- Дело ясное, - сказал я, - свидетелей, видимо, много, при чем здесь я?
   - Свидетелей много, - согласился Бутлер. - Я не прошу тебя доказать, что убийца - Аль-Касми, это не вызывает сомнений.
   - В чем же дело? Надо полагать, его скрутили на месте?
   - В том-то и дело, что нет. В суматохе он сумел скрыться. Поиск был организован по всем правилам, через два часа машину Аль-Касми нашли брошенной неподалеку от транспортной развязки Элит в Рамат-Гане. Двое суток понадобилось, чтобы отследить дальнейшие передвижения Аль-Касми. И, как ты думаешь, Павел, куда он направился?
   - К родственникам в Палестину, - предположил я. - Тамошняя полиция его нам не выдаст, как пить дать.
   - Это, кстати, была наша первая идея, мы потратили на ее разработку целые сутки. Нет, в Палестину он не переходил. И кстати, Павел, если ты не знаешь: у нас с палестинцами договор о взаимной выдаче преступников, они не стали бы скрывать Аль-Касми, если бы знали, где он находится.
   - Н-да? - с сомнением сказал я. - Палестинцы выдадут евреям своего, чтобы евреи его засадили за убийство?
   - Ты в каком веке живешь, историк? - возмутился Роман. - Палестина это не территории, это независимое государство, имидж для них кое-что значит.
   - Ну, допустим, - я не стал дальше углубляться в эту тему, хотя и имел кое-какие соображения по поводу имиджа независимого государства Фаластын. Что же оказалось в результате?
   - Вот потому я и пришел к тебе, а ты не даешь мне досказать до конца.
   - Я нем как рыба, - сказал я.
   - Нам понадобилось трое суток, чтобы обнаружить: через четыре часа после убийства Аль-Касми вошел в здание Института альтернативной истории Штейнберга, заказал сеанс трансформации с неограниченным временем погружения и занял предложенную ему кабину. Вот так. Сейчас он находится в какой-то альтернативной реальности...
   - Что за глупости! - воскликнул я. - Что значит: находится в альтернативной реальности? Физически он находится в той операторской, которую ему предоставили. Не хочешь же ты сказать, что вы не обнаружили тело Аль-Касми...
   - Обнаружили, конечно, куда оно денется. Но именно тело. Сам убийца, его, так сказать, личность находится в каком-то альтернативном мире. Работники института запретили нам отключать Аль-Касми от аппаратуры - по их словам, это равносильно убийству. Вернется Аль-Касми неизвестно когда время сеанса не оговорено, он оплатил семь дней заранее, остальное пойдет в кредит. К тому же, неясно, в каком состоянии он вернется. Что там с ним происходит? Если он там, скажем, тоже кого-то убьет и его посадят - там, а не здесь?
   - Ну-ну, - сказал я, предвкушая любопытное путешествие. - И вы, значит, решили послать за ним...э-э... группу захвата и заставить вернуться, так я понял?
   - Павел, о чем ты говоришь? Пойти в альтернативный мир Ахмада Аль-Касми может только специалист-историк. Причем один. Если послать группу, то каждый ее член окажется в собственном альтернативном мире, где будет свой Аль-Касми и, вполне вероятно, не тот, что сбежал из нашей реальности. Черт возьми, у меня от всех этих альтернатив голова идет кругом! Я ничего в этом не понимаю. Излагаю мнение специалистов. Это их идея - попросить тебя. Ты столько раз бывал в...
   - Конечно, - согласился я, ощущая свою значительность. - Рад помочь. Единственная загвоздка - я ведь тоже войду в собственный альтернативный мир, который может и не иметь ничего общего с тем, куда погрузился...
   Тут до меня дошло, и я надолго замолчал, обдумывая план действий. Что ж, сотрудники института были правы - только у меня и могло получиться.
   - Поехали, - сказал я.
   * * *
   Объясняю для незнающих. Альтернативных миров - бесчисленное множество. Каждое решение, принимаемое человеком, создает свой мир, вполне физически реальный: целую Вселенную, отличающуюся от нашей лишь тем, что в ней данный человек принял не то решение, какое принял здесь. Аль-Касми мог, например, отправиться обозревать мир, который возник, скажем, тогда, когда он не ударил своего хозяина кулаком в лицо. Ведь была же у него, на самом деле, альтернатива! Я думаю, и Бутлер так думал, и все в полиции были с ним согласны, что убийца поступил именно так.
   Что из этого следует? То, что этот вариант можно просчитать, подгоняя под себя - когда-то, допустим, я мог создать некий альтернативный мир каким-то своим решением, и именно этот мир был впоследствии изменен решением Аль-Касми. Только при таком раскладе мы имели возможность встретиться с реальным Аль-Касми там, а не здесь.
   Вот это и есть самое сложное, тонкое и редко у кого получающееся рассчитать и выполнить такое соединение. Я это могу. Я это уже проделывал несколько раз и не рассказывал еще об этом в "Истории Израиля" исключительно из скромности. Но расскажу - будьте уверены. Не утверждаю, что хорошо просчитываю альтернативы. Действую чисто интуитивно, но пока моя интуиция меня не подводила. Неудивительно, что директор института доктор Рувинский посоветовал Бутлеру обратиться ко мне.
   В Герцлию мы мчались на полицейском вертолете под вой сирены - видели бы вы, как шарахались частные авиетки и воздушные велосипедисты! Добрались за полчаса, и это при перегруженных эшелонах на всех транспортных высотах! Вот в чем преимущества полиции.
   Всю дорогу я молчал, изучая оперативные данные по Аль-Касми, рассматривая его фотографии и призывая на помощь свою интуицию. И чем больше я вчитывался в биографию этого человека, тем громче моя интуиция протестовала против идеи Бутлера. Она лежала на поверхности, эта идея. Аль-Касми родился в Лоде, получил образование в Тель-Авивском университете, он был благополучен и лоялен, не участвовал ни в интифаде в 2005 году, ни в палестинских демонстрациях 2011 года. О его политических взглядах было сказано лишь, что он выступал в дискуссии, состоявшейся в 2015 году, где отстаивал идею равных прав евреев и арабов на землю от моря до реки. Аргументы его были убедительны - историю он знал, хотя и был по специальности программистом-конструктором. Вот это меня и смутило - знание истории...
   * * *
   Убийца расположился в третьей операторской. Красивый мужчина с тонкими усиками. Классический тип человека, старающегося изображать из себя типичного представителя своей национальности, каковым он, кстати, не был скорее я признал бы в нем француза, нежели араба-палестинца.
   И это еще больше утвердило меня во мнении, что интуиция не ошиблась.
   - Пошли, - сказал я, и меня отвели в ближайшую свободную операторскую.
   - Подключаться к альтернативам буду сам, - предупредил я. - Прошу не вмешиваться ни при каких обстоятельствах.
   - Но наши операторы сумеют точнее подогнать... - начал было директор Рувинский, боявшийся то ли за меня, то ли за свою аппаратуру. Я прервал его:
   - Наум, ты меня знаешь. Предоставь действовать самому.
   - Ну хорошо, - неохотно согласился Рувинский. - Мои ребята тебя подстрахуют.
   Я пожал плечами и сел в кресло.
   - Можно мне присутствовать? - спросил Бутлер.
   - Только не здесь, - сказал я. - Иди-ка к Аль-Касми и надевай на него наручники, как только он вернется оттуда.
   * * *
   Честно говоря, я был убежден, что Аль-Касми наплевать на своего хозяина. Он его ударил, и ударил бы при аналогичных обстоятельствах вторично. Идея скрыться от правосудия в мире, где он не убил Эхуда, только на первый взгляд казалась логичной, но психологическому портрету убийцы не соответствовала.
   Разумеется, Аль-Касми отправился в другую альтернативу, возникшую гораздо раньше. Поскольку я догадывался, о какой альтернативе может идти речь, то и отправился туда, хотя, уверяю вас, попадать в тот мир у меня не было никакого желания. Да и опасно это было, если по правде...
   * * *
   В нашем мире Аль-Касми был лоялен режиму. Значит, существовал мир, в котором он был большим деятелем интифады. Мир, о котором он мечтал по ночам. Туда-то я и отправился.
   Я ожидал всякого, но не такого!
   Я стоял на улице Алленби угол улицы Ахад Ха-ама и никак не мог сообразить, чем эта улица отличается от той, к которой я привык с детства. Лишь через минуту дошло: все надписи - на магазине фототоваров, на магазине одежды - были на арабском. Ни одного ивритского слова. Это первое.
   Второе - люди. Вокруг меня шли, стояли и даже сидели на низких скамеечках одни арабы. Ошибиться было невозможно - они и говорили по-арабски, и я понял, что интуиция меня таки не обманула.
   Молодой араб-полицейский толкнул меня в бок - явно умышленно - и сказал:
   - Еврей, чего уставился? А ну-ка, покажи документ.
   Без лишних слов (я хорошо знал нравы местной полиции) я достал из заднего брючного кармана свое удостоверение.
   - Павел Амнуэль, - произнес араб вслух мое имя с таким видом, будто каждая буква вызывала у него приступ рвоты. - Допущен в пределы зеленой черты до восемнадцати часов. Эй, еврей, сейчас уже полпятого. У тебя полтора часа времени. Ты не успеешь добраться до своего поселения. Чего стоишь тут?
   Я спрятал документ и пошел прочь, соображая, что делать дальше. Мне нужно было увидеть Аль-Касми. Совершенно очевидно, что он находится поблизости: программа могла ошибиться в выбросе не более чем на сотню метров.
   Я медленно пошел в сторону бывшей улицы Бен-Иегуды, стараясь смотреть по сторонам так, чтобы не привлечь ничьего внимания. В лавках торговали арабы, но я видел и евреев - один из них стоял посреди тротуара и большой метлой собирал в кучу скомканные бумаги, обрывки каких-то пакетов и пустые пластиковые бутылки. Где, черт возьми, банк? Где универмаг? По одну сторону улицы стояли одноэтажные хибары, по другую тянулся пустырь и котлован, на дне которого я увидел огромную кучу мусора.
   По идее, чего мне сейчас не хватало, так это сегодняшней газеты или, еще лучше, учебника местной истории. Желательно, на иврите - мои познания в арабском, мягко говоря, оставляли желать лучшего.
   На углу с улицей Бен-Иегуды (она называлась здесь как-то иначе, но надпись была на арабском) стоял мальчишка-разносчик, продавая сладости, лежащие на подстилке. Рядом, прямо на тротуаре, я увидел несколько пачек газет. Так - арабская, арабская, арабская, а это... о! Чего я никак не ожидал - газета была на русском языке. "Еврейская жизнь". Две драхмы. Мелочь я отыскал в кармане, и через минуту просматривал заголовки, прислонившись к кривому дереву. Газета была небольшая - четыре страницы, без компьютерной поддержки, типографский набор, прошлый, можно сказать, век. Впрочем, арабские издания, как я успел заметить, были не лучше.
   "Евреи должны добиваться места в парламенте! " - гласил заголовок на первой полосе. Я пробежал глазами текст. Некий Амос Оз, писатель, автор романа "Из грехов твоих", утверждал, что евреи никогда не получат ни единого мандата, поскольку на каждого еврея приходится три мнения, а на каждое поселение - своя партия. И при таком положении дел политических свобод им не добиться до явления Мессии.
   Неужели тот самый Оз? - подумал я. Писатель, которого я читал в своем мире - левый радикал, сторонник независимой Палестины... Собственно, почему бы и нет? История сделала кульбит, но люди-то остались, если, конечно, они родились здесь или приехали раньше создания альтернативы. Ибо я не думал, что сюда, в Фаластын, или как теперь называется этот анклав, эмигрировало много евреев - при нынешнем-то раскладе сил...
   - Эй, парень, - услышал я и не сразу сообразил, что мужчина в скромной одежде говорит по-русски. - Ты, я вижу, согласен с Озом?
   Мужчина, естественно, держал в руке метлу.
   - Нет, - сказал я, - я не согласен с Озом. Простите, не могли бы вы сказать мне, сколько сейчас евреев в...э-э... Палестине?
   - Где? - переспросил "русский" и принялся энергично махать метлой, не глядя в мою сторону. - Слушай, шел бы ты отсюда, а то хозяин увидит, что я с тобой разговариваю и оштрафует...
   - Так ты же сам заговорил, - резонно ответил я и услышал:
   - Я думал, ты агавник, а ты, видно, карамник.
   Чтоб я знал, что все это значило!
   - Ухожу, - сказал я. - Только один вопрос. Сколько нас тут, русских евреев?
   - Дураков-то? - пробормотал мужчина так, что я еле расслышал. - Думаю, тысяч пятьдесят.
   Он принялся мести тротуар с рвением, достойным лучшего применения, и я отошел в сторону. Перевернул страницу и увидел заголовок: "Арабская полиция арестовала Хаима Викселя в поселении Ариэль". Статья в драматических тонах повествовала о том, что вчера ночью пятеро полицейских-арабов сорвали заграждение вокруг поселения, избили двух евреев-охранников и ворвались в дом, где мирно спала семья строительного рабочего Викселя. Хозяина скрутили и увели, нарушив, таким образом, автономию поселений в черте оседлости. Викселя обвиняют в том, что он совершил теракт: напал на автобусной остановке в Рамле на женщину-арабку и ударил ее по лицу. Виксель утверждает, что никогда не был в Рамле, но женщина его опознала, и теперь бедному отцу семейства грозит пожизненное заключение. А если бы женщина сказала, что он пытался пырнуть ее ножом? - спрашивал автор. Неужели Викселя уже расстреляли бы, даже не потрудившись убедиться в том, что он говорит правду?
   Между строк я ощущал и традиционное "доколе?" и неизбывную тоску по свободе, но открытым текстом не было сказано ничего.
   Тоскливо, господа...
   На четвертой странице я нашел уголок юмора. Стоит еврей на Алленби и спрашивает араба: как проехать к палестинскому университету. На семьдесят пятом автобусе, - отвечает араб. Через день тот же араб проходит мимо того же перекрестка и видит того же еврея. Опять в университет? - спрашивает араб, удивляясь, что делает еврей в этом учебном заведении. Нет, - понуро отвечает еврей, - я автобуса жду. Шестьдесят семь уже проехали, осталось всего восемь...
   Я скомкал газету и бросил в урну.
   Ну хорошо, ясно, что в этом мире нет Израиля, а евреи живут в поселениях, где-то в черте оседлости, и работают у арабов на черных работах. Но где их национальная гордость? Где еврейские боевики и где последователи Шамира? Не верю я, чтобы они - точнее, мы, если уж на то пошло, - проиграли в сорок восьмом войну и с той поры смирно жили под арабским каблуком.
   А, собственно, почему бы нет? Ведь это - мир, созданный альтернативой Аль-Касми. Мир его мечты. Все нормально, господа. Мне бы еще найти самого мечтателя...
   * * *
   Разумеется, я его нашел - даже быстрее, чем хотелось. В принципе, я был не прочь походить по Тель-Авиву (как, кстати, здесь этот город назывался?) и поглядеть, как победители-арабы устроили жизнь побежденных евреев. Ну, о поселениях я уже слышал, и о зеленой черте, которая в этом мире стала чертой оседлости. И еще - намеки на какой-то еврейский террор. Любопытно было бы посмотреть на местных поселенцев - не все же они нанимаются к арабам на работу и не все метут улицы в Тель-Авиве. Но и пистолетов с автоматами у них, скорее всего, нет - уж арабы-полицейские об этом позаботились.
   Как же они - мы? - отстаивают свое национальное достоинство? Как доказывают право на владение этой землей? Надеюсь, не тем, действительно, что нападают на арабских женщин? Есть ведь иные пути и, если евреев не допускают в парламент, то можно устраивать демонстрации протеста, объявлять голодовки, ну, что еще?
   Я подумал, что все это просто глупо - разве мои родители, репатрианты из России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками? Пока не подожгли десяток машин, да пока не создали партию, да пока не парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...
   Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с оружием в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.
   Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй, я даже начал понимать этого араба, уверенного в том, что его согнали с родной земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет сознание, вот уж действительно...
   Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном не мной, полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела. Ахмада Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он стоял у огромного синего лимузина марки "форд", сложив руки на груди, и наблюдал, как еврей протирает стекла. Судя по выражению на лице Ахмада, он ждал окончания работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.
   Я остановился неподалеку и с ужасом понял, что не знаю, как действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь зови полицейского. Но Роман воображал, что я попаду в совершенно иную альтернативу!
   Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову. Взгляды наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал прекрасной интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы понять: я пришел к нему не для того, чтобы проситься на временную работу.
   - Убирайся, - сказал он на иврите. - Убирайся в свой мир, иначе я вызову полицию. Считаю до трех. Один...
   И что я должен был делать, по-вашему?
   - Два...
   Я шагнул вперед и, прежде чем Ахмад успел увернуться, влепил ему правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень неприятное ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!
   Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.
   - Что же ты орешь, дурак? - сказал я, потирая пальцы. - Ты еврей или кто?
   Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех сторон к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не нужно было никакой интуиции.
   Я произнес контрольное слово.
   * * *
   Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.
   - Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми надели наручники и увезли в полицейской машине. - Только бить не следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии о незаконных методах задержания.
   - Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал я. - Не вижу, чтобы от моего кулака его морда сильно пострадала. Убийца он, в конце концов, или нет?
   - Убийца, - согласился Бутлер, - а закон есть закон. Нужно было вызвать полицейского...
   - Господи, Роман, - сказал я. - Поехали ко мне, и я тебе расскажу, что сделали бы со мной полицейские, если бы я поступил так, как ты говоришь.
   У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос обвиняемого. Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня, он вздохнул:
   - Знаешь, Павел, я иногда и сам думаю: как жили бы евреи, если бы земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "Хагану"...
   - Нет у них там никакой "Хаганы", - сказал я.
   - Так это альтернативный мир Аль-Касми...
   - Ну и что? Не мог же он конструировать все причинно-следственные связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали законы истории.
   Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в том мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги Палестины. И как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы женщин, а в остальном... Мир - зеркало, господа.
   - Тяжелая у тебя работа, Павел, - сказал он наконец. - Не думал, что писать историю так трудно.
   - Да уж, - согласился я. - Проще историю делать.
   - Или раскрывать преступления, - сказал Роман.
   Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.
   Глава 7
   ПОТОМОК ИМПЕРАТОРА
   Нос у него прямой, и профиль вовсе не римский. Да и что такое римский профиль? Я знал одного еврея, прожившего всю жизнь в Риме и приехавшего в возрасте семидесяти лет поглядеть на святые камни Иерусалима. Он постоял у Стены плача, послушал, как завывает муэдзин, посмотрел, как переминаются с ноги на ногу палестинские полицейские у Яффских ворот, и сказал, вздохнув:
   - Я хотел дожить свою жизнь здесь... Но понял, что не получится - у меня римский профиль.
   Профиль - это психология, знаете ли. А психология у Цви Хасина была самая что ни на есть галутная. Может, и не римская, поскольку ни в Риме, на даже в Неаполе он отродясь не был, репатриировавшись в Израиль из Бердичева (подумать только, оказывается, в 2020 году в Бердичеве еще оставались евреи!). Но, если говорить откровенно, можно ли назвать евреем человека, который не болеет за "Маккаби" (Хайфа) и даже не голосует за аннексию независимого государства Палестина?
   И все же именно с Цви Хасина началась удивительная история прозрения, которую я хочу рассказать. И римский профиль имел к этой истории самое прямое отношение.
   * * *
   Впрочем, у истории была и предыстория. Начну с нее, чтобы потом плавно перейти к личности главного героя.
   Полвека назад бывший тогда министром абсорбции рав Ицхак Перец сделал знаменательное заключение - оказывается, треть репатриантов из России вовсе даже не евреи. Метрики у них поддельные, а профили - результат пластической операции. Впоследствии это число варьировалось, причем, если оппозиции нужно было срочно вносить в Кнессете вотум недоверия, она обязательно вспоминала о том, что именно при нынешнем кабинете доля прибывших не евреев достигла ужасающего значения. Не играло никакой роли, кто именно находился в оппозиции - правые или левые. Козырь этот равно использовался всеми. Свалить с его помощью правительство, впрочем, удалось всего лишь раз - в 2006 году, если вы помните.
   И именно тогда новый министр здравоохранения и новый министр по делам религий совместно внесли законопроект, согласно которому каждый новый репатриант должен был проходить генетическое обследование по методу Торна. Проект прошел все инстанции и стал законом. Кое-кто тут же обвинил Израиль в расизме, но еврейское государство могло кое с кем и не считаться. Что оно и сделало.
   * * *
   К обследованию Цви Арнольдовича Хасина врачи отнеслись с двойным усердием. Он им сразу показался подозрительным. Во-первых, тут же, в зале приема новых репатриантов аэропорта имени Бен Гуриона, обозвал Эрец-Исраэль Израиловкой. А во-вторых, не смог сказать представителю министерства абсорбции, как звали его родную прабабушку по материнской линии. Если уж собрался ехать, мог бы и подготовиться.
   Кстати, ни с женой Цви Хасина, ни с двумя детьми от этого брака никаких проблем не возникло.
   А Цви вежливо пригласили пройти дополнительное обследование в Иерусалиме. Пункция спинного мозга - процедура проверенная, больно не будет. Цви боли не боялся, но его возмущало, что в этой Израиловке к людям относятся как к лабораторным крысам. Даже хуже. Крыс содержат в теплых клетках и кормят за счет государства. А где живут и как кормятся репатрианты - известно всем.
   Цви Хасин вышел из больницы, почесывая спину, и сразу направился в американское посольство - спросить, какова процедура получения "грин кард". А врач, анализировавший полученный генетический материал, почесывал в это время затылок и раздумывал о непредсказуемости божественного провидения.
   О результате анализа он в тот же вечер доложил куда следует.
   * * *
   Как вы думаете, на основании сказанного, куда следует докладывать о результатах генетических анализов? У "русского" еврея даже сейчас это сочетание слов - "куда следует" - вызывает ассоциацию с давно почившим КГБ. В израильской версии - с Мосадом или ШАБАКом. На самом деле врач позвонил Хаиму Рувинскому - директору Штейнберговского института альтернативной истории.
   - Хаим, - сказал врач, - это Моти. Я нашел для тебя смысл жизни.
   - Моти, - сказал Хаим, не обрадовавшись, - мне не нужен смысл жизни, я его и так имею. И с меня достаточно.
   Он имел в виду, что в институте только что прошла историческая встреча премьера Визеля с президентом Раджаби, после которой всякие разговоры о смысле жизни полностью лишались смысла. Но Моти Кугель не мог знать (и, кстати, не узнал никогда), о чем думает директор института. А потому продолжал свое:
   - Хаим, если у тебя приступ геморроя, приезжай, вылечу. Я тебе о важных вещах говорю, а ты мне о каком-то смысле жизни. Ты же знаешь, что нет ни того, ни другого.
   Врач был настолько взволнован, что сам не помнил, что говорил.
   - Хаим, - продолжал Моти Кугель, тем самым вписывая свое имя в историю Израиля, - у тебя плохое настроение, так я хочу его исправить. Только что отсюда вышел прямой потомок императора Тита. Это тебе нужно?
   - Император Тит умер в восемьдесят первом году новой эры, - сказал директор. - Какие у него могут быть прямые потомки?
   Будто в вопросах потомства есть срок давности...
   * * *
   Два дня спустя Цви Хасин получил по почте заказной пакет с выражениями искреннего уважения и просьбой прибыть в Институт Штейнберга в десять утра 23 апреля 2020 года. То есть - завтра. Дорога будет оплачена.
   - Что они себе позволяют! - сказал Цви. - В этой Израиловке воображают, что они губернаторы Калифорнии.
   Может быть, он думал, что в далекой Калифорнии число губернаторов равно числу народонаселения? Он наверняка не поехал бы ни в какой институт (еще чего!), но знакомый собирался ехать на своей старенькой "Мазде" девяносто третьего года в Герцлию, и Цви рассудил, что дорога ему не будет стоить ни агоры, а деньги с директора он возьмет как за двойной проезд. Сумма приличная. И он поехал.
   Институт показался ему похожим на банк. Большой холл, окошечки. Для любимых клиентов - спецобслуживание. Сегодня любимым клиентом был он, Цви Хасин. Его провели в комнату с экраном и усадили под фен.
   - Я уже стригся, - предупредил Цви вошедшего в комнату директора института.
   Хаим Рувинский посмотрел на Хасина странным взглядом и сказал:
   - Это не фен, а альтернатор Штейнберга. Не бойтесь, больно не будет.
   Упоминание о боли возмутило Хасина сверх всякой меры. В больнице ему говорили то же самое, а, когда вкололи иглу, он чуть до потолка не подпрыгнул.