Страница:
Сергей Зверев
Битва на дне
1
Багровое вечернее солнце медленно, словно бы нехотя, опускалось за горизонт. Этот август выдался не просто жарким: уже вторую неделю палило, как из доменной печи, и ни одного дождичка. Жара съела легкие утренние перистые облака, придала небу блеклый белесый оттенок. Над стартовыми столами дрожало и переливалось знойное марево, в котором пусковые установки, ажурные конструкции направляющих мачт, подсобные строения космодрома – все казалось зыбким и нереальным, словно приснившимся наяву.
Но здесь, в одном из подземных бункеров Центра управления полетами Космических ВС РФ космодрома Плесецк, жары не чувствовалось. Мягкое, чуть слышное гудение кондиционеров, тихие голоса, мурлыканье компьютерных терминалов, пощелкивание метронома…
Кто-то не шибко умный пустил еще в самом начале так называемой перестройки хлесткий оборотец, мол, Россия – это Верхняя Вольта с ракетами. Ну, тогда время весьма специфическое было: Россию только ленивый не хаял и не унижал. Но вот относительно Верхней Вольты – так это натуральная собачья чушь. Что-что, а военно-промышленный комплекс у нас до сей поры способен удивить любого и некоторые направления аэрокосмических исследований в нашей стране на десяток лет опережают соответствующие разработки что янкесов, что объединенных европейцев. При необходимости, а пуще того при наличии политической воли, Россия еще очень может оскалить зубы, причем в глобальном масштабе. Ясное дело, для наших бывших заклятых врагов, а с недавнего времени еще более заклятых друзей, никакой это не секрет. Шпионят помаленьку… Равно как и мы за ними. А попутно, что поделаешь, коли такие времена настали, пытаемся чуток заработать на новейших уникальных космических технологиях. Так, на поддержку штанов.
Как раз об этом переговаривались сейчас два молодых парня, операторы слежения ЦУПа космодрома Плесецк.
– Так чего же они гонят спешку с запуском, если носитель, считай, вхолостую пойдет? – Высокий широкоплечий блондин с пшеничного цвета усиками недоуменно покачал головой. – Хотели на орбиту семь спутников выводить, обычный классический пакет, и деньги неплохие светили – шесть из них по контракту с иностранцами. А теперь… Ничего не понимаю! Оставили только один, шесть контрактных сняли к чертовой матери, но пуск не отменили. Почему?
– А!.. Начальству виднее, – отозвался сидящий за соседним пультом. – Я слышал, что неполадки у носителя некритические. Должно вроде бы все нормально пройти. Почему, говоришь, шесть сняли, а один оставили? А ты сам подумай…
– Чего тут думать, – усмехнулся блондин. – Если контрактные спутники по нашей вине при запуске медным тазом накроются, то придется такую неустойку клиентам платить, что мало не покажется. А оставили наш, причем наверняка военный. Страна у нас богатая, денег не жалко, особенно если они казенные. Выйдет на расчетную орбиту – хорошо, а нет, так мы новый сделаем. Ох, не нравится мне это! Пуск через минуту, а вот поверишь ли – не на месте душа, и все! Какое-то предчувствие хреновое.
– Да будет тебе паниковать! Каркаешь, как ворона старая. Велика беда – некритические отклонения двух-трех параметров носителя. Вот увидишь, все будет тип-топ!
На экранах громадных мониторов во всей своей жутковатой красоте отсверкивала металлом стройная игла межконтинентальной баллистической ракеты-носителя. Натовцы прозвали этот могучий военно-космический аппарат Сатаной, и недаром. Поднимая при необходимости до двух дюжин разделяющихся мегатонных боеголовок индивидуального наведения, ракета была способна натворить такого, что и подумать-то страшно. У американцев не было носителей такой мощности и точности, что вызывало у наших недавно обретенных «друзей» острую зависть и неистребимое желание любым способом выведать некоторые детали тактических и технических характеристик ракеты. Вот вам и «Верхняя Вольта»! Все же, как ни говори, а умели работать российские инженеры и ученые в закрытых КБ.
Начался обратный отсчет секунд перед запуском, направляющие и питающие мачты плавно отошли от могучего тела ракеты.
…Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Пуск!
Продувка дюз, малая тяга, половинная и, наконец, полная. Огненный столб с тяжелым победным грохотом поднял ракету над стартовым столом. И она, сначала медленно, с трудом разрывая оковы земного тяготения, а затем все быстрее и быстрее пошла вверх, всей силой отдачи отталкивая от себя планету.
И вот тут-то выяснилось, что, вопреки оптимистическому прогнозу одного из операторов слежения, никакого тип-топ не получится, а получится совсем наоборот. Видимо, некритические отклонения оказались достаточно серьезными: ракету-носитель потащило совсем не туда, куда было запланировано. Телеметрия показывала бог весть что, приборы слежения как с ума посходили, и в ЦУПе началась легкая паника. Попытка подкорректировать траекторию направленным модулированным радиолучом прямо отсюда, из центра, оказалась безуспешной. Несмотря на лихорадочные усилия всех операторов смены, траектория носителя все больше отклонялась от расчетной. Ракета перестала подчиняться запустившим ее людям, на краткие мгновения полета она обрела свободу. Уже ничего нельзя было поправить. Паника в ЦУПе набирала силу.
Дверь бункера ЦУП широко распахнулась, и в него вошли двое военных. Все правильно, как же в такой нештатной ситуации да без высокого начальства?
Первый из вошедших носил погоны генерала российских аэрокосмических войск. Еще довольно молодой для своего звания, лет сорока с небольшим, с коротким чуть седеющим ежиком и умными цепкими глазами. Сейчас в его взгляде читалась некоторая растерянность, чуть ли не смущение.
Вторым был высокий седой моряк в форме контр-адмирала. Важнейшей чертой внешнего облика этого человека было ярко выраженное чувство собственного достоинства, но незамутненное самодовольством. Большая редкость по нынешним временам! Ему явно ранее не приходилось бывать в Центре управления полетами, он оглядывался по сторонам с заметным любопытством.
– Так что с моим спутником, Олег Васильевич? – спросил он у генерала, который напряженно считывал с монитора последние данные телеметрии. – Я ведь в вашей епархии полный профан, всю свою жизнь с кораблями дело имел, но не с космическими. Я так понял, что какие-то неполадки?
Вопрос был резонный, потому что единственный спутник, поднятый свихнувшейся ракетой, запускался по заказу российского ВМФ. Очень рассчитывали военные моряки на этот спутник, связывали с его запуском весьма радужные надежды и далекоидущие планы. Так вот надо же было такой пакости случиться!
– Погано с вашим спутником, Петр Николаевич, – с нескрываемой досадой ответил ему генерал. – Сейчас специалистов послушаем, операторов слежения, хотя… И так все, к великому сожалению, ясно как божий день.
Он перевел взгляд потемневших глаз на одного из операторов, того самого оптимиста, который уверял своего приятеля, что все будет тип-топ.
Тот, повинуясь безмолвному приказу генерала, поднялся из-за пульта, виновато развел руками:
– Нам не удается стабилизировать траекторию носителя, так что спутник можно считать потерянным.
– Конкретнее. Что значит «потерянным»? Ракета вышла за пределы атмосферы или нет?
– Нет, товарищ генерал, не вышла. Слишком мал угол восхождения.
– Очень жаль, – мрачно прокомментировал Олег Васильевич. – И здесь не повезло. Закон природы – раз пошла непруха, подставляй карман пошире…
– А почему это так плохо, что носитель не вышел из атмосферы? – поинтересовался моряк.
– Все потому же. Когда спутник выводится на геостационарную орбиту, то носитель идет по восходящей дуге очень крутой параболы. И если, как сейчас, произошла ошибка, если на стабильную орбиту объект не выходит, то на нисходящей ветви той самой параболы он сгорает в атмосфере, – генерал досадливо поморщился. – В нашем же случае ракета пошла опять же по параболе, но значительно менее крутой. Под совсем небольшим углом к горизонту. И ни хрена теперь спутник со всей его начинкой не сгорит, разве что раскалится! И в результате самым распрекрасным образом долбанется, – он вновь перевел взгляд на оператора, – точнее, уже долбанулся, вот куда, кстати?
Тот снова несколько растерянно пожал плечами:
– Ориентировочно где-то в акватории Гренландского моря, рядом с архипелагом Шпицберген.
– Ах ты, дьявол меня морской задери, – с нешуточной злостью сказал контр-адмирал. – Вот это уже совсем хреново! Что же получается: наш целехонький спутник свалился не куда-нибудь, а аккурат…
Генерал мрачно кивнул. Ему создавшаяся ситуация тоже крайне не нравилась. Уж хоть бы в другое какое место свалился злосчастный спутник, а тут – надо же! – как нарочно.
– Поднимемся в мой кабинет, Петр Николаевич, – в его голосе отчетливо слышались извиняющиеся нотки. – Срочно надо посовещаться. Да и руководству доложить…
– О славных наших достижениях? – иронично поинтересовался контр-адмирал Северного флота Петр Николаевич Сорокин. – Вы хоть можете установить точное место падения? Ну, хотя бы круг радиусом до двух-трех морских миль? Нам же по любому его искать придется!
– Боюсь, что нет. – Олег Васильевич прямо с лица спал от досады и стыда. – Наши станции слежения на российском Севере уже лет шесть практически не финансируются, там такое… Э, да что от вас-то скрывать, будто сами, Петр Николаевич, не знаете! Развал там сплошной. Вроде бы нет прямой угрозы нападения оттуда, вот и… экономим.
– Тьфу, пропасть, – выругался Сорокин, причем было совершенно ясно, что он лишь огромным усилием воли сдержал выражения куда более крепкие. – Прямой угрозы, значит, нет? Одна кривая… Вот у натовцев там все в полнейшем порядке!
На закрытом экспертно-оперативном совещании, срочно собранном в кабинете генерала космических войск Олега Васильевича Шаховского, царила та же атмосфера всеобщего уныния. Было от чего: уж слишком неудачно упал спутник! Вся беда заключалась в том, что свалился он совсем рядышком с новейшей и суперсовременной американской радиолокационной станцией AN/FPS-129, расположенной вблизи норвежского городка Варде всего-то в полусотне километров от российской границы.
Для российских военных эта РЛС давно уже стала настоящей костью в горле, причем никоим образом не извлекаемой! В 1997 году норвежский парламент – стортинг – одобрил создание на базе мощного американского радара крупной станции слежения в Варде. Так возник объект, именуемый в Норвегии «Глобус-2». Главная задача этой РЛС состоит в слежке за российскими стратегическими объектами, в том числе космодромом Плесецк, с которого осуществляются плановые запуски российских межконтинентальных баллистических ракет. И ничего, буквально ничего нельзя было поделать с этим внезапно появившимся у российских границ шпионским гнездом!
Стортинг принял решение? Король Норвегии подписал соответствующие бумаги? И отвалите, господа-товарищи, вы хоть теперь вроде не совсем враги, а как бы наоборот… Но дружба дружбой, а табачок врозь!
Никто не испытывает особой нежности к вероятным конкурентам, а отсюда с неопровержимой логикой следует, что сильная Россия вовсе не нужна ни Соединенным Штатам, ни их партнерам по Атлантическому пакту. Противодействовать этому бессмысленно, а соглашаться с таким положением вещей досадно. Однако приходится…
РЛС «Глобус-2» является в своем роде единственной в мире. Уникальной. Она способна «видеть» и анализировать поведение любого объекта в космосе на расстоянии свыше сорока тысяч километров от Земли. Что уж говорить об объектах, расположенных почти на самой земной поверхности в нескольких десятках километров от нее…
Ну и что здесь такого, казалось бы? Всем известно, что страны НАТО и Россия следят друг за другом как из космоса, так и с Земли. Но все дело в том, что «Глобус-2» – это не просто наблюдательный центр! Значительно хуже!
Российские военные убеждены, что радар в Варде является важнейшим элементом в создаваемой США системе противоракетной обороны. А расположение и характер деятельности «Глобус-2» не оставляют никаких сомнений в том, что, по крайней мере, в данном случае американская ПРО нацелена против России, а отнюдь не Северной Кореи или какого-либо иного государства.
Примечательно, что «Глобус-2» был создан всего несколько лет назад, то есть никак не может считаться наследием холодной войны. Только включать его на всю катушку американцы и норвежцы осмелились не сразу, а лишь после того, как США решили выйти из Договора по ПРО, в нарушение которого был построен «Глобус-2». Радар заработал в феврале 2001 года. С тех пор в ответ на протесты России США и Норвегия дают один и тот же стандартный ответ: «Глобус-2» не работает против России. Интересно, а против кого же он в таком случае работает? Очевидная лживость утверждений Вашингтона и Осло относительно проекта «Глобус-2» и то усердие, с каким Норвегия всякий раз отвечает России отказом в ответ на предложение о проведении совместной инспекции сверхсекретного объекта в Варде, наводят на грустные размышления. Получается, что США и Норвегия продолжают рассматривать Россию в качестве своего главного потенциального противника.
Туманные же заверения американского Госдепартамента относительно неких зловещих международных террористов, за которыми якобы призвана следить РЛС в Варде, вообще никакой критики не выдерживают. Ну нет у хоть трижды международных террористов баллистических ракет, нет и не предвидится, хвала всевышнему!
– Вы, Олег Васильевич, хоть понимаете, какой величины свинью вы нам всем подложили? – раздраженно поинтересовался контр-адмирал Сорокин, оставшись с глазу на глаз с хозяином кабинета после окончания оперативного совещания. – Положение-то аховое! Спутник буквально нашпигован новейшей электроникой, мы просто не имеем права допустить, чтобы он попал в руки норвежцев или американцев, что, кстати, в данном случае одно и то же.
– Не хуже вашего понимаю, Петр Николаевич, – столь же раздраженно откликнулся генерал Шаховской. – Мало того, вы упускаете из виду еще один крайне неприятный аспект. Пока янкесы могут только гадать, что за прелесть булькнула под боком у их северного союзника по пакту, но как только они доберутся до спутника, то сразу же сделают простенькие выводы. Что у вас, Петр Николаевич, что у меня допусков и подписок как у Жучки блох, так что давайте друг с другом в страшные военные секреты не играть. Ведь флот запускал спутник именно с целью отслеживания американских атомных подводных крейсеров, я прав?
– Как вы об этом… почему вы так решили? Официально спутник должен был быть задействован в гидрографических исследованиях.
– Будет вам! Не надо семь пядей во лбу иметь… Беда в том, что и американцы об этом направлении вашей «исследовательской» деятельности мгновенно догадаются и разведут вонищу на уровне Госдепа. Так что нам, а точнее нашему с вами начальству, придется иметь дело с российским МИДом, а дипломаты военных не любят испокон века, так что оттопчутся по полной программе. На хвостах нашего начальства. Мы же теперь с натовцами такие друзья, что просто оторопь берет! А начальство, соответственно…
Сорокин мрачно кивнул: опыта ему было не занимать, он начинал еще при легендарном адмирале Касатонове, а к настоящему моменту был начальником оперативного управления штаба Северного флота.
– Что вы собираетесь предпринять?
На некоторое время генерал Шаховской погрузился в глубокое раздумье. Было совершенно ясно, что он принял решение, но решение это было ему почему-то неприятно. Наконец он глубоко и недовольно вздохнул, нахмурился и поднял глаза на своего собеседника.
– Каждый должен заниматься своим делом, тем, что он хорошо знает и умеет, вы согласны, Петр Николаевич? Поэтому придется обратиться к специалистам тайной войны… Да-да, есть у нас такие люди, специально к нам прикомандированные, как раз на случай всякого рода непредвиденных ситуаций и прочих поганых заморочек. Честно скажу, обращаться я к ним не люблю, я боевой офицер и мне все эти деятели «плаща и кинжала» малосимпатичны, как бы ни назывались их конторы. Однако, – генерал помедлил, – усевшись в лужу, как-то не слишком разумно охать по поводу сияющей чистоты мундира.
Не дожидаясь ответной реплики контр-адмирала, Шаховской ткнул пальцем в кнопку селектора:
– Подполковника Тинякова ко мне. Срочно.
…Через несколько минут дверь генеральского кабинета отворилась, и в нее вошел бледный светловолосый мужчина сорока с небольшим лет, с водянисто-голубыми глазами и квадратным подбородком. Вообще его внешность была какой-то тусклой, стершейся, подчеркнуто незаметной и заурядной. С таким человеком час проговоришь, а через минуту после окончания разговора уже не помнишь его лица. Китель с погонами подполковника, а вот на петлицах – «змеюка с рюмкой» военного медика.
Сорокин только хмыкнул про себя: знал он таких военных медиков. Как-то не удосужились до сей поры изобрести специальную эмблемочку для военной разведки! Из какой же он конторы, интересно? Вероятнее всего, из ГРУ.
– Контр-адмирал Сорокин, подполковник Тиняков, – кратко представил их друг другу генерал Шаховской.
Затем, развернувшись всем корпусом в сторону «военного медика» и пристально глядя ему в глаза, коротко сказал:
– С этого момента вы, Алексей Васильевич, поступаете в распоряжение контр-адмирала. И сегодня же вылетаете на базу Северного флота в Печенегу.
– С какой целью? – невозмутимо поинтересовался подполковник медицинской службы. – Мои задачи? Это как-то связано с сегодняшним прискорбным… инцидентом?
– Об этом будет сообщено дополнительно. Что касается ваших задач и деталей, связанных с их выполнением, то у вас будет время обсудить их с контр-адмиралом Сорокиным. И лучше всего там, на месте.
Подполковник Тиняков коротко кивнул. Он явно не хотел больше задавать вопросы.
«Что ж, – думал Сорокин, выходя из кабинета, – посмотрим, как мы с тобой сработаемся, Алексей Васильевич. Дело-то нам предстоит чертовски трудное. Приходилось мне с вашим братом, с "аквариумными", сталкиваться. Чего у вас не отнять, так это что профессионалы вы крутейшие. Кстати, ты это только что ненавязчиво продемонстрировал: на совещании тебя не было, а об "инциденте" ты упомянул. Этакий легонький щелчок по носу генерала Шаховского, с которым вы друг друга явно недолюбливаете. Ладушки, у нас на Северном флоте тоже есть свои специалисты по внештатным ситуациям!»
Контр-адмирал, начальник оперативного управления штаба Северного флота Петр Сорокин, уже решил, кого из своей проверенной гвардии он привлечет для решения сложнейшей задачи: разыскать потерянный спутник и утащить его буквально из-под носа у натовских вояк. Причем, по возможности, целым и невредимым.
Но здесь, в одном из подземных бункеров Центра управления полетами Космических ВС РФ космодрома Плесецк, жары не чувствовалось. Мягкое, чуть слышное гудение кондиционеров, тихие голоса, мурлыканье компьютерных терминалов, пощелкивание метронома…
Кто-то не шибко умный пустил еще в самом начале так называемой перестройки хлесткий оборотец, мол, Россия – это Верхняя Вольта с ракетами. Ну, тогда время весьма специфическое было: Россию только ленивый не хаял и не унижал. Но вот относительно Верхней Вольты – так это натуральная собачья чушь. Что-что, а военно-промышленный комплекс у нас до сей поры способен удивить любого и некоторые направления аэрокосмических исследований в нашей стране на десяток лет опережают соответствующие разработки что янкесов, что объединенных европейцев. При необходимости, а пуще того при наличии политической воли, Россия еще очень может оскалить зубы, причем в глобальном масштабе. Ясное дело, для наших бывших заклятых врагов, а с недавнего времени еще более заклятых друзей, никакой это не секрет. Шпионят помаленьку… Равно как и мы за ними. А попутно, что поделаешь, коли такие времена настали, пытаемся чуток заработать на новейших уникальных космических технологиях. Так, на поддержку штанов.
Как раз об этом переговаривались сейчас два молодых парня, операторы слежения ЦУПа космодрома Плесецк.
– Так чего же они гонят спешку с запуском, если носитель, считай, вхолостую пойдет? – Высокий широкоплечий блондин с пшеничного цвета усиками недоуменно покачал головой. – Хотели на орбиту семь спутников выводить, обычный классический пакет, и деньги неплохие светили – шесть из них по контракту с иностранцами. А теперь… Ничего не понимаю! Оставили только один, шесть контрактных сняли к чертовой матери, но пуск не отменили. Почему?
– А!.. Начальству виднее, – отозвался сидящий за соседним пультом. – Я слышал, что неполадки у носителя некритические. Должно вроде бы все нормально пройти. Почему, говоришь, шесть сняли, а один оставили? А ты сам подумай…
– Чего тут думать, – усмехнулся блондин. – Если контрактные спутники по нашей вине при запуске медным тазом накроются, то придется такую неустойку клиентам платить, что мало не покажется. А оставили наш, причем наверняка военный. Страна у нас богатая, денег не жалко, особенно если они казенные. Выйдет на расчетную орбиту – хорошо, а нет, так мы новый сделаем. Ох, не нравится мне это! Пуск через минуту, а вот поверишь ли – не на месте душа, и все! Какое-то предчувствие хреновое.
– Да будет тебе паниковать! Каркаешь, как ворона старая. Велика беда – некритические отклонения двух-трех параметров носителя. Вот увидишь, все будет тип-топ!
На экранах громадных мониторов во всей своей жутковатой красоте отсверкивала металлом стройная игла межконтинентальной баллистической ракеты-носителя. Натовцы прозвали этот могучий военно-космический аппарат Сатаной, и недаром. Поднимая при необходимости до двух дюжин разделяющихся мегатонных боеголовок индивидуального наведения, ракета была способна натворить такого, что и подумать-то страшно. У американцев не было носителей такой мощности и точности, что вызывало у наших недавно обретенных «друзей» острую зависть и неистребимое желание любым способом выведать некоторые детали тактических и технических характеристик ракеты. Вот вам и «Верхняя Вольта»! Все же, как ни говори, а умели работать российские инженеры и ученые в закрытых КБ.
Начался обратный отсчет секунд перед запуском, направляющие и питающие мачты плавно отошли от могучего тела ракеты.
…Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Пуск!
Продувка дюз, малая тяга, половинная и, наконец, полная. Огненный столб с тяжелым победным грохотом поднял ракету над стартовым столом. И она, сначала медленно, с трудом разрывая оковы земного тяготения, а затем все быстрее и быстрее пошла вверх, всей силой отдачи отталкивая от себя планету.
И вот тут-то выяснилось, что, вопреки оптимистическому прогнозу одного из операторов слежения, никакого тип-топ не получится, а получится совсем наоборот. Видимо, некритические отклонения оказались достаточно серьезными: ракету-носитель потащило совсем не туда, куда было запланировано. Телеметрия показывала бог весть что, приборы слежения как с ума посходили, и в ЦУПе началась легкая паника. Попытка подкорректировать траекторию направленным модулированным радиолучом прямо отсюда, из центра, оказалась безуспешной. Несмотря на лихорадочные усилия всех операторов смены, траектория носителя все больше отклонялась от расчетной. Ракета перестала подчиняться запустившим ее людям, на краткие мгновения полета она обрела свободу. Уже ничего нельзя было поправить. Паника в ЦУПе набирала силу.
Дверь бункера ЦУП широко распахнулась, и в него вошли двое военных. Все правильно, как же в такой нештатной ситуации да без высокого начальства?
Первый из вошедших носил погоны генерала российских аэрокосмических войск. Еще довольно молодой для своего звания, лет сорока с небольшим, с коротким чуть седеющим ежиком и умными цепкими глазами. Сейчас в его взгляде читалась некоторая растерянность, чуть ли не смущение.
Вторым был высокий седой моряк в форме контр-адмирала. Важнейшей чертой внешнего облика этого человека было ярко выраженное чувство собственного достоинства, но незамутненное самодовольством. Большая редкость по нынешним временам! Ему явно ранее не приходилось бывать в Центре управления полетами, он оглядывался по сторонам с заметным любопытством.
– Так что с моим спутником, Олег Васильевич? – спросил он у генерала, который напряженно считывал с монитора последние данные телеметрии. – Я ведь в вашей епархии полный профан, всю свою жизнь с кораблями дело имел, но не с космическими. Я так понял, что какие-то неполадки?
Вопрос был резонный, потому что единственный спутник, поднятый свихнувшейся ракетой, запускался по заказу российского ВМФ. Очень рассчитывали военные моряки на этот спутник, связывали с его запуском весьма радужные надежды и далекоидущие планы. Так вот надо же было такой пакости случиться!
– Погано с вашим спутником, Петр Николаевич, – с нескрываемой досадой ответил ему генерал. – Сейчас специалистов послушаем, операторов слежения, хотя… И так все, к великому сожалению, ясно как божий день.
Он перевел взгляд потемневших глаз на одного из операторов, того самого оптимиста, который уверял своего приятеля, что все будет тип-топ.
Тот, повинуясь безмолвному приказу генерала, поднялся из-за пульта, виновато развел руками:
– Нам не удается стабилизировать траекторию носителя, так что спутник можно считать потерянным.
– Конкретнее. Что значит «потерянным»? Ракета вышла за пределы атмосферы или нет?
– Нет, товарищ генерал, не вышла. Слишком мал угол восхождения.
– Очень жаль, – мрачно прокомментировал Олег Васильевич. – И здесь не повезло. Закон природы – раз пошла непруха, подставляй карман пошире…
– А почему это так плохо, что носитель не вышел из атмосферы? – поинтересовался моряк.
– Все потому же. Когда спутник выводится на геостационарную орбиту, то носитель идет по восходящей дуге очень крутой параболы. И если, как сейчас, произошла ошибка, если на стабильную орбиту объект не выходит, то на нисходящей ветви той самой параболы он сгорает в атмосфере, – генерал досадливо поморщился. – В нашем же случае ракета пошла опять же по параболе, но значительно менее крутой. Под совсем небольшим углом к горизонту. И ни хрена теперь спутник со всей его начинкой не сгорит, разве что раскалится! И в результате самым распрекрасным образом долбанется, – он вновь перевел взгляд на оператора, – точнее, уже долбанулся, вот куда, кстати?
Тот снова несколько растерянно пожал плечами:
– Ориентировочно где-то в акватории Гренландского моря, рядом с архипелагом Шпицберген.
– Ах ты, дьявол меня морской задери, – с нешуточной злостью сказал контр-адмирал. – Вот это уже совсем хреново! Что же получается: наш целехонький спутник свалился не куда-нибудь, а аккурат…
Генерал мрачно кивнул. Ему создавшаяся ситуация тоже крайне не нравилась. Уж хоть бы в другое какое место свалился злосчастный спутник, а тут – надо же! – как нарочно.
– Поднимемся в мой кабинет, Петр Николаевич, – в его голосе отчетливо слышались извиняющиеся нотки. – Срочно надо посовещаться. Да и руководству доложить…
– О славных наших достижениях? – иронично поинтересовался контр-адмирал Северного флота Петр Николаевич Сорокин. – Вы хоть можете установить точное место падения? Ну, хотя бы круг радиусом до двух-трех морских миль? Нам же по любому его искать придется!
– Боюсь, что нет. – Олег Васильевич прямо с лица спал от досады и стыда. – Наши станции слежения на российском Севере уже лет шесть практически не финансируются, там такое… Э, да что от вас-то скрывать, будто сами, Петр Николаевич, не знаете! Развал там сплошной. Вроде бы нет прямой угрозы нападения оттуда, вот и… экономим.
– Тьфу, пропасть, – выругался Сорокин, причем было совершенно ясно, что он лишь огромным усилием воли сдержал выражения куда более крепкие. – Прямой угрозы, значит, нет? Одна кривая… Вот у натовцев там все в полнейшем порядке!
На закрытом экспертно-оперативном совещании, срочно собранном в кабинете генерала космических войск Олега Васильевича Шаховского, царила та же атмосфера всеобщего уныния. Было от чего: уж слишком неудачно упал спутник! Вся беда заключалась в том, что свалился он совсем рядышком с новейшей и суперсовременной американской радиолокационной станцией AN/FPS-129, расположенной вблизи норвежского городка Варде всего-то в полусотне километров от российской границы.
Для российских военных эта РЛС давно уже стала настоящей костью в горле, причем никоим образом не извлекаемой! В 1997 году норвежский парламент – стортинг – одобрил создание на базе мощного американского радара крупной станции слежения в Варде. Так возник объект, именуемый в Норвегии «Глобус-2». Главная задача этой РЛС состоит в слежке за российскими стратегическими объектами, в том числе космодромом Плесецк, с которого осуществляются плановые запуски российских межконтинентальных баллистических ракет. И ничего, буквально ничего нельзя было поделать с этим внезапно появившимся у российских границ шпионским гнездом!
Стортинг принял решение? Король Норвегии подписал соответствующие бумаги? И отвалите, господа-товарищи, вы хоть теперь вроде не совсем враги, а как бы наоборот… Но дружба дружбой, а табачок врозь!
Никто не испытывает особой нежности к вероятным конкурентам, а отсюда с неопровержимой логикой следует, что сильная Россия вовсе не нужна ни Соединенным Штатам, ни их партнерам по Атлантическому пакту. Противодействовать этому бессмысленно, а соглашаться с таким положением вещей досадно. Однако приходится…
РЛС «Глобус-2» является в своем роде единственной в мире. Уникальной. Она способна «видеть» и анализировать поведение любого объекта в космосе на расстоянии свыше сорока тысяч километров от Земли. Что уж говорить об объектах, расположенных почти на самой земной поверхности в нескольких десятках километров от нее…
Ну и что здесь такого, казалось бы? Всем известно, что страны НАТО и Россия следят друг за другом как из космоса, так и с Земли. Но все дело в том, что «Глобус-2» – это не просто наблюдательный центр! Значительно хуже!
Российские военные убеждены, что радар в Варде является важнейшим элементом в создаваемой США системе противоракетной обороны. А расположение и характер деятельности «Глобус-2» не оставляют никаких сомнений в том, что, по крайней мере, в данном случае американская ПРО нацелена против России, а отнюдь не Северной Кореи или какого-либо иного государства.
Примечательно, что «Глобус-2» был создан всего несколько лет назад, то есть никак не может считаться наследием холодной войны. Только включать его на всю катушку американцы и норвежцы осмелились не сразу, а лишь после того, как США решили выйти из Договора по ПРО, в нарушение которого был построен «Глобус-2». Радар заработал в феврале 2001 года. С тех пор в ответ на протесты России США и Норвегия дают один и тот же стандартный ответ: «Глобус-2» не работает против России. Интересно, а против кого же он в таком случае работает? Очевидная лживость утверждений Вашингтона и Осло относительно проекта «Глобус-2» и то усердие, с каким Норвегия всякий раз отвечает России отказом в ответ на предложение о проведении совместной инспекции сверхсекретного объекта в Варде, наводят на грустные размышления. Получается, что США и Норвегия продолжают рассматривать Россию в качестве своего главного потенциального противника.
Туманные же заверения американского Госдепартамента относительно неких зловещих международных террористов, за которыми якобы призвана следить РЛС в Варде, вообще никакой критики не выдерживают. Ну нет у хоть трижды международных террористов баллистических ракет, нет и не предвидится, хвала всевышнему!
– Вы, Олег Васильевич, хоть понимаете, какой величины свинью вы нам всем подложили? – раздраженно поинтересовался контр-адмирал Сорокин, оставшись с глазу на глаз с хозяином кабинета после окончания оперативного совещания. – Положение-то аховое! Спутник буквально нашпигован новейшей электроникой, мы просто не имеем права допустить, чтобы он попал в руки норвежцев или американцев, что, кстати, в данном случае одно и то же.
– Не хуже вашего понимаю, Петр Николаевич, – столь же раздраженно откликнулся генерал Шаховской. – Мало того, вы упускаете из виду еще один крайне неприятный аспект. Пока янкесы могут только гадать, что за прелесть булькнула под боком у их северного союзника по пакту, но как только они доберутся до спутника, то сразу же сделают простенькие выводы. Что у вас, Петр Николаевич, что у меня допусков и подписок как у Жучки блох, так что давайте друг с другом в страшные военные секреты не играть. Ведь флот запускал спутник именно с целью отслеживания американских атомных подводных крейсеров, я прав?
– Как вы об этом… почему вы так решили? Официально спутник должен был быть задействован в гидрографических исследованиях.
– Будет вам! Не надо семь пядей во лбу иметь… Беда в том, что и американцы об этом направлении вашей «исследовательской» деятельности мгновенно догадаются и разведут вонищу на уровне Госдепа. Так что нам, а точнее нашему с вами начальству, придется иметь дело с российским МИДом, а дипломаты военных не любят испокон века, так что оттопчутся по полной программе. На хвостах нашего начальства. Мы же теперь с натовцами такие друзья, что просто оторопь берет! А начальство, соответственно…
Сорокин мрачно кивнул: опыта ему было не занимать, он начинал еще при легендарном адмирале Касатонове, а к настоящему моменту был начальником оперативного управления штаба Северного флота.
– Что вы собираетесь предпринять?
На некоторое время генерал Шаховской погрузился в глубокое раздумье. Было совершенно ясно, что он принял решение, но решение это было ему почему-то неприятно. Наконец он глубоко и недовольно вздохнул, нахмурился и поднял глаза на своего собеседника.
– Каждый должен заниматься своим делом, тем, что он хорошо знает и умеет, вы согласны, Петр Николаевич? Поэтому придется обратиться к специалистам тайной войны… Да-да, есть у нас такие люди, специально к нам прикомандированные, как раз на случай всякого рода непредвиденных ситуаций и прочих поганых заморочек. Честно скажу, обращаться я к ним не люблю, я боевой офицер и мне все эти деятели «плаща и кинжала» малосимпатичны, как бы ни назывались их конторы. Однако, – генерал помедлил, – усевшись в лужу, как-то не слишком разумно охать по поводу сияющей чистоты мундира.
Не дожидаясь ответной реплики контр-адмирала, Шаховской ткнул пальцем в кнопку селектора:
– Подполковника Тинякова ко мне. Срочно.
…Через несколько минут дверь генеральского кабинета отворилась, и в нее вошел бледный светловолосый мужчина сорока с небольшим лет, с водянисто-голубыми глазами и квадратным подбородком. Вообще его внешность была какой-то тусклой, стершейся, подчеркнуто незаметной и заурядной. С таким человеком час проговоришь, а через минуту после окончания разговора уже не помнишь его лица. Китель с погонами подполковника, а вот на петлицах – «змеюка с рюмкой» военного медика.
Сорокин только хмыкнул про себя: знал он таких военных медиков. Как-то не удосужились до сей поры изобрести специальную эмблемочку для военной разведки! Из какой же он конторы, интересно? Вероятнее всего, из ГРУ.
– Контр-адмирал Сорокин, подполковник Тиняков, – кратко представил их друг другу генерал Шаховской.
Затем, развернувшись всем корпусом в сторону «военного медика» и пристально глядя ему в глаза, коротко сказал:
– С этого момента вы, Алексей Васильевич, поступаете в распоряжение контр-адмирала. И сегодня же вылетаете на базу Северного флота в Печенегу.
– С какой целью? – невозмутимо поинтересовался подполковник медицинской службы. – Мои задачи? Это как-то связано с сегодняшним прискорбным… инцидентом?
– Об этом будет сообщено дополнительно. Что касается ваших задач и деталей, связанных с их выполнением, то у вас будет время обсудить их с контр-адмиралом Сорокиным. И лучше всего там, на месте.
Подполковник Тиняков коротко кивнул. Он явно не хотел больше задавать вопросы.
«Что ж, – думал Сорокин, выходя из кабинета, – посмотрим, как мы с тобой сработаемся, Алексей Васильевич. Дело-то нам предстоит чертовски трудное. Приходилось мне с вашим братом, с "аквариумными", сталкиваться. Чего у вас не отнять, так это что профессионалы вы крутейшие. Кстати, ты это только что ненавязчиво продемонстрировал: на совещании тебя не было, а об "инциденте" ты упомянул. Этакий легонький щелчок по носу генерала Шаховского, с которым вы друг друга явно недолюбливаете. Ладушки, у нас на Северном флоте тоже есть свои специалисты по внештатным ситуациям!»
Контр-адмирал, начальник оперативного управления штаба Северного флота Петр Сорокин, уже решил, кого из своей проверенной гвардии он привлечет для решения сложнейшей задачи: разыскать потерянный спутник и утащить его буквально из-под носа у натовских вояк. Причем, по возможности, целым и невредимым.
2
…Никто в Норвегии, под юрисдикцию которой архипелаг Шпицберген попал лишь в 1920 году, так его не называет. Для норвежцев и шведов это – Сваальбард.
Но гордые потомки викингов как-то забывают, что первыми на эту неприветливую землю наткнулись российские поморы и назвали ее – Грумант. Случилось это очень давно, аж в одиннадцатом веке, и в Западной Европе об этом, кстати, было прекрасно известно.
Потом неуютная холодная земля, которая не могла прокормить даже крохотную колонию поселенцев с материка, была благополучно забыта на четыреста с лишним лет и лишь в 1597 году открыта заново прославленным голландским мореплавателем, капитаном Виллемом Баренцем. В честь которого и было названо море, омывающее архипелаг с юго-востока.
А вот с северо-запада омывает Шпицберген Гренландское море, в которое как раз и булькнул сверхсекретный российский военный спутник.
Еще Парижский договор жестко и однозначно обязывал Норвегию ни в коем случае не допускать создания на Шпицбергене военно-морских баз! Не строить никаких укреплений и вообще поддерживать статус строжайшего демилитаризованного нейтралитета. Эта территория, как бы нависающая над всей Северной Европой, никогда и ни при каких обстоятельствах не должна была использоваться в военных целях. В 1977 году свое участие в договоре о статусе архипелага подтвердили сорок государств, в числе которых был и Советский Союз. Тогда же наша страна обзавелась на Шпицбергене консульством.
Именно в силу демилитаризованного статуса станция спутникового мониторинга «Свалсат», расположенная рядом с горой Платоберген, была укомплектована исключительно гражданским персоналом. Хотя то, что эти молодые ребята работают на НАТО, ни для кого секретом не являлось…
Вот и сейчас двое операторов слежения, радостно-удивленно переглянувшись, принялись рассчитывать координаты места, куда свалился российский спутник. То, что ракета-носитель, стартовавшая в Плесецке, отклонилась от плановой траектории, было известно работникам «Свалсата» уже с полчаса: сработала система «Глобус-2». Но чтобы такой подарок… Совсем ведь рядом, похоже!
Итак, требуется рассчитать сферические координаты некоторой точки земной поверхности. Дело привычное и насквозь знакомое, а с таким компьютерным обеспечением, как на «Свалсате», оно и времени занимает совсем немного.
Для начала берется угол между нормалью к геоиду в точке падения спутника и плоскостью земного экватора. Отлично! А теперь еще один угол – между радиусом, проведенным из центра референтного эллипсоида, и его же тангенциальной плоскостью. Вот так… И что же получилось?
Просто замечательно получилось: где-то в 15 морских милях от Платобергена. Плюс-минус полторы мили. Явно на шельфе в районе Ис-фьорда. Шельф или материковая отмель – это, по сути, затопленная часть материка. Мелководная подводная равнина со слабым наклоном, область накопления отложений, сносимых с суши, – галечников, песков, илов, ракушечников. Поэтому рельеф шельфа теснейшим образом связан с рельефом прилегающей суши. И лишь потом начинается материковый склон с его ступенями, поперечными ложбинами и подводными каньонами. А он, в свою очередь, переходит в ложе океана – абиссаль.
Достать что-то с шельфа не в пример легче, чем с материкового склона. А с абиссали и вовсе практически невозможно. Ис-фьорд? Совсем замечательно: классический фьордовый берег, типичный для Норвегии и Шпицбергена, переживших не одно оледенение. Когда-то по этим тектоническим трещинам текли реки, а затем их долины были обработаны ледниками – вот и получились глубоко вдающиеся в гористую сушу длинные извилистые заливы с высокими и обрывистыми скалистыми берегами. А поскольку рельеф шельфа повторяет рельеф суши, то спутнику деваться некуда: ниже, на материковый склон, где его нипочем не отыщешь, ему хода нет. Застрянет на шельфе как миленький!
Станцией спутникового мониторинга «Свалсат» руководили умные люди, соображали они быстро. Судьба преподнесла Норвегии и ее союзнику США неожиданный подарок. Ясно, что русские с космодрома в Плесецке не чугунную болванку запускали, а что-то современное и, почти наверняка, секретное! Теперь же это «что-то» лежит совсем рядышком на шельфе и дожидается, пока его поднимут.
Надо срочно докладывать начальству, теперь главным становится фактор времени!
Но гордые потомки викингов как-то забывают, что первыми на эту неприветливую землю наткнулись российские поморы и назвали ее – Грумант. Случилось это очень давно, аж в одиннадцатом веке, и в Западной Европе об этом, кстати, было прекрасно известно.
Потом неуютная холодная земля, которая не могла прокормить даже крохотную колонию поселенцев с материка, была благополучно забыта на четыреста с лишним лет и лишь в 1597 году открыта заново прославленным голландским мореплавателем, капитаном Виллемом Баренцем. В честь которого и было названо море, омывающее архипелаг с юго-востока.
А вот с северо-запада омывает Шпицберген Гренландское море, в которое как раз и булькнул сверхсекретный российский военный спутник.
Еще Парижский договор жестко и однозначно обязывал Норвегию ни в коем случае не допускать создания на Шпицбергене военно-морских баз! Не строить никаких укреплений и вообще поддерживать статус строжайшего демилитаризованного нейтралитета. Эта территория, как бы нависающая над всей Северной Европой, никогда и ни при каких обстоятельствах не должна была использоваться в военных целях. В 1977 году свое участие в договоре о статусе архипелага подтвердили сорок государств, в числе которых был и Советский Союз. Тогда же наша страна обзавелась на Шпицбергене консульством.
Именно в силу демилитаризованного статуса станция спутникового мониторинга «Свалсат», расположенная рядом с горой Платоберген, была укомплектована исключительно гражданским персоналом. Хотя то, что эти молодые ребята работают на НАТО, ни для кого секретом не являлось…
Вот и сейчас двое операторов слежения, радостно-удивленно переглянувшись, принялись рассчитывать координаты места, куда свалился российский спутник. То, что ракета-носитель, стартовавшая в Плесецке, отклонилась от плановой траектории, было известно работникам «Свалсата» уже с полчаса: сработала система «Глобус-2». Но чтобы такой подарок… Совсем ведь рядом, похоже!
Итак, требуется рассчитать сферические координаты некоторой точки земной поверхности. Дело привычное и насквозь знакомое, а с таким компьютерным обеспечением, как на «Свалсате», оно и времени занимает совсем немного.
Для начала берется угол между нормалью к геоиду в точке падения спутника и плоскостью земного экватора. Отлично! А теперь еще один угол – между радиусом, проведенным из центра референтного эллипсоида, и его же тангенциальной плоскостью. Вот так… И что же получилось?
Просто замечательно получилось: где-то в 15 морских милях от Платобергена. Плюс-минус полторы мили. Явно на шельфе в районе Ис-фьорда. Шельф или материковая отмель – это, по сути, затопленная часть материка. Мелководная подводная равнина со слабым наклоном, область накопления отложений, сносимых с суши, – галечников, песков, илов, ракушечников. Поэтому рельеф шельфа теснейшим образом связан с рельефом прилегающей суши. И лишь потом начинается материковый склон с его ступенями, поперечными ложбинами и подводными каньонами. А он, в свою очередь, переходит в ложе океана – абиссаль.
Достать что-то с шельфа не в пример легче, чем с материкового склона. А с абиссали и вовсе практически невозможно. Ис-фьорд? Совсем замечательно: классический фьордовый берег, типичный для Норвегии и Шпицбергена, переживших не одно оледенение. Когда-то по этим тектоническим трещинам текли реки, а затем их долины были обработаны ледниками – вот и получились глубоко вдающиеся в гористую сушу длинные извилистые заливы с высокими и обрывистыми скалистыми берегами. А поскольку рельеф шельфа повторяет рельеф суши, то спутнику деваться некуда: ниже, на материковый склон, где его нипочем не отыщешь, ему хода нет. Застрянет на шельфе как миленький!
Станцией спутникового мониторинга «Свалсат» руководили умные люди, соображали они быстро. Судьба преподнесла Норвегии и ее союзнику США неожиданный подарок. Ясно, что русские с космодрома в Плесецке не чугунную болванку запускали, а что-то современное и, почти наверняка, секретное! Теперь же это «что-то» лежит совсем рядышком на шельфе и дожидается, пока его поднимут.
Надо срочно докладывать начальству, теперь главным становится фактор времени!
3
День выдался солнечный, яркий, но легкий – без жары, которая в августе бывает порой и в Заполярье. Короткое заполярное лето уже перевалило через середину, и, хотя солнце, невысоко стоящее над горизонтом, заливало побережье Кольского полуострова и морскую даль потоками яркого слепящего света, в прозрачном воздухе явственно чувствовался предосенний холодок. Ветра не было, в спокойном, гладком как зеркало море отражалось безоблачное блекло-голубое небо. Вдали, у горизонта, море и небо сливались в одну белесую полоску. Чуть уловимо пахло морской солью, йодом, водорослями.
Погрузка небольшого гидрографического судна была практически завершена. Оставалось лишь самое главное. Высокая стрела портового крана плавно повернулась, и на палубу «Арктура» медленно опустился здоровенный фанерный ящик, в котором спокойно мог бы уместиться микроавтобус.
Содержимое ящика, который надежно принайтовили на юте «Арктура», представляло тайну для всей корабельной команды, кроме капитана и старпома. И немудрено: подводный аппарат, поднятый на борт гидрографического судна, являлся последней секретной разработкой российских оружейников, он еще не пошел в серию, и во всей России существовало только два экспериментальных образца – на Северном и Тихоокеанском флотах.
Это была одноместная скоростная мини-субмарина, устроенная по принципу не столько подводной лодки, сколько «подводного самолета». Два коротких стреловидных крыла в погруженном положении создавали направленную вниз тягу, которая и позволяла мини-субмарине оставаться под водой, не используя балласт. Такое конструкторское решение обеспечивало «подводному самолету» исключительную маневренность, давало возможность практически мгновенно погружаться и всплывать.
Оружейники присвоили своему детищу ласковое неофициальное название – «Нерпа». Она была по-настоящему уникальна: ни один флот мира не мог похвастаться подобным подводным аппаратом. Новейший и тоже засекреченный американский подводный транспортировщик «Шарк-Снейк» ей и в подметки не годился.
«Нерпа» в погруженном состоянии могла работать в двух режимах. На небольших глубинах капсула, в которой находился пилот «подводного самолета», не герметизировалась, играла роль обтекателя, и пилот мог покидать ее. В том же случае, когда капсула задраивалась герметично, «Нерпа» становилась способна нырнуть на очень солидные километровые глубины. Под водой мини-субмарину обеспечивали энергией два мощных компактных аккумулятора, в надводном положении, когда «Нерпа» выходила на глиссирование, включался обычный двигатель внутреннего сгорания.
Погрузка небольшого гидрографического судна была практически завершена. Оставалось лишь самое главное. Высокая стрела портового крана плавно повернулась, и на палубу «Арктура» медленно опустился здоровенный фанерный ящик, в котором спокойно мог бы уместиться микроавтобус.
Содержимое ящика, который надежно принайтовили на юте «Арктура», представляло тайну для всей корабельной команды, кроме капитана и старпома. И немудрено: подводный аппарат, поднятый на борт гидрографического судна, являлся последней секретной разработкой российских оружейников, он еще не пошел в серию, и во всей России существовало только два экспериментальных образца – на Северном и Тихоокеанском флотах.
Это была одноместная скоростная мини-субмарина, устроенная по принципу не столько подводной лодки, сколько «подводного самолета». Два коротких стреловидных крыла в погруженном положении создавали направленную вниз тягу, которая и позволяла мини-субмарине оставаться под водой, не используя балласт. Такое конструкторское решение обеспечивало «подводному самолету» исключительную маневренность, давало возможность практически мгновенно погружаться и всплывать.
Оружейники присвоили своему детищу ласковое неофициальное название – «Нерпа». Она была по-настоящему уникальна: ни один флот мира не мог похвастаться подобным подводным аппаратом. Новейший и тоже засекреченный американский подводный транспортировщик «Шарк-Снейк» ей и в подметки не годился.
«Нерпа» в погруженном состоянии могла работать в двух режимах. На небольших глубинах капсула, в которой находился пилот «подводного самолета», не герметизировалась, играла роль обтекателя, и пилот мог покидать ее. В том же случае, когда капсула задраивалась герметично, «Нерпа» становилась способна нырнуть на очень солидные километровые глубины. Под водой мини-субмарину обеспечивали энергией два мощных компактных аккумулятора, в надводном положении, когда «Нерпа» выходила на глиссирование, включался обычный двигатель внутреннего сгорания.