Хейм повернулся к Куманодису:
   — Ну, а что ты думаешь? — спросил он.
   Тучный переводчик пожал плечами.
   — Я не специалист в этих вопросах.
   — Но, черт побери, ведь ты и Уонг провели здесь пару месяцев. Так должны же вы были заметить, кто компетентен в таких делах и кому можно верить, а кому нет.
   — А, вы насчет этого! Разумеется. Правитель Требогира — не какой-нибудь грабитель. У него доброе имя. И с ним можно иметь дело.
   — О'кей, — Хейм пришел к решению. — Тогда скажи этому посланнику, что его предложение меня заинтересовало. Я вызову с «Лиса» бортинженера при первой же возможности — сейчас он занят, поскольку должен проконтролировать работу подрядчиков из Хест Венилвейн, устанавливающих компьютеры по управлению режимом работы огневых установок — и тогда мы приедем к ним в Аэри и на месте обсудим все дальнейшие детали.
   — Вы не должны быть столь прямолинейны, — сказал Куманодис. — Члены Ложи есть Члены Ложи, но все они разные. Например, в Ложи Гнезда цветистые фразы любят не меньше, чем в Японии или где-нибудь в арабских странах. с этими словами он повернулся к посланнику и, старательно подбирая слова, начал передавать сказанное Хеймом в своей интерпретации.
   Внезапно сквозь ветер, шуршавший красной листвой низкорослого леса, окружавшего космопорт, сквозь шум прибоя в километре от него, пробился жалобный вой. Он все нарастал, превратился в громоподобный рев, тяжелый воздух раскололся, и на бетонное поле и на здания из лавровых блоков упала тень. Все подняли вверх головы.
   На поле опускался закругленный цилиндр. Бело-голубые отсветы на его металлической поверхности были такими ослепительными, и он, что Хейм отвернулся. Но он узнал эту конструкцию, и почувствовал как дрогнуло сердце.
   — Звездолет! Земной конструкции… Что происходит.
   — Я… не… знаю.
   Лицо Куманодиса с большим носом приобрело багровый оттенок, так, что это было заметно даже сквозь темное стекло шлема.
   — Мне никто ничего не говорил. Гальвет! — он повернулся к строну и нервно выпалил свой вопрос.
   Член Ложи нехотя промямлил что-то в ответ — Он говорит, что не придавал этому значения и не знал, что это интересует нас, — перевел Куманодис.
   — Проклятье, — чертыхнулся Хейм. — Но ведь он же знает об алеронском кризисе! И, наверняка, получил какую-нибудь писанину о наших неладах с собственным правительством. Ложа, должно быть, остановила этот корабль для инспекции не далее как вчера. Почему же нас не предупредили?
   — Никогда нельзя знать наверняка, насколько хорошо понимают нас строны, — ответил Куманодис. — На их взгляд — это смешно, что мы не смогли вооружиться дома и затем отправиться когда и куда захотим. Кроме того, эти люди не могут иметь при себе какого-нибудь серьезного оружия, иначе им не позволили бы совершить здесь посадку.
   — У них, может быть ручное оружие, — огрызнулся Хейм. — У нас оно есть. Постарайся отделаться от этих ублюдков как можно быстрее, Грег, и возвращайся на корабль. Я пока предупрежу наших ребят.
   Он быстро зашагал через платформу к посадочной аппарели и взбежал по ней наверх к воздушному шлюзу. Там он был вынужден стоять кипятить и ждать, пока сменится атмосфера, и он сам не подвергнется декомпрессии. При мысли о том, что все достигнутое с таким трудом может пойти насмарку, Хеймом вновь овладела слепая ярость, которая, как он полагал, осталась на Земле. За те две недели, которые необходимы были «Лису» для преодоления пути в сотню с лишнем световых лет к этой звезде, или за те три недели, которые последовали за первым и двумя и в течение которых корабль переоснащался могло произойти все что угодно. если партия умиротворения одержала победу, если его каперское предприятие было объявлено вне закона.
   — Конечно, — снова и снова говорил он себе. — Этот корабль не принадлежит Военному Флоту Федерации. Просто маленькое гражданское судно.
   Но тогда строны не позволяют никаким военным кораблям, кроме собственных курсировать возле их планет. Если это судно просто доставило мне официальный приказ вернуться домой… Что ж, хорошо, тогда встает вопрос: что в этом случае делать? Продолжать делать то, что намечено — уже в качестве пирата? От этого мало будет толку. Вся идея заключалась в том, чтобы создать такую ситуацию, из которой Земля могла бы извлечь пользу.
   Если Земля отказывается от этого шанса и отрекается от нас, нам остается одна возможность — стать всего лишь источником неприятностей для алеронов, и то до тех пор, пока нес не загонят в угол и не прикончат. Я больше никогда не увижу Землю.
   Он словно бы вновь увидел планету, где встретил свою единственную неповторимую любовь и где был счастлив.
   Но может быть, что-то удалось бы даже пирату. Был ведь когда-то Дрейк — Золотая Рука… Правда, тогда были иные времени и люди не отличались такой феноменальной трусливостью.
   Внутренняя дверь открылась. Хейм вошел внутрь яхты, которая теперь исполняла роль вспомогательного судна при звездолете, и открыл шлем.
   Андре Вадаж был на мостике. Тонкое смуглое лицо менестреля было обращено к иллюминатору: сквозь стекло был виден чужой корабль, приближавшийся в искаженных гравитронами лучах света. Когда шаги Хейма прогрохотали по палубе, от не оглянулся, только сказал ничего не выражающим голосом:
   — Я приказал членам экипажа находиться в боевой готовности и принес из вашей каюты вашу лучшую винтовку.
   — Молодцом! — Хейм положил оружие на сгиб локтя. Его массивность, твердость и красивая форма словно придавали уверенность. Это была циклическая винтовка тридцатого калибра системы Браунинг, способная выпускать сорок пуль в минуту в любой атмосфере или при отсутствии оной гордость коллекции Хейма. Вадаж, тоже в расстегнутом скафандре с открытым шлемом, сидел возле лазерного орудия.
   — Я не совсем уверен, — заметил венгр. — Смогут ли шесть человек сделать что-нибудь, если они попытаются атаковать нас. В этом кораблике их, как минимум, раз в пять больше.
   — Мы можем продержаться, пока не прибудет помощь с «Лиса», — сказал Хейм. — А их там в общей сложности около сотни. Это в том случае, если Ложа не остановит сражение.
   — О, в этом я сомневаюсь, — пробормотал Вадаж с легкой улыбкой. — Их прекрасный космопорт вряд ли пострадает, к тому же, судя по тому, что я слышал о стронах, препятствовать кровопролитию — не в их правилах.
   Он указал на несколько крылатых теней, круживших на фоне туч над западной оконечностью Острова Орлинг.
   — Они с удовольствием посмотрят этот спектакль.
   Хейм приказал радисту связаться с «Лисом». На это потребовалось некоторое время. Лу должен был пройти через наземную станцию и пару ретрансляционных спутников. Уонг находился на орбите в качестве переводчика при рабочих отрядах землян и стронов, а радисты плохо знали местный язык. Пришелец должен был опуститься с минуты на минуту.
   — Это просто моя мнительность — попытался успокоить себя Хейм. — Но, с другой стороны, зачем сюда лететь земному кораблю, если не в связи с моей авантюрой?
   Торговать? Да, да, время от времени торговые корабли действительно наведывались сюда с Земли, Наквсы или с какой-нибудь другой планеты, имеющей космический флот. Вот почему производители оружия на Строне готовы принять от меня кредиты моей Федерации. Но уж, конечно, не сейчас, когда алеронский кризис близок к взрыву.
   Вадаж тихонько насвистывал: «Бою-Дан-юб» — самое подходящее время! А впрочем, он быть может, просто хотел вспомнить, пока у него еще есть такая возможность…
   Земля, корпус яхты и тело Хейма в последний раз вздрогнули, когда стойки неизвестного корабля коснулись бетонной полосы. Его тень, упавшая на «Конни», целиком поглотила яхту. Через интерком Хейм слышал крепкие словечки, отпускаемые членами его экипажа, бормотание радиста, сидящего у передатчика, и храп ядерного двигателя, приведенного в состояние готовности. Вентилятор обвевал прохладным воздухом его лицо, покрытое капельками пота. Когда на мостике появился Куманодис, Хейм повернулся к нему с поспешностью, обнаруживавшей все его напряжение.
   — Ну? Ты что-нибудь узнал? — рявкнул он.
   Грек с облегчением вздохнул.
   — Мне кажется, все в порядке, сэр. Насколько я понял Гальвета, они хотят побыть здесь некоторое время, осмотреться и кое-что узнать. Короче говоря, ксенологическая экспедиция.
   — На эту планету? — недоверчиво спросил Хейм.
   — Ну, в конце концов, мы сейчас находимся в Гидре, — заметил Вадаж. А вся эта заваруха происходит в Фениксе. Отсюда вполне приличное расстояние.
   — От Эйта — не дольше, чем Альфа Эридана, — возразил Хейм. — Где у нас состоялась самая крупная заваруха с алеронами. И это было много лет назад. Они расползлись по всему этому сектору. Кроме того, на организацию экспедиции нужно время. Почему же мы ничего не слышали о ней на Земле?
   — Мы были слишком заняты, — сухо ответил Вадаж и подошел к радиофону.
   — Может быть, стоит попробовать связаться с ними?
   — Что? .. О, да, разумеется.
   Хейм мысленно чертыхнулся, что забыл о такой простой акции.
   Связь установилась сразу.
   — М. Д. С. «Поиск», США, — произнес мягкий молодой голос. — Капитан занят, сэр, но я могу соединить вас с доктором Брэгдоном. Он возглавляет научную бригаду.
   Облегчение, испытанное Хеймом, было подобно удару. Он буквально осел в своем скафандре.
   — Так значит, вы здесь лишь для того, чтобы проводить исследования?
   — Да, сэр. Экспедиция Гавайского университета по согласованию с Научно-исследовательским филиалом Федерации. Один момент, пожалуйста, экран замерцал, и на нем появилось изображение каюты корабля, до отказа забитой книгами разных форматов. Человек на переднем плане тоже был молод — этакий здоровяк с темными волосами и крупными чертами лица.
   — С вами говорит Виктор Брэгдон, — сказал он, и вдруг челюсть его отвисла. — Бог мой! Так это вы, Гуннар Хейм.
   Капитан капера не ответил. Он сам был слишком ошеломлен. Женщина, стоящая позади Брэгдона, наклонилась над его плечом и встретилась взглядом с Хеймом широко раскрытыми глазами. Она была высокого роста, простой серый костюм на молнии плотно облегал ее сильную женственную фигуру.
   Лицо ее тоже привлекало внимание не столько заурядной миловидностью, сколько выражавшейся в нем силой: прямой нос, широкий рот, высокие скулы и лоб обрамляющий вьющимися каштановыми волосами. Но несколько лет назад это лицо не давало ему заснуть. Когда он увидел имя Джоселин Лори в заголовке листовки, выпущенной организацией «Военные мира за мир», старая боль ожила в нем, и он с еще большим рвением продолжил свои приготовления к войне.
   Ошеломление первых минут прошло, уступив место подозрению. Хейм почувствовал, как напряглись его мышцы.
   — Что вы здесь делаете? — выкрикнул он.


Глава 2


   Впоследствии Хейм с грустной иронией вспоминал о своей осторожности.
   Ссылаясь на срочную необходимость своего присутствия на борту «Лиса-2», он поднял яхту, когда не прошло еще и часа со времени приземления «Поиска».
   Однако, Куманодис вызвался остаться на борту прилетевшего корабля, дабы нанести визит вежливости.
   Хейм знал, что грек выполнил большую работу по заключению предварительных договоров на Строне. Удастся ли ему столь же успешно достичь взаимопонимания со своими собратьями-землянами — было неизвестно, но Хейм не имел возможности большого выбора.
   Остаться должен был либо Куманодис, либо Уонг — единственные, кто бегло говорил на местном языке и поэтому могли пользоваться лазерной линией космопорта, гарантирующей невозможность подслушивания.
   По прошествии двух вахт от Куманодиса поступило донесение:
   — С ними все в порядке, шкипер. Меня провели по всему кораблю, и я имел возможность поговорить с каждым. В экипаже у них пять человек, плюс капитан, его помощник и бортинженер. Все они — самые обычные косморабочие, подписавшие контракт на этот круиз, как подписались бы на любой другой исследовательский полет. Тут не спутаешь. Или надо быть слишком хорошим артистом. Но такие работают на стереовидении, а не в космосе.
   — Им вовсе не обязательно играть, — сказал Хейм. — Достаточно надеть на себя ничего не выражающую маску.
   — Но эти парни совсем не такие. Они обступили меня и буквально засыпали вопросами о нашей экспедиции. в целом они считают, что наша идея чертовски удачна. Двое из них даже изъявили желание к нам присоединиться.
   — Угу. Это меня не удивляет. Простые люди часто проявляют больше здравого смысла, чем представители интеллектуальной элиты. Но, постой, к числу последних относится кто-нибудь из офицеров?
   — Да, инженер. Капитан Гутьеррес и первый офицер… В общем они были непроницательными, как метеориты. Я до сих пор не знаю, что у них на уме.
   Возможно, в принципе они воспринимают нас негативно, полагая, что война это дело регулярного Военного Флота. Но я постарался доказать, оправданность нашей экспедиции. Упомянул ее бескорыстные цели, официальные документы, подтверждающие ее законность и т. д.
   — А как насчет ученых?
   — Разношерстная команда. Мне кажется, Брэгдон и мисс Лори единственные, кто когда-либо бывали за пределами Солнечной системы. Среди них есть еще один ксенолог, семантик, глоссаналитик, биолог и полдюжины аспирантов в качестве помощников. Насколько я понял, прежде никто из них не бывал на Строне.
   — Странно.
   — Чарли Уонг и я тоже впервые попали сюда лишь тогда, когда вы нас послали, босс. Они сделали то же самое, что и мы, опирались на имевшуюся информацию и по дороге выучили основной язык с помощью РНА-электро. Этот прибор кого угодно натаскает за каких-нибудь две-три недели. Как бы там ни было, я могу вам с уверенностью сказать, что людей этого типа можно не опасаться. Не думаю, чтобы кто-нибудь из них, кроме Брэгдона, умел обращаться с ручным или любым другим оружием. Мы и наши убеждения их не очень волнуют, так что взаимоотношения между нами все равно были бы слегка натянуты, даже если бы по отношению к ним не было проявлено никакой грубости. Но они не представляют для нас никакой угрозы.
   — Это можно сказать про всех? — спросил Хейм, вдруг ощутив странный упадок духа.
   — Нет. Забавно, но и мистер Брэгдон, и мисс Лори весьма дружелюбны.
   Он один раз заметил, что не согласен с вашими идеями, но очень уважает вас за мужество, а она сказала, что надеется вскоре снова увидеться с вами.
   Может быть, вы все же нанесете им визит.
   — Да, — мягко ответил Хейм. — О, да.
   Через час «Конни» уже набирала скорость, возвращаясь с орбиты к планете.
   Сидя на мостике, Хейм слушал гудение яхты и биение собственного сердца в такт мелодии Фламенго, исполняемой Вадажем. Некоторое время оба молчали, не отрывая глаз от зрелища в иллюминаторах.
   Строн, диаметр которого в два с половиной раза, а масса — в девять с половиной раз больше земной, гигантским шаром катился среди непроглядной тьмы. Моря сияли благородной голубизной; континенты, испещренные пятнами белоснежных областных скоплений, были коричневато-желтыми или цвета киновари. Вдоль линии горизонта атмосфера образовывала неистовый яркий обод; и над всем этим озаренное горячим солнцем класса Ф-5, струилось свечение, превращавшееся возле полюсов в огромное знамя зари, взметнувшиеся высоко вверх, в космос. Позади виднелись две луны, сиявшие ледянистым светом, а еще дальше мерцали странные созвездия.
   — Когда я вижу что-нибудь наподобие этого, — пробормотал Хейм. — Я всегда удивляюсь Вадаж перестал играть и по-птичьи наклонив голову, взглянул на него.
   — Чему удивляешься?
   — Какого черта мы теряем время на то, чтобы ненавидеть и убивать, когда мы можем его потратить на… А, не имеет значения. — Хейм достал свою трубку. — Все это только служит поводом для раздоров.
   Вадаж пристально смотрел на него.
   — Я уже изучил тебя достаточно хорошо, Гуннар, — сказал он. — Ты не подходишь для роли Гамлета. Что случилось на самом деле?
   — Ничего!
   — А, прости, если я сую нос не в свои дела, но успех всего этого предприятия зависит от тебя. Причиной для расстройства послужило появление леди, не так ли?
   — Я был всего лишь удивлен, не больше. Когда-то мы были друзьями. Хейм принялся старательно набивать трубку. Но твердый взгляд венгра заставил его продолжить. — Несколько лет тому назад мы с женой довольно много общались с четой Лори. Незадолго до смерти Кори они улетели на Уранию, в систему Ипсилон-Инди, что бы оборудовать в тамошней колонии фабрику по изготовлению станков. Должно быть, дела там пошли не очень хорошо, потому что в прошлом году она вернулась оттуда, будучи уже в разводе с мужем. Конфликт с алеронами находился уже в серьезной стадии, хотя еще не дошло до нападения на Новую Европу, и она стала активно участвовать за мир. У нее совсем не было свободного времени: постоянные разъезды, митинги, собрания… Поэтому мы виделись всего несколько раз, да и то мельком, на больших официальных встречах, где любят много и без толку болтать. Я… э… почти не сомневался, что она не захочет говорить со мной теперь, после того, что я сделал.
   — И теперь приятно удивлен, э? Она действительно привлекательна. И тебе это особенно должно быть заметно.
   — Что ты хочешь этим сказать? — огрызнулся Хейм.
   — О… — улыбка Вадажа была обезоруживающей. — Не стоит слишком пристально присматриваться к интимной жизни своего ближнего. Однако, Гуннар, хотя ты был слишком занят, я чувствовал, что ты совершаешь ошибку, не… как бы это сказать… в общем, не подготавливая себя к длительному путешествию в исключительно мужском обществе.
   Хейм ухмыльнулся ему в ответ.
   — Мне и так стоило немалого труда сочинять всякие небылицы в оправдание твоих отлучек. Как я мог сказать, что ее герой занят любовными похождениями?
   — Тише! — Вадаж стал красным, как помидор, и принялся радостно дергать струны на гитаре.
   — Однако, в его словах, быть может, есть доля правды, — подумав решил Хейм. — Я мог бы… Конни поняла бы меня. Так же, как когда-то поняла в отношении Джоселин. Одному богу известно, сколько с тех пор могло быть других женщин… Может быть, я слишком много думал о Мэдилон, оставшейся на Новой Европе. Проклятая глупость. О… не знаю, все перепуталось.
   Вот что он понял потом и вспомнил.
   Не совсем уверенно он нажал кнопку на ее двери. Она открыла когда еще не стих звон колокольчика.
   — Гуннар, — сказала она и взяла обе его руки в свои. — Я так рада, что ты смог прийти.
   — С твоей стороны было очень мило меня пригласить, — сказал он.
   — Ерунда, когда два старых друга встречаются снова на полпути между домом и Южным Крестом, что еще они могут сделать, кроме как устроить небольшой при наедине? Ну, входи же…
   Дверь за ним закрылась. Он огляделся. Ее каюта была большая и комфортабельная, и Джоселин еще сумела сделать ее уютной. Хейм узнал некоторые вещицы из ее бывшего дома в Сан-Франциско — репродукции Матисса и Хиросиги, насколько потрепанных томиков Катулла, Иетса, Тагора, Пастернака и Мозуник-Лопенса, Флейту… Когда-то ему нравилось слушать, как она на ней играет. Были здесь и сувениры из системы Ипсилон-Инди — не столько с Урании, сколько с застывшего Нового Марса. Затем его внимание вновь переключилось на хозяйку, и он замер. На Джоселин было электрическое голубое платье и ожерелье из массивного серебра, какие носят на Геане. Ее туалет был одновременно и скромным, и ошеломляющим. Или так просто казалось, поскольку под ним легко угадывались знакомые линии.
   — Очнись парень, — внутренне сказал себе Хейм, а вслух произнес:
   — Ты не изменилась.
   — Лгунишка. Однако, благодарна. — Ее глаза задержались на нем. — А вот ты изменился. Усталый, сердитый человек.
   — Ну почему же, нет, сейчас я чувствую себя счастливее, чем… — она не дала ему договорить, отпустив его руки и направившись к столу, на котором стояли бутылки и лед.
   — Давай чего-нибудь выпьем, — сказала она. — Насколько я помню, ты любишь шотландское виски. А вот еще Глинтвейн.
   — Как? Ведь ты всегда предпочитала легкие вина?
   — Видишь ли, Вик… ну, ты, конечно, понял — доктор Брэгдон… он разделяет твои вкусы и любезно предоставил в наше распоряжение свой бар.
   Она начала разливать вино. Мгновение бульканье льющегося вина в бокал было единственным звуком во всей вселенной.
   — Черт мня дери, какое право я имею ревновать? — подумал Хейм и тут же нарушил молчание:
   — Я не совсем понял, что ты тут делаешь вместе с ним.
   — Официально я — секретарь при экспедиции. Определенные навыки этой работы я получила еще до замужества, а затем постепенно утратила их, вступив в движение за мир. Потом они мне снова пригодились на других планетах, включая планеты, где для жизни требуется специальное снаряжение.
   Мне приходилось довольно часто бывать на Новом Марсе — якобы для того, что бы сопровождать геологоразведчиков с Эдгара, а на самом деле — просто чтобы куда-нибудь убраться… Но это неважно. Все это в прошлом. Когда я услышала об этой экспедиции, я подала заявление с просьбой об участии и, к своему удивлению, получила положительный ответ. Наверное, потому что по-настоящему соответствующие этой должности люди боялись оказаться в такой близости от большого коварного Алерона, а отчасти потому, что я смогу справиться с этим.
   Она подала ему бокал и подняла свой.
   — Добро пожаловать на борт нашего корабля, Гуннар, за прежние дни.
   Они молча чокнулись бокалами.
   — За те дни, когда жизнь была проста и прекрасна, — добавила Джоселин. Сделав глоток шабли, она снова произнесла тост, на этот раз с вызовом:
   — А теперь за будущее, мы сделаем его таким же.
   — Что ж, будем надеяться.
   Уголки его губ приподнялись. Джоселин всегда любила чересчур все драматизировать, но ему, с его флегматичностью, это даже нравилось.
   — Садись, — взмахом руки она указала ему на кресло, но он сел на стул. Джоселин усмехнулась, и, опустившись в кресло, принимающее форму тела, расслабилась.
   — Ну, а теперь, — сказала она, — расскажи мне о себе.
   — Разве ты еще не наелась сообщениями обо мне в глазах?
   — Да уж, недостатка в них не было. — Она прищелкнула языком. — Вся Солнечная Система пришла в волнение. Половина требовала повесить тебя и бросить на Францию водородную бомбу за содействие твоей авантюре.
   Остальные… — От ее юмора не осталось и следа, — Я не знала что ваша политика имеет столько сторонников среди населения. Твой шаг как бы слил их всех воедино, выкристаллизовал в одно целое.
   Усилием воли подавив вспыхнувшие эмоции, Хейм сказал:
   — Честно говоря, именно на это я и рассчитывал. Один решительный жест, чтобы пробиться сквозь эту чертову путаницу… О'кей, ты можешь выставить меня вон.
   — Нет, Гунна, никогда. — Она наклонилась и легко похлопала его по руке.
   — Я считаю, что ты неправ, ужасно неправ, но я никогда не сомневалась в честности твоих намерений.
   — То же самое я мог бы сказать о тебе, разумеется. Хотелось бы мне, чтобы это относилось и к некоторым из твоих союзников. Да и из моих тоже чего греха таить. Не могу сказать также, чтобы я питал особую любовь к некоторым довольно мерзким фанатикам.
   — Я тоже. Военные… Я покинула их организацию, когда они начали открыто аплодировать насилию толпы.
   — Они пытались шантажировать меня через мою дочь, — сказал Хейм.
   — О, Гуннар! — Она сжала его пальцы. — А я даже не навестила тебя за все это время. Постоянно было столько дел… Сначала это движение за мир, потом полет на Венеру, и когда я вернулась и узнала обо всем, уже все закончилось и ты улетел. Но… это ты серьезно? Неужели люди Ио и в самом деле…
   — Я все уладил, — сказал он. — Давай больше не будем об этом говорить. Нам приходится держать это в секрете. Я рад, Джос, что ты порвала с ними.
   — С ними, но не с тем, что они представляли их себя в самом начале, уточнила она. В ее продолговатых карих глазах внезапно блеснули слезы.
   Хейм не мог понять, чем они вызваны. — Еще одна причина разрыва — мое ежедневное желание покинуть Землю. Все превратилось в такую отвратительную мешанину… Где ни начни искать — нигде не найдешь ответа на вопрос: что такое «хорошо» и что такое «плохо».
   Она перевела дух и продолжала с чудесной искренностью:
   — Но неужели ты не видишь, какой вред принесла Франция? Все, вроде бы, говорило за то, чтобы конфликт с алеронами можно было уладить мирным путем. Теперь сторонники мира объединились в легальную организацию, и это единственное, что они и могут сделать, чтобы не дать экстремистам взять контроль над Парламентом в свои руки, делегация Алерона заявила, что она больше не собирается ждать, и отбыла домой. Нам придется посылать за ними, когда мы найдем выход из этого тупика.
   — Или пуститься за ними в погоню, если этот выход приведет туда, куда рассчитываю я, — сказал Хейм. — Вы не можете, не хотите видеть одной простой вещи, а именно: алероны не собираются заключать настоящий мир. Они хотят, чтобы Земля вообще убралась из космоса.
   — Но почему? — с мольбой в голосе спросила Джоселин. — В этом же нет никакого смысла!
   Хейм нахмурился, глядя в бокал.
   — Готов признать, что это кажется довольно странным. Для них это имеет смысл, но они думают не так, как мы. Взгляни на перечень их дел, а не их красивых слов, с те пор, как мы впервые столкнулись с ними. Включая доказательства, подтверждающие, что они намеренно напали на Новую Европу и намеренно осуществляют свои действия по уничтожению французской колонии на этой планете. Твоя фракция отрицает подлинность этих документов, но будь же честной сама с собой, Джос.