– Что значит – погиб? – недоверчиво спросил Ледников.
Он вспомнил вчерашний неудавшийся разговор в пабе, безумные глаза Кросби... А потом глаза его остановились на дискете, лежавшей на столе. Дискете, которую вручили Кросби и содержавшей материалы о нем, Ледникове...
– Погиб – значит умер, – сказала Гланька.
– Его убили?
– Нет, он отравился газом. Его нашли на кухне – конфорка была включена и залита кофе. Здесь пишут: соседи, которые видели, как он возвращался, говорят, что он был совершенно пьян. В редакции подтвердили, что он начал пить еще на работе...
Ну, это-то не новость, подумал Ледников.
– Это все?
– Ты плохо о них думаешь. Разумеется, еще они пишут, что эта смерть, если она не была естественной, скорее всего связана с теми статьями, которые в последнее время писал Кросби... И что он собирался продолжить свое расследование, готовил новый сенсационный материал. В общем, нам, видимо, надо ждать визита полиции.
– Ничего, визит полиции – это еще не трагедия. Как Седрик?
– Седрик? – задумчиво переспросила Гланька. – Боюсь, ему снова хочется выпить.
– Постарайся удержать его от этого дела до моего прихода. Через час у меня важная встреча, а после нее я могу приехать прямо к вам...
– Я буду ждать, – тихо сказала Гланька и положила трубку.
Ледников раздернул шторы и уставился в окно. Был уже десятый час, но сумрачный декабрьский денек и не собирался разгораться. Тот же надоевший московский сумрак. Та же беспощадная привычная жизнь, где убивают, шантажируют, пьют от бессилия, спасаясь от собственных страхов и угрызений совести.
В ванной он думал о том, что на месте блондина в дубленке, с которым бедняга Кросби встречался вчера в пабе, он теперь подбросил бы такую же дискету в редакцию газеты, и они, разумеется, точно бы выдали очередную сенсацию, которую так ждет английская публика, наэлектризованная полонием.
Потом позвонил Модест. Как в старые добрые времена – надо было утром удостовериться, что твой вчерашний собутыльник жив-здоров и не натворил чего-то непоправимого. К тому же он уже был в курсе случившегося с Кросби.
– Валь, ты там давай поосторожнее! – В голосе Модеста звучала искренняя и трогательная озабоченность. – Ты уверен, что эти козлы, которые его замочили, теперь не примутся за тебя? Если что – сразу звони. У меня есть кое-какие связи...
Крейг Вудгейт сидел за столиком в углу, откуда ему был виден весь зал, и читал газету. Ледников помнил его высоким, прямым, несколько скованным в движениях, как потом выяснилось, от хронических болей в колене. Настоящий английский офицер со щеточкой усов. В нем было обаяние доброжелательного, ироничного, но несколько печального джентльмена, много повидавшего в своей жизни. Он был у них в доме во время приезда в Москву. С тех пор он подсох, поседел, но не узнать его было невозможно.
– Добрый день, мистер Вудгейт, – отвлек его от чтения Ледников.
Вудгейт отложил газету в сторону и с интересом оглядел Ледникова.
– А-а, это вы, Валентин... Рад встрече. Извините, что не встаю, но мое колено сегодня совсем ни к черту. Присаживайтесь.
– Может, вам не стоило выбираться из дома? Я бы приехал к вам...
– Ладно, не такая уж я старая развалина, – засмеялся Вудгейт.
Ледников поставил на столик подарок – коробку с самой дорогой водкой, которую он купил перед отлетом в Елисеевском.
– Ого, – почтительно оглядел бутылку Вудгейт. – Серьезная штука. Я видел вас, Валентин, в Москве, когда вы были еще студентом. Но с тех пор вы, насколько я понимаю, попробовали нашего полицейского хлеба?
– Не совсем, я был следователем прокуратуры. А полицейские, как вы знаете, не любят прокурорских. По их мнению, те чистоплюи, которые ставят им палки в колеса и всегда требуют слишком много лишней работы.
– Верно, – рассмеялся Вудгейт. – Есть за ними такой грешок!
– Мистер Вудгейт...
– Крейг, – перебил его Вудгейт. – Зови меня просто Крейг. Давай без лишних церемоний, Валентин. С твоим отцом мы обходились без них.
Вудгейт отхлебнул эль из стоявшего перед ним бокала, а Ледников решил обойтись чашечкой кофе.
– Валентин, а вы знаете, что такое вазэктомия? – вдруг спросил Вудгейт.
Ничего себе вопрос поутру! Ледников удивленно посмотрел на Вудгейта, который рассеянно смотрел в окно. Уж ему-то вазэктомия вроде бы и ни к чему! Правда, может, требуется родственникам или знакомым?
– Ну, вазэктомия – это мужская стерилизация. Операция заключается в блокировании семявыносящих протоков. Таким образом предотвращается проходимость сперматозоидов. Оргастические переживания сохраняются...
Ледников посмотрел на Вудгейта. Тот слушал с явным интересом. Все правильно, кому-то из близких порекомендовали операцию, и вот теперь надо решать – стоит ее делать или не стоит? Ледников вспомнил все, что было в его памяти на эту тему.
– Это самый простой, недорогой и надежный метод для мужчины. В некоторых странах с большой рождаемостью государство даже поощряет вазэктомию. В Индии вроде бы каждому мужчине за это дарят велосипед.
– Велосипед? – засмеялся Вудгейт. – Замечательно! Велосипед!
Он весело посмотрел на Ледникова:
– Хотите, я скажу, о чем вы подумали? Неужели этот старый барбос решил стерилизовать себя? Нет, дорогой Валентин, я человек старой школы и иных методов. Вам приходилось заниматься расследованием изнасилований?
Час от часу не легче! Да, с мистером Вудгейтом не соскучишься...
– Была пара случаев, – припомнил Ледников.
– А у меня десяток-другой... И в половине из них самое трудное было установить – а был ли половой контакт действительно изнасилованием? Сначала женщина соглашается, а потом заявляет, что ее насиловали. Или девушка распаляет парня, не думая о последствиях. А парню друзья объяснили: если девушка говорит «нет», то не надо обращать на это внимания, потому что на самом деле она хочет, чтобы ты продолжал... Или у девушки строгие родители, и она от страха перед ними говорит, что парень насильно затащил ее на заднее сиденье машины...
– К чему это вы, Крейг? – осторожно спросил Ледников. – Что-то произошло с вашими родственниками? С внуком?
– Нет, Валентин, как говорится, ничего личного. Просто вчера мне попалась в газете статья, в которой утверждается, что уже скоро изнасилование станет стопроцентно раскрываемым преступлением. Разработан новый ДНК-тест, с помощью которого можно вычислить насильника даже в том случае, если он перенес вазэктомию и не оставил следов спермы. Единственное, что требуется от жертвы, – вовремя прийти в полицию. Не позднее чем через 24 часа... И вроде бы уже есть первые задержанные.
– Вы против науки в деятельности полиции, Крейг? – улыбнулся Ледников. – Этакий луддит от розыскной работы?
– Не передергивайте, Валентин! Я просто к тому, что даже если удалось стопроцентно установить, что парень сунул свои причиндалы по нужному адресу, это вовсе не означает, что он насильник.
Вудгейт помолчал.
– А еще я к тому, что мне не нравится, как ведется следствие по поводу этого отравленного парня, Литвиненко. Они напустили тумана секретности, уперлись в одну версию, а других не видят и не замечают. Думают, что без российских коллег они что-то сделают. Бред... Такие дела надо раскручивать только вместе. Поверьте мне, старому сыщику. Ведь когда-то мы славно потрудились вместе с вашим отцом... Ну и, конечно, им надо бы всерьез заняться самим этим Литвиненко и разобраться, чем он занимался в последнее время и на что способен. И каковы его связи... Тут многое можно было прояснить. Но они почему-то темнят. Думаю, не хотят засвечивать какие-то его контакты и связи, невыгодные для них самих... Очень плохо и то, что в дело сразу вмешался Форин-офис – политику сразу поставили на первое место. В таких случаях уже не до честных расследований...
Вудгейт осуждающе поджал губы.
– Знаете, когда я расследовал изнасилования, я прежде всего пытался понять – вот этот парень, он мог или не мог насиловать? И знаете, я ошибся лишь один раз.
Вудгейт внимательно посмотрел на Ледникова и улыбнулся:
– Все, не буду больше мучить вас своими былыми подвигами!.. Но прежде чем мы перейдем к делу, я хотел бы кое-что прояснить. Чтобы вы знали, на что я способен и что могу. Так вот, я уже несколько лет на пенсии, так что к помощи своих бывших коллег прибегнуть не могу. У нас так не принято. Это не в наших правилах. Но! У меня осталось на связи довольно много агентов, с которыми я работал. Это мои личные связи, так что я вполне могу ими воспользоваться.
Вудгейт допил эль и отодвинул бокал, давая понять, что разговор пошел серьезный.
– Теперь о другом. Насколько я мог понять из разговора с вашим отцом, дело, по которому вы прибыли в Лондон, может быть связано со смертью Литвиненко. И я хочу, чтобы вы, Валентин, меня правильно поняли... – Вудгейт сделал многозначительную паузу. – Мне очень не нравятся некоторые русские, поселившиеся здесь. Потому что я знаю о них очень многое... Среди них немало откровенных мошенников и аферистов, сделавших свое состояние на несчастьях своей страны и обманувших своих же соотечественников. И я возмущен политическими играми, в которые играют сейчас с ними лейбористы, представляя их политическими беженцами. Для меня они – обыкновенные преступники. Я не в восторге также от этого несчастного господина Литвиненко. По-моему, он был пустой и тщеславный малый, готовый на все ради денег и славы. Когда я увидел его фотографию на фоне британского флага, мне стало обидно за мой флаг... Все так, но убийство есть убийство, и оно должно быть расследовано. И те, кто связан с ним, должны понести наказание. Кто бы они ни были. Даже если это ваши друзья, Валентин. Помогать кому-то уходить от ответственности я не буду. А теперь рассказывайте о вашем деле...
– Господи, Крейг, неужели вы думаете, что я обратился бы к вам с какими-то сомнительными делами? – удивился Ледников. – К тому же речь вовсе не о деле Литвиненко. На мой взгляд, кто-то весьма умно использует нездоровый шум вокруг него, чтобы отвлечь внимание полиции... Обратите внимание, ему единственному из всей компании дали английское гражданство. Даже не Березовскому, а ему... Почему? С каким расчетом? Может, как раз с прицелом на будущий скандал?..
После этого энергичного вступления Ледников коротко изложил свою просьбу. Найти какую-то информацию об исчезновении Рафы Муромского и поинтересоваться, что случилось с мистером Кросби, которого ночью обнаружили мертвым в своей квартире... Про дискету с информацией о своей персоне Ледников говорить ничего не стал. Это показалось ему лишним.
Прощаясь, он подмигнул Вудгейту:
– И никаких вазэктомий, Крейг. Обещаю. Мы пойдем другим путем.
– Кто бы в этом сомневался, – усмехнулся Вудгейт. – Кстати, не думайте, что я не знаю, чьи это слова – про другой путь. Это сказал ваш Ленин.
– А откуда это вам известно? – искренне изумился Ледников.
– Когда я был в Москве, я слышал эти слова от самых разных людей и по самым различным поводам. А потом ваш отец объяснил мне, откуда они взялись. У русских очень своеобразное чувство юмора. Они смеются тогда, когда хочется плакать.
– Не можем же мы все время плакать, – вздохнул Ледников.
Седрик Лоутон, как и предсказывала Гланька, сразу понравился Ледникову. Он был симпатичный малый, этот самый лорд. Последствия многодневного похмелья – некоторая осторожность в движениях, тщательность в выборе слов и чувство вины, ясно читаемое в глазах, – делали его еще более привлекательным. Как и положено настоящему лорду, он был в мятых вельветовых джинсах и видавшем виды твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях. Роста он был приличного, пожалуй, не ниже Ледникова. Лицо худое, волосы легкие, светлые, постоянно сваливающиеся на лоб, без претензий на какую-либо прическу, а глаза темные, выразительные. Для лорда он был даже слишком хорош, лорд вполне мог бы быть и менее привлекательным лысым пузаном.
Гланька представила их друг другу и завалилась в огромное кожаное кресло, стоявшее в углу.
– Признаться, Валентин, не знаю, чем вы можете нам помочь, – церемонно сказал Седрик, когда процедура знакомства была закончена. – Хотя Аглая и утверждает, что можете. Так как вам приходилось заниматься уголовными расследованиями. Кстати, она мне рассказывала, какое страшное происшествие вам пришлось с ней пережить, когда маньяк хотел сжечь вас живыми...
Накануне Ледников поинтересовался у Гланьки, что она сказала Седрику про их отношения. Гланька, разумеется, съехидничала: что надо, то и сказала... Потом объяснила – сказала, что друг семьи, учился вместе с ее дядей в университете и все такое прочее. Никаких интимностей. Ну, что ж, обойдемся без них.
– Я могу что-то прояснить, – скромно пожал плечами Ледников. – Просто я несколько лучше знаю мир и привычки людей, с которыми вам пришлось столкнуться. Мы сможем вместе подумать...
– Да-да, возможно, – послушно, как и полагается человеку, оправляющемуся от похмелья, согласился Седрик.
Гланька в это время сидела в кресле и поглядывала за ними. Прямо воспитательница детского сада. Правда, в глазах ее время от времени сверкали нехорошие искорки, а губы ядовито кривились. Наверняка в голове ее вертелись мысли не только о том, что случилось с Рафой.
– Итак, с чего начнем? – с наигранной бодростью спросил Седрик. – Мне надо рассказать, как все было?
– Извините, Седрик, но я уже довольно много знаю. А про семейство Муромских так уж точно больше вас. Давайте я задам для начала несколько вопросов. Нам, сотрудникам органов, даже бывшим, привычнее вести разговор именно в такой форме.
– Понимаю, что-то вроде допроса, – нашел в себе силы усмехнуться Седрик.
– Да ну что вы! Какой допрос! Просто разговор двух джентльменов. Итак, как произошло ваше знакомство с Рафаэлем Муромским? Откуда он появился на вашем горизонте? Может быть, вас кто-то свел?
Седрик потер пальцами по лбу.
– Да, нас познакомили на каком-то торжестве с участием русских...
Гланька фыркнула в своем кресле.
– Наверняка это был очередной показ мод с кучей манекенщиц и морем водки! А то мы не знаем эти торжества!
Седрик исподлобья посмотрел на нее и виновато улыбнулся.
– Нет, это был не показ мод, а что-то вроде дней Москвы в Лондоне. Но девушки-модели там действительно были.
– Кто бы сомневался, – многозначительно произнесла Гланька. – А чего ты туда поперся, май дарлинг?
– Меня пригласили.
– Кто?
Ледников подумал, что если не вмешаться, то вопросы будет задавать не он, а Гланька.
И тут Седрик сказал:
– Алекс... Алекс Уолкотт. Мы с ним учились в Кембридже, а сейчас он работает в нашем посольстве в Москве. И насколько я понял, он имел какое-то отношение к организации этого мероприятия. Сказал, что мое присутствие очень желательно...
Как интересно, подумал Ледников, обаятельный Алекс совершенно случайно замешан и тут. Кстати, он один из немногих, кто знал о поездке его, Ледникова, в Лондон.
– И в какой-то момент он подвел ко мне очень молодого человека и представил. Это был Муромский. Алекс сказал, что Рафаэль располагает серьезными средствами и хотел бы вложить их в какой-нибудь интересный проект в Англии.
– Вы не поинтересовались, откуда он знает Муромского? Как давно?
– Нет, потому что у Алекса в силу его должности сейчас множество русских знакомых.
– А кто первый заговорил об RWG? Вы? Муромский? Или Алекс?
– Сейчас я попробую вспомнить... Да, пожалуй, именно Алекс. Он знал о моих проблемах с предприятием и сказал: «Кстати, попробуй потолковать с ним о RWG. На футбольный клуб, как у Абрамовича, у него денег пока не хватит, а вот RWG ему вполне по силам».
– Ледников, ты что, знаком с этим Алексом? – спросила Гланька.
– Познакомился перед отлетом. На приеме в вашем посольстве.
– Ты теперь и по посольствам ходишь?
– Бывает.
Ледников опять повернулся к Седрику:
– А что было потом?
– Через несколько дней мы встретились с Рафаэлем, и я подробно рассказал ему о RWG, о планах обновления. Было странно говорить об этом совсем молодому человеку с внешностью школьника старших классов... Но по тому, что он спрашивал, чем интересовался, я понял, что, во-первых, он уже владеет определенной информацией. А во-вторых, что RWG нужен ему для престижа.
Гланька не выдержала и вставила свое слово:
– Ну да, он все время повторял: «Класс! Мой партнер настоящий лорд, а завод строит яхты для королевских дворов и шейхов... Круто, блин!»
Потом Седрик рассказывал что-то еще, но Ледников не услышал практически ничего нового. Правда, скоро стало известно, что с наследством Рафы все не так просто. Деньги находятся в Испании, а мать, гражданка этой страны, вовсе не хочет делиться наследством с сыном, которого она не видела в последнее время годами...
– А какие у них отношения с матерью? – поинтересовался Ледников.
Седрик замялся.
– Он ее ненавидит и презирает, – тут же ответила за него Гланька. – Называет толстой жадной свиньей. Сыночек из него – тот еще!
– Честно говоря, когда он исчез, я ни на секунду не мог допустить мысли, что с ним что-то произошло, – поспешил сменить неприятную тему Седрик. – Я подумал, что он куда-то уехал, за границу...
– Или запил, – многозначительно добавила Гланька.
Седрик понуро опустил голову. Вот ведь злыдня, подумал Ледников, никогда не упустит момент, чтобы не ужалить – так, на всякий случай, превентивно, по-научному говоря. И, как мужчина, хоть и очень редко, но все же порой тоже наносящий безжалостные удары по собственной печени, поспешил на помощь Седрику.
– А статьи мистера Кросби стали для вас неожиданностью? Вам не показалось, что за ними кто-то стоит? Кто-то, кому не нравятся ваши намерения – жениться на русской, взять в компаньоны русского...
– Вы хотите сказать, что их кто-то заказал?
– Заказал и проплатил.
Седрик задумался.
– Среди моих родственников и близких есть, конечно, люди, которые... В общем, они предостерегали меня... Но пойти на то, о чем вы говорите, никто из них не мог. Нет и еще раз нет! – решительно заявил он.
И хотя Ледников вовсе не думал, что среди лондонских аристократов водятся только ангелы без крыльев, он решил сменить тему.
– Кстати, а этот Кросби, он вам знаком?
– Нет, конечно! Господи, я просто забыл о нем! – с изумлением произнес Седрик и уставился на Ледникова виноватыми глазами. – Какая ужасная смерть! Вы думаете...
– Исходя из своего опыта, – многозначительно сказал Ледников и невольно усмехнулся про себя собственной значительности, – я вижу три варианта развития событий. С ним действительно мог произойти несчастный случай. Пьяный человек решил сварить себе кофе и заснул. А кофе убежал и залил горелку. Вариант второй – самоубийство. Мы ничего не знаем о нем, а вдруг у него была неизлечимая болезнь? Или случилось какое-то несчастье. А вдруг его замучила совесть – ведь он писал о вас заведомую ложь. Ну и третий вариант – кто-то ему помог...
– Но кто? – с детской доверчивостью посмотрел на Ледникова ошеломленный Седрик.
– Если бы я знал... Но этим случаем занимается ваша полиция, и будем надеяться, что она быстро выяснит, что же случилось.
– Ледников, ты никак иронизируешь над доблестной английской полицией? – встряла Гланька. – Не веришь в ее возможности?
– Как можно!.. Просто такие дела очень трудно расследуются. Это я вам как бывший следователь говорю.
– Ладно, кончай парить нам мозги по поводу своих прошлых заслуг! – буркнула Гланька. – Мы уже оценили твой юмор.
Седрик изумленно посмотрел на них.
– Все-таки у вас, русских, особенное чувство юмора. Никогда не поймешь – шутите вы или говорите серьезно.
– Ничего, дорогой, – пообещала Гланька, – поживешь с нами побольше и сам научишься.
Тут в прихожей зазвонил телефон. Седрик пошел говорить, а Гланька с вызывающей улыбкой уставилась на Ледникова. Было ясно, что она ждет его слов.
– Симпатичный, – сказал Ледников. – Вроде хороший мужик. Поздравляю.
Гланька самодовольно усмехнулась. И тогда Ледников мстительно добавил:
– Повезло тебе.
Гланька изумленно подняла брови вверх. Мол, что такое?
– Я боялся, что ты подцепишь какого-нибудь богемного придурка или голубого, – невозмутимо объяснил Ледников.
Гланька не успела выдать свой текст, потому что вернулся Седрик. Он пожал плечами и сказал:
– Это Алекс. Говорит, что прилетел сегодня утром и нам надо обязательно встретиться. Прямо сейчас.
Как интересно, подумал Ледников, вот и наш милый Алекс объявился! Тот самый, которому он лично поведал о том, что отправляется в Лондон...
Гланька тоже задумалась.
– И как вы с ним договорились? – спросила она Седрика.
– Через час в клубе.
Он вспомнил вчерашний неудавшийся разговор в пабе, безумные глаза Кросби... А потом глаза его остановились на дискете, лежавшей на столе. Дискете, которую вручили Кросби и содержавшей материалы о нем, Ледникове...
– Погиб – значит умер, – сказала Гланька.
– Его убили?
– Нет, он отравился газом. Его нашли на кухне – конфорка была включена и залита кофе. Здесь пишут: соседи, которые видели, как он возвращался, говорят, что он был совершенно пьян. В редакции подтвердили, что он начал пить еще на работе...
Ну, это-то не новость, подумал Ледников.
– Это все?
– Ты плохо о них думаешь. Разумеется, еще они пишут, что эта смерть, если она не была естественной, скорее всего связана с теми статьями, которые в последнее время писал Кросби... И что он собирался продолжить свое расследование, готовил новый сенсационный материал. В общем, нам, видимо, надо ждать визита полиции.
– Ничего, визит полиции – это еще не трагедия. Как Седрик?
– Седрик? – задумчиво переспросила Гланька. – Боюсь, ему снова хочется выпить.
– Постарайся удержать его от этого дела до моего прихода. Через час у меня важная встреча, а после нее я могу приехать прямо к вам...
– Я буду ждать, – тихо сказала Гланька и положила трубку.
Ледников раздернул шторы и уставился в окно. Был уже десятый час, но сумрачный декабрьский денек и не собирался разгораться. Тот же надоевший московский сумрак. Та же беспощадная привычная жизнь, где убивают, шантажируют, пьют от бессилия, спасаясь от собственных страхов и угрызений совести.
В ванной он думал о том, что на месте блондина в дубленке, с которым бедняга Кросби встречался вчера в пабе, он теперь подбросил бы такую же дискету в редакцию газеты, и они, разумеется, точно бы выдали очередную сенсацию, которую так ждет английская публика, наэлектризованная полонием.
Потом позвонил Модест. Как в старые добрые времена – надо было утром удостовериться, что твой вчерашний собутыльник жив-здоров и не натворил чего-то непоправимого. К тому же он уже был в курсе случившегося с Кросби.
– Валь, ты там давай поосторожнее! – В голосе Модеста звучала искренняя и трогательная озабоченность. – Ты уверен, что эти козлы, которые его замочили, теперь не примутся за тебя? Если что – сразу звони. У меня есть кое-какие связи...
Крейг Вудгейт сидел за столиком в углу, откуда ему был виден весь зал, и читал газету. Ледников помнил его высоким, прямым, несколько скованным в движениях, как потом выяснилось, от хронических болей в колене. Настоящий английский офицер со щеточкой усов. В нем было обаяние доброжелательного, ироничного, но несколько печального джентльмена, много повидавшего в своей жизни. Он был у них в доме во время приезда в Москву. С тех пор он подсох, поседел, но не узнать его было невозможно.
– Добрый день, мистер Вудгейт, – отвлек его от чтения Ледников.
Вудгейт отложил газету в сторону и с интересом оглядел Ледникова.
– А-а, это вы, Валентин... Рад встрече. Извините, что не встаю, но мое колено сегодня совсем ни к черту. Присаживайтесь.
– Может, вам не стоило выбираться из дома? Я бы приехал к вам...
– Ладно, не такая уж я старая развалина, – засмеялся Вудгейт.
Ледников поставил на столик подарок – коробку с самой дорогой водкой, которую он купил перед отлетом в Елисеевском.
– Ого, – почтительно оглядел бутылку Вудгейт. – Серьезная штука. Я видел вас, Валентин, в Москве, когда вы были еще студентом. Но с тех пор вы, насколько я понимаю, попробовали нашего полицейского хлеба?
– Не совсем, я был следователем прокуратуры. А полицейские, как вы знаете, не любят прокурорских. По их мнению, те чистоплюи, которые ставят им палки в колеса и всегда требуют слишком много лишней работы.
– Верно, – рассмеялся Вудгейт. – Есть за ними такой грешок!
– Мистер Вудгейт...
– Крейг, – перебил его Вудгейт. – Зови меня просто Крейг. Давай без лишних церемоний, Валентин. С твоим отцом мы обходились без них.
Вудгейт отхлебнул эль из стоявшего перед ним бокала, а Ледников решил обойтись чашечкой кофе.
– Валентин, а вы знаете, что такое вазэктомия? – вдруг спросил Вудгейт.
Ничего себе вопрос поутру! Ледников удивленно посмотрел на Вудгейта, который рассеянно смотрел в окно. Уж ему-то вазэктомия вроде бы и ни к чему! Правда, может, требуется родственникам или знакомым?
– Ну, вазэктомия – это мужская стерилизация. Операция заключается в блокировании семявыносящих протоков. Таким образом предотвращается проходимость сперматозоидов. Оргастические переживания сохраняются...
Ледников посмотрел на Вудгейта. Тот слушал с явным интересом. Все правильно, кому-то из близких порекомендовали операцию, и вот теперь надо решать – стоит ее делать или не стоит? Ледников вспомнил все, что было в его памяти на эту тему.
– Это самый простой, недорогой и надежный метод для мужчины. В некоторых странах с большой рождаемостью государство даже поощряет вазэктомию. В Индии вроде бы каждому мужчине за это дарят велосипед.
– Велосипед? – засмеялся Вудгейт. – Замечательно! Велосипед!
Он весело посмотрел на Ледникова:
– Хотите, я скажу, о чем вы подумали? Неужели этот старый барбос решил стерилизовать себя? Нет, дорогой Валентин, я человек старой школы и иных методов. Вам приходилось заниматься расследованием изнасилований?
Час от часу не легче! Да, с мистером Вудгейтом не соскучишься...
– Была пара случаев, – припомнил Ледников.
– А у меня десяток-другой... И в половине из них самое трудное было установить – а был ли половой контакт действительно изнасилованием? Сначала женщина соглашается, а потом заявляет, что ее насиловали. Или девушка распаляет парня, не думая о последствиях. А парню друзья объяснили: если девушка говорит «нет», то не надо обращать на это внимания, потому что на самом деле она хочет, чтобы ты продолжал... Или у девушки строгие родители, и она от страха перед ними говорит, что парень насильно затащил ее на заднее сиденье машины...
– К чему это вы, Крейг? – осторожно спросил Ледников. – Что-то произошло с вашими родственниками? С внуком?
– Нет, Валентин, как говорится, ничего личного. Просто вчера мне попалась в газете статья, в которой утверждается, что уже скоро изнасилование станет стопроцентно раскрываемым преступлением. Разработан новый ДНК-тест, с помощью которого можно вычислить насильника даже в том случае, если он перенес вазэктомию и не оставил следов спермы. Единственное, что требуется от жертвы, – вовремя прийти в полицию. Не позднее чем через 24 часа... И вроде бы уже есть первые задержанные.
– Вы против науки в деятельности полиции, Крейг? – улыбнулся Ледников. – Этакий луддит от розыскной работы?
– Не передергивайте, Валентин! Я просто к тому, что даже если удалось стопроцентно установить, что парень сунул свои причиндалы по нужному адресу, это вовсе не означает, что он насильник.
Вудгейт помолчал.
– А еще я к тому, что мне не нравится, как ведется следствие по поводу этого отравленного парня, Литвиненко. Они напустили тумана секретности, уперлись в одну версию, а других не видят и не замечают. Думают, что без российских коллег они что-то сделают. Бред... Такие дела надо раскручивать только вместе. Поверьте мне, старому сыщику. Ведь когда-то мы славно потрудились вместе с вашим отцом... Ну и, конечно, им надо бы всерьез заняться самим этим Литвиненко и разобраться, чем он занимался в последнее время и на что способен. И каковы его связи... Тут многое можно было прояснить. Но они почему-то темнят. Думаю, не хотят засвечивать какие-то его контакты и связи, невыгодные для них самих... Очень плохо и то, что в дело сразу вмешался Форин-офис – политику сразу поставили на первое место. В таких случаях уже не до честных расследований...
Вудгейт осуждающе поджал губы.
– Знаете, когда я расследовал изнасилования, я прежде всего пытался понять – вот этот парень, он мог или не мог насиловать? И знаете, я ошибся лишь один раз.
Вудгейт внимательно посмотрел на Ледникова и улыбнулся:
– Все, не буду больше мучить вас своими былыми подвигами!.. Но прежде чем мы перейдем к делу, я хотел бы кое-что прояснить. Чтобы вы знали, на что я способен и что могу. Так вот, я уже несколько лет на пенсии, так что к помощи своих бывших коллег прибегнуть не могу. У нас так не принято. Это не в наших правилах. Но! У меня осталось на связи довольно много агентов, с которыми я работал. Это мои личные связи, так что я вполне могу ими воспользоваться.
Вудгейт допил эль и отодвинул бокал, давая понять, что разговор пошел серьезный.
– Теперь о другом. Насколько я мог понять из разговора с вашим отцом, дело, по которому вы прибыли в Лондон, может быть связано со смертью Литвиненко. И я хочу, чтобы вы, Валентин, меня правильно поняли... – Вудгейт сделал многозначительную паузу. – Мне очень не нравятся некоторые русские, поселившиеся здесь. Потому что я знаю о них очень многое... Среди них немало откровенных мошенников и аферистов, сделавших свое состояние на несчастьях своей страны и обманувших своих же соотечественников. И я возмущен политическими играми, в которые играют сейчас с ними лейбористы, представляя их политическими беженцами. Для меня они – обыкновенные преступники. Я не в восторге также от этого несчастного господина Литвиненко. По-моему, он был пустой и тщеславный малый, готовый на все ради денег и славы. Когда я увидел его фотографию на фоне британского флага, мне стало обидно за мой флаг... Все так, но убийство есть убийство, и оно должно быть расследовано. И те, кто связан с ним, должны понести наказание. Кто бы они ни были. Даже если это ваши друзья, Валентин. Помогать кому-то уходить от ответственности я не буду. А теперь рассказывайте о вашем деле...
– Господи, Крейг, неужели вы думаете, что я обратился бы к вам с какими-то сомнительными делами? – удивился Ледников. – К тому же речь вовсе не о деле Литвиненко. На мой взгляд, кто-то весьма умно использует нездоровый шум вокруг него, чтобы отвлечь внимание полиции... Обратите внимание, ему единственному из всей компании дали английское гражданство. Даже не Березовскому, а ему... Почему? С каким расчетом? Может, как раз с прицелом на будущий скандал?..
После этого энергичного вступления Ледников коротко изложил свою просьбу. Найти какую-то информацию об исчезновении Рафы Муромского и поинтересоваться, что случилось с мистером Кросби, которого ночью обнаружили мертвым в своей квартире... Про дискету с информацией о своей персоне Ледников говорить ничего не стал. Это показалось ему лишним.
Прощаясь, он подмигнул Вудгейту:
– И никаких вазэктомий, Крейг. Обещаю. Мы пойдем другим путем.
– Кто бы в этом сомневался, – усмехнулся Вудгейт. – Кстати, не думайте, что я не знаю, чьи это слова – про другой путь. Это сказал ваш Ленин.
– А откуда это вам известно? – искренне изумился Ледников.
– Когда я был в Москве, я слышал эти слова от самых разных людей и по самым различным поводам. А потом ваш отец объяснил мне, откуда они взялись. У русских очень своеобразное чувство юмора. Они смеются тогда, когда хочется плакать.
– Не можем же мы все время плакать, – вздохнул Ледников.
Седрик Лоутон, как и предсказывала Гланька, сразу понравился Ледникову. Он был симпатичный малый, этот самый лорд. Последствия многодневного похмелья – некоторая осторожность в движениях, тщательность в выборе слов и чувство вины, ясно читаемое в глазах, – делали его еще более привлекательным. Как и положено настоящему лорду, он был в мятых вельветовых джинсах и видавшем виды твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях. Роста он был приличного, пожалуй, не ниже Ледникова. Лицо худое, волосы легкие, светлые, постоянно сваливающиеся на лоб, без претензий на какую-либо прическу, а глаза темные, выразительные. Для лорда он был даже слишком хорош, лорд вполне мог бы быть и менее привлекательным лысым пузаном.
Гланька представила их друг другу и завалилась в огромное кожаное кресло, стоявшее в углу.
– Признаться, Валентин, не знаю, чем вы можете нам помочь, – церемонно сказал Седрик, когда процедура знакомства была закончена. – Хотя Аглая и утверждает, что можете. Так как вам приходилось заниматься уголовными расследованиями. Кстати, она мне рассказывала, какое страшное происшествие вам пришлось с ней пережить, когда маньяк хотел сжечь вас живыми...
Накануне Ледников поинтересовался у Гланьки, что она сказала Седрику про их отношения. Гланька, разумеется, съехидничала: что надо, то и сказала... Потом объяснила – сказала, что друг семьи, учился вместе с ее дядей в университете и все такое прочее. Никаких интимностей. Ну, что ж, обойдемся без них.
– Я могу что-то прояснить, – скромно пожал плечами Ледников. – Просто я несколько лучше знаю мир и привычки людей, с которыми вам пришлось столкнуться. Мы сможем вместе подумать...
– Да-да, возможно, – послушно, как и полагается человеку, оправляющемуся от похмелья, согласился Седрик.
Гланька в это время сидела в кресле и поглядывала за ними. Прямо воспитательница детского сада. Правда, в глазах ее время от времени сверкали нехорошие искорки, а губы ядовито кривились. Наверняка в голове ее вертелись мысли не только о том, что случилось с Рафой.
– Итак, с чего начнем? – с наигранной бодростью спросил Седрик. – Мне надо рассказать, как все было?
– Извините, Седрик, но я уже довольно много знаю. А про семейство Муромских так уж точно больше вас. Давайте я задам для начала несколько вопросов. Нам, сотрудникам органов, даже бывшим, привычнее вести разговор именно в такой форме.
– Понимаю, что-то вроде допроса, – нашел в себе силы усмехнуться Седрик.
– Да ну что вы! Какой допрос! Просто разговор двух джентльменов. Итак, как произошло ваше знакомство с Рафаэлем Муромским? Откуда он появился на вашем горизонте? Может быть, вас кто-то свел?
Седрик потер пальцами по лбу.
– Да, нас познакомили на каком-то торжестве с участием русских...
Гланька фыркнула в своем кресле.
– Наверняка это был очередной показ мод с кучей манекенщиц и морем водки! А то мы не знаем эти торжества!
Седрик исподлобья посмотрел на нее и виновато улыбнулся.
– Нет, это был не показ мод, а что-то вроде дней Москвы в Лондоне. Но девушки-модели там действительно были.
– Кто бы сомневался, – многозначительно произнесла Гланька. – А чего ты туда поперся, май дарлинг?
– Меня пригласили.
– Кто?
Ледников подумал, что если не вмешаться, то вопросы будет задавать не он, а Гланька.
И тут Седрик сказал:
– Алекс... Алекс Уолкотт. Мы с ним учились в Кембридже, а сейчас он работает в нашем посольстве в Москве. И насколько я понял, он имел какое-то отношение к организации этого мероприятия. Сказал, что мое присутствие очень желательно...
Как интересно, подумал Ледников, обаятельный Алекс совершенно случайно замешан и тут. Кстати, он один из немногих, кто знал о поездке его, Ледникова, в Лондон.
– И в какой-то момент он подвел ко мне очень молодого человека и представил. Это был Муромский. Алекс сказал, что Рафаэль располагает серьезными средствами и хотел бы вложить их в какой-нибудь интересный проект в Англии.
– Вы не поинтересовались, откуда он знает Муромского? Как давно?
– Нет, потому что у Алекса в силу его должности сейчас множество русских знакомых.
– А кто первый заговорил об RWG? Вы? Муромский? Или Алекс?
– Сейчас я попробую вспомнить... Да, пожалуй, именно Алекс. Он знал о моих проблемах с предприятием и сказал: «Кстати, попробуй потолковать с ним о RWG. На футбольный клуб, как у Абрамовича, у него денег пока не хватит, а вот RWG ему вполне по силам».
– Ледников, ты что, знаком с этим Алексом? – спросила Гланька.
– Познакомился перед отлетом. На приеме в вашем посольстве.
– Ты теперь и по посольствам ходишь?
– Бывает.
Ледников опять повернулся к Седрику:
– А что было потом?
– Через несколько дней мы встретились с Рафаэлем, и я подробно рассказал ему о RWG, о планах обновления. Было странно говорить об этом совсем молодому человеку с внешностью школьника старших классов... Но по тому, что он спрашивал, чем интересовался, я понял, что, во-первых, он уже владеет определенной информацией. А во-вторых, что RWG нужен ему для престижа.
Гланька не выдержала и вставила свое слово:
– Ну да, он все время повторял: «Класс! Мой партнер настоящий лорд, а завод строит яхты для королевских дворов и шейхов... Круто, блин!»
Потом Седрик рассказывал что-то еще, но Ледников не услышал практически ничего нового. Правда, скоро стало известно, что с наследством Рафы все не так просто. Деньги находятся в Испании, а мать, гражданка этой страны, вовсе не хочет делиться наследством с сыном, которого она не видела в последнее время годами...
– А какие у них отношения с матерью? – поинтересовался Ледников.
Седрик замялся.
– Он ее ненавидит и презирает, – тут же ответила за него Гланька. – Называет толстой жадной свиньей. Сыночек из него – тот еще!
– Честно говоря, когда он исчез, я ни на секунду не мог допустить мысли, что с ним что-то произошло, – поспешил сменить неприятную тему Седрик. – Я подумал, что он куда-то уехал, за границу...
– Или запил, – многозначительно добавила Гланька.
Седрик понуро опустил голову. Вот ведь злыдня, подумал Ледников, никогда не упустит момент, чтобы не ужалить – так, на всякий случай, превентивно, по-научному говоря. И, как мужчина, хоть и очень редко, но все же порой тоже наносящий безжалостные удары по собственной печени, поспешил на помощь Седрику.
– А статьи мистера Кросби стали для вас неожиданностью? Вам не показалось, что за ними кто-то стоит? Кто-то, кому не нравятся ваши намерения – жениться на русской, взять в компаньоны русского...
– Вы хотите сказать, что их кто-то заказал?
– Заказал и проплатил.
Седрик задумался.
– Среди моих родственников и близких есть, конечно, люди, которые... В общем, они предостерегали меня... Но пойти на то, о чем вы говорите, никто из них не мог. Нет и еще раз нет! – решительно заявил он.
И хотя Ледников вовсе не думал, что среди лондонских аристократов водятся только ангелы без крыльев, он решил сменить тему.
– Кстати, а этот Кросби, он вам знаком?
– Нет, конечно! Господи, я просто забыл о нем! – с изумлением произнес Седрик и уставился на Ледникова виноватыми глазами. – Какая ужасная смерть! Вы думаете...
– Исходя из своего опыта, – многозначительно сказал Ледников и невольно усмехнулся про себя собственной значительности, – я вижу три варианта развития событий. С ним действительно мог произойти несчастный случай. Пьяный человек решил сварить себе кофе и заснул. А кофе убежал и залил горелку. Вариант второй – самоубийство. Мы ничего не знаем о нем, а вдруг у него была неизлечимая болезнь? Или случилось какое-то несчастье. А вдруг его замучила совесть – ведь он писал о вас заведомую ложь. Ну и третий вариант – кто-то ему помог...
– Но кто? – с детской доверчивостью посмотрел на Ледникова ошеломленный Седрик.
– Если бы я знал... Но этим случаем занимается ваша полиция, и будем надеяться, что она быстро выяснит, что же случилось.
– Ледников, ты никак иронизируешь над доблестной английской полицией? – встряла Гланька. – Не веришь в ее возможности?
– Как можно!.. Просто такие дела очень трудно расследуются. Это я вам как бывший следователь говорю.
– Ладно, кончай парить нам мозги по поводу своих прошлых заслуг! – буркнула Гланька. – Мы уже оценили твой юмор.
Седрик изумленно посмотрел на них.
– Все-таки у вас, русских, особенное чувство юмора. Никогда не поймешь – шутите вы или говорите серьезно.
– Ничего, дорогой, – пообещала Гланька, – поживешь с нами побольше и сам научишься.
Тут в прихожей зазвонил телефон. Седрик пошел говорить, а Гланька с вызывающей улыбкой уставилась на Ледникова. Было ясно, что она ждет его слов.
– Симпатичный, – сказал Ледников. – Вроде хороший мужик. Поздравляю.
Гланька самодовольно усмехнулась. И тогда Ледников мстительно добавил:
– Повезло тебе.
Гланька изумленно подняла брови вверх. Мол, что такое?
– Я боялся, что ты подцепишь какого-нибудь богемного придурка или голубого, – невозмутимо объяснил Ледников.
Гланька не успела выдать свой текст, потому что вернулся Седрик. Он пожал плечами и сказал:
– Это Алекс. Говорит, что прилетел сегодня утром и нам надо обязательно встретиться. Прямо сейчас.
Как интересно, подумал Ледников, вот и наш милый Алекс объявился! Тот самый, которому он лично поведал о том, что отправляется в Лондон...
Гланька тоже задумалась.
– И как вы с ним договорились? – спросила она Седрика.
– Через час в клубе.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента