Ардов Виктор. Так оно бывает (рассказы)

   - Какой кошмар! И неужели Карпентьев ничего не мог сделать?
   - Я думаю, что он пытался сопротивляться. Тем более вы же знаете: Карпентьев всегда ходит с палкой... Но тут, можно сказать, двое против одного... Он замахнулся палкой раз, замахнулся - другой, а потом все-таки они с ним совладали.
   - Какой кошмар! Ну, и где же он теперь?
   - Кто? Карпентьев? В больнице, безусловно... А вы как думаете?! А эти двое - скорее всего - в милиции: протокол-то все равно надо составлять...
   - Ай-ай-ай! Ну и нравы у нас!..
   - Ай-ай-ай!.. Сергей Степанович, вам известно уже?
   - Что именно?
   - Нет, вы только представьте себе: ваш-то скромник Карпентьев из строительного отдела не то - в милиции, не то - в приемном покое Второй больницы...
   - Карпентьев? За что?
   - Ха-ха! "За что"! За то, что подрался с нашим управляющим и председателем месткома. Сразу с обоими! Как кинется на них на двоих и давай их своей тростью - по шее, по спине, по бокам... по куда придется...
   - Карпентьев - по шее?!
   - А вы как думали? Вот они - ваши тихони!.. Спасибо, тут случился милиционер. Дал свисток, вызвали наряд, поволокли его, голубчика... А управляющего - прямо в больницу. Говорят - перелом пяти ребер, не считая, значит, синяков там и ссадин...
   - Позвольте! Вот они идут оба вместе - Карпентьев и наш управляющий и спокойно между собою разговаривают... Что же вы говорите, что они - в милиции, в больнице?..
   - Тссс! Тихо! Они еще сами не знают, что между ними произошло... Давайте лучше уйдем... Тсс!.. Все на цыпочки, на цыпочки наступайте...
   ТУШИНСКИЙ ВОР
   Всем, конечно, известно: в начале семнадцатого века "тушинским вором" прозвали второго самозванца, который после гибели Григория Отрепьева объявил себя убитым в отрочестве царевичем Дмитрием... Именно он свой лагерь расположил в подмосковном селении Тушино. А сейчас в Тушино ходят автобусы и троллейбусы, там расположен Центральный аэроклуб. Там происходят праздники авиации, и парашютному спорту обучаются тоже в Тушино...
   Вот меня и назвали однажды "тушинским вором", причем - назвали справедливо. Давно это было. Мне едва исполнилось восемнадцать лет, и я был крайне влюблен в некую Олю. И она испытывала ко мне чувство. Словом, пришло время мне познакомиться с ее родителями. Я был студент механического техникума. И мое общественное положение в принципе меня устраивало. Но перед отцом Оли хотелось показать более высокое социальное положение... Кто же не поймет такого стремления?..
   А Владимир Андреевич - Олин отец - был полковник авиации в отставке. Вот я и наду-мал, чтобы завоевать его симпатии, притвориться видным парашютистом. Летчиком сказаться я боялся: тут уж сразу можно было попасться. А вот парашютистом - другое дело. У нас занима-ются прыжками с молодых лет. Это показывает храбрость и ловкость... Словом, все ясно...
   Когда я пошел в гости к Олиным родителям, я утащил на этот вечер парашютный значок нашего соседа - летчика. Знаете, красивый такой эмалированный синий значок, изображающий парашют в раскрытом виде, в полете, так сказать, а к нему подвешен маленький овальчик, на котором поставлена цифра, означающая количество прыжков, совершенных обладателем значка. У соседа прыжков было двести... И я не рассчитал, что двести прыжков, пожалуй - многовато для парнишки в восемнадцать лет... Но это уже я потом сообразил, что надо было раздобыть значок поскромнее. А в тот вечер я, значит, прикрепил себе к бежевой тенниске значок на двести прыжков и отправился к Оле.
   Оля меня встретила в подъезде: от нетерпения вышла навстречу... Мы взялись за руки и вбежали в квартиру. В передней Оля выпустила мои пальцы из своих и вошла в столовую. А там уже был накрыт чай. Хлопотала Олина мама - милая женщина лет сорока. А папа сидел в качалке. Он поднялся мне навстречу, светлыми глазами человека, привыкшего глядеть в небо, посмотрел на меня... На лице папы была добрая улыбка. Жестом он пригласил меня к столу.
   Но вот его взгляд задержался на моей груди, и улыбка погасла.
   "Ага! - подумал я. - Клюнул на мой значок! Теперь он меня зауважает..."
   Но Владимир Андреевич уселся сам (при этом он не спускал глаз с "моего" значка), подождал, пока Оля и я заняли места за столом, и лишь после этого произнес со значением :
   - Это что же за украшение у вас, молодой человек? - и движением подбородка он указал на парашютный значок.
   - Да, вот... прыгаю понемножку... - самодовольно ответил я. Безусловно - я не авиатор. (Сам не знаю, зачем я так сказал: авиатор, а не летчик.) Но тоже, так сказать, приобщаюсь к нашим советским деловым небесам...
   Оля переводила взор с отца на меня и обратно. И почему-то покраснела. Но я не придал еще значения этому признаку... А Владимир Андреевич нахмурился, помолчал и спросил:
   - Сколько раз вы успели спрыгнуть?
   - Я? Я это... что-то порядка (тут я нагнул голову, чтобы еще раз прочитать число прыжков, обозначенное на овальчике под парашютом)... двухсот или даже - трехсот...
   - Скажите! Триста раз прыгали! Такой молодой и - нате вам! - И в голосе полковника звучала откровенная ирония.
   От этой иронии у меня внутри что-то вроде лязгнуло или дернулось... В общем, я ни с того ни с сего поперхнулся и опустил глаза. А Оля почему-то застонала.
   - Помолчи, Ольга! - скомандовал отец, хотя она ничего не произнесла. Та-ак. А сколько вам лет?
   - Лет мне... лет мне восемнадцать... с чем-то там...
   - Смотрите: какой вы широкий, молодой человек, точно считать не желаете... Прыжков у вас - от двухсот до трехсот, а лет вам "восемнадцать с чем-то"...
   - Папочка, может, сперва выпьем чаю, - дрожащим голосом выдавила из себя Оля.
   - Я сказал: помолчи. Та-ак... В восемнадцать лет вы напрыгали уже двести раз. Вон у вас на значке так обозначено.
   - Да, - подтвердил я со вздохом. И сам почувствовал, что интонация у меня была вроде как с сожалением: мол, неприятно это, но - что ж поделаешь? - вот напрыгал уже на третью сотню...
   - Сколько же раз вы прыгаете, когда попадаете на аэродром?
   - Я? - переспросил я, чтобы как-то оттянуть ответ. - Я это... если уж дорвешься, как говорится, до летного поля, то, безусловно, сигаешь раз десять - двенадцать кряду...
   Мне хотелось выговорить эту фразу небрежно и самоуверенно, но я и сам услышал, что мямлю очень невнятно и даже - с испугом. А Оля закрыла руками лицо и дышала прерывисто.
   - Правильно! - подхватил Владимир Андреевич; он даже как-то развеселился. - А с какими вы парашютами обычно прыгаете?
   - С этими... как их? - ну, с воздушными...
   - Они - что же? - сшиты из воздуха?
   Я сделал вид, что смеюсь такой забавной шутке. Но смех тоже получился тревожный - вроде я подавился, отправив кусок еды "не в то горло", и теперь выдыхаю с трудом и с болью крошки...
   - Зачем же... хе-хе-хе... воздушные? - проговорил я наконец. - Сами парашюты - они брезентовые. В основном... Или там полотняные... Из мадапалама... из бязи.
   - Из бязи, вы говорите? - Владимир Андреевич сыграл большое удивление.
   - Ага. А к ним пришиты эти... ремни... лямки... в общем, постромки...
   - "Постромки" - вы говорите, молодой человек?
   - Да. То есть нет. Не постромки, а эти - стропила...
   - "Стропила"? Как на стройках?! Очень интересно. Это что - новое изобретение в области парашютизма? В мое время такого еще не было.
   - Папа! Хочешь чаю?! - истерически звенящим голосом выкрикнула Оля и метнулась к чайнику, чтобы налить отцу.
   Но он остановил ее жестом руки.
   - Обожди, дочка. Выясним сперва все до конца. Вы можете мне рассказать: как вы прикрепляете к своей особе парашют? Технически как вы это делаете?
   - Как когда, - прошептал я.
   - Не слышу!
   - Как, говорю, когда... Иногда полностью пристегиваюсь...
   - Пристегиваетесь? Отлично. Это значит - иногда. А в других случаях что происходит?
   - А иногда, так сказать, - внакидку... Если расстояние до земли не слишком тово... огромное...
   - Угу. Очень интересно! - теперь полковник не скрывал, что он издевается надо мною. - Значит, вы пользуетесь парашютом то впристяжку, а то - внакидку. Как вот чай пьют: когда - внакладку, а когда - вприкуску. Молодец!
   На секунду во мне возникла надежда, что слово "молодец" сказано без иронии, всерьез... Но, подняв глаза на Владимира Андреевича, я понял, что моим пыткам конец еще не пришел.
   - А вам не приходилось прыгать наизусть, юноша? - задал очередной вопрос папа.
   - Приходи... а как это - "наизусть"? - спохватившись, переспросил я.
   - Ну, так: вы прыгаете без парашюта, а потом вам вдогонку бросают мешок с ним.
   - А разве так бывает? - наивно удивился я. И только задав этот вопрос, понял, что я опять дал промах.
   - Я читал, что теперь бывает. Ну, если с вами такого еще не было, то ладно. Хорошо, что вы не рисковали с этим делом...
   Оля вскочила со своего места и убежала, громко плача. Мы с полковником проводили ее глазами, затем, как по команде, оба повернулись лицами друг к другу.
   - Что бы у вас еще спросить? - раздумчиво произнес Владимир Андреевич. - Ах, вот: а в стратосферу вам не приходилось залетать? Чтобы оттуда вниз головою - у-у-у-у-у-у ! - к земле... Внакладку или вприсядку... А?
   - Приходилось! - отчетливо и громко заявил я. Поняв до конца, что я морально, так сказать, уже рухнул, я решил перейти в наступление. - Сколько раз я именно так - у-у-у-у-у-у!
   - Молодец! Может, ты и в космос залетал?
   - А как же. Вчерашний день из космоса. Даже не согрелся еще толком. Там ведь знаете какие холода?..
   - Значит, ты и с невесомостью знаком?
   - А как же? Как вот с вами... Хочешь встать со стула, а сам уж подскочил под потолок! - Я был так огорчен и разозлен, что решил показать себя.
   - Так. А теперь пошел вон, врунишка несчастный! - сердито сказал Владимир Андреевич и поднялся.
   - А почему? За что?
   - За то, что я не желаю, чтобы моя дочь дружила с таким типом... А этот чужой значок, который кто-то честно заработал в Тушино... Знаешь, кто ты есть?! - тушинский вор! Убирайся вон!
   Я хотел было независимо пройти к дверям, но почувствовал такую невесомость от всего вышеописанного, что качнулся и упал подле стола... Тут подбежала Оля и увела меня на улицу. Отец ее смотрел на нас крайне строго. А мама просто не показывалась больше. Ей, наверное, неприятно было наблюдать мой уход.
   С тех пор прошло много лет. С Олей я давно раздружился. Но свой лжетушинский дебют помню отлично. И буду помнить всю жизнь.
   МОЖЕТЕ, ЕСЛИ ХОТИТЕ
   Когда молодая учительница первых классов Лиля Остеркина бежала на урок в свой 2-й "В" класс, ее остановила в коридоре завуч школы Татьяна Степановна - средних лет особа внушительных габаритов, в очках, через которые глядели на мир острые и быстрые глазки.
   - Лилечка, я давно вам хотела сказать, - начала Татьяна Степановна, жестом дав знать учительнице, что ей должно выслушать нечто значительное, я давно хотела сказать: очень уж велика неуспеваемость в вашем классе!
   - А что же я могу сделать? - с недоумением отозвалась Лиля. - Дети у меня - маленькие, они еще толком не умеют прорабатывать задания... да и на уроках им трудно долго сосредоточить внимание...
   - Это мы все знаем, - перебила завуч. - Но вы учтите, что ваши двойки снижают успеваемость всей школы и даже успеваемость нашего района. Если это дойдет до заврайоно, - вы знаете, что будет?.. Товарищ Пахомов шутить такими вещами не любит. И наш директор выражала сожаление о том, что...
   - Хорошо, Татьяна Степановна, я постараюсь исправ... поговорить с ребя... в общем, подумать об этом...
   Лиля не смогла найти точное выражение своих мыслей и побежала на урок огорченная.
   В классе учительница наклонилась над журналом, чтобы ребята не видели ее расстроенного лица. Она три раза прочитала список учеников и только на третий раз принудила себя остано-вить внимание на фамилии "Бочков". Она вспомнила, что у Димы Бочкова с арифметикой всегда существовали нелады; последняя отметка у него за домашнее задание тоже была двойка. И учительница решила проверить, насколько именно этот мальчик справился с задачами сегодня.
   - Бочков! - воззвала Лиля.
   На четвертой парте поднялся толстенький щекастый парнишка лет восьми с фонтанчиком белесых волос на самой макушке. Он подозрительно поглядел на учительницу и засопел носом.
   - Дима, - сказала учительница с самой ласковой интонацией, на которую была способна, - ты решил задачу, которая была задана на сегодня?
   Мальчик сперва отрицательно покачал головою, но тут же, видимо спохватившись, кивнул подбородком:
   - Ага. Решил, - неожиданным для его возраста баском ответил он и отвернулся, будучи не в силах вынести взгляда Лили.
   - Ну, и какой же у тебя получился ответ? - с надеждою спросила Лиля. (Если бы Дима сказал правильную цифру, можно было бы, не допрашивая его дальше, сразу поставить тройку, а то - и четверку.)
   Дима снова отвернулся и засопел громче.
   - Ну?
   Дима пыхтел уже, как маленький паровоз.
   - Ну, скажи мне, Дима, сколько у тебя получилось в ответе?
   Мальчик обвел глазами товарищей, что сидели к нему поближе, явно сигнализируя им "SOS". Кое-кто из ребят невнятно зашептал.
   - А? - наивно переспросил Дима, наклоняя ухо в сторону своего бойкого дружка Вовки Калинниченко, сидевшего на соседней парте.
   Но учительница вмешалась.
   - Вова, - произнесла она сладким голосом, - зачем ты подсказываешь Диме, что в ответе там - цифра двенадцать? Дима и сам это знает. Ты знаешь, Димочка?
   Дима нахмурился и двинул головою вбок, желая снова ответить отрицательно. И на сей раз гораздо скорее остановился в этом своем намерении.
   - Ага! - громко заявил он, кивая сверху вниз. - Знаю.
   - Ну, вот и молодец. А чего там было двенадцать? А? Ну, ответь!
   Лицо Димы показало, что данный вопрос он считает личным выпадом против себя и подвохом. Он невольно переспросил:
   - А?
   - Я спрашиваю: чего оказалось двенадцать в этой задаче? Ты помнишь?
   - Неа, - сердито выдавил из себя Дима и отвернулся столь решительно, что весь класс поглядел в ту сторону, куда ушла его голова.
   - Ну, как же ты не помнишь, - искательно начала учительница. - О чем шла речь в задаче? Знаешь?
   - Неа...
   - Хорошо, я тебе напомню: там сказано, что у мальчика было двадцать пять яблок... Ты любишь яблоки, Дима?
   Шустрый Вовка Калинниченко поднял руку кверху с поспешностью, необычной даже для него...
   - Тебе что, Вова?
   - Я хотел сказать, что я люблю яблоки, Лилия Ивановна! - бойко отрапортовал Вова, вскочив со скамьи, как пружинный чертик.
   - И я! И я! И я! - подхватили дети.
   - Тихо, ребята! Сейчас мы толкуем не о том. Сейчас я хочу узнать: помнит ли Дима Бочков задачу?..
   Голоса умолкли. Но Дима не спешил с ответом. Он стоял, скрестив руки за спиной, словно ждал нападения.
   - Ну, так вот, Димочка, что же сделал в задаче тот мальчик со своими яблоками?
   Дима еще немного посопел и, не внимая подсказываниям, которые гудели уже со всех сторон, выговорил кратко и энергично:
   - Съел.
   - Как?! По-твоему, мальчик может съесть сразу двадцать пять яблок?!
   - Может! - отрезал Дима и еще раз отвернулся.
   - Сомневаюсь, - с фальшивой улыбкой заметила учительница. - Если бы ребенок съел сразу столько яблок, то...
   - У него было бы расстройство желудка! - восторженно выкрикнул Вова Калинниченко, счастливый возможностью обнаружить свою смекалку и в то же время высказать в классе сомнительную мысль.
   Ребята дружно захохотали. С трудом наведя порядок, Лиля обратилась к Диме, который успел уже сесть:
   - Встань, встань, Дима! Наш разговор еще не окончен.
   Дима встал, всем видом своим показывая, что он предпочел бы, чтобы разговор этот уже был закончен.
   - Итак, у мальчика было двадцать пять яблок. Что же он с ними сделал? Ты можешь мне ответить, Дима?
   - Неа...
   - Ну, хорошо. Я тебе напомню: десять яблок он отдал своим товарищам, а сам съел - сколько? Ну?
   - Остальные! - отрезал Дима.
   - А вот и не все остальные! Пятнадцать яблок - это тоже многовато. Кто помнит: сколько яблок съел тот мальчик? Вова, опусти руку. Все уже поняли, что ты знаешь задачу. Рита, отвечай ты.
   - Он шъел вшего три яблошка, - достойно ответила шепелявая (по причине выпадения молочных зубов) Рита, чуть приподнявшись над партой.
   - Правильно. Садись, Рита.
   - Ну и дурак!
   - Кто сказал "дурак"? Ты, Вова?
   - Ага. Я. Если бы у меня было столько яблок, как у того дурака, я бы слопал десяток, а не три фиговых яблочка...
   - Вова, Вова, ну, какие ты говоришь слова! Разве можно мальчика называть "дураком"? Разве можно говорить "лопать"? Разве... сядь сейчас же! Дима, теперь ты понял задачу?
   - Неа... то есть ага. Понял.
   - Ну, вот видишь! Значит, ты можешь, если хочешь. Садись, Дима. Я тебе ставлю тройку...
   И под удивленный ропот класса Лиля, краснея от нелепости своего положения, начертила в журнале аккуратную тройку против фамилии "Бочков"...
   На следующей перемене, Лиля, возвращаясь в учительскую, опять встретила Татьяну Степановну. Покраснев еще раз, учительница сказала:
   - Только что у меня Дима Бочков ответил на тройку...
   - Вот видите! - отозвалась завуч. - Вы же можете, когда хотите!
   ОШИБКА ЗАГСА
   Она и сама не понимала до конца: что она рассказала. Немолодая сотрудница райзагса, доселе молчавшая за шумным "именинным" столом, вдруг поведала нам:
   - Вот вы говорите - часы пик на транспорте. Ну, это все знают - в метро или на троллейбусах, когда люди торопятся на работу или с работы, там просто давка начинается... А я работаю в районном отделении загса: лично я, если кто умер в нашем районе, регистрирую, справку выдаю. Другие товарищи записывают браки и рождения. А вот когда у нас наступает наш "пик", то... Какой такой в загсе "пик"?.. Ну, как же: в конце июня завершается выпуск студентов из высших учебных заведений: институты, университет, военные училища и академии и так далее. В эти дни нам приходится выставлять дополнительно несколько столиков для регистрации браков: молодые люди и девушки долго ждали этого времени - получения дипло-мов, чтобы оформиться... И тем более - многие уезжают из Москвы на работу надолго, далеко...
   Вам приходилось видеть, как работает почта в предпраздничные дни, когда буквально миллионы поздравительных телеграмм и писем сваливаются на каждое отделение связи?.. Вот так примерно и у нас бывает в июле... Тут меня обычно переводят тоже - на браки. И приходит-ся заполнять бланки в условиях, что эти все женихи и невесты толпятся вокруг тебя, смеются, ссорятся, торопят... Такой галдеж происходит. Почти у всех - вино, конфеты там, фрукты... Родственники и друзья сопровождают молодых. Проси не проси, чтобы потише, все равно как на базаре шум...
   И вот прошлый год в такой бешеный период я принялась записывать одну парочку, а у него в паспорте была помарка. И это мне показалось подозрительным. Я отложила этот паспорт в сторону, и паспорт его невесты тоже, конечно, отложила, а сама начала регистрировать следую-щую пару. Но тут эти недооформленные молодожены принялись шуметь: дескать, очередь наша, почему нас недооформили? Мы требуем! - и так далее... Что мне было делать? Я взяла паспорт с помаркой и пошла посоветоваться с нашим заведующим. Заведующий сказал, что ничего такого он не видит, регистрировать можно... Понимаете?
   Я возвращаюсь за свой столик, объявляю предыдущей парочке, что, мол, все у них в порядке и нормально, записываю их в книгу - у нас, как вы, наверное, сами знаете, есть такая государственная книга записей о бракосочетаниях. Затем я выдаю на руки молодым удостовере-ние - тоже на государственной бумаге с водяными знаками. Поздравляю их. И, конечно, принимаюсь регистрировать следующую пару, которая тоже отдала мне свои паспорта еще до того, как я бегала к заведующему... Нормально регистрирую и этих, поздравляю, даже, как сейчас помню, пригубила шампанского из ихнего же бокала: они принесли с собою и вино, и бокалы, и салфетки, и, конечно, торт... Тут вся очередь кричит "горько", обе парочки целуются и уходят...
   А я - что? Я берусь за следующих жениха и невесту. Через час я просто думать позабыла про ту пару, у которой на одном паспорте была помарка... Но только я вдруг вижу: эта четверка - то есть и те, что с помаркой, и те двое, что были сразу за ними, они опять рвутся к моему столу и как-то чересчур нервно приближаются... Чего-то там галдят, огрызаются на тех, кто в данную минуту стоит в очереди... В чем дело?
   Тот, у кого в паспорте была помарка, кричит:
   - Товарищ, что же вы наделали?! Вы же нас зарегистрировали крест-накрест!..
   Я сколько лет работаю в загсе, сроду еще не слышала такого выражения: "регистрировать крест-накрест"... И я пытаюсь эту четверку ввести в рамочки:
   - Товарищи, давайте без эксцессов! Вы уже все вступили в брак, идите к себе домой, начинайте новую сознательную семейную жизнь и дайте товарищам, которые еще не поженились, приобщиться к такому же счастью!
   А они все четверо как загалдят:
   - Какое же это счастье, когда вы нас неправильно расписали?!
   - Товарищи! Ну, зачем вы так говорите? Вы записаны точно по инструкции о совершении брачных записей, и в этой книге навеки обозначено...
   Одна из невест... то есть теперь уже - из супруг визжит:
   - Вы же меня записали с ее женихом! - и показывает на другую молодоженку. - А моего мужа отдали ей!!!
   Я даже рот разинула. А вся четверка опять загалдела:
   - Да! Да! Правда! Она говорит правду! Мы будем жаловаться!
   Вы понимаете, товарищи? Оказывается, это я сама, когда бегала на консультацию к заведующему по поводу помарки в паспорте, потом перепутала паспорта и, действительно, зарегистрировала их крест-накрест!.. Что ты будешь делать?!
   А молодожены продолжают наседать:
   - Сейчас же перерегистрируйте нас обратно! Скорее!
   И еще вся очередь начинает шуметь, словно их всех касается это недоразумение. Народ ворчит:
   - Э, да тут нужно держать ухо востро!.. Не то тебя запишут бог знает с кем либо заместо брака развод оформят, а то и - похороны...
   Я хочу соблюсти мой собственный авторитет и, наконец, авторитет нашего солидного учреждения и говорю им:
   - Товарищи, попрошу тишины: работать в таких условиях я отказываюсь. Это - во-первых. А во-вторых: еще надо проверить ваши безответственные заявления, товарищи брачавшиеся. Предъявите ваши паспорта и свидетельства, которые я вам выдала!
   - Пожалуйста! Вот они!
   Я рассматриваю документы и вижу, что воистину я их соединила по принципу кадрили... Знаете, есть такой старинный танец, в котором кавалеры и дамы меняются местами?.. Что же теперь делать? Запись аннулировать не так просто. И притом: ошибка-то - моя... Все ж таки я пытаюсь соблюсти свое достоинство. Я им заявляю:
   - Да, действительно, есть известное несоответствиеце между сегодняшними вашими брачными записями в книге и предварительными заявлениями от вас же - то есть от обеих парочек...
   Тут все, кто это слышит, как загалдят:
   - Ничего себе "несоответствиеце"! Что ж у вас тут делается, если людей венчают по произволу отдельных работников?!
   Понятно, что под "отдельными работниками" они подразумевают меня одну. Мне делается не по себе, поскольку народ прямо разбушевался... Но я подымаю руки перед собою, будто ладонями отодвигаю всех в воздухе, и успокаиваю эту толпу брачащихся и родственников:
   - Тихо, тихо, тихо, товарищи! Повторяю: в подобной обстановке я за правильность записей ручаться не могу!.. Безусловно, мы исправим эту ошибку, которая вкралась в нашу книгу совершенно напрасно, но на это мне нужно время! Так?..
   Тогда один из неправильно мною женатых - как сейчас помню, военный, старший лейтенант, - он начинает волноваться еще больше... Он произносит:
   - Какое "время", когда я сегодня в шестнадцать ноль-ноль убываю к месту службы - на Алтай?!
   Я просто не знаю: что ему ответить? И вдруг его невеста - то есть теперь уже жена, но не та, с которою я его неправильно зарегистрировала, а как раз другая, та, что была им самим намечена для брака ранее и которая значится в предварительном заявлении, но по моей вине расписана с другим, она его спрашивает с раздражением:
   - Это еще что за новости?! Какой такой может быть Алтай?! Ты же меня уверял, что останешься на работе в Москве!
   - Да, Лелечка, - отвечает ей старший лейтенант, - сперва предполагалось, что я буду служить тут. Но вчера меня вызвали к начальству, и мне приказано ехать на два года в район Алтая, чтобы...
   - Ну, извини меня! - перебивает его эта первоначальная невеста. - Я не дура, чтобы обрекать себя на жизнь в захолустье! Я, может, и согласилась за тебя выйти потому, что намерена остаться в столице!
   - Лелечка! Что ты говоришь?! Как же мне быть без тебя?! - Это старший лейтенант жалобно так обращается к ней.
   А она отвернулась от него полностью и через плечо показывает большим пальцем на молодоженку № 2, которая из второй пары:
   - Можешь захватить с собою эту гражданку. И тем более она с тобою уже зарегистрирована! Ха-ха-ха!..
   Вы понимаете, товарищи? Эта особа буквально смеется над своим намеченным заранее мужем. Более того: она тут же спросила молодоженку, как мы ее условно назовем - № 2:
   - Гражданочка, а вы поедете с ним на Алтай?
   Весь народ так и придвинулся к этой четверке: каждому хочется услышать, что скажет нечаянно зарегистрированная жена офицера. Такая, знаете ли, из себя довольно миловидная девушка лет девятнадцати - не больше. И вдруг мы слышим: эта девушка негромко, но твердо говорит:
   - Да. Я поеду, если товарищ офицер сам предложит мне с ним отправиться туда, где он будет работать!
   Народ прямо ахнул. И я в том числе. Но тут вступает первоначально намечавшийся супруг этой особы № 2: