больше черточек, чем это следовало бы сделать при обычном взлете. Конечно, птицы взлетели не утром, а среди ночи. Они вырвались из своих снежных постелей в морозную темноту, вспугнутые лаской, которая бросилась на одну из них.
   Если присмотреться внимательнее к следам ночного происшествия у березово-осияового колка, то невольно бросится в глаза, что след ласки исчез. Нет нигде ни нырка в снег, ничего, что бы говорило о том, куда скрылась ласка. Значит, она улетела на куропатке. У нас прочтены такие страницы в Снежной книге леса про глухаря и колонка.
   Куда же могли полететь куропатки темной ночью? Конечно, к тому колку, который чернеет вдали. Несомненно, куропатки днем не один раз летали от одного колка к другому. Надо поискать между колками, не лежит ли труп куропатки или не появится ли след ласки?
   Так и есть — вот первый намек на то, что направление взято правильно: два пера белой куропатки зацепились за полынь и слабо трепещут по ветру. Вскоре еще перо, а вот и капля крови на снегу — значит здесь ночью летела куропатка с лаской на спине! Тут же недалеко и ее растерзанный труп на сугробе и маленькие двоеточия следов ласки от него к колку.
   В открытой степи среди одиноко торчащих полынок можно встретить крошечные следы какой-то мышки, которые невольно заставят пройти по ним зверек шел по снегу, а не бежал и не прыгал. Мышь, идущая шагом — это должно выглядеть занятно! На плотном снегу все четыре лапки отпечатались совершенно отчетливо. Куда же могла брести эта шагающая мышь? Конечно, от одного нырка в снег до другого. Морозной ночью при ветре маленькие полевки и полевые мыши могут пробежать по поверхности снега не более десяти метров, а там — скорее под снег, к земле, где нет леденящего ветра. Снег это та же «шуба» — чем он толще, тем под ним теплее. Разница в температуре на поверхности глубокого снега и под ним доходит до пятнадцати градусов!
   Крошечные лапки прошагали свое критическое расстояние и уже вдвое превысили его. Вот-вот на снегу покажется замерзший трупик мышки-рекордистки по переходам в мороз по снегу. Однако, следы идут все дальше и дальше. В одном месте зверек даже объел семена какой-то сухой травки над снегом. Значит, он чувствовал себя не плохо! Но сейчас, даже днем, двенадцать градусов мороза, значит, ночью было около двадцати. Если бы кто-нибудь рассказал об этом, трудно было бы поверить такому рассказу. Однако запись, сделанная в Снежной книге, — документ совершенно неопровержимый.