Альтов Генрих. Из сборника "Сердце запада"

- Слушай, ты, - сказал он с явным, хотя и сдержанным гневом. - Ты
издеваешься или серьезно? Кто-нибудь из ребят рассказывал тебе про этот
подвох с блинчиками?
- Что ты, Джед, я серьезно, я бы, кажется, променял свою лошадь и седло
на горку масленых поджаристых блинчиков с горшочком свежей новоорлеанской
патоки. А разве была какая-нибудь история и блинчиками?
Джед сразу смягчился, увидев, что я говорю без намеков. Он притащил из
фургона какие-то таинственные мешочки и жестяные баночки и сложил их в тени
куста, под которым я примостился. Я следил, как он начал не спеша
расставлять их и развязывать многочисленные веревочки.
- Нет, не история, - сказал Джед, продолжав свое дело, - просто
логическое несоответствие между мной, красноглазым овчаром из лощины
Шелудивого Осла и мисс Уиллелой Лирайт. Что ж, я, пожалуй, расскажу тебе.

Я пас тогда скот у старика Билла Туми на Сан-Мигуэле. Однажды мне
страсть как захотелось пожевать какой-нибудь такой консервированной
кормежки, которая никогда не мычала, не блеяла, не хрюкала и не отмеривалась
гарнцами. Ну я вскакиваю на свою малышку и лечу в лавку дядюшки Эмсли
Телфэра у Пимиентской переправы через Нуэсес.
Около трех пополудни я накинул поводья на сук мескита и пешком прошел
последние двадцать шагов до лавки дядюшки Эмсли. Я вскочил на прилавок и
объявил ему, что, по всем приметам, мировому урожаю фруктов грозит гибель.
Через минуту я имел мешок сухарей, ложку с длинной ручкой и по открытой
банке абрикосов, ананасов, вишен и сливы, а рядом трудился дядюшка Эмсли,
вырубая топориком желтые крышки. Я чувствовал себя, как Адам до скандала с
яблоком, вонзал шпоры в прилавок и орудовал своей двадцатичетырехдюймовой
ложкой, как вдруг посмотрел случайно в окно на двор дома дядюшки Эмсли
находившегося рядом с лавкой.
Там стояла девушка, неизвестная девушка в полном снаряжении; она
вертела в руках крокетный молоток и изучала мой способ поощрения
фруктово-консервной промышленности.
Я скатился с прилавка и сунул лопату дядюшке Эмсли.
- Это моя племянница, - сказал он. - Мисс Уиллела Лирайт, приехала
погостить из Палестины. - Хочешь, я тебя познакомлю?
"Из святой земли, - сказал я себе, и мои мысли сбились в кучу, как
овцы, когда их загоняешь в корраль. А почему нет? Ведь были же ангелы в
Палес..." - Конечно, дядюшка Эмсли, - сказал я вслух, - мне было бы страшно
приятно познакомиться с мисс Лирайт.
Тогда дядюшка Эмсли вывел меня во двор и представил нас друг другу.
Я никогда не был робок с женщинами. Я никогда не мог понять, почему это
некоторые мужчины, способные в два счета укротить мустанга и побриться в
темноте, становятся вдруг паралитиками и черт знает как потеют и заикаются,
завидев кусок миткаля, обернутый вокруг того, вокруг чего ему полагается
быть обернутым. Через восемь минут я и мисс Уиллела дружно гоняли крокетные
шары, будто двоюродные брат и сестра. Она съязвила насчет количества
уничтоженных мною фруктовых консервов, а я, не очень смущаясь, дал сдачи,
напомнив как некая особа, по имени Ева, устроила сцену из-за фруктов на
первом свободном пастбище... "кажется, в Палестине, не правда ли?" - говорю
я этак легко и спокойно, словно заарканиваю однолетку.
Таким вот манером я сразу расположил к себе мисс Уиллелу Лирайт, и чем
дальше, тем наша дружба становилась крепче. Она проживала на Пимиентской
переправе ради поправления здоровья, очень хорошего, и ради климата, который
был здесь жарче на сорок процентов, чем в Палестине.
Сначала я наезжал повидать ее раз в неделю, а потом рассчитал, что если
я удвою число поездок, то буду видеться с ней вдвое чаще.
Как-то на одной неделе я выкроил время для третьей поездки. Вот тут-то
и втесались в игру блинчики и красноглазый овчар.
Сидя в тот вечер на прилавке, с персиком и двумя сливами во рту, я
спросил дядюшку Эмсли, что поделывает мисс Уиллела.
- А она, - говорит дядюшка Эмсли, - поехала покататься с Джексоном
Птицей, овцеводом из лощины Шелудивого Осла.
Я проглотил персиковую косточку и две сливовых. Наверное, кто-нибудь
держал прилавок под уздцы, когда я слезал. А потом я вышел и направился по
прямой пока не уперся в мескит, где был привязан мой чалый.
- Она поехала кататься, - прошептал я в ухо своей малышке, - с
Птицсоном Джеком, Шелудивым Ослом из Овцеводной лощины, понимаешь ты это,
друг с копытами?
Мой чалый заплакал на свой манер. Это был ковбойский конь, и он не
любил овцеводов.
Я вернулся и спросил дядюшку Эмсли: "Так ты сказал - с овцеводом?"
- Я сказал - с овцеводом, - повторил дядюшка Эмсли. - Ты, верно, слышал
о Джексоне Птице. У него восемь участков пастбища и четыре тысячи голов
лучших мериносов к югу от северного полюса.
Я вышел, сел на землю в тени лавки и прислонился к кактусу.
Безрассудными руками я сыпал за голенища песок и произносил монологи по
поводу птицы из породы Джексонов.
За свою жизнь я не изувечил ни одного овцевода я не считал это
необходимым. Как- то я повстречал одного, он ехал верхом и читал латинскую
грамматику, - так я его пальцем не тронул. Овцеводы никогда особенно не
раздражали меня, не то что других ковбоев. Очень мне нужно уродовать и
калечить плюгавцев, которые едят за столом, носят штиблеты и говорят с тобою
на всякие темы. Пройдешь, бывало, мимо и поглядишь, как на кролика, еще
скажешь что-нибудь приятное и потолкуешь насчет погоды, но, конечно, никаких
распивочных и навынос не было. Вообще я не считал нужным с ними связываться.
Так вот потому, что по доброте своей я давал им дышать, один такой
разъезжает теперь с мисс Уиллелой Лирайт.
За час до заката они прискакали обратно и остановились у ворот дядюшки
Эмсли. Овечья особа, помогла Уиллеле слезть, и некоторое время они постояли,
перебрасываясь игривыми и хитроумными фразами. А потом окрыленный Джексон
взлетает в седло, приподнимает шляпу-кастрюльку и трусят в направлении
своего бараньего ранчо. К тому времени я вытряхнул песок из сапог и
отщепился от кактуса. Он не отъехал и полмили от Пимиенты, когда я
поравнялся с ним на моем чалом.
Я назвал этого овчара красноглазым, но это не верно. - Его зрительное
приспособление было довольно серым, но ресницы были красные, а волосы рыжие,
оттого он и казался красноглазым. Овцевод?.. Куда к черту, в лучшем случае
ягнятник, козявка какая-то, с желтым шелковым платком вокруг шеи и в
башмаках с бантиками.
- Привет! - сказал я ему. - Вы сейчас едете с всадником, которого
называют Джедсон Верная Смерть за приемы его стрельбы. Когда я хочу
представиться незнакомому человеку, я всегда представляюсь ему до выстрела,
потому что терпеть не могу пожимать руку покойнику.
- Вот как! - говорит он совершенно спокойно. - Рад познакомиться с
вами, мистер Джедсон. Я Джексон Птица с ранчо Шелудивого Осла.
Как раз в эту минуту один мой глаз увидел куропатку, скачущую по холму
с молодым тарантулом в клюве, а другой глаз заметил ястреба, сидевшего на
сухом суку вяза. Я хлопнул их для пущей важности одну за другим из своего
сорокапятикалиберного.
- Две из трех, - говорю я. - Птицы, должен вам заявить, так и садятся
на мои пули.
- Чистая стрельба, - говорит овцевод, не моргнув глазом. - Скажите, а
вам не случалось промахнуться на третьем выстреле? Хороший дождик выпал на
прошлой неделе, мистер Джедсон, теперь трава так и пойдет.
- Чижик, - говорю я, подъезжая вплотную к его фасонной лошади, - ваши
ослепленные родители наделили вас именем Джексон, но вы определенно
выродились в чирикающую птицу. Давайте бросим эти самые анализы дождичка и
стихий и поговорим о том, что не входит в словарь попугаев. Вы завели дурную
привычку кататься с молодыми девицами из Пимиенты. Я знавал пташек, - говорю
я, - которых поджаривали за меньшие проступки. Мисс Уиллела, - говорю я, -
совсем не нуждается в гнезде, свитом из овечьей шерсти пичужкой из породы
Джексонов. Так вот, намерены ли вы прекратить эти штучки, или желаете
галопом наскочить на мою кличку "Верная Смерть", в которой два слова и
указание по меньшей мере на одну похоронную процессию?
Джексон Птица слегка покраснел, а потом засмеялся.
- Ах, мистер Джедсон, - говорит он, - вы заблуждаетесь. Я заезжал
несколько раз к мисс Лирайт, но не с той целью, как вы думаете. Мой объект
чисто гастрономического свойства.
Я потянулся за револьвером.
- Всякий койот, - говорю я, - который осмелится непочтительно...
- Подождите минутку, - говорит эта пташка, - дайте объяснить. К чему
мне жена? Посмотрели бы вы на мое ранчо. Я сам себе стряпаю и штопаю. Еда -
вот единственное удовольствие, извлекаемое мной из разведения овец. Мистер
Джедсон, вы пробовали когда-нибудь блинчики, которые печет мисс Лирайт?
- Я? Нет, - говорю, - я и не знал, что она занимается кулинарными
манипуляциями.
- Это же золотые созвездия, - говорит он, - подрумяненные на
амброзийном огне Эпикура. Я бы отдал два года жизни за рецепт приготовления
этих блинчиков. Вот зачем я ездил к мисс Лирайт, - говорит Джексон Птица, -
но мне не удалось узнать его. Это старинный рецепт, он сохраняется в семье
уже семьдесят пять лет. Он передается из поколения в поколение, и
посторонним его не сообщают. Если бы я мог достать этот рецепт, я пек бы сам
себе блинчики на ранчо и был бы счастливым человеком, - говорит Птица.
- Вы уверены, - говорю я ему, - что вы гоняетесь не за ручкой, которая
месит блинчики?
- Уверен, - говорит Джексон, - Мисс Лирайт совершенно очаровательная
девушка, но, повторяю, мои намерения не выходят за пределы гастро..." - Тут
он увидел, что моя рука скользнула к кобуре, и изменил выражение: - За
пределы желания достать этот рецепт, заключил он.
- Не такой уж вы плохой человечишко, - говорю я стараясь быть вежливым.
- Я задумал было сделать, ваших овец сиротами, но на этот раз позволю вам
улететь. Но помните: приставайте к блинчикам, да покрепче. Как средний блин
к горке, и не вздумайте смешать подливку с сентиментами, не то у вас на
ранчо будет пение, а вы его не услышите.
- Чтобы убедить вас в своей искренности, - говорит овцевод, - я прошу
вас, помочь мне. Мисс Лирайт и вы большие друзья, и, может быть, она сделает
для вас то чего не сделала для меня. Если - вы достанете мне этот рецепт, то
даю вам слово, я никогда к ней больше не поеду.
- Вот это по-честному, - сказал я и пожал руку Джексона Птицы. - Я рад
услужить и сделаю, все, что смогу.
Он повернул к большой заросли кактусов на Пьедре, в направлении
Шелудивого Осла, а я взял курс на северо-запад, к ранчо старика Билла Туми.
Только пять дней спустя мне удалось снова заехать на Пимиенту. Мы с
мисс Уиллелой очень мило провели вечерок у дядюшки Эмсли. Она спела кое-что,
порядочно потерзала пианино цитатами из опер, А я изображал гремучую змею и
рассказал ей о новом способе обдирать коров, придуманном Снэки Мак-Фи, и о
том, как я однажды ездил в Сент-Луис. Наше взаимное расположение крепло
вовсю. И вот, я думаю, если теперь мне удастся убедить Джексона Птицу
совершить перелет, дело в шляпе. Тут я вспоминаю его обещание насчет рецепта
блинчиков и решаю выведать его у мисс Уиллелы и сообщить ему. И уж тогда,
если я снова поймаю здесь птичку из Шелудивого Осла, я ей подрежу крылышки.
И вот часов около десяти я набрасываю на лицо льстивую улыбку и говорю
мисс Уиллеле: "Знаете, сели мне что-нибудь и нравится больше вида рыжего
быка на зеленой траве, так это вкус хорошего горячего блинника с паточной
смазкой".
Мисс Уиллела слегка подпрыгнула на фортепианной табуретке и странно на
меня посмотрела.
- Да, - говорит она, - это действительно вкусно. Как вы сказали,
называется эта улица в Сент-Луисе, мистер Одом, где вы потеряли шляпу?
- Блинчиковая улица, - говорю я, подмигнув, чтобы показать, что мне,
мол, известно о фамильном рецепте и меня не проведешь. - Чего уж там, мисс
Уиллела, - говорю, - рассказывайте, как вы их делаете. Блинчики так и
вертятся у меня в голове, как фургонные колеса. Да ну же... фунт крупчатки,
восемь дюжин яиц и так далее. Что там значится в каталоге ингредиентов?
- Извините меня, я на минуточку, - говорит мисс Уиллела, окидывает меня
боковым взглядом и соскальзывает с табуретки. Она рысью выбежала в другую
комнату, и вслед за тем оттуда выходят ко мне дядюшка Эмсли в своей жилетке
и с кувшином воды. Он поворачивается к столу за стаканом и я вижу в его
заднем кармане многозарядку.
"Ну и ну! - думаю я. - Эта семейка, видно, здорово дорожит своими
кулинарными рецептами, коли защищает их с оружием. Я знавал семьи, так они
не стали бы к нему прибегать даже при фамильной вражде".
- Выпей-ка вот это, - говорит дядюшка Эмсли, протягивая мне стакан
воды. - Ты слишком много ездил сегодня верхом. Джед, и все по солнцу.
Попытайся думать о чем-нибудь другом.
- Ты знаешь, как печь блинчики, дядя Эмсли? - спросил я.
- Ну, я не ахти как осведомлен в их анатомии, - говорит дядюшка Эмсли,
- но мне кажется, надо взять побольше сковородок, немного теста, соды и
кукурузной муки и смешать все это, как водится, с яйцами и сывороткой. А
что, Джед, старик Билл опять собирается по весне гнать скот в Канзас-Сити?
Только эту блинчиковую спецификацию мне и удалось получить в тот вечер.
Не удивительно, что Джексон Птица осекся на этом деле. Одним словом, я
бросил эту тему и немного поговорил с дядюшкой Эмсли о скоте и циклонах. А
потом вошла мисс Уиллела и сказала: "Спокойной ночи", и я помчался к себе на
ранчо.
Неделю спустя я встретил Джексона Птицу, когда он уезжал от дядюшки
Эмсли, а я направлялся к нему. Мы остановились на дороге и перекинулись
пустяковыми замечаниями.
- Что, еще не достали список деталей для ваших румянчиков? - спросил я
его.
- Представьте, нет, - говорит Джексон, - и, по всей видимости, у меня
ничего не выйдет. А вы пыталась?
- Пытался, - говорю я, - да это все равно, что выманивать из норы
луговую собачку ореховой скорлупой. Этот блинчиковый рецепт - талисман
какой-то, судя по тому, как они за него держатся.
- Я почти готов отступиться, - говорит Джексон с таким отчаянием в
голосе, что я почувствовал к нему жалость. - Но мне страшно хочется знать,
как печь эти блинчики, чтобы лакомиться ими на моем одиноком ранчо. Я не
сплю по ночам, все думаю, какие они замечательные.
- Продолжайте добиваться, - говорю я ему, - и я тоже буду. В конце
концов кто- нибудь из нас да накинет аркан ему на рога. Ну, до свидания,
Джекси.
Сам видишь, что в это время мы были в наимирнейших отношениях. Когда я
убедился, что он не гоняется за мисс Уиллелой, я с большим терпением
созерцал этого рыжего заморыша. Желая удовлетворить запросы его аппетита, я
по прежнему пытался выманить у мисс Уиллелы заветный рецепт. Но стояло мне
сказать слово "блинчики", как в ее глазах появлялся оттенок туманности и
беспокойства и она старалась переменить тему. Если же я на нее наседал, она
выскальзывала из комнаты и высылала ко мне дядюшку Эмсли с кувшином воды и
карманной гаубицей.
Однажды я прискакал, к лавочке с большущим букетом голубой вербены, - я
набрал его в стаде диких цветов, которое паслось на дугу Отравленной Собаки.
Дядюшка Эмсли посмотрел на букет прищурясь и говорит:
- Не слыхал новость?
- Скот вздорожал?
- Уиллела и Джексон Птица повенчались вчера в Палестине, - говорит он.
- Сегодня утром получил письмо.
Я уронил цветы в бочонок с сухарями и выждал, пока новость, отзвенев в
моих ушах и скользнув к верхнему левому карману рубашки, не ударила мне,
наконец, в ноги.
- Не можешь ли ты повторить еще раз, дядюшка, Эмсли, - говорю я, -
может быть, слух изменил мне и ты лишь сказал, что первоклассные телки идут
по четыре восемьдесят за голову или что-нибудь в этом роде?
- Повенчались вчера, - говорит дядюшка Эмсли, - и отправились в
свадебное путешествие в Вако и на Ниагарский водопад. Неужели ты все время
ничего не замечал? Джексон Птица ухаживал за Уиллелой с того самого дня, как
он пригласил ее покататься.
- С того самого дня! - завопил я. - Какого же черта он болтал мне про
блинчики? Объясни ты мне...
Когда я сказал "блинчики", дядюшка Эмсли подскочил и попятился.
- Кто-то меня разыграл с этими блинчиками, - говорю я, - и я дознаюсь.
Тебе-то все наверное все известно. Выкладывай, или я, не сходя, с места,
замешу, из тебя оладьи.
Я перемахнул через прилавок к дядюшке Эмсли. Он схватился за кобуру, но
его пулемет был в ящике и он не дотянулся до него на два дюйма. Я, ухватил
его за Ворот рубахи втолкнул в угол.
- Рассказывай про блинчики, - говорю я, - или сам превратишься в
блинчик. Мисс Уиллела печет их?
- В жизни ни одного не испекла, а так их вовсе не видел, - убедительно
говорит дядюшка Эмсли. - Ну успокойся, Джед, успокойся. Ты разволновался, и
рана в голове затемняет твой рассудок, старайся не думать о блинчиках.
- Дядюшка Эмсли, - говорю я, - я не ранен; в голову, но я, видно,
растерял свои природные мыслительные способности. Джексон Птица сказал мне,
что он навешает мисс Уиллелу, чтобы выведать ее способ приготовления
блинчиков, и просил меня помочь ему достать список ингредиентов. Я помог и
результат налицо. Что он сделал этот красноглазый овчар, накормил меня
беленой, что ли?
- Отпусти-ка мой воротник, - говорят дядюшка Эмсли. - и я расскажу
тебе. Да, похоже на то, что Джексон Птица малость тебя одурачил. На
следующий день после катания с Уиллелой он снова приехал и сказал нам, чтобы
мы остерегались тебя, если ты вдруг заговоришь о блинчиках. Он сказал, что
однажды у вас в лагере пекли блинчики и кто-то из ребят треснул тебя по
башке сковородкой. И после этого стоит тебе разгорячиться или взволноваться,
рана начинает тебя беспокоить и ты становишься вроде как сумасшедшим и
бредишь блинчиками. Он сказал, что нужно только отвлечь твои мысли и
успокоить тебя, и ты не опасен. Ну вот, мы с Уиллелой и старались как могли.
Н-да, говорит дядюшка Эмсли, - таких овцеводов, как этот Джексон Птица, не
часто встретишь.
Рассказывай свою историю, Джед не спеша, но бойко смешивал
соответствующие порции из своих мешочков и баночек. К концу рассказа он
поставил передо мной готовый продукт - пару румяных и пышных блинчиков на
оловянной тарелке. Из какого-то секретного хранилища он извлек в придачу
кусок превосходного масла и бутылку золотистого сиропа.
- А давно это было? - спросил я его.
- Три года прошло, - сказал Джед. - Они живут теперь на ранчо
Шелудивого Осла. Но я ни его, ни ее с тех пор не видал. Говорят, что Джексон
Птица украшал свою ферму качалками и гардинами все время пока морочил мне
голову этими блинчиками. Ну, я погоревал да и бросил. Но ребята до сих пор
надо мной смеются.
- А эти блинчики ты делал по знаменитому рецепту? - спросил я.
- Я же тебе говорю, что никакого рецепта не было, - сказал Джед. -
Ребята все кричали о блинчиках, пока сами на них не помешались, и я вырезал
этот рецепт из газеты. Как на вкус?
- Чудесно, - ответил я. - Отчего ты сам не попробуешь, Джед?
Мне послышался вздох.
- Я? - спросил Джед. - Я их в рот не беру.



<!-- km

- Санаторий на ранчо

Перевод Т. Озерской


Если вы следите за хроникой ринга, вы легко припомните этот случай. В
начале девяностых годов по ту, сторону одной пограничной реки состоялась
встреча чемпиона с претендентом на это звание, длившаяся всего минуту и
несколько секунд.
Столь короткая схватка - большая редкость и форменное надувательство,
так как она обманывает ожидания ценителей настоящего спорта. Репортеры
постарались выжать из нее все возможное, но если отбросить то, что они
присочинили, схватка выглядела до грусти неинтересной. Чемпион просто
швырнул на пол свою жертву, повернулся к ней спиной и, проворчав: "Я знаю,
что этот труп уже не встанет", протянул секунданту длинную, как мачта, руку,
чтобы он снял с нее перчатку"
Этим и объясняется то обстоятельство, что на следующее утро, едва
забрезжил рассвет, полный пассажирский комплект донельзя раздосадованных
джентльменов в модных жилетах и буйно пестрых галстуках высыпал из
пульмановского вагона на вокзале в Сан-Антонио. Этим же объясняется отчасти
и то плачевное положение, в котором оказался "Сверчок" Мак-Гайр, когда он
выскочил из вагона и повалился на платформу, раздираемый на части сухим,
лающим кашлем, столь привычным для слуха обитателей Сан-Антонио. Случалось,
что в это же самое время Кэртис Рейдлер, скотовод из округа Нуэеес - да
будет над ним благословение божие! - проходил по платформе в бледных лучах
утренней зари.
Скотовод поднялся спозаранку, так как спешил домой и хотел захватить
поезд, отходивший на юг, остановившись возле незадачливого покровителя
спорта он произнес участливо, с характерным для техасца тягучим акцентом.
- Что, худо тебе, бедняжка?
"Сверчок" Мак-Гайр - бывший боксер веса пера, жокей, жучок, специалист
в три листика и завсегдатай баров и спортивных клубов воинственно вскинул
глаза на человека, обозвавшего его "бедняжкой".
- Катись, Телеграфный Столб, - прохрипел он. - Я не звонил.
Новый приступ кашля начал выворачивать его наизнанку, и, обессиленный,
он привалился к багажной тележке. Рейдлер терпеливо ждал, пока пройдет
кашель, поглядывая на белые шляпы, короткие пальто и толстые сигары,
загромоздившие платформу.
- Ты, верно, с севера, сынок? - спросил он, когда кашель стал утихать.
- Ездил поглядеть на бокс?
- Бокс? - фыркнул Мак-Гайр. - Игра в пятнашки! Дал ему раза и уложил на
пол быстрей, чем врач укладывает больного в могилу Бокс! - Он поперхнулся,
закашлялся и продолжал, не столько адресуясь к скотоводу, сколько стремясь
отвести душу: - Верный выигрыш! Нет уж, Дольше меня на эту удочку не
поймаешь. А ведь на такую приманку клюнул бы и сам Рокфеллер. Пять против
одного, что этот парень из Корка не продержится трех раундов - вот же я на
что ставил! Все вложил, до последнего цента, и уже чуял запах опилок в этом
ночном кабаке на Тридцать седьмой улице, который я сторговал у Джима Дилэни.
И вдруг. Ну, скажите хоть вы, Телеграфный Столб, каким нужно быть обормотом,
чтобы всадить свое последнее достояние в одну встречу двух остолопов?
- Что верно, то верно, - сказал могучий скотовод. - Особенно, если
денежки-то ухнули. А тебе, сынок, лучше бы пойти в гостиницу. Это скверный
кашель. Легкие?
- Да, нелегкая их возьми! - последовая исчерпывающий ответ. - Заполучил
удовольствие. Старый филин сказал, что я протяну еще с полгода, а может, и с
год, если переменю аллюр и буду держать себя в узде. Вот я и хотел осесть
где-нибудь и взяться за ум. Может, я потому и рискнул на пять против одного.
У меня была припасена железная тысяча долларов. В случае выигрыша кафе
Дилэни перешло бы ко мне. Ну, кто мог думать, что эту дубину уложат в первом
же раунде?
- Да, не повезло тебе, - сказал Рейдлер, глядя на миниатюрную фигурку
Мак-Гайра, прислонившуюся к тележке. - А сейчас, сынок, пойдя-ка ты в
гостиницу и отдохни. Здесь есть "Менджер", и "Маверик", и...
- И "Пятая авеню", и "Уолдорф-Астория", - передразнил его Мак-Гайр. -
Вы что, не слышали? Я прогорел. У меня нет ничего, кроме этих штанов и одной
монеты в десять центов. Может, мне было бы полезно отправиться в Европу или
совершить путешествие на собственной яхте?.. Эй, газету!
Он бросил десять центов мальчишке-газетчику, схватил "Экспресс" и,
примостившись поудобней к тележке, погрузился в отчет о своем Ватерлоо,
раздутом по мере сил изобретательной прессой.
Кэртис Рейдлер поглядел на свои огромные золотые часы и тронул
Мак-Гайра за плечо.
- Пойдем, сынок, - сказал он. - Осталось три минуты до поезда.
Сарказм, по-видимому, был у Мак-Гайра в крови.
- Вы что видели, как я сорвал банк в железку или выиграл пари, после
того как минуту назад я сказал вам, что у меня нет ни гроша? Ступайте своей
дорогой приятель.
- Ты поедешь со мной на мое ранчо и будешь жить там, пока не
поправишься, - сказал скотовод. - Через полгода ты забудешь про свою хворь,
малыш. - Одной рукой он приподнял Мак-Гайра и повлек его к поезду.
- А чем я буду платить? - спросил Мак-Гайр, делая слабые попытки
освободиться.
- Платить! За что? - удивился Рейдлер. Они озадаченно уставились друг
на друга. Мысли их вертелись, как шестеренки конической зубчатой передачи, -
у каждого вокруг своей оси и в противоположных направлениях.
Пассажиры поезда, идущего на юг, с любопытством поглядывали на эту
пару, дивясь столь редкостному сочетанию противоположностей Мак-Гайр был
ростом пять футов один дюйм. По внешности он мог оказаться уроженцем
Дублина, а быть может, и Иокогамы. Острый взгляд, острые скулы и подбородок,
шрамы на костлявом дерзком лице, сухое жилистое тело, побывавшее во многих
переделках, - этот парень, задиристый с виду, как шершень, не был явлением
новым или необычным в этих краях. Рейдлер вырос на другой почве. Шести футов
двух дюймов росту и необъятной ширины в плечах, он был, что называется, душа
нараспашку. Запад и Юг соединялись в нем. Представители этого типа еще мало
воспроизводились на полотне, ибо наши картинные галереи миниатюрны, а
кинематограф пока еще не получил распространения в Техасе. Достойно
запечатлеть образ такого детины, как Рейдлер, могла бы, пожалуй, только
фреска - нечто огромное, спокойное, простое и не заключенное в раму.
Экспресс мчал их на юг. Зеленые просторы прерий наступали на леса,
дробя их, превращая в разбросанные на широком пространстве темные купы
деревьев. Это была страна ранчо, владения коровьих королей.
Мак-Гайр сидел, забившись в угол, и с острым недоверием прислушивался к