Журавлев А.Ф. Из квантитативно-типологических наблюдений над лексикой славянских языков (Праславянское наследие) // Вопросы языкознания. 1992. № 3. С. 106–118.
Климов Г.А. Принципы контенсивной типологии. – М.,1983.
Климов Г.А. Типологические исследования в СССР (20–40 гг.). – М., 1981.
Лингвистическая типология. – М., 1985.
Общее языкознание. Внутреняя структура языка. – М., 1972.
Теоретические основы классификации языков мира. – М, 1980.
Типологическая классификация языков. Типология // Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В.Н. Ярцева. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 511–514.
Степанов Ю.С. Языкознание // Энциклопедия. Русский язык. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Главный редактор Ю.Н. Караулов. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. С. 673–676.
Языковые универсалии и лингвистическая типология. – М., 1969.
5.5. Социальная лингвистика
Дополнительная литература
5.6. Ареальная лингвистика
Дополнительная литература
5.7. Этнолингвистика
Климов Г.А. Принципы контенсивной типологии. – М.,1983.
Климов Г.А. Типологические исследования в СССР (20–40 гг.). – М., 1981.
Лингвистическая типология. – М., 1985.
Общее языкознание. Внутреняя структура языка. – М., 1972.
Теоретические основы классификации языков мира. – М, 1980.
Типологическая классификация языков. Типология // Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В.Н. Ярцева. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 511–514.
Степанов Ю.С. Языкознание // Энциклопедия. Русский язык. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Главный редактор Ю.Н. Караулов. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. С. 673–676.
Языковые универсалии и лингвистическая типология. – М., 1969.
5.5. Социальная лингвистика
Последняя четверть XX в. прошла под знаком расширения и углубления проблематики, которую разрабатывали последователи Ф. де Соссюра и А. Мейе в Европе, а также тематики американской социолингвистики середины XX в., занимавшейся проблемами макро-и микросоциолингвистики, а также проблемами социальной и ситуативной стратификации речи (см. раздел о социальной лингвистике в четвертом периоде).
В центре внимания оказались:
а) уточнение предмета социолингвистики (ее предмет, а лучше сказать, предметная область расширилась за счет включения в сферу анализа новых объектов – всех форм существования языка, или социально-функциональных разновидностей языка);
б) вопросы корреляции социальных категорий (параметров) и языковых (речевых) явлений;
в) использование социологических методик сбора и обработки полевого материала и математико-статистических методов его обработки и представления (таблицы, графики и т. п.);
г) применение метода моделирования, учитывающего варьирование социальных, социокультурных и ситуативных, т. е. внеязыковых параметров и категорий языково-речевых;
д) проблемы языковой политики, особенно в условиях двуязычия и многоязычия. Эти и другие вопросы обсуждены в книгах: Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка (К вопросу о предмете социолингвистики). – Д., 1975; в сборнике зарубежных авторов «Новое в лингвистике», Вып. 7. Социолингвистика – М., 1975; Никольский Л.Б., Швейцер А.Д. Введение в социолингвистику. – М., 1978; Никольский Л.Б. Язык в политике и идеологии стран зарубежного Востока. М., 1986; Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. – М., 1987; Принципы и методы социолингвистических исследований. – М., 1989; Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. – М., 1989.
Внимание зарубежных и российских социолингвистов в последние годы привлекли:
1) варианты языков (Швейцер А.Д. История американского варианта английского языка: дискуссионные проблемы // ВЯ. 1995. № 5; он же: Американский вариант литературного английского языка: пути формирования и современный статус – по полицентрической модели – с несколькими центрами – такими, как Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Чарльстон и Ричмонд //ВЯ. 1995. № 6);
2) языковые ситуации едва ли не во всех странах – больших и малых. Например, «Русский язык в современной социокультурной ситуации» (Воронеж, 2001);
3) международные языки – естественные (Домашнев А.И. К вопросу о международном статусе немецкого языка (К выходу в свет кн. U. Ammon. Die internationale Stellung der deutschen Sprache) и искусственные, или плановые, типа эсперанто (Дуличенко А.Д. Международные искусственные языки: объект лингвистики и интерлингвистики //ВЯ. 1995. 5);
4) литературные языки, как с многовековой традицией, так и молодые. Из славянских литературных языков самым молодым является македонский язык, возникший в 1945 г. Изучается его грамматика, словарный состав (составлен новый «Македонско-руски речник. Македонско-русский словарь» под ред. Р.П. Усиковой (Скоще, 1997), в котором 65 тыс. заглавных слов: «В него включено большое число фразеологизмов и он хорошо освещает современную македонскую лексику» [ВЯ. 2001. № 3: 41];
5) написаны сотни работ о социальной, профессиональной, возрастной, половой и функционально-стилистической дифференциации языков: в разных странах выходят словари некодифицированных разновидностей языка (социолектов) – жаргонов, арго и сленга (например, «Большой словарь русского жаргона» В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной (2000, 2001), включающий 25 тыс. слов и 7 тыс. фразеологических единиц; «Словарь русского арго: Материалы 1980—1990-х гг.» B.C. Елистратова (2000), «Словарь жаргона уголовного мира. Словарь-справочник» О.П. Дубягиной и Г.Ф. Смирнова (2001). Кроме сводных, общерусских словарей арго и жаргонов, стали появляться и региональные словари, например «Словарь уфимского сленга» С.В. Вахнтова (Уфа, 2001). Снова оживился интерес к городской речи (ВЯ. 1995. № 5). Издаются работы о речевых жанрах современного города (рекламе, о микродиалогах), об особенностях современной номинации городских объектов и т. п.
Продолжается изучение языка и функциональных стилей и подстилей в средствах массовой коммуникации, в газете, на телеэкране).
6) Особенно много публикаций связано с состоянием крупнейших мировых языков на рубеже XX и XXI вв. Назовем для примера книгу «Русский язык конца XX столетия (1985–1995)» (1996), подготовленную Институтом русского языка РАН. В этом труде имеется параграф «Мы не нормализаторы», немыслимый в условиях тоталитарного режима недавнего прошлого. Новый и хорошо документированный материал, записанный с использованием совершенной аппаратуры, позволяет ставить и решать вопросы не только социально-детерминированного, но и жанрового, стилистического, окказионального и даже патологического варьирования языка.
7) В России на календарную смену веков наложилась смена идеологических и социально-политических ориентиров, появилась возможность писать научные и научно-публицистические работы о языке тоталитарного периода (Н.А. Купина, А.Т. Хроленко), публиковать лексикографические труды о новшествах, в том числе и неудачных, вроде «новоязовских» поделок. См. «Толковый словарь языка Совдепии» (1998).
В этих и им подобных публикациях отражена динамика языка, связанная не только с социально-экономическими переменами, но и с другими факторами – профессиональными, возрастными, половыми, жанровыми, стилистическими, окказиональными и даже патологическими [ЭРЯ: 488], что существенно расширило языковую базу социолингвистики.
Стали выходить новые учебники и учебные пособия для вузов: Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. – М., 2001; Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. – М., 1996, 2000; ее же: Общее языкознание. Структурная и социальная типология языков. М.: Флинта: Наука, 2001.
8) Судя по прогнозам, социолингвистике и ее многочисленным ответвлениям (вроде интерлингвистики, геолингвистики, языковому планированию и т. п.) хватит работы и в начавшемся XXI в., в частности, по социальному управлению языком, его экологии, по освоению огромных социальных массивов в науке, технике и культуре и внедрению в них «лингвистических технологий».
«Нет сомнения в том, что в качестве важнейшей задачи лингвистики будущего столетия должна стать проблема выработки социолингвистических стратегий, что способствовало бы гармоничному развитию всех языков, исключало бы так называемые конфликты и языковые войны; в этой связи первоочередной задачей была бы разработка универсальных и локальных моделей сосуществования больших и малых языков, а также моделей выживания всех языков Земли» [Лингвистика на исходе XX века..: 63–64]. Именно для реализации таких масштабных и благородных задач могли бы служить начинания государств – членов Совета Европы, принявших «Европейскую хартию о региональных языках или языках меньшинств» (Конвенция открыта для подписания 5 ноября 1992 года. Серия «Европейские договоры», № 148).
В центре внимания оказались:
а) уточнение предмета социолингвистики (ее предмет, а лучше сказать, предметная область расширилась за счет включения в сферу анализа новых объектов – всех форм существования языка, или социально-функциональных разновидностей языка);
б) вопросы корреляции социальных категорий (параметров) и языковых (речевых) явлений;
в) использование социологических методик сбора и обработки полевого материала и математико-статистических методов его обработки и представления (таблицы, графики и т. п.);
г) применение метода моделирования, учитывающего варьирование социальных, социокультурных и ситуативных, т. е. внеязыковых параметров и категорий языково-речевых;
д) проблемы языковой политики, особенно в условиях двуязычия и многоязычия. Эти и другие вопросы обсуждены в книгах: Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка (К вопросу о предмете социолингвистики). – Д., 1975; в сборнике зарубежных авторов «Новое в лингвистике», Вып. 7. Социолингвистика – М., 1975; Никольский Л.Б., Швейцер А.Д. Введение в социолингвистику. – М., 1978; Никольский Л.Б. Язык в политике и идеологии стран зарубежного Востока. М., 1986; Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. – М., 1987; Принципы и методы социолингвистических исследований. – М., 1989; Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. – М., 1989.
Внимание зарубежных и российских социолингвистов в последние годы привлекли:
1) варианты языков (Швейцер А.Д. История американского варианта английского языка: дискуссионные проблемы // ВЯ. 1995. № 5; он же: Американский вариант литературного английского языка: пути формирования и современный статус – по полицентрической модели – с несколькими центрами – такими, как Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Чарльстон и Ричмонд //ВЯ. 1995. № 6);
2) языковые ситуации едва ли не во всех странах – больших и малых. Например, «Русский язык в современной социокультурной ситуации» (Воронеж, 2001);
3) международные языки – естественные (Домашнев А.И. К вопросу о международном статусе немецкого языка (К выходу в свет кн. U. Ammon. Die internationale Stellung der deutschen Sprache) и искусственные, или плановые, типа эсперанто (Дуличенко А.Д. Международные искусственные языки: объект лингвистики и интерлингвистики //ВЯ. 1995. 5);
4) литературные языки, как с многовековой традицией, так и молодые. Из славянских литературных языков самым молодым является македонский язык, возникший в 1945 г. Изучается его грамматика, словарный состав (составлен новый «Македонско-руски речник. Македонско-русский словарь» под ред. Р.П. Усиковой (Скоще, 1997), в котором 65 тыс. заглавных слов: «В него включено большое число фразеологизмов и он хорошо освещает современную македонскую лексику» [ВЯ. 2001. № 3: 41];
5) написаны сотни работ о социальной, профессиональной, возрастной, половой и функционально-стилистической дифференциации языков: в разных странах выходят словари некодифицированных разновидностей языка (социолектов) – жаргонов, арго и сленга (например, «Большой словарь русского жаргона» В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной (2000, 2001), включающий 25 тыс. слов и 7 тыс. фразеологических единиц; «Словарь русского арго: Материалы 1980—1990-х гг.» B.C. Елистратова (2000), «Словарь жаргона уголовного мира. Словарь-справочник» О.П. Дубягиной и Г.Ф. Смирнова (2001). Кроме сводных, общерусских словарей арго и жаргонов, стали появляться и региональные словари, например «Словарь уфимского сленга» С.В. Вахнтова (Уфа, 2001). Снова оживился интерес к городской речи (ВЯ. 1995. № 5). Издаются работы о речевых жанрах современного города (рекламе, о микродиалогах), об особенностях современной номинации городских объектов и т. п.
Продолжается изучение языка и функциональных стилей и подстилей в средствах массовой коммуникации, в газете, на телеэкране).
6) Особенно много публикаций связано с состоянием крупнейших мировых языков на рубеже XX и XXI вв. Назовем для примера книгу «Русский язык конца XX столетия (1985–1995)» (1996), подготовленную Институтом русского языка РАН. В этом труде имеется параграф «Мы не нормализаторы», немыслимый в условиях тоталитарного режима недавнего прошлого. Новый и хорошо документированный материал, записанный с использованием совершенной аппаратуры, позволяет ставить и решать вопросы не только социально-детерминированного, но и жанрового, стилистического, окказионального и даже патологического варьирования языка.
7) В России на календарную смену веков наложилась смена идеологических и социально-политических ориентиров, появилась возможность писать научные и научно-публицистические работы о языке тоталитарного периода (Н.А. Купина, А.Т. Хроленко), публиковать лексикографические труды о новшествах, в том числе и неудачных, вроде «новоязовских» поделок. См. «Толковый словарь языка Совдепии» (1998).
В этих и им подобных публикациях отражена динамика языка, связанная не только с социально-экономическими переменами, но и с другими факторами – профессиональными, возрастными, половыми, жанровыми, стилистическими, окказиональными и даже патологическими [ЭРЯ: 488], что существенно расширило языковую базу социолингвистики.
Стали выходить новые учебники и учебные пособия для вузов: Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. – М., 2001; Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. – М., 1996, 2000; ее же: Общее языкознание. Структурная и социальная типология языков. М.: Флинта: Наука, 2001.
8) Судя по прогнозам, социолингвистике и ее многочисленным ответвлениям (вроде интерлингвистики, геолингвистики, языковому планированию и т. п.) хватит работы и в начавшемся XXI в., в частности, по социальному управлению языком, его экологии, по освоению огромных социальных массивов в науке, технике и культуре и внедрению в них «лингвистических технологий».
«Нет сомнения в том, что в качестве важнейшей задачи лингвистики будущего столетия должна стать проблема выработки социолингвистических стратегий, что способствовало бы гармоничному развитию всех языков, исключало бы так называемые конфликты и языковые войны; в этой связи первоочередной задачей была бы разработка универсальных и локальных моделей сосуществования больших и малых языков, а также моделей выживания всех языков Земли» [Лингвистика на исходе XX века..: 63–64]. Именно для реализации таких масштабных и благородных задач могли бы служить начинания государств – членов Совета Европы, принявших «Европейскую хартию о региональных языках или языках меньшинств» (Конвенция открыта для подписания 5 ноября 1992 года. Серия «Европейские договоры», № 148).
Дополнительная литература
Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика: Учебник для вузов. – М.: 2001.
Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. – М.: 1987.
Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. – М., 1989.
Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. – М., Изд. 2-е, испр., 1996.
Михальченко В.Ю. От редактора // Крючкова Т.Б., Нарумов Б.П. Зарубежная социолингвистика: Германия. Испания. – М., 1991. – С. 3–6.
Никольский Л.Б. Язык в политике и идеологии стран зарубежного Востока. – М., 1986.
Принципы и методы социолингвистических исследований». – М., 1989.
Русский язык конца XX столетия (1985–1995). Коллективная монография. «Языки русской культуры». – М., 1996.
Социальная лингвистика в Российской Федерации (1992–1998). – М., 1998.
Социолингвистика // Энциклопедический словарь юного филолога. – М., 1984. С. 293–295.
Швейцер А.Д., Никольский Л.Б. Введение в социолингвистику. М., 1978. ЭРЯ – Энциклопедия. Русский язык. – М., 1997.
Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. – М.: 1987.
Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. – М., 1989.
Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. – М., Изд. 2-е, испр., 1996.
Михальченко В.Ю. От редактора // Крючкова Т.Б., Нарумов Б.П. Зарубежная социолингвистика: Германия. Испания. – М., 1991. – С. 3–6.
Никольский Л.Б. Язык в политике и идеологии стран зарубежного Востока. – М., 1986.
Принципы и методы социолингвистических исследований». – М., 1989.
Русский язык конца XX столетия (1985–1995). Коллективная монография. «Языки русской культуры». – М., 1996.
Социальная лингвистика в Российской Федерации (1992–1998). – М., 1998.
Социолингвистика // Энциклопедический словарь юного филолога. – М., 1984. С. 293–295.
Швейцер А.Д., Никольский Л.Б. Введение в социолингвистику. М., 1978. ЭРЯ – Энциклопедия. Русский язык. – М., 1997.
5.6. Ареальная лингвистика
Продолжались исследования языка в аспекте пространства с опорой на положения, сформулированные представителями лингвистической географии (в русской традиции) и тезиса итальянских неолингвистов: «каждое слово имеет не только свою историю, но (как и каждая форма, звук, предложение, поговорка) также и свою географию» (Дж. Бонфанте). Поскольку чистых языков, свободных от влияния других, включая и иносистемные языки, не так уж много, то шло скрупулезное изучение таких явлений, как субстрат, суперстрат, адстрат, языковой центр и языковая периферия на базе конкретных языков (даже их отдельных ярусов – фонетического, морфологического, лексического и еще уже – отдельных пластов лексики, в частности, лексики «культурной» и антропонимической (чаще всего подвергающейся заимствованию), топонимической (чаще всего сохраняющейся от языка-предшественника на данной территории – отсюда значительное число работ по субстратной топонимии во многих регионах мира), групп языков, языковых ветвей, семей и даже макросемей.
Ареальная лингвистика в зависимости от аспекта изучения и описания представлена двумя направлениями – синхроническим и диахроническим. Синхронический аспект реализуется в диалектографии – при картографировании чаще всего синхронно-современного состояния территориальных диалектов. Но этот же аспект представлен и при составлении атласов языковых ветвей (например, в «Общеславянском лингвистическом атласе» – ОДА) и языковых семей и совокупностей разносистемных языков (например, в «Лингвистическом атласе Европы» – ЛАЕ – представлены семь языковых семей: индоевропейская, уральская, тюркская, монгольская, семитская, кавказская, баскская, в которые входят двадцать две языковые группы: абхазо-адыгская, албанская, арабская, армянская, балтийская, баскская, кельтская, прибалтийско-финская, германская, греческая, иранская, калмыцкая, лапландская, нахско-дагестанская, пермская, романская, самоедская, славянская, тюркская, венгерская, волжская, цыганская [ВЯ: 1993: № 3: 122]). Цель – выявление областей (ареалов) межъязыковых и междиалектных взаимодействий с опорой на изоглоссы и другие наглядные показатели языковых контактов и – при их длительности – определение ареальных общностей (языковых союзов) с общими, обычно благоприобретенными, структурными признаками.
Диахроническая ареология (лингвистическая, а также этническая, историческая и др.) занята изучением соответствующих ареалов в прошлом. Так, пространственный фактор учитывается при изучении праязыкового состояния не только группы родственных языков (например, древнерусского языка, давшего начало трем восточнославянским языкам – русскому, украинскому, белорусскому), но и ветвей языков (славянской, романской, германской – соответственно славянского, романского (латинского), германского праязыка), а также языковых семей – обычных, типа индоевропейской и ее родоначальника, – т. е. праязыка и др., и макросемей (больших семей), в частности ностратической семьи языков, в которую включают языки афразийские (Африки и Азии), индоевропейские, картвельские, уральские, дравидийские (в Индии) и алтайские.
С языками романскими и восточнославянскими дело обстоит просто. Они ведут начало от своих праязыков, можно сказать, на глазах истории: романские языки (итальянский, испанский, французский, португальский и др.) возникли на базе народной латыни (и процесс их образования отражен в памятниках письменности), восточнославянские – на основе древнерусского языка. А вот с праславянским, праиндоевропейским и тем более с ностратическим праязыками сложнее. Здесь две проблемы. Первая – когда и как долго существовали эти праязыки? Вторая – где проживали соответствующие пранароды? И обе эти проблемы не могут быть решены без знания направления распространения языковых и культурных инноваций, чем как раз занимается ареальная лингвистика, ареальная история, а также ареальные по своей природе археология, этнография и такие, на первый взгляд, далекие от лингвистики науки, как палеоботаника и палеозоология.
В ностратических языках обнаружено около тысячи общих для указанных выше языков Европы, Азии и Африки слов (корней). Они приведены в труде гениального отечественного лингвиста, родоначальника ностратического языкознания В.М. Иллич-Свитыча Опыт сравнения ностратических языков. Сравнительный словарь. [Т. 1–3]. – М.г 1971–1984. И этот ученый, и его последователи пытаются найти прародину (прародины) носителей ностратического праязыка и ареалы вычленявшихся из этой общности праязыков. Так, для доиндоевропейской языковой общности допускают прохождение трех стадий с возможным изменением локализации в каждой из них: протоиндоевропейская, праиндоевропейская и индоевропейская [Гиндин: ВЯ; 1992: № 6: 54–65]. Что касается прародины индоевропейцев, определяемой с учетом ряда факторов, в первую очередь лингвистических и археологических, то на сегодня известно пять мнений; наиболее авторитетными из них считаются гипотезы о прародине в центральной и юго-восточной Европе (этого мнения придерживается английский языковед Т. Барроу) и малоазиатской (она изложена в книге: Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и пракультуры. В 2 т. – Тбилиси, 1984; англ. пер.: New York, 1995). Проблемами ностратики, с учетом ареального параметра, занимаются такие крупные ученые, как В.А. Дыбо, Е.А. Хелимский, В.А. Терентьев и др.
Ареальная лингвистика создала и апробировала свои методы, адекватные предмету и аспекту исследования. Пространственно-географическая координата важна не только в ареальной лингвистике, но и в ряде других направлений (см. также раздел «Лингвистические методы»),
Ареальная лингвистика в зависимости от аспекта изучения и описания представлена двумя направлениями – синхроническим и диахроническим. Синхронический аспект реализуется в диалектографии – при картографировании чаще всего синхронно-современного состояния территориальных диалектов. Но этот же аспект представлен и при составлении атласов языковых ветвей (например, в «Общеславянском лингвистическом атласе» – ОДА) и языковых семей и совокупностей разносистемных языков (например, в «Лингвистическом атласе Европы» – ЛАЕ – представлены семь языковых семей: индоевропейская, уральская, тюркская, монгольская, семитская, кавказская, баскская, в которые входят двадцать две языковые группы: абхазо-адыгская, албанская, арабская, армянская, балтийская, баскская, кельтская, прибалтийско-финская, германская, греческая, иранская, калмыцкая, лапландская, нахско-дагестанская, пермская, романская, самоедская, славянская, тюркская, венгерская, волжская, цыганская [ВЯ: 1993: № 3: 122]). Цель – выявление областей (ареалов) межъязыковых и междиалектных взаимодействий с опорой на изоглоссы и другие наглядные показатели языковых контактов и – при их длительности – определение ареальных общностей (языковых союзов) с общими, обычно благоприобретенными, структурными признаками.
Диахроническая ареология (лингвистическая, а также этническая, историческая и др.) занята изучением соответствующих ареалов в прошлом. Так, пространственный фактор учитывается при изучении праязыкового состояния не только группы родственных языков (например, древнерусского языка, давшего начало трем восточнославянским языкам – русскому, украинскому, белорусскому), но и ветвей языков (славянской, романской, германской – соответственно славянского, романского (латинского), германского праязыка), а также языковых семей – обычных, типа индоевропейской и ее родоначальника, – т. е. праязыка и др., и макросемей (больших семей), в частности ностратической семьи языков, в которую включают языки афразийские (Африки и Азии), индоевропейские, картвельские, уральские, дравидийские (в Индии) и алтайские.
С языками романскими и восточнославянскими дело обстоит просто. Они ведут начало от своих праязыков, можно сказать, на глазах истории: романские языки (итальянский, испанский, французский, португальский и др.) возникли на базе народной латыни (и процесс их образования отражен в памятниках письменности), восточнославянские – на основе древнерусского языка. А вот с праславянским, праиндоевропейским и тем более с ностратическим праязыками сложнее. Здесь две проблемы. Первая – когда и как долго существовали эти праязыки? Вторая – где проживали соответствующие пранароды? И обе эти проблемы не могут быть решены без знания направления распространения языковых и культурных инноваций, чем как раз занимается ареальная лингвистика, ареальная история, а также ареальные по своей природе археология, этнография и такие, на первый взгляд, далекие от лингвистики науки, как палеоботаника и палеозоология.
В ностратических языках обнаружено около тысячи общих для указанных выше языков Европы, Азии и Африки слов (корней). Они приведены в труде гениального отечественного лингвиста, родоначальника ностратического языкознания В.М. Иллич-Свитыча Опыт сравнения ностратических языков. Сравнительный словарь. [Т. 1–3]. – М.г 1971–1984. И этот ученый, и его последователи пытаются найти прародину (прародины) носителей ностратического праязыка и ареалы вычленявшихся из этой общности праязыков. Так, для доиндоевропейской языковой общности допускают прохождение трех стадий с возможным изменением локализации в каждой из них: протоиндоевропейская, праиндоевропейская и индоевропейская [Гиндин: ВЯ; 1992: № 6: 54–65]. Что касается прародины индоевропейцев, определяемой с учетом ряда факторов, в первую очередь лингвистических и археологических, то на сегодня известно пять мнений; наиболее авторитетными из них считаются гипотезы о прародине в центральной и юго-восточной Европе (этого мнения придерживается английский языковед Т. Барроу) и малоазиатской (она изложена в книге: Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и пракультуры. В 2 т. – Тбилиси, 1984; англ. пер.: New York, 1995). Проблемами ностратики, с учетом ареального параметра, занимаются такие крупные ученые, как В.А. Дыбо, Е.А. Хелимский, В.А. Терентьев и др.
Ареальная лингвистика создала и апробировала свои методы, адекватные предмету и аспекту исследования. Пространственно-географическая координата важна не только в ареальной лингвистике, но и в ряде других направлений (см. также раздел «Лингвистические методы»),
Дополнительная литература
Алинеи М. Лингвистический атлас Европы: Первые двадцать два года // Вопросы языкознания. 1993. № 6.
Гуров Н.В., Зограф Г.А. Ареальное языкознание: предмет и метод (На материале языков Южной Азии) // Вопросы языкознания. 1992. № 3.
Дыбо В.А. Ностратическая гипотеза (итоги и проблемы) // Известия АН СССР. Сер. ЛиЯ, 1978. Т. 37. № 5.
Дыбо В.А., Терентьев В.А. Ностратические языки // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 338–339.
Нерознак В.П. Ареальная лингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 43–44.
Хелимский Е.А. Труды В.М. Иллич-Свитыча и развитие ностратических исследований за рубежом // Зарубежная историография славяноведения и балканистики. – М., 1986.
Цыхун Г.А. Типологические проблемы балканославянского языкового ареала. – Минск, 1981.
Гуров Н.В., Зограф Г.А. Ареальное языкознание: предмет и метод (На материале языков Южной Азии) // Вопросы языкознания. 1992. № 3.
Дыбо В.А. Ностратическая гипотеза (итоги и проблемы) // Известия АН СССР. Сер. ЛиЯ, 1978. Т. 37. № 5.
Дыбо В.А., Терентьев В.А. Ностратические языки // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 338–339.
Нерознак В.П. Ареальная лингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 43–44.
Хелимский Е.А. Труды В.М. Иллич-Свитыча и развитие ностратических исследований за рубежом // Зарубежная историография славяноведения и балканистики. – М., 1986.
Цыхун Г.А. Типологические проблемы балканославянского языкового ареала. – Минск, 1981.
5.7. Этнолингвистика
Три страны (Германия, Россия и США) были колыбелью направления, называемого ныне термином этнолингвистика. Эта область познания языка, появись она в одной стране, видимо, оказалась бы более единой. Впрочем, и в одном центре с течением времени она вряд бы могла остаться стабильной в содержательно-предметном плане. Стать разной в каждой из указанных стран и нетождественной в разные исторические периоды даже в пределах страны своего рождения (в Германии, в России) ей было, что называется, «написано на роду». Концептуальное разнообразие и разнонаправленность этнолингвистики обусловлена ее значительной зависимостью от внеязыковых (социальных, этнографических, этнопсихологических и культурно-исторических) факторов. Играли свою роль и объективно-субъективные факторы – господствующее в данное время мировоззрение, доминирующее направление, наконец, научный интерес и склонность исследователя.
В Германии этнолингвистика зародилась в широчайшем по охвату научном творчестве В. фон Гумбольдта, в его учении о языке как средоточии и выразителе духа народа. В России, где к середине XIX в. господствовало романтическое увлечение фольклором, народной культурой и мифологией, зарождавшаяся этнолингвистика приняла этнографическую окраску с ярко выраженным интересом к духовной и материальной культуре народа (В.И. Даль, А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев, И.И. Срезневский, А.А. Потебня). В Америке, где у многочисленных племен индейцев отсутствовала письменность и не было традиции изучения местных языков, обычаев и мифов, усилия ученых – лингвистов и этнографов – были сосредоточены на выработке своей, не схожей с европейской, методики описания языка, мышления, туземной культуры и всех форм ее проявления (языковой, музыкальной, изобразительной). Возникшая там этнолингвистика, опиравшаяся на лингво-этнографические труды Фр. Боаса (1858–1942), Э. Сепира (1984–1939), Б. Уорфа (1897–1941), в особенности на теорию лингвистической относительности Сепира и Уорфа, исследовала соотношение форм мышления и категорий языка, познание мира и отражение этого познания (картины мира) в тематических группах лексики, в денотативно-ограниченных (закрытых) понятийно-семантических полях (названия частей тела, лексика цветообозначений) с последующим выявлением своеобразия (идиоэтничности) восприятия народом вещного мира (например, разного членения звездного мира на «фигуры» – созвездия). С этих же позиций исследуются и грамматические категории (в частности, количественные и порядковые числительные, в различном объеме представленные в языках аборигенов Америки по сравнению с языками пришельцев из Европы). Разные направления в американской лингвистике отразились в соответствующих терминах. «Ориентация исследования на выявление семантических оснований языковой модели мира отразилась в термине «эт. – носемантика» – одном из обозначений этнолингвистики, понимаемой в более узком смысле, в противоположность более широкому понятию – «антропологическая лингвистика» (оба термина имеют хождение главным образом в США) [ЭРЯ: 1997: 648]. Следует отметить, что второй термин у нас стал употребляться довольно часто, причем в значении более широком, чем в американской этнолингвистике.
В Германии этнолингвистика зародилась в широчайшем по охвату научном творчестве В. фон Гумбольдта, в его учении о языке как средоточии и выразителе духа народа. В России, где к середине XIX в. господствовало романтическое увлечение фольклором, народной культурой и мифологией, зарождавшаяся этнолингвистика приняла этнографическую окраску с ярко выраженным интересом к духовной и материальной культуре народа (В.И. Даль, А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев, И.И. Срезневский, А.А. Потебня). В Америке, где у многочисленных племен индейцев отсутствовала письменность и не было традиции изучения местных языков, обычаев и мифов, усилия ученых – лингвистов и этнографов – были сосредоточены на выработке своей, не схожей с европейской, методики описания языка, мышления, туземной культуры и всех форм ее проявления (языковой, музыкальной, изобразительной). Возникшая там этнолингвистика, опиравшаяся на лингво-этнографические труды Фр. Боаса (1858–1942), Э. Сепира (1984–1939), Б. Уорфа (1897–1941), в особенности на теорию лингвистической относительности Сепира и Уорфа, исследовала соотношение форм мышления и категорий языка, познание мира и отражение этого познания (картины мира) в тематических группах лексики, в денотативно-ограниченных (закрытых) понятийно-семантических полях (названия частей тела, лексика цветообозначений) с последующим выявлением своеобразия (идиоэтничности) восприятия народом вещного мира (например, разного членения звездного мира на «фигуры» – созвездия). С этих же позиций исследуются и грамматические категории (в частности, количественные и порядковые числительные, в различном объеме представленные в языках аборигенов Америки по сравнению с языками пришельцев из Европы). Разные направления в американской лингвистике отразились в соответствующих терминах. «Ориентация исследования на выявление семантических оснований языковой модели мира отразилась в термине «эт. – носемантика» – одном из обозначений этнолингвистики, понимаемой в более узком смысле, в противоположность более широкому понятию – «антропологическая лингвистика» (оба термина имеют хождение главным образом в США) [ЭРЯ: 1997: 648]. Следует отметить, что второй термин у нас стал употребляться довольно часто, причем в значении более широком, чем в американской этнолингвистике.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента