Страница:
Загудел зуммер внутренней связи. Хейм включил изображение. На него глянуло круглое лицо Блюмерга, одетого в боевой скафандр. Шлем был открыт.
Хейм не мог понять, почему Блюмерг такой красный: то ли благодаря красноватому свету внутри корабля, то ли по какой-то иной причине.
— Абордажный отряд докладывает, сэр. — Блюмерг даже заикался от нетерпения.
У Хейма тревожно дрогнуло сердце.
— Что случилось? — резко спросил он.
— Ничего… Ситуация у нас под контролем… но, сэр, у них на борту люди!
Хейм не мог понять, почему Блюмерг такой красный: то ли благодаря красноватому свету внутри корабля, то ли по какой-то иной причине.
— Абордажный отряд докладывает, сэр. — Блюмерг даже заикался от нетерпения.
У Хейма тревожно дрогнуло сердце.
— Что случилось? — резко спросил он.
— Ничего… Ситуация у нас под контролем… но, сэр, у них на борту люди!
Глава 2
Короткий безинерционный полет вывел «Лис» так далеко за пределы системы, что вероятность быть замеченным буквально приближалась к нулю.
Хейм оставил управление на попечение автоматов и объявил празднование в честь очередной победы.
Судовая столовая была полна людей. Из всей команды капера осталось только двадцать пять человек, плюс дюжина новобранцев, и хотя столовая была рассчитана на сто мест, они запомнили ее своим криком, пением, звоном бокалов — словом, тем веселым шумом, от которого дрожали переборки. В одном углу, благодушный и невозмутимый Утхг-а-К-Тхакв доставал шампанское бутылку за бутылкой из устроенного им самим холодильника, и с пистолетным хлопком вышибая пробку, разливал на всех. Уже неплохо набравшись артиллерист Мапуо Хаяши и стройный молодой колонист пустились в спор, что эффективнее — каратэ или прием апачей. По столам стучали игральные кости, шелестели долговые расписки на добычу против обещаний пылких предложений девушками на планете в случае победы. Трио Ашанти — выпускников университета исполняли боевой танец под аккомпанемент зрителей, барабанивших по кастрюлям и сковородкам. Андре Вадаж вскочил на стол и, с трудом удерживая равновесие, ударил по струнам гитары. Все больше и больше французов подпевало ему:
Это цветок, цветок прерий,
Это прекрасная поза Прованса,
Сначала Хейм от души смеялся над последней шуткой Джина Иррибарна, но потом музыка захватила его. Он вспомнил одну ночь в Боншанс, словно бы вновь оказался там. Вокруг сада высились крыши, черные под звездным небом, но желтый свет из окон домов сливался со светом восходящей Дианы. Легкий ветерок шевелил ветви кустов, смешивая аромат роз и лилий с пряным запахом местных цветов. Ее рука лежала на его руке. Гравий похрустывал под ногами, когда они шли к летнему домику. А где-то кто-то играл на свирели, и мелодия плыла в теплом воздухе, нежная и напоминавшая о Земле.
У Хейма защипало глаза. Он резко тряхнул головой.
Иррибарн пристально посмотрел на него. Новобранец был среднего роста, а потому рядом с Хейм выглядел пигмеем, темноволосый, с удлиненной головой и правильными чертами лица. На нем все еще была та одежда, в которой его взяли в плен — зеленая куртка, мягкие ботинки, берет, засунутый за чешуйчатый кожаный пояс — униформа планетарной полиции, превратившаяся в форму бойца маки. На плечах поблескивали лейтенантские нашивки.
Иррибарн что-то спросил по-французски. — А? — заморгал Хейм.
Невообразимый шум, вокруг, плохое знание французского языка, и тот факт, что Новая Европа была уже на полпути к созданию своего собственного диалекта, были причиной того, что Хейм не понял вопроса.
— Вас что-то взволновало, — перевел свои слова Иррибарн. В прежние времена планету посещало достаточное количество людей, говоривших по-английски, и жители города обычно все в той или иной степени владели этим языком.
— О… пустяки. Воспоминания. В свое время я провел на Новой Европе несколько восхитительных отпусков. Но это было… черт побери, в последний раз я был там двадцать один год назад.
— Стало быть, вы думаете о чужаках, которые крадутся по улицам, где больше нет людей. Как мягко они крадутся, как пантеры, вышедшие на охоту.
Иррибарн нахмурился, глядя в свой стакан, поднял его и конвульсивным жестом опрокину в себя содержимое.
— Или, может быть, вы вспоминаете о какой-то девушке и гадаете, погибла она или прячется в лесах. Так?
— Давайте лучше снова нальем, — резко ответил Хейм.
Иррибарн положил свою руку на руку Хейма.
— Один момент, силь ву пле. Население всей планеты составляет всего пятьсот тысяч человек. Городских жителей, с которыми вы, вероятно, встречались, намного меньше. Быть может, я знаю.
— Мэдилон Дюбау?
— Которая раньше жила в Бон Шансе? Ее отец врач? Ну ж да! Она вышла за моего собственного братца Пьера. Судя по последним сведениям, которые до меня дошли, они живы.
У Хейма потемнело в глазах. Он прислонился к переборке, хватая ртом воздух, попытался взять себя в руки, но не мог унять бешеного сердцебиения.
— Слава богу, — выдохнул он наконец. С самого детства он не произносил слов, которые были бы столь близки к молитве.
Иррибарн не отводил от него проницательного взгляда прищуренных карих глаз.
— А, это для вас так важно. Идемте, не лучше ли нам поговорить наедине?
— Хорошо, благодарю.
Хейм пошел впереди. Иррибарн едва успевал за ним. А люди, сидевшие за столами, положив руки друг другу на плечи, продолжали распевать веселые французские песни под аккомпанемент гитары Вадажа.
В каюте Хейма, как казалось, и так была абсолютная тишина, она стала просто гнетущей. Иррибарн сел и с любопытством осмотрел опрятную небольшую комнату, среди обстановки которой были Шекспир, Берно и Киплинг в книжном варианте с потрепанными переплетами, микрокассеты с творениями менее маститых литераторов, модель боевого корабля, портреты женщины и девушки.
— Ваша семья? — спросил Иррибарн по-французски.
— Да, хотя моя жена умерла. Дочь сейчас на Земле, у деда.
Хейм предложил гостю одну из оставшихся сигар, а себе принялся набивать трубку. Пальцы его слегка дрожали, и он не смотрел на собеседника.
— А что с вашей семьей.
— Все в порядке, спасибо. Конечно, так было две недели назад, когда был захвачен мой отряд.
Иррибарн закурил и откинулся назад, устраиваясь поудобнее. Хейм остался стоять.
— Однако, как это случилось? У нас ведь фактически еще не было возможности поговорить как следует.
— Думаю, просто не повезло. На кот Нотр-Дам есть урановая шахта. Как вам, вероятно, известно, на Новой Европе не так уж много урана — она не такая плотная, как Земля. Поэтому если бы ее удалось взорвать, это был бы удар для алеронов. Мы взяли спортивную субмарину, которую нашли в Порт Августин, где горя спускаются прямо в море Драконов, и поплыли на ней. Мы знали, что единственное: чего нет у этих проклятых ублюдков — это оборудования для обнаружения субмарин. Надеюсь, вам понятно, почему: из-за сухости их собственной планеты. Но шахта охранялась лучше, чем мы ожидали.
Когда мы всплыли ночью, чтобы высадиться на берег, по нам ударил снаряд.
Он оказался химическим — иначе я не смог бы сидеть здесь. Алероны намного предусмотрительней, они подождали и подобрали, скажем так, все, что выпало в осадок. После этого были разговоры о том, чтобы расстрелять нас в назидание другим или, того хуже, извлечь из нас информацию. Но об этом узнал новый верховный командующий и наложил свой запрет. Мне кажется, он прибыл на Новую Европу с заданием выследить вас, мой друг, так что своим спасением мы не только прямо, но и косвенно обязаны вам. Нас отправили на Алерон. Насколько мы поняли, предполагался обмен пленными.
— Понятно.
— Но вы это дело притормозили. Однако, вам хотелось бы побольше узнать о Мэдилон, не так ли?
— Черт побери, я страшно не люблю касаться личных вопросов… О'кей, мы любили друг друга, когда я однажды из-за болезни пробыл на Новой Европе довольно долго. Наши отношения носили вполне невинный характер, уверяю вас. Настолько невинный, дьявол их дери, что это меня немного отпугивало и… Как бы там ни было, когда я вернулся туда в следующий раз ее там уже не было.
— Все верно. Она перебралась в Шато Сент-Джеквес. Я всегда считал, что она попала к Пьеру… как бы это сказать… ну, рикошетом, что ли. То и дело она со смехом вспоминала об огромном норвежце, с которым была знакома до замужества. Такой смех, полувеселый, полупечальный, всегда следствие молодости. — Взгляд Иррибарна похолодел. — Пьер хороший муж. У них четверо детей.
Хейм вспыхнул.
— Не поймите меня превратно. — сказал он, пуская клубы дыма из своей трубки. — Я не мог бы жениться более удачно, чем женился. Это было просто… она попала в беду, и я надеялся, что смогу помочь. Старая дружба, ничего большее.
Хейм сам поверил в правдивость своих слов. Несколько мыслей пронеслось у него в голове, но они были не настолько болезненны, чтобы их нельзя было похоронить. Мысли о том, что Мэдилон все эти годы жила счастливо, что она до сих пор жива, было вполне до сих пор жива, было вполне достаточно.
— К числу моих друзей вы теперь можете причислить и нас всех, сердечно сказал Иррибарн. — А теперь скажите мне еще кое-что, прежде чем вы и я вернетесь к праздничному столу. Я слышал, что ваш корабль — это частный капер, имеющий выданное Францией свидетельство. Но почему до сих пор медлит наш Боевой Флот? Когда он прибудет сюда?
— Боже помоги мне, — подумал Хейм. — Я хотел пощадить их чувства до завтра.
— Не знаю. — ответил он.
— Черт побери! — Иррибарн резко выпрямился. — Что это вы говорите?
Хейм медленно, словно клещами вытаскивал из себя слова, рассказал о том, что из этого вышло, что Флот Глубокого Космоса стоял на приколе с зачехленными оружиями, в то время как в Парламенте продолжались дебаты, и что не исключено, если одни лишь пиратские набеги «Лис» явились преградой для возобновления этих переговоров, которые для Алерона представляли собой лишь наиболее эффективную разновидность войны.
— Мы… мы… вы… и это астронавты… Иррибарн с трудом овладел собой, сделал глубокий вдох и тихо сказал:
— Ваш корабль курсирует в системе Авроры. Неужели вам не удалось добыть никаких доказательств того, что мы живы?
— Я пытался, — ответил Хейм. Он ходил из угла в угол, нещадно дымя трубкой, стуча каблуками, заложив ненужные сейчас огромные руки за спину и стиснув их так, что ногти побелели. — Пленников, которые были отправлены на Землю в числе прочих трофеев, возможно, допросили. Сделать это нелегко.
У алеронов реакция иная, чем у людей. Но кто-то мог все-таки выудить из них правду! Видно, никто и не пытался.
Кроме того, я однажды прошел вблизи Новой Европы. Это не так уж трудно, если быть проворнее. Большинство их защитных спутников все еще не оборудованы, и мы не заметили ни одного боевого корабля, который угрожал бы нам. Поэтому я сделал фотографии, весьма четкие, на которых видно, что разрушен только Сюр д'Вонн, а над Гарансом никакого огненного смерча не было и в помине. Послал эти фотографии на Землю. Думаю, что кое-кого убедили, но видимо, все же не тех, кого надо бы. Не забудьте, что сейчас многие политические карьеры связаны с делом мира. Поэтому человек, который мог бы признаться в собственной неправоте и занять верную позицию, если бы дело касалось только его одного, будет испытывать колебание по поводу того, стоит ли тянуть за собой всю партию.
О, я уверен, что настроения общественного мнения в нашу пользу. Это началось еще тогда, кода мы только готовились к экспедиции. Вскоре после того, на Строне, где мы пополняли свои арсеналы, я встретил нескольких человек, только что приехавших с Земли. Они сказали, что идея дать отпор алеронам находит все больше сторонников. Но это было четыре месяца назад.
Хейм вынул руку изо рта, остановился и продолжал более спокойно:
— Я догадываюсь, какой очередной аргумент выдвинула фракция примирения.
— Да-да, — вероятно, сказали они, — возможно новоевропейцы и в самом деле еще живы. Так разве их спасение не является сейчас самым важным?
Посредством войны мы этого не добьемся. Алероны смогут уничтожить их, когда им только заблагорассудится. Нам придется отдать Новую Европу в обмен на жизнь находящихся там людей. Вероятно, подобные речи звучали в Парламенте и сегодня вечером.
Иррибарн уронил голову на грудь и что-то пробормотал по-французски.
Потом вдруг резко сказал:
— Но они все равно погибнут. Неужели это непонятно? У нас осталось всего несколько недель.
— Что? — взревел Хейм. Его сердце тяжело ухнуло. — Неужели враг собирается выжечь вас?
— Сделать это не составляет никакого труда, — подумал он в ужасе. Взорвать ясный день на орбите спутника тысячу или около того мегатонн — и большая часть континента утонет в огне. Мэдилон.
— Нет-нет, — сказал колонист. — Ресурсы планеты нужны им самим для укрепления системы. Континентальная огненная буря или радиоактивное заражение слишком дорого обошлось бы им самим. А вот витамин С — другое дело.
Постепенно картина прояснилась. Ни на секунду не сомневаясь в том, что Земля поспешит им на помощь, жители расположенного на побережье Пейз д'Эспо бежали в глубь материка, в леса и горы Оут Гаранс. Эта фактически неисследованная дикая местность была столь богата дичью и съедобными растениями, сколь богата ими была Северная Америка до появления там белого человека. Имея в своем распоряжении современную технику и не испытывая неудобств перенаселения, люди быстро обогатились. Вряд ли нашелся бы там, человек, не имеющий охотничьего, рыбацкого и туристского снаряжения, равно как и флайера, способного летать на любые расстояния. Используя летучий камуфляж и соблюдая осторожность, люди без особого труда прятали от алеронов разбросанные по всюду домики и летние коттеджи, и, конечно, обнаружить все пятьдесят тысяч этих строений было просто невозможно.
Изредка, когда враги все же натыкались на какие-то жилища, его обитатели могли укрыться в палатке, в пещере или под навесом.
Портативные аккумуляторы, в равной степени способны использовать солнечный свет, ветер, или текущую воду, тоже относились к числу обычного похожего на дорожное снаряжение. Стандартные миниатюрные передатчики поддерживали сеть коммуникации. Подслушивание мало что давало противнику.
Алероны располагали переводчиками с французского, но в силу своей собственной окостеневшей культуры, лишенной каких бы то ни было диалектов, не учли, что земляне станут переговариваться, к примеру, на наречии басков или каком-нибудь другом. Наиболее смелые из числа землян периодически делали набеги на врага, остальные просто прятались.
В силу того, что Малая Европа имеет небольшой наклон оси, в ее умеренной зоне преобладает мягкая и дождливая зима, даже на сравнительно больших высотах. Одним словом, люди, казалось бы, могли держаться бесконечно.
Однако они все же были не на Земле. Жизнь возникла и развивалась здесь сама по себе в течение двух или трех миллионов лет. Сходные условия привели к сходной химии. Человек мог получить из местного организма почти все необходимое. Однако сходство — это все же не идентичность. Кое что на Новой Европе отсутствовало, особенно это касалось витамина С. Беглецы захватили с собой запас пилюль. Теперь этот запас походил к концу. Алероны удерживали в своих руках фермерские земли, где росли земные растения, и города, где находились необходимые биохимические предприятия.
Цинга убивает медленно, начиная свою разрушительную работу с десен и перебирается затем на мышцы, пищеварительные органы, кровь и кости. Чаще всего жертва умирает от какой-нибудь другой болезни, которой она уже не в силах сопротивляться. Однако так или иначе, но человек умирает.
— И они знают об этом, — проскрежетал Иррибарн. — Эти дьяволы, они знают, в чем наша слабость. Им остается только ждать. Он поднял кулак. Неужели же мы не сможем пристыдить их и заставить действовать?
— Не знаю, — уныло отозвался Хейм. — Конечно, я, можно попробовать.
Но… может быть, я шизофреник… но мне все чудится эти бесконечные споры. «Ничего, кроме переговоров, пока мы не сделаем стимулирующих уступок».
— Я слишком уверен в том, что окажись «Лис» в Солнечной системе, ему уже не позволят снова покинуть ее. Закон, видите ли, предусматривает наличие ядерного оружия только на судах армии Мирного Контроля, и это распространяется даже на пусковые установки. А у нас есть и то, и другое.
Формально сейчас мы владеем этим на законных правах, однако все будет иначе, когда мы окажемся в пространстве, принадлежащим Федерации.
— Но разве нельзя временно демонстрировать боевое оборудование?
— На это ушли бы недели. Оно составляет единое целое с кораблем. Да и вообще, какая разница? Говорю вам — ваше появление на Земле могло бы стоить нам войны. А это побудило бы алеронов начать переговоры и подготовку к новой агрессии. — Хейм снова подумал с Мэдилон. — Во всяком случае, так мне кажется. Быть может я ошибаюсь.
— Нет, — мрачно сказал Иррибарн. — Вы правы.
— Возможно, это и впрямь единственный выход. Сдаться.
— Должно быть что-то еще! Я не такой фанатик, чтобы настаивать, зная, что женщинам и детям грозит смерть. Но риск умереть против шанса сохранить наши дома — да, это то, на что мы все сознательно пошли, когда организовали отряды маки.
Хейм сел, выбил трубку и принялся вертеть ее в руках, устремив неподвижный взгляд на модель своего первого корабля. Чувства его необъяснимым образом вдруг начали меняться. С него словно свалилась какая-то тяжесть, вызывая внутреннее движение сквозь мрак и далекому и слабому, но придающему сил проблеску.
— Послушайте, — сказал он. — Давайте попытаемся продумать все до конца. «Лис» препятствует выходу Земли из состояния войны, отказываясь прекратить свои рейды. До тех пор, пока мы здесь и сражаемся, люди на Земле, думающие точно так же, как мы, могут заявить, что алеронов учат уму разуму безо всякого ущерба для налогоплательщиков. И — да-да, — они могут ударить в барабаны пропаганды, представить нас в виде легендарных героев и расшевелить укоренившееся чувства стадности. Они не имеют политического влияния, способного заставить правительство отдать боевому флоту приказ к выступлению, но в их силах воспрепятствовать тому, чтобы нас отозвали назад. Я пришел к такому выводу на основе тех простых фактов, что флот по-прежнему не двигался с места, а нас не отзывают назад.
Разумеется, подобная ситуация весьма неустойчива. Я уверен, что она так долго удерживается до сих пор потому, что Франция связала Парламент по рукам и ногам, предоставив ему решить вопрос, действительно ли Земля, согласно закону, находится в состоянии войны с алеронами. Выход из тупика должен быть найден в ближайшее время. Мы хотим склонить равновесие в свою сторону.
О'кей, один метод достижения данной цели — следовать добру и сделать достоянием гласности тот факт, что вы и другие новоевропейцы живы допусти, это стало известно — а также дать всем ясно понять, что вы не собираетесь сдаваться. Сделать это можно… дайте подумать… да. У нас есть «Мироэт». Стоит его немного подладить — и он сможет одолеть расстояние до Земли. Или же можно попытаться захватить еще один корабль.
Однако мы сами останемся здесь. А на Землю пошлем не мужчин, а сотню женщин и детей. — Хейм с треском хлопнул ладонью по колену. — Вот какой довод будет самым лучшим!
У Иррибарна глаза чуть не вылезли из орбит.
— Вы что, рехнулись? Как вы собираетесь сесть на Новую Европу?
— Космическая планетарная защита еще не приведена в готовность.
— Но… нет, у них есть несколько детекторных спутников и боевые корабли на орбите и…
— О, все это дело случая, — возразил Хейм. Чувство опасности сейчас начисто у него отсутствовало. Все сомнения подавило нарастающее возбуждение.
— «Лиса» мы оставим в космосе и большинство ваших людей тоже. Если попытка окажется неудачной, «Лис» сможет захватить другую добычу, и ваши люди полетят на Землю во вновь конфискованном корабле. Но мне кажется, у меня есть шанс посадить «Мироэт» и снова подняться, чтобы точно рассчитать все, надо будет поработать с компьютерами, но я думаю, все это вполне осуществимо. Если же нет — что ж, надеюсь, вы не откажетесь принять меня в партизаны.
— Ах. — Иррибарн глубоко затянулся. — Разрешите задать вам вопрос: была бы эта идея для вас столь привлекательна, не обещай она вам шанса на встречу с Мэдилон.
Хейм чуть не поперхнулся.
— Пардон, — проблеял Иррибарн. — Я не хотел вас обидеть. Всего лишь старая дружба, как вы сказали. Верность — неплохое качество в людях.
Он протянул руку и встал.
— Идемте, — сказал он все еще довольно взволнованно. — До завтра мы больше ничего не сможем сделать. Давайте вернемся в кают-компанию.
Хейм оставил управление на попечение автоматов и объявил празднование в честь очередной победы.
Судовая столовая была полна людей. Из всей команды капера осталось только двадцать пять человек, плюс дюжина новобранцев, и хотя столовая была рассчитана на сто мест, они запомнили ее своим криком, пением, звоном бокалов — словом, тем веселым шумом, от которого дрожали переборки. В одном углу, благодушный и невозмутимый Утхг-а-К-Тхакв доставал шампанское бутылку за бутылкой из устроенного им самим холодильника, и с пистолетным хлопком вышибая пробку, разливал на всех. Уже неплохо набравшись артиллерист Мапуо Хаяши и стройный молодой колонист пустились в спор, что эффективнее — каратэ или прием апачей. По столам стучали игральные кости, шелестели долговые расписки на добычу против обещаний пылких предложений девушками на планете в случае победы. Трио Ашанти — выпускников университета исполняли боевой танец под аккомпанемент зрителей, барабанивших по кастрюлям и сковородкам. Андре Вадаж вскочил на стол и, с трудом удерживая равновесие, ударил по струнам гитары. Все больше и больше французов подпевало ему:
Это цветок, цветок прерий,
Это прекрасная поза Прованса,
Сначала Хейм от души смеялся над последней шуткой Джина Иррибарна, но потом музыка захватила его. Он вспомнил одну ночь в Боншанс, словно бы вновь оказался там. Вокруг сада высились крыши, черные под звездным небом, но желтый свет из окон домов сливался со светом восходящей Дианы. Легкий ветерок шевелил ветви кустов, смешивая аромат роз и лилий с пряным запахом местных цветов. Ее рука лежала на его руке. Гравий похрустывал под ногами, когда они шли к летнему домику. А где-то кто-то играл на свирели, и мелодия плыла в теплом воздухе, нежная и напоминавшая о Земле.
У Хейма защипало глаза. Он резко тряхнул головой.
Иррибарн пристально посмотрел на него. Новобранец был среднего роста, а потому рядом с Хейм выглядел пигмеем, темноволосый, с удлиненной головой и правильными чертами лица. На нем все еще была та одежда, в которой его взяли в плен — зеленая куртка, мягкие ботинки, берет, засунутый за чешуйчатый кожаный пояс — униформа планетарной полиции, превратившаяся в форму бойца маки. На плечах поблескивали лейтенантские нашивки.
Иррибарн что-то спросил по-французски. — А? — заморгал Хейм.
Невообразимый шум, вокруг, плохое знание французского языка, и тот факт, что Новая Европа была уже на полпути к созданию своего собственного диалекта, были причиной того, что Хейм не понял вопроса.
— Вас что-то взволновало, — перевел свои слова Иррибарн. В прежние времена планету посещало достаточное количество людей, говоривших по-английски, и жители города обычно все в той или иной степени владели этим языком.
— О… пустяки. Воспоминания. В свое время я провел на Новой Европе несколько восхитительных отпусков. Но это было… черт побери, в последний раз я был там двадцать один год назад.
— Стало быть, вы думаете о чужаках, которые крадутся по улицам, где больше нет людей. Как мягко они крадутся, как пантеры, вышедшие на охоту.
Иррибарн нахмурился, глядя в свой стакан, поднял его и конвульсивным жестом опрокину в себя содержимое.
— Или, может быть, вы вспоминаете о какой-то девушке и гадаете, погибла она или прячется в лесах. Так?
— Давайте лучше снова нальем, — резко ответил Хейм.
Иррибарн положил свою руку на руку Хейма.
— Один момент, силь ву пле. Население всей планеты составляет всего пятьсот тысяч человек. Городских жителей, с которыми вы, вероятно, встречались, намного меньше. Быть может, я знаю.
— Мэдилон Дюбау?
— Которая раньше жила в Бон Шансе? Ее отец врач? Ну ж да! Она вышла за моего собственного братца Пьера. Судя по последним сведениям, которые до меня дошли, они живы.
У Хейма потемнело в глазах. Он прислонился к переборке, хватая ртом воздух, попытался взять себя в руки, но не мог унять бешеного сердцебиения.
— Слава богу, — выдохнул он наконец. С самого детства он не произносил слов, которые были бы столь близки к молитве.
Иррибарн не отводил от него проницательного взгляда прищуренных карих глаз.
— А, это для вас так важно. Идемте, не лучше ли нам поговорить наедине?
— Хорошо, благодарю.
Хейм пошел впереди. Иррибарн едва успевал за ним. А люди, сидевшие за столами, положив руки друг другу на плечи, продолжали распевать веселые французские песни под аккомпанемент гитары Вадажа.
В каюте Хейма, как казалось, и так была абсолютная тишина, она стала просто гнетущей. Иррибарн сел и с любопытством осмотрел опрятную небольшую комнату, среди обстановки которой были Шекспир, Берно и Киплинг в книжном варианте с потрепанными переплетами, микрокассеты с творениями менее маститых литераторов, модель боевого корабля, портреты женщины и девушки.
— Ваша семья? — спросил Иррибарн по-французски.
— Да, хотя моя жена умерла. Дочь сейчас на Земле, у деда.
Хейм предложил гостю одну из оставшихся сигар, а себе принялся набивать трубку. Пальцы его слегка дрожали, и он не смотрел на собеседника.
— А что с вашей семьей.
— Все в порядке, спасибо. Конечно, так было две недели назад, когда был захвачен мой отряд.
Иррибарн закурил и откинулся назад, устраиваясь поудобнее. Хейм остался стоять.
— Однако, как это случилось? У нас ведь фактически еще не было возможности поговорить как следует.
— Думаю, просто не повезло. На кот Нотр-Дам есть урановая шахта. Как вам, вероятно, известно, на Новой Европе не так уж много урана — она не такая плотная, как Земля. Поэтому если бы ее удалось взорвать, это был бы удар для алеронов. Мы взяли спортивную субмарину, которую нашли в Порт Августин, где горя спускаются прямо в море Драконов, и поплыли на ней. Мы знали, что единственное: чего нет у этих проклятых ублюдков — это оборудования для обнаружения субмарин. Надеюсь, вам понятно, почему: из-за сухости их собственной планеты. Но шахта охранялась лучше, чем мы ожидали.
Когда мы всплыли ночью, чтобы высадиться на берег, по нам ударил снаряд.
Он оказался химическим — иначе я не смог бы сидеть здесь. Алероны намного предусмотрительней, они подождали и подобрали, скажем так, все, что выпало в осадок. После этого были разговоры о том, чтобы расстрелять нас в назидание другим или, того хуже, извлечь из нас информацию. Но об этом узнал новый верховный командующий и наложил свой запрет. Мне кажется, он прибыл на Новую Европу с заданием выследить вас, мой друг, так что своим спасением мы не только прямо, но и косвенно обязаны вам. Нас отправили на Алерон. Насколько мы поняли, предполагался обмен пленными.
— Понятно.
— Но вы это дело притормозили. Однако, вам хотелось бы побольше узнать о Мэдилон, не так ли?
— Черт побери, я страшно не люблю касаться личных вопросов… О'кей, мы любили друг друга, когда я однажды из-за болезни пробыл на Новой Европе довольно долго. Наши отношения носили вполне невинный характер, уверяю вас. Настолько невинный, дьявол их дери, что это меня немного отпугивало и… Как бы там ни было, когда я вернулся туда в следующий раз ее там уже не было.
— Все верно. Она перебралась в Шато Сент-Джеквес. Я всегда считал, что она попала к Пьеру… как бы это сказать… ну, рикошетом, что ли. То и дело она со смехом вспоминала об огромном норвежце, с которым была знакома до замужества. Такой смех, полувеселый, полупечальный, всегда следствие молодости. — Взгляд Иррибарна похолодел. — Пьер хороший муж. У них четверо детей.
Хейм вспыхнул.
— Не поймите меня превратно. — сказал он, пуская клубы дыма из своей трубки. — Я не мог бы жениться более удачно, чем женился. Это было просто… она попала в беду, и я надеялся, что смогу помочь. Старая дружба, ничего большее.
Хейм сам поверил в правдивость своих слов. Несколько мыслей пронеслось у него в голове, но они были не настолько болезненны, чтобы их нельзя было похоронить. Мысли о том, что Мэдилон все эти годы жила счастливо, что она до сих пор жива, было вполне до сих пор жива, было вполне достаточно.
— К числу моих друзей вы теперь можете причислить и нас всех, сердечно сказал Иррибарн. — А теперь скажите мне еще кое-что, прежде чем вы и я вернетесь к праздничному столу. Я слышал, что ваш корабль — это частный капер, имеющий выданное Францией свидетельство. Но почему до сих пор медлит наш Боевой Флот? Когда он прибудет сюда?
— Боже помоги мне, — подумал Хейм. — Я хотел пощадить их чувства до завтра.
— Не знаю. — ответил он.
— Черт побери! — Иррибарн резко выпрямился. — Что это вы говорите?
Хейм медленно, словно клещами вытаскивал из себя слова, рассказал о том, что из этого вышло, что Флот Глубокого Космоса стоял на приколе с зачехленными оружиями, в то время как в Парламенте продолжались дебаты, и что не исключено, если одни лишь пиратские набеги «Лис» явились преградой для возобновления этих переговоров, которые для Алерона представляли собой лишь наиболее эффективную разновидность войны.
— Мы… мы… вы… и это астронавты… Иррибарн с трудом овладел собой, сделал глубокий вдох и тихо сказал:
— Ваш корабль курсирует в системе Авроры. Неужели вам не удалось добыть никаких доказательств того, что мы живы?
— Я пытался, — ответил Хейм. Он ходил из угла в угол, нещадно дымя трубкой, стуча каблуками, заложив ненужные сейчас огромные руки за спину и стиснув их так, что ногти побелели. — Пленников, которые были отправлены на Землю в числе прочих трофеев, возможно, допросили. Сделать это нелегко.
У алеронов реакция иная, чем у людей. Но кто-то мог все-таки выудить из них правду! Видно, никто и не пытался.
Кроме того, я однажды прошел вблизи Новой Европы. Это не так уж трудно, если быть проворнее. Большинство их защитных спутников все еще не оборудованы, и мы не заметили ни одного боевого корабля, который угрожал бы нам. Поэтому я сделал фотографии, весьма четкие, на которых видно, что разрушен только Сюр д'Вонн, а над Гарансом никакого огненного смерча не было и в помине. Послал эти фотографии на Землю. Думаю, что кое-кого убедили, но видимо, все же не тех, кого надо бы. Не забудьте, что сейчас многие политические карьеры связаны с делом мира. Поэтому человек, который мог бы признаться в собственной неправоте и занять верную позицию, если бы дело касалось только его одного, будет испытывать колебание по поводу того, стоит ли тянуть за собой всю партию.
О, я уверен, что настроения общественного мнения в нашу пользу. Это началось еще тогда, кода мы только готовились к экспедиции. Вскоре после того, на Строне, где мы пополняли свои арсеналы, я встретил нескольких человек, только что приехавших с Земли. Они сказали, что идея дать отпор алеронам находит все больше сторонников. Но это было четыре месяца назад.
Хейм вынул руку изо рта, остановился и продолжал более спокойно:
— Я догадываюсь, какой очередной аргумент выдвинула фракция примирения.
— Да-да, — вероятно, сказали они, — возможно новоевропейцы и в самом деле еще живы. Так разве их спасение не является сейчас самым важным?
Посредством войны мы этого не добьемся. Алероны смогут уничтожить их, когда им только заблагорассудится. Нам придется отдать Новую Европу в обмен на жизнь находящихся там людей. Вероятно, подобные речи звучали в Парламенте и сегодня вечером.
Иррибарн уронил голову на грудь и что-то пробормотал по-французски.
Потом вдруг резко сказал:
— Но они все равно погибнут. Неужели это непонятно? У нас осталось всего несколько недель.
— Что? — взревел Хейм. Его сердце тяжело ухнуло. — Неужели враг собирается выжечь вас?
— Сделать это не составляет никакого труда, — подумал он в ужасе. Взорвать ясный день на орбите спутника тысячу или около того мегатонн — и большая часть континента утонет в огне. Мэдилон.
— Нет-нет, — сказал колонист. — Ресурсы планеты нужны им самим для укрепления системы. Континентальная огненная буря или радиоактивное заражение слишком дорого обошлось бы им самим. А вот витамин С — другое дело.
Постепенно картина прояснилась. Ни на секунду не сомневаясь в том, что Земля поспешит им на помощь, жители расположенного на побережье Пейз д'Эспо бежали в глубь материка, в леса и горы Оут Гаранс. Эта фактически неисследованная дикая местность была столь богата дичью и съедобными растениями, сколь богата ими была Северная Америка до появления там белого человека. Имея в своем распоряжении современную технику и не испытывая неудобств перенаселения, люди быстро обогатились. Вряд ли нашелся бы там, человек, не имеющий охотничьего, рыбацкого и туристского снаряжения, равно как и флайера, способного летать на любые расстояния. Используя летучий камуфляж и соблюдая осторожность, люди без особого труда прятали от алеронов разбросанные по всюду домики и летние коттеджи, и, конечно, обнаружить все пятьдесят тысяч этих строений было просто невозможно.
Изредка, когда враги все же натыкались на какие-то жилища, его обитатели могли укрыться в палатке, в пещере или под навесом.
Портативные аккумуляторы, в равной степени способны использовать солнечный свет, ветер, или текущую воду, тоже относились к числу обычного похожего на дорожное снаряжение. Стандартные миниатюрные передатчики поддерживали сеть коммуникации. Подслушивание мало что давало противнику.
Алероны располагали переводчиками с французского, но в силу своей собственной окостеневшей культуры, лишенной каких бы то ни было диалектов, не учли, что земляне станут переговариваться, к примеру, на наречии басков или каком-нибудь другом. Наиболее смелые из числа землян периодически делали набеги на врага, остальные просто прятались.
В силу того, что Малая Европа имеет небольшой наклон оси, в ее умеренной зоне преобладает мягкая и дождливая зима, даже на сравнительно больших высотах. Одним словом, люди, казалось бы, могли держаться бесконечно.
Однако они все же были не на Земле. Жизнь возникла и развивалась здесь сама по себе в течение двух или трех миллионов лет. Сходные условия привели к сходной химии. Человек мог получить из местного организма почти все необходимое. Однако сходство — это все же не идентичность. Кое что на Новой Европе отсутствовало, особенно это касалось витамина С. Беглецы захватили с собой запас пилюль. Теперь этот запас походил к концу. Алероны удерживали в своих руках фермерские земли, где росли земные растения, и города, где находились необходимые биохимические предприятия.
Цинга убивает медленно, начиная свою разрушительную работу с десен и перебирается затем на мышцы, пищеварительные органы, кровь и кости. Чаще всего жертва умирает от какой-нибудь другой болезни, которой она уже не в силах сопротивляться. Однако так или иначе, но человек умирает.
— И они знают об этом, — проскрежетал Иррибарн. — Эти дьяволы, они знают, в чем наша слабость. Им остается только ждать. Он поднял кулак. Неужели же мы не сможем пристыдить их и заставить действовать?
— Не знаю, — уныло отозвался Хейм. — Конечно, я, можно попробовать.
Но… может быть, я шизофреник… но мне все чудится эти бесконечные споры. «Ничего, кроме переговоров, пока мы не сделаем стимулирующих уступок».
— Я слишком уверен в том, что окажись «Лис» в Солнечной системе, ему уже не позволят снова покинуть ее. Закон, видите ли, предусматривает наличие ядерного оружия только на судах армии Мирного Контроля, и это распространяется даже на пусковые установки. А у нас есть и то, и другое.
Формально сейчас мы владеем этим на законных правах, однако все будет иначе, когда мы окажемся в пространстве, принадлежащим Федерации.
— Но разве нельзя временно демонстрировать боевое оборудование?
— На это ушли бы недели. Оно составляет единое целое с кораблем. Да и вообще, какая разница? Говорю вам — ваше появление на Земле могло бы стоить нам войны. А это побудило бы алеронов начать переговоры и подготовку к новой агрессии. — Хейм снова подумал с Мэдилон. — Во всяком случае, так мне кажется. Быть может я ошибаюсь.
— Нет, — мрачно сказал Иррибарн. — Вы правы.
— Возможно, это и впрямь единственный выход. Сдаться.
— Должно быть что-то еще! Я не такой фанатик, чтобы настаивать, зная, что женщинам и детям грозит смерть. Но риск умереть против шанса сохранить наши дома — да, это то, на что мы все сознательно пошли, когда организовали отряды маки.
Хейм сел, выбил трубку и принялся вертеть ее в руках, устремив неподвижный взгляд на модель своего первого корабля. Чувства его необъяснимым образом вдруг начали меняться. С него словно свалилась какая-то тяжесть, вызывая внутреннее движение сквозь мрак и далекому и слабому, но придающему сил проблеску.
— Послушайте, — сказал он. — Давайте попытаемся продумать все до конца. «Лис» препятствует выходу Земли из состояния войны, отказываясь прекратить свои рейды. До тех пор, пока мы здесь и сражаемся, люди на Земле, думающие точно так же, как мы, могут заявить, что алеронов учат уму разуму безо всякого ущерба для налогоплательщиков. И — да-да, — они могут ударить в барабаны пропаганды, представить нас в виде легендарных героев и расшевелить укоренившееся чувства стадности. Они не имеют политического влияния, способного заставить правительство отдать боевому флоту приказ к выступлению, но в их силах воспрепятствовать тому, чтобы нас отозвали назад. Я пришел к такому выводу на основе тех простых фактов, что флот по-прежнему не двигался с места, а нас не отзывают назад.
Разумеется, подобная ситуация весьма неустойчива. Я уверен, что она так долго удерживается до сих пор потому, что Франция связала Парламент по рукам и ногам, предоставив ему решить вопрос, действительно ли Земля, согласно закону, находится в состоянии войны с алеронами. Выход из тупика должен быть найден в ближайшее время. Мы хотим склонить равновесие в свою сторону.
О'кей, один метод достижения данной цели — следовать добру и сделать достоянием гласности тот факт, что вы и другие новоевропейцы живы допусти, это стало известно — а также дать всем ясно понять, что вы не собираетесь сдаваться. Сделать это можно… дайте подумать… да. У нас есть «Мироэт». Стоит его немного подладить — и он сможет одолеть расстояние до Земли. Или же можно попытаться захватить еще один корабль.
Однако мы сами останемся здесь. А на Землю пошлем не мужчин, а сотню женщин и детей. — Хейм с треском хлопнул ладонью по колену. — Вот какой довод будет самым лучшим!
У Иррибарна глаза чуть не вылезли из орбит.
— Вы что, рехнулись? Как вы собираетесь сесть на Новую Европу?
— Космическая планетарная защита еще не приведена в готовность.
— Но… нет, у них есть несколько детекторных спутников и боевые корабли на орбите и…
— О, все это дело случая, — возразил Хейм. Чувство опасности сейчас начисто у него отсутствовало. Все сомнения подавило нарастающее возбуждение.
— «Лиса» мы оставим в космосе и большинство ваших людей тоже. Если попытка окажется неудачной, «Лис» сможет захватить другую добычу, и ваши люди полетят на Землю во вновь конфискованном корабле. Но мне кажется, у меня есть шанс посадить «Мироэт» и снова подняться, чтобы точно рассчитать все, надо будет поработать с компьютерами, но я думаю, все это вполне осуществимо. Если же нет — что ж, надеюсь, вы не откажетесь принять меня в партизаны.
— Ах. — Иррибарн глубоко затянулся. — Разрешите задать вам вопрос: была бы эта идея для вас столь привлекательна, не обещай она вам шанса на встречу с Мэдилон.
Хейм чуть не поперхнулся.
— Пардон, — проблеял Иррибарн. — Я не хотел вас обидеть. Всего лишь старая дружба, как вы сказали. Верность — неплохое качество в людях.
Он протянул руку и встал.
— Идемте, — сказал он все еще довольно взволнованно. — До завтра мы больше ничего не сможем сделать. Давайте вернемся в кают-компанию.
Глава 3
«Лис» спускался — с потушенными огнями, с заглушенными двигателями, с минимум включенного оборудования, необходимого для поддержания жизни на корабле — опускался к обратной стороне луны «Диана». Она не охранялась, а диаметр в 1275 километров служил надежным укрытием. Однако, опасность все равно была. Отошедшее от «Лиса» грузовое судно могло быть замечено каким-нибудь бродячим алеронским кораблем, особенно в таком моменте, когда оно сбрасывало ускорение, чтобы совершить посадку. Очутившись на неровной, лишенной атмосферы, поверхности Дианы, экипаж грузовика спрятал судно в кратере потухшего вулкана, надел космические скафандры и вышел наружу. Их путешествие на полушарие Дианы, обращенное к планете, могло бы стать сюжетом для небольшой эпической поэмы, но сейчас достаточно будет лишь сказать, что люди выполнили свою задачу и вернулись назад. Рандеву с кораблем было слишком рискованным, чтобы действовать наугад. Люди погрузились в кратер и стали ждать.
Вскоре после этого гигантский метеорит или карликовый астероид врезался в Новую Европу, оставив после себя пылающий след в ночном небе, и рухнув в океан дю Жестин в нескольких сотнях километров от побережья Гаранс. Небольшая приливная волна ударила в Байи де Пешур, вышвырнула корабли на сушу в Бон Шанс, промчалась по Буше дю Карсак и все еще была заметна — грохочущая линия с гребешками из белой пены, лоснящаяся черными цветами под звездами — она проникла в глубь материка до самого притока реки Борде. Атмосфера словно бы взбесилась во всех детекторах алеронов.
Постепенно суматоха улеглась. Поднятые по тревоге флайеры вернулись на свои места. Вновь воцарилось ночное спокойствие.
Однако люди на борту «Мироэт» не дремали.
Когда пять тысяч тонн, к которым был прицеплен корабль, вошли в атмосферу, он освободился от «привязи» и постепенно отстал. Но не на слишком большое расстояние. Необходимо было погасить громадную скорость и работу двигателя при этом несомненно засекли бы. Но используя метеорит в качестве экрана, можно было замаскироваться.
Радары не смогли бы засечь ионы, ударившие в поверхность камня и отразившись назад, исчезли в следе от падающего метеорита. Оптически и инфракрасные детекторы как бы ослепли в космической ауре, вызванной метеоритом. Точно нацеленные и настроенные детекторы, возможно, все-таки зарегистрировали что-либо не имевшее местного естественного происхождения.
Но кто стал бы искать корабль посреди такого бешенства? Автопилот для пробных операций никогда не предусматривался — его просто не существовало.
Все зависло сейчас от одного только Гуннар Хейма. Малейшее отклонение от узкой щели частичного вакуума — и он и перестал бы существовать быстрее, чем успел бы об этом узнать. В своих действиях он руководствовался только датчиками температуры обшивки корабля и своей интуицией. Кроме того, он располагал еще расчетами компьютера, показывающими место и скорость корабля, все эти данные постоянно мелькали на экране дисплея. Хейм словно бы слился с кораблем воедино; его руки мелькали над компьютером с такой скоростью, что слились в одно расплывчатое пятно. Он не замечал ни накатывающейся волнами жары, ни ударов и завываний, вызываемых турбулентностью — ничего, за исключением бури где-то глубоко внутри себя.
Его космос сузился до размеров огненной полоски, а его сознание — до единственной мысли:
— держать эту неуклюжую машину в кильватере снижающейся глыбы. Однажды, целую вечность назад, ему уже приходилось вести свою космическую яхту по опасной, как тогда казалось, тропе на Остров Вознесения. Но тогда это был вопрос умелого пилотирования легкого и быстро отзывающегося судна. Сегодня же Хейм был роботом, выполнявшим команды кружившихся в вихре электронов.
Нет, он представлял из себя нечто большее. Обработка данных, проходивших сквозь тончайшие детекторы чувств, принятие на этом основании верного решения, воля делали возможной всю операцию как таковую. Но все это происходило на бессознательном уровне на уровне инстинкта. Для осмысления просто не было времени. Все произошло в считанные минуты.
Впрочем, живая материя не выдержала бы подобного напряжения более длительное время. Метеорит, чью скорость лишь слегка замедлила воздушная стена, в которую он нырнул, ушел от корабля и врезался в море — с такой силой, что всплески воды не было — водная масса как бы раскололась.
«Мироэт» в это время все еще был в нескольких километрах от поверхности планеты, замедлив свою скорость до того уровня, которые еще мог выдержать металл. На ленте появилось слово «стоп», и Хейм хлопнул по выключателю.
Вскоре после этого гигантский метеорит или карликовый астероид врезался в Новую Европу, оставив после себя пылающий след в ночном небе, и рухнув в океан дю Жестин в нескольких сотнях километров от побережья Гаранс. Небольшая приливная волна ударила в Байи де Пешур, вышвырнула корабли на сушу в Бон Шанс, промчалась по Буше дю Карсак и все еще была заметна — грохочущая линия с гребешками из белой пены, лоснящаяся черными цветами под звездами — она проникла в глубь материка до самого притока реки Борде. Атмосфера словно бы взбесилась во всех детекторах алеронов.
Постепенно суматоха улеглась. Поднятые по тревоге флайеры вернулись на свои места. Вновь воцарилось ночное спокойствие.
Однако люди на борту «Мироэт» не дремали.
Когда пять тысяч тонн, к которым был прицеплен корабль, вошли в атмосферу, он освободился от «привязи» и постепенно отстал. Но не на слишком большое расстояние. Необходимо было погасить громадную скорость и работу двигателя при этом несомненно засекли бы. Но используя метеорит в качестве экрана, можно было замаскироваться.
Радары не смогли бы засечь ионы, ударившие в поверхность камня и отразившись назад, исчезли в следе от падающего метеорита. Оптически и инфракрасные детекторы как бы ослепли в космической ауре, вызванной метеоритом. Точно нацеленные и настроенные детекторы, возможно, все-таки зарегистрировали что-либо не имевшее местного естественного происхождения.
Но кто стал бы искать корабль посреди такого бешенства? Автопилот для пробных операций никогда не предусматривался — его просто не существовало.
Все зависло сейчас от одного только Гуннар Хейма. Малейшее отклонение от узкой щели частичного вакуума — и он и перестал бы существовать быстрее, чем успел бы об этом узнать. В своих действиях он руководствовался только датчиками температуры обшивки корабля и своей интуицией. Кроме того, он располагал еще расчетами компьютера, показывающими место и скорость корабля, все эти данные постоянно мелькали на экране дисплея. Хейм словно бы слился с кораблем воедино; его руки мелькали над компьютером с такой скоростью, что слились в одно расплывчатое пятно. Он не замечал ни накатывающейся волнами жары, ни ударов и завываний, вызываемых турбулентностью — ничего, за исключением бури где-то глубоко внутри себя.
Его космос сузился до размеров огненной полоски, а его сознание — до единственной мысли:
— держать эту неуклюжую машину в кильватере снижающейся глыбы. Однажды, целую вечность назад, ему уже приходилось вести свою космическую яхту по опасной, как тогда казалось, тропе на Остров Вознесения. Но тогда это был вопрос умелого пилотирования легкого и быстро отзывающегося судна. Сегодня же Хейм был роботом, выполнявшим команды кружившихся в вихре электронов.
Нет, он представлял из себя нечто большее. Обработка данных, проходивших сквозь тончайшие детекторы чувств, принятие на этом основании верного решения, воля делали возможной всю операцию как таковую. Но все это происходило на бессознательном уровне на уровне инстинкта. Для осмысления просто не было времени. Все произошло в считанные минуты.
Впрочем, живая материя не выдержала бы подобного напряжения более длительное время. Метеорит, чью скорость лишь слегка замедлила воздушная стена, в которую он нырнул, ушел от корабля и врезался в море — с такой силой, что всплески воды не было — водная масса как бы раскололась.
«Мироэт» в это время все еще был в нескольких километрах от поверхности планеты, замедлив свою скорость до того уровня, которые еще мог выдержать металл. На ленте появилось слово «стоп», и Хейм хлопнул по выключателю.