— Так и полагаю. Участковый-то где? Они подошли к стоявшему поодаль участковому инспектору, и Откаленко сухо спросил:
— Почему, интересно, вы, товарищ Козырев, раньше эту машину не обнаружили, что помешало? Она тут уже чуть не двое суток стоит.
— Да был я тут, — виновато ответил инспектор… — Сразу, как нам объявили. Не было ее. Ну, а вчера, признаться, уже не забежал. Руки не дошли. Сегодня вот рабочие и указали. Говорят: «Приблудная». Я как взглянул…
— Товарищ Козырев, — вмешался Лосев, — а людей около нее рабочие не заметили случайно?
— Говорят, не заметили.
— А груз в ней был какой?
— Вот не спросил. Да можно сейчас…
— Не надо, — все так же сухо сказал Откаленко. — Теперь уж мы и сами спросим. Обо всем.
Оперативное совещание Цветков начал хмуро.
— Обыграли они нас, милые мои. Досадно.
— Это еще только первый период, Федор Кузьмич, — живо откликнулся Лосев. — Вся игра еще впереди.
— Не игру ведем, — проворчал Цветков, — Давайте думать. Какие у нас появились ниточки в этом деле? Машина отпадает. Раз они ее бросили, значит, где-то угнана, только и всего. Не сегодня, так завтра найдется хозяин. Но место угона нам ничего не даст. Что мы еще имеем?
— Вторую угнанную машину, — сказал Шухмин. — Уже московскую. Цветков кивнул.
— Верно. Здесь хозяин быстрее найдется. Если она, конечно, угнана. Если не по сговору получили, Так. Значит, машина. Что еще? Давай, Лосев.
— Есть все же ниточки, Федор Кузьмич, — убежденно сказал Лосев. — Первая-это тот самый Сева, хирург. Ему Маргарита Евсеевна все рассказывала.
— А про него что рассказала? — спросил молодой сотрудник Виктор Усольцев.
— Ничего она про него не знает, — покачал головой Лосев. — Только, что хирург…
— По его словам, — недоверчиво заметил Откаленко.
— Ну да, — согласился Лосев. — Еще знает, что зовут Сева. И номер телефона. Домашний. Кажется, я этого парня видел.
— И что? — поинтересовался Откаленко. — Ты ж психолог.
— Не понравился.
— Это уже кое-что, — съязвил Откаленко. — Вообще-то тебе все нравятся, как правило.
— Давай дальше, Лосев, — строго сказал Цветков. — Какие еще ниточки имеем?
— Еще две тянутся к тому самому Диме. Возможному Диме, я бы сказал.
— Почему «возможному»? — поинтересовался Усольцев.
— Слишком он легко себя назвал там, на заводе,
— А, просто трепач, — махнул рукой Шухмин.
— И это возможно.
— Что к нему тянется? — напомнил Цветков. — Вы, милые мои, не растекайтесь пока по сторонам.
— Тянутся к нему две ниточки, — продолжал Виталий. — Одна от «Березки», от администратора Нины. Она Диму знает, хоть и не призналась. Вот и Златова так считает. Она с Ниной говорила, Лена тоже присутствовала на совещании, снова, кстати говоря, превратившись в «училку», к решительному неудовольствию Лосева. И при последних словах Виталия все посмотрели на нее.
— Да, — подтвердила Лена. — Она его знает. Но признаться в этом почему-то боится. И это странно. Цветков кивнул.
— Верно. Значит, это, будем считать, первая ниточка. А вторая? — Он посмотрел на Лосева.
— Вторая вроде бы из театра, — с некоторым сомнением произнес Виталий, — Бывший помощник администратора. Его еще надо найти. Правда, адрес есть. Но тут вопрос открыт: знает он этого Диму или нет, неизвестно.
— Так, — усмехнулся Цветков. — Значит, Сева, Нина, Дима. Детский сад какой-то. Все? — Он посмотрел на Лосева.
— Пока все, Федор Кузьмич.
— Еще овощной магазин, — заметил Откаленко. — Там, считаю, надо тоже поработать.
— Экспертиза дала заключение по машине? — спросил Цветков.
— Так точно, — подтвердил Откаленко. — Тут кое а чем разобраться надо.
— Ладно. Это отдельно. А теперь послушаем наших коллег. — И Цветков повернулся к молчавшему до сих пор Албаняну; — Что вы нам скажете?
— Если Албанян молчит, значит, ему сказать решительно нечего, — засмеялся Виталий. — И у него плохое настроение.
— Точно, — грустно согласился Эдик. — Ничего нового, понимаете. Одно ясно: похищенный груз в Москве сдан не был. Теперь его, очевидно, везут куда-то. Надо дать. указание по трассам. Десять тонн лимонной кислоты не иголка, понимаете.
— Уже дали, — кивнул Цветков. — Утром еще. Что же, милые мои. Продолжаем работу. Мы ведь как бульдоги. Если вцепились, то не выпустим. А вцепились мы, считаю, крепко.
— Загрызем, — сумрачно пообещал Откаленко. — Пути тут есть
— Конечно, пути есть, — поддержал Цветков. — Значит, старшим по этому делу остается Лосев. Ты, Откаленко, ему помоги. Вот ты машиной занялся, теперь переходи на магазин. Каким, в самом деле, ветром ее туда задуло, интересно знать. Вот ты и узнай. Как считаешь, Лосев?
— Так и считаю, — бодро ответил Лосев. — Там есть чего погрызть.
— Именно что, — подтвердил Цветков. — Теперь «Березка».
— Это бы за Леной оставить, — попросил Лосев. — Она уже объект знает.
— Не возражаю. Как, Златова? — Цветков посмотрел на Лену. — Очень бы вас попросили. С руководством вашего отдела договоримся.
С сотрудниками других отделов Цветков был всегда на «вы». Это свидетельствовало не просто о вежливости, но и о дистанции. К своим сотрудникам Федор Кузьмич привык, большинство из них знал не один год и смотрел, как на близких людей, на неизменных своих помощников, с которыми ежедневно делился мыслями, сомнениями, знаниями и опытом, за них он всегда отвечал, а порой, когда надо было, и защищал. Все это, правда, не мешало ему ворчать на них, причем самым чувствительным наказанием было, когда Кузьмич переходил с кем-либо на «вы», что свидетельствовало не только о промахе, ошибке или нерадивости сотрудника, а о том еще, что Кузьмич лично этим обижен. И потому каждый из сотрудников воспринимал его обычное «ты» как признак расположения, и никто еще никогда на это «ты» не обижался.
— Очень вас попросим, — повторил Цветков, обращаясь к Лене.
— С удовольствием, Федор Кузьмич. Мне самой интересно. К тому же это ведь приказ, как я понимаю?
— Нижайшая просьба, — церемонно ответил Цветков… И все кругом заулыбались.
— Ну-с, а дальше, Лосев, ты решай сам. — Цветков прихлопнул ладонями по столу и посмотрел на часы. — После обеда, полагаю.
После обеда Лосев пригласил к себе Усольцева.
— Вот что, Витя, — сказал он. — Займешься этим театральным деятелем, своим тезкой. Встречаться с ним сразу не надо. Поработай сперва вокруг, только осторожно, чтобы не спугнуть в случае чего. Парень-то, как выразился его бывший шеф, приблатненный. Ну, интересно знать и его связи, конечно. Словом, все, что можно. Ясно тебе задание?
— Ясно, — солидно ответил Усольцев. — Элементарный вопрос. Сколько даешь времени?
— Два дня.
— Ну, это несолидно. Тут для настоящей работы нужна неделя.
— Кому сколько. А ты человек динамичный и молодой — самое время быстро бегать и быстро соображать. А времени у нас, Витя, лишнего нет. Ни дня, помни.
— Но, Виталий…
— Давай о сроке больше не говорить, — нахмурился Лосев. — Два дня. Вот тебе его адрес. Запиши. — Он придвинул Усольцеву свой блокнот. — Если что надо, спрашивай, советуйся. Не стесняйся.
— Уже ученый, — недовольно проворчал Усольцев, переписывая адрес.
— Кстати, ты район Метростроевской, Кропоткинской знаешь?
— спросил Лосев, игнорируя его тон.
— Найду.
— Не в «найду» дело, — покачал головой Лосев. — Это район в основном старинной застройки. Здесь многие семьи испокон века живут. Твой тезка мог тут родиться и вырасти на глазах у соседей. И приятели детства тоже могут найтись. Их тоже поищи и потолкуй — осторожно, конечно.
— Днем-то, небось, никого нет.
— Значит, вечером надо.
— На сегодня билеты у меня, жена ждет.
— Это уж сам соображай. У всех жены ждут, — заметил Лосев. — А вечером тут самая работа, между прочим. Учти.
— Ну, вечер, выходит, у меня остается всего один, — неуступчиво, возразил Усольцев, возвращая блокнот.
Виталий промолчал. А сидевший напротив за своим столом Откаленко неприязненно посмотрел на Усольцева и неожиданно сказал:
— У нас, парень, либо вообще не работать, либо вкалывать до упора и не смотреть на часы, понял?
— Давно понял
— Не-а. Смотрю, еще не понял, — усмехнулся Откаленко. — Ты ко мне в помощники иди. Я тебя научу.
— Ты научишь… — проворчал Усольцев.
— Обязательно, Вот получил ты задание. С чего начнешь?
— Да знаю я, с чего начну.
— И я знаю. Посмотришь на часы. Решишь, сколько времени у тебя остается Для работы. Так ведь? Усольцев, не выдержав, вспылил:
— Слушай, чего ты ко мне все время цепляешься? Что я тебе такого сделал, а?
— Да ничего ты мне не сделал, — снова усмехнулся Откаленко. — И никому ты еще ничего полезного не сделал. Все у тебя еще впереди, парень, И учти, нам не «блатники» нужны, а ребята окопные, обстрелянные и трудяги. МУР — это МУР.
— Ты очень окопный…
— У нас, брат, свои окопы. Поглядишь еще. А вообще ты на меня не обижайся. Это я с тобой профилактикой занимаюсь, пока время есть. Ты откуда к нам пришел?
— Ну, из школы милиции,
— Вот. Редчайший случай. Ценить должен. Другие не один год сперва в районе вкалывают, пока к нам попадут. А ты… Может, поворожил кто, скажи?
— Да я… — начал было Усольцев, покраснев.
Но тут Лосев счел наконец нужным вмешаться.
— Прекратить прения, — миролюбиво сказал он, но в тоне его прозвучал приказ. — Виктор получил задание и будет его выполнять. Так, что ли, Виктор?
— Вот именно.
— Ну и все. Давайте работать. Я тоже, милые мои, на часы поглядываю. — У него порой явственно проскальзывали интонации Цветкова, Виталий и сам этого не замечал.
Когда Усольцев вышел, Виталий сказал Откаленко:
— Парень еще не привык к нашей работе-погоди жать.
— Он вообще к работе не привык, — проворчал Игорь.
— Это мы поглядим… Ну что ж, надо браться за красавца хирурга. Какие он операции делает, интересно знать?
— Что о нем вообще известно? — спросил Откаленко. — Кроме имени и телефона? Неужто ничего?
— Ничего. Кроме некоторых деталей поведения.
— А как эта самая Маргарита Евсеевна с ним познакомилась?
— Общий знакомый у них оказался. Какой-то Валерий.
— Кто такой?
— Пока не знаю. Сразу неудобно было обо всем расспрашивать, А меня в первую очередь Сева этот интересует. Для начала мы сейчас адресок его установим.
Лосев взялся за телефон.
… Итак, адрес неведомого Севы у него теперь был, как и фамилия — Глинский Всеволод Борисович. «Что ж, — бодро подумал Виталий. — В путь, так В путь, как сказал джентльмен…» Очень ему нравился этот диккенсовский неунывающий герой.
Длиннейший новый дом на Смоленской набережной с бесчисленным количеством подъездов и квартир вобрал в себя необычайно пестрое и случайное население со всех районов Москвы. Всеволод Борисович Глинский занимал двухкомнатную квартиру в четырнадцатом подъезде на восьмом этаже. Там же была прописана и его мать. Судя по записи в домовой книге, работал Глинский в одном из институтов Академии медицинских наук в должности… ночного сторожа. Владелец новых «Жигулей». К чему-то подобному Виталий был уже готов, учитывая некоторые особенности в образе жизни Севы, о которых не очень охотно поведала Рита, вроде частых отъездов, тяге ко всякого рода развлечениям и легкости в обращении с деньгами.
Из конторы жэка Виталий вышел во двор, протянувшийся узкой полосой вдоль всего дома с тесными «карманами» для машин возле подъездов, где асфальт был расчерчен белыми полосами.
Холодный ветер с реки вольно свистел во дворе, и Виталий плотнее запахнул пальто.
Он не спеша прошел вдоль всего дома, отметив про себя отсутствие красных «Жигулей» Глинского возле четырнадцатого подъезда. Зашел в стеклянную будку телефона-автомата и на всякий случай, позвонил Глинскому. К телефону подошла, видимо, мать, сказала, что Всеволода Борисовича нет дома, будет не скоро, и настороженно спросила, что ему передать и кто звонит. «Нет, уж вы скажите, — настаивала она. — Всеволод просит узнавать». Виталий еле от нее избавился, и эта настойчивость ему не понравилась.
Потом он зашел в четырнадцатый подъезд и в каморке возле лестницы обнаружил старуху лифтершу, вязавшую толстый темный носок. Старуха была грузная, в пальто, на голове был повязан теплый платок, на кончик носа съехали очки.
— Можно к вам, бабушка? — спросил Виталий. — Погреюсь только.
— Это кто ж ты будешь? — Старуха с любопытством взглянула на него поверх очков, не переставая, однако, вязать.
— Да из милиции. Охрану проверяем квартир/ Который уж дом обхожу, — вздохнул Виталий, — Вот и ДО вас дополз, да вроде поздно уже.
— О, господи, — ответно вздохнула старуха. — Охрана. Мы, что ли, не охраняем? Да ты садись, садись, отдохни. И верно, устал, — взглянула она на лицо Виталия. — Ноне какие нахалы-то пошли, страсть. На обед боюсь отойти. Вон в одиннадцатом подъезде квартиру обокрали.
— Небось на охрану квартиру не отдали?
— Не. Те пока не трогают. Да ведь и непросто. Вот тута, — она кивнула на оконце, за которым видна была площадка с двумя лифтами, — пять квартир на охране. Недавно совсем на восьмом у Глинских поставили. Уж как добивались. А все же, почитай, год ждали.
— Часто уезжают?
— Ну, сам-то, ясное дело. А мать-старуха, как сыч, сидит. Добро бережет. За хлебом и то не выйдет. Я и молоко, я и хлеб. Ну, правда, ноги у нее, — вздохнула лифтерша, — Да и какие у нас, старух, моги? — Она махнула рукой. — А мне, видишь, всех жалко. И что это за нервы такие, ты мне скажи.
— Хороший вы человек, значит.
— Вчерась, когда уезжал, сказал: «За мамой, Анна Петровна, присматривайте». А то я не знаю.
— Не женат, значит?
— Да зачем ему жена-то? — подхватила лифтерша. — У него девок тьма, всех водит, матери не стесняется. Год назад у него Нина была, видная такая, вея в кольцах, душистая. Как, бывало, пройдет, в лифте потом полчаса ее дух стоит. «Нина», — отметил про себя Виталий.
— … Ну, а потом козочка такая появилась. Верочка. Веселенькая. Раз на такси прикатила, а его дома нет. Ну, посидели, покалякали. Бухгалтером она на трикотажном производстве. «Вера, — снова отметил про себя Виталий. — Это что-то новое».
— Тоже бросил?
— Ясное дело. Девки-то дуры. Потом уже приходила, записку оставляла. Сказала: «Пожалеет». Как же, ваш брат пожалеет, а вот мне, ужас, как жалко ее стало. В глазах-то слезы, я же вижу. Ну, я ей варежки связала. Отнесла.
— Куда?
— Домой. Она от меня, считай, рядом живет. На Плющихе тоже.
— В одном доме?
— Не. Рядом, говорю. Мой семнадцать, а ее тринадцать.
Виталий стал прощаться.
— Завтра зайду, — сказал он. — Устал. Да и время уже…
— Ну и ладно и ладно, — закивала старуха лифтерша.
Выйдя во двор, Виталий плотнее запахнул пальто, оглядел небольшую стоянку возле подъезда и посмотрел на крайний левый номер, выведенный на асфальте. Место это было по-прежнему пусто. Потом он задумчиво направился к воротам, ведущим на набережную.
Темная вода неслышно колыхалась и рябила внизу, в ней отражались бесчисленные огни. Ветер дул с прежней силой.
Виталий, размышляя, сунул руки в карманы пальто и медленно двинулся вдоль каменного парапета набережной.
Итак, Сева прорисовывается все больше. Подозрительный тип. Но ухватить его пока не за что. Придется ловить, никуда не денешься. И вот выявились некоторые связи, интересные связи. Во-первых, некий Валерий. Его называла Маргарита Евсеевна. Кто такой, пока неизвестно. Затем Нина. Очень похожа на ту, из «Березки». Скорей всего она и есть. Еще одна женщина, Верочка. Эту связь можно было бы не исследовать, сугубо, кажется, личные отношения-и личная драма, если бы не два обстоятельства. Первое, что настораживает, — это место работы Верочки: бухгалтерия какого-то трикотажного предприятия. Правда, к лимонной кислоте это отношения не имеет. И все-таки… Ведь Эдик тоже говорил о каком-то трикотажном предприятии. Но главным было попа второе обстоятельство. Верочка считает, что Глинский должен бояться ссоры с ней. Возможно, она знает про него что-то нехорошее, опасное? Это уже может представить оперативный интерес. Да, Пожалуй, из всех выявленных пока связей Глинского эта самая интересная. Но как к той Верочке подступиться? Расскажет ли она все, что знает? Верочка сердита на Глинского, обижена им, оскорблена, даже, может быть, озлоблена. Но…
Виталий вдруг заметил, что непроизвольно двигается уже в сторону Плющихи, и усмехнулся. Ну, правильно. Туда и надо ему сейчас.
Вот и дом тринадцать. Виталий внезапно остановился. Около подъезда стояли красные».Жигули». Виталий посмотрел на номер. Тот самый.
Задача внезапно осложнилась. Выходит, отношения их не порвались? Точнее, Глинский, видимо, восстановил отношения. Испугался? Скорее всего. Ведь теперь-то он увлечен Маргаритой Евсеевной.
Виталий снова вышел на набережную и брел по ней, не замечая крупных хлопьев мокрого снега, вдруг поваливших с черного неба.
Утром, сразу после оперативки в отделе,[Лосев надолго исчез из Управления.
Первый визит его был в контору жэка, где жила Вера. Там он, однако, не задержался, лишь перелистал домовую книгу и почерпнул оттуда самые необходимые первичные сведения. И из ближайшего автомата позвонил Цветкову.
Уже через час Виталий оказался в комитете комсомола трикотажного комбината.
По дороге он еле сдерживал переполнявшее его нетерпение. Виталий даже не ожидал такой удачи. Подумать только, оказывается, Верочка Хрисанова работала в бухгалтерии того самого комбината, о котором говорил Эдик Албанян, — здесь произошло хищение пряжи тоже по фальшивой доверенности. Нет, это была не случайная удача. Все связано в этой жизни, только надо докопаться.
Из комитета комсомола Лосев уехал во втором часу дня. А под вечер Петя Шухмин привез перепуганную Верочку.
Виталий не успел раскрыть рот, как она выпалила:
— Ну вот, я так и знала!… Так и знала!… И расплакалась.
— Что вы знали? — удивился Лосев.
— Что подумают на меня…
Виталий внимательно посмотрел на девушку. Она была недурна собой, маленькая, изящная, с копной совсем светлых, прямо-таки льняных волос, нежное и правильное, бледное личико и большие,
слегка подведенные темно-карие глаза. «Ведь милая девушка, — подумал Виталий. — Но рядом с Маргаритой Евсеевной проигрывает, конечно. Вот только глаза…» Да, глаза вдруг сказали ему что-то новое об этой девушке, что-то не укладывающееся в тот образ, который Виталий уже нарисовал себе. Эта девочка неглупа, жизнерадостна и добра. Но сейчас ей страшно, и вообще она измучена чем-то. Впрочем, ясно, чем измучена.
— Для начала имейте в виду, я вас ни в чем не подозреваю и ничего такого о вас не думаю, — сказал Виталий.
— Правда? — Вера слабо улыбнулась. — Я вам почему-то верю.
— А почему же мне не верить? Ведь я вас ни разу не обманул. — Виталий тоже улыбнулся, — А вы, между прочим, верите порой даже тем, кто вас уже однажды обманул, — многозначительно заключил он.
— Я не понимаю… — Она пожала плечами.
— Сейчас поймете. Вы знаете, где находитесь?
— В милиции.
— Здесь уголовный розыск. Вот сейчас, например, мне предстоит разыскать опасных преступников, которые совершили хищение. Очень крупное,
— Это у нас?
— Не только у вас, но и еще в. одном месте. И тоже, по фальшивой доверенности. Но там он.и еще убили человека.
— Ой, какой ужас! — с искренним испугом воскликнула Вера.
— Теперь понимаете, как важно их быстрее, найти?
— Конечно!
— Тогда скажите, почему вы перестали ходить с ребятами в клуб? — неожиданно спросил Виталий. — И дружить с Сережей Морозовым?
— Но это…
— Вы обещали говорить правду.
— Ну, хорошо. Я познакомилась с другим человеком.
— Он называет себя хирургом?
— Он хирург.
— Нет. Вы знаете его фамилию?
— Конечно.
— Тогда посмотрите справку с его работы.
Из лежащей на столе папки Виталий достал бумагу и протянул Вере. Та удивленно пробежала ее глазами.
— Вахтер?.. Не может быть.
— Оказывается, может, — пожал плечами Виталий. — Он назвал себя хирургом, познакомившись недавно и с этой женщиной.
Лосев достал из той же папки фотографию Маргариты Евсеевны. Вера бросила на нее неприязненный взгляд, но в руки не взяла.
— Какая красивая…
— Да. Кстати, и она работает в бухгалтерии. В том самом месте, где тоже произошло хищение и подсунули фальшивую доверенность. Странно, правда? Вера, что-то соображая про себя, рассеянно произнесла;
— Да, странно… Неужели поэтому он перестал… Но… он вчера говорил… Что вы сказали? — переспросила она.
— Я говорю, странное совпадение. С этой женщиной.
— Это не странное совпадение. — Глаза Веры налились слезами. — Это… это подлость! Он мог мне прямо сказать. По-честному.
— Тут все не по-честному, Вера. Вы же видите… А может быть, он вас боится? Виталий напряженно ждал ответа. Поворот в разговоре был рискованный. Вера сейчас могла не пойти на откровенность, если была хоть чуточку в курсе дел Глинского и участвовала в них. Тут Виталия вело только непонятное ему самому чутье, какое-то особое ощущение неестественности такого контакта для Веры.
— Конечно, боится, — сказала Вера и с горечью усмехнулась. — Я только не знала, что она такая красивая… Ведь все время чувствовала, что он что-то скрывает.
— Чем же вы его напугали?. — спросил Виталий, Она снова покосилась на фотографию, лежавшую на столе. Эта фотография не давала ей покоя. Вера, опустив глаза, молчала.
— Скажите, — попросил Виталий, — Ведь мы условились.
— Однажды я увидела у него на столе бланк доверенности… — тихо, не поднимая глаз, произнесла Вера. — С печатью. А подписи не было. Я тогда жутко почему-то испугалась.
— А на кого была эта доверенность, куда? — спросил Виталий.
— Я не разглядела. Она из-под книги высовывалась.
— И что вы сделали?
— Я ничего ему тогда не сказала. Подумала: ну, мало ли что? В общем, успокаивать себя стала. А. когда он… изменился, — Вера опять бросила взгляд на лежавшую в стороне фотографию, — я разозлилась и опять про это вспомнила.
— И сказали ему?
— Ну, не сказала… просто… намекнула. И он вот прискакал.
— Значит, вы уже поняли и… молчали?
— А что я могла понять?.. Ну, правда, у нас уже произошло это… — Она опустила голову. — И… и я не могла решиться. Ну, не могла,
— Понимаю… — Виталий поразмышлял минуту, потом снова спросил: — А из друзей его вы кого-нибудь знаете?
— Из друзей?.. Ну, вот Игорь. Он где-то под Москвой живет. Потом Валерий. Он, кажется, тоже хирург.
— Такой же? — невольно усмехнулся Виталий.
— Ой, я уже ничему не верю, — вздохнула Вера. «Игорь», — подумал Виталий и спросил:
— А к Этому Игорю вы не ездили?
— Он звал, но… я не поехала.
— Скажите, а когда вы видели у него дома ту доверенность, не вспомните?
— Давно. Еще осенью.
— Вы только познакомились?
— Мы уже, наверное, месяц были знакомы.
— Он часто расспрашивал вас о работе?
— Часто, конечно.
— И о ваших фондодержателях тоже?
— Я ему вообще все рассказывала, — пожала плечами Вера. — Жаловалась. У нас же беспорядков…
— А он?
— Сочувствовал. Вообще был очень внимательный. Поначалу. Цветы дарил. Как все. Сами знаете.
— Не знаю, — сдержанно ответил Виталий и посмотрел на часы: — Пора вам домой, поздно уже. Обещайте мне никому о нашей встрече не рассказывать. Хорошо?
— А вы не расскажете?
— Нет, — покачал головой Виталий. — Наш разговор — это служебная тайна.
— Ну, и я не скажу никому, — твердо обещала Вера.
… Накануне днем Откаленко снова обошел тот двор, где была обнаружена машина.
Почему они именно сюда машину загнали, интересно? Скорее всего, пожалуй, наткнулись просто на удобный двор. Да, место вполне подходящее.
Машину за грудой ящиков и коробок почти не видно, тем более вечером и ночью. А днем все время подъезжают другие машины, привозят овощи, фрукты. Среди них тоже стоять незаметнее. Да и не собирались они тут долго стоять. А перекинуть груз с машины на машину, видно, решили сразу, как только сорвался ремонт.
Однако перебросить с машины на машину груз в десять тонн… Нужны рабочие. Тяжелые мешки-то. Вдвоем не справишься. Даже втроем. С тем, который курил «Герцеговину». В этот момент за его спиной раздался насмешливый голос:
— Нюхаешь, милок? Небось, из милиции? Игорь оглянулся.
Перед ним стоял неопределенного возраста низенький, щуплый и небритый человек с испитым лицом и хитрющими маленькими глазками. Был он в старых, заляпанных грязью сапогах и синем, рваном халате поверх ватника, на всклокоченной голове еле держалась мятая кепка. Глазки его уже с утра подозрительно блестели, в свекольно-красный с прожилками нос не оставлял сомнений в склонностях его владельца.
— А тебе интересно знать, откуда я? — усмехнулся Откаленко.
— Хе! Страсть, как интересно, — презрительно ответил тот. — А то я на вас не нагляделся. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?
— Игорь. А тебя?
— Федя-Квас, все при нас.
— Ты, гляжу, шутник. Слышь, Федя. Тут, говорят, порченая машина стояла.
— Вчерась еще стояла, — Федя хитро посмотрел на Откаленко. — И есть тут кое-кто — все про ту машину знает.
— Почему, интересно, вы, товарищ Козырев, раньше эту машину не обнаружили, что помешало? Она тут уже чуть не двое суток стоит.
— Да был я тут, — виновато ответил инспектор… — Сразу, как нам объявили. Не было ее. Ну, а вчера, признаться, уже не забежал. Руки не дошли. Сегодня вот рабочие и указали. Говорят: «Приблудная». Я как взглянул…
— Товарищ Козырев, — вмешался Лосев, — а людей около нее рабочие не заметили случайно?
— Говорят, не заметили.
— А груз в ней был какой?
— Вот не спросил. Да можно сейчас…
— Не надо, — все так же сухо сказал Откаленко. — Теперь уж мы и сами спросим. Обо всем.
Оперативное совещание Цветков начал хмуро.
— Обыграли они нас, милые мои. Досадно.
— Это еще только первый период, Федор Кузьмич, — живо откликнулся Лосев. — Вся игра еще впереди.
— Не игру ведем, — проворчал Цветков, — Давайте думать. Какие у нас появились ниточки в этом деле? Машина отпадает. Раз они ее бросили, значит, где-то угнана, только и всего. Не сегодня, так завтра найдется хозяин. Но место угона нам ничего не даст. Что мы еще имеем?
— Вторую угнанную машину, — сказал Шухмин. — Уже московскую. Цветков кивнул.
— Верно. Здесь хозяин быстрее найдется. Если она, конечно, угнана. Если не по сговору получили, Так. Значит, машина. Что еще? Давай, Лосев.
— Есть все же ниточки, Федор Кузьмич, — убежденно сказал Лосев. — Первая-это тот самый Сева, хирург. Ему Маргарита Евсеевна все рассказывала.
— А про него что рассказала? — спросил молодой сотрудник Виктор Усольцев.
— Ничего она про него не знает, — покачал головой Лосев. — Только, что хирург…
— По его словам, — недоверчиво заметил Откаленко.
— Ну да, — согласился Лосев. — Еще знает, что зовут Сева. И номер телефона. Домашний. Кажется, я этого парня видел.
— И что? — поинтересовался Откаленко. — Ты ж психолог.
— Не понравился.
— Это уже кое-что, — съязвил Откаленко. — Вообще-то тебе все нравятся, как правило.
— Давай дальше, Лосев, — строго сказал Цветков. — Какие еще ниточки имеем?
— Еще две тянутся к тому самому Диме. Возможному Диме, я бы сказал.
— Почему «возможному»? — поинтересовался Усольцев.
— Слишком он легко себя назвал там, на заводе,
— А, просто трепач, — махнул рукой Шухмин.
— И это возможно.
— Что к нему тянется? — напомнил Цветков. — Вы, милые мои, не растекайтесь пока по сторонам.
— Тянутся к нему две ниточки, — продолжал Виталий. — Одна от «Березки», от администратора Нины. Она Диму знает, хоть и не призналась. Вот и Златова так считает. Она с Ниной говорила, Лена тоже присутствовала на совещании, снова, кстати говоря, превратившись в «училку», к решительному неудовольствию Лосева. И при последних словах Виталия все посмотрели на нее.
— Да, — подтвердила Лена. — Она его знает. Но признаться в этом почему-то боится. И это странно. Цветков кивнул.
— Верно. Значит, это, будем считать, первая ниточка. А вторая? — Он посмотрел на Лосева.
— Вторая вроде бы из театра, — с некоторым сомнением произнес Виталий, — Бывший помощник администратора. Его еще надо найти. Правда, адрес есть. Но тут вопрос открыт: знает он этого Диму или нет, неизвестно.
— Так, — усмехнулся Цветков. — Значит, Сева, Нина, Дима. Детский сад какой-то. Все? — Он посмотрел на Лосева.
— Пока все, Федор Кузьмич.
— Еще овощной магазин, — заметил Откаленко. — Там, считаю, надо тоже поработать.
— Экспертиза дала заключение по машине? — спросил Цветков.
— Так точно, — подтвердил Откаленко. — Тут кое а чем разобраться надо.
— Ладно. Это отдельно. А теперь послушаем наших коллег. — И Цветков повернулся к молчавшему до сих пор Албаняну; — Что вы нам скажете?
— Если Албанян молчит, значит, ему сказать решительно нечего, — засмеялся Виталий. — И у него плохое настроение.
— Точно, — грустно согласился Эдик. — Ничего нового, понимаете. Одно ясно: похищенный груз в Москве сдан не был. Теперь его, очевидно, везут куда-то. Надо дать. указание по трассам. Десять тонн лимонной кислоты не иголка, понимаете.
— Уже дали, — кивнул Цветков. — Утром еще. Что же, милые мои. Продолжаем работу. Мы ведь как бульдоги. Если вцепились, то не выпустим. А вцепились мы, считаю, крепко.
— Загрызем, — сумрачно пообещал Откаленко. — Пути тут есть
— Конечно, пути есть, — поддержал Цветков. — Значит, старшим по этому делу остается Лосев. Ты, Откаленко, ему помоги. Вот ты машиной занялся, теперь переходи на магазин. Каким, в самом деле, ветром ее туда задуло, интересно знать. Вот ты и узнай. Как считаешь, Лосев?
— Так и считаю, — бодро ответил Лосев. — Там есть чего погрызть.
— Именно что, — подтвердил Цветков. — Теперь «Березка».
— Это бы за Леной оставить, — попросил Лосев. — Она уже объект знает.
— Не возражаю. Как, Златова? — Цветков посмотрел на Лену. — Очень бы вас попросили. С руководством вашего отдела договоримся.
С сотрудниками других отделов Цветков был всегда на «вы». Это свидетельствовало не просто о вежливости, но и о дистанции. К своим сотрудникам Федор Кузьмич привык, большинство из них знал не один год и смотрел, как на близких людей, на неизменных своих помощников, с которыми ежедневно делился мыслями, сомнениями, знаниями и опытом, за них он всегда отвечал, а порой, когда надо было, и защищал. Все это, правда, не мешало ему ворчать на них, причем самым чувствительным наказанием было, когда Кузьмич переходил с кем-либо на «вы», что свидетельствовало не только о промахе, ошибке или нерадивости сотрудника, а о том еще, что Кузьмич лично этим обижен. И потому каждый из сотрудников воспринимал его обычное «ты» как признак расположения, и никто еще никогда на это «ты» не обижался.
— Очень вас попросим, — повторил Цветков, обращаясь к Лене.
— С удовольствием, Федор Кузьмич. Мне самой интересно. К тому же это ведь приказ, как я понимаю?
— Нижайшая просьба, — церемонно ответил Цветков… И все кругом заулыбались.
— Ну-с, а дальше, Лосев, ты решай сам. — Цветков прихлопнул ладонями по столу и посмотрел на часы. — После обеда, полагаю.
После обеда Лосев пригласил к себе Усольцева.
— Вот что, Витя, — сказал он. — Займешься этим театральным деятелем, своим тезкой. Встречаться с ним сразу не надо. Поработай сперва вокруг, только осторожно, чтобы не спугнуть в случае чего. Парень-то, как выразился его бывший шеф, приблатненный. Ну, интересно знать и его связи, конечно. Словом, все, что можно. Ясно тебе задание?
— Ясно, — солидно ответил Усольцев. — Элементарный вопрос. Сколько даешь времени?
— Два дня.
— Ну, это несолидно. Тут для настоящей работы нужна неделя.
— Кому сколько. А ты человек динамичный и молодой — самое время быстро бегать и быстро соображать. А времени у нас, Витя, лишнего нет. Ни дня, помни.
— Но, Виталий…
— Давай о сроке больше не говорить, — нахмурился Лосев. — Два дня. Вот тебе его адрес. Запиши. — Он придвинул Усольцеву свой блокнот. — Если что надо, спрашивай, советуйся. Не стесняйся.
— Уже ученый, — недовольно проворчал Усольцев, переписывая адрес.
— Кстати, ты район Метростроевской, Кропоткинской знаешь?
— спросил Лосев, игнорируя его тон.
— Найду.
— Не в «найду» дело, — покачал головой Лосев. — Это район в основном старинной застройки. Здесь многие семьи испокон века живут. Твой тезка мог тут родиться и вырасти на глазах у соседей. И приятели детства тоже могут найтись. Их тоже поищи и потолкуй — осторожно, конечно.
— Днем-то, небось, никого нет.
— Значит, вечером надо.
— На сегодня билеты у меня, жена ждет.
— Это уж сам соображай. У всех жены ждут, — заметил Лосев. — А вечером тут самая работа, между прочим. Учти.
— Ну, вечер, выходит, у меня остается всего один, — неуступчиво, возразил Усольцев, возвращая блокнот.
Виталий промолчал. А сидевший напротив за своим столом Откаленко неприязненно посмотрел на Усольцева и неожиданно сказал:
— У нас, парень, либо вообще не работать, либо вкалывать до упора и не смотреть на часы, понял?
— Давно понял
— Не-а. Смотрю, еще не понял, — усмехнулся Откаленко. — Ты ко мне в помощники иди. Я тебя научу.
— Ты научишь… — проворчал Усольцев.
— Обязательно, Вот получил ты задание. С чего начнешь?
— Да знаю я, с чего начну.
— И я знаю. Посмотришь на часы. Решишь, сколько времени у тебя остается Для работы. Так ведь? Усольцев, не выдержав, вспылил:
— Слушай, чего ты ко мне все время цепляешься? Что я тебе такого сделал, а?
— Да ничего ты мне не сделал, — снова усмехнулся Откаленко. — И никому ты еще ничего полезного не сделал. Все у тебя еще впереди, парень, И учти, нам не «блатники» нужны, а ребята окопные, обстрелянные и трудяги. МУР — это МУР.
— Ты очень окопный…
— У нас, брат, свои окопы. Поглядишь еще. А вообще ты на меня не обижайся. Это я с тобой профилактикой занимаюсь, пока время есть. Ты откуда к нам пришел?
— Ну, из школы милиции,
— Вот. Редчайший случай. Ценить должен. Другие не один год сперва в районе вкалывают, пока к нам попадут. А ты… Может, поворожил кто, скажи?
— Да я… — начал было Усольцев, покраснев.
Но тут Лосев счел наконец нужным вмешаться.
— Прекратить прения, — миролюбиво сказал он, но в тоне его прозвучал приказ. — Виктор получил задание и будет его выполнять. Так, что ли, Виктор?
— Вот именно.
— Ну и все. Давайте работать. Я тоже, милые мои, на часы поглядываю. — У него порой явственно проскальзывали интонации Цветкова, Виталий и сам этого не замечал.
Когда Усольцев вышел, Виталий сказал Откаленко:
— Парень еще не привык к нашей работе-погоди жать.
— Он вообще к работе не привык, — проворчал Игорь.
— Это мы поглядим… Ну что ж, надо браться за красавца хирурга. Какие он операции делает, интересно знать?
— Что о нем вообще известно? — спросил Откаленко. — Кроме имени и телефона? Неужто ничего?
— Ничего. Кроме некоторых деталей поведения.
— А как эта самая Маргарита Евсеевна с ним познакомилась?
— Общий знакомый у них оказался. Какой-то Валерий.
— Кто такой?
— Пока не знаю. Сразу неудобно было обо всем расспрашивать, А меня в первую очередь Сева этот интересует. Для начала мы сейчас адресок его установим.
Лосев взялся за телефон.
… Итак, адрес неведомого Севы у него теперь был, как и фамилия — Глинский Всеволод Борисович. «Что ж, — бодро подумал Виталий. — В путь, так В путь, как сказал джентльмен…» Очень ему нравился этот диккенсовский неунывающий герой.
Длиннейший новый дом на Смоленской набережной с бесчисленным количеством подъездов и квартир вобрал в себя необычайно пестрое и случайное население со всех районов Москвы. Всеволод Борисович Глинский занимал двухкомнатную квартиру в четырнадцатом подъезде на восьмом этаже. Там же была прописана и его мать. Судя по записи в домовой книге, работал Глинский в одном из институтов Академии медицинских наук в должности… ночного сторожа. Владелец новых «Жигулей». К чему-то подобному Виталий был уже готов, учитывая некоторые особенности в образе жизни Севы, о которых не очень охотно поведала Рита, вроде частых отъездов, тяге ко всякого рода развлечениям и легкости в обращении с деньгами.
Из конторы жэка Виталий вышел во двор, протянувшийся узкой полосой вдоль всего дома с тесными «карманами» для машин возле подъездов, где асфальт был расчерчен белыми полосами.
Холодный ветер с реки вольно свистел во дворе, и Виталий плотнее запахнул пальто.
Он не спеша прошел вдоль всего дома, отметив про себя отсутствие красных «Жигулей» Глинского возле четырнадцатого подъезда. Зашел в стеклянную будку телефона-автомата и на всякий случай, позвонил Глинскому. К телефону подошла, видимо, мать, сказала, что Всеволода Борисовича нет дома, будет не скоро, и настороженно спросила, что ему передать и кто звонит. «Нет, уж вы скажите, — настаивала она. — Всеволод просит узнавать». Виталий еле от нее избавился, и эта настойчивость ему не понравилась.
Потом он зашел в четырнадцатый подъезд и в каморке возле лестницы обнаружил старуху лифтершу, вязавшую толстый темный носок. Старуха была грузная, в пальто, на голове был повязан теплый платок, на кончик носа съехали очки.
— Можно к вам, бабушка? — спросил Виталий. — Погреюсь только.
— Это кто ж ты будешь? — Старуха с любопытством взглянула на него поверх очков, не переставая, однако, вязать.
— Да из милиции. Охрану проверяем квартир/ Который уж дом обхожу, — вздохнул Виталий, — Вот и ДО вас дополз, да вроде поздно уже.
— О, господи, — ответно вздохнула старуха. — Охрана. Мы, что ли, не охраняем? Да ты садись, садись, отдохни. И верно, устал, — взглянула она на лицо Виталия. — Ноне какие нахалы-то пошли, страсть. На обед боюсь отойти. Вон в одиннадцатом подъезде квартиру обокрали.
— Небось на охрану квартиру не отдали?
— Не. Те пока не трогают. Да ведь и непросто. Вот тута, — она кивнула на оконце, за которым видна была площадка с двумя лифтами, — пять квартир на охране. Недавно совсем на восьмом у Глинских поставили. Уж как добивались. А все же, почитай, год ждали.
— Часто уезжают?
— Ну, сам-то, ясное дело. А мать-старуха, как сыч, сидит. Добро бережет. За хлебом и то не выйдет. Я и молоко, я и хлеб. Ну, правда, ноги у нее, — вздохнула лифтерша, — Да и какие у нас, старух, моги? — Она махнула рукой. — А мне, видишь, всех жалко. И что это за нервы такие, ты мне скажи.
— Хороший вы человек, значит.
— Вчерась, когда уезжал, сказал: «За мамой, Анна Петровна, присматривайте». А то я не знаю.
— Не женат, значит?
— Да зачем ему жена-то? — подхватила лифтерша. — У него девок тьма, всех водит, матери не стесняется. Год назад у него Нина была, видная такая, вея в кольцах, душистая. Как, бывало, пройдет, в лифте потом полчаса ее дух стоит. «Нина», — отметил про себя Виталий.
— … Ну, а потом козочка такая появилась. Верочка. Веселенькая. Раз на такси прикатила, а его дома нет. Ну, посидели, покалякали. Бухгалтером она на трикотажном производстве. «Вера, — снова отметил про себя Виталий. — Это что-то новое».
— Тоже бросил?
— Ясное дело. Девки-то дуры. Потом уже приходила, записку оставляла. Сказала: «Пожалеет». Как же, ваш брат пожалеет, а вот мне, ужас, как жалко ее стало. В глазах-то слезы, я же вижу. Ну, я ей варежки связала. Отнесла.
— Куда?
— Домой. Она от меня, считай, рядом живет. На Плющихе тоже.
— В одном доме?
— Не. Рядом, говорю. Мой семнадцать, а ее тринадцать.
Виталий стал прощаться.
— Завтра зайду, — сказал он. — Устал. Да и время уже…
— Ну и ладно и ладно, — закивала старуха лифтерша.
Выйдя во двор, Виталий плотнее запахнул пальто, оглядел небольшую стоянку возле подъезда и посмотрел на крайний левый номер, выведенный на асфальте. Место это было по-прежнему пусто. Потом он задумчиво направился к воротам, ведущим на набережную.
Темная вода неслышно колыхалась и рябила внизу, в ней отражались бесчисленные огни. Ветер дул с прежней силой.
Виталий, размышляя, сунул руки в карманы пальто и медленно двинулся вдоль каменного парапета набережной.
Итак, Сева прорисовывается все больше. Подозрительный тип. Но ухватить его пока не за что. Придется ловить, никуда не денешься. И вот выявились некоторые связи, интересные связи. Во-первых, некий Валерий. Его называла Маргарита Евсеевна. Кто такой, пока неизвестно. Затем Нина. Очень похожа на ту, из «Березки». Скорей всего она и есть. Еще одна женщина, Верочка. Эту связь можно было бы не исследовать, сугубо, кажется, личные отношения-и личная драма, если бы не два обстоятельства. Первое, что настораживает, — это место работы Верочки: бухгалтерия какого-то трикотажного предприятия. Правда, к лимонной кислоте это отношения не имеет. И все-таки… Ведь Эдик тоже говорил о каком-то трикотажном предприятии. Но главным было попа второе обстоятельство. Верочка считает, что Глинский должен бояться ссоры с ней. Возможно, она знает про него что-то нехорошее, опасное? Это уже может представить оперативный интерес. Да, Пожалуй, из всех выявленных пока связей Глинского эта самая интересная. Но как к той Верочке подступиться? Расскажет ли она все, что знает? Верочка сердита на Глинского, обижена им, оскорблена, даже, может быть, озлоблена. Но…
Виталий вдруг заметил, что непроизвольно двигается уже в сторону Плющихи, и усмехнулся. Ну, правильно. Туда и надо ему сейчас.
Вот и дом тринадцать. Виталий внезапно остановился. Около подъезда стояли красные».Жигули». Виталий посмотрел на номер. Тот самый.
Задача внезапно осложнилась. Выходит, отношения их не порвались? Точнее, Глинский, видимо, восстановил отношения. Испугался? Скорее всего. Ведь теперь-то он увлечен Маргаритой Евсеевной.
Виталий снова вышел на набережную и брел по ней, не замечая крупных хлопьев мокрого снега, вдруг поваливших с черного неба.
Утром, сразу после оперативки в отделе,[Лосев надолго исчез из Управления.
Первый визит его был в контору жэка, где жила Вера. Там он, однако, не задержался, лишь перелистал домовую книгу и почерпнул оттуда самые необходимые первичные сведения. И из ближайшего автомата позвонил Цветкову.
Уже через час Виталий оказался в комитете комсомола трикотажного комбината.
По дороге он еле сдерживал переполнявшее его нетерпение. Виталий даже не ожидал такой удачи. Подумать только, оказывается, Верочка Хрисанова работала в бухгалтерии того самого комбината, о котором говорил Эдик Албанян, — здесь произошло хищение пряжи тоже по фальшивой доверенности. Нет, это была не случайная удача. Все связано в этой жизни, только надо докопаться.
Из комитета комсомола Лосев уехал во втором часу дня. А под вечер Петя Шухмин привез перепуганную Верочку.
Виталий не успел раскрыть рот, как она выпалила:
— Ну вот, я так и знала!… Так и знала!… И расплакалась.
— Что вы знали? — удивился Лосев.
— Что подумают на меня…
Виталий внимательно посмотрел на девушку. Она была недурна собой, маленькая, изящная, с копной совсем светлых, прямо-таки льняных волос, нежное и правильное, бледное личико и большие,
слегка подведенные темно-карие глаза. «Ведь милая девушка, — подумал Виталий. — Но рядом с Маргаритой Евсеевной проигрывает, конечно. Вот только глаза…» Да, глаза вдруг сказали ему что-то новое об этой девушке, что-то не укладывающееся в тот образ, который Виталий уже нарисовал себе. Эта девочка неглупа, жизнерадостна и добра. Но сейчас ей страшно, и вообще она измучена чем-то. Впрочем, ясно, чем измучена.
— Для начала имейте в виду, я вас ни в чем не подозреваю и ничего такого о вас не думаю, — сказал Виталий.
— Правда? — Вера слабо улыбнулась. — Я вам почему-то верю.
— А почему же мне не верить? Ведь я вас ни разу не обманул. — Виталий тоже улыбнулся, — А вы, между прочим, верите порой даже тем, кто вас уже однажды обманул, — многозначительно заключил он.
— Я не понимаю… — Она пожала плечами.
— Сейчас поймете. Вы знаете, где находитесь?
— В милиции.
— Здесь уголовный розыск. Вот сейчас, например, мне предстоит разыскать опасных преступников, которые совершили хищение. Очень крупное,
— Это у нас?
— Не только у вас, но и еще в. одном месте. И тоже, по фальшивой доверенности. Но там он.и еще убили человека.
— Ой, какой ужас! — с искренним испугом воскликнула Вера.
— Теперь понимаете, как важно их быстрее, найти?
— Конечно!
— Тогда скажите, почему вы перестали ходить с ребятами в клуб? — неожиданно спросил Виталий. — И дружить с Сережей Морозовым?
— Но это…
— Вы обещали говорить правду.
— Ну, хорошо. Я познакомилась с другим человеком.
— Он называет себя хирургом?
— Он хирург.
— Нет. Вы знаете его фамилию?
— Конечно.
— Тогда посмотрите справку с его работы.
Из лежащей на столе папки Виталий достал бумагу и протянул Вере. Та удивленно пробежала ее глазами.
— Вахтер?.. Не может быть.
— Оказывается, может, — пожал плечами Виталий. — Он назвал себя хирургом, познакомившись недавно и с этой женщиной.
Лосев достал из той же папки фотографию Маргариты Евсеевны. Вера бросила на нее неприязненный взгляд, но в руки не взяла.
— Какая красивая…
— Да. Кстати, и она работает в бухгалтерии. В том самом месте, где тоже произошло хищение и подсунули фальшивую доверенность. Странно, правда? Вера, что-то соображая про себя, рассеянно произнесла;
— Да, странно… Неужели поэтому он перестал… Но… он вчера говорил… Что вы сказали? — переспросила она.
— Я говорю, странное совпадение. С этой женщиной.
— Это не странное совпадение. — Глаза Веры налились слезами. — Это… это подлость! Он мог мне прямо сказать. По-честному.
— Тут все не по-честному, Вера. Вы же видите… А может быть, он вас боится? Виталий напряженно ждал ответа. Поворот в разговоре был рискованный. Вера сейчас могла не пойти на откровенность, если была хоть чуточку в курсе дел Глинского и участвовала в них. Тут Виталия вело только непонятное ему самому чутье, какое-то особое ощущение неестественности такого контакта для Веры.
— Конечно, боится, — сказала Вера и с горечью усмехнулась. — Я только не знала, что она такая красивая… Ведь все время чувствовала, что он что-то скрывает.
— Чем же вы его напугали?. — спросил Виталий, Она снова покосилась на фотографию, лежавшую на столе. Эта фотография не давала ей покоя. Вера, опустив глаза, молчала.
— Скажите, — попросил Виталий, — Ведь мы условились.
— Однажды я увидела у него на столе бланк доверенности… — тихо, не поднимая глаз, произнесла Вера. — С печатью. А подписи не было. Я тогда жутко почему-то испугалась.
— А на кого была эта доверенность, куда? — спросил Виталий.
— Я не разглядела. Она из-под книги высовывалась.
— И что вы сделали?
— Я ничего ему тогда не сказала. Подумала: ну, мало ли что? В общем, успокаивать себя стала. А. когда он… изменился, — Вера опять бросила взгляд на лежавшую в стороне фотографию, — я разозлилась и опять про это вспомнила.
— И сказали ему?
— Ну, не сказала… просто… намекнула. И он вот прискакал.
— Значит, вы уже поняли и… молчали?
— А что я могла понять?.. Ну, правда, у нас уже произошло это… — Она опустила голову. — И… и я не могла решиться. Ну, не могла,
— Понимаю… — Виталий поразмышлял минуту, потом снова спросил: — А из друзей его вы кого-нибудь знаете?
— Из друзей?.. Ну, вот Игорь. Он где-то под Москвой живет. Потом Валерий. Он, кажется, тоже хирург.
— Такой же? — невольно усмехнулся Виталий.
— Ой, я уже ничему не верю, — вздохнула Вера. «Игорь», — подумал Виталий и спросил:
— А к Этому Игорю вы не ездили?
— Он звал, но… я не поехала.
— Скажите, а когда вы видели у него дома ту доверенность, не вспомните?
— Давно. Еще осенью.
— Вы только познакомились?
— Мы уже, наверное, месяц были знакомы.
— Он часто расспрашивал вас о работе?
— Часто, конечно.
— И о ваших фондодержателях тоже?
— Я ему вообще все рассказывала, — пожала плечами Вера. — Жаловалась. У нас же беспорядков…
— А он?
— Сочувствовал. Вообще был очень внимательный. Поначалу. Цветы дарил. Как все. Сами знаете.
— Не знаю, — сдержанно ответил Виталий и посмотрел на часы: — Пора вам домой, поздно уже. Обещайте мне никому о нашей встрече не рассказывать. Хорошо?
— А вы не расскажете?
— Нет, — покачал головой Виталий. — Наш разговор — это служебная тайна.
— Ну, и я не скажу никому, — твердо обещала Вера.
… Накануне днем Откаленко снова обошел тот двор, где была обнаружена машина.
Почему они именно сюда машину загнали, интересно? Скорее всего, пожалуй, наткнулись просто на удобный двор. Да, место вполне подходящее.
Машину за грудой ящиков и коробок почти не видно, тем более вечером и ночью. А днем все время подъезжают другие машины, привозят овощи, фрукты. Среди них тоже стоять незаметнее. Да и не собирались они тут долго стоять. А перекинуть груз с машины на машину, видно, решили сразу, как только сорвался ремонт.
Однако перебросить с машины на машину груз в десять тонн… Нужны рабочие. Тяжелые мешки-то. Вдвоем не справишься. Даже втроем. С тем, который курил «Герцеговину». В этот момент за его спиной раздался насмешливый голос:
— Нюхаешь, милок? Небось, из милиции? Игорь оглянулся.
Перед ним стоял неопределенного возраста низенький, щуплый и небритый человек с испитым лицом и хитрющими маленькими глазками. Был он в старых, заляпанных грязью сапогах и синем, рваном халате поверх ватника, на всклокоченной голове еле держалась мятая кепка. Глазки его уже с утра подозрительно блестели, в свекольно-красный с прожилками нос не оставлял сомнений в склонностях его владельца.
— А тебе интересно знать, откуда я? — усмехнулся Откаленко.
— Хе! Страсть, как интересно, — презрительно ответил тот. — А то я на вас не нагляделся. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?
— Игорь. А тебя?
— Федя-Квас, все при нас.
— Ты, гляжу, шутник. Слышь, Федя. Тут, говорят, порченая машина стояла.
— Вчерась еще стояла, — Федя хитро посмотрел на Откаленко. — И есть тут кое-кто — все про ту машину знает.