– А я сразу догадалась… Помнишь, что написал?
– Не-а… – чуть качнул он головой.
– А я помню! «В тебя я был немножечко влюблен. Я опоздал лишь на один осенний день. И не пройти к тебе всего один квартал… Я просто рад, что ты живешь на свете!»
– Набор слов…
От разлитой вокруг синевы ее волосы отливали голубым. Колюне захотелось провести по ним рукой.
– Ни рифмы, ни мысли…
– Неправда! Хорошие стихи… – недовольно отвернулась она в сторону. – Я из-за них в тот день вся обревелась… И с Валеркой за то, что он порвал открытку, целую неделю не разговаривала…
– Зачем вообще показывала?
– А мы с ним с самого начала договорились ничего друг от друга не скрывать, – призналась она с опущенной головой.
– Что мы сегодня встретились, тоже не скроешь?
– Подумаю, – мельком поглядела она на него. – Мне кажется, он боится правды и не доверяет мне. Уже предупредил: если я когда-нибудь изменю ему, то чтобы он про это не узнал. – Она сощурилась, и глаза у нее стали узкими и длинными. – Но этого он не дождется. Я сначала скажу ему, что изменила, и посмотрю, как он поведет себя, и тогда, может, на самом деле изменю!…
– Что вы как маленькие? – скривился Колюня.
– Да мне не нравится, что мы с ним все время одни, одни… даже когда в школе…
– На его месте я бы, наверное, тоже никого не подпускал.
– Вот и он, когда мы с ним по телевизору смотрели бой оленей, доказывал мне: третий – всегда лишний. Закон природы. – Она сняла с его джинсовой куртки приставшую белую нитку.
– Но мы же не олени, а люди…
– Это ты мне говоришь?
– Какая я эгоистка!… – вдруг осознала она. – Хотела узнать, как живешь ты, а говорю только про себя и Валерку… Ну, как ты?
– Я же сказал: вырабатываю силу воли.
– По-моему, она у тебя уже есть. А, бэ, вэ, гэ… – начала она, играя, наматывать белую нитку на палец. Дошла до буквы «к» и бросила.
Колюне показалось, что на них кто-то смотрит. Оглянулся – никого.
– Значит, на выпускной не придешь? – повторила она вопрос.
– Я и на своем-то, наверное, не смогу быть. Меня родители к себе забирают…
Не веря, она покрутила головой и спросила:
– Почему сразу не сказал об этом?
– Повода не было… И я еще не решил, поеду или нет…
– Слушай! – Вся встрепенулась она. – Мы договорились перед экзаменами сходить всем классом на то же самое место, где озеро. Идем с нами! Всего на один день, а?…
– Есть примета: нельзя возвращаться на старое место. Будет несчастье… – Он провел рукой по затылку. Было ощущение, что кто-то навел на него увеличительное стекло.
– А мне так хочется, чтобы все повторилось!… – размечталась она. – И чтобы мы сидели у костра, и чтобы дождь потом пошел… И еще я хочу послушать твою песню.
– Это была не моя песня. Руссоса.
– Все равно чья. Мелодию я помню… – Она напела начало песни. – А слова забыла…
– А это откуда, помнишь? – Он потянул за цепочку и показал ей свой латунный талисман.
– Нет, – извиняясь, улыбнулась она.
– У тебя телефон все тот же?
– Да!
– Я пошел… – поднял он руку.
– Я еще хочу спросить тебя…
– Знаешь, по-моему, на нас кто-то смотрит и сильно-сильно нервничает…
– Выдумываешь… – Она даже не оглянулась. – Мы еще увидимся?
– Скорее всего, нет. – Что-то твердое блеснуло во взоре Колюни.
– Писать оттуда будешь?
– Не буду…
Она приподнялась на носочках и поцеловала его. Хотела, как сестра брата, в щеку, но Колюня не понял, испугался ее движения, отбросил голову назад и получилось смешно: поцеловала его в подбородок.
– Позвони мне, ладно? – сказала она, повернулась и пошла прочь.
И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел, а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман…
Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию… Но возмущаться и тем более искать виновника не стал – сам когда-то совершал подобные подвиги. Взял совок, веник и стал подметать осколки…
Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.
– Что с тобой?!
– Я видел тебя с ним… как на ладошке…
– Выследил… Войди же. – Она закрыла за ним дверь. Платочком промакнула слезы. – Вот не думала, что ты можешь реветь как девчонка. Ну прости меня! Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата…
Валерий заплакал еще сильнее.
– Да успокойся ты! – стала она его трясти за плечи. – Я совсем, понимаешь, ни капельки ему не нужна. У него все прошло. Честно, честно! Он сам мне об этом сказал.
… Покончив с разбитым стеклом, Колюня сел за телефон. Пока бабули нет, можно поболтать без оглядки. Из семи цифр Катиного номера он с дрожью в пальцах набрал шесть, А седьмую – так и не смог! Осторожно положил трубку на рычаг, взял записную книжку и густо-густо зачеркнул номер Катиного телефона. Но имя ее оставил…
Колюня, Колюня!…
1980 г.
– Не-а… – чуть качнул он головой.
– А я помню! «В тебя я был немножечко влюблен. Я опоздал лишь на один осенний день. И не пройти к тебе всего один квартал… Я просто рад, что ты живешь на свете!»
– Набор слов…
От разлитой вокруг синевы ее волосы отливали голубым. Колюне захотелось провести по ним рукой.
– Ни рифмы, ни мысли…
– Неправда! Хорошие стихи… – недовольно отвернулась она в сторону. – Я из-за них в тот день вся обревелась… И с Валеркой за то, что он порвал открытку, целую неделю не разговаривала…
– Зачем вообще показывала?
– А мы с ним с самого начала договорились ничего друг от друга не скрывать, – призналась она с опущенной головой.
– Что мы сегодня встретились, тоже не скроешь?
– Подумаю, – мельком поглядела она на него. – Мне кажется, он боится правды и не доверяет мне. Уже предупредил: если я когда-нибудь изменю ему, то чтобы он про это не узнал. – Она сощурилась, и глаза у нее стали узкими и длинными. – Но этого он не дождется. Я сначала скажу ему, что изменила, и посмотрю, как он поведет себя, и тогда, может, на самом деле изменю!…
– Что вы как маленькие? – скривился Колюня.
– Да мне не нравится, что мы с ним все время одни, одни… даже когда в школе…
– На его месте я бы, наверное, тоже никого не подпускал.
– Вот и он, когда мы с ним по телевизору смотрели бой оленей, доказывал мне: третий – всегда лишний. Закон природы. – Она сняла с его джинсовой куртки приставшую белую нитку.
– Но мы же не олени, а люди…
– Это ты мне говоришь?
– Какая я эгоистка!… – вдруг осознала она. – Хотела узнать, как живешь ты, а говорю только про себя и Валерку… Ну, как ты?
– Я же сказал: вырабатываю силу воли.
– По-моему, она у тебя уже есть. А, бэ, вэ, гэ… – начала она, играя, наматывать белую нитку на палец. Дошла до буквы «к» и бросила.
Колюне показалось, что на них кто-то смотрит. Оглянулся – никого.
– Значит, на выпускной не придешь? – повторила она вопрос.
– Я и на своем-то, наверное, не смогу быть. Меня родители к себе забирают…
Не веря, она покрутила головой и спросила:
– Почему сразу не сказал об этом?
– Повода не было… И я еще не решил, поеду или нет…
– Слушай! – Вся встрепенулась она. – Мы договорились перед экзаменами сходить всем классом на то же самое место, где озеро. Идем с нами! Всего на один день, а?…
– Есть примета: нельзя возвращаться на старое место. Будет несчастье… – Он провел рукой по затылку. Было ощущение, что кто-то навел на него увеличительное стекло.
– А мне так хочется, чтобы все повторилось!… – размечталась она. – И чтобы мы сидели у костра, и чтобы дождь потом пошел… И еще я хочу послушать твою песню.
– Это была не моя песня. Руссоса.
– Все равно чья. Мелодию я помню… – Она напела начало песни. – А слова забыла…
– А это откуда, помнишь? – Он потянул за цепочку и показал ей свой латунный талисман.
– Нет, – извиняясь, улыбнулась она.
– У тебя телефон все тот же?
– Да!
– Я пошел… – поднял он руку.
– Я еще хочу спросить тебя…
– Знаешь, по-моему, на нас кто-то смотрит и сильно-сильно нервничает…
– Выдумываешь… – Она даже не оглянулась. – Мы еще увидимся?
– Скорее всего, нет. – Что-то твердое блеснуло во взоре Колюни.
– Писать оттуда будешь?
– Не буду…
Она приподнялась на носочках и поцеловала его. Хотела, как сестра брата, в щеку, но Колюня не понял, испугался ее движения, отбросил голову назад и получилось смешно: поцеловала его в подбородок.
– Позвони мне, ладно? – сказала она, повернулась и пошла прочь.
И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел, а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман…
Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию… Но возмущаться и тем более искать виновника не стал – сам когда-то совершал подобные подвиги. Взял совок, веник и стал подметать осколки…
Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.
– Что с тобой?!
– Я видел тебя с ним… как на ладошке…
– Выследил… Войди же. – Она закрыла за ним дверь. Платочком промакнула слезы. – Вот не думала, что ты можешь реветь как девчонка. Ну прости меня! Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата…
Валерий заплакал еще сильнее.
– Да успокойся ты! – стала она его трясти за плечи. – Я совсем, понимаешь, ни капельки ему не нужна. У него все прошло. Честно, честно! Он сам мне об этом сказал.
… Покончив с разбитым стеклом, Колюня сел за телефон. Пока бабули нет, можно поболтать без оглядки. Из семи цифр Катиного номера он с дрожью в пальцах набрал шесть, А седьмую – так и не смог! Осторожно положил трубку на рычаг, взял записную книжку и густо-густо зачеркнул номер Катиного телефона. Но имя ее оставил…
Колюня, Колюня!…
* * *
Что будет с моим героем дальше? Не знаю. Поживем – увидим… А сейчас простимся с ним и со всеми, кто вольно или невольно сделал тот год его жизни трудным, неудачным, но, может быть, самым значительным из всех, что он прожил и еще проживет на белом свете…1980 г.