4.6. Синхроническое языкознание

   Весь XIX в. можно считать периодом, когда господствовал подход к изучению языка с исторических позиций. Лишь историческое, или, говоря словами Соссюра, диахроническое, языкознание признавалось научным. Даже младограмматизм с его призывом к исследованию живых языков и диалектов по существу делал это не ради них, а для того, чтобы полученные таким образом данные обратить на пользу восстанавливаемого праязыка или интересовавших младограмматиков звуковых законов.
   А в XX в., следуя призыву Бодуэна де Куртенэ, прозвучавшему в 1904 г., начали различать в теоретическом и в практическом плане грамматику историческую и грамматику «одновременного языкового состояния» [Бодуэн де Куртенэ 1963: II: 101]. Этот момент можно условно принять за официальное рождение неограмматизма как особого направления в языкознании, хотя у его родоначальников, стремившихся выделить в языке исходную единицу, она не совпадала: Фортунатов исходил из формы слова, Бодуэн – из учения о морфеме, позднее – фонеме и морфеме, Соссюр – из понятия парадигмы.
   Недостаточность одного сравнительно-исторического подхода к изучению даже исключительно индоевропейских языков стала очевидной. Поиски более широкой теории, приложимой к языкам разных систем (семей), привёл к типологической теории, ориентированной на изучение структуры языка, имеющей системную организацию.
   Лучше всего структура и система уясняются в одновременном, горизонтальном разрезе языка. Удобнее всего для этого – состояние языка в момент его описания, т. е. современное исследователю. Так логика науки подвела к возникновению лингвистического модернизма, доказавшего, что современный язык – такой же законный предмет языкознания, как и его история. Скоро были обнаружены огромные практические достоинства синхронного языкознания – учения о литературном языке, его нормах, стилях, формах функционирования, об использовании в средствах массовой информации, в художественной литературе, в школе, в культурной жизни человека и всего народа.
   Модернизм сформировался в Петербурге в 1910–1920 гг. под влиянием идей Бодуэна де Куртенэ. Его представителями стали Л.В. Щерба, А.А. Шахматов, А.А. Пешковский. В 1911–1912 гг. Шахматов впервые начинает чтение университетского курса по современному русскому литературному языку, вскоре издаётся его «Синтаксис русского языка» (1925, 1927). Несколько раньше выходит «Русский синтаксис в научном освещении» А.М. Пешковского. В 1941 г. опубликован «Очерк современного русского литературного языка» А.А. Шахматова.
   Возникают периодические журналы («Родной язык в школе» – 1914 г., переименованный в 1936 г. в «Русский язык в школе»), серии («Русская речь», «Язык и мышление»), научно-популярный журнал «Русская речь» (с 1967 г.).
   Открываются академические институты: Институт языка и мышления, преобразованный в 1944 г. в Институт русского языка, Институт языкознания (1952).
   В 1947 г. В.В. Виноградов, ученик Л.В. Щербы, издает монументальный труд «Русский язык (Грамматическое учение о слове)», вошедший в золотой фонд русской и мировой грамматической мысли. На базе трудов В.В. Виноградова и его учеников возникает новая университетская дисциплина «История русского литературного языка».
   Возродилась практика подготовки и издания академических трудов. Так, в 1952–1954 гг. выходит двухтомная «Грамматика русского языка»; в 1970 г. – «Грамматика современного русского литературного языка»; монографии: «Исследования по общей теории грамматики» (1968); Мещанинов И.И. Эргативная конструкция в языках различных типов (1967); Обнорский С.П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода (1946); Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование (1971), Звегинцев В.А. Семасиология (1957); сборники: «Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие» (1969); «Фонетика, фонология, грамматика» (1971); а также пятитомный труд «Языки народов СССР» под ред. акад. В.В. Виноградова (1966–1968).
   О содержании лингвистических исследований за период с 1917 по 1967 и по 1977 г. дают представление обзоры типа: Чемоданов Н.С. 50 лет советского языкознания // РЯШ. 1967. № 5.
   Синхронное описание языка полнее всего реализовались в области лексикологии, семасиологии и особенно в лексикографии. Во многих странах мира были изданы большие словари (кстати, типологию лексикографических трудов дал Л.В. Щерба в статье «Опыт общей теории лексикографии»: Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1940. Вып. 3); у нас – «Толковый словарь русского языка» под ред. Д.Н. Ушакова (1934–1940), «Словарь русского языка» С.И. Ожегова (1949 г. и с большими добавлениями в последующие годы), «Словарь современного русского литературного языка» в 17-и томах (1950–1965), «Словарь русского языка» в 4-х томах (1957–1961), «Словарь синонимов русского языка» в 2-х томах под ред. А.П. Евгеньевой (1970).
   Почти во всех крупных странах мира в это время шло изучение стилистики, языка художественной литературы, ортологии и риторики (неориторики).
   Ещё А.А. Потебня, крупнейший лингвист-теоретик, литературовед и любитель народной поэзии, в магистерской диссертации «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (1880) обратил внимание на образность и поэтичность слова. Этот момент учитывал он и в занятиях по семантике, этимологии, по языку фольклора, при рассмотрении связи языка с мышлением и психикой человека. Ценно то, что Потебня говорит об образности не только языковых единиц (элементов), но об огромных, безграничных возможностях образности, рождающейся в речи из сочетания таких элементов. «Элементарная поэтичность языка, т. е. поэтичность отдельных слов и словосочетаний, как бы это ни было ощутимо, ничтожно по сравнению со способностью языка создавать образы как из образных, так и из безобразных сочетаний слов» [Потебня 1958:1 —II: 9].
   Идеи А.А. Потебни об экспрессивной функции языка нашли отклик в трудах русских и ряда европейских учёных. Так,
   Шухард писал о том, что язык, порождённый необходимостью, достигает своей вершины в искусстве [Шухардт 1950].
   С учением о символическом мышлении Г. Штейнталя и А.А. Потебни и их последователей, видевших в образности слов прототипы художественных произведений, связывают «лингвистический эстетизм» немецкого филолога Карла Фосслера (1872–1949). Вслед за ними, а также за итальянским философом-интуитивистом Б. Кроче (Сгоссе, 1866–1952), Фосслер смотрит на язык как на продукт индивидуального творчества. Стремление к экспрессии и эстетике и сам акт творчества талантливых людей признается за стимул и отправной момент в развитии языка. Рядовые носители языка («масса»), принимая созданное писателями, лишь шаблонизируют его и распространяют в пространстве и времени. В аспекте этой концепции отодвигается на второй план общественно-коммуникативная функция языка. Её замещает экспрессивно-эстетическая. Вместо изучения всех форм существования языка внимание сосредоточивается на литературных произведениях, их стилистике, выявлении роли отдельных писателей в формировании общих и стилистических норм языка литературного.
   В России своеобразным продолжением идей Потебни и Бодуэна стало «Общество изучения теории поэтического языка» (ОПОЯЗ), существовавшее в 1916–1926 гг. в Петербурге и Москве. Правда, своими непосредственными теоретиками опоязовцы считали Л.П. Якубинского и Е.Д. Поливанова, их учение о поэтической речи. Суть учения: обычный язык автоматизируется, превращается в клише, в штамп, поэтический язык актуализирует, подчеркивает внимание к форме (из означающего она становится обозначаемым). Между тем связь идей ОПОЯЗА с концепцией «образности» текста (Потебня), с учением о сознательном и «бессознательном» в мышлении человека (Бодуэн де Куртенэ) и даже с учением о форме слова и формализмом Ф.Ф. Фортунатова несомненна.
   Гораздо большими успехами, чем у опоязовцев, отмечены труды В.В. Виноградова по истории литературного языка («Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX веков», 1938), по языку писателей («Язык Пушкина», «Стиль Пушкина»), по языку художественных произведений («О языке художественных литературы» (1959), «О теории художественной речи» (1971), по лингвостилистике – «Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика» (1963), «Проблема авторства и теория стилей» (1961).
   На теорию языковой образности А.А. Потебни, филологические толкования поэтических произведений А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, труды акад. В.В. Виноградова и проф. Б.А. Ларина о языке художественной литературы опирались составители программ и методических разработок по новому практикуму – лингвистическому (а по существу, филологическому) анализу художественного текста, введенному в вузовское преподавание в 1973 г.

4.7. Порождающая грамматика

   Порождающую грамматику считают частью генеративной лингвистики и одной из ветвей формального направления в науке о языке. Ее возникновение связано с работами американского лингвиста Н. Хомского, предложившего в 50—60-е гг. описание языка по формальным моделям. Сердцевиной этого направления являются различение компетенции – знания языка и употребления – использования его в речевой деятельности. Названную грамматику интересуют три компонента: синтаксический, семантический и фонологический. Главным является синтаксический, так как он содержит механизм порождения предложений. В предложении различают два уровня «синтаксического представления»: поверхностный и глубинный. Содержательную сторону описания синтаксиса составляет, во-первых, «исчисление всех глубинных и поверхностных структур», и, во-вторых, установление соответствий между ними. Глубинных меньше, чем поверхностных. Они принимаются за прототипы поверхностных структур (предложений). Внутри глубинных структур выделяют «именную группу» (будущая группа подлежащего) и «глагольную группу» (сказуемое).
   Анализ соответствий между глубинными и внешними структурами осуществляется с использованием большого количества символов, помогающих получить детально обозначенное и размеченное «дерево непосредственно составляющих». В процедуре анализа используется и так называемый «лексикон порождающей грамматики», представляющий собой семантический компонент. Глубинная структура обычно включает целую систему вставленных друг в друга предложений, т. е. она иерархически организована. «С формальной точки зрения благодаря трансформациям могут совершаться четыре типа операций над символами: добавление, опущение, перестановка и замена символов». Трансформации выявляют регулярные соответствия, например, между синонимическими предложениями (типа Хомский создал теорию порождающих грамматик и Хомским создана теория порождающих грамматик), а также между близкими по смыслу и структуре синтаксическими конструкциями. РаботыХомского «Синтаксические структуры», «Аспекты теории синтаксиса» и др. и его последователей, несмотря на определенные недостатки, а) привлекли внимание к описанию обычно «ненаблюдаемых» объектов синтаксиса, б) способствовали более четкому эксплицированию описываемых явлений и подготовки их для обработки с помощью ЭВМ. Указанные выше работы переведены на русский язык (1962, 1972). Доступное описание сути генеративной лингвистики с приведением «Схемы устройства трансформационной порождающей грамматики» дано в статье А.Е. Кибрика [АЭС: 98–99].
   О современном состоянии генеративной лингвистики, ее приложении к материалу русского и других языков, а также о ее связях с психолингвистикой, функциональной и когнитивной лингвистикой можно узнать из обзоров, сделанных российскими и американскими авторами «Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Сборник обзоров» (1997).

Дополнительная литература

   Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. 2-е изд., исправленное. – М., 1999. С. 142–226.
   Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по истории лингвистики. – М., 1975. С. 541–549.
   Арутюнова Н.Д., Климов Г.А., Кубрякова Е.С. Американский структурализм // Основные направления структурализма. – М., 1964.
   Березин Ф.М. История лингвистических учений. – М., 1975. С. 214–301.
   Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959;
   Хэррис 3. С. Метод в структуральной лингвистике // Звегинцев В.А. История языкознания XIX–XX вв. в очерках и извлечениях– Т. 2. 1965.
   Кодухов В.И. Общее языкознание. – М., 1974. С. 78–98.
   Кондратов И.А. История лингвистических учений. – М., 1979. С. 117–162.
   Лоя Я.В. История лингвистических учений. – М., 1968. С. 178–195.
   «Пражский лингвистический кружок». – М., 1967.
   Слюсарева Н.А. Теория Ф. де Соссюра в свете современной лингвистики. – М., 1975.
   Сумерки лингвистики. Из истории отечественного языкознания. Антология / Сост. В.Н Базылев и В.П. Нерознак / Под общей ред. д-ра филол. наук проф. В.П. Нерознака. – М.: Academia, 2001.
   Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Сб. обзоров / Под ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой и И.А. Секериной. Изд-во МГУ, 1997.
   Хрестоматия по истории языкознания XIX–XX веков / Сост. В.А. Звегинцев. – М., 1956. С. 408–443.
   Шпехт Ф. Индоевропейское языкознание от младограмматиков до первой мировой войны // Общее и индоевропейское языкознание. – М., 1956.

5. Современный период в истории языкознания. 70-е гг. XX в. – начало XXI в.

5.1. Особенности современного периода лингвистики

   Современный, пятый, период в истории языкознания, если отсчет вести от возникновения подлинно научной теории языка в XIX в., отличается рядом существенных черт.
   1. Он характеризуется сосуществованием многих направлений без явных признаков монополии одного из них, что однако не исключает доминирования нескольких теорий по сравнению со многими остальными. Ниже мы остановимся на основных направлениях лингвистики конца XX в. и начала XXI в. и лишь назовем менее распространенные.
   2. В качестве главного объекта изучения продолжает оставаться естественный язык (языки), который, как и в оба периода XIX в. и в два предыдущих периода XX в., исследуется комплексно – в четырех основных аспектах, подсказанных его сущностью (язык – система знаков, предназначенных для общения) и объективными условиями его жизни; он исследуется в пространстве, во времени, в структуре и в функции. Конечно, интенсивность исследований в названных аспектах была разной, не равны и полученные результаты. Их соотношение было динамичным и зависело от представлений о теоретической и практической важности каждого.
   3. Ощущалась определенная зависимость и от проблематики первой трети XX в., а также направлений и школ, сформировавшихся к 70-м гг. XX в. Можно констатировать, что и в описываемый период, несмотря на его своеобразие, особенно из-за множества сосуществующих, взаимно дополняющих, а иногда и явно контрастирующих теорий и концепций, во многом сохранялись от предыдущих периодов и аспекты, и предметные области, и методы их изучения. Ни одно из серьезных достижений начала и середины XX в. не было отброшено.
   4. Однако иной стала языковая ситуация в большинстве регионов и стран мира, другими, более прагматичными стали требования к лингвистической науке: от нее ждут большей объяснительной силы. Исследователи, «встав на плечи» своих многоопытных учителей, стали точнее, осмотрительнее и изощреннее. Эти и многие другие обстоятельства, к которым следует отнести и логику самой науки, обусловили наступление нового этапа не только в языкознании отдельных стран, но в лингвистике всего мира.
   5. Наиболее заметная черта лингвистики конца XX – начала XXI вв. – это параллельное и нередко одновременное изучение языка в нескольких направлениях и аспектах, как вполне традиционных, существовавших ранее (в одном или нескольких предшествующих периодах), но несколько модифицированных на новом витке восходящей спирали, так и совершенно новых, по крайней мере без прямых связей с направлениями рассмотренных выше периодов.
   Общее представление о тематическом разнообразии науки о языке данного периода можно составить по тематике Международной конференции «Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы», проведенной в феврале 1995 г. на базе Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. По количеству представленных докладов (заявлено 370 докладов, состоялось 290), разнообразию тематики секций и докладов, по географии участников (кроме российских докладчиков более чем из 50 городов, в конференции участвовали ученые 30 зарубежных стран – Германии, США, Великобритании и др.) эту конференцию можно считать вполне репрезентативной.
   Тематика пленарных докладов в принципе соотносилась с тематикой секций, которых было около 20, в том числе: 1. Лингвистическая историография; 2. Общие проблемы языкознания; 3. Лингвистика XXI века; 4. Фонетика и фонология; 5. Морфология; 6. Морфемика и словообразование; 7. Синтаксис; 8. Семантика; 9. Лексикология и лексикография; 10. Лингвистика текста и структура дискурса; 11. Когнитивная лингвистика; 12. Компаративистика и типология; 13. Психолингвистика; 14. Социолингвистика; 15. Этнолингвистика; 16. Малые языки; 17. Компьютерная лингвистика; 18. Лингводидактика.
   6. Современный этап характеризуется не только сосуществованием разных школ и направлений, но и наличием междисциплинарных направлений вроде указанных выше в названиях секций социолингвистики, психолингвистики, этнолингвистики, а также когнитивной лингвистики, не менее «сборной» социопсихолингвистики и ряда других лингвистик. Они представляют собой не механическое объединение (сложение) двух наук или их методов, а качественно новые направления – с выделением новых предметов исследования, выработкой нового понятийно-терминологического аппарата, получением новых научных результатов.
   7. Приметой современного периода можно считать и изучение языка с позиций разных наук, причем без игнорирования его самобытности как особого явления и без покушения на самостоятельность науки (наук) о нем – лингвистики в ее разных ипостасях.
   8. В конце XX в. наука о языке приобретает подлинно международный характер, что проявляется: а) в коллективной разработке больших научных тем, таких, как Лингвистический атлас Европы (ЛАЕ), Общеславянский лингвистический атлас (ОЛА), национальные диалектологические атласы типа «Диалектологического атласа русского языка» (ДАРЯ) и др.; б) в регулярном проведении масштабных международных конгрессов, съездов, а также проблемно-тематических симпозиумов; в) в создании компьютерных баз данных о языках отдельных территорий и всего мира; г) в оперативной передаче научной информации, в обмене ею на всех стадиях разработки проблемы (через использование компьютеров, факсов, оргтехники, новых типографских технологий, ускоряющих издание книг и передачу заключенной в них информации на значительные расстояния); д) в использовании интернета как мощнейшего фактора интернационализации науки, получения коллективных результатов и возможности их использования в прикладных целях; напомним, что уже теперь некоторые международные конференции проводятся по интернету.
   9. Отличительная черта науки нашего времени – множественность лингвистических центров: а) международных – они появились во всех цивилизованных странах и б) национальных (например, в России центры сложились почти во всех крупных городах Европейской и Азиатской части страны, причем некоторые из них – по качеству получаемой продукции и ее востребованности мировым сообществом работают на уровне международных центров). Так, наука о русском языке в его современном состоянии и истории (русистика) представлена не только академическими институтами Москвы, Петербурга, Новосибирска и кафедрами ведущих вузов России, но и ближнего (Белоруссия, Украина и др.) и дальнего зарубежья – славянских (Польши, Словакии, Чехии, Болгарии, Югославии и входивших в ее состав республик) и неславянских стран (Германии, Венгрии, Франции, Испании, Италии, многих англоязычных стран – США, Великобритании, Канады, Австралии, скандинавских стран – Дании, Норвегии, Швеции, Финляндии, в азиатском регионе – Китая, Индии, Вьетнама, Японии и др.).
   10. Особенно активно росли исследовательские региональные центры в России и других странах в связи с разработкой местных архивных материалов и изучением народных говоров, фольклора и этнографии регионов. Сбору полевого и архивного материала и его систематизации способствовала и получившая широкое распространение практика выпуска областных энциклопедий. Так, в «Пензенской энциклопедии» помещено около 50 статей лингвистического содержания.
   11. Привлечению внимания к вопросам лингвистики, филологии и культуры способствовало и проведение общественно-культурных мероприятий (типа «Дней славянской письменности»), а также собственно научных конференций, например: «Кирилл и Мефодий. Духовное наследие», Калининград, май 2001 г.
   12. При всеобщей активизации лингвистической работы изменилась и роль ее лидеров: они перестали быть кумирами и единоличными создателями больших направлений и школ, хотя роль авторитета в науке сохраняется. Так, в России заметно благотворное воздействие трудов акад. Ю.С. Степанова, Б.А. Серебренникова, Вяч. Вс. Иванова, О.Н. Трубачева, Н.И. Толстого, чл. – корр. РАН В.М. Солнцева, Ф.П. Филина, проф. А.Ф. Лосева, М.В. Панова, А.В. Бондарко и ряда др.
   13. Усложнились методы исследования, к традиционным добавились новые: индуктивно-дедуктивные, многооперационные, инструментальные, особенно в связи с инженеризацией некоторых отраслей лингвистики и смежных с нею наук, и т. п.
   14. На наших глазах происходит филиация ранее единых наук и направлений (славистика выделяет в качестве самостоятельных отраслей палеославистику, дешифровку письменностей и др.; интерлингвистика, помимо занятий вспомогательными языками (типа эсперанто, новиаль), начинает интересоваться вопросами языкового планирования, воздействия человека на язык, международной стандартизацией терминологии [Кузнецов 1984]). Растет число предметных областей, ощущающих себя самостоятельными направлениями и нередко претендующих на статус особых лингвистик: онтолингвистика, тендерная лингвистика, квантитативная лингвистика, юрислингвистика, лингвистика цветообозначений, а также речевая коммуникация, межкультурная коммуникация, лингвокультурология, вариантология, герменевтика.
   Определенную дифференциацию в науку о языке вносят научные школы. Например, как о развивающейся и в наше время говорят о Московской лингвистической школе (МАШ), создателем которой был акад. Ф.Ф. Фортунатов (ниже будет сказано о нескольких поколениях этой школы, придерживающихся единых научных принципов); есть основания говорить о Петербургской, а также, хотя и с меньшими основаниями, о Казанской лингвистических школах. Одной из крупнейших в отечественном и мировом языкознании является Виноградовская школа (о В.В. Виноградове и его школе см. [ЭРЯ: 69–71]), возникшая в 40—50-е гг. XX в. и активно функционирующая в настоящее время, причем во всех разделах и подразделах языкознания – в области историко-лингвистических дисциплин, стилистики в ее нормативной (культура речи и др.) и историко-функциональной разновидностях (функциональные и авторские стили), в области дисциплин, дающих системное описание литературного языка (фонетики, лексики, фразеологии и др.), языка художественной литературы и языка писателей, в истории филологических учений. Идеи творчески разрабатывали его ближайшие коллеги по Институту русского языка (ныне носящего его имя), а также расширяют и углубляют ныне здравствующие ведущие ученые России и Европы (В.Г. Костомаров, Е.М. Верещагин, А.В. Бондарко, Е.А. Земская, Н.Ю. Шведова, Н.М. Шанский, Л.П. Крысин, В.В. Лопатин, И.С. Улуханов, Г.А. Золотова и др.). Кроме общелингвистических школ (типа Московской, Пражской, Виноградовской) имеются школы в пределах разработки отдельных проблем (напр., Московская и Ленинградская (Петербургская) фонологические школы), а также концептуальные школы (японская школа «языкового существования»), 15. Интенсификации научных исследований способствуют правительственные фонды поддержки авторских и издательских проектов (например, Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ), Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ), совместные фонды Министерства образования Российской Федерации и РГНФ), конкурсы альтернативных учебников, авторских программ, интегрированных курсов; получают развитие и неправительственные фонды.