Страница:
– Старший лейтенант Зверев! – судя по тону, отец-командир явно был не в духе.
Я невольно вытянулся, даже сделал попытку щелкнуть каблуками, позабыв, что на ногах кроссовки.
– Что у вас за вид?
Вид у меня был вполне обычный. Конечно, далеко не уставной, но кто и когда одевался здесь по уставу? Сам полкач тоже был одет отнюдь не в китель с пьяными брюками.
Но возражать начальству – себе дороже. Потому пришлось стоять и молчать в надежде, что гроза промчится стороной.
– Вы в Советской армии, или где? Что у вас на ногах?
– Кроссовки, товарищ подполковник.
– Что? Вы что, кросс собрались бегать?
– Никак нет. Но в кроссовках удобнее.
Чего я только не услышал в ответ! Спустя пять минут, когда полкач разъяснил и мне, и своей свите, какой я разгильдяй, оболтус и вообще, непонятно кто, из начальственных уст вырвалась причина разноса.
– Тут того и гляди высокие гости с проверкой заявятся, и что они увидят? Что вместо воинской части имеют дело с партизанским отрядом? Не только бойцы, но и офицеры ходят кто в чем, служба несется абы как, дисциплина на уровне детского сада. У вас составлены планы занятий с личным составом?
– Никак нет, товарищ подполковник.
Говорить, что планы в нашем положении бессмысленны, я не стал. Оправданиям все равно не место.
– Вот! – полкач получил дополнительное подтверждение моей непригодности к военной службе. – Скажите, товарищ старший лейтенант, вы получили денежное довольствие?
– Так точно! – чеки нам давали регулярно, но какой от них сейчас толк, когда военнторг еще не добрался до наших мест?
– И вы состоите на всех видах довольствия?
– Так точно! – заладил я словно попугай.
– И в семье у вас все нормально?
– У меня нет семьи, – напомнил я.
– Но в отпуск вы уже ездили?
– Месяц назад, товарищ подполковник.
– И у вас нет никаких претензий?
– Никак нет!
Ну, прямо истинный отец, живо интересующийся делами своего непутевого сына! Даже тон стал участливый, и в глазах откровенная забота о подчиненном.
– Так какого же …?! – рявкает полкач.
От заботливости в его голосе не остается и следа.
– Мы с вами, товарищ старший лейтенант, в другом мире. По нам местные жители будут судить о Советском Союзе и хуже – о Советской армии. И что они подумают, глядя на вас? Что советские офицеры только самогон пьянствуют? Вы же алкоголик, товарищ старший лейтенант! От вас на выстрел разит спиртным!
Положим, в обед мы распили бутылку на восьмерых для поправки здоровья, и я не был не то что пьяным, но и хотя бы чуть навеселе. Уж не знаю, как полкач сумел унюхать слабый запах, да и был ли запах вообще? Может, виновато воображение командира?
– Немедленно идите и приведите себя в порядок!
– Слушаюсь! – вскидываю я руку к панаме, а сам думаю, что нет решительно никакого повода выполнять приказание, о котором полкач скоро забудет.
– После этого вместе с помпотыла отправитесь на аэродром. Возьмите с собой бойцов. Должны прилететь ученые, поможете им выгрузить багаж.
– Товарищ подполковник, разрешите вопрос. Много бойцов с собой взять?
Полкач поворачивается к связисту.
– Думаю, человек двадцать надо, – подсказывает тот.
– Слышали? – уточняет подполковник.
Вдалеке раздается гул, и мы все невольно поворачиваем головы в ту сторону.
– Выполняйте! – отрезает полкач, и я вновь вскидываю руку к головному убору.
Наша авторота находится где-то в пути, а о других машинах полкач даже не заикается. Впрочем, в армии это в порядке вещей. Тут главное – отдать приказ, и никого не касается, где подчиненный изыщет средства для его выполнения. Взять пару бээмпешек, что ли? Кто знает, что и куда придется тащить?
Полкач уходит с большинством свиты, и рядом со мной остается только помпотыла. Соболев сморит на меня вполне благожелательно, и я спрашиваю:
– Товарищ майор, багажа будет много?
– Откуда я знаю? – и, предупреждая мой следующий вопрос, – Домики для ученых вон там.
Ему, очевидно, не по душе, что в лагере будут штатские. Хотя, как в лагере? Для их братии отведен комплекс, находящийся несколько на отшибе от наших рот и батальонов. У нас своя жизнь, у них – своя, и кажется странным, что на каком-то этапе они вдруг пересеклись.
Хотя, ученые здесь важнее, чем люди в погонах. Ясно же, что главная наша цель – понять и усвоить как можно достижений здешнего государства, а не потрясать оружием и устраивать военную базу.
Низко над горизонтом появляются точки идущих к лагерю вертолетов, и я, с разрешения Соболева, торопливо бросаюсь выполнять приказ.
– Колокольцев! Бери свой взвод и двигай на аэродром! К нам ученые прибыли, надо помочь им выгрузиться.
– А техника? – спрашивает лейтенант.
– Что-нибудь придумаем, – машу я рукой. Собственно, Колокольцева я не выбирал, он просто был первым из моих офицеров, попавшийся мне на глаза.
Взводный кивает и срывается с места. Ждать пока он соберет разбросанных по разным работам людей, я не стал. Чем хороша армия – всегда можно переложить задачу на младшего по званию. Да и Соболев стоит в стороне, явно не собираясь идти к аэродрому в одиночку. Элементарная этика заставляет составить ему компанию.
По дороге каждый из нас закидывает удочки, пытаясь узнать, что известно другому о здешнем обществе. Мир-то ладно. Некий аналог Земли в районе северной Индии. В общем, как там у поэта: «На границе с Турцией, или Пакистаном». А вот остальная, так сказать, политико-экономическая обстановка… Единственное, что знаю я, – история явно пошла здесь иным путем, и никаких аналогов России или США вроде бы не имеется. А вот что до всего прочего…
Соболев знает чуть больше моего. По своей должности он присутствовал при строительстве лагеря. Но устройство мира, государственный строй и все такое прочее так и остались для майора неведомыми. По его словам, – для прочих старших офицеров тоже. Мы же пехота, нам никто ничего не объяснял. Дали приказ, а прочее, мол, само разъяснится.
Единственное, что Соболев сумел сказать наверняка – мужчины и женщины в этой стране носят абсолютно одинаковую одежду, по его словам – просторные шорты до колен с халатами или свободными рубахами, причем, никаких отличий в цветах и фасонах не заметно. Да и в служебном положении вроде бы соблюдалось равенство. Но чем такая информация может помочь? У нас тоже давно нет дискриминации, и женщины вовсю таскают шпалы, а в гражданских конторах дам побольше, чем мужиков. Так что…
Из чрева некоторых вертушек на землю спускаются разнообразно одетые мужчины и женщины самого разного возраста. Пожилых или хотя бы в летах побольше, однако встречаются и молодые. В руках многочисленные сумки и чемоданы, причем, количество клади явно превышает число конечностей, и частью все это ставится прямо в пыль у ног владельцев. Как всегда, когда речь идет о гражданских, понять, кто из них главный, очень трудно, и Соболев в нерешительности мнется на месте. Потом майор бросает на меня выжидающий взгляд, и я отправляюсь к ближайшей группе прибывших.
Мое внимание привлекает одетый в летний слегка помятый костюм мужчина. Вид у мужчины довольно важный, и только некоторая бледность после перелета несколько портит впечатление.
Впрочем, такой же вид наблюдается у многих. Часть ученых явно оказалась подвержена воздушной болезни, проще говоря, их элементарно укачало на вертушках, и теперь люди с жадностью вертят головами и глотают теплый воздух, словно стараются всеми органами чувств убедиться, что наконец-то вернулись с небес на долгожданную землю.
Я привычно отдаю мужчине честь, представляюсь, и только после этого спрашиваю, кто из них старший?
– Там, – мужчина неопределенно машет рукой в сторону другого борта. Говорить ему, похоже, трудно.
– Простите, – не отстаю я.
– Видите того в очках и сером пиджаке? – спрашивает мужчина, извлекая из кармана большой носовой платок и пытаясь вытереть катящиеся по лицу капли пота.
– Который с галстуком? – уточняю на всякий случай. И удостоившись утвердительного кивка, поворачиваюсь туда, где остался Соболев.
Майор понимает смысл моего движения, и идет к нам походкой уверенного в себе человека. В итоге к очкарику мы следуем уже вместе, зампотыла чуть впереди.
– Заместитель командира полка майор Соболев! – четко представляется тыловик, не особо уточняя, по какой части. – Вы будете старшим группы?
Немолодое лицо нашего собеседника чуть исказила гримаса недовольства. Ему с высот чистой науки явно не по душе люди в погонах, и их субординация, но деваться некуда, и потому он нисходит до ответа:
– Не старший группы, а начальник научной экспедиции. Между прочим, академик.
Звание нас не впечатляет. Вот если бы он был генералом, дело другое. Тогда мы были бы вынуждены вытянуться во фронт, а так… Подумаешь!
– Мне приказано препроводить вашу… – Соболев делает короткую заминку, – экспедицию в предназначенные для вас помещения.
– Так препровождайте, – несколько сварливым тоном отвечает академик. – Люди устали от долгого перелета, им надо хоть чуть привести себя в порядок.
Майор вскидывает руку к панаме. Я тем временем осматриваю прибывших, прикидывая, много ли нам придется тащить?
Всего ученых оказывается с полсотни. На каждого приходится по две-три сумки и чемодана весьма неподъемного вида, но все это полбеды. Летуны выгружают из вертолетов какие-то ящики, явно принадлежащие экспедиции, и этот груз не предназначен для ручной переноски на дальние расстояния.
Я оборачиваюсь и вижу, что Колокольцев вполне справился с первой частью поручения. Он успел достать где-то пару машин, и теперь проблему можно считать решенной.
– Нам хоть какой-нибудь транспорт подадут? – осведомляется между тем академик.
– Только для груза, – встреваю я. – Тут недалеко.
Отвечать в присутствии старшего по званию не принято, но за спиной академика собирается небольшая группа ученых, и я немедленно замечаю среди них молодую женщину весьма привлекательной наружности.
Дальняя дорога не красит, и на светлых брюках женщины можно углядеть следы пыли, а на блузке – влажноватые пятна пота, но все равно несколько усталое лицо кажется нереально-прелестным посреди нашего воинского монастыря. Невысокого роста, стройная, лет двадцати трех-четырех, с выразительным взглядом карих глаз и нежными, чуть потрескавшимися губами, девушка кажется мне самим совершенством, неведомо каким образом попавшим в наши края.
Понятно, что мне хочется обратить на себя внимание, и черт с ним, если я потом подвергнусь начальственному разносу!
Впрочем, Соболев явно понял причину моей краткой речи и незаметно подмигнул мне. Мол, действуй, старлей! Сам майор давно обременен семьей, да и тут имеет постоянную любовницу в нашем медпункте. Его не увлечь чарами молоденькой красотки.
Подходят машины, из кузовов выпрыгивают бойцы, а рядом со мной оказывается Колокольцев.
Ученые некоторое время решают, что для них важнее – личная кладь, или всевозможное оборудование, и в итоге останавливаются на первом варианте. Но солдатам они до конца не доверяют, и чтобы вещи не пропали по дороге, несколько человек лезут в кабины сопровождать ценный груз.
Впрочем, в кузове оказываются лишь наиболее громоздкие чемоданы и сумки. По распоряжению встрявшего академика одну машину все-таки загружают ящиками, и почти у каждого из ученого люда на руках остается что-то из вещей. Соболев предлагает академику разместиться в кузове, но тот с некоторым негодованием мотает головой. Не то хочет продемонстрировать пример своим людям, не то просто хочет пройтись по чужому миру.
В руке привлекшей мое внимание девушки остается солидного вида чемодан, и я, краешком глаза уловив движение своего взводного, командным тоном рявкаю:
– Лейтенант Колокольцев! Останетесь здесь и проследите за оборудованием!
– Слушаюсь! – привычно козыряет офицер.
В глазах его понимание и долька ревности, но старший тут я, мне и карты в руки. Тем более что мужская часть ученой братии отнюдь не спешит на помощь прекрасной коллеге. Или среди них успело пустить корни пресловутое равноправие?
– Разрешите?
Девушка благодарно и чуть смущенно улыбается.
– Пожалуйста.
Чемодан несколько оттягивает руку, но разве это груз для мужчины? Замечаю, как ревниво косится в мою сторону какой-то бледноватый и очень худой очкарик лет до тридцати, но поздно. Поезд уже ушел, и вакантное место машиниста в нем занято. Надеюсь.
Вся наша процессия растягивается по вездесущей пыли. Умеет начальство выбирать места для лагеря. Но зеленка – намного хуже. Тут хоть подходы просматриваются издалека.
– Признаться, я представлял ученых несколько иначе, – тихо признаюсь я. – Этакими почтенными мужами, наподобие вашего академика или вон того толстяка, и удивлен, встретив среди них такую молодую женщину.
Кольца на пальце у девушки нет, но это ровным счетом ничего не значит. Запоздало доходит мысль, что она может быть какой-нибудь лаборанткой или секретаршей.
За языком вообще приходится следить. Не секрет, что в сугубо мужском обществе, особенно – в военном, господствует полная свобода речевых оборотов, и не хочется невольно ляпнуть нечто, способное оттолкнуть от меня новую знакомую.
– Я уже сдала кандидатский минимум, – улыбнулась девушка. – Вы же тоже не производите впечатление старика.
– Стариков среди военных нет. Только на генеральском уровне. Нас на пенсию выгоняют в сорок пять лет, – я старательно расправляю плечи, демонстрируя здоровье и силу.
Но ценится ли это среди ученых?
– Что же вы после этого делаете?
– Пишем мемуары, – по правде говоря, о пенсии не думается. До нее еще дожить надо.
Девушка улыбается. Улыбка у нее очаровательна, и на душе от нее становится непривычно тепло.
– И как вы их назовете?
– «Воспоминания носильщика», – я чуть приподнимаю чемодан.
Смех у моей спутницы звучит над пустыней, и ушедший вперед академик невольно оглядывается, а затем с легкой укоризной качает головой.
– Разрешите хоть узнать, как вас зовут. В противном случае, что я буду писать в мемуарах?
– Дарья.
– Очень приятно. Меня – Андрей.
Переобуться я не успел, и потому воздерживаюсь от попытки щелкнуть несуществующими каблуками.
Даша с интересом косится на мой погон, пытаясь определить звание, но в воинских делах она явно не сильна. Да и погоны лишены просветов, и напоминают солдатские. Еще по нашу сторону Врат началось полное обезличивание, дабы враг не мог сказать, кто перед ним? Вдруг неведомый снайпер слепой и тупой, и не отличит более старшего по возрасту офицера от молоденького солдата? Разве что, три звездочки говорят о моем чине, только многие ли женщины с ходу скажут, что они обозначают?
– Конечно, понимаю: любопытство грех, но какой наукой вы занимаетесь? – мне в самом деле интересно, кого из ученых прислали в наши края.
– Я филолог. Буду изучать здешний язык.
По правде говоря, до сих пор понятия не имею, на каких наречиях разговаривают местные жители. Но кто-то же договаривался с ними, следовательно, кто-то должен понимать и разговаривать на местной речи.
– Тут все филологи?
– Нет. В основном физики и всякие инженеры.
Из дальнейших фраз уясняю, что впервые неведомый язык, вернее – несколько языков стал расшифровываться на какой-то лингвистической кафедре еще года три или четыре назад, и моя знакомая, имевшая склонность к подобным делам, довольно быстро была подключена к этому делу, и даже в аспирантуре писала какую-то работу по таинственным диалектам.
– Основа языка похожа на праиндоевропейскую. Конечно, палатализации многое изменили, но в общей системе разобраться возможно, – вдохновенно вещает Даша, а потом до нее доходит, кому она это все говорит. – Ой, извините. Вам, наверное, это неинтересно.
– Военные люди не разбираются в языках, – улыбаюсь я и выдаю. – Ху расти, джю расти, бахай расти, чету расти? В смысле, как здоровье, как дела, как семья?
Даша пораженно смотрит на меня, после чего тихо спрашивает:
– На каком?..
– На фарси. Точнее, на дари, – с оттенком небрежности отвечаю я.
Собственно, эта фраза включает чуть ли не половину моего словарного запаса, и порядок перевода звучит довольно примерно. Как-то старательно заучивал, и вот, пригодилось не только в общении с приданными сорбосами. Те, надо отдать им должное, довольно прилично владели русским языком. Тут же моя краткая речь производит впечатление, и отношение ко мне, надеюсь, несколько меняется. Во всяком случае, девушка не будет относиться к офицерам исключительно как к солдафонам, не знающим ничего, кроме Устава.
Мимо нас, отчаянно пыля, вторым рейсом проходят нагруженные машины, и из кабины одной из них мне многозначительно машет рукой Колокольцев.
– Тут всегда так? – Даша невольно морщится.
– Не знаю, – вынужден признаться я. – Нас тоже перебросили сюда совсем недавно. Должен же кто-то охранять вас.
Я уже успел узнать – в отличие от нас, ученых берегли, насколько их вообще возможно беречь в южных странах. Весь путь до Врат был проделан по воздуху – где самолетом, а последние участки – вертушками. Конечно, вертолеты тоже имеют подлое свойство падать, нарвавшись на огонь ДШК, или «стингер», но лететь все же безопасней, чем ехать по напичканным минами дорогам, да еще с постоянным риском попасть в засаду.
Дорога, к сожалению, оказывается короткой. Модули ученых уже перед нами, и рядом свалены чемоданы вперемежку с ящиками.
– Даже не ведаю, куда вас пригласить. По идее, скоро заработает клуб. Танцев у нас не бывает, не друг с другом же танцевать, особого выбора в фильмах не обещаю, но, надеюсь, вы не откажетесь сходить со мной на какую-нибудь картину?
– Не откажусь, – улыбается Даша.
У модулей царит суета. Кто-то распределяет, кому и с кем жить в модулях, кто-то командует, куда распределять ящики, кто-то с восторгом извещает остальных, что тут есть даже банька, и осталось ее лишь растопить. Впрочем, в отличие от наших, в ученом городке имеются даже душевые. Отдельно для мужчин и отдельно для женщин.
Отсюда видно, как с противоположной стороны в лагерь втягивается очередная колонна. Мы продолжаем обживаться здесь, запасая все и на все случаи жизни.
Академик подходит к Соболеву, умытый, несколько даже посвежевший.
– Идемте к вашему командованию. Надо решить все вопросы.
Соболев кивает мне. Солдаты уже оказали здесь всю необходимую помощь, и делать здесь нам, к сожалению, больше нечего. Колокольцев отдает команду, и бойцы лезут в кузова машин. Лейтенант бросает на меня взгляд, но я киваю на начальство, мол, деваться некуда, и взвод уезжает без меня.
Даша выходит из модуля вместе с тремя женщинами.
– Вы не возражаете, если я вечером зайду в гости? – спрашиваю я.
– Заходите, – особой теплоты в тоне девушки нет, но черт их разберет! Главное – приглашение получено.
Я пытаюсь щелкнуть каблуками, проклинаю про себя кроссовки, и торопливо иду догонять майора.
Если бы все, что мы планируем, было бы легко выполнимо!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Тот сидел у переносного пульта. Вокруг круговым обзором повисла голограмма, передаваемая леталкой, единственной, которую удалось запустить. Остальные были безнадежно испорчены. Пальцы Бореса шевелились над сенсором, и картинка то проносилась словно под ногами столпившихся главарей, то едва не останавливалась, когда требовалось повнимательнее рассмотреть какой-нибудь участок.
Все было видно, как на ладони, и без проблем можно было наметить дальнейшие варианты пути. Безлюдные дороги, участки джунглей, безжизненные проплешины, частенько встречавшиеся на Благодатных Землях, как, впрочем, и за их пределами, невысокие горы, – только выбирай, где лучше и безопаснее пройти к намечаемым целям.
Линия излучателей была выведена из строя на огромном протяжении, и весть об этом была послана всем, кто желал бы принять участие в Отомщении. Им даже были указаны места, где специально оставленные люди за умеренную плату передадут оружие из числа захваченного на разгромленной заставе. Там с давних времен был огромный склад, которым сами элостяне воспользоваться не успели. А уж мин перед ставшей неопасной преградой каждый в состоянии набрать сам.
Конечно наиболее грозное, по словам Бореса, оружие в полном объеме быть использованным не могло. Стоявшая на винтовке «Скорпион» хитроумная автоматика производила выстрел сама в тот момент, когда враг оказывался в прицеле, но врагом являлся каждый, кто не имел встроенного маячка, то есть, в данном случае – как раз свой. Потому главный специалист по хитрым штучкам, которым был Борес, отключил электронику, превратив оружие во вполне заурядное, обычное, хотя все равно весьма толковое средство для умерщвления людей. Но – сойдет и так. Зато в числе захваченных ракетометов попались даже для стрельбы по воздушным целям, а уж обычных и подавно
Гораздо большую досаду у бывшего жителя Благодатных Земель вызывал тот факт, что имплантированные в каждого элостянина маячки в большинстве своем редко переживали хозяина, и сколько не надрезали кожу у убитых, работать каким-то неведомым образом продолжала лишь пара штук. А жаль…
Нельзя недооценивать врага. Война легко может оказаться затяжной, и тогда понадобятся все средства. Зато и награда победителям будет немалой.
Пока же Бхан хотел сполна воспользоваться полученным преимуществом. Удар получился внезапным, и требовалось развить его насколько можно, заодно обеспечив будущее богатство и влияние своему племени. Первому всегда достается самое лучшее, и это справедливо. Когда-то сила оказалась на стороне предков нынешних элостян, и давно наступила пора исправить это недоразумение.
Внизу промелькнула река, и Борес уменьшил высоту полета леталки, направил ее вдоль течения, выискивая наиболее удобные места переправ.
С помощником Бхану здорово повезло. Ему ничего не требовалось объяснять. Напротив, он сам мог немало посоветовать остальным, а уж в нынешних делах вообще не нуждался ни в советах, ни в подсказках.
– Элостяне беспечны, – Джан, еще один из ближайших помощников Бхана, не сдержал улыбки.
И словно сглазил. К возникшему на голограмме мосту ровной колонной шли автоматизированные боевые комплексы. Борес резко увел леталку в сторону, и картинка исчезла.
– Не стоит показываться им лишний раз, – пояснил для остальных оператор. – Шанс, что они поймут, кем управляется аппарат мал, но все-таки…
Он провел над сенсором, и АБК возникли вновь, но на этот раз застывшим кадром, извлеченные из памяти летающего разведчика.
– Дюжина, – пересчитал их Бхан.
Некоторое время все молчали, прикидывая вероятный маршрут посланцев элостян.
– Можно их легко обойти, – заметил Борес. – Пока они дойдут сюда, мы давно будем далеко.
– Зачем? – спокойно спросил Бхан.
– Лучше проверим, так ли они грозны, как кажутся на первый взгляд, – поддержал его Стет. – Дадим им небольшой урок.
Остальные отозвались одобрительными возгласами. Сюда пришли те, кто если и собирался порою прятаться, то лишь для того, чтобы нанести врагу наиболее ощутимый удар. А уж люди перед ними, или машины, особого значения не имело.
– Я не понял, а воины где? – после всеобщего восторга спросил Джан.
– У элостян давно нет воинов, – напомнил Борес. – Они еще согласны убивать, но умирать – ни за что.
– Ничтожные люди, – прокомментировал Джан.
– Даже самый кроткий зверь, загнанный в угол, может стать опасным, – предупредил Бхан.
– Так давайте его загонять. Хоть посмотрим, на что они способны, как мужчины.
Едва слышное гудение нарушило беседу. Взоры повернулись в сторону звука, высматривая в небе его источник.
– Твоя? – осведомился Бхан у Бореса.
– Моя далеко. Я же говорил: они обязательно постараются нас обнаружить, – оператор на мгновение отвлекся от дела.
Отряды прошли неплохую подготовку, и большинство воинов пряталось под сенью близкого леса, или же расположилось мелкими группами в различных ложбинках.
– Вот она!
Над горизонтом появилась едва заметная черточка. Самая простая предосторожность – предупреждать о появлении своих аппаратов, и тогда любые другие автоматически становятся вражескими.
Один из дозорных воинов в отдалении поднял к плечу трофейную трубу. Огненный след ракеты устремился в небо, и стоявшие вожаки невольно улыбнулись.
На мгновение вспыхнуло облако, а еще десяток ударов сердца спустя до Бхана и его помощников долетел звук взрыва.
Если правильно подготовиться к мщению, то его время обязательно наступит.
Я невольно вытянулся, даже сделал попытку щелкнуть каблуками, позабыв, что на ногах кроссовки.
– Что у вас за вид?
Вид у меня был вполне обычный. Конечно, далеко не уставной, но кто и когда одевался здесь по уставу? Сам полкач тоже был одет отнюдь не в китель с пьяными брюками.
Но возражать начальству – себе дороже. Потому пришлось стоять и молчать в надежде, что гроза промчится стороной.
– Вы в Советской армии, или где? Что у вас на ногах?
– Кроссовки, товарищ подполковник.
– Что? Вы что, кросс собрались бегать?
– Никак нет. Но в кроссовках удобнее.
Чего я только не услышал в ответ! Спустя пять минут, когда полкач разъяснил и мне, и своей свите, какой я разгильдяй, оболтус и вообще, непонятно кто, из начальственных уст вырвалась причина разноса.
– Тут того и гляди высокие гости с проверкой заявятся, и что они увидят? Что вместо воинской части имеют дело с партизанским отрядом? Не только бойцы, но и офицеры ходят кто в чем, служба несется абы как, дисциплина на уровне детского сада. У вас составлены планы занятий с личным составом?
– Никак нет, товарищ подполковник.
Говорить, что планы в нашем положении бессмысленны, я не стал. Оправданиям все равно не место.
– Вот! – полкач получил дополнительное подтверждение моей непригодности к военной службе. – Скажите, товарищ старший лейтенант, вы получили денежное довольствие?
– Так точно! – чеки нам давали регулярно, но какой от них сейчас толк, когда военнторг еще не добрался до наших мест?
– И вы состоите на всех видах довольствия?
– Так точно! – заладил я словно попугай.
– И в семье у вас все нормально?
– У меня нет семьи, – напомнил я.
– Но в отпуск вы уже ездили?
– Месяц назад, товарищ подполковник.
– И у вас нет никаких претензий?
– Никак нет!
Ну, прямо истинный отец, живо интересующийся делами своего непутевого сына! Даже тон стал участливый, и в глазах откровенная забота о подчиненном.
– Так какого же …?! – рявкает полкач.
От заботливости в его голосе не остается и следа.
– Мы с вами, товарищ старший лейтенант, в другом мире. По нам местные жители будут судить о Советском Союзе и хуже – о Советской армии. И что они подумают, глядя на вас? Что советские офицеры только самогон пьянствуют? Вы же алкоголик, товарищ старший лейтенант! От вас на выстрел разит спиртным!
Положим, в обед мы распили бутылку на восьмерых для поправки здоровья, и я не был не то что пьяным, но и хотя бы чуть навеселе. Уж не знаю, как полкач сумел унюхать слабый запах, да и был ли запах вообще? Может, виновато воображение командира?
– Немедленно идите и приведите себя в порядок!
– Слушаюсь! – вскидываю я руку к панаме, а сам думаю, что нет решительно никакого повода выполнять приказание, о котором полкач скоро забудет.
– После этого вместе с помпотыла отправитесь на аэродром. Возьмите с собой бойцов. Должны прилететь ученые, поможете им выгрузить багаж.
– Товарищ подполковник, разрешите вопрос. Много бойцов с собой взять?
Полкач поворачивается к связисту.
– Думаю, человек двадцать надо, – подсказывает тот.
– Слышали? – уточняет подполковник.
Вдалеке раздается гул, и мы все невольно поворачиваем головы в ту сторону.
– Выполняйте! – отрезает полкач, и я вновь вскидываю руку к головному убору.
Наша авторота находится где-то в пути, а о других машинах полкач даже не заикается. Впрочем, в армии это в порядке вещей. Тут главное – отдать приказ, и никого не касается, где подчиненный изыщет средства для его выполнения. Взять пару бээмпешек, что ли? Кто знает, что и куда придется тащить?
Полкач уходит с большинством свиты, и рядом со мной остается только помпотыла. Соболев сморит на меня вполне благожелательно, и я спрашиваю:
– Товарищ майор, багажа будет много?
– Откуда я знаю? – и, предупреждая мой следующий вопрос, – Домики для ученых вон там.
Ему, очевидно, не по душе, что в лагере будут штатские. Хотя, как в лагере? Для их братии отведен комплекс, находящийся несколько на отшибе от наших рот и батальонов. У нас своя жизнь, у них – своя, и кажется странным, что на каком-то этапе они вдруг пересеклись.
Хотя, ученые здесь важнее, чем люди в погонах. Ясно же, что главная наша цель – понять и усвоить как можно достижений здешнего государства, а не потрясать оружием и устраивать военную базу.
Низко над горизонтом появляются точки идущих к лагерю вертолетов, и я, с разрешения Соболева, торопливо бросаюсь выполнять приказ.
– Колокольцев! Бери свой взвод и двигай на аэродром! К нам ученые прибыли, надо помочь им выгрузиться.
– А техника? – спрашивает лейтенант.
– Что-нибудь придумаем, – машу я рукой. Собственно, Колокольцева я не выбирал, он просто был первым из моих офицеров, попавшийся мне на глаза.
Взводный кивает и срывается с места. Ждать пока он соберет разбросанных по разным работам людей, я не стал. Чем хороша армия – всегда можно переложить задачу на младшего по званию. Да и Соболев стоит в стороне, явно не собираясь идти к аэродрому в одиночку. Элементарная этика заставляет составить ему компанию.
По дороге каждый из нас закидывает удочки, пытаясь узнать, что известно другому о здешнем обществе. Мир-то ладно. Некий аналог Земли в районе северной Индии. В общем, как там у поэта: «На границе с Турцией, или Пакистаном». А вот остальная, так сказать, политико-экономическая обстановка… Единственное, что знаю я, – история явно пошла здесь иным путем, и никаких аналогов России или США вроде бы не имеется. А вот что до всего прочего…
Соболев знает чуть больше моего. По своей должности он присутствовал при строительстве лагеря. Но устройство мира, государственный строй и все такое прочее так и остались для майора неведомыми. По его словам, – для прочих старших офицеров тоже. Мы же пехота, нам никто ничего не объяснял. Дали приказ, а прочее, мол, само разъяснится.
Единственное, что Соболев сумел сказать наверняка – мужчины и женщины в этой стране носят абсолютно одинаковую одежду, по его словам – просторные шорты до колен с халатами или свободными рубахами, причем, никаких отличий в цветах и фасонах не заметно. Да и в служебном положении вроде бы соблюдалось равенство. Но чем такая информация может помочь? У нас тоже давно нет дискриминации, и женщины вовсю таскают шпалы, а в гражданских конторах дам побольше, чем мужиков. Так что…
11
Пока мы доходим до поля, первый Ми-восьмой уже твердо стоит на земле. Остальные идут на посадку, поднимая винтами пыль, и делая невозможным любой разговор. Наконец, лопасти останавливаются, моторы умолкают, и наступает долгожданная тишина. Сюда уже подтягивается наземный аэродромный люд, но тесно от этого не становится.Из чрева некоторых вертушек на землю спускаются разнообразно одетые мужчины и женщины самого разного возраста. Пожилых или хотя бы в летах побольше, однако встречаются и молодые. В руках многочисленные сумки и чемоданы, причем, количество клади явно превышает число конечностей, и частью все это ставится прямо в пыль у ног владельцев. Как всегда, когда речь идет о гражданских, понять, кто из них главный, очень трудно, и Соболев в нерешительности мнется на месте. Потом майор бросает на меня выжидающий взгляд, и я отправляюсь к ближайшей группе прибывших.
Мое внимание привлекает одетый в летний слегка помятый костюм мужчина. Вид у мужчины довольно важный, и только некоторая бледность после перелета несколько портит впечатление.
Впрочем, такой же вид наблюдается у многих. Часть ученых явно оказалась подвержена воздушной болезни, проще говоря, их элементарно укачало на вертушках, и теперь люди с жадностью вертят головами и глотают теплый воздух, словно стараются всеми органами чувств убедиться, что наконец-то вернулись с небес на долгожданную землю.
Я привычно отдаю мужчине честь, представляюсь, и только после этого спрашиваю, кто из них старший?
– Там, – мужчина неопределенно машет рукой в сторону другого борта. Говорить ему, похоже, трудно.
– Простите, – не отстаю я.
– Видите того в очках и сером пиджаке? – спрашивает мужчина, извлекая из кармана большой носовой платок и пытаясь вытереть катящиеся по лицу капли пота.
– Который с галстуком? – уточняю на всякий случай. И удостоившись утвердительного кивка, поворачиваюсь туда, где остался Соболев.
Майор понимает смысл моего движения, и идет к нам походкой уверенного в себе человека. В итоге к очкарику мы следуем уже вместе, зампотыла чуть впереди.
– Заместитель командира полка майор Соболев! – четко представляется тыловик, не особо уточняя, по какой части. – Вы будете старшим группы?
Немолодое лицо нашего собеседника чуть исказила гримаса недовольства. Ему с высот чистой науки явно не по душе люди в погонах, и их субординация, но деваться некуда, и потому он нисходит до ответа:
– Не старший группы, а начальник научной экспедиции. Между прочим, академик.
Звание нас не впечатляет. Вот если бы он был генералом, дело другое. Тогда мы были бы вынуждены вытянуться во фронт, а так… Подумаешь!
– Мне приказано препроводить вашу… – Соболев делает короткую заминку, – экспедицию в предназначенные для вас помещения.
– Так препровождайте, – несколько сварливым тоном отвечает академик. – Люди устали от долгого перелета, им надо хоть чуть привести себя в порядок.
Майор вскидывает руку к панаме. Я тем временем осматриваю прибывших, прикидывая, много ли нам придется тащить?
Всего ученых оказывается с полсотни. На каждого приходится по две-три сумки и чемодана весьма неподъемного вида, но все это полбеды. Летуны выгружают из вертолетов какие-то ящики, явно принадлежащие экспедиции, и этот груз не предназначен для ручной переноски на дальние расстояния.
Я оборачиваюсь и вижу, что Колокольцев вполне справился с первой частью поручения. Он успел достать где-то пару машин, и теперь проблему можно считать решенной.
– Нам хоть какой-нибудь транспорт подадут? – осведомляется между тем академик.
– Только для груза, – встреваю я. – Тут недалеко.
Отвечать в присутствии старшего по званию не принято, но за спиной академика собирается небольшая группа ученых, и я немедленно замечаю среди них молодую женщину весьма привлекательной наружности.
Дальняя дорога не красит, и на светлых брюках женщины можно углядеть следы пыли, а на блузке – влажноватые пятна пота, но все равно несколько усталое лицо кажется нереально-прелестным посреди нашего воинского монастыря. Невысокого роста, стройная, лет двадцати трех-четырех, с выразительным взглядом карих глаз и нежными, чуть потрескавшимися губами, девушка кажется мне самим совершенством, неведомо каким образом попавшим в наши края.
Понятно, что мне хочется обратить на себя внимание, и черт с ним, если я потом подвергнусь начальственному разносу!
Впрочем, Соболев явно понял причину моей краткой речи и незаметно подмигнул мне. Мол, действуй, старлей! Сам майор давно обременен семьей, да и тут имеет постоянную любовницу в нашем медпункте. Его не увлечь чарами молоденькой красотки.
Подходят машины, из кузовов выпрыгивают бойцы, а рядом со мной оказывается Колокольцев.
Ученые некоторое время решают, что для них важнее – личная кладь, или всевозможное оборудование, и в итоге останавливаются на первом варианте. Но солдатам они до конца не доверяют, и чтобы вещи не пропали по дороге, несколько человек лезут в кабины сопровождать ценный груз.
Впрочем, в кузове оказываются лишь наиболее громоздкие чемоданы и сумки. По распоряжению встрявшего академика одну машину все-таки загружают ящиками, и почти у каждого из ученого люда на руках остается что-то из вещей. Соболев предлагает академику разместиться в кузове, но тот с некоторым негодованием мотает головой. Не то хочет продемонстрировать пример своим людям, не то просто хочет пройтись по чужому миру.
В руке привлекшей мое внимание девушки остается солидного вида чемодан, и я, краешком глаза уловив движение своего взводного, командным тоном рявкаю:
– Лейтенант Колокольцев! Останетесь здесь и проследите за оборудованием!
– Слушаюсь! – привычно козыряет офицер.
В глазах его понимание и долька ревности, но старший тут я, мне и карты в руки. Тем более что мужская часть ученой братии отнюдь не спешит на помощь прекрасной коллеге. Или среди них успело пустить корни пресловутое равноправие?
– Разрешите?
Девушка благодарно и чуть смущенно улыбается.
– Пожалуйста.
Чемодан несколько оттягивает руку, но разве это груз для мужчины? Замечаю, как ревниво косится в мою сторону какой-то бледноватый и очень худой очкарик лет до тридцати, но поздно. Поезд уже ушел, и вакантное место машиниста в нем занято. Надеюсь.
Вся наша процессия растягивается по вездесущей пыли. Умеет начальство выбирать места для лагеря. Но зеленка – намного хуже. Тут хоть подходы просматриваются издалека.
– Признаться, я представлял ученых несколько иначе, – тихо признаюсь я. – Этакими почтенными мужами, наподобие вашего академика или вон того толстяка, и удивлен, встретив среди них такую молодую женщину.
Кольца на пальце у девушки нет, но это ровным счетом ничего не значит. Запоздало доходит мысль, что она может быть какой-нибудь лаборанткой или секретаршей.
За языком вообще приходится следить. Не секрет, что в сугубо мужском обществе, особенно – в военном, господствует полная свобода речевых оборотов, и не хочется невольно ляпнуть нечто, способное оттолкнуть от меня новую знакомую.
– Я уже сдала кандидатский минимум, – улыбнулась девушка. – Вы же тоже не производите впечатление старика.
– Стариков среди военных нет. Только на генеральском уровне. Нас на пенсию выгоняют в сорок пять лет, – я старательно расправляю плечи, демонстрируя здоровье и силу.
Но ценится ли это среди ученых?
– Что же вы после этого делаете?
– Пишем мемуары, – по правде говоря, о пенсии не думается. До нее еще дожить надо.
Девушка улыбается. Улыбка у нее очаровательна, и на душе от нее становится непривычно тепло.
– И как вы их назовете?
– «Воспоминания носильщика», – я чуть приподнимаю чемодан.
Смех у моей спутницы звучит над пустыней, и ушедший вперед академик невольно оглядывается, а затем с легкой укоризной качает головой.
– Разрешите хоть узнать, как вас зовут. В противном случае, что я буду писать в мемуарах?
– Дарья.
– Очень приятно. Меня – Андрей.
Переобуться я не успел, и потому воздерживаюсь от попытки щелкнуть несуществующими каблуками.
Даша с интересом косится на мой погон, пытаясь определить звание, но в воинских делах она явно не сильна. Да и погоны лишены просветов, и напоминают солдатские. Еще по нашу сторону Врат началось полное обезличивание, дабы враг не мог сказать, кто перед ним? Вдруг неведомый снайпер слепой и тупой, и не отличит более старшего по возрасту офицера от молоденького солдата? Разве что, три звездочки говорят о моем чине, только многие ли женщины с ходу скажут, что они обозначают?
– Конечно, понимаю: любопытство грех, но какой наукой вы занимаетесь? – мне в самом деле интересно, кого из ученых прислали в наши края.
– Я филолог. Буду изучать здешний язык.
По правде говоря, до сих пор понятия не имею, на каких наречиях разговаривают местные жители. Но кто-то же договаривался с ними, следовательно, кто-то должен понимать и разговаривать на местной речи.
– Тут все филологи?
– Нет. В основном физики и всякие инженеры.
Из дальнейших фраз уясняю, что впервые неведомый язык, вернее – несколько языков стал расшифровываться на какой-то лингвистической кафедре еще года три или четыре назад, и моя знакомая, имевшая склонность к подобным делам, довольно быстро была подключена к этому делу, и даже в аспирантуре писала какую-то работу по таинственным диалектам.
– Основа языка похожа на праиндоевропейскую. Конечно, палатализации многое изменили, но в общей системе разобраться возможно, – вдохновенно вещает Даша, а потом до нее доходит, кому она это все говорит. – Ой, извините. Вам, наверное, это неинтересно.
– Военные люди не разбираются в языках, – улыбаюсь я и выдаю. – Ху расти, джю расти, бахай расти, чету расти? В смысле, как здоровье, как дела, как семья?
Даша пораженно смотрит на меня, после чего тихо спрашивает:
– На каком?..
– На фарси. Точнее, на дари, – с оттенком небрежности отвечаю я.
Собственно, эта фраза включает чуть ли не половину моего словарного запаса, и порядок перевода звучит довольно примерно. Как-то старательно заучивал, и вот, пригодилось не только в общении с приданными сорбосами. Те, надо отдать им должное, довольно прилично владели русским языком. Тут же моя краткая речь производит впечатление, и отношение ко мне, надеюсь, несколько меняется. Во всяком случае, девушка не будет относиться к офицерам исключительно как к солдафонам, не знающим ничего, кроме Устава.
Мимо нас, отчаянно пыля, вторым рейсом проходят нагруженные машины, и из кабины одной из них мне многозначительно машет рукой Колокольцев.
– Тут всегда так? – Даша невольно морщится.
– Не знаю, – вынужден признаться я. – Нас тоже перебросили сюда совсем недавно. Должен же кто-то охранять вас.
Я уже успел узнать – в отличие от нас, ученых берегли, насколько их вообще возможно беречь в южных странах. Весь путь до Врат был проделан по воздуху – где самолетом, а последние участки – вертушками. Конечно, вертолеты тоже имеют подлое свойство падать, нарвавшись на огонь ДШК, или «стингер», но лететь все же безопасней, чем ехать по напичканным минами дорогам, да еще с постоянным риском попасть в засаду.
Дорога, к сожалению, оказывается короткой. Модули ученых уже перед нами, и рядом свалены чемоданы вперемежку с ящиками.
– Даже не ведаю, куда вас пригласить. По идее, скоро заработает клуб. Танцев у нас не бывает, не друг с другом же танцевать, особого выбора в фильмах не обещаю, но, надеюсь, вы не откажетесь сходить со мной на какую-нибудь картину?
– Не откажусь, – улыбается Даша.
У модулей царит суета. Кто-то распределяет, кому и с кем жить в модулях, кто-то командует, куда распределять ящики, кто-то с восторгом извещает остальных, что тут есть даже банька, и осталось ее лишь растопить. Впрочем, в отличие от наших, в ученом городке имеются даже душевые. Отдельно для мужчин и отдельно для женщин.
Отсюда видно, как с противоположной стороны в лагерь втягивается очередная колонна. Мы продолжаем обживаться здесь, запасая все и на все случаи жизни.
Академик подходит к Соболеву, умытый, несколько даже посвежевший.
– Идемте к вашему командованию. Надо решить все вопросы.
Соболев кивает мне. Солдаты уже оказали здесь всю необходимую помощь, и делать здесь нам, к сожалению, больше нечего. Колокольцев отдает команду, и бойцы лезут в кузова машин. Лейтенант бросает на меня взгляд, но я киваю на начальство, мол, деваться некуда, и взвод уезжает без меня.
Даша выходит из модуля вместе с тремя женщинами.
– Вы не возражаете, если я вечером зайду в гости? – спрашиваю я.
– Заходите, – особой теплоты в тоне девушки нет, но черт их разберет! Главное – приглашение получено.
Я пытаюсь щелкнуть каблуками, проклинаю про себя кроссовки, и торопливо иду догонять майора.
Если бы все, что мы планируем, было бы легко выполнимо!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
12
– Умеешь, – Бхан с уважением покачал головой, наблюдая за выверенными точными движениями Бореса.Тот сидел у переносного пульта. Вокруг круговым обзором повисла голограмма, передаваемая леталкой, единственной, которую удалось запустить. Остальные были безнадежно испорчены. Пальцы Бореса шевелились над сенсором, и картинка то проносилась словно под ногами столпившихся главарей, то едва не останавливалась, когда требовалось повнимательнее рассмотреть какой-нибудь участок.
Все было видно, как на ладони, и без проблем можно было наметить дальнейшие варианты пути. Безлюдные дороги, участки джунглей, безжизненные проплешины, частенько встречавшиеся на Благодатных Землях, как, впрочем, и за их пределами, невысокие горы, – только выбирай, где лучше и безопаснее пройти к намечаемым целям.
Линия излучателей была выведена из строя на огромном протяжении, и весть об этом была послана всем, кто желал бы принять участие в Отомщении. Им даже были указаны места, где специально оставленные люди за умеренную плату передадут оружие из числа захваченного на разгромленной заставе. Там с давних времен был огромный склад, которым сами элостяне воспользоваться не успели. А уж мин перед ставшей неопасной преградой каждый в состоянии набрать сам.
Конечно наиболее грозное, по словам Бореса, оружие в полном объеме быть использованным не могло. Стоявшая на винтовке «Скорпион» хитроумная автоматика производила выстрел сама в тот момент, когда враг оказывался в прицеле, но врагом являлся каждый, кто не имел встроенного маячка, то есть, в данном случае – как раз свой. Потому главный специалист по хитрым штучкам, которым был Борес, отключил электронику, превратив оружие во вполне заурядное, обычное, хотя все равно весьма толковое средство для умерщвления людей. Но – сойдет и так. Зато в числе захваченных ракетометов попались даже для стрельбы по воздушным целям, а уж обычных и подавно
Гораздо большую досаду у бывшего жителя Благодатных Земель вызывал тот факт, что имплантированные в каждого элостянина маячки в большинстве своем редко переживали хозяина, и сколько не надрезали кожу у убитых, работать каким-то неведомым образом продолжала лишь пара штук. А жаль…
Нельзя недооценивать врага. Война легко может оказаться затяжной, и тогда понадобятся все средства. Зато и награда победителям будет немалой.
Пока же Бхан хотел сполна воспользоваться полученным преимуществом. Удар получился внезапным, и требовалось развить его насколько можно, заодно обеспечив будущее богатство и влияние своему племени. Первому всегда достается самое лучшее, и это справедливо. Когда-то сила оказалась на стороне предков нынешних элостян, и давно наступила пора исправить это недоразумение.
Внизу промелькнула река, и Борес уменьшил высоту полета леталки, направил ее вдоль течения, выискивая наиболее удобные места переправ.
С помощником Бхану здорово повезло. Ему ничего не требовалось объяснять. Напротив, он сам мог немало посоветовать остальным, а уж в нынешних делах вообще не нуждался ни в советах, ни в подсказках.
– Элостяне беспечны, – Джан, еще один из ближайших помощников Бхана, не сдержал улыбки.
И словно сглазил. К возникшему на голограмме мосту ровной колонной шли автоматизированные боевые комплексы. Борес резко увел леталку в сторону, и картинка исчезла.
– Не стоит показываться им лишний раз, – пояснил для остальных оператор. – Шанс, что они поймут, кем управляется аппарат мал, но все-таки…
Он провел над сенсором, и АБК возникли вновь, но на этот раз застывшим кадром, извлеченные из памяти летающего разведчика.
– Дюжина, – пересчитал их Бхан.
Некоторое время все молчали, прикидывая вероятный маршрут посланцев элостян.
– Можно их легко обойти, – заметил Борес. – Пока они дойдут сюда, мы давно будем далеко.
– Зачем? – спокойно спросил Бхан.
– Лучше проверим, так ли они грозны, как кажутся на первый взгляд, – поддержал его Стет. – Дадим им небольшой урок.
Остальные отозвались одобрительными возгласами. Сюда пришли те, кто если и собирался порою прятаться, то лишь для того, чтобы нанести врагу наиболее ощутимый удар. А уж люди перед ними, или машины, особого значения не имело.
– Я не понял, а воины где? – после всеобщего восторга спросил Джан.
– У элостян давно нет воинов, – напомнил Борес. – Они еще согласны убивать, но умирать – ни за что.
– Ничтожные люди, – прокомментировал Джан.
– Даже самый кроткий зверь, загнанный в угол, может стать опасным, – предупредил Бхан.
– Так давайте его загонять. Хоть посмотрим, на что они способны, как мужчины.
Едва слышное гудение нарушило беседу. Взоры повернулись в сторону звука, высматривая в небе его источник.
– Твоя? – осведомился Бхан у Бореса.
– Моя далеко. Я же говорил: они обязательно постараются нас обнаружить, – оператор на мгновение отвлекся от дела.
Отряды прошли неплохую подготовку, и большинство воинов пряталось под сенью близкого леса, или же расположилось мелкими группами в различных ложбинках.
– Вот она!
Над горизонтом появилась едва заметная черточка. Самая простая предосторожность – предупреждать о появлении своих аппаратов, и тогда любые другие автоматически становятся вражескими.
Один из дозорных воинов в отдалении поднял к плечу трофейную трубу. Огненный след ракеты устремился в небо, и стоявшие вожаки невольно улыбнулись.
На мгновение вспыхнуло облако, а еще десяток ударов сердца спустя до Бхана и его помощников долетел звук взрыва.
Если правильно подготовиться к мщению, то его время обязательно наступит.