– Может, хватит загадками говорить?
– Кто же говорит? Просто выяснять ситуацию мы будем достаточно долго, за полчаса и с одного раза ты во все аспекты не врубишься. Мне намного больше потребовалось, не считая еще нескольких месяцев «предпродажной подготовки». Поэтому некоторое время тебе придется верить мне на слово и некоторые действия совершать «втемную». Как я твои команды на перевале выполнял.
Если б я тебе тогда через слово кричал: «А это почему, а это зачем, и вообще как можно стрелять в людей, которые нам пока еще ничего плохого не сделали?!» - где бы мы сейчас были? Согласен на такие условия, продолжим. Или я вернусь в свои апартаменты, а ты позвони Чекменеву и доложи о факте моего визита…
– Да ну тебя на хрен, Вадим! - Тарханов резким, почти забытым со времен полковых пьянок жестом выплеснул в рот полстакана предназначенного для совсем другого обращения напитка. Нервно нашарил папиросу, глубоко, со всхлипом, затянулся. - Там одно, здесь другое…
Ляхов с тонкой, «негодяйской» усмешкой постукивал мундштуком своей папиросы по крышке коробки. Его посудина стояла нетронутой.
– Так я что, пойду, да?
– Да сиди ты, мать твою… - Тарханов прекрасно понимал, что друг поставил его в безвыходное положение выбора между личной честью и присягой.
– Так присягу ты не Чекменеву давал, - с удивительной проницательностью пришел ему на выручку Ляхов. - Мы с тобой даже и князю в должности Императора еще не присягали, а исключительно Державе Российской. Каковой наша помощь именно сейчас как никогда требуется.
– Ладно, гори оно все огнем! Что я должен Татьяне сейчас сказать? И при чем тут она вообще, хоть это объясни, а то ведь я тоже умею бывать нервным!
– Она лично - почти ни при чем. Но вокруг нее вяжутся совсем нам не нужные схемы. Нет, правда, времени у меня совсем на долгие объяснения! Только пока она здесь, тебе не работой, тебе совсем другим заниматься придется. Заложник она, понимаешь? Не знаю чей, но заложник. Уберем ее отсюда, выведем из игры хоть на время, у нас с тобой свобода маневра появится…
Тарханов провел ладонью по вспотевшему лбу. Он и сам все время что-то такое, не совсем нормальное вокруг жены ощущал, то интуитивно, то по ее случайным словам, то по не совсем адекватному поведению. Да что он, и там, в «потусторонности», не чувствовал постоянно, насколько естественна Майя и как не по обстановке напряжена Татьяна? Поначалу, конечно, такое может показаться и обычным. Когда берешь женщину с большим и не с тобой приобретенным жизненным опытом, не следует слишком удивляться, что она не такая, как тебе воображалось. Но и определенные границы тоже существуют.
А Ляхов, будто не заметив его реакции, продолжал совершенно спокойным тоном:
– А ей так скажи. Что обстоятельства, ваши личные, а также государственные интересы требуют, чтобы она немедленно собрала самые необходимые вещи, а в семь, скажем, ноль-ноль, а еще лучше - в шесть ты подашь к крыльцу автомобиль, который и отвезет ее в гости к маме. Недельки на две. Причем желательно, чтобы, пребывая в Пятигорске или его живописных окрестностях, она сильно не афишировала происшедшее с ней после отъезда в Москву, особливо - знакомство с высшими лицами Империи и свои нынешние титулы.
Неплохо бы, конечно, приставить к ней для присмотра и поддержки толкового офицера… Нет, я имею в виду офицера исключительно того же, дамского пола… Если у тебя есть совершенно надежная кандидатура… О! - тут же восхитился он собственной сообразительности. - Майя! Она сто лет уже мечтает посетить Кавказские Воды. И веселее им вдвоем будет, и от назойливости аборигенов отбиваться сподручнее. А компаньонку им я сам подберу. И начальству не заложит, чего от твоих сотрудников все равно ждать можно, при всей личной преданности, и… Ну, про «и» я тебе тоже потом расскажу. Звони.
Подчиняясь веселому, но весьма агрессивному напору товарища, Тарханов снял трубку.
– А если вдруг она тебя сразу не поймет - мне телефончик передай…
Действительно, разговор у Сергея с женой получился трудный. Ляхов мог об этом судить со своей стороны, слыша лишь половину диалога. И в какой-то момент потянулся через стол и взял трубку из руки Тарханова.
– Здравствуй, Таня. Это Вадим Ляхов. Я вижу, ты не все понимаешь. А Сергей просто не умеет объяснять просто и коротко. У него сейчас очень много другой работы. Так вот послушай меня! Ехать тебе совершенно необходимо. Это не тема для обсуждения. Просто вспомни все, от «Цветника» и до твоих последних сложностей… Сейчас все складывается еще хуже. Не для тебя лично, а вообще. Так вот это - единственный выход. И для тебя, и для нас с Сергеем. Чуть позже я все растолкую в деталях. С тобой поедет Майя, а на месте вас встретит еще одна хорошая девушка. Назовет пароль. После чего полностью на нее полагайтесь. И скучать не будете, и нам поможете. Договорились? Значит, собирайся.
– На что это ты ей намекнул? - подозрительно спросил Тарханов, когда закончил уточнять детали и повесил трубку.
– Да лишь на то, что вокруг нас все последнее время нарастает напряженность необъяснимых явлений. В том числе и твоя с ней встреча сюда ложится, и захват бандитами Пятигорска, и тот чеченец в Нью-Израиле. Мы с ней как-то на катере побеседовали наедине, она ко мне исключительно как к врачу и ясновидцу обратилась. Оч-чень все не просто. Да и уже здесь она Майе жаловалась, что чувствует постоянный дискомфорт не совсем естественного происхождения. Поэтому ей действительно лучше вернуться в более привычную обстановку. Отдохнуть. Это я ей как врач посоветовал. Она согласилась…
– Да, - мрачно кивнул Тарханов. - Мне она тоже последнее время не нравится. Да и не только последнее. Вообще, как в Москву приехали, ей все время не по себе. Может, ты и прав…
– Кто бы спорил. Но ты же контрразведчик и с чертовщиной дело имеешь, должен соответствовать. Все, что сумею, - объясню в течение ближайшего часа. Но тылы наши должны быть обеспечены в любом случае. Дай-ка телефон, я с Майей тоже пока не говорил по известной причине, но, надеюсь, это будет легче.
Само собой, по ранее накатанной колее разговор получился легким и, на случай прослушки, вполне убедительным. Только вот о замене машины на полпути, еще кое-каких тонкостях, ранее согласованных, они не сказали ни слова.
– Одним словом, отдыхай, моя дорогая. Поезжайте и ни в чем себе не отказывайте. Возможно, в ближайшее время и я сумею к вам вырваться. А до этого - ну никак.
– Теперь объясни, - потребовал Тарханов, когда Вадим обрисовал ему расклад, - что еще за бабу ты вводишь в операцию? Нет, наверное, Чекменев не только туфту гнал! Откуда у тебя в Пятигорске собственная агентура «печенеговского» класса? Ты же никогда в тех местах не работал.
– А вот теперь я тебе все и объясню, - он посмотрел на свои наручные часы. - Лично я располагаю еще тридцатью тремя минутами. А ты - до шести утра. Проводи девушек и ложись спать. Вряд ли шеф до обеда тебя потревожит. А когда объявится, ты такую бомбу выдашь, что никакие дурацкие мысли ему пару суток в голову точно не придут. Ну а я… Я свой маневр знаю…
Информировал Ляхов Тарханова в соответствии с известным принципом. Все, что он рассказал, было чистой правдой, только далеко не всей. Да и как иначе? Кое-что услышать Сергей был просто не готов, еще многое знать ему пока не полагалось. Например, насчет другого Вадима, названного «первым». И о том, что его собственный двойник был почти убит в бою на перевале, а после счастливого излечения убыл в отпуск по ранению и выпал из поля зрения того Ляхова. Отчего-то в иной реальности дружбы между ними не сложилось. Или Шульгин, в отличие от Чекменева с Розенцвейгом, не счел нужным ее организовать.
Но и сказанного было достаточно.
И Тарханов поверил Вадиму сразу. А отчего же было не поверить? Мир бокового времени у него давно уже в печенках сидел, и в достоверности «советских» картинок сомнений он с самого начала не испытывал.
Так что все просто встало на свои места. Идея «комитета по защите реальности» также показалась ему совершенно естественной. Как будто они сами, обнаружив опасность со стороны бокового мира, не предприняли бы чего-то аналогичного.
Ему сейчас важнее было узнать, какую именно роль собирается возложить на него Ляхов.
– Да никакой пока специальной. Просто будешь одним из нас, и задачи будем решать вместе, по мере их поступления. К обоюдной, заметь, пользе. Вот сейчас я дам тебе информацию для подходов к организаторам покушения на князя. Не всю, разумеется, всей ты просто технически не успел бы накопать, и в глазах Чекменева это будет выглядеть подозрительно. Но и того, что дам, будет достаточно, чтобы связать вместе обрывки ниточек, которые ты не знаешь, куда приспособить. А там уже пусть «печенеги» и прочие соответствующие службы нормальным порядком следственные действия проводят. Я тебе заранее скажу, до истинных организаторов вы в ближайшее время все равно не доберетесь и весь массив организации тоже не вскроете, но и того, что сделаете, будет достаточно. Начальству - очень убедительная картина заговора с приличным количеством исполнителей среднего звена. Тебе и прочим причастным - ордена и поощрения.
– А тебе?
– Мне, вернее, всей нашей Службе тоже польза немалая. Мы получаем возможность реализовать великолепный план прикрытия. С точки зрения наших оппонентов все, что вскоре начнет происходить, будет выглядеть именно как успешная, очень успешная деятельность местных спецслужб.
Как раз потому, что российская контрразведка будет действовать доступными ей методами и в пределах вполне естественного дефицита информации, никому из посвященных в голову не придет, что здесь замешаны иные силы. Там ведь тоже не дураки сидят, их организация никак не слабее нашего «Черного интернационала» будет. А возможно (тут я сам всего не знаю), они каким-то образом даже и взаимодействуют. Этакая межреальностная кооперация, возможно и неосознаваемая. Вроде как наведенная взаимоиндукция. Пожалуй, к этому делу Маштакова привлекать придется, глядишь, его приборчики и теории чего-то интересного нам подсказать смогут.
– Ну так давай твою информацию. У тебя всего 16 минут остается. К чему, кстати, такая точность?
– Для тебя это сейчас несущественно. Свой у меня расчет. Когда большое дело начинаешь, глупо на мелочи сладиться. Но уже завтра, я думаю, мы с тобой посвободнее общаться сможем. Давай сюда твое досье… Уложился Ляхов в одиннадцать минут. Остальные пять ушли на инструктаж, каким образом Сергею следует держаться при проводах Майи с Татьяной и как реагировать, если Чекменев затеет с ним разговор на ту же тему, что и Ляхов сейчас, но в ином, конечно, ключе.
– А что, может затеять?
– Скорее всего. Потому что я собираюсь ввести его в курс. А вот если он тебя в известность не поставит, хоть в какой-то форме, тогда плохо. Тогда, значит, он тебе не доверяет еще больше, чем мне. Тогда будем следующую схему активизировать. В любом случае наше дело правое, победа будет за нами.
Выйдя от Тарханова и вновь вернувшись в кабинет Шульгина, Вадим еще успел захватить конец увлекательной встречи двойника с генералом.
– Видишь, встречу Фест проводит вполне грамотно, но, однако, чуть-чуть переигрывает. Хорошо, что Чекменев сейчас в расстроенных чувствах. Я вот разницу улавливаю. Двойник, в силу другого воспитания и жизненного опыта, держится пожестче тебя и по сторонам оглядывается чаще и пристальнее. Что и естественно, мир вокруг все же не родной. А мы ведь с ним довольно долго тренировались. Но это не беда. Для дебюта все равно неплохо.
Шульгин отключил экран слежения, когда Фест растворился в толпе, а Чекменев продолжал сокрушенно рассматривать спущенные колеса.
– Кто ж это так с ним пошутил? Не иначе - ночные таксисты. Ну, нам это только на руку. Еще минут двадцать в запасе имеем. Держи, - он протянул Вадиму совсем маленький прибор, называемый здесь «видеоплеер». На коробочке чуть больше спичечной имелся экран размером в две почтовые марки, тонкие провода заканчивались капсулами величиной с горошину. Обращаться с этой техникой Ляхов уже умел.
– Просмотри и прослушай их разговор по секундам. Наизусть все реплики выучи, чтобы при встрече с генералом - никаких разночтений и самодеятельности. И - пора «домой».
Вадим шагнул в прихожую своей «камеры», торопливо разделся, включил на полную мощность воду из крана и присел на край ванны, чтобы быстренько уяснить, о чем там вел беседу двойник с генералом. Канву-то разговора и идею его он в общем знал, но тут важны были именно детали, конкретные слова, интонации, да и сам маршрут тоже. Вдруг для достоверности придется ввернуть внешне малозначительную, но точную географическую привязку конкретной фразы к местности.
ГЛАВА 6
– Кто же говорит? Просто выяснять ситуацию мы будем достаточно долго, за полчаса и с одного раза ты во все аспекты не врубишься. Мне намного больше потребовалось, не считая еще нескольких месяцев «предпродажной подготовки». Поэтому некоторое время тебе придется верить мне на слово и некоторые действия совершать «втемную». Как я твои команды на перевале выполнял.
Если б я тебе тогда через слово кричал: «А это почему, а это зачем, и вообще как можно стрелять в людей, которые нам пока еще ничего плохого не сделали?!» - где бы мы сейчас были? Согласен на такие условия, продолжим. Или я вернусь в свои апартаменты, а ты позвони Чекменеву и доложи о факте моего визита…
– Да ну тебя на хрен, Вадим! - Тарханов резким, почти забытым со времен полковых пьянок жестом выплеснул в рот полстакана предназначенного для совсем другого обращения напитка. Нервно нашарил папиросу, глубоко, со всхлипом, затянулся. - Там одно, здесь другое…
Ляхов с тонкой, «негодяйской» усмешкой постукивал мундштуком своей папиросы по крышке коробки. Его посудина стояла нетронутой.
– Так я что, пойду, да?
– Да сиди ты, мать твою… - Тарханов прекрасно понимал, что друг поставил его в безвыходное положение выбора между личной честью и присягой.
– Так присягу ты не Чекменеву давал, - с удивительной проницательностью пришел ему на выручку Ляхов. - Мы с тобой даже и князю в должности Императора еще не присягали, а исключительно Державе Российской. Каковой наша помощь именно сейчас как никогда требуется.
– Ладно, гори оно все огнем! Что я должен Татьяне сейчас сказать? И при чем тут она вообще, хоть это объясни, а то ведь я тоже умею бывать нервным!
– Она лично - почти ни при чем. Но вокруг нее вяжутся совсем нам не нужные схемы. Нет, правда, времени у меня совсем на долгие объяснения! Только пока она здесь, тебе не работой, тебе совсем другим заниматься придется. Заложник она, понимаешь? Не знаю чей, но заложник. Уберем ее отсюда, выведем из игры хоть на время, у нас с тобой свобода маневра появится…
Тарханов провел ладонью по вспотевшему лбу. Он и сам все время что-то такое, не совсем нормальное вокруг жены ощущал, то интуитивно, то по ее случайным словам, то по не совсем адекватному поведению. Да что он, и там, в «потусторонности», не чувствовал постоянно, насколько естественна Майя и как не по обстановке напряжена Татьяна? Поначалу, конечно, такое может показаться и обычным. Когда берешь женщину с большим и не с тобой приобретенным жизненным опытом, не следует слишком удивляться, что она не такая, как тебе воображалось. Но и определенные границы тоже существуют.
А Ляхов, будто не заметив его реакции, продолжал совершенно спокойным тоном:
– А ей так скажи. Что обстоятельства, ваши личные, а также государственные интересы требуют, чтобы она немедленно собрала самые необходимые вещи, а в семь, скажем, ноль-ноль, а еще лучше - в шесть ты подашь к крыльцу автомобиль, который и отвезет ее в гости к маме. Недельки на две. Причем желательно, чтобы, пребывая в Пятигорске или его живописных окрестностях, она сильно не афишировала происшедшее с ней после отъезда в Москву, особливо - знакомство с высшими лицами Империи и свои нынешние титулы.
Неплохо бы, конечно, приставить к ней для присмотра и поддержки толкового офицера… Нет, я имею в виду офицера исключительно того же, дамского пола… Если у тебя есть совершенно надежная кандидатура… О! - тут же восхитился он собственной сообразительности. - Майя! Она сто лет уже мечтает посетить Кавказские Воды. И веселее им вдвоем будет, и от назойливости аборигенов отбиваться сподручнее. А компаньонку им я сам подберу. И начальству не заложит, чего от твоих сотрудников все равно ждать можно, при всей личной преданности, и… Ну, про «и» я тебе тоже потом расскажу. Звони.
Подчиняясь веселому, но весьма агрессивному напору товарища, Тарханов снял трубку.
– А если вдруг она тебя сразу не поймет - мне телефончик передай…
Действительно, разговор у Сергея с женой получился трудный. Ляхов мог об этом судить со своей стороны, слыша лишь половину диалога. И в какой-то момент потянулся через стол и взял трубку из руки Тарханова.
– Здравствуй, Таня. Это Вадим Ляхов. Я вижу, ты не все понимаешь. А Сергей просто не умеет объяснять просто и коротко. У него сейчас очень много другой работы. Так вот послушай меня! Ехать тебе совершенно необходимо. Это не тема для обсуждения. Просто вспомни все, от «Цветника» и до твоих последних сложностей… Сейчас все складывается еще хуже. Не для тебя лично, а вообще. Так вот это - единственный выход. И для тебя, и для нас с Сергеем. Чуть позже я все растолкую в деталях. С тобой поедет Майя, а на месте вас встретит еще одна хорошая девушка. Назовет пароль. После чего полностью на нее полагайтесь. И скучать не будете, и нам поможете. Договорились? Значит, собирайся.
– На что это ты ей намекнул? - подозрительно спросил Тарханов, когда закончил уточнять детали и повесил трубку.
– Да лишь на то, что вокруг нас все последнее время нарастает напряженность необъяснимых явлений. В том числе и твоя с ней встреча сюда ложится, и захват бандитами Пятигорска, и тот чеченец в Нью-Израиле. Мы с ней как-то на катере побеседовали наедине, она ко мне исключительно как к врачу и ясновидцу обратилась. Оч-чень все не просто. Да и уже здесь она Майе жаловалась, что чувствует постоянный дискомфорт не совсем естественного происхождения. Поэтому ей действительно лучше вернуться в более привычную обстановку. Отдохнуть. Это я ей как врач посоветовал. Она согласилась…
– Да, - мрачно кивнул Тарханов. - Мне она тоже последнее время не нравится. Да и не только последнее. Вообще, как в Москву приехали, ей все время не по себе. Может, ты и прав…
– Кто бы спорил. Но ты же контрразведчик и с чертовщиной дело имеешь, должен соответствовать. Все, что сумею, - объясню в течение ближайшего часа. Но тылы наши должны быть обеспечены в любом случае. Дай-ка телефон, я с Майей тоже пока не говорил по известной причине, но, надеюсь, это будет легче.
Само собой, по ранее накатанной колее разговор получился легким и, на случай прослушки, вполне убедительным. Только вот о замене машины на полпути, еще кое-каких тонкостях, ранее согласованных, они не сказали ни слова.
– Одним словом, отдыхай, моя дорогая. Поезжайте и ни в чем себе не отказывайте. Возможно, в ближайшее время и я сумею к вам вырваться. А до этого - ну никак.
– Теперь объясни, - потребовал Тарханов, когда Вадим обрисовал ему расклад, - что еще за бабу ты вводишь в операцию? Нет, наверное, Чекменев не только туфту гнал! Откуда у тебя в Пятигорске собственная агентура «печенеговского» класса? Ты же никогда в тех местах не работал.
– А вот теперь я тебе все и объясню, - он посмотрел на свои наручные часы. - Лично я располагаю еще тридцатью тремя минутами. А ты - до шести утра. Проводи девушек и ложись спать. Вряд ли шеф до обеда тебя потревожит. А когда объявится, ты такую бомбу выдашь, что никакие дурацкие мысли ему пару суток в голову точно не придут. Ну а я… Я свой маневр знаю…
Информировал Ляхов Тарханова в соответствии с известным принципом. Все, что он рассказал, было чистой правдой, только далеко не всей. Да и как иначе? Кое-что услышать Сергей был просто не готов, еще многое знать ему пока не полагалось. Например, насчет другого Вадима, названного «первым». И о том, что его собственный двойник был почти убит в бою на перевале, а после счастливого излечения убыл в отпуск по ранению и выпал из поля зрения того Ляхова. Отчего-то в иной реальности дружбы между ними не сложилось. Или Шульгин, в отличие от Чекменева с Розенцвейгом, не счел нужным ее организовать.
Но и сказанного было достаточно.
И Тарханов поверил Вадиму сразу. А отчего же было не поверить? Мир бокового времени у него давно уже в печенках сидел, и в достоверности «советских» картинок сомнений он с самого начала не испытывал.
Так что все просто встало на свои места. Идея «комитета по защите реальности» также показалась ему совершенно естественной. Как будто они сами, обнаружив опасность со стороны бокового мира, не предприняли бы чего-то аналогичного.
Ему сейчас важнее было узнать, какую именно роль собирается возложить на него Ляхов.
– Да никакой пока специальной. Просто будешь одним из нас, и задачи будем решать вместе, по мере их поступления. К обоюдной, заметь, пользе. Вот сейчас я дам тебе информацию для подходов к организаторам покушения на князя. Не всю, разумеется, всей ты просто технически не успел бы накопать, и в глазах Чекменева это будет выглядеть подозрительно. Но и того, что дам, будет достаточно, чтобы связать вместе обрывки ниточек, которые ты не знаешь, куда приспособить. А там уже пусть «печенеги» и прочие соответствующие службы нормальным порядком следственные действия проводят. Я тебе заранее скажу, до истинных организаторов вы в ближайшее время все равно не доберетесь и весь массив организации тоже не вскроете, но и того, что сделаете, будет достаточно. Начальству - очень убедительная картина заговора с приличным количеством исполнителей среднего звена. Тебе и прочим причастным - ордена и поощрения.
– А тебе?
– Мне, вернее, всей нашей Службе тоже польза немалая. Мы получаем возможность реализовать великолепный план прикрытия. С точки зрения наших оппонентов все, что вскоре начнет происходить, будет выглядеть именно как успешная, очень успешная деятельность местных спецслужб.
Как раз потому, что российская контрразведка будет действовать доступными ей методами и в пределах вполне естественного дефицита информации, никому из посвященных в голову не придет, что здесь замешаны иные силы. Там ведь тоже не дураки сидят, их организация никак не слабее нашего «Черного интернационала» будет. А возможно (тут я сам всего не знаю), они каким-то образом даже и взаимодействуют. Этакая межреальностная кооперация, возможно и неосознаваемая. Вроде как наведенная взаимоиндукция. Пожалуй, к этому делу Маштакова привлекать придется, глядишь, его приборчики и теории чего-то интересного нам подсказать смогут.
– Ну так давай твою информацию. У тебя всего 16 минут остается. К чему, кстати, такая точность?
– Для тебя это сейчас несущественно. Свой у меня расчет. Когда большое дело начинаешь, глупо на мелочи сладиться. Но уже завтра, я думаю, мы с тобой посвободнее общаться сможем. Давай сюда твое досье… Уложился Ляхов в одиннадцать минут. Остальные пять ушли на инструктаж, каким образом Сергею следует держаться при проводах Майи с Татьяной и как реагировать, если Чекменев затеет с ним разговор на ту же тему, что и Ляхов сейчас, но в ином, конечно, ключе.
– А что, может затеять?
– Скорее всего. Потому что я собираюсь ввести его в курс. А вот если он тебя в известность не поставит, хоть в какой-то форме, тогда плохо. Тогда, значит, он тебе не доверяет еще больше, чем мне. Тогда будем следующую схему активизировать. В любом случае наше дело правое, победа будет за нами.
Выйдя от Тарханова и вновь вернувшись в кабинет Шульгина, Вадим еще успел захватить конец увлекательной встречи двойника с генералом.
– Видишь, встречу Фест проводит вполне грамотно, но, однако, чуть-чуть переигрывает. Хорошо, что Чекменев сейчас в расстроенных чувствах. Я вот разницу улавливаю. Двойник, в силу другого воспитания и жизненного опыта, держится пожестче тебя и по сторонам оглядывается чаще и пристальнее. Что и естественно, мир вокруг все же не родной. А мы ведь с ним довольно долго тренировались. Но это не беда. Для дебюта все равно неплохо.
Шульгин отключил экран слежения, когда Фест растворился в толпе, а Чекменев продолжал сокрушенно рассматривать спущенные колеса.
– Кто ж это так с ним пошутил? Не иначе - ночные таксисты. Ну, нам это только на руку. Еще минут двадцать в запасе имеем. Держи, - он протянул Вадиму совсем маленький прибор, называемый здесь «видеоплеер». На коробочке чуть больше спичечной имелся экран размером в две почтовые марки, тонкие провода заканчивались капсулами величиной с горошину. Обращаться с этой техникой Ляхов уже умел.
– Просмотри и прослушай их разговор по секундам. Наизусть все реплики выучи, чтобы при встрече с генералом - никаких разночтений и самодеятельности. И - пора «домой».
Вадим шагнул в прихожую своей «камеры», торопливо разделся, включил на полную мощность воду из крана и присел на край ванны, чтобы быстренько уяснить, о чем там вел беседу двойник с генералом. Канву-то разговора и идею его он в общем знал, но тут важны были именно детали, конкретные слова, интонации, да и сам маршрут тоже. Вдруг для достоверности придется ввернуть внешне малозначительную, но точную географическую привязку конкретной фразы к местности.
ГЛАВА 6
Возвращаясь домой, Чекменев был готов к чему угодно. К автоматной очереди в лобовое стекло машины из любой густой тени под деревьями, к вылетевшему на встречную полосу тяжелому грузовику. И, въезжая во двор своего коттеджа, ставя машину в гараж, поднимаясь на крыльцо, тоже испытывал тяжелый внутренний напряг.
Только когда закрылась за ним массивная, пуленепробиваемая дверь, когда перещелкал он в позицию максимальной активизации тумблеры всех систем внутренней защиты, немного отпустило.
Такого состояния он давно не испытывал. А ведь вроде ничего такого особенного не случилось. Бывали, не раз бывали куда более тревожные, даже безвыходные ситуации. А тут чего ж? - ну, не сумел четко разыграть заранее намеченную партию, противник нашел совершенно неожиданный, непредусмотренный теорией дебют, получил перевес в качестве.
Ладно, проехали, другой раз умнее будем. Ну, по., том поговорили приватно с товарищем, сообщившим не совсем обычные вещи. Ну - узнал он, что Вадим Ляхов легко умеет покидать особо охраняемые помещения и возвращаться в них, не отключая тревожную сигнализацию, а просто ее игнорируя. Иначе ведь, будучи один раз отключенной, она не смогла бы выдавать на пульт стандартные показатели нормы. А он, ушел, пришел, и все осталось, как было.
Не выдержал, снова набрал порученца.
– Что с объектом?
– Все в порядке. Помылся в ванне, сейчас лежит на кровати, курит, читает. Не разберу издали, что именно…
– Неважно. Как выглядит?
– Похоже, полная норма. Возле кровати на полу бутылка. Глотнул из нее один раз, больше не трогает.
– Техники ничего не говорили? Сбоев напряжения, помех на экранах, посторонних звуков на пленке не было?
– Никак нет, все чисто. У нас же не один объект на контроле, и сети эапараллелены…
– Ладно, все. До завтра он меня больше не интересует.
Бросил трубку на рычаг. Нет, это совершенно черт знает что!
С другой стороны, чего уж так нервничать? Что, проще было, когда сразу пять человек исчезли мгновенно и неизвестно куда? А потом еще и живые покойники объявились. Причем он тогда совсем ничего не знал, вынужден был полагаться только на смутные речи Маштакова. И ничего, пережил как-то. Даже, можно сказать, с честью. Ну и сейчас, наверное, такой же точно скачок через боковое время. Без приборов? Ну и что? Этот вопрос тоже обсуждался. Нет, нет, надо отвлечься, как любит выражаться тот же Маштаков, от сложностей технической реализации и смотреть в корень. Все остальное - данность, которую нужно принимать как есть.
Но все же, отчего так погано на душе? Действительно, надо немедленно выпить и начать рассуждать трезво.
Достоевский, кажется, писал, что одно из самых непереносимых чувств - ощущение напрасно сделанной подлости. Нет, не тот случай. Подлости он не совершал. Нормальная работа, которую по определению не делают в белых перчатках.
Единственная причина дурного настроения - что он впервые за многие годы утратил контроль над ситуацией. Теперь не он, теперь его «играют втемную». Давай, значит, Игорь Викторович, примем и это, чтобы в подходящий момент, когда противник совсем этого не ждет, вновь овладеть ситуацией «Ад майорем деи глориам» [5].
Вот прямо сейчас и начнем. Иногда наедине с собой генерал любил рассуждать вслух. Если его никто не мог услышать, разумеется.
Что мы имеем «в широком плане»? Общая обстановка более чем благоприятна. Воцарение Олега прошло по самому оптимистическому сценарию. Никто, даже непримиримая оппозиция пока не предприняли скольнибудь значительных акций протеста или гражданского неповиновения. Для этого, конечно, пришлось поработать.
До всех более-менее значащих лиц питерской власти и лидеров думских фракций своевременно было доведено, что нелояльность чревата вещами неприятными. Интернирование [6]на неопределенный срок - как минимум. Плюс колоссальные финансовые потери. И, наоборот, разумное поведение влекло за собой адекватное вознаграждение. Сохранение всех мыслимых свобод и прав личности, сложившейся партийно-политической конфигурации, а также всевозможные преференции личного плана. Дотации, государственные должности, прочие блага и перспективы.
Народ же в массе своей был только рад. Царь - он и есть царь. Защитник от недобросовестных властей и заступник перед Богом, Тем более что вся Россия знала, как хорошо и спокойно жилось в «Московии», вотчине Местоблюстителя. Знала и завидовала. Ну ничего, теперь, глядишь, и мы заживем!
За исключением двух-трех маргинальных деятелей, которых свободно можно было «вывести за скобки», лидеры всех практически партий и движений согласились подписать так называемый «Берендееский пакт».
Оглашенный при большом стечении представителей общественности и прессы в загородной резиденции Олега Первого (предыдущий Олег, хотя и был уважительно поименован Пушкиным «вещим», в номенклатуру самодержцев не входил), документ провозглашал, что в целях дальнейшего прогресса и процветания Отечества все высокие договаривающие стороны признают необходимость и благотворность смены государственного устройства России (как это в свое время и было дальновидно предусмотрено Учредительным собранием).
В соответствии с тогда же принятым (впрок) Законом о престолонаследии новый Император торжественно обязуется перед Богом и людьми соблюдать Российскую конституцию в полном объеме, без изъятий, не предпринимать никаких действий и законодательных актов, влекущих за собой ухудшение правового и материального положения отдельных лиц, сословий, конфессий или иных организаций граждан Империи, ограничение ныне существующих личных свобод, а также и незыблемость государственных границ.
Партии же, профсоюзы и прочие представленные здесь структуры гражданского общества в свою очередь берут на себя обязательство честно и нелицемерно устремить все свои силы и возможности к дальнейшему процветанию державы, работать в тесном взаимодействии с государственными учреждениями во всех сферах, где такое взаимодействие окажется необходимым.
Одновременно не ставится никаких преград и ограничений оппозиционной деятельности как всех вышеперечисленных организаций, так и еще могущих возникнуть в процессе естественного развития государства и общества. При единственном условии - ныне оформленное государственное устройство не может подвергаться сомнению в своих основах, любые как деяния, так и призывы к. его изменению признаются противозаконными и будут караться согласно соответствующим статьям и пунктам «Уложения о наказаниях».
Единственным легитимным органом, который имел право пересмотра как данного «пакта», так и системы власти в целом, признавался Всесословный Земский Собор, который мог быть собран либо всенародным волеизъявлением, либо по требованию двух третей списочного состава Государственной думы, что так же предусматривалось решением Учредительного собрания в далеком 1920 году.
Документ получился хороший, если и подвергался в некоторых изданиях критике, так по преимуществу по вопросам стилистическим. Да и что тут особенно критиковать?
Польша была в очередной раз «окончательно замирена», и в честь своего восшествия на престол Олег Константинович объявил широчайшую амнистию для всех участников вооруженного мятежа, за исключением самых уж одиозных, виновных в преступлениях против человечности персон.
Одновременно гражданам «западных территорий» (без учета национальной и религиозной принадлежности) даровались некоторые дополнительные права, никак, впрочем, не ущемлявшие интересы жителей центральных губерний. Обитатели же южных и восточных окраин Империи на данный Указ внимания вообще не обратили, поскольку то, что их действительно интересовало, - свобода хозяйственной деятельности и сохранение традиционной системы внутриобщинного правового регулирования - они имели с незапамятных времен, а общероссийской Конституции для общения с внешним миром им вполне хватало.
Стремительность и относительная бескровность подавления Смуты, а также и то, что на западных рубежах появилась мощная и доказавшая свою боевую эффективность группировка Гвардии, весьма поспособствовали тому, что всякого рода политические спекуляции в свободной европейской прессе плавно сошли на нет. Официозы же и высшие органы власти, с самого начала событий проявлявшие разумную сдержанность, хором заявили, что изменение формы правления является исключительно внутрироссийским делом, направили Олегу Константиновичу поздравительные послания разной степени теплоты и стали ждать приглашений на коронацию.
В благодарность за проявленное благоразумие Император на одной из первых пресс-конференций сообщил, что Россия намеревается выполнять все свои международные обязательства, в том числе и в рамках ТАОС, столь же неукоснительно и последовательно, как и всю свою предыдущую историю.
Короче, «мир на Земле и в человецех благоволение».
Но ведь покушение на князя так и не раскрыто! И загадки вокруг этого дела громоздятся одна на другую, и все - чертовски неприятного свойства.
Теперь вот, значит, новый афронт! Как черт из табакерки, возникает Ляхов, а за спиной его маячит некая тайная организация по спасению «Урби эт орби» [7]. Угроза для России и вообще европейской цивилизации, разумеется, есть, как не быть. Он сам подавал князю меморандум иностранного профессора о грядущей опасности наступления Темных веков.
И «Черный интернационал», само собой, никуда не делся. Но с ним-то мы, даст бог, разберемся, силенок хватит. Заодно в нем и польза есть, расслабляться не позволяет, держит мировое сообщество в тонусе, и военные кредиты Дума утверждает без волокиты.
Но не о «Черном» ведь «интернационале» говорил Ляхов. А вот если те, «другие», с боковым временем лучше нашего освоились и в своих целях его станут использовать, Вадим прав - мало не покажется. Мы вон один только раз под Радомом им попользовались для проведения батальонной, всего лишь, операции, и то какой эффект! А если несколько дивизионных, корпусных, армейских, да в разных местах?! Тушите свет, господа. Тут вам ни Чекменев не поможет, ни славный Экспедиционный корпус. И, значит, с Ляховым нужно говорить всерьез. А еще лучше не с Ляховым, а с теми, кто его завербовал и послал.
Ночь незаметно близилась к концу, как и коньяк в черной круглой бутылочке. Генерал понял, что главное решение он принял, а детали проявятся сами, по мере развития событий. Теперь же следует поспать, никогда не знаешь, когда удастся это сделать в следующий раз.
Нужно сказать, арестовывая Ляхова, Чекменев считал, что поступает совершенно правильно, и под эту идею у него была подведена вполне непротиворечивая теоретическая база. Если вообще стоит говорить о теории в той области, где очень многое, если не все, решается сначала на основе интуиции, а «теория» призвана интуитивные озарения расшифровать до пригодного к практическому применению уровня.
А сейчас, когда он ворочался в постели, пытаясь заснуть, его переутомленный мозг, на тонкой грани яви и сна освобождаясь от обилия информации и запредельных нагрузок, начал конструировать некий сюжет. Как если бы, вызванный на ковер к старшему начальнику, не хуже Чекменева владеющего профессией, которому нельзя, бессмысленно и бесполезно врать, он вынужден давать отчет. Не излагать правдоподобную версию своих мотивов, а именно давать отчет, конкретно и по каждому пункту. С последующей самооценкой результатов.
«Да, ваше высокопревосходительство, я имел совершенно несокрушимые резоны, что господина Ляхова необходимо взять в самую серьезную разработку. Этот человек внушает подозрение самой своей безупречностью, а мы ведь с вами знаем, что безупречной может быть только не очень талантливо написанная легенда. Любой нормальный человек являет собой конгломерат свойств хороших и не очень, у него обязательно есть грешки, мелкие и покрупнее. Наряду с поступками, которыми следует гордиться, имеются и «скелеты в шкафу». Короче, с «нормальным» человеком людям нашей профессии работать достаточно легко. Полковник же Ляхов в этом смысле - «ненормальный». Поначалу я не обратил на это внимания, но постепенно, с течением времени… Выяснилось, что его совершенно не за что ухватить. Ни в предыдущей биографии, ни в текущей жизни, когда мы сами постарались сделать из него то, чем он является сейчас. Он всегда поступал именно так, как следовало бы по «легенде». (Если бы она у него была, эту оговорку я признаю.) Что на учебе в Академии, что на любом другом участке службы, что в личной жизни.
Не клевал ни на одну приманку, которые я ему время от времени подбрасывал. Очень деликатно и, я бы сказал, изящно ушел от всех хоть немного сомнительных в понятиях строгой офицерской чести предложений членов клуба «Пересвет». В его возрасте и положении тяга к невинной фронде вполне естественна, но он избежал и этого соблазна. До самого момента «провала» в боковое время не допустил, скажем так, ни единого выходящего за рамка поступка.
Даже когда у него возникло нечто вроде романа со старой подругой, той самой Еленой, женой дипломата, после завершения истории с саблей и синхронизаторами «Гнева Аллаха» (здесь он тоже проявил себя безупречно), он немедленно прекратил с ней всякие личные отношения. Как бы опасаясь, что связь с достаточно подозрительной, много лет проведшей за границей, так или иначе связанной с «Черным интернационалом» женщиной может бросить на него тень. Зато полностью сосредоточился на дочке прокурора Вельского и в считаные дни завоевал благосклонность, даже, можно сказать, пылкую любовь той, которая прославилась именно внешне яркими интрижками и фактической неприступностью, ни один светский Казанова никогда не мог сказать, поклявшись честью, что добился от нее чего-нибудь большего, чем вечер наедине. Про ночь - не знаю. Фактов нет. Тоже интересно, правда?
Только когда закрылась за ним массивная, пуленепробиваемая дверь, когда перещелкал он в позицию максимальной активизации тумблеры всех систем внутренней защиты, немного отпустило.
Такого состояния он давно не испытывал. А ведь вроде ничего такого особенного не случилось. Бывали, не раз бывали куда более тревожные, даже безвыходные ситуации. А тут чего ж? - ну, не сумел четко разыграть заранее намеченную партию, противник нашел совершенно неожиданный, непредусмотренный теорией дебют, получил перевес в качестве.
Ладно, проехали, другой раз умнее будем. Ну, по., том поговорили приватно с товарищем, сообщившим не совсем обычные вещи. Ну - узнал он, что Вадим Ляхов легко умеет покидать особо охраняемые помещения и возвращаться в них, не отключая тревожную сигнализацию, а просто ее игнорируя. Иначе ведь, будучи один раз отключенной, она не смогла бы выдавать на пульт стандартные показатели нормы. А он, ушел, пришел, и все осталось, как было.
Не выдержал, снова набрал порученца.
– Что с объектом?
– Все в порядке. Помылся в ванне, сейчас лежит на кровати, курит, читает. Не разберу издали, что именно…
– Неважно. Как выглядит?
– Похоже, полная норма. Возле кровати на полу бутылка. Глотнул из нее один раз, больше не трогает.
– Техники ничего не говорили? Сбоев напряжения, помех на экранах, посторонних звуков на пленке не было?
– Никак нет, все чисто. У нас же не один объект на контроле, и сети эапараллелены…
– Ладно, все. До завтра он меня больше не интересует.
Бросил трубку на рычаг. Нет, это совершенно черт знает что!
С другой стороны, чего уж так нервничать? Что, проще было, когда сразу пять человек исчезли мгновенно и неизвестно куда? А потом еще и живые покойники объявились. Причем он тогда совсем ничего не знал, вынужден был полагаться только на смутные речи Маштакова. И ничего, пережил как-то. Даже, можно сказать, с честью. Ну и сейчас, наверное, такой же точно скачок через боковое время. Без приборов? Ну и что? Этот вопрос тоже обсуждался. Нет, нет, надо отвлечься, как любит выражаться тот же Маштаков, от сложностей технической реализации и смотреть в корень. Все остальное - данность, которую нужно принимать как есть.
Но все же, отчего так погано на душе? Действительно, надо немедленно выпить и начать рассуждать трезво.
Достоевский, кажется, писал, что одно из самых непереносимых чувств - ощущение напрасно сделанной подлости. Нет, не тот случай. Подлости он не совершал. Нормальная работа, которую по определению не делают в белых перчатках.
Единственная причина дурного настроения - что он впервые за многие годы утратил контроль над ситуацией. Теперь не он, теперь его «играют втемную». Давай, значит, Игорь Викторович, примем и это, чтобы в подходящий момент, когда противник совсем этого не ждет, вновь овладеть ситуацией «Ад майорем деи глориам» [5].
Вот прямо сейчас и начнем. Иногда наедине с собой генерал любил рассуждать вслух. Если его никто не мог услышать, разумеется.
Что мы имеем «в широком плане»? Общая обстановка более чем благоприятна. Воцарение Олега прошло по самому оптимистическому сценарию. Никто, даже непримиримая оппозиция пока не предприняли скольнибудь значительных акций протеста или гражданского неповиновения. Для этого, конечно, пришлось поработать.
До всех более-менее значащих лиц питерской власти и лидеров думских фракций своевременно было доведено, что нелояльность чревата вещами неприятными. Интернирование [6]на неопределенный срок - как минимум. Плюс колоссальные финансовые потери. И, наоборот, разумное поведение влекло за собой адекватное вознаграждение. Сохранение всех мыслимых свобод и прав личности, сложившейся партийно-политической конфигурации, а также всевозможные преференции личного плана. Дотации, государственные должности, прочие блага и перспективы.
Народ же в массе своей был только рад. Царь - он и есть царь. Защитник от недобросовестных властей и заступник перед Богом, Тем более что вся Россия знала, как хорошо и спокойно жилось в «Московии», вотчине Местоблюстителя. Знала и завидовала. Ну ничего, теперь, глядишь, и мы заживем!
За исключением двух-трех маргинальных деятелей, которых свободно можно было «вывести за скобки», лидеры всех практически партий и движений согласились подписать так называемый «Берендееский пакт».
Оглашенный при большом стечении представителей общественности и прессы в загородной резиденции Олега Первого (предыдущий Олег, хотя и был уважительно поименован Пушкиным «вещим», в номенклатуру самодержцев не входил), документ провозглашал, что в целях дальнейшего прогресса и процветания Отечества все высокие договаривающие стороны признают необходимость и благотворность смены государственного устройства России (как это в свое время и было дальновидно предусмотрено Учредительным собранием).
В соответствии с тогда же принятым (впрок) Законом о престолонаследии новый Император торжественно обязуется перед Богом и людьми соблюдать Российскую конституцию в полном объеме, без изъятий, не предпринимать никаких действий и законодательных актов, влекущих за собой ухудшение правового и материального положения отдельных лиц, сословий, конфессий или иных организаций граждан Империи, ограничение ныне существующих личных свобод, а также и незыблемость государственных границ.
Партии же, профсоюзы и прочие представленные здесь структуры гражданского общества в свою очередь берут на себя обязательство честно и нелицемерно устремить все свои силы и возможности к дальнейшему процветанию державы, работать в тесном взаимодействии с государственными учреждениями во всех сферах, где такое взаимодействие окажется необходимым.
Одновременно не ставится никаких преград и ограничений оппозиционной деятельности как всех вышеперечисленных организаций, так и еще могущих возникнуть в процессе естественного развития государства и общества. При единственном условии - ныне оформленное государственное устройство не может подвергаться сомнению в своих основах, любые как деяния, так и призывы к. его изменению признаются противозаконными и будут караться согласно соответствующим статьям и пунктам «Уложения о наказаниях».
Единственным легитимным органом, который имел право пересмотра как данного «пакта», так и системы власти в целом, признавался Всесословный Земский Собор, который мог быть собран либо всенародным волеизъявлением, либо по требованию двух третей списочного состава Государственной думы, что так же предусматривалось решением Учредительного собрания в далеком 1920 году.
Документ получился хороший, если и подвергался в некоторых изданиях критике, так по преимуществу по вопросам стилистическим. Да и что тут особенно критиковать?
Польша была в очередной раз «окончательно замирена», и в честь своего восшествия на престол Олег Константинович объявил широчайшую амнистию для всех участников вооруженного мятежа, за исключением самых уж одиозных, виновных в преступлениях против человечности персон.
Одновременно гражданам «западных территорий» (без учета национальной и религиозной принадлежности) даровались некоторые дополнительные права, никак, впрочем, не ущемлявшие интересы жителей центральных губерний. Обитатели же южных и восточных окраин Империи на данный Указ внимания вообще не обратили, поскольку то, что их действительно интересовало, - свобода хозяйственной деятельности и сохранение традиционной системы внутриобщинного правового регулирования - они имели с незапамятных времен, а общероссийской Конституции для общения с внешним миром им вполне хватало.
Стремительность и относительная бескровность подавления Смуты, а также и то, что на западных рубежах появилась мощная и доказавшая свою боевую эффективность группировка Гвардии, весьма поспособствовали тому, что всякого рода политические спекуляции в свободной европейской прессе плавно сошли на нет. Официозы же и высшие органы власти, с самого начала событий проявлявшие разумную сдержанность, хором заявили, что изменение формы правления является исключительно внутрироссийским делом, направили Олегу Константиновичу поздравительные послания разной степени теплоты и стали ждать приглашений на коронацию.
В благодарность за проявленное благоразумие Император на одной из первых пресс-конференций сообщил, что Россия намеревается выполнять все свои международные обязательства, в том числе и в рамках ТАОС, столь же неукоснительно и последовательно, как и всю свою предыдущую историю.
Короче, «мир на Земле и в человецех благоволение».
Но ведь покушение на князя так и не раскрыто! И загадки вокруг этого дела громоздятся одна на другую, и все - чертовски неприятного свойства.
Теперь вот, значит, новый афронт! Как черт из табакерки, возникает Ляхов, а за спиной его маячит некая тайная организация по спасению «Урби эт орби» [7]. Угроза для России и вообще европейской цивилизации, разумеется, есть, как не быть. Он сам подавал князю меморандум иностранного профессора о грядущей опасности наступления Темных веков.
И «Черный интернационал», само собой, никуда не делся. Но с ним-то мы, даст бог, разберемся, силенок хватит. Заодно в нем и польза есть, расслабляться не позволяет, держит мировое сообщество в тонусе, и военные кредиты Дума утверждает без волокиты.
Но не о «Черном» ведь «интернационале» говорил Ляхов. А вот если те, «другие», с боковым временем лучше нашего освоились и в своих целях его станут использовать, Вадим прав - мало не покажется. Мы вон один только раз под Радомом им попользовались для проведения батальонной, всего лишь, операции, и то какой эффект! А если несколько дивизионных, корпусных, армейских, да в разных местах?! Тушите свет, господа. Тут вам ни Чекменев не поможет, ни славный Экспедиционный корпус. И, значит, с Ляховым нужно говорить всерьез. А еще лучше не с Ляховым, а с теми, кто его завербовал и послал.
Ночь незаметно близилась к концу, как и коньяк в черной круглой бутылочке. Генерал понял, что главное решение он принял, а детали проявятся сами, по мере развития событий. Теперь же следует поспать, никогда не знаешь, когда удастся это сделать в следующий раз.
Нужно сказать, арестовывая Ляхова, Чекменев считал, что поступает совершенно правильно, и под эту идею у него была подведена вполне непротиворечивая теоретическая база. Если вообще стоит говорить о теории в той области, где очень многое, если не все, решается сначала на основе интуиции, а «теория» призвана интуитивные озарения расшифровать до пригодного к практическому применению уровня.
А сейчас, когда он ворочался в постели, пытаясь заснуть, его переутомленный мозг, на тонкой грани яви и сна освобождаясь от обилия информации и запредельных нагрузок, начал конструировать некий сюжет. Как если бы, вызванный на ковер к старшему начальнику, не хуже Чекменева владеющего профессией, которому нельзя, бессмысленно и бесполезно врать, он вынужден давать отчет. Не излагать правдоподобную версию своих мотивов, а именно давать отчет, конкретно и по каждому пункту. С последующей самооценкой результатов.
«Да, ваше высокопревосходительство, я имел совершенно несокрушимые резоны, что господина Ляхова необходимо взять в самую серьезную разработку. Этот человек внушает подозрение самой своей безупречностью, а мы ведь с вами знаем, что безупречной может быть только не очень талантливо написанная легенда. Любой нормальный человек являет собой конгломерат свойств хороших и не очень, у него обязательно есть грешки, мелкие и покрупнее. Наряду с поступками, которыми следует гордиться, имеются и «скелеты в шкафу». Короче, с «нормальным» человеком людям нашей профессии работать достаточно легко. Полковник же Ляхов в этом смысле - «ненормальный». Поначалу я не обратил на это внимания, но постепенно, с течением времени… Выяснилось, что его совершенно не за что ухватить. Ни в предыдущей биографии, ни в текущей жизни, когда мы сами постарались сделать из него то, чем он является сейчас. Он всегда поступал именно так, как следовало бы по «легенде». (Если бы она у него была, эту оговорку я признаю.) Что на учебе в Академии, что на любом другом участке службы, что в личной жизни.
Не клевал ни на одну приманку, которые я ему время от времени подбрасывал. Очень деликатно и, я бы сказал, изящно ушел от всех хоть немного сомнительных в понятиях строгой офицерской чести предложений членов клуба «Пересвет». В его возрасте и положении тяга к невинной фронде вполне естественна, но он избежал и этого соблазна. До самого момента «провала» в боковое время не допустил, скажем так, ни единого выходящего за рамка поступка.
Даже когда у него возникло нечто вроде романа со старой подругой, той самой Еленой, женой дипломата, после завершения истории с саблей и синхронизаторами «Гнева Аллаха» (здесь он тоже проявил себя безупречно), он немедленно прекратил с ней всякие личные отношения. Как бы опасаясь, что связь с достаточно подозрительной, много лет проведшей за границей, так или иначе связанной с «Черным интернационалом» женщиной может бросить на него тень. Зато полностью сосредоточился на дочке прокурора Вельского и в считаные дни завоевал благосклонность, даже, можно сказать, пылкую любовь той, которая прославилась именно внешне яркими интрижками и фактической неприступностью, ни один светский Казанова никогда не мог сказать, поклявшись честью, что добился от нее чего-нибудь большего, чем вечер наедине. Про ночь - не знаю. Фактов нет. Тоже интересно, правда?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента