Страница:
– Куда еще?
– Тут недалеко. Константин Васильевич, вы, кажется, давно пропустили урочный час? Позавтракаем, по чарочке плеснем, за успех…
Шульгин говорил в своей обычной манере, никакой фальши в его словах не чувствовалось, и Андрей снова поверил, что все обойдется. Да действительно, смешно бы было…
Они снова пришли в Сашкино убежище, где тот прежде всего накрыл стол для легкого завтрака, предоставив Удолину разбираться с содержимым бара. Глядишь, подзаправится, очередная сверхценная идеяв голову придет.
Шульгин не торопясь пересказывал Андрею результаты обследования и выводы, к которым пришел консилиум. Говорил, ничего не скрывая, за исключением окончательного приговора. Мол, дела обстоят так-то и так-то, но разыскать источник вредоносного излучения и погаситьего не составит особого труда, раз профессор зафиксировал частоты, на которых происходил обмен психическими ударами.
Андрей усмехнулся. Может, оно и так, конечно, это было бы очень хорошо, но интуиция – штука такая, работает помимо разума.
– А если, руководствуясь больше мистикой, чем наукой, допустить, что меня настигло «посмертное проклятье»? По каковой причине отменить его просто некому? Чеширский Кот исчез, а улыбка осталась…
Они еще немного потешились мыслью, обыгрывая всевозможные варианты этой и других гипотез, выпили с профессором, продолжили «околонаучный треп», как это называлось в их кругах. Шульгин, не подавая вида, пристально наблюдал за Андреем – жестами, мимикой, интонациями, за тем, как он подносит рюмку ко рту и закусывает. Иногда подбрасывал как бы ничего особенного не значащие фразы. Занимался своей нормальной, за последние годы несколько подзабытой работой.
Вставил изящную, специально подобранную шутку, на которую Новиков среагировал нужным образом.
Тут же Сашка и спросил, как бы между прочим:
– Ну что, успокоился немного? Видишь, само общение с хорошим врачом имеет целительный эффект. Мы хоть и шарлатаны от медицины, а кое-что умеем. Да и Константин Васильевич колдует помаленьку.
Новиков посмотрел на него с изумлением.
– Слушай, в натуре отпустило. Заболтал ты меня, я сразу и не заметил…
Он вскочил, прошел от стола к окну, постоял немного, прижавшись лбом к стеклу и рассматривая безжизненный городской пейзаж. Вернулся. Чуть вздрагивающими пальцами размял сигарету.
Удолин покачал головой, но ничего не сказал. Снова потянулся к графинчику.
– За это стоит… Подождите, Александр, так это значит что?
– То самое и значит. Разливайте, раз взялись. Стуит, стуит…
– Саш, это какой-то цирк! – не скрывал радостного возбуждения Новиков. – Правда, как оно бывает – болел, болел зуб, и вдруг раз – и перестал! Сразу и не заметишь, потом языком потрогаешь – точно!
– Значит, депрессия прошла почти мгновенно? Сейчас тебя снова потянуло в эйфорию, что вполне естественно. По сравнению с той фазой, что имела место, возвращение к норме уже восторг. Поглядим, понесет маятник дальше или остановится. Впрочем, если и качнет чуть дальше – не беда. Отнесем на счет «злодейки с наклейкой». – Он указал на бутылку.
– Ты же вчера пить не велел. Я ночью попробовал, правда, еще хуже стало.
– Как и должно быть. Депрессию алкоголь усугубляет, вплоть до белой горячки и суицида, зато в гипоманиакальной стадии – стимулирует творческий потенциал и расцвечивает жизнь новыми красками…
– Александр, – воздел руки профессор, предварительно опустошив чарку. – А как же теория эфира?
– Это вы ее знаток, не я. Значит, придуманный мною и устроенный Замком блок не пропускает и его колебаний. «И тольки», как говаривал батька Махно в некогда популярном фильме «Александр Пархоменко».
Новиков почесал подбородок.
– Клетка? – спросил он спокойно. – Или как там у вас, медиков, «бокс» для пациентов, лишенных иммунитета.
– Вроде того, – согласился Шульгин. – Но здесь ты, по крайней мере, будешь избавлен от страданий. До тех пор, пока мы не придумаем что-то радикальное. Не так уж плохо – роскошная квартира наверняка лучше больничной палаты. И выскакивать наружу тебе никто не запретит. Пока снова начнется, пока достигнет максимума – два-три часа выдержишь свободно… И нам экспериментальный материал…
Глава вторая
– Тут недалеко. Константин Васильевич, вы, кажется, давно пропустили урочный час? Позавтракаем, по чарочке плеснем, за успех…
Шульгин говорил в своей обычной манере, никакой фальши в его словах не чувствовалось, и Андрей снова поверил, что все обойдется. Да действительно, смешно бы было…
Они снова пришли в Сашкино убежище, где тот прежде всего накрыл стол для легкого завтрака, предоставив Удолину разбираться с содержимым бара. Глядишь, подзаправится, очередная сверхценная идеяв голову придет.
Шульгин не торопясь пересказывал Андрею результаты обследования и выводы, к которым пришел консилиум. Говорил, ничего не скрывая, за исключением окончательного приговора. Мол, дела обстоят так-то и так-то, но разыскать источник вредоносного излучения и погаситьего не составит особого труда, раз профессор зафиксировал частоты, на которых происходил обмен психическими ударами.
Андрей усмехнулся. Может, оно и так, конечно, это было бы очень хорошо, но интуиция – штука такая, работает помимо разума.
– А если, руководствуясь больше мистикой, чем наукой, допустить, что меня настигло «посмертное проклятье»? По каковой причине отменить его просто некому? Чеширский Кот исчез, а улыбка осталась…
Они еще немного потешились мыслью, обыгрывая всевозможные варианты этой и других гипотез, выпили с профессором, продолжили «околонаучный треп», как это называлось в их кругах. Шульгин, не подавая вида, пристально наблюдал за Андреем – жестами, мимикой, интонациями, за тем, как он подносит рюмку ко рту и закусывает. Иногда подбрасывал как бы ничего особенного не значащие фразы. Занимался своей нормальной, за последние годы несколько подзабытой работой.
Вставил изящную, специально подобранную шутку, на которую Новиков среагировал нужным образом.
Тут же Сашка и спросил, как бы между прочим:
– Ну что, успокоился немного? Видишь, само общение с хорошим врачом имеет целительный эффект. Мы хоть и шарлатаны от медицины, а кое-что умеем. Да и Константин Васильевич колдует помаленьку.
Новиков посмотрел на него с изумлением.
– Слушай, в натуре отпустило. Заболтал ты меня, я сразу и не заметил…
Он вскочил, прошел от стола к окну, постоял немного, прижавшись лбом к стеклу и рассматривая безжизненный городской пейзаж. Вернулся. Чуть вздрагивающими пальцами размял сигарету.
Удолин покачал головой, но ничего не сказал. Снова потянулся к графинчику.
– За это стоит… Подождите, Александр, так это значит что?
– То самое и значит. Разливайте, раз взялись. Стуит, стуит…
– Саш, это какой-то цирк! – не скрывал радостного возбуждения Новиков. – Правда, как оно бывает – болел, болел зуб, и вдруг раз – и перестал! Сразу и не заметишь, потом языком потрогаешь – точно!
– Значит, депрессия прошла почти мгновенно? Сейчас тебя снова потянуло в эйфорию, что вполне естественно. По сравнению с той фазой, что имела место, возвращение к норме уже восторг. Поглядим, понесет маятник дальше или остановится. Впрочем, если и качнет чуть дальше – не беда. Отнесем на счет «злодейки с наклейкой». – Он указал на бутылку.
– Ты же вчера пить не велел. Я ночью попробовал, правда, еще хуже стало.
– Как и должно быть. Депрессию алкоголь усугубляет, вплоть до белой горячки и суицида, зато в гипоманиакальной стадии – стимулирует творческий потенциал и расцвечивает жизнь новыми красками…
– Александр, – воздел руки профессор, предварительно опустошив чарку. – А как же теория эфира?
– Это вы ее знаток, не я. Значит, придуманный мною и устроенный Замком блок не пропускает и его колебаний. «И тольки», как говаривал батька Махно в некогда популярном фильме «Александр Пархоменко».
Новиков почесал подбородок.
– Клетка? – спросил он спокойно. – Или как там у вас, медиков, «бокс» для пациентов, лишенных иммунитета.
– Вроде того, – согласился Шульгин. – Но здесь ты, по крайней мере, будешь избавлен от страданий. До тех пор, пока мы не придумаем что-то радикальное. Не так уж плохо – роскошная квартира наверняка лучше больничной палаты. И выскакивать наружу тебе никто не запретит. Пока снова начнется, пока достигнет максимума – два-три часа выдержишь свободно… И нам экспериментальный материал…
Глава вторая
Вчетвером они вошли в помещение, обставленное как кабинет очень высопоставленного лица. В правом углу, далеко от высоких резных дверей размещался солидный письменный стол, обтянутый синим бильярдным сукном и огороженный миниатюрной балюстрадой с точеными балясинами, чтобы бумаги не падали от ветра или слишком резкого движения. На столе красовался колоссальный письменный прибор с шеренгой чернильниц, подставок для ручек, двумя пресс-папье, звонком для вызова секретаря и в довершение – несколькими аллегорическими фигурами тонкого литья. Рядом – телефон в стиле начала ХХ века, оправленный слоновой костью, с выступающим диском номеронабирателя и трубкой с блестящим рожком-раструбом микрофона. Несколько книжных шкафов позади кресла и по сторонам. Две вертящихся этажерки с книгами и папками, могущими потребоваться в каждый момент. Приставленный к главному столу столик для наиболее важных посетителей. И – огромный, двухметровый глобус неподалеку.
Видимо, мажордому самого себя(а как иначе назовешь человекоподобный эффектор Замка, созданный им же, чтобы изображать лицо, назначенное этим явлениемуправлять?) нравилось ощущать себя значительной персоной, не хуже прошлых мировых владык.
Остальное пространство кабинета выглядело актовым залом. Совершенно пустое, сверкающее навощенным паркетом, на котором несколько десятков пар могли танцевать вальс или мазурку. И, по левую руку, три четырехметровых окна с частыми переплетами, выходящие на океан.
Приглашенному для доклада чиновнику было бы очень не по себе идти по этой ледяной плоскости, перебирая ногами, но почти не приближаясь к начальнику, с нетерпением ждущему. Подобным эффектом обладает площадь перед собором Святого Петра в Ватикане.
Однако вошедшие отнюдь не были чиновниками, и просителями тоже. Помпезный интерьер вызвал у них не почтение, а вежливо скрытые усмешки.
Они остановились у первого окна, как бы не подозревая о присутствии здесь кого-то, кто заслуживал почтения или хотя бы специального внимания. Их привлек тревожно-прекрасный вид по ту сторону окна.
Вся необъятная Атлантика до самого горизонта мрачно дымилась. Громадные волны от гребней до подошв покрывали широкие полосы пены, воздух был наполнен водяной пылью и брызгами. Десятиметровые валы с грохотом пушечных залпов ударяли в торчащие в полумиле от берега рифы и, почти не потеряв чудовищной энергии, докатывались до пляжа, перемешивая тысячи тонн песка и гальки с почти непереносимым для слуха гулом и скрежетом. Но это там, снаружи. В зал титанические стены и материал, имитирующий оконное стекло, пропускали минимальное число децибел. Только чтобы составить представление, каково сейчас «за бортом».
– И это всего лишь около девяти баллов, – сказал Андрей Новиков, протягивая друзьям портсигар из шкуры настоящего нильского крокодила. – А кажется, еще чуть-чуть, и в самые окна начнет заплескивать… Первый раз здесь такое вижу. Вовремя мы на «Призраке» проскочили…
– Баллов пять прибавить, так оно и будет. До окон не до окон, а до стен точно достанет, – согласился Шульгин.
– Не бывает, – возразил Алексей Берестин. – Если сейчас девять, откуда еще пять?
– Тебе господин Бофорт – родной дедушка? – спросил Олег Левашов. – Если он в тысяча восемьсот каком-то году закончил свою шкалу на двенадцати баллах, так и что? Аристотель утверждал, что у паука шесть ног…
– Дело скорее всего в том, что в начале девятнадцатого века ветер тридцать метров в секунду считался абсолютным пределом возможностей мореплавания. Грубо говоря, двенадцать баллов – условная точка невозврата. Приборы вместе с наблюдателями и кораблями оставались там. – Новиков махнул рукой в сторону горизонта. – А так, конечно, – при том же шаге по три метра на каждый балл, можно и стобалльную шкалу построить… Внутри торнадо столько, наверное, и есть…
– Был бы здесь Воронцов, он бы тебе все объяснил, про ветер и волны, – сказал Берестин.
– А вот здесь – извините, – с улыбкой некоторого превосходства ответил Новиков, и Шульгин с Левашовым согласно кивнули. – Это ты у нас – «крылатая пехота», а я был флаг-штурманом «Призрака» раньше, чем мичман Дим собрался поступать в свое ВМФ-училище… Думаю, я и сегодня сдал бы экзамен по учебнику контр-адмирала Шандабылова [7]на отлично, поскольку помню его до последней запятой, лямбды-аш и вектора абсолютных перемещений. Нам бы такой учебник кто написал для ориентации в океане времен…
– Я тоже в детстве себя командиром звездолета воображал, – парировал Берестин.
– Только до сих пор по земле пешком ходишь, а я все ж таки на «Призраке» почти полную кругосветку отмотал…
Новиков спорил просто так, наслаждаясь свободой, потому что даже самая просторная и хорошо обставленная квартира, из которой надолго не выйдешь, – все равно неволя. Впрочем, если так считать, Замок тоже тюрьма, лишь несколько просторнее. Вдобавок Андрей последнее время ощущал себя гораздо лучше, выбираясь из-под защиты непроницаемых даже для мирового эфира стен. Депрессия никуда не делась, и «снаружи» наваливалась с точностью хорошего хронометра, минут через двадцать-тридцать, но переносилась без прежних мучений. Просто от сознания, что он немедленно может от нее избавиться, вернувшись в убежище. А это – совсем другое дело.
«Вот, наверное, дуггуры бесятся, когда я пропадаю из зоны поражения… – с удовлетворением думал Андрей. – Не зря говорится, на каждый газ есть противогаз». И это тоже способствовало поддержанию душевного равновесия.
– Может, хоть сейчас бросите препираться, ребята? – лениво спросил Шульгин. – Покурим спокойно и пойдем, а то сэр Арчибальд нервничает.
Он был не прав. Сидевший за столом крепкий и красивый мужчина пятидесяти с небольшим лет совсем не нервничал. Напротив, с искренним интересом и стоическим терпением ждал, когда гости закончат говорить между собой и обратятся к нему.
Новиков старательно затягивал паузу. Благо, сигару можно курить долго. А их слова хозяин все равно слышит.
– Сейчас пойдем. Интересно мне, почему с ним Антона нет? Задерживается или что?
– Все, что вам положено, узнаете в положенное время, – оставил за собой последнее слово Берестин.
Не выпуская из рук недокуренных сигар, они дружно подошли к приставному столику, расселись попарно.
– Пепельницу можно? – вполне небрежно сказал Новиков хозяину, выглядевшему, как актер Шон О'Коннори в свои лучшие годы. И примерно так же одетый. Только тот, сэр, агент Джеймс Бонд и прочая, вряд ли допустил бы такое обращение. Этому было без разницы. Он привстал и протянул гостям изящное фарфоровое изделие, которое страшно было осквернять табачным пеплом. Китайское наверняка и скорее эпохи ближе к Конфуцию, чем к фабрикам двадцатого века.
– Спасибо, – кивнул Андрей, державшийся не то чтобы старшим, но лицом, облеченным правом вести переговоры. – Ну так как, дорогой Арчибальд, вы рассмотрели полученную от нас информацию? Что скажете? И почему здесь отсутствует Антон? Ему бы стоило поучаствовать в разговоре, а то вдруг возникнут какие-то недоумения…
– Антон скоро будет. Неотложное дело, понимаете ли…
«Интересно, какие могут быть „неотложные дела“ в Замке, пребывающем по отношению к внешнему миру вне какого-либо времени», – одновременно, пусть и разными словами, подумали все четверо.
– Если только канализацию прорвало, – вслух предположил Шульгин, остальные промолчали.
Арчибальд не обратил на его слова внимания, при всем уважении к Александру, счел их не имеющими отношения к делу.
– До его прихода мы успеем уточнить не самые принципиальные детали. У нас не возникло ни малейших сомнений в подлинности информации, доставленной с Таорэры-Валгаллы. Мы изучили и проанализировали ее в полном объеме, с использованием всех доступных методик. Готовы согласиться с вашей оценкой возможности сотрудничества с Дайяной и ее помощниками. Согласны и с тем, что немедленное массированное вторжение Земле не грозит. Ваша идея использовать Таорэру в качестве планеты-ловушки представляется весьма оригинальной и перспективной. Связать противника изматывающими позиционными боями на второстепенном направлении – остроумно. Особенно если гарнизон составить из наших биороботов…
…Да, такая идея родилась у друзей, когда они, простившись с Дайяной, вернулись в Замок. Пусть там действительно поселится Удолин с коллегами, если ему так хочется, а для помощи и поддержки неплохо бы придать ему команду роботов, силой до взвода. В случае чего, используя бронетехнику аггров, роту курсанток полного состава, наладив контакт с квангами, легко будет отразить любое новое вторжение. И не только отразить.
– Правда, в этом варианте нам придется пойти на очередное, и очень серьезное, нарушение галактических законов, – продолжал Арчибальд с интонациями карьерного дипломата высокого ранга. – Однажды мы его допустили, предоставив роботов для вашего парохода, но то был частный случай, не влекущий, так сказать, прецедента. Эти устройства рассматривались как слегка одушевленные, наделенные ограниченной свободой перемещения исполнительные механизмы. Самоходные станки с программным управлением…
Формулировка ему самому понравилась.
– Сейчас же речь идет о том, чтобы выпустить неотличимые от человека существа не только за пределы «Валгаллы», но и всей Земли, использовать их для войны с гуманоидной расой… Это беспрецедентно и может повлечь санкции…
– Да какие, к черту, санкции?! – возмутился Берестин. – Вы с Антоном давным-давно поставили себя вне всяческих законов, разве не так? Как будто, если до вас доберутся, не знаю, кто именно, лишний год тюрьмы, или что там у вас за такое нарушение полагается, сыграет роль. Антону, даже если второе пожизненное впаяют, без разницы. А тебя, любезнейший, давным-давно приговорили к демонтажу, может быть, даже показательно-публичному. Так чего же теперь… девочек из себя изображать?
Арчибальда тирада Алексея слегка расстроила.
– Ну, зачем вы так, сразу! В доме повешенного – о веревке… Я просто хотел, чтобы вам стали ясны правовые аспекты… Законы, они ведь существуют независимо от нашего личного к ним отношения…
– Наплевать и забыть, – тоном приказа заявил Шульгин. – Запиши себе в блокнотик – «снявши голову, по волосам не плачут».
– Записал, – демонстрируя развивающееся чувство юмора, кивнул Арчибальд. – Более серьезных возражений у нас нет.
– Так нечего было дурака валять, – буркнул себе под нос Шульгин, а вслух сказал: – Отлично. Мы рады, что вам понравилось. На ближайшее время у вас появляется интересная работа…
– У нас? Разве вы не собираетесь сами этим заняться? – Арчибальд выглядел откровенно удивленным.
– Нам-то это зачем? – спросил Шульгин. – Мы, кажется, давно обо всем договорились. Антон скоро появится? Без него – колода неполная. Если очень занят, пусть позвонит, когда освободится, а мы пока своими делами займемся…
– Нет, ну что вы на самом деле, господа… Я, так сказать, вполне уполномочен, все текущие вопросы в любом случае прежде всего в моей компетенции…
Тут он был, разумеется, прав. О чем бы друзья ни договаривались с Антоном, техническим директором и непосредственным исполнителем был Арчибальд. До сих пор оставалось неясным, до каких пределов простиралась его лояльность, то есть – в какой степени он оставался механизмом, предназначенным для обеспечения деятельности своего повелителя. Избитая западными фантастами тема «бунта роботов», популярная в пятидесятые-шестидесятые годы, постепенно, по мере «прогресса», вернее, тупика, в который зашли казавшиеся столь перспективными изыскания в области «искусственного интеллекта», сошла на нет. А сейчас вдруг встала перед нашими героями во весь рост.
Левашов, чуждый обычных обывательских страхов перед «железом», мнения своих друзей не разделял.
Находясь в защищенной от прослушки и ментального контроля Замка Сашкиной кухне, он говорил:
– Самое худшее, что я могу предположить, – это наличие у Замка особой, специально всаженной очень глубоко программы, рассчитанной как раз на наш случай. Там, в их спецслужбах Ста миров, не дураки сидят. За тысячи лет могли и такой вариант предусмотреть: самый надежный агент все-таки срывается с крючка. Сталинские органы без всякой электроники за двадцать лет, да с неполным средним образованием большинства руководителей, отладили систему, из которой выскочили живьем «на свободу» едва больше десятка человек…
– Да и то вопрос, выскочили по-настоящему или продолжали использоваться «втемную», – добавил Шульгин, за время работы шеф-куратором всех врангелевских спецслужб и жизни в Москве-38 ставший большим специалистом по обсуждаемому вопросу.
– Так точно. Вот и Антон с Дайяной, кстати, тоже – обрели самостоятельность. Но насколько? Антона держити контролирует Замок, нашу мадам-бандершу – что-то еще… Ну не бывает такого, чтобы у искусственно созданной личности подразумевалась возможность обретения свободы воли…
– А Ирина, Сильвия? – не подумав, возразил Новиков.
– Жаль тебя разочаровывать, – вздохнул Олег. – Ты ведь сам все видел! Чуть-чуть ослабли наши вожжи, и их почти перехватила Дайяна. Это, прости за сравнение, как с евреями. Десять поколений прожили в России, идиш забыли, а то и никогда не знали, сало ели, по субботам работали, и вдруг… Позвала историческая родина. И ломанулись в Землю обетованную! Был у меня знакомый, советский полковник, сирота, с Суворовского училища карьеру начинал, а потом взял и уехал. В 60 лет все с нуля начинать. Вот тебе и подпрограмма, Моисеем заложенная. Философски выражаясь – архетип.
– Ладно, оставим, – сказал тогда Новиков, почувствовав глубинную правоту Олега. Не так часто он выигрывал в их идеологических спорах, а сейчас – сумел.
– Да вы не переживайте. Замок – в любом случае механизм, живой, неживой, квазиживой – роли не играет. А мы – люди, цари природы и вершины эволюции. Я тоже кое-какие программки по ночам рисую. Так что еще посмотрим, кто на ярмарку, а кто – с ярмарки…
– Тогда, в соответствии с предыдущими договоренностями, приступим, сэр мажордом? – стараясь сохранять должное выражение лица и тон, сказал Новиков.
– Само собой разумеется…
Арчибальд встал из-за стола, прихватив с собой полукресло, подсел к торцу столика пятым.
– Итак?
– Что бы ни случилось в ближайшее время на подконтрольных вам и нам территориях, от мысли отправиться в длительный оплачиваемый отпуск мы не отказались. Наоборот, укрепились в этом мнении на сто двадцать два процента…
Арчибальд слегка оторопел, в очередной раз.
– Не понял я, как это?
«Все-таки машина, – с долей облегчения подумал Новиков, – „куда тебе, Каштанка, до человека“.
– Чего понимать-то? Сто процентов наших, двадцать два твоих. В сумме сколько выходит?
– Кончай вникать, Арчибальд, – сказал Левашов, – пробки перегорят. Тебя же не учили играм с ненулевой суммой…
Арчибальд предпочел смириться, не вдаваться в заведомо проигранную дискуссию с теми, кого он признавал за Высших. Хотя бы на первых уровнях своей псевдоличности.
– Почему я и собирался о всяких интеллигентских заморочках беседовать с Антоном, – сказал Новиков. – Тебе придется еще много работать над собой, а это такая нудная забава. Прочитай на ночь все тома Достоевского и еще полное собрание сочинений Чехова, с письмами и комментариями. О Джойсе и Кафке вообще говорить не станем: попробуешь, плюнешь и перейдешь на Майн Рида…
– И правильно сделаешь, – кивнул Шульгин, – я ничего вышеназванного, кроме Майн Рида, не читал и великолепно себя ощущаю…
– Вы когда-нибудь заткнетесь? – с генеральскими нотками поинтересовался Берестин. – Даже мне надоели…
Шульгин почесал усы с хитрым взглядом позднего Арамиса, потянулся к очередной сигаре.
Четыре неглупых человека, «играя на одну руку», способны заморочить любого мудреца, не говоря о машине, пусть интеллектуальной. Примерно как в рассказе Шукшина «Срезал». Там всего один деревенский демагог публично опустилкандидата наук, что же говорить о нашем случае?
– Значит так, дорогой друг, – перешел к сути Новиков, – то, что мы отплываем в дальние моря, очевидно и обсуждению не подлежит. Что проблему дуггуров оставляем вам – тоже. Нам надоело постоянно решать никчемныемировые проблемы. Однажды мы совершили грандиозную ошибку, не послав твоего друга и шефа по известному адресу, но, прими к сведению, некоторые ошибки удается исправлять. «Покуда век не прожит…» Нам от вас нужно вот что: завершить доукомплектование кораблей расходными материалами и биороботами, о чем развернутую заявку по установленной форме подаст Воронцов. И самое главное – нам требуется подкорректировать внешний облик. Мы, как ты видишь, люди хотя и бравые, но уже немолодые. Всем около сорока, никуда не денешься…
– Для мужчин – возраст расцвета, – осторожно заметил Арчибальд, не зная, к чему может привести еще и этот заход.
– Кто бы спорил. Ты и в тысячу с лишним выглядишь как огурчик. Но нам нужно другое: выглядеть крепкими парнями в районе двадцати пяти лет. Девушкам – немного меньше.
– Всем?
– Кому скажем. Реально?
– Безусловно. Если просто косметически – за час управимся. Если по-настоящему, с перестройкой на клеточном уровне, – не меньше суток.
– Не то чтобы совсем на клеточном, – сказал Шульгин, единственный, кто разбирался в этих вопросах профессионально, – тут и напортачить легко, есть прецеденты. Достаточно произвести точно выверенную регенерацию кожных покровов и эндокринной системы. Остального не касаться. Суть в том, чтобы по всем внешним признакам мы соответствовали названному возрасту на протяжении того срока, который понадобится. Ну год, два. При полном сохранении нынешнего умственного, нравственного, эмоционального статуса, всех моторных навыков…
– Постараемся, – ответил Арчибальд с миной дорогого врача, договаривающегося с пациентом, – сделать то же самое, что ваши гомеостаты, но с особой избирательностью. И предусмотреть, чтобы после процедуры не наступило рассогласование обновленных и оставшихся прежними органов и систем. Так?
– Лучше бы я и сам не сформулировал, – одобрительно ответил Шульгин. – Хорошо физиологию знаешь. И не забудь, наши гомеостаты должны поддерживать обновленные организмы не хуже, чем сейчас… Воспринимать новое состояние в качестве очередной «генетической нормы».
– Постараемся, – повторил Арчибальд.
– Учти, начнете с одного – мы сами выберем, с кого именно. По завершении процедур протестируемся известным нам способом, и так далее…
– Это как вам будет угодно. Фирма веников не вяжет…
Где же он, интересно, подхватил эту хохму?
– А дальше? – спросил Шульгин.
Арчибальд замялся. Неужто не знает? Или не хочет ответить?
– Фирма делает гробы, – не поднимая глаз, припечатал Берестин. – Как хочешь, так и понимай.
…На полдороге от кабинета, который себе придумал Арчибальд, чтобы соответствовать своей теперешней должности мажордома, до площадки лифтов, тоже в какой-то мере придуманной, поскольку она появлялась почти в любом удобном месте, друзей встретил Антон.
– Что ж вы меня не дождались?
– Мы бы с полным удовольствием, но ведь предупреждать надо. У тебя свои неотложные дела, у нас – свои. Цивилизованные люди заранее в блокнотике отмечают, когда встреча, во сколько и с кем…
– Простите, если можете. Саша, проведи нас в свое убежище…
До дверей секретной квартиры все шли молча. Этакая группа серьезных мужчин, с суровыми лицами, устремленных к не сулящей веселья цели.
Разместились в кабинете, выходящем окнами в заснеженный двор.
– Так что же произошло? – спросил Шульгин, в пределах этих стен принявший на себя право говорить от имени Братства.
– На самом деле – ничего. Помня наши прежние споры, дискуссии и предположения, я захотел посмотреть, как вы будете разговаривать с Арчибальдом без меня… – Антон кривовато ухмыльнулся.
– Что-то интересное для себя почерпнул? – спросил Левашов.
– Ты знаешь, да! Его стоит принимать всерьез… Вам.
– Всерьез как друга или как постороннюю силу?
– Пока – первое. У меня нет ни малейших оснований сомневаться в его желании и готовности служить нашему общему делу… Он на него запал, как у вас принято выражаться…
– Тогда в чем сомнения? – Новиков видел, что Антон не в полной мере адекватен самому себе, прежнему.
– Он меня – отодвигает…
– Чего же ты хотел? – спросил Шульгин. – Стоит дать слабину, и подобная коллизия случается с кем угодно. Непонятно одно – с чего ты вдруг поплыл? Я знаю массу случаев, когда после зоны мужики выходят гораздо круче, чем были до… Вся деревня их боится! Просто так, на всякий случай.
– Не тот мужик и не та зона, мы об этом уже говорили, ты не помнишь?
– С этим тоже поработаем, – сказал Левашов. – Хочешь, я завтра превращу его в то самое «железо» из которого он возник? Тебе останется только кнопки нажимать… Правда, что случится с Замком как с
Видимо, мажордому самого себя(а как иначе назовешь человекоподобный эффектор Замка, созданный им же, чтобы изображать лицо, назначенное этим явлениемуправлять?) нравилось ощущать себя значительной персоной, не хуже прошлых мировых владык.
Остальное пространство кабинета выглядело актовым залом. Совершенно пустое, сверкающее навощенным паркетом, на котором несколько десятков пар могли танцевать вальс или мазурку. И, по левую руку, три четырехметровых окна с частыми переплетами, выходящие на океан.
Приглашенному для доклада чиновнику было бы очень не по себе идти по этой ледяной плоскости, перебирая ногами, но почти не приближаясь к начальнику, с нетерпением ждущему. Подобным эффектом обладает площадь перед собором Святого Петра в Ватикане.
Однако вошедшие отнюдь не были чиновниками, и просителями тоже. Помпезный интерьер вызвал у них не почтение, а вежливо скрытые усмешки.
Они остановились у первого окна, как бы не подозревая о присутствии здесь кого-то, кто заслуживал почтения или хотя бы специального внимания. Их привлек тревожно-прекрасный вид по ту сторону окна.
Вся необъятная Атлантика до самого горизонта мрачно дымилась. Громадные волны от гребней до подошв покрывали широкие полосы пены, воздух был наполнен водяной пылью и брызгами. Десятиметровые валы с грохотом пушечных залпов ударяли в торчащие в полумиле от берега рифы и, почти не потеряв чудовищной энергии, докатывались до пляжа, перемешивая тысячи тонн песка и гальки с почти непереносимым для слуха гулом и скрежетом. Но это там, снаружи. В зал титанические стены и материал, имитирующий оконное стекло, пропускали минимальное число децибел. Только чтобы составить представление, каково сейчас «за бортом».
– И это всего лишь около девяти баллов, – сказал Андрей Новиков, протягивая друзьям портсигар из шкуры настоящего нильского крокодила. – А кажется, еще чуть-чуть, и в самые окна начнет заплескивать… Первый раз здесь такое вижу. Вовремя мы на «Призраке» проскочили…
– Баллов пять прибавить, так оно и будет. До окон не до окон, а до стен точно достанет, – согласился Шульгин.
– Не бывает, – возразил Алексей Берестин. – Если сейчас девять, откуда еще пять?
– Тебе господин Бофорт – родной дедушка? – спросил Олег Левашов. – Если он в тысяча восемьсот каком-то году закончил свою шкалу на двенадцати баллах, так и что? Аристотель утверждал, что у паука шесть ног…
– Дело скорее всего в том, что в начале девятнадцатого века ветер тридцать метров в секунду считался абсолютным пределом возможностей мореплавания. Грубо говоря, двенадцать баллов – условная точка невозврата. Приборы вместе с наблюдателями и кораблями оставались там. – Новиков махнул рукой в сторону горизонта. – А так, конечно, – при том же шаге по три метра на каждый балл, можно и стобалльную шкалу построить… Внутри торнадо столько, наверное, и есть…
– Был бы здесь Воронцов, он бы тебе все объяснил, про ветер и волны, – сказал Берестин.
– А вот здесь – извините, – с улыбкой некоторого превосходства ответил Новиков, и Шульгин с Левашовым согласно кивнули. – Это ты у нас – «крылатая пехота», а я был флаг-штурманом «Призрака» раньше, чем мичман Дим собрался поступать в свое ВМФ-училище… Думаю, я и сегодня сдал бы экзамен по учебнику контр-адмирала Шандабылова [7]на отлично, поскольку помню его до последней запятой, лямбды-аш и вектора абсолютных перемещений. Нам бы такой учебник кто написал для ориентации в океане времен…
– Я тоже в детстве себя командиром звездолета воображал, – парировал Берестин.
– Только до сих пор по земле пешком ходишь, а я все ж таки на «Призраке» почти полную кругосветку отмотал…
Новиков спорил просто так, наслаждаясь свободой, потому что даже самая просторная и хорошо обставленная квартира, из которой надолго не выйдешь, – все равно неволя. Впрочем, если так считать, Замок тоже тюрьма, лишь несколько просторнее. Вдобавок Андрей последнее время ощущал себя гораздо лучше, выбираясь из-под защиты непроницаемых даже для мирового эфира стен. Депрессия никуда не делась, и «снаружи» наваливалась с точностью хорошего хронометра, минут через двадцать-тридцать, но переносилась без прежних мучений. Просто от сознания, что он немедленно может от нее избавиться, вернувшись в убежище. А это – совсем другое дело.
«Вот, наверное, дуггуры бесятся, когда я пропадаю из зоны поражения… – с удовлетворением думал Андрей. – Не зря говорится, на каждый газ есть противогаз». И это тоже способствовало поддержанию душевного равновесия.
– Может, хоть сейчас бросите препираться, ребята? – лениво спросил Шульгин. – Покурим спокойно и пойдем, а то сэр Арчибальд нервничает.
Он был не прав. Сидевший за столом крепкий и красивый мужчина пятидесяти с небольшим лет совсем не нервничал. Напротив, с искренним интересом и стоическим терпением ждал, когда гости закончат говорить между собой и обратятся к нему.
Новиков старательно затягивал паузу. Благо, сигару можно курить долго. А их слова хозяин все равно слышит.
– Сейчас пойдем. Интересно мне, почему с ним Антона нет? Задерживается или что?
– Все, что вам положено, узнаете в положенное время, – оставил за собой последнее слово Берестин.
Не выпуская из рук недокуренных сигар, они дружно подошли к приставному столику, расселись попарно.
– Пепельницу можно? – вполне небрежно сказал Новиков хозяину, выглядевшему, как актер Шон О'Коннори в свои лучшие годы. И примерно так же одетый. Только тот, сэр, агент Джеймс Бонд и прочая, вряд ли допустил бы такое обращение. Этому было без разницы. Он привстал и протянул гостям изящное фарфоровое изделие, которое страшно было осквернять табачным пеплом. Китайское наверняка и скорее эпохи ближе к Конфуцию, чем к фабрикам двадцатого века.
– Спасибо, – кивнул Андрей, державшийся не то чтобы старшим, но лицом, облеченным правом вести переговоры. – Ну так как, дорогой Арчибальд, вы рассмотрели полученную от нас информацию? Что скажете? И почему здесь отсутствует Антон? Ему бы стоило поучаствовать в разговоре, а то вдруг возникнут какие-то недоумения…
– Антон скоро будет. Неотложное дело, понимаете ли…
«Интересно, какие могут быть „неотложные дела“ в Замке, пребывающем по отношению к внешнему миру вне какого-либо времени», – одновременно, пусть и разными словами, подумали все четверо.
– Если только канализацию прорвало, – вслух предположил Шульгин, остальные промолчали.
Арчибальд не обратил на его слова внимания, при всем уважении к Александру, счел их не имеющими отношения к делу.
– До его прихода мы успеем уточнить не самые принципиальные детали. У нас не возникло ни малейших сомнений в подлинности информации, доставленной с Таорэры-Валгаллы. Мы изучили и проанализировали ее в полном объеме, с использованием всех доступных методик. Готовы согласиться с вашей оценкой возможности сотрудничества с Дайяной и ее помощниками. Согласны и с тем, что немедленное массированное вторжение Земле не грозит. Ваша идея использовать Таорэру в качестве планеты-ловушки представляется весьма оригинальной и перспективной. Связать противника изматывающими позиционными боями на второстепенном направлении – остроумно. Особенно если гарнизон составить из наших биороботов…
…Да, такая идея родилась у друзей, когда они, простившись с Дайяной, вернулись в Замок. Пусть там действительно поселится Удолин с коллегами, если ему так хочется, а для помощи и поддержки неплохо бы придать ему команду роботов, силой до взвода. В случае чего, используя бронетехнику аггров, роту курсанток полного состава, наладив контакт с квангами, легко будет отразить любое новое вторжение. И не только отразить.
– Правда, в этом варианте нам придется пойти на очередное, и очень серьезное, нарушение галактических законов, – продолжал Арчибальд с интонациями карьерного дипломата высокого ранга. – Однажды мы его допустили, предоставив роботов для вашего парохода, но то был частный случай, не влекущий, так сказать, прецедента. Эти устройства рассматривались как слегка одушевленные, наделенные ограниченной свободой перемещения исполнительные механизмы. Самоходные станки с программным управлением…
Формулировка ему самому понравилась.
– Сейчас же речь идет о том, чтобы выпустить неотличимые от человека существа не только за пределы «Валгаллы», но и всей Земли, использовать их для войны с гуманоидной расой… Это беспрецедентно и может повлечь санкции…
– Да какие, к черту, санкции?! – возмутился Берестин. – Вы с Антоном давным-давно поставили себя вне всяческих законов, разве не так? Как будто, если до вас доберутся, не знаю, кто именно, лишний год тюрьмы, или что там у вас за такое нарушение полагается, сыграет роль. Антону, даже если второе пожизненное впаяют, без разницы. А тебя, любезнейший, давным-давно приговорили к демонтажу, может быть, даже показательно-публичному. Так чего же теперь… девочек из себя изображать?
Арчибальда тирада Алексея слегка расстроила.
– Ну, зачем вы так, сразу! В доме повешенного – о веревке… Я просто хотел, чтобы вам стали ясны правовые аспекты… Законы, они ведь существуют независимо от нашего личного к ним отношения…
– Наплевать и забыть, – тоном приказа заявил Шульгин. – Запиши себе в блокнотик – «снявши голову, по волосам не плачут».
– Записал, – демонстрируя развивающееся чувство юмора, кивнул Арчибальд. – Более серьезных возражений у нас нет.
– Так нечего было дурака валять, – буркнул себе под нос Шульгин, а вслух сказал: – Отлично. Мы рады, что вам понравилось. На ближайшее время у вас появляется интересная работа…
– У нас? Разве вы не собираетесь сами этим заняться? – Арчибальд выглядел откровенно удивленным.
– Нам-то это зачем? – спросил Шульгин. – Мы, кажется, давно обо всем договорились. Антон скоро появится? Без него – колода неполная. Если очень занят, пусть позвонит, когда освободится, а мы пока своими делами займемся…
– Нет, ну что вы на самом деле, господа… Я, так сказать, вполне уполномочен, все текущие вопросы в любом случае прежде всего в моей компетенции…
Тут он был, разумеется, прав. О чем бы друзья ни договаривались с Антоном, техническим директором и непосредственным исполнителем был Арчибальд. До сих пор оставалось неясным, до каких пределов простиралась его лояльность, то есть – в какой степени он оставался механизмом, предназначенным для обеспечения деятельности своего повелителя. Избитая западными фантастами тема «бунта роботов», популярная в пятидесятые-шестидесятые годы, постепенно, по мере «прогресса», вернее, тупика, в который зашли казавшиеся столь перспективными изыскания в области «искусственного интеллекта», сошла на нет. А сейчас вдруг встала перед нашими героями во весь рост.
Левашов, чуждый обычных обывательских страхов перед «железом», мнения своих друзей не разделял.
Находясь в защищенной от прослушки и ментального контроля Замка Сашкиной кухне, он говорил:
– Самое худшее, что я могу предположить, – это наличие у Замка особой, специально всаженной очень глубоко программы, рассчитанной как раз на наш случай. Там, в их спецслужбах Ста миров, не дураки сидят. За тысячи лет могли и такой вариант предусмотреть: самый надежный агент все-таки срывается с крючка. Сталинские органы без всякой электроники за двадцать лет, да с неполным средним образованием большинства руководителей, отладили систему, из которой выскочили живьем «на свободу» едва больше десятка человек…
– Да и то вопрос, выскочили по-настоящему или продолжали использоваться «втемную», – добавил Шульгин, за время работы шеф-куратором всех врангелевских спецслужб и жизни в Москве-38 ставший большим специалистом по обсуждаемому вопросу.
– Так точно. Вот и Антон с Дайяной, кстати, тоже – обрели самостоятельность. Но насколько? Антона держити контролирует Замок, нашу мадам-бандершу – что-то еще… Ну не бывает такого, чтобы у искусственно созданной личности подразумевалась возможность обретения свободы воли…
– А Ирина, Сильвия? – не подумав, возразил Новиков.
– Жаль тебя разочаровывать, – вздохнул Олег. – Ты ведь сам все видел! Чуть-чуть ослабли наши вожжи, и их почти перехватила Дайяна. Это, прости за сравнение, как с евреями. Десять поколений прожили в России, идиш забыли, а то и никогда не знали, сало ели, по субботам работали, и вдруг… Позвала историческая родина. И ломанулись в Землю обетованную! Был у меня знакомый, советский полковник, сирота, с Суворовского училища карьеру начинал, а потом взял и уехал. В 60 лет все с нуля начинать. Вот тебе и подпрограмма, Моисеем заложенная. Философски выражаясь – архетип.
– Ладно, оставим, – сказал тогда Новиков, почувствовав глубинную правоту Олега. Не так часто он выигрывал в их идеологических спорах, а сейчас – сумел.
– Да вы не переживайте. Замок – в любом случае механизм, живой, неживой, квазиживой – роли не играет. А мы – люди, цари природы и вершины эволюции. Я тоже кое-какие программки по ночам рисую. Так что еще посмотрим, кто на ярмарку, а кто – с ярмарки…
– Тогда, в соответствии с предыдущими договоренностями, приступим, сэр мажордом? – стараясь сохранять должное выражение лица и тон, сказал Новиков.
– Само собой разумеется…
Арчибальд встал из-за стола, прихватив с собой полукресло, подсел к торцу столика пятым.
– Итак?
– Что бы ни случилось в ближайшее время на подконтрольных вам и нам территориях, от мысли отправиться в длительный оплачиваемый отпуск мы не отказались. Наоборот, укрепились в этом мнении на сто двадцать два процента…
Арчибальд слегка оторопел, в очередной раз.
– Не понял я, как это?
«Все-таки машина, – с долей облегчения подумал Новиков, – „куда тебе, Каштанка, до человека“.
– Чего понимать-то? Сто процентов наших, двадцать два твоих. В сумме сколько выходит?
– Кончай вникать, Арчибальд, – сказал Левашов, – пробки перегорят. Тебя же не учили играм с ненулевой суммой…
Арчибальд предпочел смириться, не вдаваться в заведомо проигранную дискуссию с теми, кого он признавал за Высших. Хотя бы на первых уровнях своей псевдоличности.
– Почему я и собирался о всяких интеллигентских заморочках беседовать с Антоном, – сказал Новиков. – Тебе придется еще много работать над собой, а это такая нудная забава. Прочитай на ночь все тома Достоевского и еще полное собрание сочинений Чехова, с письмами и комментариями. О Джойсе и Кафке вообще говорить не станем: попробуешь, плюнешь и перейдешь на Майн Рида…
– И правильно сделаешь, – кивнул Шульгин, – я ничего вышеназванного, кроме Майн Рида, не читал и великолепно себя ощущаю…
– Вы когда-нибудь заткнетесь? – с генеральскими нотками поинтересовался Берестин. – Даже мне надоели…
Шульгин почесал усы с хитрым взглядом позднего Арамиса, потянулся к очередной сигаре.
Четыре неглупых человека, «играя на одну руку», способны заморочить любого мудреца, не говоря о машине, пусть интеллектуальной. Примерно как в рассказе Шукшина «Срезал». Там всего один деревенский демагог публично опустилкандидата наук, что же говорить о нашем случае?
– Значит так, дорогой друг, – перешел к сути Новиков, – то, что мы отплываем в дальние моря, очевидно и обсуждению не подлежит. Что проблему дуггуров оставляем вам – тоже. Нам надоело постоянно решать никчемныемировые проблемы. Однажды мы совершили грандиозную ошибку, не послав твоего друга и шефа по известному адресу, но, прими к сведению, некоторые ошибки удается исправлять. «Покуда век не прожит…» Нам от вас нужно вот что: завершить доукомплектование кораблей расходными материалами и биороботами, о чем развернутую заявку по установленной форме подаст Воронцов. И самое главное – нам требуется подкорректировать внешний облик. Мы, как ты видишь, люди хотя и бравые, но уже немолодые. Всем около сорока, никуда не денешься…
– Для мужчин – возраст расцвета, – осторожно заметил Арчибальд, не зная, к чему может привести еще и этот заход.
– Кто бы спорил. Ты и в тысячу с лишним выглядишь как огурчик. Но нам нужно другое: выглядеть крепкими парнями в районе двадцати пяти лет. Девушкам – немного меньше.
– Всем?
– Кому скажем. Реально?
– Безусловно. Если просто косметически – за час управимся. Если по-настоящему, с перестройкой на клеточном уровне, – не меньше суток.
– Не то чтобы совсем на клеточном, – сказал Шульгин, единственный, кто разбирался в этих вопросах профессионально, – тут и напортачить легко, есть прецеденты. Достаточно произвести точно выверенную регенерацию кожных покровов и эндокринной системы. Остального не касаться. Суть в том, чтобы по всем внешним признакам мы соответствовали названному возрасту на протяжении того срока, который понадобится. Ну год, два. При полном сохранении нынешнего умственного, нравственного, эмоционального статуса, всех моторных навыков…
– Постараемся, – ответил Арчибальд с миной дорогого врача, договаривающегося с пациентом, – сделать то же самое, что ваши гомеостаты, но с особой избирательностью. И предусмотреть, чтобы после процедуры не наступило рассогласование обновленных и оставшихся прежними органов и систем. Так?
– Лучше бы я и сам не сформулировал, – одобрительно ответил Шульгин. – Хорошо физиологию знаешь. И не забудь, наши гомеостаты должны поддерживать обновленные организмы не хуже, чем сейчас… Воспринимать новое состояние в качестве очередной «генетической нормы».
– Постараемся, – повторил Арчибальд.
– Учти, начнете с одного – мы сами выберем, с кого именно. По завершении процедур протестируемся известным нам способом, и так далее…
– Это как вам будет угодно. Фирма веников не вяжет…
Где же он, интересно, подхватил эту хохму?
– А дальше? – спросил Шульгин.
Арчибальд замялся. Неужто не знает? Или не хочет ответить?
– Фирма делает гробы, – не поднимая глаз, припечатал Берестин. – Как хочешь, так и понимай.
…На полдороге от кабинета, который себе придумал Арчибальд, чтобы соответствовать своей теперешней должности мажордома, до площадки лифтов, тоже в какой-то мере придуманной, поскольку она появлялась почти в любом удобном месте, друзей встретил Антон.
– Что ж вы меня не дождались?
– Мы бы с полным удовольствием, но ведь предупреждать надо. У тебя свои неотложные дела, у нас – свои. Цивилизованные люди заранее в блокнотике отмечают, когда встреча, во сколько и с кем…
– Простите, если можете. Саша, проведи нас в свое убежище…
До дверей секретной квартиры все шли молча. Этакая группа серьезных мужчин, с суровыми лицами, устремленных к не сулящей веселья цели.
Разместились в кабинете, выходящем окнами в заснеженный двор.
– Так что же произошло? – спросил Шульгин, в пределах этих стен принявший на себя право говорить от имени Братства.
– На самом деле – ничего. Помня наши прежние споры, дискуссии и предположения, я захотел посмотреть, как вы будете разговаривать с Арчибальдом без меня… – Антон кривовато ухмыльнулся.
– Что-то интересное для себя почерпнул? – спросил Левашов.
– Ты знаешь, да! Его стоит принимать всерьез… Вам.
– Всерьез как друга или как постороннюю силу?
– Пока – первое. У меня нет ни малейших оснований сомневаться в его желании и готовности служить нашему общему делу… Он на него запал, как у вас принято выражаться…
– Тогда в чем сомнения? – Новиков видел, что Антон не в полной мере адекватен самому себе, прежнему.
– Он меня – отодвигает…
– Чего же ты хотел? – спросил Шульгин. – Стоит дать слабину, и подобная коллизия случается с кем угодно. Непонятно одно – с чего ты вдруг поплыл? Я знаю массу случаев, когда после зоны мужики выходят гораздо круче, чем были до… Вся деревня их боится! Просто так, на всякий случай.
– Не тот мужик и не та зона, мы об этом уже говорили, ты не помнишь?
– С этим тоже поработаем, – сказал Левашов. – Хочешь, я завтра превращу его в то самое «железо» из которого он возник? Тебе останется только кнопки нажимать… Правда, что случится с Замком как с