— Господи, — сказала голова у Хейма. Звуки доходили до него словно через барьер огромного расстояния или лихорадки. — Дай мне немного времени, и… и я смог бы использовать его.
   — Помните, настойчиво продолжал Синби, что власть моя на Алероне очень широка, в один прекрасный момент я могу наложить запрет на преследование расы, воспитавшей вас, и тем самым спасти ее от гибели.
   — Нет! — чисто рефлекторно отозвалось в мозгу у Хейма. — Я не хочу. Я не могу.
   Синби протянул ему руку.
   — Пожмите эту руку, как сделали однажды, — умоляюще произнес он. Поклянитесь, что не попытаетесь бежать или предупредить своих собратьев.
   Тогда я не стану приставлять к вам охрану, и вы сможете свободно, как я сам, ходить по нашему лагерю и осматривать корабли.
   — Нет! — взревел Хейм.
   Синби отпрыгнул назад. Зубы его блеснули.
   — Невелико же ваше уважение ко мне, — прошипел он.
   — Я не могу вам дать честное слово, — сказал Хейм, а про себя подумал:
   — В любом случае нельзя давать ему прикидываться простачком.
   Может быть, еще есть какой-то шанс. Лучше погибнуть, пытаясь вырваться, чем…
   Какая-то мысль как молния вдруг сверкнула у него в голове и исчезла прежде, чем он успел понять, что же это было. Его сознание развернулось и бросилось в погоню, отчего кожа стала покрываться потом, а сердце бешено забилось в груди.
   Тем не менее, несмотря на то, что мускулы страшно напряглись, а комната приняла вид ночного кошмара, Хейм сухо сказал:
   — Какой от этого будет толк? Я же знаю, что вы не дурак. За мной все равно стали бы присматривать — разве не так?
   Если человека это могло бы рассердить, то Синби, напротив, смягчился и усмехнулся с довольным видом.
   — Это правда. По крайней мере, до тех пор, пока не был бы обезоружен «Лис». А вот впоследствии, когда мы лучше узнаем друг друга…
   Хейм наконец поймал ускользнувшую от него мысль, и, когда осознал ее, это было равносильно удару. Взвешивать шансы было некогда. Вероятнее всего, они были абсолютно безнадежны и ему предстояло погибнуть.
   — Но надо хотя бы попробовать, — подумал он. — Немедленного заключения под стражу, кажется, не предвидится, если будет ясно видно, что это не сработает, тогда я и пытаться не буду.
   Облизнув сухим языком пересохшие губы, он откашлялся и сказал:
   — Все равно никогда и ни при каких обстоятельствах я не смог бы дать вам честное слово, Синби. Ваше мышление все же отличается от человеческого, иначе вы бы поняли, почему.
   Глаза алерона заволоклись мембранами. Золотистая голова поникла.
   — Но в вашей истории повсеместно встречаются примеры взаимного уважения и восхищения между противниками, — прозвучал музыкальный протест.
   — О, это да. Послушайте, я рад пожать вам руку.
   К удивлению самого Хейма то, что он сказал была правда, и когда четыре тонких пальца легки в его ладонь, он не сразу выпустил их.
   — Но я не могу вам сдаться даже на словах, — продолжил Хейм. — Мне кажется, этого не позволяют мне мои собственные инстинкты.
   — Нет, но люди часто…
   — Говорю вам, этого нельзя объяснить словами. Я не могу до конца прочувствовать то, что вы сказали насчет естественного страха алеронов перед людьми. Точно так же и вы не можете до конца понять, что я имею в виду. И все же вы дали мне некоторое грубое представление. Быть может, и я мог бы дать вам некоторое представление о том… в общем, о том, что должен чувствовать человек, если его народ потерял свой дом.
   — Я слушаю.
   — Но мне придется вам это показать. Символы, и… У вас ведь, у алеронов, отсутствует религия в том понимании, в котором она имеется у людей, не так ли? Это лишь один вопрос из множества. Если бы я мог показать вам несколько вещей, которые вы могли бы увидеть и потрогать и постарался бы объяснить, что они символизируют, может быть, тогда… Ну, так как? Съездим в Бон Шанс?
   Синби сделал шаг назад. В мгновение ока он стал ужасно похож на кота.
   Хейм насмешливо посмотрел на него.
   — О, стало быть, вы боитесь, что я попытаюсь проделать какой-то трюк?
   Разумеется, возьмите с собой охрану. Или лучше не стоит беспокоиться, если вы боитесь. — Он повернулся. — Пожалуй, я лучше вернусь к своим.
   — Вы пытаетесь задеть мою гордость, — крикнул Синби.
   — Еще чего! Я просто сказал — подите вы к черту, больше ничего. Вся беда в том, что вы даже не знаете, что сделали на этой планете. Вы неспособны держать в голове такую информацию.
   — Арван! — Хейм не смог бы с уверенностью сказать, гнев или что-то другое преобладало в этом взрыве.
   — Я принимаю ваш вызов. Мы отправимся немедленно.
   Волна внезапной слабости прошла сквозь Хейма.
   — Вот так-так! Стало быть, я и в самом деле начинаю разбираться в его психологии, — подумал он. Андре и то не мог бы лучше справиться с этой задачей.
   Почувствовав, что силы вновь вернулись к нему, Хейм сказал:
   — Хорошо, — однако внутренне он трепетал. — Просто я хочу, чтобы вы поняли как можно больше. Как вы сами недавно заметили, вы смогли бы оказать большое влияние на ход войны между Землей и Алероном, если таковая когда-нибудь случится и события примут неблагоприятный для нас оборот.
   Или, если ваша сторона проиграет — а это может случиться, вы хорошо знаете: наш военный флот лучше вашего, если только у нас хватит мозгов его использовать как следует — так вот, в этом случае мой голос тоже будет иметь кое-какой вес в решении дальнейшей участи Алерона. Давайте возьмем с собой Вадажа. Я уверен, что вы его помните.
   — А, да-да, мне всегда казалось, что он неуместен в такой экспедиции, как ваша — какая он него может быть польза? и зачем он вам сейчас.
   — Да я, вообще-то, не мастак говорить. возможно, ему скорее удастся объяснить вам все как следует.
   Про себя Хейм подумал:
   — Он умеет говорить по-немецки, и я тоже немного знаю этот язык.
   Синби знает английский, французский, без сомнения, испанский — но немецкий?
   Адмирал пожал плечами и отдал какой-то приказ. Один из воинов подняв руку в салюте, повернулся и вышел, в то время как остальные последовали за Синби и Хеймом вниз по залу, в свет утреннего солнца, через поле к военному флайеру. По дороге Синби один раз остановился, чтобы защитить глаза от красного уголька солнца контактными линзами.
   Вадаж и его охранники уже ждали их. Венгр казался маленьким, сгорбленным и совершенно павшим духом.
   — Гуннар, — понуро спросил он. — Что все это значит?
   Хейм объяснил. На мгновение Вадаж был озадачен. Потом надежда загорелась в его глазах.
   — Какова бы ни была твоя идея, Гуннар, я с тобой, — сказал он и придал лицу бесстрастное выражение.
   Полдюжины воинов заняли места в задней части флайера. Синби сел за пульт управления.
   — Посадите машину на площади, — предложил Хейм. — А оттуда мы прогуляемся пешком.
   — Странные у вас привычки, — высоким голосом пропел Синби. — Мы считали, что провели полное исследование и поняли вас, что вы с вашими слабостями и недальновидностью у нас в руках, но тут появился «Лис». А теперь…
   — Ваша проблема, сэр, состоит в том, что алероны любого конкретного класса за исключением, разумеется, вашего, стереотипны, — сказал Вадаж. А каждый человек — это сам себе закон.
   Синби ничего ему не ответил. Флайер взлетел. Несколькими минутами позже он приземлился. Пассажиры вышли из машины.
   Под огромным небом висела жуткая тишина. Опавшие листья покрывали тротуары, заполнили сухой фонтан, где по-прежнему стояла скульптура Ламонтана. Потрепанные непогодой рыночные палатки, опрокинутые столы и стулья уличных кафе, порванные маленькие зонтики, некогда такие веселые.
   Только собор возвышался все так же твердо и непоколебимо. Синби двинулся к нему.
   — Нет, — сказал Хейм. — Давайте зайдем туда в последнюю очередь.
   Он пошел по направлению к реке. Под ногами шуршали листья и мусор, шаги эхом отзывались от стен пустых домов.
   — Разве вы не видите, что здесь не так? — спросил он. — Здесь жили люди.
   — Теперь они отсюда изгнаны, — ответил Синби. — Пустой город наводит ужас на меня, алерона. И все же, Гуннар Хейм, этот город подобен… бабочке-однодневке. Неужели вашу неуемную ярость вызвало лишь то, что людям пришлось покинуть место, на котором они не прожили еще и столетия?
   — Со временем город бы расстроился, — сказал Вадаж.
   Лицо Синби исказилось так, что стало безобразным.
   На тротуаре лежала небольшая кучка костей. Хейм указал на нее со словами:
   — Это была чья-то домашняя собака. Она повсюду следовала за своими божествами, и ждала их, и однажды, не найдя нигде, умерла с голову. Ваших рук дело.
   — А вы питаетесь плотью, — отпарировал Синби.
   В одном из домов тоскливо скрипела распахнутая дверь, качаясь на ветру, который дул от воды. Сквозь дверной проем можно было разглядеть большую часть внутренней обстановки, покрытой пылью и попорченной дождем.
   У порога валялись остатки тряпичной куклы. Хейм вдруг почувствовал, как к глазам подступили слезы.
   Синби прикоснулся к его руке.
   — Надеюсь, это вы мне не станете предъявлять, как свидетельство нашей кровожадности, — сказал он.
   Хейм продолжал идти вперед гигантскими шагами.
   Вдали уже показалась набережная Эспранада. За ее узорчатой оградой устремлялись к гавани воды Карсака, широкие и ворчливые. Солнечный свет так ослепительно сверкал на их поверхности, что казалось, будто звук медной трубы воплотил в нечто зримое и осязаемое.
   Пора, — подумал Хейм. Кровь бешено застучала в его висках.
   — Один из наших поэтов так сказал о том, что я имею в виду, проговорил он медленно и продолжал по-немецки:
   — Когда мы выйдем на берег реки и увидим справа от себя мост, тогда прыгаем вниз и плывем к нему.
   Он не отважился взглянуть на Вадажа, чтобы увидеть, как тот прореагировал на его слова. Как во сне, услышал он вопрос Синби, в голосе которого звучало некоторое смущение:
   — Что означают эти слова?
   Вадаж ответил абсолютно бесстрастно:
   — Человек, достойный звания человека, никогда не теряет веры в себя, если только в нем не умерла человечность.
   — Молодец, — мысленно похвалил его Хейм. Но в основном все его внимание было сейчас сосредоточено на ружьях, нацеленных ему в спину.
   Они пошли по набережной в западном направлении.
   — И все же я не совсем понял, — прозвучала трель Синби, — алероны тоже не лишены чувства гордости и достоинства. Так в чем же разница?
   Хейм почувствовал, что больше медлить нельзя. Момент, казалось, был довольно подходящий — во всяком случае, если попытка будет неудачной, все завершится вечной тьмой и концом страха.
   Он остановился и облокотился на ограду.
   — Разница, — сказал он, — объясняется в другом изречении того же поэта, — процитировал по-немецки. — Я сейчас столкну этого типа в воду.
   После того прыгаем оба вниз.
   Затем добавил алерону, переходя вновь на язык понятный алерону:
   — Это… э… это трудно перевести. Но взгляните вниз, туда.
   Вадаж присоединился к ним. губы его тронула едва заметная улыбка, но он мрачно объявил:
   Стихотворение основано на высказывании из Гераклита:
   — Дважды в одной реке не искупаешься.
   — Об этом я и читал, — Синби пожал плечами. — Столь ужасные мысли встречались довольно редко.
   — Видите? — Хейм положил на плечо алерона руку и легонько подтолкнул его вперед, так что Синби теперь тоже стоял, перегнувшись через ограду.
   Текучая поверхность приковала к себе его взгляд, словно загипнотизировала.
   — Вот там один из основных человеческих символов, — сказал Хейм. Река, связанная с морем, сможет затопить огромные площади суши, если эту реку запрудить. Движение, сила, судьба, само время.
   — На Алероне нам это неведомо, — прошептал Синби. — В нашем мире есть одни только голые скалы.
   Хейм сомкнул пальцы на его шее, а другой рукой оперся об ограду. дно движение плечом — и опрокинувшись через ограду, они вместе упали в реку.


Глава 8


   Тяжелые ботинки тащили его вниз, отпустив алерона, Хейм перекувыркнулся и вцепился ногтями в их застежки. Свет из зеленого стал коричневым, а затем и вовсе исчез. Вода холодная и тяжелая сила переворачивала его снова и снова. Долой один… теперь второй… отчаянно отталкивая руками и ногами, он устремился вверх. Легкие, казалось, готовы были разорваться. Преодолевая сопротивление воды, Хейм понемногу выпустил воздух через рот. Сознание начало затуманиваться.
   — Ну, — подумал он. — Теперь либо дыхание, либо огненный луч.
   Слегка высунув лицо из воды таким образом, чтобы только успеть набрать в легкие воздуха, Хейм краем глаза увидел набережную и снова ушел под воду.
   Еще трижды он повторял этот маневр, прежде чем решить, что теперь он отплыл уже достаточно далеко, чтобы можно было рискнуть и посмотреть, где Вадаж. Стряхнув воду с волос и протерев глаза, Хейм поплыл австралийским кролем. Над одетыми в подкрашенный бетон берегами реки высились деревья, сквозь золотисто-зеленую листву которых просвечивали солнечные лучи.
   Иногда в поле зрения появлялись коньки крыш, но в основном над кронами деревьев сияло лишь бесконечное синее небо.
   Вскоре неподалеку вынырнула из воды голова Вадажа. Хейм помахал ему рукой и поплыл дальше, пока не очутился под мостом. Это было все же хоть какое-то укрытие от преследователей. Ухватившись за опору, Хейм придал телу вертикальное положение. Через несколько секунд к нему присоединился и менестрель. Он тяжело дышал.
   — Черт побери. Гуннар, ты несешься так, словно за тобой гонится сам дьявол!
   — А разве нет? Хотя для нас большой плюс то, что алероны здесь не слишком-то хорошо видят. Контактные линзы спасают их глаза от слепящей яркости, но Аврора испускает гораздо меньше лучей, близких к инфракрасным, чем Эйт, а именно к этим лучам они наиболее чувствительны.
   Хейм обнаружил, что подобные рассуждения на ученые темы действуют на него существенно успокаивающе, поскольку превращают его из преследуемого животного в военного теоретика (тактика).
   — Тем не менее нам все же лучше держаться внизу как можно дальше. И к тому же порознь. Знаешь старый Кви де Коквилагео? Он все еще на месте.
   О'кей, встретимся под ним. Будем ждать в течение часа. Если за это время один из нас не появится, другой должен считать, что его напарник погорел.
   Поскольку Вадаж выглядел более усталым чем он сам, Хейм поплыл первым. Он двигался не спеша, в основном отдаваясь на волю течения, и добрался до устья реки в довольно хорошей форме — настолько хорошей, что сумел даже почувствовать удивление, еще раз мысленно пережив свой побег.
   Потом он намеренно выкинул из головы все эти мысли и, прячась под доком, просто наслаждался игрой солнечных бликов на поверхности воды, зрелищем наклоненных мачт, ласковым прикосновением прохладных струй, шершавой поверхности пала, за который держался, характерным плеском маленьких волн о борта судов и разнообразием окраски их корпусов. Приподнятое настроение уже начало было меняться, вытесняемое тревогой. (Проклятье, надо было сказать Андре обо всем, что я знаю) когда венгр наконец появился.
   — А они не станут нас искать прежде всего именно здесь? — спросил Вадаж.
   — Сомневаюсь, — ответил Хейм. Не забудь, что они — жители сухой планеты. Поэтому идея использовать воду для чего-либо кроме питья, не может возникнуть у них так же естественно, как, допустим, у наквсов, которые из нее фактически не вылезают. Обрати внимание — они здесь ничего не тронули, хотя каботажный транспорт был бы весьма неплохим подспорьем для их воздушных грузовиков. Первым их предположением должно быть то, что мы как можно скорее постарались выбраться на берег, а поэтому наша задача сейчас — найти какую-нибудь лодку в рабочем состоянии.
   — Ну, уж тут тебе выбирать. Я-то ведь — прирожденный сухопутный житель.
   — Что, ж, зато я никогда не преуспевал в верховой езде, так что по части славы мы равны.
   Хейм рискнул взобраться на причал, чтобы осмотреться. Он выбрал крепкое на вид прогулочное судно, — способный двигаться под водой гидрофойл 8 и трусцой двинулся к нему. Погрузившись под воду, оно будет недоступно любому из приборов, имеющихся у алеронов.
   — А внутрь мы сможем попасть? — спросил из воды менестрель.
   — Да, он не заперт. Яхтсмены доверяют друг другу.
   Хейм отвязал швартовы, подтянул гидрофойл к понтону и, протянув руку, помог Вадажу взобраться на палубу. Они быстро спустились в кабину и задраили глезайт.
   — А теперь займись радио, пока я проверю двигатель.
   Год бездействия нанес судну не особенно большой ущерб. Более того солнце зарядило его аккумуляторы до максимума. Правда, днище его порядком обросло, но это можно было пережить. Возбуждение охватило Хейма.
   — Вообще-то, моя идея заключалась в том, чтобы попытаться найти коммуникатор в городе, передать сообщение в лагерь и потом где-нибудь спрятаться в надежном месте и ждать, что нас не станут искать и мы не умрем с голоду, — сказал он. — Но теперь, черт побери, мы сможем вернуться назад собственной персоной! По крайней мере, врагу будет сложно перехватить наше сообщение и послать в его источник самонаводящуюся ракету, если мы будем в море. Так что поехали.
   Мотор запыхтел. Судно скользнуло прочь от суши. Вадаж озабоченно выглядывал из купола.
   — Не понимаю, почему они не гонятся за нами, как бешеные? беспокойно пробормотал он.
   — Я ведь тебе уже говорил, как все получилось. Просто они еще не догадались, что мы выберем этот путь. Кроме того, у них там сейчас, наверное, суматоха, как в публичном доме по утрам в понедельник, после того, что я сотворил с Синби.
   Тем не менее Хейм был рад оставить позади препятствия и погрузился в воду. Опустившись на максимально допустимое погружение, он задал автопилоту курс на юго-восток и принялся стягивать свою мокрую одежду.
   Вадаж смотрел на него с благоговением.
   — Гуннар, — сказал он голосом, в котором слышались слезы, — я напишу об этом балладу, и даже если она не очень удастся, ее все-таки будут петь и через тысячу тел. Потому что твое имя будет жить очень долго.
   — О, чепуха, Андре. Не заставляй мои уши краснеть.
   — Нет, я просто говорю, что есть. Однако неужели ты все заранее настолько продумал?
   Хейм включил обогреватель, чтобы обсушиться. Воды океана, со всех сторон окружавшие судно — темно-зеленые, населенные множеством рыб причудливой формы, то и дело мелькали поблизости — эти воды должны были рассеять инфракрасное излучение. Хейма охватило непреодолимое чувство возвращения домой, словно он опять стал мальчишкой, проводящим все свободное время на морях Геи. На некоторое время это чувство вытеснило все остальные. Хрупкость и незавершенность его триумфа станет видна ему позже.
   Сейчас же он упивался им.
   — Ничего я не придумал, — признался Хейм. — Идея возникла как бы сама собой, Синби до ужаса хотелось… чтобы мы стали друзьями или что-то в этом роде. Я уговорил его посетить Бон Шанс, надеясь, что там, может быть, подвернется какой-нибудь случай, который можно будет использовать для побега. Мне пришло в голову, что вероятно, никто из его банды не умеет плавать, поэтому набережная казалась самым подходящим местом, чтобы попытаться. Я попросил взять тебя с собой, потому что мы могли воспользоваться немецким у них под носом. А потом, я исходил из того, что если нас двое, то и шанс, что кто-то удерет, увеличивается вдвое.
   С Вадажа всю почтительность как рукой сняло, лишь только он услышал про немецкий, и на его лице появилась ехидная ухмылка.
   — Да уж, такого ужасающего «Цвайндойч» я в жизни не слыхивал.
   Лингвистом тебе не быть.
   Воспоминание больно ударило по самолюбию Хейма.
   — Да уж, — сухо сказал он. Стараясь хотя бы ненадолго продлить миг своей искренней радости, он быстро продолжал. — Мы были там, когда я подумал, что если бы мне удалось столкнуть Синби в воду, охранники все бросились бы следом спасти его, так что некому было бы стрелять в нас с берега. Если ты не умеешь плавать, то это весьма веселенькая работенка спасать еще одного такого же неумеющего.
   — Так ты думаешь, он утонул?
   — Ну, надеяться никому не воспрещается, — сказал Хейм с меньшей долей равнодушия в голосе, чем ему хотелось бы. — Меня бы не удивило, если бы они потеряли по меньшей мере пару воинов, выуживая Синби из воды. а его самого мы вряд ли видели в последний раз. Даже если он и самом деле утонул, то они, вероятно, смогут доставить его в камеру оживления прежде, чем начнет разлагаться его мозг. В любом случае — до тех пор, пока он не вернется в строй, врагу будет нелегко разобраться во всей этой путанице. и дело даже не в том, что без него они не смогут наладить организацию. Но в течение некоторого времени им просто не удастся найти верную ориентацию для своей деятельности, во всяком случае в той, которая касается нас. Это время мы используем для того, чтобы забраться подальше и море и вызвать на связь де Виньи.
   — Ну… да, разумеется, они смогут выслать нам на помощь флайер.
   Вадаж откинулся назад с улыбкой кота, сидящего возле клетки с канарейкой.
   — Прекрасная Даниель увидит меня еще раньше, чем она того ожидает. Но не слишком ли смело с моей стороны говорить, что она этого ожидает?
   Гнев волной поднялся в Хейме.
   — Чтоб тебя укусила бешеная собака, безмозглый тупица, — прорычал он.
   — Здесь тебе не пикник. Наше счастье, если нам удастся предотвратить катастрофу.
   — Что… что… — Вадаж вздрогнул и побледнел. — Гуннар, что такого я сказал…
   — Слушай меня, — Хейм трахнул кулаком по ручке кресла, в котором сидел. — Наша дилетантская попытка шпионажа подорвалась и весь задуманный план пропал. Разве ты забыл, что наша миссия заключалась в том, чтобы договориться об условиях, которые спасли бы наших людей от авитаминоза?
   Теперь это исключено. Может быть, что-то можно будет предпринять позднее, но в ближайшее время наша задача — остаться в живых. Наш план эвакуации беженцев — теперь тоже исключается. Синби пришел к выводу, что сам «Лис» находится на планете. Он вызвал крейсер и улана на помощь своему флагману.
   Кто-нибудь из этих троих может заметить «Мироэт» на подъеме и разнести его в куски. Оставлять корабль в укромном месте тоже нельзя. Они сейчас повсюду разошлют воздушные патрули с мощными детекторами. Так что прекрасное убежище, которое представил нам де Виньи в Лак о Нуагес, тоже отпадает. И если уж на то пошло, при настоящем положении вещей, когда три вражеских корабля находятся в непосредственной близости, самому «Лису» похоже угрожает смертельная опасность.
   А ты, жизнерадостный эгоистичный болван! Неужели ты думал, что я играл со смертью лишь ради того, что мы могли удрать? На что бы мы тогда вообще годились? Главное — предупредить наших.
   Все еще ворча, он повернулся к инерционной навигаторской панели. Нет, они еще не были далеко. Но может быть, все же стоит всплыть и — будь что будет — передать партизанам и экипажу «Мироэт» все, что ему известно в данный момент.
   Судно пульсировало, словно живое. Обогреватель урчал, обдавая людей волнами тепла. В кабине пахло нефтью. За иллюминатором ничего не было видно.
   — Эти корабли будут здесь в течение земного дня, — сказал Хейм. «Лису» лучше отойти подальше в космос, а людям поглубже в лес.
   — Гуннар, — начал было Вадаж.
   — О, помолчи!
   Менестрель вспыхнул, и, повысив голос, сказал:
   — Нет, я не знаю, что я такого сделал, что бы ты мог меня оскорблять, и если у тебя не хватает даже любезности сообщить мне об этом, то это твое дело. Однако, я должен кое-что сказать тебе, капитан. Мы не сможем установить контакт с «Лисом» вовремя.
   — Что? — резко обернулся Хейм и уставился на венгра.
   — Может ты подумаешь сам. Большая лазерная установка Диего находится возле озера. Но утро давно уже наступило, Диана почти в полной фазе. И она легла на курс Оут Гаранс несколько часов назад. Теперь следующий ее восход будет, я думаю, не раньше чем через тридцать часов.
   — Сатан… и… хельведе, — проговорил задыхаясь, Хейм, в минуты сильного волнения всегда переходивший на свой родной язык. Силы покинули его. Во всем теле вдруг возникла боль, и он понял, что начал стареть.
   Через некоторое время, в течение которого Хейм просто сидел, устремив в одну точку неподвижный взгляд. Вадаж робко сказал:
   — Ты не такой человек, чтобы раскисать от этого. Если ты считаешь, что это столь важно, что ж, возможно, нам удастся поднять вверх «Мироэт».
   Его коммуникатор достанет до луны. Вражеские спутники засекут «Мироэт», а поблизости находится крейсер. Но ты сам говорил, что этот корабль потерян для нас в любом случае, так что он может сдаться. Для того, чтобы сделать это, нам понадобится всего лишь три-четыре человека. Я буду одним из них.
   Хейм вскочил с молниеносной быстротой, шарахнувшись головой о купол. Он посмотрел вверх и увидел над собой круг солнечного света, ослепительно сверкающий на поверхности океана.
   — Здорово стукнулся? — спросил Вадаж.
   — Клянусь небом… и преисподней… и всем, что посередине, — Хейм протянул руку — Андре, я вел себя хуже всякой скотины. Просто возомнил себя этаким подростком средних лет. Простишь ли ты меня?
   Вадаж ответил крепким рукопожатием. В его глазах мелькнуло понимание.
   — О, так вот в чем дело, — пробормотал он. — Молодая леди… Гуннар, она для меня ничего не значит. просто, человек, в обществе которого довольно приятно находиться. Я думал, и ты чувствуешь то же самое.