Страница:
Ему самому разговоры подобные этому надоели до смерти. Последние полтора года они разговаривали больше, чем за всю предыдущую жизнь. Те практические действия, которые им приходилось предпринимать, при всей своей фантастичности и грандиозности по степени воздействия на ход мировой истории, на самом деле занимали очень малую часть повседневности. Как собственно боевые действия на войне длятся несравненно меньше, чем перегруппировки, марши вдоль и поперек фронта, сидение в окопах, оборудование огневых позиций… Вот и они не меньше восьмидесяти процентов своего времени тратили на дискуссии, застолья, путешествия по времени и пространству, простые повседневные дела вроде постройки дома на Валгалле, заготовки дров и географических исследований далекой землеподобной планеты.
А борьба с агграми или участие в гражданской войне при всей увлекательности оставались лишь яркими эпизодами в достаточно монотонной жизни. Хотя и гораздо более интересной, чем предыдущее земное существование.
– Ну пусть будет по-твоему. Я не хотела тебя задеть или обидеть. Просто надеялась убедить, что сложившаяся у тебя картина нашей реальности… не совсем адекватна. Давай попробуем вести диалог по заветам Сократа. Я изложу свою позицию, ты уточнишь, верно ли ее понял, после чего ответишь по сути. Согласен?
Сильвия, будто волнуясь, снова вскочила с кресла, сама взяла сигарету из брошенной Андреем на стол пачки, прикурила, подошла к окну, за которым неподвижно стояла сероватая мгла, словно густой лондонский смог.
«Переигрывает, – подумал Новиков, наблюдая за ее действиями, – или вправду нервничает? Может быть, просто время поджимает, необходимо добиться какого-то результата к определенному часу? А что это может быть за результат и о каком дефиците времени можно говорить там, где время по определению нулевое? Прошлый раз я прожил в шкуре Сталина целых полгода, а потом оказалось, что фактически прошло меньше суток. Ну, в любом случае спешить не будем. Вот только есть хочется. Целый день мы с ней по холмам стипль-чезом занимались, в ожидании ужина по бокалу аперитивчика выпили, а потом сразу сюда. Надо было хоть ломоть ветчины со стола утащить… – Он тоже встал, подошел к бару. Открыл нижнюю дверцу из какого-то розоватого дерева с причудливым рисунком волокон. За ней на полках рядами выстроились сто – и двухсотграммовые бутылочки со всевозможными напитками разной степени крепости – от шестидесятиградусных ликеров, кубинских, ямайских и пуэрториканских ромов, ирландских, шотландских и американских виски до совсем сухих калифорнийских и французских вин. Десяток сортов пива, само собой, всякие колы и соки. Явно скопировано один к одному с конкретного западного отеля, даже книжечка вот лежит с бланками счетов, и написано на обложке по-английски: «Пожалуйста, укажите количество и сорта выпивки и предъявите портье при отъезде». Очень цивилизованно. Наши ребята, впервые попадая за границу, ужасно удивлялись такому буржуйскому простодушию. А вот закуски и здесь никакой. Да и вправду, с цивилизованной точки зрения – хлопнув с устатку грамм двадцать пять уж-жасно крепкого, еще и закусывать… Нерационально».
Новиков за неимением лучшего разорвал пакетик арахиса, оперевшись локтем о полку бара, остановил взгляд на подсвеченном пасмурным светом контуре фигуры аггрианки.
Привлекательная женщина, невзирая на все отрицательные черты своего характера. При росте не меньше ста семидесяти двух параметры у нее были что-то типа 92 – 58 – 90. И ноги составляли две трети от общей длины тела. Нормальная такая девушка, ста сорока лет от роду. Какая-то слабость у их специалистов по отбору и заброске агентов – типажи подбирают такие, что глаз не оторвать. Ирина-то еще ладно, в России красивых девок навалом, она из них если и выделялась, то не так уж, требовалось специальное внимание, чтобы оценить ее выдающуюся нестандартность, а для англичанки можно было и попроще прототип изыскать. На фоне их обычных вызывающих уныние мисс и миссис леди Спенсер бросается в глаза, как девица в купальнике топлес на католической мессе.
«Но достаточно заниматься ерундой, всякими рефлексиями и размышлениями по поводу дамских прелестей», – одернул Новиков себя.
– Короче, заманив меня сюда, какой конкретной работы ты от меня хочешь? – спросил Андрей, тоном и выражением лица давая понять, что старательно выставляемые напоказ детали ее фигуры нужного впечатления на него так и не произвели. – Все, что ты хотела обсудить в процессе светской беседы, мы обсудили. Давай к делу. Зачем мы здесь? Нельзя было нам с тобою откровенно поговорить на Земле? Какие принципиальные проблемы следует решать именно на Валгалле и почему?
Сильвия словно бы растерялась. Андрею даже показалось, что он поставил ее в тупик. Она, наморщив лоб, старалась подобрать слова, способные убедить Новикова в необходимости их пребывания на этой «карантинной станции».
Это еще раз навело Новикова на мысль, что аггрианка не самостоятельна в своих действиях. И выполняла там, на Земле, чей-то приказ, прямой или косвенный.
Андрей усилил нажим:
– Отвечай быстро – почему тебе так вдруг захотелось уединиться со мной? Что ты хотела мне сказать? Для чего нужно было перемещаться именно сюда? Кто заставил тебя это сделать? Со мной пожелал встретиться один из твоих начальников? Или вам нужно было просто убрать меня с Земли? Отвечай, ты слышишь? Отвечай немедленно!
Он не рассчитывал, что таким приемом сможет подавить ее психику и действительно заставить отвечать на агрессивно заданные вопросы (хотя с обычными людьми подобная тактика иногда срабатывала), ему просто нужно было хоть немного вывести ее из равновесия. И она ведь никак не могла забыть, что во всех предыдущих поединках Новиков неизменно выходил победителем.
Своей цели он достиг. Сильвия, говоря по-шахматному, потеряла качество.
– Зачем ты так? – почти жалобно сказала она. – Мы же договорились. Согласились, что теперь мы не враги, партнеры. А на Таорэру я тебя пригласила потому, что здесь мы хоть на короткий срок независимы от постороннего воздействия…
– Это вы независимы, а я?
– Ты тоже. Вот смотри…
Она сделала почти неуловимый жест рукой, и окно, только что затянутое белой мутью, вдруг стало прозрачным. Андрей увидел с высоты примерно пятого земного этажа совершенно чуждый, крайне неприятный для человеческого глаза пейзаж. Плоская, простирающаяся до пределов видимого горизонта равнина, покрытая плотным слоем синевато-желтой растительности, похожей на тундровый мох или на водоросли, которыми обрастают прибрежные камни в южных морях. Чтобы ландшафт не выглядел слишком уж монотонным, по нему с удручающей равномерностью были расставлены деревья – низкие, с корявыми черными стволами и плоскими игольчатыми кронами, похожими на расправленные для просушки шкуры гигантских ежей. Эта саванна тянулась до горизонта, и даже в сильный бинокль нельзя, наверное, было бы рассмотреть, где она кончается. Между деревьями поодиночке и обширными скоплениями были разбросаны отливающие малахитовой зеленью валуны. И в довершение всего небо над потусторонним пейзажем тоже было запредельно тоскливым, грязно-лилового оттенка, с правой стороны горизонта затянутым вперемешку желтоватыми и тускло-свинцовыми тучами.
– Понятно, – сказал Новиков, отворачиваясь. Такие картинки ему приходилось видеть у Сашки Шульгина в альбомах, где он собирал образцы художественного творчества своих пациентов. «Только по цветовой гамме можно ставить безукоризненный диагноз», – утверждал Шульгин.
Похоже, этот пейзаж рисовал больной с выраженным маниакально-депрессивным психозом. В депрессивной фазе, естественно. И его еще хотят заставить поверить, будто аггры безобидные и приятные существа…
– Что именно тебе понятно? – поинтересовалась Сильвия.
– Почему Ирина предпочла просить у нас политического убежища. Нормальному человеку здесь в два счета свихнуться можно. Особенно после того, как я познакомил ее с Селигером, Кисловодском, Домбаем… Представляешь, после Домбая – сюда. Пожизненно…
Сильвия уловила в его словах издевку и предпочла не отвечать.
– Однако теперь я тебе верю. Примерно так ребята зону вашей оккупации и описывали. Первое сомнение снимается.
– Уже слава богу. Раз ты помнишь их рассказы, то должен вспомнить и другое – барьер, разделяющий области планеты с обычным и инверсированным временем, извне абсолютно непроницаем. И мы в самом деле сможем обсуждать интересующие нас вопросы без всякой опаски.
– Если ребятам удалось пройти и разнести вашу базу к чертовой матери, не так уж он прочен, этот барьер, – съязвил Андрей.
– Не думаю, что кто-то захочет повторить их подвиг… – раздался за спиной Новикова низкий бархатистый женский голос.
И он сразу его узнал. Обернулся, изобразив на лице удивленно-радостную улыбку.
У входной двери стояла царственная – иначе не скажешь – дама, на вид лет около тридцати пяти, возможно, чуть ближе к сорока. Одетая в подобие черно-красно-золотого индийского сари, наверняка шуршащего и переливающегося при движении, то облегающего и подчеркивающего формы тела, то свободно обвисающего, скрывающего фигуру, но открывающего простор воображению.
Звали ее Дайяна (по крайней мере так она назвалась при прошлой встрече), и с тех пор она совершенно не изменилась. Однако, подумал Новиков, откуда я знаю, может быть, мы с ней расстались только вчера по здешнему времени, а то и час назад.
Андрей внимательно ее осмотрел и вдруг рассмеялся. И не истерическим, а самым обычным смехом. Это он вспомнил, как при прошлой встрече с Дайяной Берестин, вместе с которым Андрей оказался пленником аггров, очень к месту привел анекдот про бандершу, которая, исчерпав резервы заведения, выходит к клиенту сама.
Гостью такой прием если и удивил, то самую малость. Она приподняла бровь, грациозно прошелестела через комнату и опустилась на пухлый диван напротив Андрея и Сильвии.
Натянувшаяся ткань ее одеяния обрисовала пышные бедра, вроде тех, какими отличались женские фигуры на барельефах Каджурахо.
«Интересные ребята эти пришельцы, – подумал Новиков. – Неужели они считают нас столь примитивными и сексуально озабоченными существами, что на любое серьезное дело посылают старательно подогнанных к стандартам «Плейбоя» баб? А может, это как раз я дурак, что удивляюсь? Еще Ефремов писал, что, несмотря на разговоры о превосходстве душевной красоты над телесной, каждый мужик в душе мечтает о женщине с картинок Бидструпа, длинноногих, крутобедрых, с осиной талией. Вот они нам этот идеал и предлагают…»
– Несказанно рад вновь видеть вас, госпожа Дайяна, – не скрывая иронии, произнес Андрей, изображая полупоклон. – Я уж думал, мы никогда больше не встретимся. А касательно подвига моих друзей советовал бы не зарекаться. Мало ли что еще может случиться…
– Здесь вы совершенно правы. Зарекаться ни от чего нельзя. Вы вот тоже вряд ли думали, что после нашей последней встречи и превращения в советского диктатора вновь окажетесь здесь в несколько сомнительной роли.
Ее русский язык был безупречен, в роли телевизионной дикторши она была бы неподражаема, Сильвия, к примеру, владела языком гораздо хуже. Английский акцент чувствовался. А эта дамочка наверняка бывала на Земле только эпизодически, если вообще бывала. Что еще больше укрепило сомнение Новикова в ее подлинности. Биороботесса, наверное, или вообще голограмма, подумал он. Особенно если учесть слова Сильвии о том, что за пределами его гостиничного номера существование нормального человека невозможно. Ну, пусть даже и так, следует это отметить и при случае использовать, а говорить об этом смысла сейчас нет.
– Что да, то да, – легко согласился Андрей. – Но раз я все-таки здесь, то самое время выяснить наконец, для чего я вам вновь понадобился? Конечно, просто повидаться тоже приятно, но ведь не только же…
Как он и ожидал, ответила на его вопрос Сильвия, сделав тем самым еще более интересным вопрос о роли здесь Дайяны. Просто ли для моральной поддержки младшей сотрудницы или у нее имеется специальная функция?
– Мы должны обсудить сложившееся в нашей области Галактики положение. Вытекающее из того, что случилось на Земле и на Таорэре вначале, из вашей победы над большевиками сейчас и из того, что тебе и мне стало известно об истинных хозяевах Вселенной.
– Неужели это так актуально? И стоило ли ради этого транспортировать меня за полсотни парсек да еще и запирать в тюремную камеру, где даже и кормежка не предусмотрена? – Новиков, как всегда в трудных и непонятных ситуациях, начал плести словесные кружева, отвлекать внимание собеседницы на малозначительные детали, плоско острить, преследуя этим сразу несколько целей: рассеивая внимание партнеров, заставляя их говорить больше, чем они вначале собирались, да еще и создавая о себе мнение как о человеке не слишком далеком. Может показаться странным, но на такой примитивный прием ловились даже весьма умные собеседники, заведомо настроенные относиться к нему всерьез. Очевидно, потребность принижать противника и с радостью принимать любые доказательства его неполноценности заложена в человеке на подсознательном уровне так же, как и положительная реакция на самую грубую лесть.
– Неужели нельзя было продолжить нашу взаимно приятную беседу у тебя на вилле? – Улыбка Новикова стала откровенно циничной. – Тем более что я вряд ли смог бы слишком долго противостоять твоим чарам…
– Нельзя, – ответила вместо Сильвии Дайяна. – Как раз по этой самой причине. И еще потому, что только здесь мы стопроцентно гарантированы от любого контроля и вмешательства со стороны.
«Ого! – сказал сам себе Новиков. – Похоже на то, что эта роскошная дамочка не доверяет не только мне, но и Сильвии. И, возможно, моя любезная конфидентка совершила крупную ошибочку. Из нашего безопасного далека сама явилась на суд и расправу. Где гарантии, что нет желающих списать на нее ошибки и просчеты проигранной войны?
И решил, что подобное развитие событий тоже можно использовать к собственной пользе.
– Объяснение принимается. Я знаю достаточно, чтобы поверить – в вашей зоне, защищенной пленкой поверхностного натяжения на границе противоположно текущих времен, достать нас не сможет даже сверхмощный разряд из квантовых пушек форзейлей. Имел случай убедиться. Как и вы имели возможность убедиться кое в чем из области наших способностей…
– А это следует понимать как угрозу? – прищурилась Дайяна. Новиков мельком взглянул на Сильвию.
Да, что-то она выглядит не слишком бодро. Или у них просто настолько развита субординация? Как у отечественных партработников – когда всесильный секретарь парткома посольства во время разборки его, Новикова, персонального дела, на глазах съеживался втрое и обильно потел, отвечая на вопросы завсектором международного отдела ЦК.
«Надо выручать девку, – подумал он. – Мне-то они ничего не сделают, а какие меры у них к провинившимся агентам применяют, я по инциденту с Ириной знаю».
– Какие угрозы, что вы!.. – Он по-театральному всплеснул руками. – В моем ли положении? Мы же здесь равноправные партнеры, объединенные общими интересами. Я просто хотел ненавязчиво намекнуть, что помню содержание и форму нашего предыдущего разговора, когда именно вы, госпожа Дайяна, очень… настойчиво убеждали меня принять участие в вашем сталинском эксперименте. Теперь я стал значительно опытнее, и тогдашние доводы на меня не подействуют. Я выражаюсь достаточно понятно?
Андрей опять бросил короткий взгляд на Сильвию, и ему показалось, что из-за спины Дайяны она едва заметно подмигнула ему.
– Выражайтесь конкретнее. – Аггрианка не захотела принять предложенного им стиля разговора.
– Ради бога. Eсли в двух словах – сотрудничать я с вами согласен. Иначе просто не пришел бы сюда. Однако предложенный вами протокол переговоров меня не устраивает. Как выражались мои благородные предки – невместно.
– Вот как? – Дайяна выглядела озадаченной. – А что вам не понравилось? Прошлый раз вы потребовали именно это помещение как наиболее вас устраивающее…
– Темпора мутантур, уважаемая, как говорили древние, эт нос мутамур ин иллис. Перевод требуется?
– Спасибо, не надо. Так все же?
– Переправьте меня в наш здешний Форт. Вы его довольно основательно разрушили во время совершенно неспровоцированной агрессии, но думаю, что привести дом в относительный порядок я сумею. И переговоры будем вести только там. Кроме того, присутствующая здесь леди Спенсер должна будет находиться при мне постоянно. В качестве заложницы, переводчика, эксперта – назовите это как хотите…
Короткий, как вспышка импульсной лампы, всплеск облегчения и радости в глазах Сильвии послужил ему и наградой, и подтверждением, что он сделал правильный ход.
Некоторое время они с Дайяной торговались, но ее позиция была заведомо проигрышной. Она даже попыталась угрожать ему с тех же позиций, что и в первый раз, однако Андрей не поддался. Теперь у него были куда более сильные козыри, в том числе самый простой – в случае перемещения их в Форт проблема может быть решена при достижении взаимоприемлемых условий, если же нет – процесс будет долгим, да и у него есть в запасе некоторые возможности. Вплоть до прорыва в ту же самую Гиперсеть. Никаких по-настоящему веских доводов сама Дайяна привести не сумела (или не захотела по причинам специального характера), а ссылки на отдаленность Форта Росс, технические трудности с рекондиционированием аггрианских представителей для работы в зоне обратного времени и тому подобное Новиков отмел как непринципиальные.
– Когда нужно, вы на Землю своих агентов засылаете, и ничего, а тут вдруг полтыщи верст для вас расстояние. Не человек для субботы, а суббота для человека.
Древнеиудейская мудрость ее сразила, и соглашение было достигнуто.
А борьба с агграми или участие в гражданской войне при всей увлекательности оставались лишь яркими эпизодами в достаточно монотонной жизни. Хотя и гораздо более интересной, чем предыдущее земное существование.
– Ну пусть будет по-твоему. Я не хотела тебя задеть или обидеть. Просто надеялась убедить, что сложившаяся у тебя картина нашей реальности… не совсем адекватна. Давай попробуем вести диалог по заветам Сократа. Я изложу свою позицию, ты уточнишь, верно ли ее понял, после чего ответишь по сути. Согласен?
Сильвия, будто волнуясь, снова вскочила с кресла, сама взяла сигарету из брошенной Андреем на стол пачки, прикурила, подошла к окну, за которым неподвижно стояла сероватая мгла, словно густой лондонский смог.
«Переигрывает, – подумал Новиков, наблюдая за ее действиями, – или вправду нервничает? Может быть, просто время поджимает, необходимо добиться какого-то результата к определенному часу? А что это может быть за результат и о каком дефиците времени можно говорить там, где время по определению нулевое? Прошлый раз я прожил в шкуре Сталина целых полгода, а потом оказалось, что фактически прошло меньше суток. Ну, в любом случае спешить не будем. Вот только есть хочется. Целый день мы с ней по холмам стипль-чезом занимались, в ожидании ужина по бокалу аперитивчика выпили, а потом сразу сюда. Надо было хоть ломоть ветчины со стола утащить… – Он тоже встал, подошел к бару. Открыл нижнюю дверцу из какого-то розоватого дерева с причудливым рисунком волокон. За ней на полках рядами выстроились сто – и двухсотграммовые бутылочки со всевозможными напитками разной степени крепости – от шестидесятиградусных ликеров, кубинских, ямайских и пуэрториканских ромов, ирландских, шотландских и американских виски до совсем сухих калифорнийских и французских вин. Десяток сортов пива, само собой, всякие колы и соки. Явно скопировано один к одному с конкретного западного отеля, даже книжечка вот лежит с бланками счетов, и написано на обложке по-английски: «Пожалуйста, укажите количество и сорта выпивки и предъявите портье при отъезде». Очень цивилизованно. Наши ребята, впервые попадая за границу, ужасно удивлялись такому буржуйскому простодушию. А вот закуски и здесь никакой. Да и вправду, с цивилизованной точки зрения – хлопнув с устатку грамм двадцать пять уж-жасно крепкого, еще и закусывать… Нерационально».
Новиков за неимением лучшего разорвал пакетик арахиса, оперевшись локтем о полку бара, остановил взгляд на подсвеченном пасмурным светом контуре фигуры аггрианки.
Привлекательная женщина, невзирая на все отрицательные черты своего характера. При росте не меньше ста семидесяти двух параметры у нее были что-то типа 92 – 58 – 90. И ноги составляли две трети от общей длины тела. Нормальная такая девушка, ста сорока лет от роду. Какая-то слабость у их специалистов по отбору и заброске агентов – типажи подбирают такие, что глаз не оторвать. Ирина-то еще ладно, в России красивых девок навалом, она из них если и выделялась, то не так уж, требовалось специальное внимание, чтобы оценить ее выдающуюся нестандартность, а для англичанки можно было и попроще прототип изыскать. На фоне их обычных вызывающих уныние мисс и миссис леди Спенсер бросается в глаза, как девица в купальнике топлес на католической мессе.
«Но достаточно заниматься ерундой, всякими рефлексиями и размышлениями по поводу дамских прелестей», – одернул Новиков себя.
– Короче, заманив меня сюда, какой конкретной работы ты от меня хочешь? – спросил Андрей, тоном и выражением лица давая понять, что старательно выставляемые напоказ детали ее фигуры нужного впечатления на него так и не произвели. – Все, что ты хотела обсудить в процессе светской беседы, мы обсудили. Давай к делу. Зачем мы здесь? Нельзя было нам с тобою откровенно поговорить на Земле? Какие принципиальные проблемы следует решать именно на Валгалле и почему?
Сильвия словно бы растерялась. Андрею даже показалось, что он поставил ее в тупик. Она, наморщив лоб, старалась подобрать слова, способные убедить Новикова в необходимости их пребывания на этой «карантинной станции».
Это еще раз навело Новикова на мысль, что аггрианка не самостоятельна в своих действиях. И выполняла там, на Земле, чей-то приказ, прямой или косвенный.
Андрей усилил нажим:
– Отвечай быстро – почему тебе так вдруг захотелось уединиться со мной? Что ты хотела мне сказать? Для чего нужно было перемещаться именно сюда? Кто заставил тебя это сделать? Со мной пожелал встретиться один из твоих начальников? Или вам нужно было просто убрать меня с Земли? Отвечай, ты слышишь? Отвечай немедленно!
Он не рассчитывал, что таким приемом сможет подавить ее психику и действительно заставить отвечать на агрессивно заданные вопросы (хотя с обычными людьми подобная тактика иногда срабатывала), ему просто нужно было хоть немного вывести ее из равновесия. И она ведь никак не могла забыть, что во всех предыдущих поединках Новиков неизменно выходил победителем.
Своей цели он достиг. Сильвия, говоря по-шахматному, потеряла качество.
– Зачем ты так? – почти жалобно сказала она. – Мы же договорились. Согласились, что теперь мы не враги, партнеры. А на Таорэру я тебя пригласила потому, что здесь мы хоть на короткий срок независимы от постороннего воздействия…
– Это вы независимы, а я?
– Ты тоже. Вот смотри…
Она сделала почти неуловимый жест рукой, и окно, только что затянутое белой мутью, вдруг стало прозрачным. Андрей увидел с высоты примерно пятого земного этажа совершенно чуждый, крайне неприятный для человеческого глаза пейзаж. Плоская, простирающаяся до пределов видимого горизонта равнина, покрытая плотным слоем синевато-желтой растительности, похожей на тундровый мох или на водоросли, которыми обрастают прибрежные камни в южных морях. Чтобы ландшафт не выглядел слишком уж монотонным, по нему с удручающей равномерностью были расставлены деревья – низкие, с корявыми черными стволами и плоскими игольчатыми кронами, похожими на расправленные для просушки шкуры гигантских ежей. Эта саванна тянулась до горизонта, и даже в сильный бинокль нельзя, наверное, было бы рассмотреть, где она кончается. Между деревьями поодиночке и обширными скоплениями были разбросаны отливающие малахитовой зеленью валуны. И в довершение всего небо над потусторонним пейзажем тоже было запредельно тоскливым, грязно-лилового оттенка, с правой стороны горизонта затянутым вперемешку желтоватыми и тускло-свинцовыми тучами.
– Понятно, – сказал Новиков, отворачиваясь. Такие картинки ему приходилось видеть у Сашки Шульгина в альбомах, где он собирал образцы художественного творчества своих пациентов. «Только по цветовой гамме можно ставить безукоризненный диагноз», – утверждал Шульгин.
Похоже, этот пейзаж рисовал больной с выраженным маниакально-депрессивным психозом. В депрессивной фазе, естественно. И его еще хотят заставить поверить, будто аггры безобидные и приятные существа…
– Что именно тебе понятно? – поинтересовалась Сильвия.
– Почему Ирина предпочла просить у нас политического убежища. Нормальному человеку здесь в два счета свихнуться можно. Особенно после того, как я познакомил ее с Селигером, Кисловодском, Домбаем… Представляешь, после Домбая – сюда. Пожизненно…
Сильвия уловила в его словах издевку и предпочла не отвечать.
– Однако теперь я тебе верю. Примерно так ребята зону вашей оккупации и описывали. Первое сомнение снимается.
– Уже слава богу. Раз ты помнишь их рассказы, то должен вспомнить и другое – барьер, разделяющий области планеты с обычным и инверсированным временем, извне абсолютно непроницаем. И мы в самом деле сможем обсуждать интересующие нас вопросы без всякой опаски.
– Если ребятам удалось пройти и разнести вашу базу к чертовой матери, не так уж он прочен, этот барьер, – съязвил Андрей.
– Не думаю, что кто-то захочет повторить их подвиг… – раздался за спиной Новикова низкий бархатистый женский голос.
И он сразу его узнал. Обернулся, изобразив на лице удивленно-радостную улыбку.
У входной двери стояла царственная – иначе не скажешь – дама, на вид лет около тридцати пяти, возможно, чуть ближе к сорока. Одетая в подобие черно-красно-золотого индийского сари, наверняка шуршащего и переливающегося при движении, то облегающего и подчеркивающего формы тела, то свободно обвисающего, скрывающего фигуру, но открывающего простор воображению.
Звали ее Дайяна (по крайней мере так она назвалась при прошлой встрече), и с тех пор она совершенно не изменилась. Однако, подумал Новиков, откуда я знаю, может быть, мы с ней расстались только вчера по здешнему времени, а то и час назад.
Андрей внимательно ее осмотрел и вдруг рассмеялся. И не истерическим, а самым обычным смехом. Это он вспомнил, как при прошлой встрече с Дайяной Берестин, вместе с которым Андрей оказался пленником аггров, очень к месту привел анекдот про бандершу, которая, исчерпав резервы заведения, выходит к клиенту сама.
Гостью такой прием если и удивил, то самую малость. Она приподняла бровь, грациозно прошелестела через комнату и опустилась на пухлый диван напротив Андрея и Сильвии.
Натянувшаяся ткань ее одеяния обрисовала пышные бедра, вроде тех, какими отличались женские фигуры на барельефах Каджурахо.
«Интересные ребята эти пришельцы, – подумал Новиков. – Неужели они считают нас столь примитивными и сексуально озабоченными существами, что на любое серьезное дело посылают старательно подогнанных к стандартам «Плейбоя» баб? А может, это как раз я дурак, что удивляюсь? Еще Ефремов писал, что, несмотря на разговоры о превосходстве душевной красоты над телесной, каждый мужик в душе мечтает о женщине с картинок Бидструпа, длинноногих, крутобедрых, с осиной талией. Вот они нам этот идеал и предлагают…»
– Несказанно рад вновь видеть вас, госпожа Дайяна, – не скрывая иронии, произнес Андрей, изображая полупоклон. – Я уж думал, мы никогда больше не встретимся. А касательно подвига моих друзей советовал бы не зарекаться. Мало ли что еще может случиться…
– Здесь вы совершенно правы. Зарекаться ни от чего нельзя. Вы вот тоже вряд ли думали, что после нашей последней встречи и превращения в советского диктатора вновь окажетесь здесь в несколько сомнительной роли.
Ее русский язык был безупречен, в роли телевизионной дикторши она была бы неподражаема, Сильвия, к примеру, владела языком гораздо хуже. Английский акцент чувствовался. А эта дамочка наверняка бывала на Земле только эпизодически, если вообще бывала. Что еще больше укрепило сомнение Новикова в ее подлинности. Биороботесса, наверное, или вообще голограмма, подумал он. Особенно если учесть слова Сильвии о том, что за пределами его гостиничного номера существование нормального человека невозможно. Ну, пусть даже и так, следует это отметить и при случае использовать, а говорить об этом смысла сейчас нет.
– Что да, то да, – легко согласился Андрей. – Но раз я все-таки здесь, то самое время выяснить наконец, для чего я вам вновь понадобился? Конечно, просто повидаться тоже приятно, но ведь не только же…
Как он и ожидал, ответила на его вопрос Сильвия, сделав тем самым еще более интересным вопрос о роли здесь Дайяны. Просто ли для моральной поддержки младшей сотрудницы или у нее имеется специальная функция?
– Мы должны обсудить сложившееся в нашей области Галактики положение. Вытекающее из того, что случилось на Земле и на Таорэре вначале, из вашей победы над большевиками сейчас и из того, что тебе и мне стало известно об истинных хозяевах Вселенной.
– Неужели это так актуально? И стоило ли ради этого транспортировать меня за полсотни парсек да еще и запирать в тюремную камеру, где даже и кормежка не предусмотрена? – Новиков, как всегда в трудных и непонятных ситуациях, начал плести словесные кружева, отвлекать внимание собеседницы на малозначительные детали, плоско острить, преследуя этим сразу несколько целей: рассеивая внимание партнеров, заставляя их говорить больше, чем они вначале собирались, да еще и создавая о себе мнение как о человеке не слишком далеком. Может показаться странным, но на такой примитивный прием ловились даже весьма умные собеседники, заведомо настроенные относиться к нему всерьез. Очевидно, потребность принижать противника и с радостью принимать любые доказательства его неполноценности заложена в человеке на подсознательном уровне так же, как и положительная реакция на самую грубую лесть.
– Неужели нельзя было продолжить нашу взаимно приятную беседу у тебя на вилле? – Улыбка Новикова стала откровенно циничной. – Тем более что я вряд ли смог бы слишком долго противостоять твоим чарам…
– Нельзя, – ответила вместо Сильвии Дайяна. – Как раз по этой самой причине. И еще потому, что только здесь мы стопроцентно гарантированы от любого контроля и вмешательства со стороны.
«Ого! – сказал сам себе Новиков. – Похоже на то, что эта роскошная дамочка не доверяет не только мне, но и Сильвии. И, возможно, моя любезная конфидентка совершила крупную ошибочку. Из нашего безопасного далека сама явилась на суд и расправу. Где гарантии, что нет желающих списать на нее ошибки и просчеты проигранной войны?
И решил, что подобное развитие событий тоже можно использовать к собственной пользе.
– Объяснение принимается. Я знаю достаточно, чтобы поверить – в вашей зоне, защищенной пленкой поверхностного натяжения на границе противоположно текущих времен, достать нас не сможет даже сверхмощный разряд из квантовых пушек форзейлей. Имел случай убедиться. Как и вы имели возможность убедиться кое в чем из области наших способностей…
– А это следует понимать как угрозу? – прищурилась Дайяна. Новиков мельком взглянул на Сильвию.
Да, что-то она выглядит не слишком бодро. Или у них просто настолько развита субординация? Как у отечественных партработников – когда всесильный секретарь парткома посольства во время разборки его, Новикова, персонального дела, на глазах съеживался втрое и обильно потел, отвечая на вопросы завсектором международного отдела ЦК.
«Надо выручать девку, – подумал он. – Мне-то они ничего не сделают, а какие меры у них к провинившимся агентам применяют, я по инциденту с Ириной знаю».
– Какие угрозы, что вы!.. – Он по-театральному всплеснул руками. – В моем ли положении? Мы же здесь равноправные партнеры, объединенные общими интересами. Я просто хотел ненавязчиво намекнуть, что помню содержание и форму нашего предыдущего разговора, когда именно вы, госпожа Дайяна, очень… настойчиво убеждали меня принять участие в вашем сталинском эксперименте. Теперь я стал значительно опытнее, и тогдашние доводы на меня не подействуют. Я выражаюсь достаточно понятно?
Андрей опять бросил короткий взгляд на Сильвию, и ему показалось, что из-за спины Дайяны она едва заметно подмигнула ему.
– Выражайтесь конкретнее. – Аггрианка не захотела принять предложенного им стиля разговора.
– Ради бога. Eсли в двух словах – сотрудничать я с вами согласен. Иначе просто не пришел бы сюда. Однако предложенный вами протокол переговоров меня не устраивает. Как выражались мои благородные предки – невместно.
– Вот как? – Дайяна выглядела озадаченной. – А что вам не понравилось? Прошлый раз вы потребовали именно это помещение как наиболее вас устраивающее…
– Темпора мутантур, уважаемая, как говорили древние, эт нос мутамур ин иллис. Перевод требуется?
– Спасибо, не надо. Так все же?
– Переправьте меня в наш здешний Форт. Вы его довольно основательно разрушили во время совершенно неспровоцированной агрессии, но думаю, что привести дом в относительный порядок я сумею. И переговоры будем вести только там. Кроме того, присутствующая здесь леди Спенсер должна будет находиться при мне постоянно. В качестве заложницы, переводчика, эксперта – назовите это как хотите…
Короткий, как вспышка импульсной лампы, всплеск облегчения и радости в глазах Сильвии послужил ему и наградой, и подтверждением, что он сделал правильный ход.
Некоторое время они с Дайяной торговались, но ее позиция была заведомо проигрышной. Она даже попыталась угрожать ему с тех же позиций, что и в первый раз, однако Андрей не поддался. Теперь у него были куда более сильные козыри, в том числе самый простой – в случае перемещения их в Форт проблема может быть решена при достижении взаимоприемлемых условий, если же нет – процесс будет долгим, да и у него есть в запасе некоторые возможности. Вплоть до прорыва в ту же самую Гиперсеть. Никаких по-настоящему веских доводов сама Дайяна привести не сумела (или не захотела по причинам специального характера), а ссылки на отдаленность Форта Росс, технические трудности с рекондиционированием аггрианских представителей для работы в зоне обратного времени и тому подобное Новиков отмел как непринципиальные.
– Когда нужно, вы на Землю своих агентов засылаете, и ничего, а тут вдруг полтыщи верст для вас расстояние. Не человек для субботы, а суббота для человека.
Древнеиудейская мудрость ее сразила, и соглашение было достигнуто.
ГЛАВА 2
Сильвия сказала правду, да и сам Новиков, вспоминая прошлое пребывание здесь и рассказы друзей, знал, что внутри станции аггров земляне могут существовать, только будучи надежно защищенными от окружающего чужого времени. Снаряжение, предоставленное Антоном группе Шульгина во время последнего рейда, выглядело очень похожим на обычные легководолазные костюмы, только было изготовлено из сверхтонкой черной пленки, а вместо баллонов с воздухом за спину прикреплялся плоский ранец с генератором антивремени. Этот хроноланг не стеснял движений и позволил землянам в тот раз выиграть почти безнадежное сражение с агграми.
Изолирующие же костюмы, которые пришлось надеть Андрею с Сильвией сейчас, больше напоминали скафандры высшей защиты из фантастических фильмов. Именно они в свое время ввели в заблуждение людей, вообразивших, что Валгалла захвачена ракообразными негуманоидами. Тяжелые, снежно-белого цвета, с шипастым, вытянутым вперед шлемом и клешнеподобными манипуляторами.
Анатомия аггров в их естественном виде несколько отличалась от человеческой, и скафандры на Андрея с Сильвией налезли с трудом. Новиков чувствовал себя так, словно его засунули внутрь «железной девы» – средневекового пыточного инструмента. Какие-то выступы упирались в поясницу, горловина шлема заставляла неестественно выворачивать шею, ноги не до конца разгибались в коленях. Кроме чисто физических неудобств, Андрей сразу же испытал отвратительный приступ клаустрофобии. Словно его заживо похоронили в тесном гробу.
Зато впечатления от зрелища внутреннего устройства аггрианской базы вполне искупили все остальное.
Конечно, никаких тайн за те десять-пятнадцать минут, что их вели по коридорам, подвесным галереям и пандусам, Новиков не раскрыл, но и самого поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в потрясающей чуждости этой цивилизации.
Стало понятно даже, отчего так легко Ирина забыла о своем служебном и расовом долге, перейдя на сторону землян. Слишком глубокой реконструкции пришлось подвергнуться ее организму и мозгу, чтобы существовать и работать на Земле. И оказалось достаточно малейшего сбоя в программе перестройки ее фенотипа, чтобы она осознала себя истинно земной женщиной, ощутив к бывшим соотечественникам неприязнь и даже страх. Наверное, то же самое случилось и с Сильвией. Чем-то происшедшее с аггрианскими резидентками напоминало метаморфозу, случавшуюся с воспитанными за «железным занавесом» советскими гражданами, попадавшими в свободный мир. Чем более тонким и независимым умом они обладали от природы, тем быстрее разочаровывались в идеалах социализма и превращались в невозвращенцев.
Если только – Новиков вновь вернулся к одной из своих гипотез – Ирина и Сильвия вообще изначально не аггрианки, а специально выращенные из эмбрионов обычные земные женщины, только снабженные ложной памятью и выходящими за пределы нормы физическими качествами: эталонной внешностью, практически вечной молодостью, суперэффективной нервной и мышечной системами.
А станция действительно казалась… как бы это лучше выразиться… порождением навеянных порцией ЛСД галлюцинаций.
Прежде всего чудовищной была ее геометрия. Некоторое впечатление о ней могли бы дать рисунки Мориса Эшера. Стыкующиеся под немыслимыми углами плоскости стен, вызывающие головокружение изгибы лестниц, перспектива коридоров, одновременно прямая и обратная, и много еще всяческих изысков. Параллельные прямые, естественно, пересекались, причем не в бесконечности, а в пределах поля зрения. Вода тут наверняка должна была течь вверх, а подняться с этажа на этаж можно было, съезжая вниз по перилам. По крайней мере такое впечатление у Новикова сложилось очень скоро. О таких пустяках, как совершенно абсурдная цветовая гамма, нечего и говорить. Спектр тут, похоже, состоял из совсем других красок, чем на Земле.
– Живут же люди, – пробормотал Андрей себе под нос, потому что средств связи в скафандре он не обнаружил и общаться с Сильвией и сопровождавшей их Дайяной ему приходилось жестами.
Аггрианская матрона, кстати, несмотря на вполне человеческую внешность, не испытывала нужды в средствах индивидуальной защиты. Это Новикова уже не удивило, разве что укрепило в мысли, что он имеет дело с более-менее материальным фантомом.
А вот попавшиеся на пути несколько природных аггров выглядели удручающе. Что там пресловутые Гуинплен с Квазимодо! Сохраняя общую схему двуногих прямоходящих, гуманоидами они могли называться с большой натяжкой. Все они были какие-то безжалостно деформированные, перекрученные, как пробившиеся через асфальт грибы. Однако комплексов по этому поводу не испытывали, передвигались удивительно ловко и, может быть, даже сообразно своей конструкции грациозно.
Жадно разглядывая и запоминая все, что можно, Новиков пытался одновременно сообразить, какие манипуляции следовало бы произвести над аборигенами станции, чтобы привести их к привычному облику. Если бы это были пластилиновые фигурки, по каким осям их можно развернуть, укоротить или удлинить?
Ничего не получалось. Единых осей симметрии у них не просматривалось.
И тогда ему в голову пришло довольно простое решение. Здесь нарушены лишь оптические свойства пространства, а в остальном все нормально. Подобрать подходящие очки, и все станет на свои места. Иначе бы скафандры на них вообще не налезли, а они худо-бедно, но сидят.
Выйдя наконец наружу, Новиков увидел станцию во всей ее красе. Правда, для этого пришлось отойти на порядочное расстояние, потому что размерами она была сравнима со стадионом не из самых маленьких. А формой и цветом напоминала гигантскую бронзовую шестеренку, с маху брошенную на мягкую почву и косо застывшую под острым углом к горизонту.
Вот по этим, значит, наклонным стенам, словно выложенным из рустованного гранита, карабкался Сашка без страховки, чтобы выручить из плена его с Берестиным тела, пока сами они в виде нематериальных психоматриц геройствовали в далеком сорок первом году.
Экипаж для Андрея и Сильвии был уже подан. Плоский и длинный, как армейский транспортер «МТЛБ» без гусениц, выкрашенный, как и скафандры, в снежно-белый цвет.
– Покатаемся, значит, – снова сказал сам себе Новиков и сделал Сильвии приглашающий жест, хотя никаких дверей или люков в сплошном корпусе не наблюдалось. Но расчет его был верен. Стоило аггрианке сделать шаг к машине, как на ближайшем к ним борту откинулась вверх прямоугольная дверка. За ней виднелся довольно просторный отсек с необыкновенно большими, как бы на бегемотов рассчитанными креслами, чашеобразными, будто в земных истребителях.
«Чтобы можно было в скафандрах садиться», – сообразил Андрей. Сильвия неуклюже полезла внутрь. Новиков с полупоклоном предложил садиться Дайяне. Та отрицательно покачала головой. По движению ее губ Андрей понял, что она сказала:
– Позже…
– Ну, хозяин – барин!
Через полчаса плавного и бесшумного полета со скоростью километров двести – двести пятьдесят в час впереди возникла радужно, вроде мыльного пузыря, переливающаяся стена, уходящая в зенит.
Изолирующие же костюмы, которые пришлось надеть Андрею с Сильвией сейчас, больше напоминали скафандры высшей защиты из фантастических фильмов. Именно они в свое время ввели в заблуждение людей, вообразивших, что Валгалла захвачена ракообразными негуманоидами. Тяжелые, снежно-белого цвета, с шипастым, вытянутым вперед шлемом и клешнеподобными манипуляторами.
Анатомия аггров в их естественном виде несколько отличалась от человеческой, и скафандры на Андрея с Сильвией налезли с трудом. Новиков чувствовал себя так, словно его засунули внутрь «железной девы» – средневекового пыточного инструмента. Какие-то выступы упирались в поясницу, горловина шлема заставляла неестественно выворачивать шею, ноги не до конца разгибались в коленях. Кроме чисто физических неудобств, Андрей сразу же испытал отвратительный приступ клаустрофобии. Словно его заживо похоронили в тесном гробу.
Зато впечатления от зрелища внутреннего устройства аггрианской базы вполне искупили все остальное.
Конечно, никаких тайн за те десять-пятнадцать минут, что их вели по коридорам, подвесным галереям и пандусам, Новиков не раскрыл, но и самого поверхностного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в потрясающей чуждости этой цивилизации.
Стало понятно даже, отчего так легко Ирина забыла о своем служебном и расовом долге, перейдя на сторону землян. Слишком глубокой реконструкции пришлось подвергнуться ее организму и мозгу, чтобы существовать и работать на Земле. И оказалось достаточно малейшего сбоя в программе перестройки ее фенотипа, чтобы она осознала себя истинно земной женщиной, ощутив к бывшим соотечественникам неприязнь и даже страх. Наверное, то же самое случилось и с Сильвией. Чем-то происшедшее с аггрианскими резидентками напоминало метаморфозу, случавшуюся с воспитанными за «железным занавесом» советскими гражданами, попадавшими в свободный мир. Чем более тонким и независимым умом они обладали от природы, тем быстрее разочаровывались в идеалах социализма и превращались в невозвращенцев.
Если только – Новиков вновь вернулся к одной из своих гипотез – Ирина и Сильвия вообще изначально не аггрианки, а специально выращенные из эмбрионов обычные земные женщины, только снабженные ложной памятью и выходящими за пределы нормы физическими качествами: эталонной внешностью, практически вечной молодостью, суперэффективной нервной и мышечной системами.
А станция действительно казалась… как бы это лучше выразиться… порождением навеянных порцией ЛСД галлюцинаций.
Прежде всего чудовищной была ее геометрия. Некоторое впечатление о ней могли бы дать рисунки Мориса Эшера. Стыкующиеся под немыслимыми углами плоскости стен, вызывающие головокружение изгибы лестниц, перспектива коридоров, одновременно прямая и обратная, и много еще всяческих изысков. Параллельные прямые, естественно, пересекались, причем не в бесконечности, а в пределах поля зрения. Вода тут наверняка должна была течь вверх, а подняться с этажа на этаж можно было, съезжая вниз по перилам. По крайней мере такое впечатление у Новикова сложилось очень скоро. О таких пустяках, как совершенно абсурдная цветовая гамма, нечего и говорить. Спектр тут, похоже, состоял из совсем других красок, чем на Земле.
– Живут же люди, – пробормотал Андрей себе под нос, потому что средств связи в скафандре он не обнаружил и общаться с Сильвией и сопровождавшей их Дайяной ему приходилось жестами.
Аггрианская матрона, кстати, несмотря на вполне человеческую внешность, не испытывала нужды в средствах индивидуальной защиты. Это Новикова уже не удивило, разве что укрепило в мысли, что он имеет дело с более-менее материальным фантомом.
А вот попавшиеся на пути несколько природных аггров выглядели удручающе. Что там пресловутые Гуинплен с Квазимодо! Сохраняя общую схему двуногих прямоходящих, гуманоидами они могли называться с большой натяжкой. Все они были какие-то безжалостно деформированные, перекрученные, как пробившиеся через асфальт грибы. Однако комплексов по этому поводу не испытывали, передвигались удивительно ловко и, может быть, даже сообразно своей конструкции грациозно.
Жадно разглядывая и запоминая все, что можно, Новиков пытался одновременно сообразить, какие манипуляции следовало бы произвести над аборигенами станции, чтобы привести их к привычному облику. Если бы это были пластилиновые фигурки, по каким осям их можно развернуть, укоротить или удлинить?
Ничего не получалось. Единых осей симметрии у них не просматривалось.
И тогда ему в голову пришло довольно простое решение. Здесь нарушены лишь оптические свойства пространства, а в остальном все нормально. Подобрать подходящие очки, и все станет на свои места. Иначе бы скафандры на них вообще не налезли, а они худо-бедно, но сидят.
Выйдя наконец наружу, Новиков увидел станцию во всей ее красе. Правда, для этого пришлось отойти на порядочное расстояние, потому что размерами она была сравнима со стадионом не из самых маленьких. А формой и цветом напоминала гигантскую бронзовую шестеренку, с маху брошенную на мягкую почву и косо застывшую под острым углом к горизонту.
Вот по этим, значит, наклонным стенам, словно выложенным из рустованного гранита, карабкался Сашка без страховки, чтобы выручить из плена его с Берестиным тела, пока сами они в виде нематериальных психоматриц геройствовали в далеком сорок первом году.
Экипаж для Андрея и Сильвии был уже подан. Плоский и длинный, как армейский транспортер «МТЛБ» без гусениц, выкрашенный, как и скафандры, в снежно-белый цвет.
– Покатаемся, значит, – снова сказал сам себе Новиков и сделал Сильвии приглашающий жест, хотя никаких дверей или люков в сплошном корпусе не наблюдалось. Но расчет его был верен. Стоило аггрианке сделать шаг к машине, как на ближайшем к ним борту откинулась вверх прямоугольная дверка. За ней виднелся довольно просторный отсек с необыкновенно большими, как бы на бегемотов рассчитанными креслами, чашеобразными, будто в земных истребителях.
«Чтобы можно было в скафандрах садиться», – сообразил Андрей. Сильвия неуклюже полезла внутрь. Новиков с полупоклоном предложил садиться Дайяне. Та отрицательно покачала головой. По движению ее губ Андрей понял, что она сказала:
– Позже…
– Ну, хозяин – барин!
Через полчаса плавного и бесшумного полета со скоростью километров двести – двести пятьдесят в час впереди возникла радужно, вроде мыльного пузыря, переливающаяся стена, уходящая в зенит.