Страница:
– У Уралова, что ли? – скептически поморщился Смирнягин. – Как ты это представляешь?
– Зачем же у Уралова? Мы уважаем и других. Разве что кроме Эленского. Но задача, тем не менее, поставлена. Официально тебе, Саша, ее сформулирует Попов. Думаю, он сделает это уже сегодня-завтра. А я просто по дружбе могу поделиться мыслями.
– Интересно, – практически одновременно воскликнули оба слушателя.
– То-то же! – Непоседа-полковник снова вскочил. Таким образом он, видимо, пытался дать больше свободы полету своих мыслей.
– Итак, где и у кого изъять контейнер с документом? У вас будет несколько возможностей. Первая… – Полковник на американский манер отогнул один палец.
«Как же сейчас я его под…бну, – расплылся в улыбке Мальцев. – Уж не являетесь ли, судя по некоторым своим манерам, уважаемый Леонид Сергеевич, сверхсекретным агентом ЦРУ?»
– Чему лыбишься? – довольно грубо спросил Мацкевич, не упустив из поля зрения лицо своего подчиненного и любимого ученика.
– Да так, предвкушаю удовольствие от ваших советов.
– Итак, первая. Убедить кого-нибудь из владельцев контейнеров, например того же Германова, Дедова или Корнюшенко, официально или конфиденциально, так сказать, взаимообразно поделиться содержимым контейнера. Сразу скажу, что тут надо посоветоваться – может быть, Умнов возьмет эту миссию на себя. Не удивлюсь, если с каким-то из обладателей названных фамилий ему удастся договориться. Второе – изъять документ тайно у кого-то из тех же персон. Это ясно, и обсуждать, думаю, нет надобности. А вот третье – самое важное.
Мацкевич резко повернулся к Диме и столь же резко ткнул в него пальцем:
– Можно было бы позаимствовать его у выслеженного тобою лжемайора!
– Не понял. А при чем тут этот тип?
– Сдается мне, что ваш супермен стащил в квартире убитого губернатора не фамильную вазу и не драгоценности супруги, а контейнер с меморандумом, некогда выданный ему Дорошиным. – Мацкевич победно откинул голову назад. Ежик седых волос на ней еще сильнее наежился. Он увидел удивленнообожающий взгляд Мальцева и недоверчиво-восхищенный – Смирнягина.
– А почему все-таки ваза? – несколько глуповато спросил друг, который некогда безуспешно пытался разгадать тайну странного похищения. Естественно, Смирнягин почувствовал, как красиво и непринужденно ему только что утерли нос.
– Почему ваза? – как бы переспросил Мацкевич. – А почему, собственно, и нет? Контейнер есть контейнер, не важно, какой он формы. Кто-то там, у Дорошина, гениально придумал контейнер-вазу. Но контейнеров, если я кое-что в этой жизни понимаю, должно быть немало. И все – с какой-то задумкой. Не только в смысле декорирования под вазу, чемодан, гирю, пакет с молоком, не знаю уж подо что еще. Но в чем я абсолютно уверен – их разрабатывали еще и с многоуровневой степенью защиты.
– Да-да, – задумчиво перебил коллегу Смирнягин, постепенно оправившийся от информационного шока. – Такой контейнер не придумаешь в подвале, хотя черт его знает…
– Ни в чем нельзя быть уверенным, – подхватил его мысль Мацкевич. – Скорее всего, Дорошин обратился не к подвальным умельцам и не в дизайнбюро Порше, а куда-нибудь поближе. Причем сделал это через своих доверенных людей. А это круг не столь широкий, как может показаться. Он мог, например, обратиться в нашу техническую службу. Или в ГРУ. Или в твою бывшую, Александр Васильевич. Ведь у вас в МВД было нечто подобное?
– Есть о чем подумать. Ты все правильно говоришь, Леонид Сергеевич.
– Я всегда правильно говорю, Саша. Вот и ищите. Вам Попов так или иначе прикажет. А я могу лишь благословить. Так что успехов вам и общий привет. Убежал, меня уже нет.
Мацкевич уже собрался бежать назад, на совещание, но сделав пару шагов к двери, резко остановился:
– Слушай, Александр Васильевич. Умнов упоминал среди подписантов меморандума и твоего бывшего шефа по министерству. Ты вроде был с ним в хороших отношениях?
– Было дело, – согласился Смирнягин.
– Вот и отлично.
– Как ты думаешь, если Хохлов действительно ставил свою подпись под меморандумом, то сам бог велел Дорошину обратиться за технической помощью по изготовлению контейнеров именно к нему. Чем меньше круг участников, тем лучше. Тем более в таком деле, какое задумали они. Я имею в виду подписантов. Или гарантов, как будет угодно.
Смирнягин в знак согласия и уважения к очевидной логике Мацкевича энергично кивнул.
– Тогда у тебя, Александр Васильевич, в распоряжении имеется такая милая комбинация. Напросись к Хохлову на встречу, как бы поделиться информацией и испросить совета. Попробуй выяснить, что он вообще по этому поводу думает? Могла ли в этом деле быть использована министерская техническая лаборатория? Ну что мне тебя учить… Но помни, дружище, что ты, так сказать, напрямую вступаешь в контакт с теми, кто не в нашей команде. Правда, ты же знаешь, мне вообще до конца непонятен этот пасьянс со многими неизвестными.
Глава 5
Глава 6
– Зачем же у Уралова? Мы уважаем и других. Разве что кроме Эленского. Но задача, тем не менее, поставлена. Официально тебе, Саша, ее сформулирует Попов. Думаю, он сделает это уже сегодня-завтра. А я просто по дружбе могу поделиться мыслями.
– Интересно, – практически одновременно воскликнули оба слушателя.
– То-то же! – Непоседа-полковник снова вскочил. Таким образом он, видимо, пытался дать больше свободы полету своих мыслей.
– Итак, где и у кого изъять контейнер с документом? У вас будет несколько возможностей. Первая… – Полковник на американский манер отогнул один палец.
«Как же сейчас я его под…бну, – расплылся в улыбке Мальцев. – Уж не являетесь ли, судя по некоторым своим манерам, уважаемый Леонид Сергеевич, сверхсекретным агентом ЦРУ?»
– Чему лыбишься? – довольно грубо спросил Мацкевич, не упустив из поля зрения лицо своего подчиненного и любимого ученика.
– Да так, предвкушаю удовольствие от ваших советов.
– Итак, первая. Убедить кого-нибудь из владельцев контейнеров, например того же Германова, Дедова или Корнюшенко, официально или конфиденциально, так сказать, взаимообразно поделиться содержимым контейнера. Сразу скажу, что тут надо посоветоваться – может быть, Умнов возьмет эту миссию на себя. Не удивлюсь, если с каким-то из обладателей названных фамилий ему удастся договориться. Второе – изъять документ тайно у кого-то из тех же персон. Это ясно, и обсуждать, думаю, нет надобности. А вот третье – самое важное.
Мацкевич резко повернулся к Диме и столь же резко ткнул в него пальцем:
– Можно было бы позаимствовать его у выслеженного тобою лжемайора!
– Не понял. А при чем тут этот тип?
– Сдается мне, что ваш супермен стащил в квартире убитого губернатора не фамильную вазу и не драгоценности супруги, а контейнер с меморандумом, некогда выданный ему Дорошиным. – Мацкевич победно откинул голову назад. Ежик седых волос на ней еще сильнее наежился. Он увидел удивленнообожающий взгляд Мальцева и недоверчиво-восхищенный – Смирнягина.
– А почему все-таки ваза? – несколько глуповато спросил друг, который некогда безуспешно пытался разгадать тайну странного похищения. Естественно, Смирнягин почувствовал, как красиво и непринужденно ему только что утерли нос.
– Почему ваза? – как бы переспросил Мацкевич. – А почему, собственно, и нет? Контейнер есть контейнер, не важно, какой он формы. Кто-то там, у Дорошина, гениально придумал контейнер-вазу. Но контейнеров, если я кое-что в этой жизни понимаю, должно быть немало. И все – с какой-то задумкой. Не только в смысле декорирования под вазу, чемодан, гирю, пакет с молоком, не знаю уж подо что еще. Но в чем я абсолютно уверен – их разрабатывали еще и с многоуровневой степенью защиты.
– Да-да, – задумчиво перебил коллегу Смирнягин, постепенно оправившийся от информационного шока. – Такой контейнер не придумаешь в подвале, хотя черт его знает…
– Ни в чем нельзя быть уверенным, – подхватил его мысль Мацкевич. – Скорее всего, Дорошин обратился не к подвальным умельцам и не в дизайнбюро Порше, а куда-нибудь поближе. Причем сделал это через своих доверенных людей. А это круг не столь широкий, как может показаться. Он мог, например, обратиться в нашу техническую службу. Или в ГРУ. Или в твою бывшую, Александр Васильевич. Ведь у вас в МВД было нечто подобное?
– Есть о чем подумать. Ты все правильно говоришь, Леонид Сергеевич.
– Я всегда правильно говорю, Саша. Вот и ищите. Вам Попов так или иначе прикажет. А я могу лишь благословить. Так что успехов вам и общий привет. Убежал, меня уже нет.
Мацкевич уже собрался бежать назад, на совещание, но сделав пару шагов к двери, резко остановился:
– Слушай, Александр Васильевич. Умнов упоминал среди подписантов меморандума и твоего бывшего шефа по министерству. Ты вроде был с ним в хороших отношениях?
– Было дело, – согласился Смирнягин.
– Вот и отлично.
– Как ты думаешь, если Хохлов действительно ставил свою подпись под меморандумом, то сам бог велел Дорошину обратиться за технической помощью по изготовлению контейнеров именно к нему. Чем меньше круг участников, тем лучше. Тем более в таком деле, какое задумали они. Я имею в виду подписантов. Или гарантов, как будет угодно.
Смирнягин в знак согласия и уважения к очевидной логике Мацкевича энергично кивнул.
– Тогда у тебя, Александр Васильевич, в распоряжении имеется такая милая комбинация. Напросись к Хохлову на встречу, как бы поделиться информацией и испросить совета. Попробуй выяснить, что он вообще по этому поводу думает? Могла ли в этом деле быть использована министерская техническая лаборатория? Ну что мне тебя учить… Но помни, дружище, что ты, так сказать, напрямую вступаешь в контакт с теми, кто не в нашей команде. Правда, ты же знаешь, мне вообще до конца непонятен этот пасьянс со многими неизвестными.
Глава 5
Уже несколько месяцев Костя Мещеряков мучался бездельем. Деньги кончались с катастрофической скоростью. Зато скука, казалось, не кончится никогда. Его высокий босс никаких поручений давно не давал, словно Костю вообще выключили из игры. И это предположение более всего терзало душу.
Охранник Пестов, к которому Костя время от времени наведывался на конспиративную квартиру, тоже совсем одурел от безделья. Костя давно разрешил ему самостоятельно покидать квартиру, но тот упорно не желал высовываться на улицу. Вместо прогулок тот постоянно смотрел телевизор, особенно те каналы НТВ+, которые вещали на всех языках мира, кроме русского, и понемногу, но регулярно пил.
От жалости то ли к нему, то ли к самому себе Костя частенько составлял ему компанию в смысле поднятия рюмок. Но пили они разное. Пестов в своих пристрастиях был верен дешевой водке, а Костя – коньяку. Даже несмотря на трудности с деньгами.
Последнее время по рекомендации своего высокого покровителя он старался меньше появляться на людях.
– Ты же сам говоришь, Костя, что каждый твой шаг сейчас просматривается. Так вот, тебе мой совет, не надо без нужды дразнить гусей. Ни ФСБ, ни МВД шутить не будут. Твой выход еще впереди, – наставлял его Хохлов при последней встрече.
Несмотря на строптивый и азартный характер, Аудитор прислушивался к рекомендации. По крайней мере, до недавнего времени. Просто недавно он случайно познакомился с красивой, но со странностями, девушкой, которую звали необычным именем Марьяна. Правильнее было бы назвать ее не девушкой, а женщиной, как-никак она была старше Кости на добрых три года. Но на вид ей нельзя было дать и двадцати пяти. Тоненькая такая виноградная лоза с Кавказа.
Их знакомство произошло самым прозаичным образом. Марьяна въехала на своей машине, скромной «Ладе» одиннадцатой модели, в заднее крыло и бампер его роскошной новой красной спортивной машины, когда Костя выезжал на Садовое кольцо. Он готов был растерзать обидчицу в пух и прах. Но увидев перед собой насмерть перепуганное личико, невольно сдержался.
Девушка к тому же была не только перепугана, но и красива. Как оказалось, она жила в Москве с временной регистрацией, которая к тому же уже несколько дней была просрочена. Поэтому когда суровый гаишник начал составлять протокол и одновременно обещал девушке выселить ее из столицы, мужское начало Аудитора возымело свое действие.
Когда гаишник самым хамоватым образом изгалялся над девицей, Костя решительно восстал против этого. Сунув под нос блюстителя дорожных законов удостоверение офицера ФСО, Костя сопроводил свои действия короткой фразой:
– Свободен. Сами разберемся.
Взяв под локоть девушку, которая совершенно закостенела от всего происходящего, он подвел ее к машине и спокойно спросил:
– Попробуйте завести мотор. Рулить сможете?
Как заведенная кукла, девушка сделала несколько судорожных движений, после чего Костя все с той же решительностью констатировал:
– С вами все ясно. Давайте я припаркую ваш транспорт и сам отвезу вас домой.
Владелица разбитой «Лады» послушно кивнула. С этого момента Марьяна, как оказалось, безнадежно крепко вошла в его холостяцкую распутную жизнь.
Костя не торопил события и не пытался сразу уложить ее к себе в постель, хотя мог сделать это в тот самый первый день их «дорожного» знакомства, когда проводил Марьяну домой в маленькую съемную квартирку. Это случилось само собой, когда он пригласил ее съездить на выходные дни в Суздаль, и после осмотра местных достопримечательностей и сытного обеда в одной из местных трапезных они решили не возвращаться в Москву. Поздно, плохая дорога, устали…
И он, и она прекрасно отдавали себе отчет, что последует за их обоюдным решением. Но последовало «такое», чего Костя никак не ожидал. Марьяна отдавалась ему так страстно и самозабвенно ненасытно, как будто это вообще происходило с ней в первый раз или, на худой конец, после долгого-долгого перерыва. Она была настолько наивно открыта всем премудростям секса, что Костя, казалось, просто потерял голову.
Не стесняясь и ни на йоту не сдерживая себя, она настолько громко кричала и стонала в крепких объятиях мужчины, что ему невольно приходилось поцелуями прикрывать ей рот. Или просто рукой, когда он, как наездник, скакал сзади.
– Мне никогда-никогда не было так хорошо, как сейчас с тобой, – призналась Марьяна, когда у него совсем не осталось сил, а у нее – так по крайней мере казалось ей самой, – все внутри стерлось.
– Мне тоже никогда, – прошептал он в ответ. И эти интимные признания словно вновь вдохнули в обоих новоиспеченных любовников свежие силы.
Послушно следуя движению его сильных рук, она села сверху на его «шампур» и вновь взлетела к небесам. А когда, наконец, он опустил ее в полном изнеможении вниз, красивые сильные густые волосы Марьяны тоже в полном изнеможении упали на его лицо.
– Я люблю тебя, – сказал он.
И позже они мало о чем говорили, кроме своих любовных ощущений.
Марьяна иногда рассказывала о работе в какой-то странной фирме. А он, в соответствии с произведенным на девушку впечатлением от предъявления при их знакомстве всемогущего удостоверения, скромно играл роль офицера ФСО.
Правда, иногда на него накатывало неуемное желание рассказать ей, какой он весь из себя крутой и всесильный. Мужчин всегда тянет на подобные излияния, а уж Аудитору, как говорится, сам бог велел. Но он, что удивительно, сдерживался. Но отнюдь не из какой-нибудь осмысленной конспирации, а из-за того, что невольно возвращался к своим грустным и обидным размышлениям о том, что, похоже, стал никому не нужен.
Конечно, это ему так казалось.
Аналитик ФСБ Мальцев на роль подруги Аудитора привлек такого же вольнонаемного, как и он, внештатного агента своего ведомства. Марьяна работала в фокус-группе одного кадрового агентства и часто сотрудничала по тем или иным вопросам со спецслужбами. Лучшего «кадра» для знакомства с подконтрольным, но умным и сильным противником придумать было нельзя. Острый и хваткий ум, красота и море, так представлялось Мальцеву, нерастраченной любви. Как она стала работать на ФСБ, он не знал, а досье подобной информации не хранило, по крайней мере тот его вариант, к которому имел доступ Дмитрий.
Поначалу он даже сам «подбивал клинья» к этой особе. Тогда еще практически девственник, он влюблялся в каждую симпатичную девушку, не уклонявшуюся от общения с ним. Марьяна же была сама коммуникабельность и нежность. Они даже пару раз обедали вместе за одним столиком в казенной столовой. Но когда Дмитрий перешел к намекам на дружбу и прочее, Марьяна резко переменилась. Он даже помнит тот взгляд, которым она одарила молодого аналитика.
– Послушайте, Дима, я не хочу вас обидеть, но вы, наверное, еще не знаете некоторых правил. Одно из них гласит: там, где работаешь, любовью не занимайся. Кстати, это придумали сами мужчины. А женщины что? Им, особенно в нашем ведомстве, остается только подчиняться. Хотя, прямо вам скажу, сами женщины с этим постулатом не согласны. Без него было бы проще создавать семью. Видите, сколько вокруг незамужних женщин?! И все из-за ваших дурацких правил, – объяснила она свою неприступность.
Мальцев был ошарашен подобной откровенностью, но позже, раздумывая над сказанным, только больше зауважал Марьяну. Поэтому, продумав все, он привлек именно ее к операции, предварительно получив на то санкцию Смирнягина. Правда, тот прямиком спросил:
– А что, Дмитрий, этот агент имеет подобный опыт? Ты же знаешь, я не из вашего ведомства, поэтому многого не знаю…
Увы, хотел сказать Дмитрий, увы. Но вместо эмоций деловито сообщил:
– В досье данного внештатного агента имеются прямые упоминания о привлечении его к подобного рода операциям.
– Тогда и карты в руки, – заметил Смирнягин.
После каждого общения с Костей Марьяна докладывала своему куратору обо всех разговорах, не стесняясь при этом регулярно упоминать о постельной стороне общения.
Мальцев с отстраненным видом слушал абсолютно пустую для дела информацию и терпеливо ждал, когда наконец в сети его сексуального агента попадет что-нибудь ценное.
Звонок Хохлова на мобильный телефон Аудитора в начале девятого утра в субботу застал его в жарких объятиях Марьяны. Еще ни разу в жизни телефонный звонок не «снимал» его с тела женщины. Тем не менее, мгновенно забыв, в каком распаленном состоянии он оставляет неудовлетворенное тело Марьяны, Костя, не задумываясь, буквально выскочил из него.
– Слушаю вас, Олег Борисович. Неужели вспомнили о моем бренном существовании?
Марьяна не слышала голоса человека, который поднял Костю из постели, но мгновенно сосредоточилась. По новым, ранее не замеченным ею интонациям любовника она поняла, что звонит некто, отдающий приказы.
По правде говоря, найти в себе силы сосредоточиться в такие постельные мгновения было для нее весьма затруднительно. В институте социологии этому, что вполне естественно, не учили, а в школе подготовки ФСБ просто не додумались. Женский темперамент Марьяны не позволял мгновенно перестроиться из состояния работы тела в состояние работы мозга.
– Я могу встретиться в любое время, – ответил телефонному собеседнику Костя.
Но оглянувшись на распластанное во всю ширину кровати неприкрытое простыней смуглое тело своей девушки, добавил:
– Лучше где-то в середине дня… Слушаю и повинуюсь. Нет, вы не джинн. Вы хуже. Отвечаете за безопасность страны, а про обычного земного человека забыли. Если б вы только знали, от чего меня оторвали…
Придя в себя от неожиданности долгожданного звонка, он нагнулся и поцеловал девушку в розовый пупок:
– Договорились, буду на нашем месте на Полянке. До встречи.
Костя попытался настроиться на продолжение любовных утех, но кураж и мужская сила утра словно разом покинули его.
В простенькой, но чистой съемной однокомнатной квартире Марьяны сразу стало как-то тесно и неуютно. Ему захотелось на простор.
– Ты уйдешь? – спросила она.
– Уйду, но, надеюсь, ненадолго.
– А я вдруг подумала, что навсегда. Появилась работа? Правда?
Ее голос был настолько тревожен, что Косте стало жалко это странное, любимое создание.
– Глупенькая, куда я от тебя уйду? А работа есть работа.
Он встал и, натянув трусы, а затем и брюки, отправился на кухню. Марьяна слышала, как стукнула дверца холодильника, зашумел чайник, и, еле передвигая ноги, поплелась вслед. Каким-то шестым чувством она угадала, что именно сейчас – а далее, может, и никогда – ее любовник раскроется.
– Кто это такой Олег Борисович? Я думала, тебе никто не может приказывать.
– А мне никто и не может приказывать. Я сам по себе. Но надо же как-то зарабатывать? Если есть для меня работа, я ее выполняю. Только заметь, исключительная работа, а не какая-нибудь ерунда. Мелочами я не занимаюсь. Этим пускай они сами занимаются.
– Кто они? – округлив глаза и сделав вид, что испугалась, приставала Марьяна.
В иной ситуации Мещеряков наверняка бы напрягся от подобных вопросов, но сегодня, именно сейчас, после красивой победы над женским телом, после вновь вернувшейся уверенности, что спрос на его мозги и храбрость появился вновь, тормоза самоконтроля не сработали.
– Очень большие люди, девочка. Они просят меня о серьезных услугах, а я оказываю их. За большие деньги, девочка. Я в известной мере – вершитель судеб, событий. Не пугайся, но могу и человека наказать, и реки вспять повернуть.
Марьяна положила руки на стол и прижалась к ним подбородком, с нескрываемым восхищением снизу вверх заглядывая в глаза Косте. На обнаженном, слегка прикрытом его сорочкой теле негде было спрятать диктофон, как предлагал ей действовать Мальцев.
«Глупышка, какой диктофон, микрофон, когда его некуда прятать?»
Впрочем, в данном случае это было и не важно. Она расскажет Мальцеву то, что запомнила. Остальное начальство додумает само.
Как только любовник ушел, она позвонила своему куратору по телефону.
– Они встречаются в каком-то «их» месте на Полянке. Днем. Какой-то Олег Борисович. Костя страшно рад, что его вспомнили и, как я поняла, хотят дать задание.
– Отлично, будем думать.
Мальцев явно обрадовался и не считал нужным скрывать это.
Он тотчас перезвонил полковнику Смирнягину и доложил о предстоящей встрече.
– Отдайте, пожалуйста, приказ о плотном наблюдении. И обязательно – о дистанционной прослушке.
– Но где? Ты знаешь, где? – спокойно спросил руководитель следственной бригады.
– Полянка, – несколько растерянно сказал Мальцев. – За утро попытаюсь проработать.
– Отставить, – неожиданно для аналитика скомандовал Смирнягин. – Ничего не предпринимать. Объектов встречи не фиксировать. Доведете, как обычно, до места и обратно. Все. Это приказ. Позже все объясню.
Полковник не обязан был посвящать своего подчиненного во все детали операции, которую он задумал с другим полковником.
Без единственного свидетеля – жалкого охранника Пестова, который как сквозь землю провалился сразу после прошлогодней истории, брать Аудитора было бесполезно. Поэтому необходима более тонкая интрига.
Охранник Пестов, к которому Костя время от времени наведывался на конспиративную квартиру, тоже совсем одурел от безделья. Костя давно разрешил ему самостоятельно покидать квартиру, но тот упорно не желал высовываться на улицу. Вместо прогулок тот постоянно смотрел телевизор, особенно те каналы НТВ+, которые вещали на всех языках мира, кроме русского, и понемногу, но регулярно пил.
От жалости то ли к нему, то ли к самому себе Костя частенько составлял ему компанию в смысле поднятия рюмок. Но пили они разное. Пестов в своих пристрастиях был верен дешевой водке, а Костя – коньяку. Даже несмотря на трудности с деньгами.
Последнее время по рекомендации своего высокого покровителя он старался меньше появляться на людях.
– Ты же сам говоришь, Костя, что каждый твой шаг сейчас просматривается. Так вот, тебе мой совет, не надо без нужды дразнить гусей. Ни ФСБ, ни МВД шутить не будут. Твой выход еще впереди, – наставлял его Хохлов при последней встрече.
Несмотря на строптивый и азартный характер, Аудитор прислушивался к рекомендации. По крайней мере, до недавнего времени. Просто недавно он случайно познакомился с красивой, но со странностями, девушкой, которую звали необычным именем Марьяна. Правильнее было бы назвать ее не девушкой, а женщиной, как-никак она была старше Кости на добрых три года. Но на вид ей нельзя было дать и двадцати пяти. Тоненькая такая виноградная лоза с Кавказа.
Их знакомство произошло самым прозаичным образом. Марьяна въехала на своей машине, скромной «Ладе» одиннадцатой модели, в заднее крыло и бампер его роскошной новой красной спортивной машины, когда Костя выезжал на Садовое кольцо. Он готов был растерзать обидчицу в пух и прах. Но увидев перед собой насмерть перепуганное личико, невольно сдержался.
Девушка к тому же была не только перепугана, но и красива. Как оказалось, она жила в Москве с временной регистрацией, которая к тому же уже несколько дней была просрочена. Поэтому когда суровый гаишник начал составлять протокол и одновременно обещал девушке выселить ее из столицы, мужское начало Аудитора возымело свое действие.
Когда гаишник самым хамоватым образом изгалялся над девицей, Костя решительно восстал против этого. Сунув под нос блюстителя дорожных законов удостоверение офицера ФСО, Костя сопроводил свои действия короткой фразой:
– Свободен. Сами разберемся.
Взяв под локоть девушку, которая совершенно закостенела от всего происходящего, он подвел ее к машине и спокойно спросил:
– Попробуйте завести мотор. Рулить сможете?
Как заведенная кукла, девушка сделала несколько судорожных движений, после чего Костя все с той же решительностью констатировал:
– С вами все ясно. Давайте я припаркую ваш транспорт и сам отвезу вас домой.
Владелица разбитой «Лады» послушно кивнула. С этого момента Марьяна, как оказалось, безнадежно крепко вошла в его холостяцкую распутную жизнь.
Костя не торопил события и не пытался сразу уложить ее к себе в постель, хотя мог сделать это в тот самый первый день их «дорожного» знакомства, когда проводил Марьяну домой в маленькую съемную квартирку. Это случилось само собой, когда он пригласил ее съездить на выходные дни в Суздаль, и после осмотра местных достопримечательностей и сытного обеда в одной из местных трапезных они решили не возвращаться в Москву. Поздно, плохая дорога, устали…
И он, и она прекрасно отдавали себе отчет, что последует за их обоюдным решением. Но последовало «такое», чего Костя никак не ожидал. Марьяна отдавалась ему так страстно и самозабвенно ненасытно, как будто это вообще происходило с ней в первый раз или, на худой конец, после долгого-долгого перерыва. Она была настолько наивно открыта всем премудростям секса, что Костя, казалось, просто потерял голову.
Не стесняясь и ни на йоту не сдерживая себя, она настолько громко кричала и стонала в крепких объятиях мужчины, что ему невольно приходилось поцелуями прикрывать ей рот. Или просто рукой, когда он, как наездник, скакал сзади.
– Мне никогда-никогда не было так хорошо, как сейчас с тобой, – призналась Марьяна, когда у него совсем не осталось сил, а у нее – так по крайней мере казалось ей самой, – все внутри стерлось.
– Мне тоже никогда, – прошептал он в ответ. И эти интимные признания словно вновь вдохнули в обоих новоиспеченных любовников свежие силы.
Послушно следуя движению его сильных рук, она села сверху на его «шампур» и вновь взлетела к небесам. А когда, наконец, он опустил ее в полном изнеможении вниз, красивые сильные густые волосы Марьяны тоже в полном изнеможении упали на его лицо.
– Я люблю тебя, – сказал он.
И позже они мало о чем говорили, кроме своих любовных ощущений.
Марьяна иногда рассказывала о работе в какой-то странной фирме. А он, в соответствии с произведенным на девушку впечатлением от предъявления при их знакомстве всемогущего удостоверения, скромно играл роль офицера ФСО.
Правда, иногда на него накатывало неуемное желание рассказать ей, какой он весь из себя крутой и всесильный. Мужчин всегда тянет на подобные излияния, а уж Аудитору, как говорится, сам бог велел. Но он, что удивительно, сдерживался. Но отнюдь не из какой-нибудь осмысленной конспирации, а из-за того, что невольно возвращался к своим грустным и обидным размышлениям о том, что, похоже, стал никому не нужен.
Конечно, это ему так казалось.
Аналитик ФСБ Мальцев на роль подруги Аудитора привлек такого же вольнонаемного, как и он, внештатного агента своего ведомства. Марьяна работала в фокус-группе одного кадрового агентства и часто сотрудничала по тем или иным вопросам со спецслужбами. Лучшего «кадра» для знакомства с подконтрольным, но умным и сильным противником придумать было нельзя. Острый и хваткий ум, красота и море, так представлялось Мальцеву, нерастраченной любви. Как она стала работать на ФСБ, он не знал, а досье подобной информации не хранило, по крайней мере тот его вариант, к которому имел доступ Дмитрий.
Поначалу он даже сам «подбивал клинья» к этой особе. Тогда еще практически девственник, он влюблялся в каждую симпатичную девушку, не уклонявшуюся от общения с ним. Марьяна же была сама коммуникабельность и нежность. Они даже пару раз обедали вместе за одним столиком в казенной столовой. Но когда Дмитрий перешел к намекам на дружбу и прочее, Марьяна резко переменилась. Он даже помнит тот взгляд, которым она одарила молодого аналитика.
– Послушайте, Дима, я не хочу вас обидеть, но вы, наверное, еще не знаете некоторых правил. Одно из них гласит: там, где работаешь, любовью не занимайся. Кстати, это придумали сами мужчины. А женщины что? Им, особенно в нашем ведомстве, остается только подчиняться. Хотя, прямо вам скажу, сами женщины с этим постулатом не согласны. Без него было бы проще создавать семью. Видите, сколько вокруг незамужних женщин?! И все из-за ваших дурацких правил, – объяснила она свою неприступность.
Мальцев был ошарашен подобной откровенностью, но позже, раздумывая над сказанным, только больше зауважал Марьяну. Поэтому, продумав все, он привлек именно ее к операции, предварительно получив на то санкцию Смирнягина. Правда, тот прямиком спросил:
– А что, Дмитрий, этот агент имеет подобный опыт? Ты же знаешь, я не из вашего ведомства, поэтому многого не знаю…
Увы, хотел сказать Дмитрий, увы. Но вместо эмоций деловито сообщил:
– В досье данного внештатного агента имеются прямые упоминания о привлечении его к подобного рода операциям.
– Тогда и карты в руки, – заметил Смирнягин.
После каждого общения с Костей Марьяна докладывала своему куратору обо всех разговорах, не стесняясь при этом регулярно упоминать о постельной стороне общения.
Мальцев с отстраненным видом слушал абсолютно пустую для дела информацию и терпеливо ждал, когда наконец в сети его сексуального агента попадет что-нибудь ценное.
Звонок Хохлова на мобильный телефон Аудитора в начале девятого утра в субботу застал его в жарких объятиях Марьяны. Еще ни разу в жизни телефонный звонок не «снимал» его с тела женщины. Тем не менее, мгновенно забыв, в каком распаленном состоянии он оставляет неудовлетворенное тело Марьяны, Костя, не задумываясь, буквально выскочил из него.
– Слушаю вас, Олег Борисович. Неужели вспомнили о моем бренном существовании?
Марьяна не слышала голоса человека, который поднял Костю из постели, но мгновенно сосредоточилась. По новым, ранее не замеченным ею интонациям любовника она поняла, что звонит некто, отдающий приказы.
По правде говоря, найти в себе силы сосредоточиться в такие постельные мгновения было для нее весьма затруднительно. В институте социологии этому, что вполне естественно, не учили, а в школе подготовки ФСБ просто не додумались. Женский темперамент Марьяны не позволял мгновенно перестроиться из состояния работы тела в состояние работы мозга.
– Я могу встретиться в любое время, – ответил телефонному собеседнику Костя.
Но оглянувшись на распластанное во всю ширину кровати неприкрытое простыней смуглое тело своей девушки, добавил:
– Лучше где-то в середине дня… Слушаю и повинуюсь. Нет, вы не джинн. Вы хуже. Отвечаете за безопасность страны, а про обычного земного человека забыли. Если б вы только знали, от чего меня оторвали…
Придя в себя от неожиданности долгожданного звонка, он нагнулся и поцеловал девушку в розовый пупок:
– Договорились, буду на нашем месте на Полянке. До встречи.
Костя попытался настроиться на продолжение любовных утех, но кураж и мужская сила утра словно разом покинули его.
В простенькой, но чистой съемной однокомнатной квартире Марьяны сразу стало как-то тесно и неуютно. Ему захотелось на простор.
– Ты уйдешь? – спросила она.
– Уйду, но, надеюсь, ненадолго.
– А я вдруг подумала, что навсегда. Появилась работа? Правда?
Ее голос был настолько тревожен, что Косте стало жалко это странное, любимое создание.
– Глупенькая, куда я от тебя уйду? А работа есть работа.
Он встал и, натянув трусы, а затем и брюки, отправился на кухню. Марьяна слышала, как стукнула дверца холодильника, зашумел чайник, и, еле передвигая ноги, поплелась вслед. Каким-то шестым чувством она угадала, что именно сейчас – а далее, может, и никогда – ее любовник раскроется.
– Кто это такой Олег Борисович? Я думала, тебе никто не может приказывать.
– А мне никто и не может приказывать. Я сам по себе. Но надо же как-то зарабатывать? Если есть для меня работа, я ее выполняю. Только заметь, исключительная работа, а не какая-нибудь ерунда. Мелочами я не занимаюсь. Этим пускай они сами занимаются.
– Кто они? – округлив глаза и сделав вид, что испугалась, приставала Марьяна.
В иной ситуации Мещеряков наверняка бы напрягся от подобных вопросов, но сегодня, именно сейчас, после красивой победы над женским телом, после вновь вернувшейся уверенности, что спрос на его мозги и храбрость появился вновь, тормоза самоконтроля не сработали.
– Очень большие люди, девочка. Они просят меня о серьезных услугах, а я оказываю их. За большие деньги, девочка. Я в известной мере – вершитель судеб, событий. Не пугайся, но могу и человека наказать, и реки вспять повернуть.
Марьяна положила руки на стол и прижалась к ним подбородком, с нескрываемым восхищением снизу вверх заглядывая в глаза Косте. На обнаженном, слегка прикрытом его сорочкой теле негде было спрятать диктофон, как предлагал ей действовать Мальцев.
«Глупышка, какой диктофон, микрофон, когда его некуда прятать?»
Впрочем, в данном случае это было и не важно. Она расскажет Мальцеву то, что запомнила. Остальное начальство додумает само.
Как только любовник ушел, она позвонила своему куратору по телефону.
– Они встречаются в каком-то «их» месте на Полянке. Днем. Какой-то Олег Борисович. Костя страшно рад, что его вспомнили и, как я поняла, хотят дать задание.
– Отлично, будем думать.
Мальцев явно обрадовался и не считал нужным скрывать это.
Он тотчас перезвонил полковнику Смирнягину и доложил о предстоящей встрече.
– Отдайте, пожалуйста, приказ о плотном наблюдении. И обязательно – о дистанционной прослушке.
– Но где? Ты знаешь, где? – спокойно спросил руководитель следственной бригады.
– Полянка, – несколько растерянно сказал Мальцев. – За утро попытаюсь проработать.
– Отставить, – неожиданно для аналитика скомандовал Смирнягин. – Ничего не предпринимать. Объектов встречи не фиксировать. Доведете, как обычно, до места и обратно. Все. Это приказ. Позже все объясню.
Полковник не обязан был посвящать своего подчиненного во все детали операции, которую он задумал с другим полковником.
Без единственного свидетеля – жалкого охранника Пестова, который как сквозь землю провалился сразу после прошлогодней истории, брать Аудитора было бесполезно. Поэтому необходима более тонкая интрига.
Глава 6
Если сказать, что неожиданный звонок его бывшего подчиненного привел бывшего министра внутренних дел Хохлова в тревожное состояние, значит не сказать ничего. Олег Борисович от своих людей в министерстве был отлично информирован о том, что именно Смирнягин, один из лучших его следователей, оказался в самом котле следствия по делу убитого губернатора, а затем в операции «Меморандум», которую с некоторых пор вела ФСБ.
– Неужели Смирнягин собственной персоной? – с неподдельной радостью прорычал он в трубку. – Рад. Правда, очень рад. Чем обязан?
– При вашей способности к аналитике, Олег Борисович, вам нетрудно будет догадаться. Так что не заставляйте меня сочинять нечто специально для радиослушателей. А что касается эмоций, то я тоже рад слышать вас. Хотел бы продолжить, встретиться, так сказать, в приватной обстановке.
– Так в чем же дело? Приезжай ко мне на работу или домой.
– Я бы предпочел на нейтральной территории, Олег Борисович, где-нибудь на воздухе.
– Нет вопросов, – голосом понимающего нюансы человека сказал Хохлов. – Давай погуляем в районе Архангельского. Скажем, завтра, в семь вечера.
– Слушаюсь и повинуюсь, товарищ начальник.
На следующий день, ровно в 19.0 °Cмирнягин подъехал к воротам знаменитой усадьбы. Буквально вслед за ним прибыл и Хохлов. Он сам был за рулем. Бывшие коллеги обменялись крепким рукопожатием.
– Знаешь, Александр Васильевич, страшно хочется есть. Здесь в сторонке имеется одна забегаловка. Чистая. Не засвеченная. Приглашаю.
– Не откажусь, – широко улыбнулся Смирнягин. – У меня аналогичный случай. С утра не питался.
– Все холостякуешь?
– А куда денешься? Видно, такая у меня планида.
Они заказали цыплят табака, по салату и бутылку белого вина.
– Вы, конечно, знаете, чем я сейчас занимаюсь, – то ли спрашивая, то ли утверждая, начал разговор Смирнягин.
Хохлов выразительно закатил к небу глаза, мол, я не Бог, но кое-что знаю.
– Тогда можно я без предисловий?
И не дождавшись ответа, потому что был в нем абсолютно уверен, спросил:
– А какой лично у вас контейнер для меморандума? Тоже хитрый?
– А ты как хотел? Своя рука владыка.
– Значит, наше предположение, что контейнеры – ваших рук дело, не лишено основания?
«Браво, Мацкевич!» По выражению лица своего бывшего шефа Смирнягин понял, что предположение Мацкевича было верным.
– Скорее твоих, Александр Васильевич. Ведь ты по-прежнему числишься в министерстве. Не окончательно, так сказать, стал «голубым».
Произнеся эту двусмысленную фразу, Хохлов хохотнул и продолжил:
– Или тебе гэбэшные погоны не выдавали?
В Хохлове вновь проснулся постоянный конкурент ФСБ.
– Не сподобился, я вообще предпочитаю жить и работать в гражданской одежде. Менее жарко.
– Ладно, не обижайся. А контейнеры придумали наши умельцы. По моей, разумеется, просьбе. Когда нужда заставила.
– Так у вас-то какой?
– Какая тебе, собственно, разница? Ну, например, коробка из-под часов Breitling. Что это вам дает?
– Так, следствие. Кража титановой вазы из квартиры Листова – ваша работа?
– Не оставлять же ее твоим оперативникам. Не ровен час начали бы отверткой ковырять. А это опасно. Предупреждаю как бывшего коллегу. Может взорваться. Так задумано.
Олег Борисович говорил искренне. Он действительно не хотел ненужных жертв.
– Скажи, Александр Васильевич, зачем вам гоняться за контейнерами? Чтобы обезвредить нас как политическую силу?! Так мы пока, насколько я понимаю, не принимали никаких решений, чтобы кто-то из штанов выпрыгивал.
– А как же устранение Листова? Это тоже ваша работа? – скорее спонтанно, чем продуманно спросил Смирнягин и тотчас пожалел, что сделал это.
Хохлов никак не ожидал подобного вопроса.
– Говори, да не заговаривайся, Александр Васильевич. Я уже сказал, почему мы забеспокоились. Поэтому и увели контейнер с документом. И уничтожили его, будь спок, чтобы никому неповадно было. А убийство? Это, скорее, кто-то из конкурентов покойника. У него их было выше крыши. Это я тебе говорю.
По тону, которым он произнес короткий монолог, Смирнягин понял, что на 99 процентов попал в точку.
– Извините, Олег Борисович. Но, возможно, и вы не всеми материалами располагаете. Но так или иначе, беру свои слова назад.
Еда за столом давно закончилась.
– Может, чаю? – предложил полковник.
– Нет, я уж лучше кофе. Так все же, какая тема тебя привела ко мне?
– Вы же знаете, Олег Борисович, я всегда уважал вас. И тот факт, в какой мы сейчас политической команде, не меняет дела. Я лично вообще не жалую всю эту мышиную возню вокруг меморандума. Если там написано то, что мы с Мацкевичем предполагаем, то, можно даже сказать, поддерживаем. Но вы же понимаете, служба. А это означает, что и вы, и мы можем натворить немало лишнего. Согласны?
– Тут не возразишь, – прогудел Хохлов.
– Мы все равно будем искать ваш секретный документ. Не важно у кого – у Дедова ли, Германова, самого Уралова. Наломаем дров, но достанем. А может, будет лучше, если вы нам сами поможете его добыть. Все равно где, все равно у кого. Тогда мое начальство успокоится, тем более я уверен, что ничего особенного в нем нет. Людей сохраним, отношения, в конце концов. И работу сработаем. Каждый – свою. Ну, как?
– Ты же понимаешь, Александр Васильевич, я тоже человек подневольный. Хотя в твоих словах смысл есть. Да, в твоих словах точно смысл есть. Надо подумать, посоветоваться. Давай выпьем – ты свой чай, я свой кофе.
– Берем тайм-аут?
– Пожалуй, без этого не обойтись.
Через день Смирнягин явился в техническую лабораторию МВД без каких-либо согласований и предупреждений.
«А здесь ничего не изменилось, – первое, что подумал он, – никаких тебе примет технического прогресса. Те же компьютеры, которые закупали лет пять назад. Тот же неистребимый запах химреактивов. Нет, здесь, видимо, по-прежнему работают головой. Значит, здесь все те же люди. Легче будет объясняться».
Александр Васильевич постучался в дверь без таблички в самом дальнем конце лаборатории. Навстречу ему поднялся уже немолодой мужчина в сером халате, натянутом поверх костюма. Он с удивлением смотрел на Смирнягина:
– А ты ничуть не изменился. Такой же старый пенек, как я. Сколько не виделись? Года два?
– Точно.
Должность начальника лаборатории была, к сожалению, подполковничьей, поэтому Исакову по служебной линии больше уже ничего не светило. Тупик.
– Хочу пошевелить твою память, Михалыч. Года четыре назад ты и твои ребята сварганили несколько этаких хитреньких штучек – бомбу и электронный сейф, как говорится, в одном флаконе. Один выглядел как ваза, другой как коробка для часов Breitling, третий… Думаю, Михалыч, ты вспомнил, о чем речь?
– С меня никто не брал подписку о неразглашении тайны. Хотя задание, доложу я вам, Александр Васильевич, было явно странным. Хотя если спрашиваете, значит, в курсе. И даже знаете, для чего и для кого эти, как вы выразились, «штучки» предназначались. Бутылку ставлю, если не прав.
– Естественно, знаю, Михалыч, коли спрашиваю.
– Неужели Смирнягин собственной персоной? – с неподдельной радостью прорычал он в трубку. – Рад. Правда, очень рад. Чем обязан?
– При вашей способности к аналитике, Олег Борисович, вам нетрудно будет догадаться. Так что не заставляйте меня сочинять нечто специально для радиослушателей. А что касается эмоций, то я тоже рад слышать вас. Хотел бы продолжить, встретиться, так сказать, в приватной обстановке.
– Так в чем же дело? Приезжай ко мне на работу или домой.
– Я бы предпочел на нейтральной территории, Олег Борисович, где-нибудь на воздухе.
– Нет вопросов, – голосом понимающего нюансы человека сказал Хохлов. – Давай погуляем в районе Архангельского. Скажем, завтра, в семь вечера.
– Слушаюсь и повинуюсь, товарищ начальник.
На следующий день, ровно в 19.0 °Cмирнягин подъехал к воротам знаменитой усадьбы. Буквально вслед за ним прибыл и Хохлов. Он сам был за рулем. Бывшие коллеги обменялись крепким рукопожатием.
– Знаешь, Александр Васильевич, страшно хочется есть. Здесь в сторонке имеется одна забегаловка. Чистая. Не засвеченная. Приглашаю.
– Не откажусь, – широко улыбнулся Смирнягин. – У меня аналогичный случай. С утра не питался.
– Все холостякуешь?
– А куда денешься? Видно, такая у меня планида.
Они заказали цыплят табака, по салату и бутылку белого вина.
– Вы, конечно, знаете, чем я сейчас занимаюсь, – то ли спрашивая, то ли утверждая, начал разговор Смирнягин.
Хохлов выразительно закатил к небу глаза, мол, я не Бог, но кое-что знаю.
– Тогда можно я без предисловий?
И не дождавшись ответа, потому что был в нем абсолютно уверен, спросил:
– А какой лично у вас контейнер для меморандума? Тоже хитрый?
– А ты как хотел? Своя рука владыка.
– Значит, наше предположение, что контейнеры – ваших рук дело, не лишено основания?
«Браво, Мацкевич!» По выражению лица своего бывшего шефа Смирнягин понял, что предположение Мацкевича было верным.
– Скорее твоих, Александр Васильевич. Ведь ты по-прежнему числишься в министерстве. Не окончательно, так сказать, стал «голубым».
Произнеся эту двусмысленную фразу, Хохлов хохотнул и продолжил:
– Или тебе гэбэшные погоны не выдавали?
В Хохлове вновь проснулся постоянный конкурент ФСБ.
– Не сподобился, я вообще предпочитаю жить и работать в гражданской одежде. Менее жарко.
– Ладно, не обижайся. А контейнеры придумали наши умельцы. По моей, разумеется, просьбе. Когда нужда заставила.
– Так у вас-то какой?
– Какая тебе, собственно, разница? Ну, например, коробка из-под часов Breitling. Что это вам дает?
– Так, следствие. Кража титановой вазы из квартиры Листова – ваша работа?
– Не оставлять же ее твоим оперативникам. Не ровен час начали бы отверткой ковырять. А это опасно. Предупреждаю как бывшего коллегу. Может взорваться. Так задумано.
Олег Борисович говорил искренне. Он действительно не хотел ненужных жертв.
– Скажи, Александр Васильевич, зачем вам гоняться за контейнерами? Чтобы обезвредить нас как политическую силу?! Так мы пока, насколько я понимаю, не принимали никаких решений, чтобы кто-то из штанов выпрыгивал.
– А как же устранение Листова? Это тоже ваша работа? – скорее спонтанно, чем продуманно спросил Смирнягин и тотчас пожалел, что сделал это.
Хохлов никак не ожидал подобного вопроса.
– Говори, да не заговаривайся, Александр Васильевич. Я уже сказал, почему мы забеспокоились. Поэтому и увели контейнер с документом. И уничтожили его, будь спок, чтобы никому неповадно было. А убийство? Это, скорее, кто-то из конкурентов покойника. У него их было выше крыши. Это я тебе говорю.
По тону, которым он произнес короткий монолог, Смирнягин понял, что на 99 процентов попал в точку.
– Извините, Олег Борисович. Но, возможно, и вы не всеми материалами располагаете. Но так или иначе, беру свои слова назад.
Еда за столом давно закончилась.
– Может, чаю? – предложил полковник.
– Нет, я уж лучше кофе. Так все же, какая тема тебя привела ко мне?
– Вы же знаете, Олег Борисович, я всегда уважал вас. И тот факт, в какой мы сейчас политической команде, не меняет дела. Я лично вообще не жалую всю эту мышиную возню вокруг меморандума. Если там написано то, что мы с Мацкевичем предполагаем, то, можно даже сказать, поддерживаем. Но вы же понимаете, служба. А это означает, что и вы, и мы можем натворить немало лишнего. Согласны?
– Тут не возразишь, – прогудел Хохлов.
– Мы все равно будем искать ваш секретный документ. Не важно у кого – у Дедова ли, Германова, самого Уралова. Наломаем дров, но достанем. А может, будет лучше, если вы нам сами поможете его добыть. Все равно где, все равно у кого. Тогда мое начальство успокоится, тем более я уверен, что ничего особенного в нем нет. Людей сохраним, отношения, в конце концов. И работу сработаем. Каждый – свою. Ну, как?
– Ты же понимаешь, Александр Васильевич, я тоже человек подневольный. Хотя в твоих словах смысл есть. Да, в твоих словах точно смысл есть. Надо подумать, посоветоваться. Давай выпьем – ты свой чай, я свой кофе.
– Берем тайм-аут?
– Пожалуй, без этого не обойтись.
Через день Смирнягин явился в техническую лабораторию МВД без каких-либо согласований и предупреждений.
«А здесь ничего не изменилось, – первое, что подумал он, – никаких тебе примет технического прогресса. Те же компьютеры, которые закупали лет пять назад. Тот же неистребимый запах химреактивов. Нет, здесь, видимо, по-прежнему работают головой. Значит, здесь все те же люди. Легче будет объясняться».
Александр Васильевич постучался в дверь без таблички в самом дальнем конце лаборатории. Навстречу ему поднялся уже немолодой мужчина в сером халате, натянутом поверх костюма. Он с удивлением смотрел на Смирнягина:
– А ты ничуть не изменился. Такой же старый пенек, как я. Сколько не виделись? Года два?
– Точно.
Должность начальника лаборатории была, к сожалению, подполковничьей, поэтому Исакову по служебной линии больше уже ничего не светило. Тупик.
– Хочу пошевелить твою память, Михалыч. Года четыре назад ты и твои ребята сварганили несколько этаких хитреньких штучек – бомбу и электронный сейф, как говорится, в одном флаконе. Один выглядел как ваза, другой как коробка для часов Breitling, третий… Думаю, Михалыч, ты вспомнил, о чем речь?
– С меня никто не брал подписку о неразглашении тайны. Хотя задание, доложу я вам, Александр Васильевич, было явно странным. Хотя если спрашиваете, значит, в курсе. И даже знаете, для чего и для кого эти, как вы выразились, «штучки» предназначались. Бутылку ставлю, если не прав.
– Естественно, знаю, Михалыч, коли спрашиваю.