— Надо достать свободный образец почерка, — заметил Откаленко.
   — Это не проблема, — кивнул Лосев и продолжал: — Теперь его связи. Первая — это некий Валерий, Им Откаленко занимается. Вторая — Нина из «Березки». Тут Златова работает. Еще есть какой-то Игорь, под Москвой живет. Тут пока совсем темно. Вот пока все по Глинскому.
   — Та-ак. — Цветков посмотрел на Откаленко. — И, что это за Валерий?
   — Валерий Геннадиевич Бобриков, — ответил тот. — Директор овощного магазина. Тоже связан с Ниной из «Березки». Сидел в машине, которую около его магазина бросили. Его там окурок остался, «Герцеговина Флор». Больше того, организовал переброску кислоты с машины на машину. Есть свидетели.
   — Как бы он тоже не скрылся, — сказала Лена. — Как вчера этот Лев Константинович, Очень уж Бобриков, говорят, испуганный ушел от Нины.
   — М-да. Тараканы обычно чуть что разбегаются, — проворчал Цветков.
   — Эх, прошляпили с этим Львом Константиновичем, — досадливо вздохнул Лосев и спросил у Лены: — Кто же он такой, неизвестно?
   — Нет, — покачала головой Лена. — Пока нет. У Нины, видно, роман с ним. Бобриков ей сказал: «Твой драгоценный». И Липа подтверждает, что роман. А вот о Льве Константиновиче и она ничего не знает,
   — Даже Липа не знает, — иронически протянул Лосев, — Представляете? Но этот самый Дима, которого мы ищем, по связям Бобрикова, видимо, проходит. Раз Бобриков в машине с ним сидел. И по связям Нины Дима проходит, так ведь? — Он посмотрел на Лену.
   — Она Диму знает, — подтвердила Лена.
   — Ну-ну. Эту работу, милые мои, надо продолжать, — заключил Цветков. — Ищите новые подходы к объектам, новые способы, пути. Выдумка нужна. Смелость нужна. Людей надо понимать. Из этого и работа наша складывается. Из этого, — он погрозил кому-то очками. — А то думают, одна у нас стрельба да погони. Так и пишут, так и кино снимают. А на самом деле, если хотите знать, — Федора Кузьмича на минуту вдруг «повело», как выражался Лосев, это случалось с ним теперь чаще, чем раньше, — на самом деле, стрельба да погоня чаще всего означают нашу ошибку, или когда ничего другого не придумали, или те оказались умнее нас. Я вот так полагаю.
   — Однако иногда стрелять все же приходится, — самолюбиво заметил Лосев. — Все-таки не с учениками церковноприходской школы дело имеем,
   — Какой-какой школы? — заинтересовался из своего угла Шухмин.
   — Была такая при царе, — ответил Лосев. — Тихие детки учились.
   — Ну, хватит, — вмешался Цветков. — Вечно ты, Лосев, чего нибудь скажешь. Какие еще связи изучили?
   — Вот Усольцев отыскал помощника администратора театра, у которого Дима контрамарки брал, — сказал Лосев.
   И все посмотрели на Усольцева.
   — Ну, давай, Усольцев, — кивнул Цветков, — Чего тебе там удалось?
   — Не знает он того Диму, — через силу выдавил из себя Виктор, сам удивляясь охватившей его вдруг неуверенности.
   — А контрамарки все-таки давал ему? — спросил Цветков.
   — Один раз. Чуть не год назад.
   — Гм… — хмыкнул Цветков. — Но Диму этого, вы. ходит, все же запомнил?
   — Не очень твердо…
   — Что-то, Усольцев, ты сам не очень твердо говоришь. Беседа-то у вас получилась?
   — Самая задушевная, мне кажется, — иронически вставил Откаленко.
   — Получилась, — хмуро ответил Усольцев, проклиная себя за свою неуверенность.
   — Ладно, — кивнул Цветков. — Ты, Лосев, разберись с этим делом. Чувствуется какая-то недоработка. А теперь послушаем коллегу. — Он посмотрел на Албаняна. — Что-то он все молчит.
   — Причем загадочно, — усмехнулся Лосев. — А это кое-что означает.
   — Да, дорогой, означает, — со скромной гордостью согласился Эдик. — Картина обрисовывается такая. Преступники явно москвичи, так?
   — Ну, так, — согласился Лосев.
   — А вот обе угнанные ими машины-из Рязанской области. Ту, первую, которая сейчас у нас, сегодня опознали.
   — А насчет второй откуда ты знаешь? — спросил Откаленко.
   Албанян хитро улыбнулся, сверкнув белками глаз.
   — Представь себе, дорогой, догадываюсь.
   — Это почему?
   — Вот почему. — Эдик сразу стал серьезен. — Такая картина наблюдается: почти на границе с Московской областью, но, однако же, обычно в соседней, чтобы нам на глаза не попадаться, расположились некие колхозные цехи. Это вообще-то разрешено, это законно, это полезно. Но! Производство в таком цехе должно быть налажено на отходах или, скажем, на сырье самого колхоза. Ясно? А там порой делают, что угодно. Председатель смотрит сквозь пальцы: колхозу выгодно, цех большую прибыль дает. Пусть себе изготовляет, допустим, целлофановые пакеты даже или там косынки, леденцы, губную помаду…
   — Постой, постой! А финансовые органы, а госконтроль?! -воскликнул Лосев. — Они зачем?
   — Вот, — удовлетворенно произнес Албанян и снова хитро улыбнулся. — Слова не мальчика, но мужа. Отвечаю. Организаторы таких цехов-тоже не мальчики. Ловкость рук, дорогой, чтоб ты знал. И, конечно, неслыханный барыш.
   — Ну, а почему у границы с Московской областью? — снова спросил Лосев.
   — Потому что дельцы из Москвы. Им далеко ездить на работу, — Эдик саркастически подчеркнул последнее слово, — неохота. Так вот, мы установили, что некоторым из этих цехов требуется для их незаконной продукции лимонная кислота. Пока назову тебе три пункта, дорогой. Горелое, Сухой Лог и Лялюшки.
   — Значит, надо вокруг этих цехов поработать, — сказал Лосев. — Осторожно, конечно.
   — Верно говоришь, — ответил Эдик. — А для этого тебе нужна командировка, — Албанян посмотрел на Цветкова. — И возможно, не на один день. Там люди серьезные. А потом подключимся и мы.


Глава 4.

В Лялюшках


   Уже вечерело, когда Виталий сошел на небольшой станции, где даже не каждый поезд останавливался.
   Высоченные деревья, голые и хмурые, уныло выстроились вдоль длинной платформы и с двух сторон подступали к одноэтажному и довольно симпатичному зданию вокзальчика, новенькому, сложенному из красного кирпича, с белыми рамами окон и дверьми.
   В зале ожидания было светло и тепло. Слева от окошечка кассы-буфет. Там за прилавком стояла полная немолодая женщина в белом халате. За ее спиной на подставке сопел огромный блестящий самовар, Виталий подошел к буфету, рассмотрел выставленные под стеклом бутерброды с потрескавшимися сырными ломтиками и тушками какой-то рыбки, блюдца с красноватым винегретом, сметану в граненых стаканах и решил, что с голода он тут не умрет. А чай — это было вообще отлично, С чая он и начал.
   — Попрошу два стакана, — сказал он. — Раз самовар, значит, чай должен быть отличным, так я полагаю.
   — Какой уж есть, — сухо ответила женщина, окинув Виталия настороженным взглядом, и спросила: — С поезда?
   — С поезда, — подтвердил Виталий. — Вот погреюсь у вас и дальше двинусь. Деревня Лялюшки далеко будет? Как туда добираться?
   — Два раза в день автобус. Час назад последний ушел.
   — А километров сколько туда?
   — Поболее двадцати будет.
   — Да-а. Пешком не доберешься.
   Женщина тем временем выставила перед ним два граненых стакана с чаем, блюдце с сахаром и все так же сухо спросила:
   — Чего еще?
   — А еще вот с сыром два бутерброда, — ответил Виталий и, в свою очередь, спросил: — Чего это вы, мамаша, такая суровая?
   — А чего радоваться-то?
   — Как чего? — улыбнулся Виталий. — Вот, к примеру, хороший человек перед вами стоит. А говорят, ласковое слово и кошке приятно.
   Женщина хмуро посмотрела на Виталия, но уголки ее рта все же дрогнули в улыбке.
   — Какой ты человек, не знаю, — сказала она. — Вижу только, что длинный, И чего в наши края пожаловал?
   — Дружка ищу. В армии вместе служили. Сейчас вроде в Лялюшках живет.
   — Как звать-то?
   — Петр. А фамилия Свиридов. Не слыхали?
   — Ну, в Лялюшках, может, и живет. А у нас тут такого нет. Заночевать тебе надо, — неожиданно сказала женщина. — Куда на ночь глядя пойдешь? А утром автобус будет.
   — Где же у вас тут заночевать?
   — Вон, прямо через площадь. Дом приезжих.
   Наутро Виталий уже стоял в длинной очереди на автобус.
   В голубом небе сияло солнце, било в глаза. Небольшой поселок казался добрым и уютным, несмотря на грязь и снег вокруг. Тянулись косые дымки из труб потемневших за зиму домиков. Сильный ветер раскачивал деревья. Люди в очереди поеживались от холода, пытаясь спрятаться за спинами стоящих впереди.
   Неожиданно кто-то хлопнул Виталия по плечу. Он оглянулся. Перед ним, улыбаясь, стоял парень из Дома приезжих, которого Виталий видел у стола дежурной.
   — Здорово, — сказал он. — Признаешь?
   — Ясное дело, — ответно улыбнулся Виталий.
   — Куда путь держишь?
   — В Лялюшки надо.
   — Идем подвезу. Вон моя родимая стоит. — Парень указал на грузовую машину возле Дома приезжих. — Мне как раз по пути.
   Они зашагали к машине.
   — А ты откуда? — спросил Виталий.
   — Из Сухого Лога. Колхоз наш там.
   — От Лялюшек далеко?
   — Тридцать шесть километров. Всего ничего. Я тут чуть не через день мотаюсь. А вот сегодня заночевать пришлось. Ты сам откуда?
   — Из Москвы.
   — Ого! Я туда тоже езжу. Тебя как звать-то?
   — Виталий. А тебя?
   — Меня Родион. Родя, короче говоря. Сержант в отставке. — Он снова широко улыбнулся. — Артиллерия, бог воины.
   — Была. Теперь другим богам поклоняемся. По-страшнее.
   Они уже медленно ехали по неширокой улочке поселка, то и дело ныряя в глубокие, полные воды колдобины. Машину раскачивало, как корабль в непогоду, за спиной жалобно скрипел кузов.
   — Тебе зачем в Лялюшки? — спросил Родя.
   — Дружок мой по армии там вроде бы живет. Вот в отпуск и решил проведать. Пятый год все собираюсь. Он уж и писать перестал.
   — Как звать?
   — Петр. А фамилия Свиридов.
   — Точно! Есть там такой, — неожиданно объявил Родя и внимательно посмотрел на своего пассажира.
   — Ну да? — изумился Виталий.
   — Ха! Сам едет и сам удивляется!
   Родька снова широко улыбнулся, но в глазах его мелькнуло какое-то задумчивое выражение. Вообще улыбался он непрестанно, такая уж у него была веселая и круглая физиономия, но улыбки его были все время разные.
   Они выехали из поселка на узкое асфальтированное шоссе, и дорога стала лучше. За поворотом показалась заправочная станция, две желтые колонки под навесом, домик заправщицы, а возле колонок несколько грузовых машин.
   — Без перебоя бензин-то? — поинтересовался Виталий.
   — Как часы. Лиля наша дело знает. К ней заправщики в первую очередь ездят, как только свистнет.
   — Ловчит небось?
   — Зачем? Другой такой красавицы, я тебе скажу, в округе у нас нет. Как на мед, все летят. Кто же. пихаться, кто так.
   — Добрая очень?
   — Ни-ни. Строже не бывает. Слух прошел, на ней сам наш старший инспектор ГАИ жениться собрался. Товарищ Пенкин Григорий Данилович. — Родя лукаво подмигнул. — Гроза наше. Да вон он подкатил. Видишь? В этот момент у заправочной и в самом деле остановился милицейский мотоцикл с коляской, рослый лейтенант милиции в белой каске слез с него и не спеша направился к домику заправщицы. Водители машин, собравшиеся в кружок и шумно что-то обсуждавшие, смолкли и проводили его глазами.
   — Солидный дядя, — одобрительно заметил Виталии и Спохватился: — Слушай, ну, а как там мой Петр-то поживает?
   — У него дел хватает, — загадочно улыбнулся Родька. — Хотя Петр Савельевич на пенсию, говорят, собирается. Вроде как болеет. Но в правлении, ясное дело, остается,
   — Постой, постой! — воскликнул Виталий. — Какая пенсия? Ты говоришь, его Петр Савельевич звать?
   — Ну да. — Родька хитро скосил глаза на своего пассажира. — Только он в армии служил, когда ты титьку у мамки сосал. Вот какое дело.
   — Так ведь мой-то-Петр Сергеевич! Может, родственник?
   — Приедешь, разберешься, — засмеялся Родька. Они миновали заправочную, и по сторонам дороги потянулись чуть заснеженные поля с проступающими черными жирными пятнами земли. Потом появился кочковатый, голый кустарник, и дорога незаметно пошла по лесу, сначала редкому, слабому, невысокому, а затем втянулась в лес мощный, густой, закрывавший полнеба. Зеленой глухой стеной вдоль дороги стояли могучие красавицы ели, и воздух здесь был напоен их терпким запахом.
   — Ох, и места у вас здесь, — вздохнул Виталий,
   — Ага. Под охраной лес. По счету елочки. Во, до чего дожили, — откликнулся Родька. — Сейчас твои Лялюшки будут.
   И верно, лес постепенно начал редеть, отступать в сторону от дороги, и вдали, за полем, показалась деревня. Дорога сначала полого спускалась к ней, потом пошла на подъем. Солнце продолжало ослепительно сиять в голубом мареве, временами заходя за легкие белесые облака. Искрились снежные языки, залегшие в ложбинке, и первые грачи уже вышагивали по мокрым комьям земли. Вдали тянулись дымки над избами Лялюшек.
   Машина въехала в деревню, и асфальт сразу сменился выбитым ухабистым булыжником с глубокими лужами. Где-то громко играло радио. Над избами тянулись вверх длиннющие шесты телевизионных антенн. Было самое начало дня. Людей на улице мало.
   На небольшой площади, посреди которой на столбе гремел репродуктор, машина сделала полукруг и остановилась возле бревенчатого домика с небольшой вывеской «Чайная».
   — Вон туда за угол завернешь, — показал Родька, — и третья изба справа. Новая. Понял? Ну, пока. Ищи дружка. И меня не забывай, если что. — Он хлопнул Виталия по плечу. — Ты парень ничего.
   Виталий попрощался и вылез из машины, разминая затекшие ноги. А Родька осторожно, чтобы не забрызгать нового своего знакомца, двинул машину дальше.
   Рядом, из чайной, доносились голоса. Виталий решил заглянуть туда. Есть хотелось зверски. Утром в Доме приезжих буфет оказался закрыт, и со вчерашнего вечера во рту у Виталия не было ни крошки, да и вчера-то был не ужин, конечно. Кроме того, потолковать с кем случится и послушать, о чем там люди говорят в этой чайной, тоже было полезно.
   Виталий поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо под жестяным козырьком и толкнул дверь.
   В небольшой чайной оказалось тепло и довольно людно. За столиками, а их всего-то было семь-восемь, не больше, расположились главным образом компании, одиночек, кажется, не было. Мужчины пили, ели, курили, громко переговариваясь, кто-то
   спорил, даже ссорился, кто-то смеялся, шутил. «Прямо клуб, — подумал Виталий. — А время, между прочим, самое рабочее».
   Виталий закупил разной снеди и, глазами отыскав свободное место, с двумя тарелками в руках направился к одному из столиков.
   — Разрешите к вам подсесть? — спросил он у си девших там людей.
   — Давай, давай, милый человек, — добродушно ответил один из них.
   За столиком, где расположился Виталий, сидели два пожилых человека, один худощавый, в черной телогрейке, другой полный и вальяжный, в расстегнутой зеленой нейлоновой куртке, из-под которой видна была тоже зеленая в полоску трикотажная рубашка. Оба седовласые, с обветренными лицами, неторопливые. Они пили чай, отламывая по кусочку печенье из раскрытой бумажной пачки. Рассеянно взглянув на Виталия, они продолжали свою беседу.
   Виталий прислушался к их разговору, потом, решившись, сказал:
   — Извините, что помешаю. Я вот приезжий. Нельзя ли мне переночевать у вас? Я уплачу, конечно.
   Оба старика посмотрели на него уже внимательнее, и первый, в телогрейке, перестав отхлебывать чай, поинтересовался:
   — А откуда ты будешь, молодой человек?
   — Из Москвы.
   — Паспорт-то есть?
   — А как же, в полном порядке, — улыбнулся Виталий. — Не беглый.
   — Само собой, — доброжелательно согласился старик. — Беглых ноне нет.
   — И не разбойник, — добавил Виталий. — Их, пожалуй, тоже теперь не встретишь. Одна мелочь осталась, говорят.
   — Кто их знает, — с сомнением ответил старик, — какие ноне разбойники. Всякие, мил-человек, водятся на российских просторах.
   Второй старик, в куртке, к которому, собственно, и обратился Виталий, помалкивал, испытующе и недоверчиво поглядывая на незнакомого человека.
   — Ну что, Петр, берешь? — обратился к нему первый старик. — А то я его, так и быть, к себе пущу. Как?
   — Пускай, коль охота, — буркнул тот.
   — И пущу. Надо войти в положение. У него небось кума-то здесь нет, — насмешливо заключил он.
   — Как хотишь, — сдержанно ответил второй.
   — Пойдем, милок, — обратился к Виталию старик в телогрейке, отодвигая пустой стакан. — Ты закусывать-то кончил?
   — Кончил, — с готовностью отозвался Виталий и поднялся из-за стола.
   — Ну, и хорошо. Пойдем тогда.
   Старик тоже встал, надел кепку и кивнул своему собеседнику;
   — Бывай, Петр.
   — Бывай, — равнодушно ответил тот, не выказывая желания идти вместе с ними.
   Виталий и старик вышли из чайной и, поеживаясь от холодного ветра, зашагали «о обочине дороги, обходя лужи, потом свернули в какую-то улочку.
   Старик оказался невысоким, щупленьким, но ходким, и Виталий прибавил шагу, чтобы не отстать.
   — Звать-то тебя как? — спросил старик, поднимая голову.
   — Виталий.
   — Ага. А меня, значит, Терентий Фомич. Так что, будем считать, знакомы уже. Ну и зачем к нам пожаловал?
   — Дружка по армии ищу. Закадычные мы были. Потом вот жизнь раскидала. Пять лет, как писать мне перестал. А то все звал. Каждый год к нему собирался. Он где-то в вашем районе, забыл деревню, А теперь, как отпуск получил, решил: все, отыщу.
   — Звать-то его как?
   — Свиридов Петр.
   — Есть у нас один такой, — сдержанно произнес Терентий Фомич.
   — Слышал, Не тот, — улыбнулся Виталий. — Ваш Петр Савельевич. А мой Петр Сергеевич. И вообще по возрасту не подходит.
   — С нашим Свиридовым ты, считай, уже познакомился. В чайной он со мной сидел. Петр Савельевич, точно,
   — Да ну? — удивился Виталий. — Вот он, значит, какой…
   — Такой, такой, — охотно согласился старик, легко семеня рядом с Виталием.
   — Он у вас член правления?
   — А как же.
   — И чем ведает?
   — Цех у нас тут один есть, Свиридов над ним поставлен.
   Старик показал на избу за невысоким штакетником.
   — Мои хоромы. Милости прошу.
   Они свернули к калитке.
   Не успела захлопнуться за ними калитка, как из-за дома выскочила крупная, угольно-черная лохма. тая собака с обрубленным хвостом, неохватно-мощной шеей и широкими, сильными лапами. Она басисто, раскатисто гавкнула пару раз, словно оповещая о своем появлении. Однако никакой вражды к незнакомому человеку, пришедшему с хозяином, она не выказала. Только настороженно взглянула на Виталия круглыми рыжими глазами.
   — Это наш гость, Алдан, — спокойно сказал Терентий Фомич.
   Собака немедленно уселась, вывалив из огромной пасти влажный красный язык, и, казалось, с интересом стала наблюдать за людьми.
   А Терентий Фомич и вслед за ним Виталий поднялись не крыльцо, аккуратно обчистили от налипшей грязи подошвы ботинок, и старик толкнул незапертую дверь.
   Раздевшись, скинув ботинки, дни прошли в горницу, выложенную чистыми половиками. Все тут было скромно, но уютом и покоем пахнуло на Виталия. Он огляделся.
   — Хорошо у вас, — сказал он.
   — Хозяюшка моя заботится, — ласково сказал старик и крикнул: — Галинка, принимай гостя!
   И тут же в горницу вбежала тоненькая темноволосая девушка в скромном синем платьице и белом с цветами фартучке. Живое свежее личико ее с огромными, удивительно чистыми карими глазами сразу понравилось Виталию,
   — Геля, — застенчиво сказала девушка, глядя на Виталия и протягивая узкую, неожиданно крепкую руку.
   — Виталий, — улыбаясь, ответил он.
   — Ну, вот. Будем знакомы, — бодро объявил Терентий Фомич и обратился к дочери: — Заночует он у нас. Из Москвы человек. Друга разыскивает. Ты в маленькой комнате постели потом. А пока мы домашнего чайку попьем. Давай, хозяюшка, накрывай,
   — Сыт я, Терентий Фомич, — сказал Виталий. — Спасибо.
   — Никак нельзя, — возразил старик, — раз гость. Посидим, покалякаем.
   — Вам небось на работу.
   — Моя работа ночная. Сторож я тут.
   — Чего же вы охраняете? Тем временем они уже уселись за стол.
   Галя начала расставлять на столе чашки, сахар, большую миску домашнего творога, кринку с молоком, тарелку со сметаной и другую тарелку с горкой яиц.
   А Терентий Фомич, занятый своими мыслями, тем временем продолжал:
   — Цех у нас тут. Ну и люди разные, наезжают, ясное дело. И на постой к Петру Савельевичу завсегда встают. Это, милок, постой такой, что с него он новый дом поставил, а теперь вот сарай да гараж.
   — Чего же они из Москвы возят? — вежливо по. интересовался Виталий, всем своим видом показывая, как безразличны ему эти дела.
   — Лимонную кислоту, — неожиданно сказала Галя. — Вы еще нашего молочка отведайте. Мы за него премию получаем. Самый высокий процент жирности в районе.
   Разговор легко перекинулся на другую тему.
   Под конец Виталий спросил старика:
   — А не поговорить ли мне с Петром Савельевичем; может, родственники у него в округе живут, а среди них и мой Петр?
   — Чего ж не поговорить? Поговори. Может, и живут. Фамилия-то у нас встречается.
   — А не помешаю? Вдруг постояльцы у, него сейчас?
   — Не. Уехали уже, — махнул рукой старик.
   — Завтра обратно приедут, — опять вмешалась Галя. Отец с недоумением уставился на нее.
   — Ты-то откуда все знаешь?
   — А их водитель нашему Прошке сказал. «Их водитель», — подумал Виталий. Он уже не сомневался, что напал на нужный след. Это произошло раньше, чем он рассчитывал, но это должно было случиться неизбежно. Значит, завтра они снова приедут, их можно будет увидеть своими глазами. И, конечно, задержать, непременно задержать. А для этого надо…
   Виталий не успел додумать. Галя сказала:
   — Папа, Лиля вечером к себе звала. Я, пожалуй, к ней забегу после работы, ладно? Музыку будем слушать. Ей Высоцкого привезли.
   — Беги, дочка, — согласился Терентий Фомич. — Только поздно-то не возвращайся. Да вот гостя нашего захвати. Тоже послушает.
   — Не стоит, Терентий Фомич, — отказался Виталий. — Я, пожалуй, отдыхать лягу. Ночью не, спал совсем.
   — Отдыхать будешь, когда года выйдут, — с напускной строгостью ответил старик. — Молод еще отдыхать.
   — Пойдемте, Виталий, — поддержала отца Галя. — Вы, конечно, у себя а Москве и не то слышали. Ну, потанцуем хоть.
   Отказываться дальше было неловко. К тому же у Виталия мелькнуло одно предположение, которое стоило проверить.
   До вечера, однако, было еще далеко. Галя убежала на ферму. А Виталий решил все же побывать у Свиридова и расспросить того о несуществующем его родственнике, чтобы не вызвала уже никаких сомнений причина появления его в Лялюшках.
   Кроме того, к этому дому стоило присмотреться.
   И вот, руководствуясь пояснениями Терентия Фомича, Виталий отправился в путь и вскоре без особого труда разыскал добротный, совсем новый дом Свиридова под ярко-зеленой железной крышей.
   Хозяин принял его холодно и недоверчиво. Правда, Виталий в таких подробностях описал ему своего славного армейского дружка, что в конце концов настороженность в глазах Свиридова исчезла, хотя неприязненный холодок остался. Он безразличным тоном сообщил, что ничем Виталию помочь не сможет.
   — Всего вам доброго, Петр Савельевич, — сказал на прощание Виталий. — Извините за беспокойство. Поеду дальше. Должен я в вашей округе отыскать своего дружка.
   — Когда поедете-то? — впервые удостоил его вопросом Свиридов.
   Тон при этом был такой, будто Свиридов сказал; «Проваливал бы ты побыстрее отсюда».
   — Завтра и поеду, — ответил Виталий. Свиридов сдержанно кивнул.
   — Ну-ну.
   День еще не догорел, когда Виталий вернулся в дом Терентия Фомича.
   Старик возился за домом, возле сарая, где верещали куры и хрюкал молодой кабанчик.
   Услыхав стук калитки, старик выглянул из-за дома. Одновременно появился и Алдан, издали внимательно посмотрел на Виталия, но гавкать не стал, А Терентий Фомич быстрой, легкой своей походкой направился навстречу гостю. Был он все в той же потертой телогрейке и кепочке, щеки густо заросли сивыми пучками волос, вперемежку седыми и рыжими, а голубые глазки смотрели живо и любопытно.
   Вот с Терентием Фомичом у Виталия сразу установились дружеские отношения. Взаимная симпатия возникла, как это иной раз бывает, даже не с первого слова, а с первого взгляда.
   В избе Терентий Фомич спросил, подсаживаясь к столу:
   — Ну и как тебе Петр Савельевич наш показался?
   — Да не очень, по правде сказать, — покачал головой Виталий, опускаясь на скамью возле окна. — Главное, людей почему-то боится.
   — То-то и оно, — подхватил Терентий Фомич. — Зачем, спрашивается, гостей по ночам провожать да встречать, когда люди добрые ночью спят все?
   — Да, зачем?
   — А я, милок, не знаю. И ты не знаешь. «Ну, я, положим, если и не знаю, то догадываюсь», — подумал Виталий, Уже начало темнеть, когда прибежала Галя. Она быстро переоделась, и они с Виталием отправились в гости. Идти пришлось далеко, чуть не через всю деревню.
   Наконец они пришли. На улице возле Лилиного дома стоял мотоцикл с коляской.
   — Это Гришин, — сказала Галя. — У него и служебный и свой.
   Они толкнули калитку, прошли по скользкой от жидкой грязи дорожке и поднялись на крыльцо. Дверь дома оказалась незапертой.
   Лиля — она и в самом деле была красавицей — встретила их в передней.
   А а комнате, куда прошли Галя и Виталий, собралось уже человек десять парней и девушек. Среди них был ладный высокий парень в милицейской форме с погонами лейтенанта. Глаза его и сейчас по привычке оставались строгими на круглом, чуть курносом лице, навсегда, казалось, задубленном ветром и солнцем, с выгоревшими, почти белыми волосами.