Их перекрикивает женщина в одном из задних рядов – она восславляет президента Саддама Хусейна. На трибуну выходит председательствующий и приветствует Таху Ясина Рамадана. Но долго говорить ему не дают. У меня за спиной вскакивает какой-то мужчина, в отличие от остальных делегатов крайне бедно одетый. Читая по листку в клетку, он призывает присутствующих бороться во имя Саддама. Зал аплодирует, а Таха Ясин Рамадан подзывает крикуна к себе и жмет ему руку.
Председательствующий обещает США и мировому сионизму скорое поражение. На трибуну поднимается Таха Ясин Рамадан, весь зал аплодирует стоя. Вице-президент ровным, спокойным голосом объясняет, что агрессия Вашингтона, Лондона и Тель-Авива против иракского народа нарушает международное право. Речь его не раз прерывается патриотическими выкриками и дружным скандированием зала: «Американцы – террористы!»
«Мы много раз приглашали американцев приехать сюда и убедиться, что у нас нет оружия массового поражения. Но они отвергали все наши предложения», – заявляет вице-президент. В этот момент его прерывает галерка, скандирующая самый популярный иракский лозунг – формулу народной любви к президенту: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам!» Снова голосит мой сосед-бедняк: «Мы и наше руководство – не афганцы. Мы не позволим сделать с собой то, что сделали с ними!» Другой делегат требует немедленно объявить бойкот всем товарам американского и израильского производства, американским банкам и, что самое главное, доллару.
Таха Ясин Рамадан терпеливо ждет. Когда делегаты утихают, он благодарит их и идет на место. Зал близок к экстазу. «Йеменские ракеты» начинают размахивать флагами Ирака и Палестины. Все присоединяются к общему хору: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам! Духом! Кровью! С тобою, о Саддам!»
На трибуну выходит представитель Палестины – его появление приводит делегатов в еще большее неистовство. Флаги уже не опускаются, кричат теперь все – каждый что-то свое. Размахивают тоже кто чем может. «Духом! Кровью! С тобою, о Палестина!» – кричит женщина с грудным ребенком на руках. Палестинец победоносно вскидывает руки и пытается дирижировать залом. «Саддам Хусейн – лидер всех арабов! Он поведет нас в борьбе против США, Британии и сионистов», – провозглашает он. «Мы не боимся американцев!» – завывает бедняк в грязной тужурке. Этот возглас, видимо, лишил его остатка сил – хватая ртом воздух, он сползает в свое кресло.
Я поворачиваюсь, чтобы спросить, кто он и где работает. Услышав, что я журналист из России, он бросается меня обнимать: «Передавай привет вашему президенту Путину! Россия и Ирак – друзья на вечные времена! Вместе мы всех победим! Обязательно передай от меня привет господину Путину! Меня зовут Абдель-Хадим, я работаю сторожем здесь, в Багдаде».
Пообщавшись со мной, он вновь обретает силы и вскакивает. «Свободу всему миру!» – требует он, очевидно решив, что надо поддержать не только иракцев и палестинцев, но и русских. «Интифада против американцев! Палестина победит! Ирак победит! Саддам Хусейн победит! Ясир Арафат победит!» – отвечает ему с трибуны представитель Палестины. Их диалог прерывается, потому что весь дворец конгрессов снова скандирует: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам! Духом! Кровью! С тобою, о Ирак!» «Саддам Хусейн – не просто руководитель! Он – символ всей нации! Он – новый Салах-ад-дин!» – покидая трибуну, объявляет оратор.
К сцене подбегает девочка с портретом Саддама на груди и читает поэму собственного сочинения о страданиях иракского народа. Зал смолкает. Я замечаю, что она первая на этой сцене сегодня, кто говорит без бумажки. Закончив, девочка смущенно улыбается. Ее подводят к вице-президенту, он бережно обнимает ее, стараясь не задеть висящим на поясе пистолетом. Охранник отводит девочку на место, но по дороге я останавливаю юную поэтессу. «Меня зовут Джумля, – краснея, говорит она, – мне тринадцать лет, но я уже учусь в десятом классе». И немедленно убегает. Охранники провожают ее внимательными взглядами.
В это время появляются иракский оркестр и хор радио и телевидения. Звучат задорные песни. Одна из них напоминает «Шербурские зонтики» на арабский лад, с припевом из двух слов: «Аллах акбар». Едва стихают последние аккорды, Таха Ясин Рамадан с охраной уходит, за ним тянутся к выходу профсоюзные работники. В них трудно узнать людей, которые еще несколько минут назад бились в патриотическом экстазе. Расслабленные лица, благодушные улыбки. Йеменцы громко обсуждают, куда идти обедать.
«Коммерсантъ», 01.10.2002
Саддам на каждом столбе
Здесь был Саддам. Рассказывают друзья Саддама Хусейна
Фестиваль народного кумиротворчества
Многоликий Саддам
Председательствующий обещает США и мировому сионизму скорое поражение. На трибуну поднимается Таха Ясин Рамадан, весь зал аплодирует стоя. Вице-президент ровным, спокойным голосом объясняет, что агрессия Вашингтона, Лондона и Тель-Авива против иракского народа нарушает международное право. Речь его не раз прерывается патриотическими выкриками и дружным скандированием зала: «Американцы – террористы!»
«Мы много раз приглашали американцев приехать сюда и убедиться, что у нас нет оружия массового поражения. Но они отвергали все наши предложения», – заявляет вице-президент. В этот момент его прерывает галерка, скандирующая самый популярный иракский лозунг – формулу народной любви к президенту: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам!» Снова голосит мой сосед-бедняк: «Мы и наше руководство – не афганцы. Мы не позволим сделать с собой то, что сделали с ними!» Другой делегат требует немедленно объявить бойкот всем товарам американского и израильского производства, американским банкам и, что самое главное, доллару.
Таха Ясин Рамадан терпеливо ждет. Когда делегаты утихают, он благодарит их и идет на место. Зал близок к экстазу. «Йеменские ракеты» начинают размахивать флагами Ирака и Палестины. Все присоединяются к общему хору: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам! Духом! Кровью! С тобою, о Саддам!»
На трибуну выходит представитель Палестины – его появление приводит делегатов в еще большее неистовство. Флаги уже не опускаются, кричат теперь все – каждый что-то свое. Размахивают тоже кто чем может. «Духом! Кровью! С тобою, о Палестина!» – кричит женщина с грудным ребенком на руках. Палестинец победоносно вскидывает руки и пытается дирижировать залом. «Саддам Хусейн – лидер всех арабов! Он поведет нас в борьбе против США, Британии и сионистов», – провозглашает он. «Мы не боимся американцев!» – завывает бедняк в грязной тужурке. Этот возглас, видимо, лишил его остатка сил – хватая ртом воздух, он сползает в свое кресло.
Я поворачиваюсь, чтобы спросить, кто он и где работает. Услышав, что я журналист из России, он бросается меня обнимать: «Передавай привет вашему президенту Путину! Россия и Ирак – друзья на вечные времена! Вместе мы всех победим! Обязательно передай от меня привет господину Путину! Меня зовут Абдель-Хадим, я работаю сторожем здесь, в Багдаде».
Пообщавшись со мной, он вновь обретает силы и вскакивает. «Свободу всему миру!» – требует он, очевидно решив, что надо поддержать не только иракцев и палестинцев, но и русских. «Интифада против американцев! Палестина победит! Ирак победит! Саддам Хусейн победит! Ясир Арафат победит!» – отвечает ему с трибуны представитель Палестины. Их диалог прерывается, потому что весь дворец конгрессов снова скандирует: «Духом! Кровью! С тобою, о Саддам! Духом! Кровью! С тобою, о Ирак!» «Саддам Хусейн – не просто руководитель! Он – символ всей нации! Он – новый Салах-ад-дин!» – покидая трибуну, объявляет оратор.
К сцене подбегает девочка с портретом Саддама на груди и читает поэму собственного сочинения о страданиях иракского народа. Зал смолкает. Я замечаю, что она первая на этой сцене сегодня, кто говорит без бумажки. Закончив, девочка смущенно улыбается. Ее подводят к вице-президенту, он бережно обнимает ее, стараясь не задеть висящим на поясе пистолетом. Охранник отводит девочку на место, но по дороге я останавливаю юную поэтессу. «Меня зовут Джумля, – краснея, говорит она, – мне тринадцать лет, но я уже учусь в десятом классе». И немедленно убегает. Охранники провожают ее внимательными взглядами.
В это время появляются иракский оркестр и хор радио и телевидения. Звучат задорные песни. Одна из них напоминает «Шербурские зонтики» на арабский лад, с припевом из двух слов: «Аллах акбар». Едва стихают последние аккорды, Таха Ясин Рамадан с охраной уходит, за ним тянутся к выходу профсоюзные работники. В них трудно узнать людей, которые еще несколько минут назад бились в патриотическом экстазе. Расслабленные лица, благодушные улыбки. Йеменцы громко обсуждают, куда идти обедать.
«Коммерсантъ», 01.10.2002
Саддам на каждом столбе
3 октября 2002 года
Вчера пресс-секретарь Белого дома Ари Флейшер посоветовал иракцам самим расправиться со своим президентом Саддамом Хусейном. По его словам, одна пуля куда дешевле масштабной военной операции, которую готовят США. Господин Флейшер, видимо, никогда не был в Ираке. И не знает, как любят и берегут своего президента простые иракцы.
Вчера в Ираке началась кампания по подготовке к всенародному референдуму, в ходе которого избиратели должны ответить, хотят ли они, чтобы Саддам Хусейн еще семь лет руководил страной. Наиболее активно к праздничным мероприятиям, посвященным плебисциту, готовятся на родине иракского лидера.
Тикрит славится как родина самых знаменитых иракцев. Прежде всего, здесь родился великий Салах-ад-дин, победитель крестоносцев и освободитель Иерусалима. Отсюда же родом экс-президент Ахмед Хасан аль-Бакр, предшественник нынешнего лидера. Здесь родился и нынешний вице-президент Иззат Ибрагим. Однако самую большую славу городу принесло именно то, что в нем (вернее, неподалеку, в деревне Аль-Оджа) 28 апреля 1937 года родился Саддам Хусейн. Правда, жил он тут недолго. Ребенком будущий президент переехал в Багдад, где занялся политикой, попал в тюрьму, бежал в Сирию, потом в Египет. И лишь когда Саддам возглавил Ирак, городу досталась часть его славы. Здесь проходят ежегодные торжества по случаю одного из главных государственных праздников – дня рождения президента.
Отвезти меня в город мне обещал знакомый, уроженец Тикрита, в прошлом сотрудник одной из служб безопасности Ирака, хвастающийся тем, что сам однажды встречался с президентом (у него даже есть фотография, подтверждающая это). Однако во время предполагаемого отъезда он не появился, зато позвонил через час и пообещал приехать еще через час. Но так и не приехал.
Потеряв терпение, я решил, что смогу съездить в город через турагентство, и буквально в считанные минуты мне предоставили машину и гида. Уже в пути мой гид Валид сообщил мне несколько интересных фактов. Во-первых, оказалось, что ни он сам, ни наш шофер никогда не были в Тикрите. А во-вторых, въезд в Аль-Оджу, родную деревню Саддама, строго воспрещен. «Даже я, иракец, никогда не был в Аль-Одже! – увещевал меня Валид. – Что уж говорить про иностранцев. Туда никого не пускают». Увидев, что мой интерес к родным местам президента не утихает, он учинил мне допрос: «А почему ты решил ехать в Тикрит? Ты любишь Саддама?»
Возможно, мои слова о том, что я хочу написать правду о том, как на самом деле живет Ирак, его убедили, но на ближайшей заправке он вдруг решил позвонить директору турфирмы и выяснить, точно ли Аль-Оджа закрыта. После довольно долгого разговора он вернулся, заявил, что в Аль-Оджу меня не пустят, и немедленно переменил тему, начав обучать меня разным арабским стишкам, считалкам и скороговоркам.
Вскоре по дороге нам встретилась автоколонна, перевозившая танки. На мой вопрос, куда они едут, он ответил: «Ударить по Америке». «Нет, постой, Америка на западе, а танки везут на север», – возразил я. «Ну, знаешь, на севере есть Турция, которая наверняка будет помогать американцам. Очень многие страны будут помогать Америке». Я попросил уточнить. «Ну, Британия, – задумался он, – потом всякие ублюдочные арабские страны вроде Кувейта». В этот момент он снова вспомнил какой-то стишок и как ни в чем не бывало начал мне его рассказывать.
«А расскажи мне какие-нибудь стихи про Саддама», – перебил его я. Валид сделал крайне задумчивое лицо и ответил, что не знает ни одного. Учитывая, что по телевизору их передают ежедневно, и я сам уже почти выучил несколько, поверилось с трудом.
Потом я заметил, что мы едем слишком медленно: 100 км/ч для иракской автотрассы – почти ничего. Валид стал мне объяснять, что все это делается исключительно для моей безопасности. Правда, потом чуть тише, возможно, забыв, что я понимаю по-арабски, сказал водителю: «Давай еще медленнее, около 90». Время приближалось к двум – поре максимальной жары, когда все магазины, учреждения и даже мечети закрываются, а улицы пустеют.
При приближении к Тикриту я заметил, что портреты президента встречаются уже не каждый километр, как прежде. Здесь они, без преувеличения, на каждом столбе. Ворота в город украшает картина, на которой Саддам на белом коне ведет за собой войско на взятие Иерусалима. Точно такую же я видел в Багдаде в министерстве культуры. Имеется в виду, что Саддам – преемник и наследник своего великого земляка Салах-ад-дина, который в XII веке освободил Иерусалим.
Мимо Аль-Оджи мы проехали, ускорившись. «Ты понимаешь, нужно разрешение президента для того, чтобы туда въехать», – объяснил мне Валид.
Вскоре около дороги показались живописные ворота и скрывающийся за ними большой дворец. На мой вопрос, что это, гид ответил просто: «Дворец». «Дворец президента?» – переспросил я. «Мы называем это дворцом народа, – разъяснил он, – ведь Саддам руководит всем народом, значит, его дворец – это дворец народа».
Через несколько минут нашу машину остановил полицейский. Наверное, вспомнив о своей недавней ошибке, Валид уже не стал вслух объяснять ему, кто я и куда еду. Он вышел и долго что-то шептал ему на ухо. Буквально через 50 метров нас затормозил другой полицейский. Через 200 метров – следующий. «Они все предупреждают, что тут нельзя фотографировать», – объяснил Валид. Ни одного хотя бы немного важного объекта я в окрестностях не увидел, но само требование меня не сильно удивило: в Багдаде тоже фотографировать любые памятники или дома – дело проблематичное, а мосты или госучреждения – чуть ли не подсудное. «А хотя бы выйти около той мечети можно?» – обреченно спросил я. «Ты знаешь, мы сейчас поедем в участок и там выясним, что тут можно делать, а что нельзя», – обрадовал меня гид. Первой нашей остановкой в Тикрите стало отделение одной из служб безопасности.
Валид пошел внутрь. В ожидании я обнаружил то, зачем и приехал в город, – явные признаки политической активности местных жителей. Все заборы в окрестности были плотно завешаны полотнищами с лозунгами. Я начал их методично переписывать в блокнот: «Саддам Хусейн – гордость арабской нации», «Боже, храни Ирак и Саддама», «Вместе с Саддамом Хусейном вперед к победе» и т. д. Заметив, чем я занимаюсь, шофер заволновался. По возвращении Валида он стал ему жаловаться, и гид сообщил мне, что мы сейчас поедем в другое отделение службы безопасности, где мне должны дать разрешение на прогулки по городу.
«Послушай, мне не нужны никакие военные объекты, мне не нужна уже даже Аль-Оджа, я просто хочу походить по городу, раз уж я сюда приехал. Может быть, посмотреть на какие-нибудь места, связанные с президентом. Скажем, мечеть, где он молился», – увещевал его я. «А ты не хочешь лучше вернуться в Багдад? Ожидание в отделении может затянуться», – услужливо предложил Валид. Я предпочел подождать.
В этом участке Валид пропал надолго. «Почему у вас все так сложно?» – начал я допрашивать шофера. «Приказ государства!» – с многозначительным видом ответил он. Но после паузы объяснил, что в Тикрите особо жесткий порядок, особо суровые спецслужбы. А все потому, что это родной город президента.
Дело шло к вечеру, и, поняв бесполезность ожидания, я согласился возвращаться в Багдад. Однако дело приняло уже более серьезный оборот. Ко мне вышел рыжеволосый офицер и попросил проследовать за ним. В участке меня подвергли обстоятельному допросу: «Где ты научился говорить по-арабски? Зачем? Какая у тебя религия? Много ли в России христиан? Не пил ли ты по дороге виски?» Минут через пятнадцать он потерял ко мне интерес и стал задавать вопросы шоферу. Потом снова мне, но с явно скучающим видом. На все мои вопросы он отвечал, что нужно подождать минут десять.
Вдруг вернулся Валид, а с ним еще один человек, поприветствовавший меня по-русски. Я подумал, что допрос продолжится на русском языке. Но он ограничился парой незначительных вопросов. Словно единственная цель появления этого человека была проверить, тот ли я, за кого себя выдаю, умею ли говорить по-русски. Затем он с явным разочарованием объявил, что я могу возвращаться в Багдад. Поимка шпиона сорвалась.
Пока мы ехали к выезду из Тикрита, нас еще раза четыре остановила полиция. Когда город наконец остался позади, Валид вдруг поинтересовался: «А что, в России можно ездить везде, куда хочешь?» Я задумался, а он следом задал еще один вопрос: «Неужели можно свободно ездить по городу, где родился президент Путин?»
«Коммерсантъ», 03.10.2002
Вчера пресс-секретарь Белого дома Ари Флейшер посоветовал иракцам самим расправиться со своим президентом Саддамом Хусейном. По его словам, одна пуля куда дешевле масштабной военной операции, которую готовят США. Господин Флейшер, видимо, никогда не был в Ираке. И не знает, как любят и берегут своего президента простые иракцы.
Вчера в Ираке началась кампания по подготовке к всенародному референдуму, в ходе которого избиратели должны ответить, хотят ли они, чтобы Саддам Хусейн еще семь лет руководил страной. Наиболее активно к праздничным мероприятиям, посвященным плебисциту, готовятся на родине иракского лидера.
Тикрит славится как родина самых знаменитых иракцев. Прежде всего, здесь родился великий Салах-ад-дин, победитель крестоносцев и освободитель Иерусалима. Отсюда же родом экс-президент Ахмед Хасан аль-Бакр, предшественник нынешнего лидера. Здесь родился и нынешний вице-президент Иззат Ибрагим. Однако самую большую славу городу принесло именно то, что в нем (вернее, неподалеку, в деревне Аль-Оджа) 28 апреля 1937 года родился Саддам Хусейн. Правда, жил он тут недолго. Ребенком будущий президент переехал в Багдад, где занялся политикой, попал в тюрьму, бежал в Сирию, потом в Египет. И лишь когда Саддам возглавил Ирак, городу досталась часть его славы. Здесь проходят ежегодные торжества по случаю одного из главных государственных праздников – дня рождения президента.
Отвезти меня в город мне обещал знакомый, уроженец Тикрита, в прошлом сотрудник одной из служб безопасности Ирака, хвастающийся тем, что сам однажды встречался с президентом (у него даже есть фотография, подтверждающая это). Однако во время предполагаемого отъезда он не появился, зато позвонил через час и пообещал приехать еще через час. Но так и не приехал.
Потеряв терпение, я решил, что смогу съездить в город через турагентство, и буквально в считанные минуты мне предоставили машину и гида. Уже в пути мой гид Валид сообщил мне несколько интересных фактов. Во-первых, оказалось, что ни он сам, ни наш шофер никогда не были в Тикрите. А во-вторых, въезд в Аль-Оджу, родную деревню Саддама, строго воспрещен. «Даже я, иракец, никогда не был в Аль-Одже! – увещевал меня Валид. – Что уж говорить про иностранцев. Туда никого не пускают». Увидев, что мой интерес к родным местам президента не утихает, он учинил мне допрос: «А почему ты решил ехать в Тикрит? Ты любишь Саддама?»
Возможно, мои слова о том, что я хочу написать правду о том, как на самом деле живет Ирак, его убедили, но на ближайшей заправке он вдруг решил позвонить директору турфирмы и выяснить, точно ли Аль-Оджа закрыта. После довольно долгого разговора он вернулся, заявил, что в Аль-Оджу меня не пустят, и немедленно переменил тему, начав обучать меня разным арабским стишкам, считалкам и скороговоркам.
Вскоре по дороге нам встретилась автоколонна, перевозившая танки. На мой вопрос, куда они едут, он ответил: «Ударить по Америке». «Нет, постой, Америка на западе, а танки везут на север», – возразил я. «Ну, знаешь, на севере есть Турция, которая наверняка будет помогать американцам. Очень многие страны будут помогать Америке». Я попросил уточнить. «Ну, Британия, – задумался он, – потом всякие ублюдочные арабские страны вроде Кувейта». В этот момент он снова вспомнил какой-то стишок и как ни в чем не бывало начал мне его рассказывать.
«А расскажи мне какие-нибудь стихи про Саддама», – перебил его я. Валид сделал крайне задумчивое лицо и ответил, что не знает ни одного. Учитывая, что по телевизору их передают ежедневно, и я сам уже почти выучил несколько, поверилось с трудом.
Потом я заметил, что мы едем слишком медленно: 100 км/ч для иракской автотрассы – почти ничего. Валид стал мне объяснять, что все это делается исключительно для моей безопасности. Правда, потом чуть тише, возможно, забыв, что я понимаю по-арабски, сказал водителю: «Давай еще медленнее, около 90». Время приближалось к двум – поре максимальной жары, когда все магазины, учреждения и даже мечети закрываются, а улицы пустеют.
При приближении к Тикриту я заметил, что портреты президента встречаются уже не каждый километр, как прежде. Здесь они, без преувеличения, на каждом столбе. Ворота в город украшает картина, на которой Саддам на белом коне ведет за собой войско на взятие Иерусалима. Точно такую же я видел в Багдаде в министерстве культуры. Имеется в виду, что Саддам – преемник и наследник своего великого земляка Салах-ад-дина, который в XII веке освободил Иерусалим.
Мимо Аль-Оджи мы проехали, ускорившись. «Ты понимаешь, нужно разрешение президента для того, чтобы туда въехать», – объяснил мне Валид.
Вскоре около дороги показались живописные ворота и скрывающийся за ними большой дворец. На мой вопрос, что это, гид ответил просто: «Дворец». «Дворец президента?» – переспросил я. «Мы называем это дворцом народа, – разъяснил он, – ведь Саддам руководит всем народом, значит, его дворец – это дворец народа».
Через несколько минут нашу машину остановил полицейский. Наверное, вспомнив о своей недавней ошибке, Валид уже не стал вслух объяснять ему, кто я и куда еду. Он вышел и долго что-то шептал ему на ухо. Буквально через 50 метров нас затормозил другой полицейский. Через 200 метров – следующий. «Они все предупреждают, что тут нельзя фотографировать», – объяснил Валид. Ни одного хотя бы немного важного объекта я в окрестностях не увидел, но само требование меня не сильно удивило: в Багдаде тоже фотографировать любые памятники или дома – дело проблематичное, а мосты или госучреждения – чуть ли не подсудное. «А хотя бы выйти около той мечети можно?» – обреченно спросил я. «Ты знаешь, мы сейчас поедем в участок и там выясним, что тут можно делать, а что нельзя», – обрадовал меня гид. Первой нашей остановкой в Тикрите стало отделение одной из служб безопасности.
Валид пошел внутрь. В ожидании я обнаружил то, зачем и приехал в город, – явные признаки политической активности местных жителей. Все заборы в окрестности были плотно завешаны полотнищами с лозунгами. Я начал их методично переписывать в блокнот: «Саддам Хусейн – гордость арабской нации», «Боже, храни Ирак и Саддама», «Вместе с Саддамом Хусейном вперед к победе» и т. д. Заметив, чем я занимаюсь, шофер заволновался. По возвращении Валида он стал ему жаловаться, и гид сообщил мне, что мы сейчас поедем в другое отделение службы безопасности, где мне должны дать разрешение на прогулки по городу.
«Послушай, мне не нужны никакие военные объекты, мне не нужна уже даже Аль-Оджа, я просто хочу походить по городу, раз уж я сюда приехал. Может быть, посмотреть на какие-нибудь места, связанные с президентом. Скажем, мечеть, где он молился», – увещевал его я. «А ты не хочешь лучше вернуться в Багдад? Ожидание в отделении может затянуться», – услужливо предложил Валид. Я предпочел подождать.
В этом участке Валид пропал надолго. «Почему у вас все так сложно?» – начал я допрашивать шофера. «Приказ государства!» – с многозначительным видом ответил он. Но после паузы объяснил, что в Тикрите особо жесткий порядок, особо суровые спецслужбы. А все потому, что это родной город президента.
Дело шло к вечеру, и, поняв бесполезность ожидания, я согласился возвращаться в Багдад. Однако дело приняло уже более серьезный оборот. Ко мне вышел рыжеволосый офицер и попросил проследовать за ним. В участке меня подвергли обстоятельному допросу: «Где ты научился говорить по-арабски? Зачем? Какая у тебя религия? Много ли в России христиан? Не пил ли ты по дороге виски?» Минут через пятнадцать он потерял ко мне интерес и стал задавать вопросы шоферу. Потом снова мне, но с явно скучающим видом. На все мои вопросы он отвечал, что нужно подождать минут десять.
Вдруг вернулся Валид, а с ним еще один человек, поприветствовавший меня по-русски. Я подумал, что допрос продолжится на русском языке. Но он ограничился парой незначительных вопросов. Словно единственная цель появления этого человека была проверить, тот ли я, за кого себя выдаю, умею ли говорить по-русски. Затем он с явным разочарованием объявил, что я могу возвращаться в Багдад. Поимка шпиона сорвалась.
Пока мы ехали к выезду из Тикрита, нас еще раза четыре остановила полиция. Когда город наконец остался позади, Валид вдруг поинтересовался: «А что, в России можно ездить везде, куда хочешь?» Я задумался, а он следом задал еще один вопрос: «Неужели можно свободно ездить по городу, где родился президент Путин?»
«Коммерсантъ», 03.10.2002
Здесь был Саддам. Рассказывают друзья Саддама Хусейна
8 октября 2002 года
Вашингтон уже не раз давал понять, что Ирак может избежать удара со стороны США, если Саддам Хусейн добровольно покинет страну. «Я не оставлю свой народ!» – заявил в воскресенье иракский лидер. «Он не оставит», – заверили меня в небольшом багдадском кафе, где, по слухам, в молодые годы любил посидеть нынешний правитель Ирака.
Имя Саддама Хусейна в Ираке окутано плотной пеленой мифов. Уже много лет практически никому в Ираке не известно местонахождение руководителя; естественно, говорят иракцы, сейчас, когда американцы ведут охоту на него, охрана президента вынуждена его прятать. Президента ежедневно показывают по телевизору, но в основном это кадры как минимум десятилетней давности: Саддам и дети, Саддам в толпе, Саддам в курдском национальном костюме, Саддам стреляет из ружья. Кадры сопровождаются триединым лозунгом: «Бог! Родина! Руководитель!»
Мне рассказывали, что есть телефонный номер, по которому любой иракский гражданин может позвонить президенту и рассказать ему о своих проблемах – Саддам всех выслушивает и обязательно помогает. Правда, все мои попытки раздобыть этот номер не увенчались успехом. Поэтому, когда я услышал о багдадском кафе, куда Саддам, уже будучи президентом, частенько заходил и угощал всех посетителей кока-колой, я поначалу подумал, что это очередной миф. «Да нет, серьезно, на том берегу Тигра находится район, где президент жил, когда переехал из Тикрита в Багдад. Там до сих пор живут многие его друзья». И правда, уже вскоре мне удалось разыскать этот район.
На въезде в него висит огромный портрет Саддама, держащего в руках тарелку, в ней что-то похожее на пельмени. За ним стоят в ряд несколько десятков совершенно одинаковых коттеджей – их Саддам специально построил для своих старых товарищей. Далее идет череда 16-этажных домов – сюда переселили всех остальных обитателей района, где некогда жил Саддам. Его дом не сохранился, старых домов здесь вообще нет: то ли их разбомбили во время «Бури в пустыне», то ли снесли ради модернизации города.
На берегу реки, рядом с небольшой мечетью, и стоит открытое кафе, в которое, говорят, хаживал президент. Чтобы туда попасть, надо пройти под мостом, а мосты, как и все особо важные объекты в Багдаде, окружены колючей проволокой. Приходится выискивать дыру в ограждении и пролезать сквозь нее.
В кафе полно народу – местные жители пьют чай, курят кальян, играют в карты или домино. Я отыскиваю хозяина, им оказывается 85-летний Абу Фарук, очень живой и активный старик. После традиционного ритуала знакомства, объятий и приветствий первое, что он мне говорит: «Оставь мне, пожалуйста, свой адрес в России. Я уже очень давно хочу съездить в вашу страну. Я к тебе в гости приеду!»
Он усаживает меня за стол, я предлагаю ему посидеть со мной. Абу Фарук извиняется: ему нужно обслуживать посетителей, но если выдастся свободная минутка... Выполнив очередной заказ, он подходит ко мне, говорит со мной минуту-другую, а потом опять бежит за чаем для кого-то из вновь пришедших. Наше общение затрудняется еще и тем, что у Абу Фарука почти нет зубов, поэтому говорит он очень неразборчиво – приходится все время переспрашивать.
– А правда, что президент когда-то жил в этих краях? – осторожно начинаю я.
– Ну конечно, у него же здесь жили дядя и тетя – он к ним переехал из Тикрита. Здесь он неподалеку и в школе учился.
– А чем занимался Саддам в то время?
– Да чем мы тогда занимались... Время было бедное, особо не погуляешь, бегали купаться все время сюда, даже и спали на берегу, – смеется Абу Фарук.
О любви Саддама к плаванию в Ираке ходят легенды. Говорят, что, уже став президентом, он любил переплывать Тигр наперегонки с купающимися мальчишками – и каждый раз-де приплывал первым. Последние 10 лет он, правда, прилюдно уже не плавает. Но судя по виду, открывающемуся с багдадской телебашни, любовь к заплывам на дальние дистанции у него не прошла: на территории одного из его дворцов, которая видна с телебашни, есть бассейн размером с небольшое озеро.
– И что, президент тоже с вами бегал купаться? – продолжаю я расспрашивать хозяина кафе. По моим подсчетам, если Абу Фаруку и правда сейчас 85 лет, то Саддам Хусейн младше его на целых 20.
– Да нет. Я в то время уже работал, а он, пока его приятели бегали за девушками, сидел здесь на берегу и книжки читал.
– А президент за девушками не бегал?
– Он был серьезный. Учился, потом политикой стал заниматься...
Абу Фарук прерывается: ему надо идти на молитву. Он строго придерживается всех религиозных предписаний, даже постится не один месяц в году – Рамадан, – а целых три. «Поэтому-то мне уже 85, а ничего не болит. Только ноги иногда, но это из-за того, что меня машина сбила», – убегая в мечеть, объясняет мне Абу Фарук.
Вокруг кафе собираются дети – посмотреть на пришедших иностранцев. Среди бедно одетых детей выделяются мальчик и девочка в нарядной одежде. Оказывается, это внуки Абу Фарука – он уже успел сбегать домой и сказать их матери, чтобы принарядила детей.
– А Саддам когда-нибудь заходил в ваше кафе? – снова поймав за рукав вернувшегося хозяина, спрашиваю я.
– Вот в это? Нет, это новое. Его для меня президент построил. Девять лет назад. А раньше, конечно, приходил, – с благодушной улыбкой отвечает Абу Фарук и спрашивает, что я буду есть.
– Я что любил есть президент? – я вновь перевожу тему разговора на интересующий меня предмет.
– Все самое простое – кебаб, овощи... Да всю обычную пищу, которую любят простые иракцы. Он вообще очень простой человек, скромный! – Абу Фарук распаляется и говорит все громче, быстрее и неразборчивее. – Это все врут, что он любит купаться в роскоши. Это американское вранье! Он обычный человек. И вот что я тебе еще скажу. Знаешь, почему его все любят? Он самый смелый мужчина в мире! Он никого не боится! Вот вы боитесь американцев, все боятся. А он их не боится.
Абу Фарук все больше горячится – он начинает рассказывать, что у него дома лежат ружье и два пистолета, и если американцы на них нападут, то он возьмет все свое оружие и пойдет защищать Саддама.
Новый посетитель отвлекает Абу Фарука. Я замечаю, что взрослые уже отогнали от меня всех детей: глазеть на иностранцев некультурно. Самые смелые прячутся за машинами метрах в двадцати и изредка выглядывают из-за них. Рядом со мной сидят только внуки Абу Фарука – им можно.
– А в этом районе еще, наверное, живут многие приятели Саддама? – спрашиваю я, воспользовавшись тем, что Абу Фарук принес мне ужин.
– Конечно. Обычно они сюда приходят. Но сейчас, наверное, они уже все пошли спать.
– А когда вы последний раз видели президента?
– Несколько лет назад он приезжал сюда. Гулял по родным местам, ходил по берегу. Но кругом была охрана, меня к нему не подпустили, – Абу Фарук продолжает улыбаться и, трепля меня по плечу, радостно сообщает:
– Очень скоро я встречусь с президентом. У меня с ним встреча. И я обязательно ему передам, что ко мне приходили его друзья из России. Он будет рад.
– Когда вы с ним встретитесь? – удивленно спрашиваю я.
– В ближайшие дни, в ближайшие дни... – блаженно улыбается Абу Фарук.
– Вы уверены? Откуда вы это знаете? Вам позвонили из его администрации? – допытываюсь я.
– Даст Бог, встретимся, – загадочно улыбается старик.
Мы собираемся сфотографироваться на прощание, но тут подбегает один из посетителей и, размахивая руками, просит, чтобы мы перешли на другое место: «Здесь нельзя! Не надо: сзади вас мост. Нельзя фотографировать мост!» Мы послушно отходим в другую сторону. Абу Фарук обещает приехать в Россию, передать от меня привет Саддаму и в следующий раз показать мне, как он будет стрелять из ружья, если придут американцы.
Огибая мечеть, я иду к мосту. Дети провожают меня до самой ограды из колючей проволоки. По дороге меня догоняет мать одного из них, хватает своего ребенка и тащит домой. Потом останавливается и кричит мне вслед: «Молимся за пророка Саддама, не нужен нам никто другой!»
«Коммерсантъ», 08.10.2002
Вашингтон уже не раз давал понять, что Ирак может избежать удара со стороны США, если Саддам Хусейн добровольно покинет страну. «Я не оставлю свой народ!» – заявил в воскресенье иракский лидер. «Он не оставит», – заверили меня в небольшом багдадском кафе, где, по слухам, в молодые годы любил посидеть нынешний правитель Ирака.
Имя Саддама Хусейна в Ираке окутано плотной пеленой мифов. Уже много лет практически никому в Ираке не известно местонахождение руководителя; естественно, говорят иракцы, сейчас, когда американцы ведут охоту на него, охрана президента вынуждена его прятать. Президента ежедневно показывают по телевизору, но в основном это кадры как минимум десятилетней давности: Саддам и дети, Саддам в толпе, Саддам в курдском национальном костюме, Саддам стреляет из ружья. Кадры сопровождаются триединым лозунгом: «Бог! Родина! Руководитель!»
Мне рассказывали, что есть телефонный номер, по которому любой иракский гражданин может позвонить президенту и рассказать ему о своих проблемах – Саддам всех выслушивает и обязательно помогает. Правда, все мои попытки раздобыть этот номер не увенчались успехом. Поэтому, когда я услышал о багдадском кафе, куда Саддам, уже будучи президентом, частенько заходил и угощал всех посетителей кока-колой, я поначалу подумал, что это очередной миф. «Да нет, серьезно, на том берегу Тигра находится район, где президент жил, когда переехал из Тикрита в Багдад. Там до сих пор живут многие его друзья». И правда, уже вскоре мне удалось разыскать этот район.
На въезде в него висит огромный портрет Саддама, держащего в руках тарелку, в ней что-то похожее на пельмени. За ним стоят в ряд несколько десятков совершенно одинаковых коттеджей – их Саддам специально построил для своих старых товарищей. Далее идет череда 16-этажных домов – сюда переселили всех остальных обитателей района, где некогда жил Саддам. Его дом не сохранился, старых домов здесь вообще нет: то ли их разбомбили во время «Бури в пустыне», то ли снесли ради модернизации города.
На берегу реки, рядом с небольшой мечетью, и стоит открытое кафе, в которое, говорят, хаживал президент. Чтобы туда попасть, надо пройти под мостом, а мосты, как и все особо важные объекты в Багдаде, окружены колючей проволокой. Приходится выискивать дыру в ограждении и пролезать сквозь нее.
В кафе полно народу – местные жители пьют чай, курят кальян, играют в карты или домино. Я отыскиваю хозяина, им оказывается 85-летний Абу Фарук, очень живой и активный старик. После традиционного ритуала знакомства, объятий и приветствий первое, что он мне говорит: «Оставь мне, пожалуйста, свой адрес в России. Я уже очень давно хочу съездить в вашу страну. Я к тебе в гости приеду!»
Он усаживает меня за стол, я предлагаю ему посидеть со мной. Абу Фарук извиняется: ему нужно обслуживать посетителей, но если выдастся свободная минутка... Выполнив очередной заказ, он подходит ко мне, говорит со мной минуту-другую, а потом опять бежит за чаем для кого-то из вновь пришедших. Наше общение затрудняется еще и тем, что у Абу Фарука почти нет зубов, поэтому говорит он очень неразборчиво – приходится все время переспрашивать.
– А правда, что президент когда-то жил в этих краях? – осторожно начинаю я.
– Ну конечно, у него же здесь жили дядя и тетя – он к ним переехал из Тикрита. Здесь он неподалеку и в школе учился.
– А чем занимался Саддам в то время?
– Да чем мы тогда занимались... Время было бедное, особо не погуляешь, бегали купаться все время сюда, даже и спали на берегу, – смеется Абу Фарук.
О любви Саддама к плаванию в Ираке ходят легенды. Говорят, что, уже став президентом, он любил переплывать Тигр наперегонки с купающимися мальчишками – и каждый раз-де приплывал первым. Последние 10 лет он, правда, прилюдно уже не плавает. Но судя по виду, открывающемуся с багдадской телебашни, любовь к заплывам на дальние дистанции у него не прошла: на территории одного из его дворцов, которая видна с телебашни, есть бассейн размером с небольшое озеро.
– И что, президент тоже с вами бегал купаться? – продолжаю я расспрашивать хозяина кафе. По моим подсчетам, если Абу Фаруку и правда сейчас 85 лет, то Саддам Хусейн младше его на целых 20.
– Да нет. Я в то время уже работал, а он, пока его приятели бегали за девушками, сидел здесь на берегу и книжки читал.
– А президент за девушками не бегал?
– Он был серьезный. Учился, потом политикой стал заниматься...
Абу Фарук прерывается: ему надо идти на молитву. Он строго придерживается всех религиозных предписаний, даже постится не один месяц в году – Рамадан, – а целых три. «Поэтому-то мне уже 85, а ничего не болит. Только ноги иногда, но это из-за того, что меня машина сбила», – убегая в мечеть, объясняет мне Абу Фарук.
Вокруг кафе собираются дети – посмотреть на пришедших иностранцев. Среди бедно одетых детей выделяются мальчик и девочка в нарядной одежде. Оказывается, это внуки Абу Фарука – он уже успел сбегать домой и сказать их матери, чтобы принарядила детей.
– А Саддам когда-нибудь заходил в ваше кафе? – снова поймав за рукав вернувшегося хозяина, спрашиваю я.
– Вот в это? Нет, это новое. Его для меня президент построил. Девять лет назад. А раньше, конечно, приходил, – с благодушной улыбкой отвечает Абу Фарук и спрашивает, что я буду есть.
– Я что любил есть президент? – я вновь перевожу тему разговора на интересующий меня предмет.
– Все самое простое – кебаб, овощи... Да всю обычную пищу, которую любят простые иракцы. Он вообще очень простой человек, скромный! – Абу Фарук распаляется и говорит все громче, быстрее и неразборчивее. – Это все врут, что он любит купаться в роскоши. Это американское вранье! Он обычный человек. И вот что я тебе еще скажу. Знаешь, почему его все любят? Он самый смелый мужчина в мире! Он никого не боится! Вот вы боитесь американцев, все боятся. А он их не боится.
Абу Фарук все больше горячится – он начинает рассказывать, что у него дома лежат ружье и два пистолета, и если американцы на них нападут, то он возьмет все свое оружие и пойдет защищать Саддама.
Новый посетитель отвлекает Абу Фарука. Я замечаю, что взрослые уже отогнали от меня всех детей: глазеть на иностранцев некультурно. Самые смелые прячутся за машинами метрах в двадцати и изредка выглядывают из-за них. Рядом со мной сидят только внуки Абу Фарука – им можно.
– А в этом районе еще, наверное, живут многие приятели Саддама? – спрашиваю я, воспользовавшись тем, что Абу Фарук принес мне ужин.
– Конечно. Обычно они сюда приходят. Но сейчас, наверное, они уже все пошли спать.
– А когда вы последний раз видели президента?
– Несколько лет назад он приезжал сюда. Гулял по родным местам, ходил по берегу. Но кругом была охрана, меня к нему не подпустили, – Абу Фарук продолжает улыбаться и, трепля меня по плечу, радостно сообщает:
– Очень скоро я встречусь с президентом. У меня с ним встреча. И я обязательно ему передам, что ко мне приходили его друзья из России. Он будет рад.
– Когда вы с ним встретитесь? – удивленно спрашиваю я.
– В ближайшие дни, в ближайшие дни... – блаженно улыбается Абу Фарук.
– Вы уверены? Откуда вы это знаете? Вам позвонили из его администрации? – допытываюсь я.
– Даст Бог, встретимся, – загадочно улыбается старик.
Мы собираемся сфотографироваться на прощание, но тут подбегает один из посетителей и, размахивая руками, просит, чтобы мы перешли на другое место: «Здесь нельзя! Не надо: сзади вас мост. Нельзя фотографировать мост!» Мы послушно отходим в другую сторону. Абу Фарук обещает приехать в Россию, передать от меня привет Саддаму и в следующий раз показать мне, как он будет стрелять из ружья, если придут американцы.
Огибая мечеть, я иду к мосту. Дети провожают меня до самой ограды из колючей проволоки. По дороге меня догоняет мать одного из них, хватает своего ребенка и тащит домой. Потом останавливается и кричит мне вслед: «Молимся за пророка Саддама, не нужен нам никто другой!»
«Коммерсантъ», 08.10.2002
Фестиваль народного кумиротворчества
14 октября 2002 года
На этой неделе в Ираке состоится референдум, который должен продлить полномочия президента Саддама Хусейна еще на семь лет. Однако голосовать иракцы собираются вовсе не за человека по имени Саддам Хусейн, а за миф о великом и могущественном вожде.
На этой неделе в Ираке состоится референдум, который должен продлить полномочия президента Саддама Хусейна еще на семь лет. Однако голосовать иракцы собираются вовсе не за человека по имени Саддам Хусейн, а за миф о великом и могущественном вожде.
Многоликий Саддам
Первое, что мне бросилось в глаза после приезда в Багдад, – это портреты Саддама Хусейна. Удивляло даже не их количество – к тому, что во многих странах, особенно арабских, портреты правителя встречаются повсюду, я уже давно привык. В Египте с каждой стены на вас взирает Хосни Мубарак, в Сирии улицы украшают изображениями отца и сына Асадов, в ОАЭ не менее часто встречается лик шейха Заеда аль-Нахайана. По дороге из международного аэропорта имени Саддама Хусейна в город, который местные чиновники любят называть городом Саддама Хусейна, меня поразило то, что ни один портрет президента не был похож на другой.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента