Страница:
Сергей Зверев
Антидиверсанты
Профессионалам армейского спецназа посвящается
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский,
но верный.
Иосиф Бродский
Мы отряхнули прах у порога.
Избранных, как и всегда, немного.
Но в каждом полку есть десятый, сотый.
Каждый из нас заменяет роту.
Вздрогнет земля до небесных высей
Под дробным шагом мирных дивизий.
Для армии нашей неразделимы
Нью-Йорк и руины Третьего Рима.
Илья Матюшкин
Пролог
Остров Санта-Фе
Атлантический океан
Специальный Полигон Вооруженных сил США
14 июня
Небольшой приземистый катер, поднимая широкую волну, резко заворачивает к берегу. Мотор умолкает в нескольких метрах от края длинной деревянной пристани. И через две минуты из-под пластикового стекла, нависающего над передней частью машины, на мостки выпрыгивают три человека. Один из них, в черном водолазном костюме, забирает из катера подводное ружье и резиновый, туго набитый мешок.
По пристани в их сторону медленно идет солидный господин в сомбреро, цветастой гавайке и парусиновых белых штанах. В углу ухмыляющегося рта – тонкая коричневая сигарилла, на глазах – огромные овальные темные очки.
– Как сегодня охота?
Он останавливается на середине пристани, держась за веревочные перила. Прибывшие почтительно останавливаются. Водолаз осторожно, как неразорвавшуюся бомбу, опускает на дощатую поверхность резиновый мешок. Виновато разводит руками:
– Пусто, сеньор Альварес. Несколько макрелей и всякая мелочь. А около рифов неспокойно. Антонио видел барракуду. Про акул я уж и не говорю. Их там всегда немало.
Сеньор снимает широкополое сомбреро, вытирает пот с округлой лысины, пристально смотрит на водолаза:
– А по моему делу, Мигель?
– Кое-что есть. Но…
– Я не тороплю. – Альварес понимает, что говорить при посторонних Мигель не будет.
Оба напарника внимательно вслушиваются в беседу. Английского они, конечно, толком не знают. Кроме слова «сеньор», может, и не поняли ничего. Хотя…
Типичные местные рыбаки среднего возраста. Молчаливые, пожалуй, даже мрачные на вид. Это и понятно при такой жизни – легко ли выходить каждый день в море, под палящее тропическое солнце? И что вообще у них есть, кроме жалкого улова? Вечерами – ром в грязноватой таверне, если повезет – объятия страстной мулатки. Еще – заросший лианами ветхий домишко, полуголодные оборванные дети, толстая неопрятная сварливая жена, какой-нибудь грузовичок с ржавым кузовом и побитая моторная лодка, вся пропахшая рыбой…
Они ничего не ждут от будущего. Каждый прожитый день – праздник. Трудно представить, что кто-то сделает на них ставку. Таких не вербуют. Это подсобный материал, который можно использовать только для разовой акции. Следить и передавать информацию они не способны. Тем не менее Альварес позаботился о дополнительных мерах безопасности. Чтобы допустить двух рыбаков на Санта-Фе, их тщательно проверили. Ничего подозрительного. Даже в мелочах. Но уж слишком часто Альварес сталкивался с тем, что бдительность никогда не бывает излишней.
Он выплевывает окурок сигариллы в зеленовато-бирюзовую воду.
– Накорми рыбаков обедом. И сам поешь. А через час приходи на полигон.
Мигель кивает, берет свой резиновый мешок и медленно идет по скрипящим доскам пристани. Рыбаки молча следуют за ним. Во взгляде одного из них Альварес видит страх. И улыбается.
Это хорошо, что боится. Страх – самое подлинное чувство. Его нельзя имитировать.
До конца семнадцатого столетия безымянный остров вулканического происхождения был пустынным клочком земли в двух сотнях морских миль к востоку от Барбадоса. Длинная цепь рифовых скал надежно скрывала это океанское убежище – проплывающие мимо суда старались подальше их обойти. Мелькнет в окуляре подзорной трубы зеленая точка за непроницаемым бурлящим барьером и исчезнет в сизой дымке.
Но вот в 1682 году испанцы решили устроить тут тюрьму. Две шлюпки с галеона «Санта-Фе» («Святая вера») выбросили на необитаемый берег девять робинзонов, осужденных за преступления на военно-морском флоте. Как они избежали виселицы, трудно сказать. Смилостивились высшие силы или гуманная фантазия вдруг возникла в сознании сурового адмирала, дона Себастьяна Гранде?
За пять одиноких лет колонисты прижились на островке, подружились с туземцами, которые приплывали сюда ловить рыбу, построили по местному обычаю несколько крытых листьями хижин, завели себе домашнюю птицу и даже основали семьи – с соседних островов друзья-индейцы привезли им бронзовотелых невест.
«Почему же вы не живете тут, на благодатном острове?» – удивлялись поселенцы. «Плохое место, духи воюют со всеми», – отвечали немногословные туземцы. И добавляли, улыбаясь белоснежной улыбкой: «Теперь не будут, вы их замирили».
Названный по имени счастливого галеона (колонисты жили здесь так, как не могли и представить себе на родине), островок Санта-Фе спустя четверть тысячелетия был по-прежнему незаселенным. Точнее, здесь бывали люди. Но временно, в течение нескольких месяцев. Потому что уже более полувека на этом затерянном клочке земли проводились секретные испытания новых видов оружия.
Духи, которых замирили первые робинзоны, возродились через триста лет. И с тех пор уже не отпускали благодатное место…
Роберт Дейвон, специальный сотрудник Агентства национальной безопасности США, впервые попал на Санта-Фе двадцать лет назад. Тогда он был всего лишь стажером-ассистентом и по неопытности поражался великолепию тропической природы, буйству растительности, красоте закатного солнца, пустынной тишине закрытого полигона в самом центре острова, обнесенного неведомо от кого (сюда люди попадали только по секретным документам Пентагона) высоким бетонным забором. Он удивлялся тому, какие необыкновенные разработки в течение многих лет практикуют власти его родной Америки. Страшные, неподвластные пониманию…
Вся поверхность острова и вся окружающая его акватория были буквально нашпигованы невидимой глазу аппаратурой. Микроскопические датчики украшали стволы деревьев и длинные змееподобные отростки лиан, висели на коротких металлических столбиках, выстроившихся вдоль берега, плавали на поверхности воды, прикрепленные к бугристым выступам коралловых рифов тонкими проволочными шпагатами.
В некий час «икс» по команде с центрального пульта, размещенного на полигоне, датчики молниеносно связывались в единую цепь, где каждый из них был необходимым передаточным звеном. Формировался мощный организм, способный широким фронтом вести массированную атаку.
И тогда океан на пространстве в десятки квадратных миль превращался в чудовищный плавильный котел, где не было возможности существовать ни одному живому существу. Через пару минут атака прекращалась, но вскоре волны выбрасывали на каменистый берег сотни изуродованных рыб, а остров усеивался трупами тропических птиц. Мириады погибших насекомых тонким слоем покрывали пространство острова, и только люди, скрытые в бетонном бункере в самом центре полигона, оставались невредимы…
Такие испытания проводились здесь не часто, раз в год, и природа быстро восстанавливалась, залечивала страшные раны.
Но самое удивительное заключалось в том, что руководители проекта были недовольны результатами.
Месяц назад на базе Уайтвэй, расположенной на тихоокеанском побережье США, Дейвон понял, что ситуация изменилась.
Почему встреча должна была произойти именно здесь, Дейвону, конечно, не сообщили. На это секретное мероприятие прибыли люди, весьма далекие от реалий военно-морской службы.
Всего их было пять человек, не считая самого Дейвона: Браункэйв из Пентагона, Коллинз из ЦРУ, Перкинс из Госдепартамента и два субъекта, о которых Дейвон ничего не знал. При встрече они представились псевдонимами, что указывало на то, что эти парни имеют какой-то особый статус.
Расположившись в изолированном корпусе центрального здания военно-морской базы, собравшиеся приступили к обсуждению закрытой темы.
Председательствовал на встрече Дуайт Перкинс. Строго глядя на собравшихся сквозь стекла маленьких очков в золотой оправе, он произнес:
– Я не имею возможности подробно останавливаться на некоторых аспектах этого дела, но должен отметить следующее. Правительство и сам президент очень полагаются на вас. Поэтому сегодня мы должны тщательно разработать схему дальнейших действий. Начнем с вас, генерал Браункэйв.
– Если вас интересуют военные разработки, то могу определенно заявить: никаких новых достижений пока нет. Работы на полигоне идут своим чередом. YF-лучи показали свою эффективность еще двадцать лет назад, однако с тех пор все остается на прежнем уровне.
– Я не буду болтать о том, чего не знаю, – заявил Коллинз, – но кое-какими сведениями мы теперь богаты. Не только мы занимались этими проблемами, но и русские. И они добились в этом отношении в свое время огромных успехов. Возможно, здорово опередили нас. Хотя работы у них давно свернуты, важнейшие материалы сохранились. Посему, – он улыбнулся, – нам надо перейти сейчас к обсуждению более конкретных вопросов. Мы же, со своей стороны, постараемся в ближайшее время что-нибудь откопать. Месяца через три ждите значимых результатов.
Теперь, сидя на открытой террасе вместе со штатным сотрудником ЦРУ Альваресом и слушая совершенно неинформативный рассказ Мигеля, который отвечал за установку специальных датчиков, фиксирующих периодические атаки YF-лучей и их последствия, Дейвон вдруг ловит себя на мысли, что не понимает смысла всех этих экспериментов. Если русские действительно ушли вперед в исследовании феноменального излучения, зачем безмерно дублировать на этом несчастном полигоне один и тот же опыт? Нелепость, граничащая с идиотизмом. Наверное, у Пентагона слишком много лишних денег…
– Хорошо, Мигель, мне все понятно, – говорит Альварес, закуривая свою непременную сигариллу. – Можешь идти.
После ухода специального агента пару минут они молчат. Альварес невозмутимо выпускает дым в сторону соседней кухни, где споро готовит пищу, время от времени оглядываясь на двух солидных сеньоров, аппетитная мулатка Сильвия, а Дейвон пьет маленькими глотками сок.
– Что скажешь? – наконец спрашивает Альварес. – У тебя нет ощущения, что мы занимаемся полной ерундой?
– Еще какое.
Альварес вздыхает, аккуратно гасит окурок сигариллы в большой керамической пепельнице и вдруг делится сокровенным:
– Ты, Роб, конечно, можешь мне не верить, но я тебе много раз говорил: кому-то очень нужно, чтобы наши успехи оказались не слишком большими.
По-английски он говорит смешно, особенно тогда, когда требуется изложить что-нибудь существенное.
– Почему ты так считаешь? Обычная рутина.
– А потому, Роб, что я предложил еще год назад резко усилить интенсивность воздействия лучей, но меня даже слушать не стали.
– Предосторожность, – спокойно отвечает Дейвон. – Ты же не знаешь, как далеко они могут распространяться. Вдруг доползут до Барбадоса или других населенных островов?
Альварес раздраженно машет рукой:
– Да брось ты! Все давно просчитано. Дело, я думаю, в другом…
– И в чем же?
– Они ждут какого-то нового компонента, – тихо произносит Альварес, – чтобы испробовать установку на новой мощности. Я уверен в этом, Роб.
Дейвон отставляет в сторону пустой стакан из-под сока и так же тихо отвечает:
– Ты прав, амиго. Я даже знаю примерные сроки. Месяца через два…
Атлантический океан
Специальный Полигон Вооруженных сил США
14 июня
Небольшой приземистый катер, поднимая широкую волну, резко заворачивает к берегу. Мотор умолкает в нескольких метрах от края длинной деревянной пристани. И через две минуты из-под пластикового стекла, нависающего над передней частью машины, на мостки выпрыгивают три человека. Один из них, в черном водолазном костюме, забирает из катера подводное ружье и резиновый, туго набитый мешок.
По пристани в их сторону медленно идет солидный господин в сомбреро, цветастой гавайке и парусиновых белых штанах. В углу ухмыляющегося рта – тонкая коричневая сигарилла, на глазах – огромные овальные темные очки.
– Как сегодня охота?
Он останавливается на середине пристани, держась за веревочные перила. Прибывшие почтительно останавливаются. Водолаз осторожно, как неразорвавшуюся бомбу, опускает на дощатую поверхность резиновый мешок. Виновато разводит руками:
– Пусто, сеньор Альварес. Несколько макрелей и всякая мелочь. А около рифов неспокойно. Антонио видел барракуду. Про акул я уж и не говорю. Их там всегда немало.
Сеньор снимает широкополое сомбреро, вытирает пот с округлой лысины, пристально смотрит на водолаза:
– А по моему делу, Мигель?
– Кое-что есть. Но…
– Я не тороплю. – Альварес понимает, что говорить при посторонних Мигель не будет.
Оба напарника внимательно вслушиваются в беседу. Английского они, конечно, толком не знают. Кроме слова «сеньор», может, и не поняли ничего. Хотя…
Типичные местные рыбаки среднего возраста. Молчаливые, пожалуй, даже мрачные на вид. Это и понятно при такой жизни – легко ли выходить каждый день в море, под палящее тропическое солнце? И что вообще у них есть, кроме жалкого улова? Вечерами – ром в грязноватой таверне, если повезет – объятия страстной мулатки. Еще – заросший лианами ветхий домишко, полуголодные оборванные дети, толстая неопрятная сварливая жена, какой-нибудь грузовичок с ржавым кузовом и побитая моторная лодка, вся пропахшая рыбой…
Они ничего не ждут от будущего. Каждый прожитый день – праздник. Трудно представить, что кто-то сделает на них ставку. Таких не вербуют. Это подсобный материал, который можно использовать только для разовой акции. Следить и передавать информацию они не способны. Тем не менее Альварес позаботился о дополнительных мерах безопасности. Чтобы допустить двух рыбаков на Санта-Фе, их тщательно проверили. Ничего подозрительного. Даже в мелочах. Но уж слишком часто Альварес сталкивался с тем, что бдительность никогда не бывает излишней.
Он выплевывает окурок сигариллы в зеленовато-бирюзовую воду.
– Накорми рыбаков обедом. И сам поешь. А через час приходи на полигон.
Мигель кивает, берет свой резиновый мешок и медленно идет по скрипящим доскам пристани. Рыбаки молча следуют за ним. Во взгляде одного из них Альварес видит страх. И улыбается.
Это хорошо, что боится. Страх – самое подлинное чувство. Его нельзя имитировать.
* * *
До конца семнадцатого столетия безымянный остров вулканического происхождения был пустынным клочком земли в двух сотнях морских миль к востоку от Барбадоса. Длинная цепь рифовых скал надежно скрывала это океанское убежище – проплывающие мимо суда старались подальше их обойти. Мелькнет в окуляре подзорной трубы зеленая точка за непроницаемым бурлящим барьером и исчезнет в сизой дымке.
Но вот в 1682 году испанцы решили устроить тут тюрьму. Две шлюпки с галеона «Санта-Фе» («Святая вера») выбросили на необитаемый берег девять робинзонов, осужденных за преступления на военно-морском флоте. Как они избежали виселицы, трудно сказать. Смилостивились высшие силы или гуманная фантазия вдруг возникла в сознании сурового адмирала, дона Себастьяна Гранде?
За пять одиноких лет колонисты прижились на островке, подружились с туземцами, которые приплывали сюда ловить рыбу, построили по местному обычаю несколько крытых листьями хижин, завели себе домашнюю птицу и даже основали семьи – с соседних островов друзья-индейцы привезли им бронзовотелых невест.
«Почему же вы не живете тут, на благодатном острове?» – удивлялись поселенцы. «Плохое место, духи воюют со всеми», – отвечали немногословные туземцы. И добавляли, улыбаясь белоснежной улыбкой: «Теперь не будут, вы их замирили».
Названный по имени счастливого галеона (колонисты жили здесь так, как не могли и представить себе на родине), островок Санта-Фе спустя четверть тысячелетия был по-прежнему незаселенным. Точнее, здесь бывали люди. Но временно, в течение нескольких месяцев. Потому что уже более полувека на этом затерянном клочке земли проводились секретные испытания новых видов оружия.
Духи, которых замирили первые робинзоны, возродились через триста лет. И с тех пор уже не отпускали благодатное место…
* * *
Роберт Дейвон, специальный сотрудник Агентства национальной безопасности США, впервые попал на Санта-Фе двадцать лет назад. Тогда он был всего лишь стажером-ассистентом и по неопытности поражался великолепию тропической природы, буйству растительности, красоте закатного солнца, пустынной тишине закрытого полигона в самом центре острова, обнесенного неведомо от кого (сюда люди попадали только по секретным документам Пентагона) высоким бетонным забором. Он удивлялся тому, какие необыкновенные разработки в течение многих лет практикуют власти его родной Америки. Страшные, неподвластные пониманию…
Вся поверхность острова и вся окружающая его акватория были буквально нашпигованы невидимой глазу аппаратурой. Микроскопические датчики украшали стволы деревьев и длинные змееподобные отростки лиан, висели на коротких металлических столбиках, выстроившихся вдоль берега, плавали на поверхности воды, прикрепленные к бугристым выступам коралловых рифов тонкими проволочными шпагатами.
В некий час «икс» по команде с центрального пульта, размещенного на полигоне, датчики молниеносно связывались в единую цепь, где каждый из них был необходимым передаточным звеном. Формировался мощный организм, способный широким фронтом вести массированную атаку.
И тогда океан на пространстве в десятки квадратных миль превращался в чудовищный плавильный котел, где не было возможности существовать ни одному живому существу. Через пару минут атака прекращалась, но вскоре волны выбрасывали на каменистый берег сотни изуродованных рыб, а остров усеивался трупами тропических птиц. Мириады погибших насекомых тонким слоем покрывали пространство острова, и только люди, скрытые в бетонном бункере в самом центре полигона, оставались невредимы…
Такие испытания проводились здесь не часто, раз в год, и природа быстро восстанавливалась, залечивала страшные раны.
Но самое удивительное заключалось в том, что руководители проекта были недовольны результатами.
Месяц назад на базе Уайтвэй, расположенной на тихоокеанском побережье США, Дейвон понял, что ситуация изменилась.
Почему встреча должна была произойти именно здесь, Дейвону, конечно, не сообщили. На это секретное мероприятие прибыли люди, весьма далекие от реалий военно-морской службы.
Всего их было пять человек, не считая самого Дейвона: Браункэйв из Пентагона, Коллинз из ЦРУ, Перкинс из Госдепартамента и два субъекта, о которых Дейвон ничего не знал. При встрече они представились псевдонимами, что указывало на то, что эти парни имеют какой-то особый статус.
Расположившись в изолированном корпусе центрального здания военно-морской базы, собравшиеся приступили к обсуждению закрытой темы.
Председательствовал на встрече Дуайт Перкинс. Строго глядя на собравшихся сквозь стекла маленьких очков в золотой оправе, он произнес:
– Я не имею возможности подробно останавливаться на некоторых аспектах этого дела, но должен отметить следующее. Правительство и сам президент очень полагаются на вас. Поэтому сегодня мы должны тщательно разработать схему дальнейших действий. Начнем с вас, генерал Браункэйв.
– Если вас интересуют военные разработки, то могу определенно заявить: никаких новых достижений пока нет. Работы на полигоне идут своим чередом. YF-лучи показали свою эффективность еще двадцать лет назад, однако с тех пор все остается на прежнем уровне.
– Я не буду болтать о том, чего не знаю, – заявил Коллинз, – но кое-какими сведениями мы теперь богаты. Не только мы занимались этими проблемами, но и русские. И они добились в этом отношении в свое время огромных успехов. Возможно, здорово опередили нас. Хотя работы у них давно свернуты, важнейшие материалы сохранились. Посему, – он улыбнулся, – нам надо перейти сейчас к обсуждению более конкретных вопросов. Мы же, со своей стороны, постараемся в ближайшее время что-нибудь откопать. Месяца через три ждите значимых результатов.
* * *
Теперь, сидя на открытой террасе вместе со штатным сотрудником ЦРУ Альваресом и слушая совершенно неинформативный рассказ Мигеля, который отвечал за установку специальных датчиков, фиксирующих периодические атаки YF-лучей и их последствия, Дейвон вдруг ловит себя на мысли, что не понимает смысла всех этих экспериментов. Если русские действительно ушли вперед в исследовании феноменального излучения, зачем безмерно дублировать на этом несчастном полигоне один и тот же опыт? Нелепость, граничащая с идиотизмом. Наверное, у Пентагона слишком много лишних денег…
– Хорошо, Мигель, мне все понятно, – говорит Альварес, закуривая свою непременную сигариллу. – Можешь идти.
После ухода специального агента пару минут они молчат. Альварес невозмутимо выпускает дым в сторону соседней кухни, где споро готовит пищу, время от времени оглядываясь на двух солидных сеньоров, аппетитная мулатка Сильвия, а Дейвон пьет маленькими глотками сок.
– Что скажешь? – наконец спрашивает Альварес. – У тебя нет ощущения, что мы занимаемся полной ерундой?
– Еще какое.
Альварес вздыхает, аккуратно гасит окурок сигариллы в большой керамической пепельнице и вдруг делится сокровенным:
– Ты, Роб, конечно, можешь мне не верить, но я тебе много раз говорил: кому-то очень нужно, чтобы наши успехи оказались не слишком большими.
По-английски он говорит смешно, особенно тогда, когда требуется изложить что-нибудь существенное.
– Почему ты так считаешь? Обычная рутина.
– А потому, Роб, что я предложил еще год назад резко усилить интенсивность воздействия лучей, но меня даже слушать не стали.
– Предосторожность, – спокойно отвечает Дейвон. – Ты же не знаешь, как далеко они могут распространяться. Вдруг доползут до Барбадоса или других населенных островов?
Альварес раздраженно машет рукой:
– Да брось ты! Все давно просчитано. Дело, я думаю, в другом…
– И в чем же?
– Они ждут какого-то нового компонента, – тихо произносит Альварес, – чтобы испробовать установку на новой мощности. Я уверен в этом, Роб.
Дейвон отставляет в сторону пустой стакан из-под сока и так же тихо отвечает:
– Ты прав, амиго. Я даже знаю примерные сроки. Месяца через два…
Часть первая
Поиски и сомнения
1
«
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Москва
2-е Управление ГРУ
Макарычеву
5 августа
Строго секретно
Дешифровано в 9-м Управлении: 13.54
От источника «Диксон» получены сведения исключительного значения. По словам одного из руководителей разведывательных служб США, в середине августа на территорию бывшего советского Полигона, расположенного на северо-востоке Украины, будет заброшен диверсионный отряд, целью которого является похищение стратегических материалов СССР (гриф особой секретности). В настоящее время не представляется возможным определить ни точные сроки его появления, ни конкретику оперативной задачи. Обращаю внимание на чрезвычайную ценность искомых материалов или компонентов для нужд Пентагона. Учитывая данное обстоятельство, прошу обеспечить прямой канал связи для непосредственной личной передачи курьеру новых, более подробных сведений, если они поступят в мое распоряжение в течение ближайших дней.
Келлан».
Москва
2-е Управление ГРУ
Макарычеву
5 августа
Строго секретно
Дешифровано в 9-м Управлении: 13.54
От источника «Диксон» получены сведения исключительного значения. По словам одного из руководителей разведывательных служб США, в середине августа на территорию бывшего советского Полигона, расположенного на северо-востоке Украины, будет заброшен диверсионный отряд, целью которого является похищение стратегических материалов СССР (гриф особой секретности). В настоящее время не представляется возможным определить ни точные сроки его появления, ни конкретику оперативной задачи. Обращаю внимание на чрезвычайную ценность искомых материалов или компонентов для нужд Пентагона. Учитывая данное обстоятельство, прошу обеспечить прямой канал связи для непосредственной личной передачи курьеру новых, более подробных сведений, если они поступят в мое распоряжение в течение ближайших дней.
Келлан».
2
Северо-восточная Украина
Бывший Полигон Вооруженных сил СССР
16 августа
13.45
Когда-то очень давно, в прошлом тысячелетии, полковник Калмыков стоял здесь же, у сворота проселочной дороги, где белыми тонкими остями развевался по ветру ковыль, стоял на краю неглубокого оврага и смотрел вниз.
Тогда, как и сейчас, был жаркий август, напоенный пряными запахами чабреца и полыни. Неровными увалами расстилалась впереди успевшая порыжеть под южным горячим солнцем степь. Вдали, там, где небо и земля соединялись в одно неразличимое серо-голубое марево, тогда находился Полигон. Отсюда нельзя было увидеть ни охранных вышек, ни пятиметрового бетонного забора, ни куполообразного, похожего на обсерваторию, здания Центра управления. Но дух этого зловещего места расползался по окрестной территории на сотни квадратных километров, словно незримыми тисками сдавливая степные просторы, окутывая мрачной тенью безысходности села и хутора, поля, засеянные пшеницей, элеваторы, шоссейные дороги, запруды на небольших речках, текущих в узких долинах. Если бы он знал в то время…
Это было еще до Чернобыля, до страшной правды о Семипалатинске. Никто из местных жителей тогда не мог и представить, какая опасность таится совсем рядом от их домов, пытается проникнуть в их жизнь черными отравленными стрелами смерти. Никто не знал об этом тогда, никто не знает об этом и теперь. Поскольку здесь не помогут счетчики Гейгера. Тут бессильны специалисты-химики, физики-ядерщики, биологи. Опасность исходила от приборов, о силе которых по-настоящему были осведомлены всего несколько человек в мире: Главный разработчик, Главный конструктор, Начальник Полигона, Министр обороны и Председатель КГБ. Секретность работ обеспечивалась на особом уровне, а решение об испытаниях санкционировалось высшими должностными лицами государства.
Калмыков, щурясь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза, всмотрелся в силуэт хищной птицы, медленно, словно дельтаплан, парящей над выжженными просторами. Похоже, что степной орел. Редкая встреча…
Он повернулся к водителю, чернявому сержанту по фамилии Бобриченко, который беззаботно курил, присев на траву рядом со штабной машиной – потрепанным «уазиком». Догадывается он хоть на микрон о том, куда привез своего командира? Радуется небось. До дембеля всего пара месяцев, отличная погода, завтра обещана увольнительная, значит, можно отправиться к своей зазнобе (Калмыкову было известно, что у парня в поселке такая есть).
– Пора ехать, Анатолий Дмитриевич?
Полковник кивнул, медленно прошел к дверце машины. Зачем он разрешил сержанту подобное панибратство, зачем поощряет неуставное обращение во время этих довольно частых выездов? Конечно, личный водитель начальника штаба – блатная должность. Военнослужащие тут быстро разбалтываются, как плохо прикрученные гайки, и позволяют себе то, о чем обычный солдатик даже и помыслить не может.
Бобриченко забрался за руль, завел мотор, поправил зеркальце заднего вида, осторожно повел машину.
– А говорят, что на Полигоне подземный бункер сохранился. Это правда?
Вот, пожалуйста, еще одно подтверждение! Даже не пытается скрыть своего праздного любопытства.
Но одергивать сержанта не хотелось. В конце концов, пусть лучше узнает информацию от полковника, чем будет кормиться байками. О бывшем Полигоне ходит множество слухов, как среди солдат соседних частей, так и среди младшего офицерского состава. Все они крайне далеки от истины. Правду до сих пор почти никто не знает. Да и сам Калмыков докопался до нее случайно. Почти случайно…
– В настоящее время, Бобриченко, Полигон, как тебе хорошо известно, полностью ликвидирован. Никаких строений и подземных ходов коммуникаций там не сохранилось и сохраниться не могло. Не повторяй досужих измышлений.
Полковник открыл походный, изрядно помятый портфель, достал папку с детальными планами учений, демонстративно углубился в свои штабные бумаги, давая понять, что любые дальнейшие разговоры прекращены.
Это Бобриченко научился отмечать давно, недаром возит Калмыкова уже целый год, успел узнать привычки полковника. Поэтому больше ничего не сказал. Машина уверенно двигалась вперед на средней скорости. Водитель старался ровно вести «уазик» на неровных колеях проселочной дороги и даже не просил разрешения включить радио.
За окном расстилалась все та же выжженная солнцем степь. Странно, что такую большую территорию до сих пор используют не в полную силу. Редкие стада крупного рогатого скота, высоковольтные линии электропередачи, далекие домишки небольших деревень, лесополосы, ощетинившиеся жнивьем поля, где уже убрали пшеницу. Вон задымились вдали трубы ТЭЦ – значит, скоро сворот на шоссе…
«Уазик» зарычал, взбираясь на взгорок рядом с зарослями акации, и вдруг резко остановился, словно врезался в невидимый барьер.
Калмыков не успел сразу ничего понять – так быстро, необратимо и страшно все произошло.
Бобриченко стремительно уронил голову вниз, уткнувшись лбом в приборную панель, откуда на рычаг переключения передач потекли струи крови. А весь салон засыпала крупа разбившегося вдребезги лобового стекла. Тут же правая задняя дверца распахнулась, и на Калмыкова уставились стволы двух автоматов.
– Выходим, полковник! Как можно быстрее! И без глупостей…
Бывший Полигон Вооруженных сил СССР
16 августа
13.45
Когда-то очень давно, в прошлом тысячелетии, полковник Калмыков стоял здесь же, у сворота проселочной дороги, где белыми тонкими остями развевался по ветру ковыль, стоял на краю неглубокого оврага и смотрел вниз.
Тогда, как и сейчас, был жаркий август, напоенный пряными запахами чабреца и полыни. Неровными увалами расстилалась впереди успевшая порыжеть под южным горячим солнцем степь. Вдали, там, где небо и земля соединялись в одно неразличимое серо-голубое марево, тогда находился Полигон. Отсюда нельзя было увидеть ни охранных вышек, ни пятиметрового бетонного забора, ни куполообразного, похожего на обсерваторию, здания Центра управления. Но дух этого зловещего места расползался по окрестной территории на сотни квадратных километров, словно незримыми тисками сдавливая степные просторы, окутывая мрачной тенью безысходности села и хутора, поля, засеянные пшеницей, элеваторы, шоссейные дороги, запруды на небольших речках, текущих в узких долинах. Если бы он знал в то время…
Это было еще до Чернобыля, до страшной правды о Семипалатинске. Никто из местных жителей тогда не мог и представить, какая опасность таится совсем рядом от их домов, пытается проникнуть в их жизнь черными отравленными стрелами смерти. Никто не знал об этом тогда, никто не знает об этом и теперь. Поскольку здесь не помогут счетчики Гейгера. Тут бессильны специалисты-химики, физики-ядерщики, биологи. Опасность исходила от приборов, о силе которых по-настоящему были осведомлены всего несколько человек в мире: Главный разработчик, Главный конструктор, Начальник Полигона, Министр обороны и Председатель КГБ. Секретность работ обеспечивалась на особом уровне, а решение об испытаниях санкционировалось высшими должностными лицами государства.
Калмыков, щурясь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза, всмотрелся в силуэт хищной птицы, медленно, словно дельтаплан, парящей над выжженными просторами. Похоже, что степной орел. Редкая встреча…
Он повернулся к водителю, чернявому сержанту по фамилии Бобриченко, который беззаботно курил, присев на траву рядом со штабной машиной – потрепанным «уазиком». Догадывается он хоть на микрон о том, куда привез своего командира? Радуется небось. До дембеля всего пара месяцев, отличная погода, завтра обещана увольнительная, значит, можно отправиться к своей зазнобе (Калмыкову было известно, что у парня в поселке такая есть).
– Пора ехать, Анатолий Дмитриевич?
Полковник кивнул, медленно прошел к дверце машины. Зачем он разрешил сержанту подобное панибратство, зачем поощряет неуставное обращение во время этих довольно частых выездов? Конечно, личный водитель начальника штаба – блатная должность. Военнослужащие тут быстро разбалтываются, как плохо прикрученные гайки, и позволяют себе то, о чем обычный солдатик даже и помыслить не может.
Бобриченко забрался за руль, завел мотор, поправил зеркальце заднего вида, осторожно повел машину.
– А говорят, что на Полигоне подземный бункер сохранился. Это правда?
Вот, пожалуйста, еще одно подтверждение! Даже не пытается скрыть своего праздного любопытства.
Но одергивать сержанта не хотелось. В конце концов, пусть лучше узнает информацию от полковника, чем будет кормиться байками. О бывшем Полигоне ходит множество слухов, как среди солдат соседних частей, так и среди младшего офицерского состава. Все они крайне далеки от истины. Правду до сих пор почти никто не знает. Да и сам Калмыков докопался до нее случайно. Почти случайно…
– В настоящее время, Бобриченко, Полигон, как тебе хорошо известно, полностью ликвидирован. Никаких строений и подземных ходов коммуникаций там не сохранилось и сохраниться не могло. Не повторяй досужих измышлений.
Полковник открыл походный, изрядно помятый портфель, достал папку с детальными планами учений, демонстративно углубился в свои штабные бумаги, давая понять, что любые дальнейшие разговоры прекращены.
Это Бобриченко научился отмечать давно, недаром возит Калмыкова уже целый год, успел узнать привычки полковника. Поэтому больше ничего не сказал. Машина уверенно двигалась вперед на средней скорости. Водитель старался ровно вести «уазик» на неровных колеях проселочной дороги и даже не просил разрешения включить радио.
За окном расстилалась все та же выжженная солнцем степь. Странно, что такую большую территорию до сих пор используют не в полную силу. Редкие стада крупного рогатого скота, высоковольтные линии электропередачи, далекие домишки небольших деревень, лесополосы, ощетинившиеся жнивьем поля, где уже убрали пшеницу. Вон задымились вдали трубы ТЭЦ – значит, скоро сворот на шоссе…
«Уазик» зарычал, взбираясь на взгорок рядом с зарослями акации, и вдруг резко остановился, словно врезался в невидимый барьер.
Калмыков не успел сразу ничего понять – так быстро, необратимо и страшно все произошло.
Бобриченко стремительно уронил голову вниз, уткнувшись лбом в приборную панель, откуда на рычаг переключения передач потекли струи крови. А весь салон засыпала крупа разбившегося вдребезги лобового стекла. Тут же правая задняя дверца распахнулась, и на Калмыкова уставились стволы двух автоматов.
– Выходим, полковник! Как можно быстрее! И без глупостей…
3
Северо-восточная Украина
Окрестности Полигона
16 августа
16.30
Иногда бывает трудно распознать, откуда исходит опасность.
Бойцу спецподразделения, имеющему за плечами немалый опыт силовых акций далеко не в дружественных странах, кажется, стыдно допускать промахи. Но всего не предусмотреть никогда.
Митин остановился у угла сарая, прижался к нагретым солнцем бревнам, вслушался. Тишина. Вдалеке – еле различимый шум мотора. Это работает трактор в километре севернее. Шумит листьями нескольких ив легкий ветерок. Вот и все звуки. Неужели померещилось?
Прямо по курсу – проселочная дорога, у самого горизонта уходящая в лес, справа – ветхая изгородь, слева – дряхлый колодец с подгнившими нижними венцами, сзади – стена развалившегося сарая.
Митин пришел с востока, со стороны реки. Конечно, можно было отлежаться до темноты в прибрежных зарослях. Но сейчас еще половина пятого. Какой смысл терять столько времени? Если его предположения верны, отряд может скрыться окончательно и бесповоротно.
Как же хочется курить! Митин сглотнул слюну, облизал пересохшие губы, бесшумно вытянул флягу из бокового кармана камуфляжной куртки, сделал осторожный глоток, ни на секунду не выпуская из виду сектор обзора.
Чутье спеца не может обманывать – рядом кто-то есть. Расстояние – не меньше ста метров, не больше двухсот. Так что сарай исключается. Важно также, что объект неподвижен. Он или сидит в схроне, внимательно отслеживая обстановку, или отдыхает, но при этом не потерял бдительности.
Конечно, второй вариант предпочтительнее. Но гарантий здесь нет и быть не может.
Что делать? Мысленно подбросить вверх монетку? Выпадет орлом – продолжить путь, решкой – вернуться к реке. Трудный выбор.
Митин почувствовал опасность, когда подошел к колодцу. Хотел достать воды, наполнить флягу, она была почти пустой. И именно в тот момент услышал невнятный звук. Но мало того. Еще и ощутил чье-то присутствие. Точнее, присутствие чужого. Возможно, это и враг. Один шанс из ста, что Митин сумел так быстро догнать отряд. Один шанс из двух, что тут окопался их разведчик, прикрывающий пути отхода.
Митин сконцентрировался, стараясь максимально верно оценить характер угрозы. Его увидели? Маловероятно. Ожидают появления в этом месте, чтобы произвести захват? Вряд ли. Тогда что же? Напрашивается простой вывод – кто-то всего лишь контролирует обстановку, опасается сделать неверный шаг и тоже ощущает приближение опасности.
Верно. Правильный ответ – его тоже почуяли. Одновременность реакции говорит о высоком профессионализме. Ведь обычный человек не в состоянии проявлять такие способности. Здесь речь может идти только о спеце с солидным боевым опытом.
Когда-то их учили действовать в одиночку. К примеру, оперативная задача выглядит так. Вражеская территория, группа уничтожена, связь с центром отсутствует, ты – единственный носитель важной секретной информации и должен скрытно покинуть недружелюбные места. Простор для любых действий, включая силовые, неограничен, есть возможность использования любых легенд, подтверждающих инфильтрацию в заданный район. Оружия, продуктов и денег нет (в запасе – только плитка шоколада), общение с местными жителями в любой форме также исключается.
При таких исходных условиях спецназовец должен задействовать скрытые резервы своего организма, пересилить себя, стать зверем, опираться не столько на разум, сколько на инстинкты.
Инструкторы без конца устраивали один и тот же экзамен: помещали испытуемого в изолированный (обычно лесной) район площадью не меньше пяти квадратных километров и заставляли находить скрытых наблюдателей на расстоянии по крайней мере в сто – сто пятьдесят метров. Митин в конце концов научился безошибочно выполнять это упражнение.
Трудно сказать, какие здесь действуют факторы. Скорее всего обостренная специальной тренировкой чувствительность позволяет организму откликаться на чужую ауру, на какие-то биоэнергетические токи другого человека. Очевидно одно – ощутить на расстоянии присутствие постороннего (в замкнутом пространстве это вообще ерунда) вполне реально.
На проселочной дороге показалась едва заметная черная точка. Машина. Только этого не хватало. Но нет – она свернула в сторону. Кажется, грузовик. Едет на соседние поля.
Для чего этот сарай? Вопрос на засыпку. Скорее всего раньше, когда тут в полную силу работало колхозное хозяйство, здесь выпасали в ночном лошадей. Потому и колодец под боком. А в сарае можно кемарить, хранить сено и скрывать коней от непогоды. Разумная мысль…
Прошло уже почти десять минут. Митин не двигался, прижимаясь к теплой стене сарая. Присутствие чужого сейчас определялось не столь отчетливо, но он был убежден, что затаившийся противник по-прежнему находится в стационарной точке. Кстати, при движении объекта чутье может выдать неверный азимут. Ну же, старина, напряги свою интуицию! Точнее, наоборот, отпусти ее на вольный выпас, как колхозного мерина…
Митин сделал два осторожных шага вправо, остановился, продвинулся дальше еще на полметра, опять застыл. Надо что-то делать. Ждать больше невозможно.
Рывком он в один миг достиг края сарая, бесшумно упал в заросли крапивы под сенью огромного лопуха, распростершего в стороны свои гигантские листья, как настоящее дерево.
Пять, десять, двадцать, тридцать секунд. Минута, вторая.
Ни единого звука, ни малейшего проявления чужого присутствия. Неужели все-таки ошибка? Хорош командир группы! Лопух под лопухом. Убивать таких надо.
Словно в ответ на эту мысль прямо над его головой просвистела пуля, колыхнув листья репейника.
Окрестности Полигона
16 августа
16.30
Иногда бывает трудно распознать, откуда исходит опасность.
Бойцу спецподразделения, имеющему за плечами немалый опыт силовых акций далеко не в дружественных странах, кажется, стыдно допускать промахи. Но всего не предусмотреть никогда.
Митин остановился у угла сарая, прижался к нагретым солнцем бревнам, вслушался. Тишина. Вдалеке – еле различимый шум мотора. Это работает трактор в километре севернее. Шумит листьями нескольких ив легкий ветерок. Вот и все звуки. Неужели померещилось?
Прямо по курсу – проселочная дорога, у самого горизонта уходящая в лес, справа – ветхая изгородь, слева – дряхлый колодец с подгнившими нижними венцами, сзади – стена развалившегося сарая.
Митин пришел с востока, со стороны реки. Конечно, можно было отлежаться до темноты в прибрежных зарослях. Но сейчас еще половина пятого. Какой смысл терять столько времени? Если его предположения верны, отряд может скрыться окончательно и бесповоротно.
Как же хочется курить! Митин сглотнул слюну, облизал пересохшие губы, бесшумно вытянул флягу из бокового кармана камуфляжной куртки, сделал осторожный глоток, ни на секунду не выпуская из виду сектор обзора.
Чутье спеца не может обманывать – рядом кто-то есть. Расстояние – не меньше ста метров, не больше двухсот. Так что сарай исключается. Важно также, что объект неподвижен. Он или сидит в схроне, внимательно отслеживая обстановку, или отдыхает, но при этом не потерял бдительности.
Конечно, второй вариант предпочтительнее. Но гарантий здесь нет и быть не может.
Что делать? Мысленно подбросить вверх монетку? Выпадет орлом – продолжить путь, решкой – вернуться к реке. Трудный выбор.
Митин почувствовал опасность, когда подошел к колодцу. Хотел достать воды, наполнить флягу, она была почти пустой. И именно в тот момент услышал невнятный звук. Но мало того. Еще и ощутил чье-то присутствие. Точнее, присутствие чужого. Возможно, это и враг. Один шанс из ста, что Митин сумел так быстро догнать отряд. Один шанс из двух, что тут окопался их разведчик, прикрывающий пути отхода.
Митин сконцентрировался, стараясь максимально верно оценить характер угрозы. Его увидели? Маловероятно. Ожидают появления в этом месте, чтобы произвести захват? Вряд ли. Тогда что же? Напрашивается простой вывод – кто-то всего лишь контролирует обстановку, опасается сделать неверный шаг и тоже ощущает приближение опасности.
Верно. Правильный ответ – его тоже почуяли. Одновременность реакции говорит о высоком профессионализме. Ведь обычный человек не в состоянии проявлять такие способности. Здесь речь может идти только о спеце с солидным боевым опытом.
Когда-то их учили действовать в одиночку. К примеру, оперативная задача выглядит так. Вражеская территория, группа уничтожена, связь с центром отсутствует, ты – единственный носитель важной секретной информации и должен скрытно покинуть недружелюбные места. Простор для любых действий, включая силовые, неограничен, есть возможность использования любых легенд, подтверждающих инфильтрацию в заданный район. Оружия, продуктов и денег нет (в запасе – только плитка шоколада), общение с местными жителями в любой форме также исключается.
При таких исходных условиях спецназовец должен задействовать скрытые резервы своего организма, пересилить себя, стать зверем, опираться не столько на разум, сколько на инстинкты.
Инструкторы без конца устраивали один и тот же экзамен: помещали испытуемого в изолированный (обычно лесной) район площадью не меньше пяти квадратных километров и заставляли находить скрытых наблюдателей на расстоянии по крайней мере в сто – сто пятьдесят метров. Митин в конце концов научился безошибочно выполнять это упражнение.
Трудно сказать, какие здесь действуют факторы. Скорее всего обостренная специальной тренировкой чувствительность позволяет организму откликаться на чужую ауру, на какие-то биоэнергетические токи другого человека. Очевидно одно – ощутить на расстоянии присутствие постороннего (в замкнутом пространстве это вообще ерунда) вполне реально.
На проселочной дороге показалась едва заметная черная точка. Машина. Только этого не хватало. Но нет – она свернула в сторону. Кажется, грузовик. Едет на соседние поля.
Для чего этот сарай? Вопрос на засыпку. Скорее всего раньше, когда тут в полную силу работало колхозное хозяйство, здесь выпасали в ночном лошадей. Потому и колодец под боком. А в сарае можно кемарить, хранить сено и скрывать коней от непогоды. Разумная мысль…
Прошло уже почти десять минут. Митин не двигался, прижимаясь к теплой стене сарая. Присутствие чужого сейчас определялось не столь отчетливо, но он был убежден, что затаившийся противник по-прежнему находится в стационарной точке. Кстати, при движении объекта чутье может выдать неверный азимут. Ну же, старина, напряги свою интуицию! Точнее, наоборот, отпусти ее на вольный выпас, как колхозного мерина…
Митин сделал два осторожных шага вправо, остановился, продвинулся дальше еще на полметра, опять застыл. Надо что-то делать. Ждать больше невозможно.
Рывком он в один миг достиг края сарая, бесшумно упал в заросли крапивы под сенью огромного лопуха, распростершего в стороны свои гигантские листья, как настоящее дерево.
Пять, десять, двадцать, тридцать секунд. Минута, вторая.
Ни единого звука, ни малейшего проявления чужого присутствия. Неужели все-таки ошибка? Хорош командир группы! Лопух под лопухом. Убивать таких надо.
Словно в ответ на эту мысль прямо над его головой просвистела пуля, колыхнув листья репейника.
4
Швеция
Стокгольм
29 июля
21.25
Сообщение Келлана было подтверждено неожиданным образом, причем в обход агентурной сети. Информация пришла со стороны. Пришла совершенно случайно.
Летом в Стокгольме проходила международная научная конференция по проблемам использования биоресурсов арктических морей. Руководитель российской делегации член-корреспондент Российской академии наук Александр Павлович Борщагин двадцать девятого июля, на торжественном банкете в последний день заседаний, имел удовольствие выслушать крайне странную историю.
Инициатором разговора выступил доктор Юргенсон, крупнейший специалист по фитопланктону, известный своими радикальными выступлениями в шведской прессе, направленными против природоохранной организации Гринпис.
– Эти идиоты, – Юргенсон, выпив даже пару фужеров коньяка, краснел как рак и приобретал дар красноречия, которого в обычном состоянии был начисто лишен, – эти идиоты даже не понимают, с чем пытаются бороться! Сражаться с техногенной цивилизацией не только глупо, но и преступно. Ладно, когда надо умерить аппетиты нескольких транснациональных корпораций, озабоченных идеей свести на нет тропические леса, тут я еще готов даже поаплодировать этим парням, но защищать Мировой океан! Да мы даже не используем его на пять процентов. На пять, вы понимаете, Александр? Морские экосистемы – самые устойчивые из всех, какие я только знаю. Это все равно что защищать космос от незапланированного проникновения летательных аппаратов!
Стокгольм
29 июля
21.25
Сообщение Келлана было подтверждено неожиданным образом, причем в обход агентурной сети. Информация пришла со стороны. Пришла совершенно случайно.
Летом в Стокгольме проходила международная научная конференция по проблемам использования биоресурсов арктических морей. Руководитель российской делегации член-корреспондент Российской академии наук Александр Павлович Борщагин двадцать девятого июля, на торжественном банкете в последний день заседаний, имел удовольствие выслушать крайне странную историю.
Инициатором разговора выступил доктор Юргенсон, крупнейший специалист по фитопланктону, известный своими радикальными выступлениями в шведской прессе, направленными против природоохранной организации Гринпис.
– Эти идиоты, – Юргенсон, выпив даже пару фужеров коньяка, краснел как рак и приобретал дар красноречия, которого в обычном состоянии был начисто лишен, – эти идиоты даже не понимают, с чем пытаются бороться! Сражаться с техногенной цивилизацией не только глупо, но и преступно. Ладно, когда надо умерить аппетиты нескольких транснациональных корпораций, озабоченных идеей свести на нет тропические леса, тут я еще готов даже поаплодировать этим парням, но защищать Мировой океан! Да мы даже не используем его на пять процентов. На пять, вы понимаете, Александр? Морские экосистемы – самые устойчивые из всех, какие я только знаю. Это все равно что защищать космос от незапланированного проникновения летательных аппаратов!