Тело было чужим, не послушным, и его выкручивало, как прачка мокрую тряпку.
   Пересохшее горло молило хотя бы о глотке воды, но рядом никого из смотрителей не было. Он с ужасом понял, что обречен умирать на грязном матраце среди нищих, бродяг и уличных шлюх. Умирать было страшно. Умирать так – мерзко.
   Метаясь в горячечном бреду, он звал единственного человека, которому его судьба не была безразлична.
   Но ведьма Кайра никак не могла оказаться здесь.
 
***
 
   Хутор, расположившийся на окраине леса, был последним местом, еще не оставленным людьми. Семей здесь жило несколько, хозяйство было большим, добротным, даже держали несколько пчелиных семейств, а широкое подворье окружал крепкий частокол.
   Народ здесь был такой же основательный. На проезжавших они смотрели без опаски, лишь эльф вызвал любопытство, да бабы косились на мужской наряд и шпагу Гейне.
   – Уходить не собираетесь? – поинтересовался Райнарт, после того как была отдана положенная дань уважения гостеприимным хозяевам и их угощению.
   – Только пропащие люди землю бросают! – сурово отозвался могучий, похожий на медведя старец, пользовавшийся всеобщим почетом патриарха, – Со своей земли не уходят, за нее – стоят!
   – Орки у вас тут по округе шарят. Я даже кочевье видел.
   – Пусть их, – оглаживая бороду, дозволил один из хозяев, Ждан, – а на рожон полезут, ужо мы ответим. У нас сыны не только за ложку держаться умеют, да и девки не токмо с иглой проворные. Самострел ли лук, я чаю, каждому найдется.
   Райнарт сдержал усмешку: такие и правда ответят, что мало не покажется. В этих местах те, кто робкого десятка долго не держатся. А армия здесь не пойдет – неудобно.
   – Вы, господин хороший, наверняка в Облонье путь держите?
   – Что там? – Райнарт не стал ни опровергать, ни подтверждать.
   – Да уже ничего, – хмыкнул еще кто-то из мужиков. Лесовики-охотники всегда смотрели на равнинных общинников свысока.
   – Жуть у них объявилась. Громадные псы рыскали по ночам, загрызли кой-кого…
   Говорят, такой страх творился, что житья совсем не было, что не делали.
   – То не живой зверь, то грех людской рыскает! – внушительно провозгласил дед, воздев кверху скрюченный палец, – Кто по правде живет, по совести, тому бояться нечего. Ибо восстает зверь из могил невинно убиенных, рождаясь из злобы людской, из зависти, похоти и корысти, из слез невинно пролитых.
   Хуторяне слушали своего патриарха почтительно и серьезно, иной раз качая головами, Гейне – с искренним интересом: не каждый день доводится принцессам сидеть за столом с самыми простыми из своих подданных. Скучающий Эледвер, судя по виду, был полностью погружен в свои мысли о чем-то исключительно высоком.
   Предложенной пищи он почти не коснулся, и ограничился водой, вместо домашнего пива, вареного тут же в своем хозяйстве. Райнарт внимал проповеди с доброжелательной полуулыбкой, про себя думая, что порой такая непримиримая чистота – оказывается хуже самого омерзительного порока. А еще прикидывал, что это Облонье как раз им по дороге: обойти его, или плюнуть на гончих и заночевать последний разок под крышей… Дорога дальше не близкая – успеет еще принцесса на голой земле поспать.
   Выехали они раненько, не задерживаясь, поднявшись вместе с хуторскими и их петухами. Деревню, о которой те рассказывали, все же миновать не стали, но зрелище было настолько удручающим, что мысль о ночлеге уже не казалась такой привлекательной. По всему было видно, что люди собирались в такой спешке, что брали только то, что могли унести, забывая под час самое необходимое. Сквозь распахнутые двери и ставни виден был разгром, какого не учинить и самому беспардонному вору. Со столба на подошедшую к покосившейся калитке Гейне зашипел оставленный одичавший кот. Но убегавшие крестьяне побросали не только пожитки и живность. У порога одного из домов они обнаружили останки. Труп разложился уже почти полностью, но даже на костях остались характерные следы, а ключичная кость была попросту перекушена.
   Райнарт выпрямился. Похоже, смерть этого бедняги оказалась последней каплей, заставившей жителей в панике оставить дома.
   – Ты все-таки хочешь заночевать здесь?
   Не вызывало сомнений, что несмотря на мелкий дождик, эльф предпочел бы простой костер. Да и принцесса кажется уже тоже. Однако пока они осматривали деревню, день начал клониться к закату.
   – Мы не успеем отойти достаточно далеко, а здесь, по крайней мере, есть где укрыться. Спать нам и так и так не придется.
   Руководствуясь какими-то своими соображениями Райнарт выбрал отдельно стоявший домишко на отшибе.
   – Хорошо бы здесь ключевой водой вымыть, но времени уже нет. Разведи огонь в очаге, – распорядился он, после того как они с Эледвером выложили из поленьев и другого подходящего горючего материала вокруг дома подобие кольца.
   – Райнарт, – принцесса Мелигейна кажется, вполне освоилась с положением дел, и больше не выглядела ни подавленной, ни расстроенной, – Это гончие?
   Райнарт молча кивнул, в это время чуть-чуть подтягивая перевязь и проверяя как выходит из ножен бастард.
   – Подвизд говорил правильно? Действительно их порождают людские пороки?
   И снова надо было отдать ей должное – сам Райнарт, например, пропустил имя патриарха мимо ушей. Точнее не счел нужным запоминать надолго.
   – В таком случае, все хоть сколько-нибудь крупные города и поселения были бы ими переполнены, и всякий, кто решился бы выйти на улицу после заката, становился бы готовым покойником, – посмотрев на Гейне, он сжалился и объяснил, – Маги до сих пор спорят о природе таких явлений. Кто-то доказывает, что они к людям не относятся совершенно. Иные полагают, что это воплощенная эманация чьей-то злой воли… Мне вполне достаточно знать, что эта дрянь уязвима для хорошей стали.
   – Как это по-геройски! – немного нервно засмеялась принцесса.
   – Практика. Это гораздо полезнее, чем знания об основах мироздания.
   – Ты лукавишь сейчас, – уверенно заявила Гейне.
   Синие глаза ответили заговорщицкой улыбкой.
   – Самую малость.
   Пронзительный вой, пробирающий до глубины нутра, прервал беседу.
   – Пора, – Эледвер поджег их заготовку головней из очага, затем двинулся вдоль, шепча заклинания и ведя ладонью над разгорающимся пламенем.
   Подчиняясь ему, огонь вставал неодолимым барьером. Вой, жадный и яростный, повторился снова и снова, и Гейне невольно придвинулась поближе к герою. А потом она увидела это – огромная собака, напоминающая дога, но еще более крупная, с широкой грудью, мощными лапами и тяжелой челюстью. Короткая шерсть имела густой черный цвет, но гончая была прекрасно видна даже в резко упавших глубоких сумерках, благодаря исходившему от нее багровому свечению. К ней присоединилась еще одна, потом еще – с другой стороны…
   – Скоро все соберутся, – заметил Райнарт.
   Гейне вздрогнула.
   – Они не смогут добраться до нас?
   – Пока горит огонь – нет, – ответил эльф, и обратился к Райнарту, – кто первый дежурит?
   – Давай ты.
   Принцесса немного успокоилась, но не надолго. Стоя у окна, она наблюдала за жуткой сворой, со злобным воем беснующейся вокруг барьера. Со внутренней стороны с луком на изготовку бродил эльф, чье появление каждый раз вызывало новый взрыв воя. Уснуть в этом ужасе было невозможно, но вот Райнарт похоже даже задремал, сидя на лавке и опершись спиной на бревенчатую стену. Гейне села напротив, обняв себя руками. Впервые она усомнилась в принятом решении: она и раньше знала, что принцессы выходят за муж по любви только в легендах, так чего она разошлась?
   Райнарт уж всяко лучше какого-нибудь поэтического хлыща, а оба претендента на ее руку, бывшие ничуть не хуже всех остальных, давно бы уже забились по углам, наделав в штаны от страха. В конце концов, такая политика Светлого совета проверена веками!
   Она еще может повернуть назад, добраться до хутора, наняв там провожатых, и меньше чем через неделю будет в Дейле под надежной охраной магов, думала Гейне, смотря в спину Райнарту, сменяющему Эледвера… Страх исчез незаметно: глядя на этих двоих, словно соревнующихся в невозмутимости, она и не сомневалась, что эта ночь обернется ущербом лишь для потрепанных нервов, но ведь это только начало…
   – Райнарт, – Эледвер снова сменивший героя на часах, вернулся в дом, – Огонь гаснет.
   – Проклятье!
   Райнарт поднялся с лавки, на ходу обнажая меч. Шелест дождя, не прекращавшегося всю ночь, становился все упрямее, переходя в ливень.
   – Разве дождь может погасить магический огонь? – с испугом спросила Гейне, тем не менее тоже извлекая шпагу из ножен.
   – Магический их не остановил бы. Только живой.
   – Я просто поддержал его, что бы он горел дольше.
   Эльф и герой ответили одновременно, одновременно становясь по обе стороны от крыльца – Райнарт чуть впереди, Эледвер чуть ближе, сразу же спуская тетиву.
   Первая, самая нетерпеливая гончая перемахнула через барьер, и с визгом покатилась по земле, задев пламя, после чего огонь угас окончательно. Следующая попала под меч Райнарта, который моментально развернувшись в пируэте пригвоздил к земле еще одну, четвертая, которой за эти мгновенья удалось подобраться на расстояние прыжка к горлу, оказалась насаженной на шпагу Гейне. Дальше происходившее напоминало кошмар сумасшедшего акробата: дикая пляска спиной к спине, едва успевая вгонять потускневшую сталь в черные тела.
   Развернувшись в очередной раз, Гейне увидела, как с широкого замаха Райнарт отсекает голову гончей и с недоверием осознала, что эта кажется была последней.
   – Рассвет, – заметил Эледвер, указывая на только еще начинающую светлеть кромку неба, и стал собирать серебряные наконечники: все, что уцелело от его стрел.
   Не в силах отвести глаз от выжженных пятен – единственного, что осталось от гончих, Гейне сползла на завалинку, чувствуя, что впервые в жизни может упасть в обморок. Руки у нее дрожали даже не столько от усталости, сколько от все не желавшего уходить нервного напряжения.
   – Не плохо, – Райнарт не смотрел на нее, пытаясь вытереть меч, – Очень даже неплохо, особенно для первого раза. Беру назад свои слова об обузе.
   Гейне перевела взгляд на него – и выругалась. Тоже впервые в жизни.
   Флешбэк Ночь, улица, фонарь: где-то это уже было, да? Две шлюхи, прохаживающиеся от одной стороны узкой улочки до другой, что бы согреться. Из-за угла появляется одинокий прохожий, и шлюхи оживляются.
   – Эй, хочешь, я тебя согрею? – обращается одна из них к высокому худому парню, проходящему мимо, – всего один дирхем, ну же… я люблю таких молоденьких!
   Но тот даже не поворачивает головы. Раскисшая снежная каша все так же мерно чавкает под подошвами полу развалившихся сапог.
   – А хочешь погадаю? Я и это умею, – кричит вторая.
   Парень наконец поворачивается, и шлюха испуганно отшатывается к фонарю, – глаза у него чудовищно черные, и кажутся необычайно огромными из-за темных кругов вокруг и бледного до прозрачности, худого лица.
   – Я тебе и сам погадаю, – сообщает он хриплым простуженным голосом.
   – И что меня ждет? – стараясь скрыть страх, шлюха игриво-развязным жестом протягивает ему руку.
   Странный парень даже не смотрит на руку. Он бросает на женщину один быстрый взгляд и безразлично роняет:
   – Тебя зарежут через три дня…
   Когда обе девки опомнились, улица была пуста.
   Кабак под красноречивым названием "Дыра" находился рядом с портом в не самом благополучном районе города. Королева Адальберта, предшественница милостивой Ингеборги, и вовсе не раз подумывала сжечь этот квартал со всеми обитателями, но придворный маг не мог гарантировать, что огонь не перекинется на другие районы, и затею пришлось оставить.
   В одну из насквозь продуваемых ветром ночей в начале весны в "Дыру", располагавшуюся, как и положено дыре, в подвале, спустился высокий черноволосый юноша. Он молча отдал хозяину пару медных монет, забрал миску подгоревшей тушеной капусты и привычно сел в углу.
   Сидевший за стойкой плечистый детина самой бандитской наружности вопросительно повел на него глазами. Получив утвердительный кивок кабатчика, он встал и направился к парню.
   – Эй, чернявый, ты, говорят, судьбу предсказываешь? Погадай, – детина уселся напротив и протянул ладонь с характерными мозолями человека, не выпускающего из рук оружие, – Что видишь?
   Парень повел дикими черными глазами.
   – Плаху, – хрипло сообщил он.
   – Ну, это для всех нас заказано, – рассмеялся клиент, – А еще?
   Он выложил на стол серебряный дирхем. Парень лишь слегка коснулся его руки тонкими холодными пальцами.
   – Кровь. Смерть. Скоро. Сегодня, – отозвался он так же сухо.
   – Э-э, а что-нибудь хорошее ты можешь сказать?
   – Хорошее – я видеть не умею, – отрезал гадальщик.
   Способность видеть смерть и беду открылась у него неожиданно, после того, как он умудрился выжить после серой лихорадки, разразившейся в городе, не смотря на все старания служителей городской больницы.
   В этот момент в "Дыру" ворвались трое – тип с лицом злобного хорька, и двое громил.
   – Вот он! – завопил хорек, указывая на гадальщика, – Это он мою девочку испортил… второй день сидит, сука, на работу идти отказывается!
   Парень не стал ждать, пока до него доберутся. В момент он оказался на столе, разбив о голову хорька бутылку с чьим-то поилом. В другой руке у него был внушительного вида нож. Не тратя на оглушенного противника ни мгновения, гадальщик метнулся через весь зал к выходу. Один из амбалов, преграждавший выход, оседал на пол с "розочкой" в горле.
   Ему почти удалось вырваться, но на скользкой лестнице его ждал еще один, более ловкий телохранитель сутенера. Тому удалось перехватить руку с ножом, но оказалось, что справится с щуплым гадальщиком не менее сложно, чем со взбесившимся котом. Ему таки удалось стряхнуть с себя противника и отбросить парня к стене…
   Так и не выпустив нож, через короткое мгновение гадальщик оказался на ногах, готовый к нападению, но оказалось, что нападать на него некому.
   – Значит, хорошего ты не видишь, – заключил недавний клиент, словно продолжая прерванный разговор, и вытер короткий меч – что ж, на беду тоже чутье иметь надо.
   Пойдешь ко мне?
   Черноволосый гадальщик молча утер кровь с рассеченного лба, и смерил его холодным оценивающим взглядом.
   – Я своих не обижаю…
   Парень все так же молча усмехнулся и кивнул.
   – Звать-то тебя как, чернявый?
   Молчание.
   – Ну, как хочешь.
 
***
 
   После ночи в покинутой деревне в Гейне проснулось не то что бы симпатия или влечение, скорее уважение к герою. Какие бы недостатки у него не были, трусость и пустое бахвальство – среди них не числились. Она смотрела на своего спутника новыми глазами, и условия договоров Совета с героями уже не выглядели чрезмерными. Но что за человеком нужно быть, что бы предпочесть такую жизнь сознательно, а не из романтической страсти к острым ощущениям! Ведь высокого положения всегда можно добиться менее рискованными способами.
   – Признаться, я всегда думала, что герои гораздо моложе, – задумчиво проговорила она, направляя лошадь еще ближе к Райнарту.
   – Этакие страстные юноши с пылающими глазами, готовые идти на край света за мечтой, – беззлобно усмехнулся тот.
   – Что-то вроде…
   – Большинство действительно молоды. Потому что успокаиваются после второго или третьего рейда, получив все, чего хотелось – приключения, славу, красавицу-жену с богатым приданым.
   – Что же, спасают только красивых девушек? – ехидно поинтересовалась Гейне.
   – Конечно, нет! – Райнарт пребывал в несколько рассеянном настроении, – Но маги потом могут постараться, и пойдет гулять новая сказка о деве, заколдованной злой феей и превращенной в жабу или еще как-нибудь…
   – У вас на все готов ответ! – Мелигейна уже не могла сдержать горечи, – даже будь я так страшна, что от одного вида дохли собаки, и глупа, как пробка – никого бы это не смутило! На меня надели бы личину, приставили бы наперсницу, вроде вашей леди Алагерды… Или еще того проще: сгинула и сгинула!
   – Если я недостаточно романтичен, можете не волноваться: я могу потерпеть неудачу, а принцесс убивать не принято. Так что следующий герой и освободитель может оказаться вполне в твоем вкусе.
   По лицу было видно, что Мелигейна готова залепить ему пощечину. Некоторое время они ехали в молчании, но Гейне снова вернулась к поднятой теме:
   – А ты почему до сих пор не отошел на покой? Тяга приключениям или ты из тех, кто всегда хочет большего? – с усмешкой вопросила она, придерживая кобылу и пропуская Райнарта на мостик первым.
   – И то и другое, – буркнул он, подозрительно вглядываясь в воды неширокой извилистой речки, которые то тут, то там закручивались небольшими водоворотцами, и вдруг рявкнул, – Вперед!
   Эльфу команд не требовалось, а Гейне подчинилась помимо сознания. Едва противоположного берега коснулись копыта последней из лошадей, как ревущий бурлящий поток, с пеной и брызгами вынесшийся на них из-за излучины, без следа снес деревянный мост.
   – Что это было? – спросила принцесса, всматриваясь в снова спокойную гладь.
   – Кельпи, – ответил вместо героя Эледвер.
   – Дух воды. Не то что бы он злой, но людям на этой реке больше не жить, – прищурился Райнарт.
   – Он в гневе, – согласно кивнул эльф, переглядываясь с ним.
   Похоже, им обоим это происшествие сказало что-то важное, но Мелигейна расспрашивать больше не стала. Кельпи, так кельпи – еще одна напасть.
   – Не первый день, – добавил Райнарт, указывая на обломки моста: опоры прогнили, так что держалось это сооружение скорее благодаря связующему заклинанию, которое и развеял беснующийся дух.
   Гейне вскрикнула, обращая внимание на деталь, о которой все забыли, отвлекшись на разъяренного водного духа – перстень эльфа просто сиял. Однако предупреждение уже запоздало, и доставать лук Эледверу было поздно, но только он с его нечеловеческой реакцией смог отбить предназначавшийся герою болт и уклониться от второго. Райнарт рванул меч, закручивая его в убийственную мельницу, а Гейне взялась за шпагу, наконец получив возможность отвести душу.
   Даже при том, что орков было больше раза в четыре, но и трое путников не выглядели легкой добычей. С эльфами зеленокожих связывала извечная ненависть…
   Однако не настолько же, что бы бросаться на противника не взирая ни на что!
   Орки дрались как безумные, не обращая внимания на раны и убитых товарищей, впав в боевую ярость. Десяток берсерков сразу и вместе? Тем более, что судя по дрянному оружию и разномастным, плохо подогнанным доспехам это были даже не бойцы орды, развед отряд, а изгои-бандиты. Бред! Но бред опасный: те, кому удалось миновать Райнарта, скопом наседали на эльфа и если бы не помощь Гейне – ему пришлось бы плохо. Итак один из наиболее удачливых едва не снес ему голову, воспользовавшись тем, что Эледвер еле успел вытащить ноги из стремян убитой под ним лошади. Вдвоем они кое-как справились, но один из клинков все же задел плечо принцессы.
   Когда схватка иссякла, принцесса смогла оглядеться – и ее едва не стошнило, хотя слабонервной она себя не считала и видела героя в бою не впервые. Привалившись к дереву, она пыталась придти в себя, пока Райнарт методично добивал все, что еще могло шевелиться. Слова словами, а когда так, у тебя на глазах…
   – Ни один мясник так не смог бы, – оказалось, она произнесла это вслух.
   – Эффективность – это далеко не всегда красиво, и почти никогда – честно и благородно, – грубо отрубил Райнарт, добил свою еще дышавшую лошадь, которой подрезали ноги, и зло процедил, обращаясь уже к Эледверу, – Диверсанты! Лезем напролом! Осталось только штандарты развесить и в горн трубить!
   Фориан, безуспешно счищавший с себя чужую кровь, поднял голову.
   – Боюсь, что уже все равно, каким путем идти.
   – И придется идти пешком, – Райнарт все не мог унять недовольство своей беспечностью.
   – Лошадей пришлось бы оставить перед Пустошью, – возразил эльф.
   – Думаешь, так нас не заметят!
   – Звезды на нашей стороне, – как и полагается, высокопарно отозвался Эледвер, в то время как Райнарт обрабатывал рану, довольно глубокую, но похоже чистую.
   Мелигейна сидела сцепив зубы, позволяя осмотреть себя. Она ожидала что-нибудь вроде: "Я же говорил" или того хлеще "Поздравляю с потерей невинности" – нечто подобное она однажды невольно услышала, но, наложив повязку, герой вдруг мягко улыбнулся:
   – Выпей, – он протянул ей флягу Алагерды, – Один глоток. Это восстановит силы, уймет боль на какое-то время и компенсирует потерю крови.
   Гейне послушно пригубила эликсир – и задохнулась: казалось, она разом проглотила кусок льда. Или выпила горящее масло. Постепенно, когда внутренности отошли от ледяной волны, а горло больше не напоминало глотку огнедышащего дракона, и она снова смогла осознавать реальность адекватно, то увидела перед собой протянутую руку, что бы помочь ей сесть в седло.
   – Я же сказала, что не буду обузой!
   – Именно поэтому сегодня ты поедешь верхом, – прозвучало это тоже довольно мягко, но непреклонно, – Тот, кто командует, должен уметь и подчиняться. И понимать когда чему время.
   Мелигейна послушно вложила свою ладонь в надежную длань.
   Флешбэк Ветхий замок, прилепившийся к скале, казалось, каждое мгновение рисковал быть смытым волнами. На внутреннем дворе в тесном людском кольце под одобрительные возгласы и цоканье танцевала белая кобылица. Она встряхивала головой и аккуратно переставляла изящные ноги, повинуясь уверенной руке всадника. В финальном пируэте она поднялась на дыбы, замерла на мгновение и, красуясь, медленно опустила копыта.
   – Хороша! – одним неуловимо гибким движением всадник оказался на земле.
   И в этот момент взгляд его упал на въезжающую в ворота вольницу. Он, не глядя бросил поводья и хлыст и вышел на встречу. Люди перед ним расступались.
   Он двигался с нарочито ленивой грацией, так что казалось, будто это молодой вельможа вышел прогуляться по саду. И одет он был изысканно и дорого, как будто одевался у лучших портных, а не из чужих сундуков, отличаясь от остальной разбойничьей братии, в том числе отсутствием всевозможных перстней, золотых серег, ожерелий и других награбленных ценностей. Только сахарная белизна кожи да по-королевски роскошные ножны эстока у тонкой талии контрастировали с траурной чернотой костюма. При ближайшем рассмотрении слегка раскосые глаза, острые скулы и некоторая чрезмерная правильность черт выдавали в нем полукровку.
   – Здорово, Ворон! Дельце провернул – ого-го! Сам не ожидал – тебе спасибо! – атаман ватаги головорезов, только что въехавших в ворота, спешился.
   – А этих ты зачем приволок сюда, Скар? – вместо приветствия поинтересовался метис мелодичным обманчиво мягким голосом, и стало ясно, что именно этот надменный юнец здесь хозяин.
   – Дык, ты гля – бабы какие! Самый сок!
   Скар махнул плетью в сторону трех пленниц, которых они привезли: высокой статной женщины лет тридцати пяти, жмущейся к ней совсем еще молоденькой девушки лет пятнадцати и невразумительной невзрачной особы с мышиным цветом волос.
   – Ты тока гля! – атаман сгреб девушку за косы, разворачивая лицом.
   Женщина дернулась, но ее оттолкнули обратно.
   – Свежа, как роза! И бутончик еще наверняка целенький, – Скар скабрезно подмигнул невозмутимо-холодному Ворону, – Тебе! Подарок!
   – С бабами боле менее все ясно, – скептически выгнутая темная бровь так и не опустилась, – А это что?
   Взмах бархатных ресниц обозначил, что Ворон имеет в виду, – отдельно от женщин стояли оставшиеся трое пассажиров почтовой кареты: упитанный купчик, пожилой мужчина с вдумчивым мягким лицом и юноша лет восемнадцати с разбитой головой.
   Бандиты – аристократ и атаман отошли, и до пленников доносились только обрывки фраз. -…жирный… бабла до хрена… -…сгодится… учителя с юнцом… куда хочешь… не наваришь… ехал на службу наниматься… денег нет, а гонору… -… Одноглазому Винни впарить… -… не лох…на такую лажу… не купится…
   В этот момент юноша словно очнулся. Он толкнул старика, на которого опирался, на разбойников, выхватил у одного из них из-за пояса нож, тут же всадив его в хозяина, вывернулся, оставив в чьих-то руках кусок рубашки, и бросился к раскрытым воротам. Ему почти удалось прорваться: между ним и свободой стояли только Скар и Ворон…
   Скар еще доставал саблю из ножен, когда Ворон резким рывком уже выдернул узкое лезвие из груди беглеца. В лице его не дрогнула ни единая жилка.
   – Я же говорил, денег нет, а гонора – выше головы. И ума нет, – заключил он, спокойно вытирая клинок, – Заканчивай здесь. Дело обсудить надо.
   Тот, кого называли Вороном, открыл глаза. Опять этот сон. Сон, преследующий его уже несколько лет с Городской больницы славного города Роя.
   Ему снилась Башня, огромная, черная с идеально гладкими стенами, казалось выточенными из одного куска камня, вонзающаяся в небо хищными зубцами.
   Исходившая от нее мощь пригибала к земле, но отзывалась в крови чудовищно-прекрасной музыкой, заставляющей все его существо вибрировать в извращенном пароксизме наслаждения. Он шел по широкому мосту, поднимался по огромной лестнице в пустынный зал с аспидно-черными зеркальными стенами. Тронный зал. За стенами нарастал гул: стук тысяч марширующих ног, лязг тысяч мечей, крик тысяч глоток.