Страница:
В 1992 г. в издательстве Воронежского госуниверситета в свет вышла монография А.Т. Хроленко «Семантика фольклорного слова». В этом же году в Петрозаводске опубликована статья А.Т. Хроленко «На подступах к словарю языка русского фольклора», с которой начинается теоретическое осмысление и практическая реализация идеи фольклорной лексикографии. В 1993 г. основывается первый российский научный фонд – РФФИ, победителем конкурса которого становится проект курских исследователей «Лексикография русского фольклора». В течение сравнительно непродолжительного времени вручную были расписаны три тома «Онежских былин» А.Ф. Гильфердинга. Свыше двух третей работы – усилия М.А. Бобуновой, которая и стала ведущим фольклорным лексикографом.
Сотрудничество кафедры с РФФИ, РГНФ, Минобразования РФ оказалось на редкость результативным. С 1993 г. по настоящее время реализовано девять проектов, поддержанных всеми отечественными научными фондами, включая программу «Университеты России». 1993–1995 гг. РФФИ, с 1994 – РГНФ: «Лексикография русского фольклора»; 1996–1998 гг. РГНФ: «Словарь языка русского фольклора»; 2000–2002 гг. РФФИ: «Лингвофольклористические методы выявления этнической ментальности»; 2001–2002 гг. Минобразования РФ: «Разработка комплекса методик лингвокультурологического анализа»; 2001–2003 гг. РФФИ: «Методы выявления территориальной дифференцированности языка русского фольклора»; 2003–2004 гг. Минобразования РФ: «Основы сопоставительной лингвофольклористики»; 2004–2005 гг. Федеральная программа «Университеты России»: «Кросскультурная лингвофольклористика»; 2004–2005 гг. Федеральная программа «Университеты России»: «Технология кросскультурных исследований»; 20062008 гг. РГНФ: «Кросскультурная лингвофольклористика».
Вопросы кросскультурной лингвофольклористики начали разрабатываться с 1995 г. Начало было положено кандидатской диссертацией О.А. Петренко «Народно-поэтическая лексика в этническом аспекте (на материале русского и английского фольклора)», защищённой в 1996 г. В активе курских лингвофольклористов работы Е.В. Гулянкова «Этническое своеобразие русской народно-песенной лексики (в сопоставлении с лексикой французских народных песен)»; С.С. Воронцовой «Концептосфера «Религиозная культура» в русском, английском и немецком фольклоре (кросскультурный анализ)»; К.Г. Завалишиной «Концептосфера «Человек телесный» в языке русского, немецкого и английского фольклора»; Ю.Г. Завалишиной «Зоонимы и фитонимы в русской и английской паремиологии в аспекте этнического менталитета».
С 1994 г. на кафедре стали систематически выходить сборники научных трудов. Первыми были «Фольклорная лексикография» и «Лингвофольклористика». В настоящее время ежегодно выходят очередные выпуски «Лингвофольклористики», «Курского слова» и «INCIPIO» (для студентов и аспирантов). Сборники лингвофольклористических трудов получили известность и стали популярными. Во введении к последнему выпуску академического указателя «Русский фольклор» отмечалось: «В 1991–1995 гг. сформировала свою издательскую базу курская школа лингвофольклористики, уже давно ставшая заметным явлением в отечественной науке. Курскими лингвофольклористами под руководством А.Т. Хроленко были подготовлены несколько сборников, посвящённых изучению языка разных жанров устной народной поэзии: «Исследования по лингвофольклористике», «Фольклорное слово в лексикографическом аспекте», четыре выпуска «Фольклорной лексикографии». Эти издания, ставящие вопрос о создании словаря языка русского фольклора, сразу же привлекли к себе внимание учёных» [Русский фольклор 2001: 12]. «Широким планом, во многом благодаря курской школе, развернулось исследование языка былин» [Там же. С. 19].
В 1990-е годы устанавливаются устойчивые контакты с зарубежными учёными. Это Джеймс Бейли из США – известный американский славист, исследующий русскую фольклорную метрику и переводчик русских былин на английский язык. С ним налажен обмен публикациями, взаимное консультирование по вопросам языка фольклора. Дж. Бейли публикует в бюллетене SEEFANews статьи курян. Глава польской школы этнолингвистики Ежи Бартминский высоко ценит научную продукцию курских коллег, публикует в журнале «Etnolingwistyka» статьи А.Т. Хроленко и приглашает курянина войти в состав Этнолингвистической комиссии при Международном Комитете Славистов от России. В последнем – 19-м – выпуске журнала «Etnolingwistyka» опубликована статья А.Т. Хроленко «Этнолингвистические исследования на Кубани: лаборатория провинциальная – проблемы фундаментальные», в которой представлена история и научные достижения лаборатории этнолингвистических и этнопедагогических исследований при Славянском-на-Кубани государственном педагогическом институте, в создании и функционировании которой куряне принимают самое непосредственное участие.
Первые годы XXI столетия стали временем перехода курских лингвофольклористов на качественно новый уровень. Защитили докторские диссертации М.А. Бобунова («Фольклорная лексикография: становление, теоретические основания, практические результаты и перспективы») и И.С. Климас («Фольклорная лексикология: своеобразие объекта, состав единиц, специфика лексикологических категорий»). Завершает работу над докторским исследованием С.П. Праведников. Опубликованы фундаментальные монографии М.А. Бобуновой и И.С. Климас. Доклады курян на Первом Всероссийском конгрессе фольклористов (Москва, февраль 2005 г.) были высоко оценены. В 2005 г. в американском журнале «Palaeoslavica» вышла большая итоговая коллективная статья М.А. Бобуновой, И.С. Климас, С.П. Праведникова, А.Т. Хроленко «Эвристический потенциал лингвофольклористики», а в 2008 г. – статьи А.Т. Хроленко и М.А. Бобуновой.
Особое внимание уделяется разработке методологии лингвофольклористических и лингвокультурологических исследований. Предложены и внедряются эффективные методики. Активно используются современные информационные технологии. В руках курян уникальная компьютерная программа NewSlov в трёх версиях. Опыт курян представлен в практическом руководстве А.Т. Хроленко и А.В. Денисова «Современные информационные технологии для гуманитария» (М.: Флинта: Наука, 2007). Разрабатывается русско-английский контрастивный словарь фольклорных текстов. Аналогичный словарь на русском материале «Тютчев и Фет: Опыт контрастивного словаря» (Курск, 2005) уже вошёл в научный обиход и получил положительную оценку.
В настоящее время курские лингвофольклористы сосредоточили свои усилия на четырёх направлениях – фольклорная лексикология, фольклорная лексикография, фольклорная диалектология и кросскультурная лингвофольклористика – и надеются на успех.
Итак, к концу XX столетия становление лингвофольклористики в России в основном завершилось, определились её цели, проблемы и перспективы. На передний план выдвинулась теория фольклорного слова, поскольку «поэзия пишется не идеями, а словами» (С. Малларме).
Интерес к народно-поэтическому слову не убывает. Красноречиво свидетельство библиографического академического указателя «Русский фольклор». Вот как количественно выглядит раздел «Лингвистическое изучение фольклора»: 1917–1944 (27 лет) – 16 публикаций: небольшие статьи и заметки; 1945–1959 (14 лет) – 33 наименования: диссертации и статьи; 1960–1965 (5 лет) – 46 работ: монографии; 1991–1995 (5 лет) – 143 работы: монографии.
Изучение семантики народно-поэтического слова, разработка основ фольклорной лексикографии, реализация проекта словаря языка русского фольклора, сопоставительный анализ языка фольклора разных народов обнаружили огромный лингвокультуроведческий потенциал лингвофольклористики. Оказалось, что в рамках лингвофольклористических исследований возможны оригинальные подходы к решению таких фундаментальных вопросов, как этническая ментальность и культурная архетипика. Выясняется, что лингвофольклористика в состоянии предложить систему эффективных лингвокультуроведческих методик, пригодных не только для продуктивного анализа фольклорных текстов, но и для исследования нефольклорного дискурса.
Место лингвофольклористики в структуре гуманитарного и филологического знания
Дисциплинарный статус современной лингвофольклористики
Рекомендуемая литература
Семантика фольклорного слова
Лаконизм народно-поэтического слова
Сотрудничество кафедры с РФФИ, РГНФ, Минобразования РФ оказалось на редкость результативным. С 1993 г. по настоящее время реализовано девять проектов, поддержанных всеми отечественными научными фондами, включая программу «Университеты России». 1993–1995 гг. РФФИ, с 1994 – РГНФ: «Лексикография русского фольклора»; 1996–1998 гг. РГНФ: «Словарь языка русского фольклора»; 2000–2002 гг. РФФИ: «Лингвофольклористические методы выявления этнической ментальности»; 2001–2002 гг. Минобразования РФ: «Разработка комплекса методик лингвокультурологического анализа»; 2001–2003 гг. РФФИ: «Методы выявления территориальной дифференцированности языка русского фольклора»; 2003–2004 гг. Минобразования РФ: «Основы сопоставительной лингвофольклористики»; 2004–2005 гг. Федеральная программа «Университеты России»: «Кросскультурная лингвофольклористика»; 2004–2005 гг. Федеральная программа «Университеты России»: «Технология кросскультурных исследований»; 20062008 гг. РГНФ: «Кросскультурная лингвофольклористика».
Вопросы кросскультурной лингвофольклористики начали разрабатываться с 1995 г. Начало было положено кандидатской диссертацией О.А. Петренко «Народно-поэтическая лексика в этническом аспекте (на материале русского и английского фольклора)», защищённой в 1996 г. В активе курских лингвофольклористов работы Е.В. Гулянкова «Этническое своеобразие русской народно-песенной лексики (в сопоставлении с лексикой французских народных песен)»; С.С. Воронцовой «Концептосфера «Религиозная культура» в русском, английском и немецком фольклоре (кросскультурный анализ)»; К.Г. Завалишиной «Концептосфера «Человек телесный» в языке русского, немецкого и английского фольклора»; Ю.Г. Завалишиной «Зоонимы и фитонимы в русской и английской паремиологии в аспекте этнического менталитета».
С 1994 г. на кафедре стали систематически выходить сборники научных трудов. Первыми были «Фольклорная лексикография» и «Лингвофольклористика». В настоящее время ежегодно выходят очередные выпуски «Лингвофольклористики», «Курского слова» и «INCIPIO» (для студентов и аспирантов). Сборники лингвофольклористических трудов получили известность и стали популярными. Во введении к последнему выпуску академического указателя «Русский фольклор» отмечалось: «В 1991–1995 гг. сформировала свою издательскую базу курская школа лингвофольклористики, уже давно ставшая заметным явлением в отечественной науке. Курскими лингвофольклористами под руководством А.Т. Хроленко были подготовлены несколько сборников, посвящённых изучению языка разных жанров устной народной поэзии: «Исследования по лингвофольклористике», «Фольклорное слово в лексикографическом аспекте», четыре выпуска «Фольклорной лексикографии». Эти издания, ставящие вопрос о создании словаря языка русского фольклора, сразу же привлекли к себе внимание учёных» [Русский фольклор 2001: 12]. «Широким планом, во многом благодаря курской школе, развернулось исследование языка былин» [Там же. С. 19].
В 1990-е годы устанавливаются устойчивые контакты с зарубежными учёными. Это Джеймс Бейли из США – известный американский славист, исследующий русскую фольклорную метрику и переводчик русских былин на английский язык. С ним налажен обмен публикациями, взаимное консультирование по вопросам языка фольклора. Дж. Бейли публикует в бюллетене SEEFANews статьи курян. Глава польской школы этнолингвистики Ежи Бартминский высоко ценит научную продукцию курских коллег, публикует в журнале «Etnolingwistyka» статьи А.Т. Хроленко и приглашает курянина войти в состав Этнолингвистической комиссии при Международном Комитете Славистов от России. В последнем – 19-м – выпуске журнала «Etnolingwistyka» опубликована статья А.Т. Хроленко «Этнолингвистические исследования на Кубани: лаборатория провинциальная – проблемы фундаментальные», в которой представлена история и научные достижения лаборатории этнолингвистических и этнопедагогических исследований при Славянском-на-Кубани государственном педагогическом институте, в создании и функционировании которой куряне принимают самое непосредственное участие.
Первые годы XXI столетия стали временем перехода курских лингвофольклористов на качественно новый уровень. Защитили докторские диссертации М.А. Бобунова («Фольклорная лексикография: становление, теоретические основания, практические результаты и перспективы») и И.С. Климас («Фольклорная лексикология: своеобразие объекта, состав единиц, специфика лексикологических категорий»). Завершает работу над докторским исследованием С.П. Праведников. Опубликованы фундаментальные монографии М.А. Бобуновой и И.С. Климас. Доклады курян на Первом Всероссийском конгрессе фольклористов (Москва, февраль 2005 г.) были высоко оценены. В 2005 г. в американском журнале «Palaeoslavica» вышла большая итоговая коллективная статья М.А. Бобуновой, И.С. Климас, С.П. Праведникова, А.Т. Хроленко «Эвристический потенциал лингвофольклористики», а в 2008 г. – статьи А.Т. Хроленко и М.А. Бобуновой.
Особое внимание уделяется разработке методологии лингвофольклористических и лингвокультурологических исследований. Предложены и внедряются эффективные методики. Активно используются современные информационные технологии. В руках курян уникальная компьютерная программа NewSlov в трёх версиях. Опыт курян представлен в практическом руководстве А.Т. Хроленко и А.В. Денисова «Современные информационные технологии для гуманитария» (М.: Флинта: Наука, 2007). Разрабатывается русско-английский контрастивный словарь фольклорных текстов. Аналогичный словарь на русском материале «Тютчев и Фет: Опыт контрастивного словаря» (Курск, 2005) уже вошёл в научный обиход и получил положительную оценку.
В настоящее время курские лингвофольклористы сосредоточили свои усилия на четырёх направлениях – фольклорная лексикология, фольклорная лексикография, фольклорная диалектология и кросскультурная лингвофольклористика – и надеются на успех.
Итак, к концу XX столетия становление лингвофольклористики в России в основном завершилось, определились её цели, проблемы и перспективы. На передний план выдвинулась теория фольклорного слова, поскольку «поэзия пишется не идеями, а словами» (С. Малларме).
Интерес к народно-поэтическому слову не убывает. Красноречиво свидетельство библиографического академического указателя «Русский фольклор». Вот как количественно выглядит раздел «Лингвистическое изучение фольклора»: 1917–1944 (27 лет) – 16 публикаций: небольшие статьи и заметки; 1945–1959 (14 лет) – 33 наименования: диссертации и статьи; 1960–1965 (5 лет) – 46 работ: монографии; 1991–1995 (5 лет) – 143 работы: монографии.
Изучение семантики народно-поэтического слова, разработка основ фольклорной лексикографии, реализация проекта словаря языка русского фольклора, сопоставительный анализ языка фольклора разных народов обнаружили огромный лингвокультуроведческий потенциал лингвофольклористики. Оказалось, что в рамках лингвофольклористических исследований возможны оригинальные подходы к решению таких фундаментальных вопросов, как этническая ментальность и культурная архетипика. Выясняется, что лингвофольклористика в состоянии предложить систему эффективных лингвокультуроведческих методик, пригодных не только для продуктивного анализа фольклорных текстов, но и для исследования нефольклорного дискурса.
Место лингвофольклористики в структуре гуманитарного и филологического знания
Нет сомнений в том, что новое направление науки полностью лежит в области филологии. Напомним таксономию общественных наук, классификация которых до сих пор дискуссионна. Науки, изучающие человека и общество, принято называть общественными. В свою очередь общественные науки делятся на социально-экономические и гуманитарные. Объектом социально-экономических наук является реальная действительность, объектом гуманитарных наук – действительность отражённая, т. е. та, которая прошла через сознание человека и предстала в форме устного или письменного текста. Основа и объект гуманитарного знания – текст. Внутри гуманитарных наук дифференциация осуществляется по критерию – отношение к тексту. И история, и филология основываются на текстах, но их подход к текстам разный. Историк в тексте, представляющем отражённую действительность, ищет свидетельства о действительности реальной. Текст выступает средством и оценивается единственно по степени достоверности, адекватности сообщения реальным событиям. Для историка текст – документ. Текст как бы преодолевается. Он не более чем окно, через которое исследователь пытается увидеть то, что было на самом деле.
Для филолога текст не окно, через которое он пытается увидеть что-то иное. Для него текст не только объект, но и предмет исследования. Текст ценен сам по себе. Текст для филолога не документ, а монумент, достойный всестороннего изучения.
Филология возможна и целесообразна только потому, что исследуемый ею текст неоднослоен. Вопрос о «слоях» текста весьма сложен, однако совершенно очевидно, что они есть. Вопрос только в структуре «слоёв». На примере живописного полотна об этом размышлял испанский философ и культуролог Х. Ортега-и-Гассет: «.Первое, с чем мы сталкиваемся, – это мазки на холсте, складывающиеся в картину внешнего мира; этот первый план картины ещё не творчество, это копирование. Но за ним брезжит внутренняя жизнь картины: над цветовой поверхностью как бы зыблется целый мир идеальных смыслов, пропитывающих каждый отдельный мазок; эта скрытая энергия картины не привносится извне, она зарождается в картине, только в ней живёт; она и есть картина» [Ортега-и-Гассет 1991: 61]. Д.С. Лихачёв полагал, что над текстом витает некий метасмысл, который и превращает текст из простой знаковой системы в систему художественную [Лихачёв 1979: 37].
На предположении о неоднослойности текста строится дискурсный анализ. В работах М. Фуко «дискурсия» понимается как сложная совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о том объекте, который они подразумевают. М. Фуко стремится извлечь из дискурса те значения, которые подразумеваются, но остаются невысказанными, невыраженными, притаившимися за тем, что уже сказано. Суть дискурсного анализа – «отыскать безгласные, шепчущие, неиссякаемые слова, которые оживляются доносящимся до наших ушей внутренним голосом. Необходимо восстановить текст, тонкий и невидимый, который проскальзывает в зазоры между строчками и порой раздвигает их. <…> Его главный вопрос неминуемо сводится к одному: что говорится в том, что сказано?» [Фуко 1996: 29].
В области филологии традиционно выделяются языкознание (лингвистика), литературоведение и фольклористика.
Критерием разграничения служит форма отражённой действительности – отражение непосредственное и отражение опосредованное. Так, предмет литературоведения – художественная действительность («художественная реальность», «поэтическая реальность», «художественный мир»). Эту действительность можно назвать и креативной, поскольку она не отражена, а возникла в голове индивида, правда, на основе действительности отражённой. Д.С. Лихачёв в статье «Внутренний мир художественного произведения» писал, что каждое художественное произведение отражает действительность в своих творческих ракурсах, что внутренний мир художественного произведения имеет свои собственные взаимосвязанные закономерности, собственные измерения и собственный смысл, как система. «Литература «переигрывает» действительность. Это «переигрывание» происходит в связи с теми «стилеобразующими» тенденциями, которые характеризуют творчество того или иного автора, того или иного литературного направления или «стиля эпохи». Эти стилеобра-зующие тенденции делают мир художественного произведения в некотором отношении разнообразнее и богаче, чем мир действительности, несмотря на всю его условную сокращённость» [Лихачёв 1968: 79].
Нет нужды доказывать, что фольклористика возможна только при наличии устных народно-поэтических текстов. «Абсолютной реальностью вербального фольклора является текст. Все нити творческого процесса сводятся к нему и все реалии его (непосредственные носители фольклорной культуры, среда, искусство исполнения и его особенности, формы функционирования текстов) так или иначе сосредоточены вокруг текста, обращены к нему, им в конечном счёте определяются» [Путилов 2003: 166].
Лингвофольклористика – это филологическая наука, ориентированная на фольклорные тексты. «Вербальный текст – это завершённая в содержательном и структурном плане самостоятельная единица, организуемая по законам и правилам той микросистемы, к которой она принадлежит, и обращающаяся в культурной сфере по законам как той же микросистемы, так и целостной фольклорной макросистемы. Отсюда сложнейший пучок взаимозависимостей текста с другими текстами, со всей микросистемой и её составляющими, с общефольклорной макросистемой и, наконец, с невербальными текстами и системами» [Путилов 2003: 166]. В фольклорных текстах предоставлено опосредованное отражение реального мира. Это то, что известный фольклорист П. Скафтымов назвал «творческим искажением жизни». Опосредованное отражение мира носители фольклора характеризуют формулой «Сказка – ложь, но в ней намёк, добрым молодцам урок». Для П. Пикассо искусство (опосредованное отражение мира) – ложь, которая помогает понять правду жизни.
Для филолога текст не окно, через которое он пытается увидеть что-то иное. Для него текст не только объект, но и предмет исследования. Текст ценен сам по себе. Текст для филолога не документ, а монумент, достойный всестороннего изучения.
Филология возможна и целесообразна только потому, что исследуемый ею текст неоднослоен. Вопрос о «слоях» текста весьма сложен, однако совершенно очевидно, что они есть. Вопрос только в структуре «слоёв». На примере живописного полотна об этом размышлял испанский философ и культуролог Х. Ортега-и-Гассет: «.Первое, с чем мы сталкиваемся, – это мазки на холсте, складывающиеся в картину внешнего мира; этот первый план картины ещё не творчество, это копирование. Но за ним брезжит внутренняя жизнь картины: над цветовой поверхностью как бы зыблется целый мир идеальных смыслов, пропитывающих каждый отдельный мазок; эта скрытая энергия картины не привносится извне, она зарождается в картине, только в ней живёт; она и есть картина» [Ортега-и-Гассет 1991: 61]. Д.С. Лихачёв полагал, что над текстом витает некий метасмысл, который и превращает текст из простой знаковой системы в систему художественную [Лихачёв 1979: 37].
На предположении о неоднослойности текста строится дискурсный анализ. В работах М. Фуко «дискурсия» понимается как сложная совокупность языковых практик, участвующих в формировании представлений о том объекте, который они подразумевают. М. Фуко стремится извлечь из дискурса те значения, которые подразумеваются, но остаются невысказанными, невыраженными, притаившимися за тем, что уже сказано. Суть дискурсного анализа – «отыскать безгласные, шепчущие, неиссякаемые слова, которые оживляются доносящимся до наших ушей внутренним голосом. Необходимо восстановить текст, тонкий и невидимый, который проскальзывает в зазоры между строчками и порой раздвигает их. <…> Его главный вопрос неминуемо сводится к одному: что говорится в том, что сказано?» [Фуко 1996: 29].
В области филологии традиционно выделяются языкознание (лингвистика), литературоведение и фольклористика.
Критерием разграничения служит форма отражённой действительности – отражение непосредственное и отражение опосредованное. Так, предмет литературоведения – художественная действительность («художественная реальность», «поэтическая реальность», «художественный мир»). Эту действительность можно назвать и креативной, поскольку она не отражена, а возникла в голове индивида, правда, на основе действительности отражённой. Д.С. Лихачёв в статье «Внутренний мир художественного произведения» писал, что каждое художественное произведение отражает действительность в своих творческих ракурсах, что внутренний мир художественного произведения имеет свои собственные взаимосвязанные закономерности, собственные измерения и собственный смысл, как система. «Литература «переигрывает» действительность. Это «переигрывание» происходит в связи с теми «стилеобразующими» тенденциями, которые характеризуют творчество того или иного автора, того или иного литературного направления или «стиля эпохи». Эти стилеобра-зующие тенденции делают мир художественного произведения в некотором отношении разнообразнее и богаче, чем мир действительности, несмотря на всю его условную сокращённость» [Лихачёв 1968: 79].
Нет нужды доказывать, что фольклористика возможна только при наличии устных народно-поэтических текстов. «Абсолютной реальностью вербального фольклора является текст. Все нити творческого процесса сводятся к нему и все реалии его (непосредственные носители фольклорной культуры, среда, искусство исполнения и его особенности, формы функционирования текстов) так или иначе сосредоточены вокруг текста, обращены к нему, им в конечном счёте определяются» [Путилов 2003: 166].
Лингвофольклористика – это филологическая наука, ориентированная на фольклорные тексты. «Вербальный текст – это завершённая в содержательном и структурном плане самостоятельная единица, организуемая по законам и правилам той микросистемы, к которой она принадлежит, и обращающаяся в культурной сфере по законам как той же микросистемы, так и целостной фольклорной макросистемы. Отсюда сложнейший пучок взаимозависимостей текста с другими текстами, со всей микросистемой и её составляющими, с общефольклорной макросистемой и, наконец, с невербальными текстами и системами» [Путилов 2003: 166]. В фольклорных текстах предоставлено опосредованное отражение реального мира. Это то, что известный фольклорист П. Скафтымов назвал «творческим искажением жизни». Опосредованное отражение мира носители фольклора характеризуют формулой «Сказка – ложь, но в ней намёк, добрым молодцам урок». Для П. Пикассо искусство (опосредованное отражение мира) – ложь, которая помогает понять правду жизни.
Дисциплинарный статус современной лингвофольклористики
Известны три уровня организации науки – исследовательская область, специальность, научная дисциплина. Изучение фольклорного слова организовано на всех трёх уровнях. Первый уровень достигнут в XIX в. в собирательской практике П.В. Киреевского, П.Н. Рыбникова, А.Ф. Гильфердинга, П. Шейна, А.И. Соболевского и др., а также в трудах Ф.И. Буслаева и А.А. Потебни. Второй уровень взят в XX в. А.П. Евгеньевой, П.Г. Богатырёвым, И.А. Оссовецким, Е.Б. Артёменко, филологами, для которых изучение народно-поэтического слова стало делом жизни. Третий уровень стал достижимым в конце XX – начале XXI в., когда в вузах появились научно-исследовательские лаборатории типа «Фольклорная лексикография», а в учебных планах вузов под разными названиями начали оформляться спецкурсы лингвофольклористического направления.
Под научной дисциплиной понимается определённая форма систематизации научного знания. Научная дисциплина является результатом институциализации знания, осознания общих норм и идеалов научного исследования и предполагает формирование научного сообщества, появление специфического типа научной литературы (обзоров и учебников), а также функционально автономных организаций, ответственных за образование и подготовку кадров [Огурцов 1985: 244].
Институциализация знаний реализуется в специфических формах расчленения предмета исследования, в принимаемых теоретических принципах, в дисциплинарных критериях оценки теоретических положений, в постановке новых вопросов, в совокупности используемых методов, в степени методической специализации, в разработке вспомогательных аналитических и технических методик.
Научные дисциплины, по мнению ряда историков и философов науки, обладают социальными признаками – наличием научных школ, конфликтующих исследовательских групп, привлечением последователей, техническим обеспечением, отношением к другим дисциплинам.
Благодаря дисциплинарной организации науки достигнутые результаты социализируются, превращаются в научные и культурные образцы, в соответствии с которыми в системе образования излагается и передаётся знание, строятся учебники.
«Дисциплинарная организация знания выполняет различные функции – трансляции достигнутого знания в культуру, социализацию новых поколений, передачи идеалов и норм, признанных научным сообществом. Для исследователей переднего края науки дисциплинарный уровень является способом идентификации каждого из учёных с научным сообществом, формой отождествления себя и своих профессиональных занятий с социально признанной областью истинного знания» [Огурцов 1985: 245].
Сообразуясь с вышесказанным, лингвофольклористику уже можно считать научной (и учебной!) дисциплиной, у которой сложились тесные связи с другими науками и дисциплинами, среди которых заметное место занимают этнолингвистика и лингвокультурология, а также складывающаяся в наши дни философия повседневности.
Лингвофольклористика, составляя органичную часть этнолингвистики, не подменяет последнюю, поскольку фольклор и его язык лишь частично интересуют этнолингвистов. В этнолингвистическом словаре «Славянские древности» (под ред. Н.И. Толстого) специально оговаривается: «Фольклорные источники привлекаются лишь в той мере, в какой это необходимо для характеристики обрядового и мифологического круга фактов, т. е. в первую очередь обрядовый фольклор, неразрывно связанный с самими обрядами и нередко концентрирующим в себе семантику обряда, затем былички, предания, заговоры и другие жанры, наиболее непосредственно отражающие народное мировоззрение и древнейшие мифологические представления, и наконец, так называемые малые жанры фольклора, т. е. загадки, пословицы, приговоры, заклинания, словесные формулы и клише, которые благодаря своей устойчивости часто сохраняют черты чрезвычайной культурной архаики» [Славянские древности 1995: 13].
Мы полагаем, что лингвофольклористика по отношению к лингвокультурологии является «первичной» дисциплиной. «Первичными» не по времени формирования, а по степени эмпиричности своего материала, на наш взгляд, могут считаться те дисциплины, которые исследуют взаимодействие одной из форм общенародного языка с той или иной формой материальной, духовной и художественной культуры. Лингвофольклористика, например, исследует взаимосвязь явлений языка фольклора русского этноса с духовной и/или художественной культурой этого же этноса.
Фольклорные тексты ставят перед исследователем множество вопросов, каждый из которых может стать отдельным направлением научного поиска. Достаточно назвать такие проблемы, как семантика фольклорного слова; морфемика фольклорного слова; фольклорная лексикография; фольклорная диалектология; идиолект в фольклорном тексте; кросскультурная лингвофольклористика и др. Эти проблемы мы и предполагаем обсудить в настоящей книге.
Под научной дисциплиной понимается определённая форма систематизации научного знания. Научная дисциплина является результатом институциализации знания, осознания общих норм и идеалов научного исследования и предполагает формирование научного сообщества, появление специфического типа научной литературы (обзоров и учебников), а также функционально автономных организаций, ответственных за образование и подготовку кадров [Огурцов 1985: 244].
Институциализация знаний реализуется в специфических формах расчленения предмета исследования, в принимаемых теоретических принципах, в дисциплинарных критериях оценки теоретических положений, в постановке новых вопросов, в совокупности используемых методов, в степени методической специализации, в разработке вспомогательных аналитических и технических методик.
Научные дисциплины, по мнению ряда историков и философов науки, обладают социальными признаками – наличием научных школ, конфликтующих исследовательских групп, привлечением последователей, техническим обеспечением, отношением к другим дисциплинам.
Благодаря дисциплинарной организации науки достигнутые результаты социализируются, превращаются в научные и культурные образцы, в соответствии с которыми в системе образования излагается и передаётся знание, строятся учебники.
«Дисциплинарная организация знания выполняет различные функции – трансляции достигнутого знания в культуру, социализацию новых поколений, передачи идеалов и норм, признанных научным сообществом. Для исследователей переднего края науки дисциплинарный уровень является способом идентификации каждого из учёных с научным сообществом, формой отождествления себя и своих профессиональных занятий с социально признанной областью истинного знания» [Огурцов 1985: 245].
Сообразуясь с вышесказанным, лингвофольклористику уже можно считать научной (и учебной!) дисциплиной, у которой сложились тесные связи с другими науками и дисциплинами, среди которых заметное место занимают этнолингвистика и лингвокультурология, а также складывающаяся в наши дни философия повседневности.
Лингвофольклористика, составляя органичную часть этнолингвистики, не подменяет последнюю, поскольку фольклор и его язык лишь частично интересуют этнолингвистов. В этнолингвистическом словаре «Славянские древности» (под ред. Н.И. Толстого) специально оговаривается: «Фольклорные источники привлекаются лишь в той мере, в какой это необходимо для характеристики обрядового и мифологического круга фактов, т. е. в первую очередь обрядовый фольклор, неразрывно связанный с самими обрядами и нередко концентрирующим в себе семантику обряда, затем былички, предания, заговоры и другие жанры, наиболее непосредственно отражающие народное мировоззрение и древнейшие мифологические представления, и наконец, так называемые малые жанры фольклора, т. е. загадки, пословицы, приговоры, заклинания, словесные формулы и клише, которые благодаря своей устойчивости часто сохраняют черты чрезвычайной культурной архаики» [Славянские древности 1995: 13].
Мы полагаем, что лингвофольклористика по отношению к лингвокультурологии является «первичной» дисциплиной. «Первичными» не по времени формирования, а по степени эмпиричности своего материала, на наш взгляд, могут считаться те дисциплины, которые исследуют взаимодействие одной из форм общенародного языка с той или иной формой материальной, духовной и художественной культуры. Лингвофольклористика, например, исследует взаимосвязь явлений языка фольклора русского этноса с духовной и/или художественной культурой этого же этноса.
Фольклорные тексты ставят перед исследователем множество вопросов, каждый из которых может стать отдельным направлением научного поиска. Достаточно назвать такие проблемы, как семантика фольклорного слова; морфемика фольклорного слова; фольклорная лексикография; фольклорная диалектология; идиолект в фольклорном тексте; кросскультурная лингвофольклористика и др. Эти проблемы мы и предполагаем обсудить в настоящей книге.
Рекомендуемая литература
Лингвофольклористика на рубеже XX–XXI вв.: итоги и перспективы: Сборник докладов на Международном научном семинаре (10–12 сентября 2007 г.). Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2007.
Хроленко А.Т. Лингвофольклористика. Листая годы и страницы. Курск: Изд-во КГУ, 2008.
Хроленко А.Т. Язык фольклора: Хрестоматия. 2-е изд., испр. М.: Флинта: Наука, 2006.
Хроленко А.Т. Лингвофольклористика. Листая годы и страницы. Курск: Изд-во КГУ, 2008.
Хроленко А.Т. Язык фольклора: Хрестоматия. 2-е изд., испр. М.: Флинта: Наука, 2006.
Семантика фольклорного слова
Описание словарной стороны языка фольклора должно идти двумя основными и взаимосвязанными путями: регистрация её инвентаря (слов, конфигураций) – внешний аспект – и исследование специфики фольклорного слова в его системных связях с другими словами в тексте – внутренний аспект. Специфику фольклорной лексики отражает и её количественный аспект, но художественно-поэтические возможности народно-песенного слова надо искать только в семантической структуре. Видимо, не случайно А.С. Пушкин секрет народной речи видел не в морфологии и лексике, а в семантике, синтаксисе и композиции [Виноградов 1941: 30], и в этом направлении он понимал новизну в творчестве: «…Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе; но книги, поминутно появляющиеся, не суть повторение лексикона. Мысль отдельно никогда ничего нового не представляет, мысли же могут быть разнообразны до бесконечности» [Пушкин 1981: 292].
Лаконизм народно-поэтического слова
Теперь понятно, почему никто из писателей не указал на количественную сторону фольклорной лексики как определяющую в выразительной силе народно-песенного слова, все они искали качественную характеристику, и для многих из них таковыми были лаконизм и простота как эстетическая категория. «Каждого, кто более или менее внимательно знакомится с народной песней, поражает тот факт, что высокая степень эмоциональной и интеллектуальной насыщенности достигается здесь прямо-таки неправдоподобно простыми художественными средствами, поражает полнейшая безыскусность, отсутствие каких бы то ни было внешних эффектов, ложной многозначительности и усложнённости» [Барабаш 1977: 203]. У Н.В. Гоголя о стихах Пушкина встречаем: «Слов немного, но они так точны, что обозначают всё. В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт» [Гоголь 1978: 68].
Лаконизм фольклорного произведения зиждется на народном слове с его потрясающей «бездной пространства» мысли и чувства. Вспомним знаменитое гоголевское замечание о меткости русского слова, которое схватывает самую суть обозначаемого явления: «Крестьянин одним своим замечанием освещает всего человека до глубины души. Словно вскрывает его» [Ренар 1965: 465].
Лаконизм в искусстве обладает колоссальным творческим потенциалом. Не случайно в художественной литературе XX в. был так велик авторитет А.П. Чехова и Э. Хемингуэя. «Пропущенное и понятное понимается и радует» [Шукшин 1981: 250], – простое и очень точное по существу объяснение феномена лаконизма. Стремление к лаконизму – черта, по-видимому, типологическая. Например, в японском традиционном искусстве один из четырёх критериев японского представления о красоте («югэн») воплощает в себе мастерство намёка или подтекста, прелесть недоговорённого. «Тайна искусства состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым» [Овчинников 1971: 41]. Лаконизм – первая ступень к художественной простоте, этой неотъемлемой черте народного творчества. Простота народно-песенной речи – это то, что бросается в глаза человеку, приобщающемуся к произведениям народного искусства. «Простота и точность выражений составляют достоинства старинных русских песен…» [Цертелев 1832: 13]. «…Песни славян отличаются чрезвычайной простотою изложения, соединенной с самостоятельностью исполнения, простотою средств и полнотою действия, недостатком, или лучше, отсутствием всякого искусства, и несмотря на то, совершенством отделки, незатейливым, но гениальным» [Бодянский 1837: 148].
Эта простота не от бедности, не от примитивизма мыслей, чувств и выражающих их форм, не от духовной нищеты творца, а от его таланта, и простота при этом, говоря словами Вяч. Шишкова, глубока, мудра и красива. «Единство не чуждается многообразия, а простота предполагает глубину» [Шишков 1979: 19]. Этот тезис, афористически определяющий секрет стиля Пушкина, без всяких оговорок можно отнести к народному искусству. Кажущаяся простота художественных форм народного творчества родилась в многовековом труде многих поколений, искавших истинное воплощение своих эстетических вкусов и воззрений. «Простота формы не затеняет её художественности. Бытовое крестьянское искусство, выраставшее в процессе практически жизненных задач, всегда достигало простоты в своих формальных выражениях» [Воронов 1972: 310].
Истина поражает своей простотой, а простота, достигаемая трудом, всегда истинна. М. Пришвин, напряжённо постигавший секрет философско-этического и эстетического воздействия народно-поэтического слова на слушателя, остро чувствовал, что мудрая простота требует многого от творца и потребителя искусства. Ошибкой считал он призыв Руссо и Толстого «к простоте», ибо жить проще гораздо труднее, не случайно ведь, что стремление к простоте жизни возникает у сложнейших душ, а все простое (уточним: примитивное) стремится к сложности. «В искусстве и быту «простое» означает самое трудное, самое редкое и, чтобы отделить это понятие в этом смысле, первоначальное понятие «простого» называют «примитивным». «Простое» в искусстве означает обыкновенно новое достижение художника в совершенствовании той формы, над которой работали до него другие художники, которая стала привычной и теперь возрождается в новых условиях. Потому эта форма называется «простой», что знакома всем, а потому так особенно трудна, что требует нового совершенствования того, что казалось великим мастерам совершенно законченным» [Пришвин 1975: 334–335].
Эти слова М. Пришвина особенно справедливы по отношению к фольклору, ибо миллионы пристрастных его носителей на протяжении многих лет оттачивали каждый отобранный взыскательным народным вкусом текст. Строжайшая функциональность каждого языкового и стилистического элемента, отсечение всего ненужного, приведение оставленного в гармоническое единство – всё это и создаёт впечатление, что то или иное фольклорное произведение существует извечно.
Лаконизм фольклорного произведения зиждется на народном слове с его потрясающей «бездной пространства» мысли и чувства. Вспомним знаменитое гоголевское замечание о меткости русского слова, которое схватывает самую суть обозначаемого явления: «Крестьянин одним своим замечанием освещает всего человека до глубины души. Словно вскрывает его» [Ренар 1965: 465].
Лаконизм в искусстве обладает колоссальным творческим потенциалом. Не случайно в художественной литературе XX в. был так велик авторитет А.П. Чехова и Э. Хемингуэя. «Пропущенное и понятное понимается и радует» [Шукшин 1981: 250], – простое и очень точное по существу объяснение феномена лаконизма. Стремление к лаконизму – черта, по-видимому, типологическая. Например, в японском традиционном искусстве один из четырёх критериев японского представления о красоте («югэн») воплощает в себе мастерство намёка или подтекста, прелесть недоговорённого. «Тайна искусства состоит в том, чтобы вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым» [Овчинников 1971: 41]. Лаконизм – первая ступень к художественной простоте, этой неотъемлемой черте народного творчества. Простота народно-песенной речи – это то, что бросается в глаза человеку, приобщающемуся к произведениям народного искусства. «Простота и точность выражений составляют достоинства старинных русских песен…» [Цертелев 1832: 13]. «…Песни славян отличаются чрезвычайной простотою изложения, соединенной с самостоятельностью исполнения, простотою средств и полнотою действия, недостатком, или лучше, отсутствием всякого искусства, и несмотря на то, совершенством отделки, незатейливым, но гениальным» [Бодянский 1837: 148].
Эта простота не от бедности, не от примитивизма мыслей, чувств и выражающих их форм, не от духовной нищеты творца, а от его таланта, и простота при этом, говоря словами Вяч. Шишкова, глубока, мудра и красива. «Единство не чуждается многообразия, а простота предполагает глубину» [Шишков 1979: 19]. Этот тезис, афористически определяющий секрет стиля Пушкина, без всяких оговорок можно отнести к народному искусству. Кажущаяся простота художественных форм народного творчества родилась в многовековом труде многих поколений, искавших истинное воплощение своих эстетических вкусов и воззрений. «Простота формы не затеняет её художественности. Бытовое крестьянское искусство, выраставшее в процессе практически жизненных задач, всегда достигало простоты в своих формальных выражениях» [Воронов 1972: 310].
Истина поражает своей простотой, а простота, достигаемая трудом, всегда истинна. М. Пришвин, напряжённо постигавший секрет философско-этического и эстетического воздействия народно-поэтического слова на слушателя, остро чувствовал, что мудрая простота требует многого от творца и потребителя искусства. Ошибкой считал он призыв Руссо и Толстого «к простоте», ибо жить проще гораздо труднее, не случайно ведь, что стремление к простоте жизни возникает у сложнейших душ, а все простое (уточним: примитивное) стремится к сложности. «В искусстве и быту «простое» означает самое трудное, самое редкое и, чтобы отделить это понятие в этом смысле, первоначальное понятие «простого» называют «примитивным». «Простое» в искусстве означает обыкновенно новое достижение художника в совершенствовании той формы, над которой работали до него другие художники, которая стала привычной и теперь возрождается в новых условиях. Потому эта форма называется «простой», что знакома всем, а потому так особенно трудна, что требует нового совершенствования того, что казалось великим мастерам совершенно законченным» [Пришвин 1975: 334–335].
Эти слова М. Пришвина особенно справедливы по отношению к фольклору, ибо миллионы пристрастных его носителей на протяжении многих лет оттачивали каждый отобранный взыскательным народным вкусом текст. Строжайшая функциональность каждого языкового и стилистического элемента, отсечение всего ненужного, приведение оставленного в гармоническое единство – всё это и создаёт впечатление, что то или иное фольклорное произведение существует извечно.