А, дона Жураси, поворачивайтесь, поворачивайтесь, делайте хоть что-то, что можете, только не хнычьте, не грозите, что упадете в обморок, хватит и того, что вы воротите нос от больных и вас тошнит при их виде, несите вакцину и готовьтесь с Маси дас Неграс, ваше превосходительство, идти на улицу и делать прививки людям, за это ведь вам государство платит деньги, взыскивая их с налогоплательщиков. Несите вакцину и шприцы и делайте прививки всем подряд; если будут несогласные, вызовем солдат, можете начать с меня, нужно показать пример людям и воодушевить их. Только я не пойду с вами, мой долг оставаться здесь, на пункте здравоохранения.
   А вы, врачишка, знайте, знайте, что вакцины, даст Бог, хватит, только чтобы сделать прививки детям начальной школы да ответственным лицам города. Засучите рукав, я сделаю вам прививку, может, как раз вовремя, там будет видно. Мне-то самой не надо, я её сделала до отъезда из Аракажу: мой жених объяснил мне, что разговоры о ликвидации оспы – пустая болтовня директора департамента здравоохранения, который меня преследует за политические взгляды моего отца и за то, что я уже помолвлена. В домах богатых я еще смогу делать прививки, в домах богатых, торговых заведениях, но не рассчитывайте, что я буду ходить по трущобам и делать прививки всякому сброду, возиться с заразившимися оспой и смотреть на гной, я – из приличной семьи, а не какая-нибудь, вроде вашей девицы, которую вы неизвестно где нашли и поселили среди приличных людей, это оскорбляет честные домашние очаги Букима. Если хотите делать прививки всем подряд, зовите свою девку и идите с ней на пару.
   Ах, не спорьте, не спорьте, сеньорита, и не оскорбляйте меня, я того не заслуживаю, я всегда относился к вам с уважением, но сейчас требую послушания, выполнения указаний, пунктом здравоохранения заведую я, так что слушайте, что я вам говорю, и поторапливайтесь, разве вам не ясно, что я перепуган случившимся.
   Когда откроется почта, вы, сеу Маси дас Неграс, отправьте в Аракажу телеграмму с просьбой прислать как можно больше вакцины, здесь оспа и уже есть смер­тельные случаи.

Р

   Раньше всех покинула Буким медицинская сестра второго класса департамента здравоохранения штата. Бывшая регистраторша приемной медицинской консультации, не закончившая учебного заведения, без диплома и практики, но она – дочь председателя избирательной компании прежнего правительства штата, и она получила эту должность. Однако, как только новое правительство сменило старое, ушедшее в оппозицию, оно тут же перевело её к черту на кулички – в Буким. Но она не смогла выносить вонь и гниение, ведь городок за несколько дней превратился в смердящую выгребную яму.
   К концу суток в городке насчитывалось уже семь больных, на рассвете следующего дня – двенадцать, на пятый день число заболевших дошло до двадцати семи. И так день ото дня, от часа к часу больных становилось всё больше и больше. Теперь по заклеенным красной бумагой окнам (при ярком дневном свете оспа, прежде чем умертвить, ослепляет) можно было знать, где и сколько больных. От сжигаемого коровьего навоза, прекрасно очищающего от миазмов оспы, дым просачивался через щели дверей и окон.
   День и ночь молились верующие в городском соборе, где отпевали законную супругу ризничего, наконец-то он стал свободным и мог спокойно жить с любовницей, если, конечно, их не убьет оспа. Богомолки молили Всевышнего снять проклятие, ниспосланное людям в наказание за грехи и разврат, поминая в числе развратников и врача Ото Эспиньейру, и его сожительницу Терезу Батисту. Отсюда, сверху, они видели идущую по дороге к станции медсестру Жураси с чемоданом и зонтиком, ворчавшую себе под нос: «Увольте, увольте меня, если считаете нужным, но я здесь не останусь ни на минуту. Я не хочу рисковать жизнью, если же хочет того доктор, пусть берет свою девку в помощницы и сам делает прививки».
   Сразу же после первой тревожной ночи, когда были выявлены первые случаи оспы, медсестра и Маси пошли в начальную школу с вакциной и шприцами. Учителя выстроили детей в очередь и обнаружили, что трех учеников не хватает, и тут же получили плохие известия: увидев у детей сыпь, матери сначала решили, что это корь или ветрянка, но теперь стало ясно, что это за волдыри темно-фиолетового цвета. По городу поползли слухи, преувеличивавшие число заболевших. С остатками вакцины Жураси и Маси пожаловали на глав­ную улицу в богатые дома.
   Ждать же часа, когда придется отправиться к беднякам в глухие переулки города, Жураси не стала, она уже имела контакт с больным оспой в доме турка Скэфа, крупного коммерсанта. В четвертом по счету доме было то же самое. «Увольняйте меня, мне безразлично, не стану я здесь гибнуть из-за объявившейся оспы. Берите вакцину и идите со своей девкой, ей привычней возиться с гноем, она и умрет в гное, а я – невеста и помолвлена».
   С отъездом Жураси персонал пункта уменьшился ровно вдвое. Ото воззвал к небесам: что же делать? Он шлет новую телеграмму в Аракажу, требуя способных и смелых помощников, пусть приезжают с первым же поездом. Дома же, то и дело протирая руки спиртом и куря сигарету за сигаретой, он приходит в отчаяние. Просит совета у Терезы. Кто же может помочь, пока департамент Аракажу соберется послать им санитаров? Ведь как только придет запрошенная вакцина, потребуется четыре-пять групп, чтобы делать прививки. До сих пор в его распоряжении были Масимиано и медсестра, что делать без Жураси? Ведь не может же он, Ото, главный врач пункта здравоохранения, идти на улицу и, как простой санитар, сам делать прививки. Достаточно и того, что он и утром, и вечером дает указания и советы, обследует больных, констатируя новые и новые случаи. Ох, Тереза, это ужасно!
   Тереза слушает молча, серьезная и внимательная. Она прекрасно понимает, что он боится, просто умирает от страха, надеясь, что она подскажет ему, что надо последовать примеру Жураси. Скажи она ему: уедем отсюда, зачем нам, молодым, умирать здесь, врачишка бы имел предлог бежать немедленно – я тебя привез сюда, я тебя и увезу отсюда, мы должны защитить нашу любовь. Но нет ни любви, ни дружбы, ни удовольствия в постели.
   Шагая из угла в угол, врач Ото Эспиньейра становится всё нервознее и нервознее.
   – А знаешь, что сказала эта сукина дочь Жураси, когда я обвинил её в бегстве от врачебного долга? Чтобы я взял в помощницы тебя!
   Ответ Терезы был тверд и даже весел:
   – Что ж, я иду…
   – Ты? Да что ты?
   – Пойду делать прививки. Нужно только, чтобы Маси научил меня.
   – Ты с ума сошла. Я не позволю.
   – А я и не спрошу у тебя позволения. Разве тебе не нужны люди?
   И вот богомолки увидели, что Тереза и Маси дас Неграс идут со всем необходимым для вакцинации. Шеи их повытягивались от желания видеть всё своими глазами, но молиться они продолжали. Однако молитвы их не достигали ни неба, ни ушей Божьих, ни церковных сводов – у старых ханжей Букима просто не было сил, чтобы взывать к Богу. И куда это пошла сожительница врачишки с инструментами?
   В момент погребения супруги ризничего раздались удары церковного колокола. Сильнее, звоните сильнее, в два колокола сразу, надо оповестить власти и Всевышнего, что черная оспа опустошает город Буким. Звоните, звоните, сеу викарий.

С

   Скажите-ка, приятель, можно ли отдать последние почести умершему, если боишься сам, что умрешь, если каждую минуту оглядываешь руки, смотришься в зеркало, чтобы убедиться, не появилась ли у самого смертельная зараза?
   Бдение у гроба покойника требует спокойствия, преданности и порядка. Нельзя под страхом смерти достойно проводить усопшего.
   Когда эпидемия только начиналась, еще приглашали друзей готовить поминки, открывать бутылки кашасы. Но позже, когда она набрала силу и косила людей без жалости и передышки, от принятого обычая пришлось отказаться: у охваченных отчаянием родственников не было сил для церемоний с торжественными речами, плачем, причитаниями. Эпидемии кладут конец всему.
   Где найти людей и денег, чтобы организовать бдение одновременно возле гроба двух-трех покойников? Да и нельзя держать разлагающиеся трупы в доме несколько часов подряд, от зараженного тела надо освобождаться как можно скорее, чтобы не заразиться. Позже уже не хватало ни сил, ни времени для похорон на кладбище, и всем умершим приходилось довольствоваться ямами, вырытыми у грязных дорог, где земля была мягче и легче было копать яму.
   Когда приходят эпидемии и людей охватывает страх смерти, они заняты тем, что жгут навоз, отмывают гной, прокалывают волдыри и молятся Богу. До бдений ли им, друг?!
 
   Торжественного погребения умершего префекта Рожерио Калдаса, прозванного Пожирателем Вакцины из-за отсутствия оной по его вине, с оркестром, длинной процессией учеников, солдат военной полиции, членов религиозного общества и масонской ложи и других выдающихся личностей, произносивших бы вдохновенные речи, превозносивших бы достоинства покойного – не каждый день представляется возможность отправить на кладбище префекта, скончавшегося при исполнении служебных обязанностей, – Буким был лишен из-за чрезвычайных обстоятельств. Проводы были немноголюдными, кратко выступил президент муниципальной палаты. «Префект пал жертвой гражданского долга», – заявил он, говоря о печальном конце изворотливого администратора, который в последний день был страшен: гнойники слились и образовали большие язвы по всему телу – обычное дело черной оспы в час смерти. Народ считает черную оспу самой опасной и страшной, её зовут матерью всех осп: белой, аластрима, ветряной. По мнению президента муниципальной палаты, покойный префект не иначе, как на себе решил, выполняя свой гражданский долг, испытать оспу, чтобы удостовериться, что она первоклассная, та самая, черная, прародительница всех остальных, а потом уж препоручить ей население города.
   Доктор Эвалдо Маскареньяс был последним, кого проводили в последний путь с искренними словами сожаления. Восьмидесятилетний старик, почти глухой и слепой, со странностями, не заперся в доме, хоть и еле таскал ноги, и не уехал. Пока сердце работало, он ухаживал за больными – за своими пациентами и всеми остальными, кому требовалась его помощь и о ком ему сообщали, ведь были больные, которые прятались от врачей, боясь попасть в лазарет. Он делал всё, что мог, но много ли можно сделать, сражаясь с такой болезнью, как оспа? Подготовить лазарет для больных распорядился он, а в жизнь претворила его идею Тереза Батиста – правая рука доктора в столь трудные дни в Букиме, помогавшая ему до тех пор, пока не перестало биться уставшее сердце старика.
   Но он успел послать через Терезу записку коллеге Ото Эспиньейре, чтобы тот просил прислать новую партию вакцины, иначе в Букиме погибнут все. Но уже к больному первый раз в жизни прийти не смог.

Т

   Тереза Батиста еще совсем недавно выступала в кабаре как артистка, была любовницей, проституткой, преподавательницей грамоты для детей и взрослых, дебоширкой для полиции трех штатов Федерации – и вот теперь за короткое время стала медицинской сестрой, пройдя полный курс обучения у доктора Эвалдо Маскареньяса и санитара Маси дас Неграс. Как говаривала еще дона Мерседес Лима, её первая учительница, у Терезы всегда были способности всё быстро усваивать.
   Она не только научилась делать прививки, мыть волдыри марганцовкой и камфорным спиртом, но даже ухитрялась убеждать делать прививки тех, кто особенно упрямился, боясь получить болезнь от вакцины, ведь на прививку организм давал реакцию: жар, сыпь, волдыри, но реакцию неопасную. Маси был нетерпелив, проводя вакцинацию населения, часто прибегал к силе, вызывал конфликты и только усложнял выполнение задачи. Терпеливая и улыбчивая Тереза объясняла, по­казывая след от прививки на своей собственной смуглой руке, делала себе прививку снова, чтобы убедить людей в безопасности совершаемого. Все шло хорошо, люди стали сами приходить в пункт здравоохранения и ждать, когда подойдет их очередь, чтобы сделать прививку, и вдруг запас вакцины кончился. Отправили новую телеграмму в Аракажу с требованием помощи.
   Доктор Эвалдо, озабоченный растущим числом больных, получил в магазине несколько матрацев для лазарета бесплатно, они предназначались для тех, кто должен быть изолирован, так как для лечения дома у них не было условий, а они представляли большую опасность для окружающих. Однако, прежде чем взять эти матрацы, нужно было вымыть и вычистить барак, пред­назначенный для лазарета, он находился в лесу, вдалеке от города, жители которого туда никогда не заглядывали.
   Вместе с Маси дас Неграс Тереза шла по лесной тропинке в сторону будущего лазарета, неся в руках креолин и воду в жбанах из-под керосина, местами дорога была совсем заросшей, и Маси, поставив банки на землю, тесаком прорубал ее. Барак пустовал уже более года.
   Последними его обитателями были двое прокаженных, вероятнее всего, муж и жена. По субботам они появлялись на рынке, где просили милостыню – горсть маниоковой муки или черной фасоли, корни маниока или батата, сладкого картофеля, редко – никелевые монетки, брошенные им на землю, и каждый раз были изъедены проказой все больше и больше: страшные дыры вместо рта и носа, культи рук, ноги, завернутые в мешковину. Умерли они, должно быть, одновременно, так как оба перестали появляться на рынке. Поскольку никто не интересовался их судьбой и не ходил в барак, останками их попировали стервятники урубу, оставив на полу чистые кости.
   Маси дас Неграс с ужасом (и уважением) поглядывал на красивую любовницу врача, которая тут же безо всякого принуждения, заткнув юбку за пояс, босиком принялась мыть цеметный пол будущего лазарета; собрав кости прокаженных, она сложила их в вырытую могилу. Тогда как бывшая медицинская сестра сбежала, оставив свое рабочее место, наплевав на обязательства и неприятные последствия – увольняйте меня, мне всё равно, я не хочу здесь умирать, – эта девушка безо всякого вознаграждения и безо всякой надобности для себя ходила из дома в дом без страха и усталости, об­мывая больных раствором марганцовки, прокалывая волдыри шипами апельсинового дерева, как только они вырастали в пустулы темно-фиолетового цвета, приносила со скотных дворов коровий навоз. Ведь даже сам Масимиано, привыкший к нищете, знакомый с горестями и несчастьями народа, закаленный и опытный, без родственников и друзей, хозяин своей жизни и смерти, нанявшийся на эту плохо оплачиваемую работу, хотя деньги в конце каждого месяца и получал, не раз подумывал в эти тяжелые дни бежать куда глаза глядят, бросив всё, подобно Жураси.
   Ничего не зная о Терезе, кроме того, что она любовница врача Ото Эспиньейры и очень красива, теперь Маси дас Неграс питал к ней уважение и страх. Когда Тереза впервые отправилась с Маси дас Неграс на прививки, он никак не мог понять, почему же подружка врача подменила сбежавшую медсестру, да еще в условиях эпидемии, и нарушила тем самым установленные отношения определенных слоев общества, и даже стал строить дерзкие планы: подвергаясь смертельной опасности и испытывая страх, он все время был рядом с Терезой и надеялся поддержать её в нужную минуту, а с Божьей помощью и завоевать симпатию девушки, они вместе украсят лоб никчемного врача пышными рогами – это было бы великолепно!
   Но вскоре же отказался от своих планов, не сделав ни малейшей попытки, ведь воодушевление и мужество вселяла в него именно она, эта, в общем-то, хрупкая женщина. И если он не последовал примеру Жураси, то этим он обязан только Терезе. Да ему было просто стыдно это сделать: он – здоровый, крепкий и получает деньги за свою работу, она – слабое создание, ничего не имеет за свой труд, держится прекрасно, твердо, без единой жалобы и всегда, высоко подняв голову, отдает распоряжения, как в домах больных, так и на пункте, ему и перепутанному врачишке, да и доктору Эвалдо. Она вроде бы командовала всеми. Где подобное видано?
   Когда наконец прибыла вакцина – ее привез аптекарь Камило Тезоура, он узнал о вспышке оспы в Букиме и по собственной инициативе отправился в департамент здравоохранения, где ему вручили посылку и обещали прислать людей. «Скажите доктору Ото, чтобы он как-нибудь вышел из положения, нанял кого-нибудь, пока не прибудет квалифицированный персонал, хоть и нелегко найти желающих рисковать жизнью за грошовое вознаграждение», – Маси дас Неграс сказал Терезе:
   – Жаль, дона, что таких, как вы, на свете очень мало. Будь у нас еще три-четыре человека, мы бы справились с треклятой.
   Тереза Батиста подняла усталое лицо, улыбнулась неотесанному и грубоватому мулату и ответила:
   – Я знаю, где их найти, положись на меня.

У

   Уже аптекарь Камило Тезоура был на станции Букима и привез посланную из департамента здравоохранения Сержипе вакцину, когда встретил покидавшего Буким врача Ото Эспиньейру – он даже не дождался погребения доктора Эвалдо. Будь он разумнее, он бы давно уехал, уехал бы на товарняке в ту самую ночь, когда Закариас показал ему свое лицо, покрытое вол­дырями. Подумав как следует, взвесив все факты, Ото решил, что всему виной Тереза – эта безумная женщина, которая вдруг пошла делать прививки, ухаживать за оспенными больными. Как бы ни была она красива и хороша как женщина, она – просто животное, не способное понимать, думать, ценить жизнь. Ведь он, молодой врач с хорошим будущим, оказался под угрозой смерти и мог по меньшей мере быть обезображенным страшной оспой, после чего ни одна из женщин на него не взглянет.
   Ведь сюда он, сын политического деятеля, приехал с одной-единственной целью – заработать депутатский мандат и тут же сменить этот край страшных болезней и нищеты на богатый и здоровый Юг, земли праздников, садов, театров, света, современных ночных клубов, где можно встретиться с иностранками; конеч­но, такой красивой женщины, как Тереза, у него не будет. Женщины? Нет, не женщины, королевы оспы, призрака. Кроме того, здесь, в Букиме, после того, как началась оспа, он потерял себя, лоск, воспитание, утратил политические стремления и честолюбивые планы, наконец, человеческое достоинство, его уже не соблазняли голоса избирателей и прелести Терезы, он только каждую минуту мыл руки спиртом, полоскал горло кашасой, безостановочно курил и рассматривал себя в зеркало, ища проявление болезни.
   Когда после разговора о бегстве Жураси Тереза отправилась делать прививки, Ото не мог прийти в себя, ведь заговорил-то он о бежавшей медсестре с целью услышать от Терезы, что надо последовать примеру и готовиться к отъезду. А вместо того эта дурища пошла в сестры милосердия, принуждая его идти на свой пункт, а не бежать прочь сломя голову.
   На пункте здравоохранения его посетил президент муниципальной палаты, взявший на себя обязанности префекта, с целью узнать о мерах, предпринятых врачом Ото, а также побеседовать с ним. Коммерсант и фазендейро, политический руководитель, друг семьи врачишки – это ведь к нему явился Ото Эспиньейра с рекомендательным письмом. Президент говорил откровенно: политик, мой дорогой доктор, везде политик, при любых катаклизмах, а эпидемия – худший из них. Однако она имеет и положительную сторону, особенно для кандидата в депутаты, да еще когда он – главный врач пункта здравоохранения. Надо взять на себя командование, организовать служащих, как и любого по возможности, он имел в виду Терезу, которая делала прививки, чтобы потушить вспышку оспы и изгнать её из города. Чтобы заработать признательность и голоса будущих избирателей Букима, лучшую возможность просто трудно придумать. Народ обожает способного и преданного врача, тому пример – престиж доктора Эвалдо Маскареньяса, ведь он не был ни членом муниципальной палаты, ни префектом или депутатом парламента штата, для него самое главное – врачебная помощь, а не положение и должность. И если политические устремления доктора еще живы, то, опираясь на, престиж семьи и то обстоятельство, что оспа будет изгнана, он вполне сможет получить здесь прочную политическую поддержку, которая не замедлит объявиться и в соседних муниципалитетах, где также о нем узнают, ведь должна хоть на что-то сгодиться эпидемия.
   Так что возблагодарите Господа, что он ниспослал вам такую возможность. В бой, в бой, посещайте больных, лечите их, богатых и бедных, сделайте лазарет своим домом. Если заразитесь, ничего страшного, имея прививку, вы не умрете, несколько дней высокой температуры, ну, и оспины на лице, но для избирателей – это лучшая реклама: избранный депутат – врач с ли­цом, изрытым оспой. Конечно, опасность все-таки существует, бывали случаи, когда и с прививкой оспа уносила врача в могилу, но риск – благородное дело, и, в конце-то концов, жизнь имеет цену только для того, кто ею рискует. Дав Ото подобный совет, президент удалился. Уже в конце улицы он заметил Терезу, которая делала прививку прямо на пороге дома. До чего же красива, прямо мороз по коже, для такого добродетельного и богобоязненного семьянина она не менее опасна, чем оспа.

Ф

   Фантастический сюрприз ожидал Терезу по возвращении домой после её дебюта в роли медсестры: она нашла Ото в стельку пьяным, язык у него заплетался, он бормотал что-то невнятное. После обрисованной перспективы быть избранным в депутаты парламента и возможности заразиться оспой врачишка заперся дома и выпил целую бутылку кашасы; не имея сопротивляемости к алкоголю и быстро опьянев, он вдруг увидел входящую оживленную Терезу, собирающуюся рассказать ему о перипетиях дня. Ото отшатнулся от нее, говоря:
   – Пожалуйста, до меня не дотрагивайся. Сначала оботри все тело спиртом.
   Он продолжал пить, пока Тереза принимала ванну, не захотел есть, а сел в кресло и что-то бормотал себе под нос. Не подходил к ней, а когда заснул, Тереза уложила его в постель, как он был, одетым. На следующий день она ушла из дома до того, как он проснулся, так что они не разговаривали. И все остальные дни, пока Ото боролся между желанием удрать с поля боя и стыдом, он к Терезе не прикасался. Спал он один на софе в гостиной и не вставал до тех пор, пока она не уходила, переставая обвинять его своим молчаливым присутствием. Да, обвиняла, потому что уходила каждый день рано утром помогать Эвалдо и Масимиано и возвращалась поздно вечером, разбитая от усталости. Он же каждый день все меньше и меньше посещал свой пункт здравоохранения, где число больных увеличивалось, они приходили за марганцовкой, аспирином, камфорным спиртом. Для Ото же единственным лекарством была кашаса.
   Когда же однажды Тереза разбудила его, еще не протрезвевшего, и объявила, что у них кончилась вакцина, а ему необходимо идти принимать больных, так как доктор Эвалдо потерял сознание, у Ото вызрел план: поехать в Аракажу как бы за вакциной, но там забо­леть. Грипп, колики, анемия, лихорадка – все что угодно, только чтобы попросить себе замену в Букиме и больше туда не возвращаться. За последнее время он совсем опустился: небритый, с воспаленными глазами, хриплым голосом, стал груб в обращении. А уж когда Тереза довольно резко потребовала, чтобы он расстался с бутылкой и шел исполнять свой долг врача, как это делал доктор Эвалдо, и посещать больных, он разразился криком:
   – Убирайся отсюда, грязная потаскуха.
   – Нет, не уйду. У меня тут дел много.
   Уставшая за день, она повернулась к нему спиной и заснула. Теперь она была свободна от домогательств пьяного врачишки, с ума сходившего от страха, – прелести Терезы его больше не волновали.
   А уж когда сердце доктора Эвалдо сдало, хотя мужество его не покинуло, он и на смертном одре продолжал думать о вакцине для народа, молодой врач Ото не стал дожидаться похорон коллеги: «Я еду за помощью в Аракажу, привезу вакцину, как только получу». Без багажа, украдкой, услышав гудок паровоза, он бросился на станцию и укатил в Баию. В Аракажу поезд должен был идти через четыре часа, но он не сумасшедший, чтобы здесь, на земле черной оспы, оставаться хоть еще одну минуту, да к тому же в компании с этой безумной Терезой, чтобы её сожрала оспа!

X

   Хватило жителям Букима в дни разгула черной оспы и преудивительнейших событий. Одним из них был побег главного врача пункта здравоохранения от оспы, от которой он удирал с такой поспешностью, что даже сел на поезд, следовавший как раз в обратном направлении, а именно в Баию. Рассказ фармацевта на пороге аптеки о встрече с доктором Ото на железнодорожной станции вызвал дружный хохот среди всеобщего горя. «Куда это вы, доктор, так торопитесь?» – «Еду в Аракажу за вакциной». – «Но этот поезд в Аракажу не идет, он только что оттуда прибыл и идет в Баию». – «Мне годится любой поезд и любое направление: нельзя терять ни минуты». – «Но вакцина – вот она, я привез её, привез более чем достаточно, можно сделать прививки всему штату Сержипе. Так что оставайтесь в Букиме, доктор, со своими избирателями, а если у вас еще есть деньги, со своей красоткой, она у вас – пальчики оближешь».