Страница:
Гусары, встречавшие повсюду неприятельские области, которые плохо были защищены, шли все вперед и подошли на расстояние одной мили к Регенсбургу. Амфиктионы германской Империи были ошеломлены; особенно те, которые во все продолжение войны подавали голос против короля прусского, боялись теперь его мщения. Многие хотели спасаться бегством; дунайские суда были нагружены драгоценностями, и казалось уже, что рейхстагу пришел конец. В таком безвыходном положении, когда все думали единственно о собственном спасении, все политические принципы и замыслы, словом, всякие иные соображения были обойдены, и город стал положительно молить о защите прусского посла Плото, к которому в течение 7 лет большинство относилось враждебно, преследуя с крайним ожесточением. Его умоляли защитить имперский совет, который так неутомимо работал все время над гибелью его монарха. Регенсбургский магистрат отправил к нему торжественную депутацию, умоляя о заступничестве перед королем. Плото, облеченный большими полномочиями, изъявил согласие на это, и прусские гусары с тех пор не появлялись более в окрестностях Регенсбурга.
Австрийские войска равнодушно смотрели на всю эту экспедицию, считая себя связанными перемирием. Наконец из Вены пришли распоряжения; сильный корпус австрийцев пришел форсированными маршами из Богемии и соединился с имперскими войсками под начальством принца Штольберга. Тогда эта армия выступила во Франконию; принц Ксаверий выступилс сильным корпусом саксонцев со стороны Вюрцбурга. Клейст был слишком слаб, чтобы вступать в битву с целой армией; поэтому он ушел назад в Саксонию, привезя много заложников, большие суммы денег и 12 заново отлитых нюрнбергских пушек.
Имперские чины, узнавшие, к своему удивлению, что французы собираются переправиться обратно через Рейн и что Пруссия приобрела теперь значительный перевес над Австрией, стали деятельно обнаруживать свое нерасположение к продлению войны. Самое энергичное доказательство этого нейтрального настроения подала Бавария. Курфюршеские войска заняли проходы у Дуная и воспротивились проходу через них австрийцев; баварцы и палатинцы первые отделились от имперской армии и, не обращая внимания на протесты имперского большинства, в половине января выступили в обратный поход. Курфюрст Баварский положительно просил мира, за ним последовали курфюрст Майнцский, епископы Бамбергский и Вюрцбургский. Мекленбург заключил отдельный мир с Пруссией еще в декабре, уплатив 12 000 рейхсталеров оставшихся контрибуций, данных взаймы датским королем.
Теперь Фридрих, видя себя более свободным, надеялся более решительно действовать в следующей кампании, к которой были приняты все меры и употреблены все вспомогательные источники; между прочим не был забыт и Лейпциг, который совсем уже был истощен. Король снова потребовал от города 400 000 червонцев. Жители снова обратились к прежнему посреднику Гоцковскому, умоляя о помощи, на которую едва ли могли надеяться, так как чувство благодарности охладело в них постепенно, когда прошла опасность и пришлось выплачивать долг. Благородный этот человек и его посредничество были теперь проклинаемы. Bсе утверждали теперь, что заключения в тюрьму и все остальные ужасы кончились бы, если б потерпели немного дольше, а посредник только усилил бедствие жителей, превратив их в нищих. Такие речи, в связи с недружелюбными поступками, стали до того всеобщими, что Гоцковский, находившийся тогда в Гамбурге, отказался взять на себя снова столь неблагодарное дело; к тому же платежи не были сделаны ему в назначенный срок, между тем как он должен был внести всю сумму полностью в королевские кассы. Но лейпцигский магистрат не прекращал своих просьб, которые синдик Кох пересылал нарочными, пока наконец Гоцковский все великодушно не забыл и не поспешил в Лейпциг. На его представления король уменьшил новое требование до 100 000 червонцев золотом и 700 000 рейхсталеров ходячей серебряной монетой, на что Гоцковский по обыкновению дал свои собственные векселя{312}.
Но кроме этой городской контрибуции лейпцигский округ должен был еще поставить более 2 000 000 рейхсталеров наличными деньгами и несколько тысяч виспелей зерна. И то и другое было не по силам округу. Ему стали угрожать грабежом, к которому и приступили уже в нескольких деревнях. Все крестьяне бросились в город. Жалобы их были ужасны и раздавались по всем домам и по всем улицам. Гоцковский и тут стал посредником, собирая сведения о возможных и невозможных требованиях; затем он отправился к королю, поселившемуся на зиму в Лейпциге. В несколько часов вопрос был решен. Было уплачено только 400 000 рейхсталеров деньгами и поставлено 1000 виспелей зерна, за что Гоцковский поручился. Саксонские горные города испытывали ту же нужду из-за лежавших на них больших недоимок и просили заступничества берлинского купца, который тотчас же охотно принял их долг на себя. Таким образом кончились все военные налоги{*19}.
Упомянутой выше блестящей операцией пруссаков в Империи закончилась война, прекращения которой Мария-Терезия теперь серьезно желала. Надежда завоевать Силезию исчезла совершенно уже с уходом русских и шведов, и война продолжалась с тех пор лишь для поддержания чести. Однако Австрия все же пыталась составить проект овладеть теми областями прусского короля, которые были еще до сих пор заняты французами; последние, обязавшиеся, по причине явного вероломства английских министров, не возвращать прусских провинций, а только очистить их, весьма охотно готовы были уступить те австрийцам. Поэтому уход их войск был отсрочен до прибытия под Рюремонде австрийского корпуса. Фридрих же, имея теперь достаточно солдат, так как он взял на жалованье легкие войска союзной армии и, кроме того, мог всегда воспользоваться услугами свободных гессенцев и брауншвейгцев, принял энергичные меры против этого и выслал корпус войск в Вестфалию. Этим планы австрийцев были разрушены, так как и французы не хотели их поддерживать, и пруссаки овладели всеми этими пунктами уже в декабре 1762 года.
Король собирался открыть кампанию с 200 000 человек, которые должны были действовать одновременно в Саксонии, Силезии и на Рейне; 25 000 человек было предназначено для принуждения силой к заключению мира имперских чинов, все еще вооруженных против Фридриха. Кампания в Империи была весьма заманчива для пруссаков, как по легкости завоеваний, так и по ожидаемой обильной добыче. Рекруты являлись во множестве, а ремонтные лошади быстро стали поставляться из Дании, России и Польши.
Но желание продолжать войну в Вене становилось все слабее. Фридрих, владевший снова всеми своими областями, даже теми, которых он так долго был лишен - королевством Пруссией и вестфальскими землями, - без союзников и без субсидий, после семи ужасных кампаний, был так страшен и могуществен, как никогда еще. Все ждали, что он со всеми своими войсками снова появится в Богемии. Мария-Терезия же стояла совершенно одна, без союзников, на поле битвы. На имперские чины она вовсе не могла рассчитывать, так как самые усердные сторонники ее, крайне утомленные войной и устрашенные возможным вторжением пруссаков в Империю, все по очереди отзывали свои войска обратно. Хотя недостаток в деньгах не был в Австрии таким всеобщим, как во Франции, но все же финансы Империи были крайне расшатаны; казна, неполная даже в начале войны, несмотря на все заемы, налоги и политические источники помощи, была пуста, а нужды становились все настоятельнее. У Фридриха же не было ни малейшего следа недостатка; о займе иностранных и отечественных капиталов он никогда не думал даже, и поистине изумительным было то обстоятельство, что подданные его не были обременены никакими военными или новыми налогами.
Германия необыкновенно пострадала от этой войны. Целые округа были опустошены, а во всех остальных наступил застой в торговле и ремеслах, несмотря на огромные суммы, стекавшиеся сюда из Франции, Англии, России и Швеции, частью вместе с приходившими в Германию войсками, частью в виде субсидий. Деньги эти по вычислениям составляли сумму свыше 500 000 000 рейхсталеров, поступавших мало-помалу в сокровищницы государей, где они и исчезали, частью же - благодаря возраставшей роскоши - незаметно возвращались обратно к большим торговым народам, не обогатив немцев.
Вся область за Померанией и часть Бранденбурга превратились в пустыни. Другие земли находились не в лучшем состоянии: они или совершенно обезлюдели, или же в них совсем не было мужчин. Во многих провинциях за плугом ходили женщины, и другие тяжелые земледельческие работы исполнялись девушками. В иных и тех не было; на больших пространствах плодородной земли не видно было никаких следов прежнего возделывания земли. Американские степи Огайo и Ориноко появлялись со всеми своими ужасами на германских полях у Одера и Везера, обыкновенно так хорошо обработанных. Один офицер писал, что, проехав через семь деревень в Гессене, он встретил по дороге лишь одного-единственного человека - проповедника, варившего себе бобы.
Этому столь сильно распространившемуся бедствию положило конец 15 февраля{313}. В этот день в замке Губертсбурге был заключен мир в Саксонии, после того как за несколько дней до этого рейхстаг в Регенсбурге формально объявил себя нейтральным. Только несколько недель понадобилось для этого столь важного мирного договора, так как теперь его серьезно желали и потому приняли самые целесообразные меры для ускорения дела. Мирными посредниками были не государственные министры и не чрезвычайные послы, которые обыкновенно отличаются больше роскошью, пирами и церемониями, чем дельной работой, а три известных своим умом и деятельностью мужа, больше известные своими заслугами, чем титулами. Ими были: австрийский надворный советник Колленбах, прусский советник при посольстве Герцберг, впоследствии государственный министр, и саксонский тайный советник Фритт. Облеченные большим полномочием, они составили статьи мирного договора, содержание которых преимущественно касалось очищения земель, занятых и завоеванных в течение войны, причем с обеих сторон не было требований о вознаграждении за убытки. Это была основа, предложенная Фридрихом для переговоров. Правда, венский двор пытался удержать Глац, предлагая взамен земли и деньги, но Фридрих ни за что не хотел уступить этот важный пункт. Поэтому австрийцам пришлось возвратить его, причем не уничтожая в нем вновь возведенных укреплений и оставив все так, как было (Колленбах даже великодушно заявил, что его двор не считает это со своей стороны заслугой). За это король велел не торопить австрийцев с освобождением данного пункта, так как оно не могло состояться к назначенному сроку из-за недостатка лошадей. Австрийцы передали пруссакам все крепостные орудия и мортиры вместе с 2641 центнерами пороха, причем из собственных своих снарядов оставили тут 9219 бомб и гранат и 52 803 пушечных ядра, чтобы освободить себя от дорогостоящего транспорта. Это был в своем роде очень странный добровольный подарок, так как будущее назначение этих смертоносных орудий на границах Богемии не подлежало никакому сомнению.
Саксония была очищена пруссаками, которые усерднее чем когда-либо старались собрать недоимки из наложенных тут контрибуций. Еще никогда с этой целью не были принимаемы ими столь жестокие меры. Саксонцы, ввиду близкого мира, не хотели торопиться с платежами и поставками. Тогда стали сажать под арест богатых людей, сыновьям зажиточных семейств грозили солдатчиной, а городам - грабежом. Такими насильственными мерами, которым пришлось следовать, согласно королевским указам, даже самым добродушным начальникам{*20}, была отчасти достигнута цель и собраны большие суммы денег, о выплате которых никто не помышлял. Эти прусские гражданские операции в Саксонии закончились еще одним очень необыкновенным делом. Чтобы заменить в своих землях сильную убыль населения, Фридрих велел принудить своих солдат к браку. Хорошее воспитание женщин в Саксонии и без того делало здесь брак заманчивым. Начальники войск, тяготившиеся большим количеством женщин при армиях и опасаясь, кроме того, беспорядков, весьма сдержанно распространяли этот приказ, пока король не потребовал от полков отчета о новобрачных. Тогда начальники подали солдатам сигнал к браку, и целые толпы поспешили к венцу. Множество женщин вышло оттуда за пруссаками, а за ними почти столько же девушек, благодаря чему опустошенные области вновь населились.
В этой войне пруссаки сражались в 16 битвах, не считая многочисленных больших и меньших схваток. 20 осад было предпринято ими и их врагами. Военные издержки Фридриха составляли 125 миллионов рейхсталеров, полученных им из обыкновенных доходов своих областей, из Саксонии, Мекленбурга и других неприятельских земель, а также из Англии. Издержки же Марии-Терезии до такой степени превзошли все доходы ее обширной монархии, что государство было обременено 100 миллионами рейхсталеров новых долгов. Но больше всех потеряла Франция. Война эта стоила нации 677 [миллионов] ливров, и то в такое время, когда годовой доход государства состоял лишь из 307 миллионов; таким образом, весь доход этого обширного королевства больше чем за два года должен был быть пожертвован на войну из-за чужих выгод.
Итак, после семи кровавых лет европейские государи относительно своих завоевательных замыслов находились на том же месте, с которого начали, после того как сражались во всех частях света, после того как пролита была кровь многих сотен тысяч людей и миллионы семейств превратились в нищих, завещав эту нищету во всевозможных видах последующим поколениям. Эта война стоила только Саксонии деньгами и продуктами всякого рода 70 миллионов рейхсталеров, а Европа лишилась при этом 1 000 000 людей. Все государства, принимавшие участие в войне, кроме одной Пруссии, обременили свои и без того жестоко притесняемые области несчетными долгами, которые тяжело почувствуют будущие поколения - и после того как внуки давно перестанут атаковать своих дедов просьбами о рассказах, а имена столь славно сражавшихся героев будут забыты. Враги Фридриха не только не достигли своей цели, но дали совершеннейший промах. Герой этот, гибель которого казалась всем смертным неизбежной, который даже среди своих побед сомневался в своем спасении, заключил теперь мир, не потеряв ни одной деревни изо всех своих владений.
После этого настала для Германии великая культурная эпоха; это национальное счастье, которое, по воле судеб, всегда становилось уделом самых знаменитых народов среди самых ужасных войн. Священные для самого отдаленного потомства золотые эпохи наук и искусств во времена Александра, Августа, Медичи и Людовика XIV соответствовали эпохам величайшей военной славы греков, римлян, республиканских итальянцев и французов. У всех этих народов музы пели и ученые производили открытия под ужасающие звуки оружия. Высокий жребий этот выпал в эпоху Фридрихова царствования и на долю немцев, ведущих борьбу со своим неповоротливым языком и с предрассудками других наций. Пока Европа восхищалась их подвигами на полях брани, они насаждали бессмертные лавры в области знания и заняли, как высокообразованный народ, в храме Минервы почетное место, которое в течение столетий выпало на долю лишь немногим племенам.
Гений немцев, облагороженный зрелищем необыкновенных военных стен, принял теперь иное направление и охватил с этих пор неизмеримую область человеческих знаний. Музы, устрашенные тотчас же после своего появления на полях Германии военным смятением, возвратились в свои мирные обители, стараясь представить в более мягком свете грубую жизнь воинов. Все это осуществлялось в Германии самым удачным образом. Такова была и самая блестящая эпоха древнего Рима, когда искусства и науки торжествовали вместе с легионами и Август велел закрыть храм Януса{314}.
Так окончилась эта семилетняя война, одно из наиболее достопримечательных мировых событий, когда-либо увековеченных в летописях какого-либо государства, и подобная самым замечательным происшествиям древнего мира; война эта, обильная необыкновенными и разнообразными сценами, обманула ожидания всех людей и станет поучительной для полководцев, политиков и философов всех веков и народов.
Примечания автора
{*1}Согласно одному рапорту, врученному принцу Карлу от 10 июня, гарнизон состоял в этот день (пять недель спустя после битвы и всех сделанных вылазок) еще из 38 720 чел. пехоты, 1450 артиллеристов, 5337 кроатов, 3022 - частью драгун, частью всадников - кирасир, и 1049 гусар; всего из 49 578 человек.
{*2}Этот невероятный случай, как и другие сведения о русских, передает известный своими военными сочинениями саксонский артиллерийский полковник Тильке, служивший тогда в русской армии и находившийся в этом сражении.
{*3}Пехотный полк Форкада, впоследствии Лигновского, принадлежавший к берлинскому гарнизону, где автор удостоился чести служить, принадлежал к тем полкам, которые со времени своего основания в 1713 году до октября 1758 года знали о проигранных сражениях лишь по рассказам. Однажды, проезжая в лагере мимо этого полка, король сказал своим спутникам: "Когда я хочу видеть солдат, то я смотрю на этот полк".
{*4}Рассказывает это тот же офицер, барон Эйгберг. Он был в то время императорским ротмистром и состоял при генералах Лаудоне и Гарше адъютантом для обыкновенных поручений. Позднее он жил в Италии, где подробно рассказал об этом случае автору.
{*5}Автор находился, как и почти всегда, в армии короля. Он был очевидцем того, как полк Форкада, в котором он служил, ютившийся в очень тесных помещениях в деревне Костебауде, на расстоянии одной мили от Дрездена, ежедневно ходил в лагерь при Вильсдруфе для смены.
{*6}Автор был очевидцем этого.
{*7}Автор присутствовал на этом сражении и потому подтверждает мнение тех, кто уверяет, что король здесь ожидал армию Лаудона, решившись на атаку, заранее обдуманную им. Иначе выступление войск в боевом порядке на эти высоты является необъяснимым, если предположить, что сражение произошло случайно. К чему ж было стоять под ружьем от полуночи до рассвета, если ничего не препятствовало их маршу, который к тому же уничтожил бы все преимущества их тайного выхода из лагеря? Теряя напрасно время (что вовсе не было свойственно Фридриху), пруссаки предоставили бы австрийцам весьма желанный для последних случай догнать замешкавшегося неприятеля, атаковать его днем со всеми своими силами или же затруднить его дальнейший поход всевозможными способами. Прусская армия на рассвете стояла уже в полном боевом порядке; только в начале атаки были произведены перемены в позиции нескольких полков второй линии и кавалерии правого крыла.
{*8}Пусть читатель снисходительно отнесется к этому, быть может, слишком яркому описанию. Это не пылкая фантазия, разгоряченная чтениями или услышанными рассказами, но изображение предметов, которые видел сам автор, и ощущений, которые он испытал. Он лично присутствовал в этом сражении, находясь в первом батальоне полка Форкада, шедшего в армии короля во главе первой колонны против неприятеля. Другой батальон был в армии Цитена. Здесь имелась половина первой линии, которая, подобно всей армии, была разделена на две равные части. Один этот полк потерял в этом убийственном сражении убитыми, ранеными и пропавшими 800 человек. Он насчитывал 26 убитых и раненых офицеров; между последними оказался и автор.
{*9}Автор провел эту зиму, раненый, в Лейпциге, и только по выздоровлении в марте 1761 года он отправился в свой полк, квартировавший тогда в Альтенбурге.
{*10}Автору еще не было 14 лет, когда он в декабре 1758 года был выслан в Бреславль в главную квартиру короля вместе с 39 товарищами-кадетами, и Фридрих сам распределил их по полкам.
{*11}Как было сказано выше, король не знал немецких ученых ни лично, ни по их произведениям. Тут он сказал: "Это самый благоразумный из всех немецких ученых".
{*12}Автор стоял тогда с полком Форкада в Штреле.
{*13}Достойный автор "Признания одного австрийского ветерана" оправдывает при этом графа Валлиса военными соображениями, с которыми можно было бы согласитъся, если бы при дознании не был найден лозунг "живым или мертвым", придающий этому делу иной оборот.
{*14}Эффенди Ахмет, турецкий посол при берлинском дворе в 1764 году, в присутствии автора спросил одного прусского офицера, не были ли шведы самыми страшными врагами пруссаков в Семилетней воине. Отрицательный ответ сильно, по-видимому, изумил его.
{*15}Аббат Рейналь, несмотря на все пристрастие к своему народу, признает это преимущество за немцами. В своей истории европейских колоний в Индии{289} он говорит: "Солдаты есть везде в Европе, но полководцы есть только в Германии".
{*16}Сам автор, стоявший тогда на зимней квартире в Бреславле, слышал, к своему удивлению, эти странные суждения; это доказывает, как мало знали характер великого государя, с которым так давно воевали.
{*17}Автор слышал, что некоторые полки, стоявшие тогда в Саксонии, по ошибке кассиров, получили эти деньги, об упразднении которых никому даже не снилось. Но армия самого короля в Саксонии, согласно его положительному приказанию, не получала ничего.
{*18}Монтекукколи обыкновенно говорил: "Для войны нужны три вещи: первое деньги, второе - деньги и третье - деньги".
{*19}Этот столь достойный уважения купец Гоцковский был разорен в 1764 году большими банкротствами в Голландии. Немалое количество вдов и нуждающихся лиц, получавших ежегодную пенсию от неизвестного благодетеля, узнали имя этого великодушного человека только тогда, когда им перестали выдавать это вспомоществование. Он умер в Берлине в 1775 году, хотя не в нужде, но все же бедным.
{*20}Генерал, граф Лоттум, командовал в Цвикауском округе, где автор стоял на квартире. Жестокость не была присуща этому благородному начальнику: он просил, дружески советовал, представлял последствия - все напрасно. Как ни уважали в нем человека, все же денег нельзя было получить таким путем. Только тогда, когда вслед за определенными приказаниями короля разразился гнев монарха, Лоттум прибег к принудительным мерам.
Комментарии
{1}Речь идет о мирном договоре, заключенном между Францией, Англией и Голландией 30 апреля 1748 г., завершившем войну за Австрийское наследство. В октябре к странам, которые подписали договор, присоединились Испания, Австрия и др. государства, участвовавшие в военных действиях. Фридрих II дважды вступал в эту войну, правда, не столько ради оспаривания прав Марии-Терезии на австрийский престол (претендентом со стороны союзников был курфюрст баварский Карл Альбрехт), сколько ради собственной выгоды. В 1740-1742 гг. он добился округления своих границ за счет присоединения Силезии и Глаца. В 1744-1745 гг. прусские войска снова выступили против Австрии, и Фридрих II добился, что по условиям Дрезденского мира, заключенного 25 декабря 1745 г., Австрия обязывалась не ставить вопроса о возвращении ей Силезии. Для Фридриха II эта война стала первым шагом к всеевропейскому признанию его полководческих способностей. Победы при Мольвице, Чаславе, Гогенфридберге, Зоргау, Хеннерсдорфе и Кессельдорфе сделали прусского короля в глазах Европы опасным противником.
{2}Имеются в виду Мария-Терезия и Елизавета, императрица Российская. Последняя еще в январе 1748 г. послала русские войска на помощь австрийским армиям, действовавшим на Рейне, однако начавшиеся мирные переговоры предотвратили вступление России в войну. Мария-Терезия, естественно, желала вернуть потерянные провинции, Елизавета же ревниво относилась к появлению на западных границах России новой агрессивной силы, которая могла бы начать оказывать нежелательное воздействие на Речь Посполитую - традиционную зону российских интересов.
{3}Речь идет об упомянутых выше 1-й и 2-й Силезских войнах (1740-1742 и 1744-1745 гг.), являвшихся составными частями войны за Австрийское наследство.
{4}Подробнее о причинах этой войны см. ниже, а также в приложении ("Мировая Семилетняя война").
{5}29 ноября 1745 г. Фридрих взял Лейпциг, а 18 декабря и столицу Саксонии Дрезден.
{6}В противовес Уайтхоллскому договору между Пруссией и Англией (январь 1756 г.) Австрия и Франция 1 мая 1756 г. заключили Версальский союзный договор, к которому 11 января 1757 г. присоединилась Россия.
{7}Франция намеревалась обменять захваченный Ганновер на ряд английских территорий в Северной Америке. См. об этом в приложении.
{8}Заключен 10 декабря 1508 г. между папой Юлием II, императором Священной Римской империи Максимилианом I, французским королем Людовиком XII, испанским королем Фердинандом I и итальянскими государствами (Флоренция, Мантуя, Феррара и др.).
Австрийские войска равнодушно смотрели на всю эту экспедицию, считая себя связанными перемирием. Наконец из Вены пришли распоряжения; сильный корпус австрийцев пришел форсированными маршами из Богемии и соединился с имперскими войсками под начальством принца Штольберга. Тогда эта армия выступила во Франконию; принц Ксаверий выступилс сильным корпусом саксонцев со стороны Вюрцбурга. Клейст был слишком слаб, чтобы вступать в битву с целой армией; поэтому он ушел назад в Саксонию, привезя много заложников, большие суммы денег и 12 заново отлитых нюрнбергских пушек.
Имперские чины, узнавшие, к своему удивлению, что французы собираются переправиться обратно через Рейн и что Пруссия приобрела теперь значительный перевес над Австрией, стали деятельно обнаруживать свое нерасположение к продлению войны. Самое энергичное доказательство этого нейтрального настроения подала Бавария. Курфюршеские войска заняли проходы у Дуная и воспротивились проходу через них австрийцев; баварцы и палатинцы первые отделились от имперской армии и, не обращая внимания на протесты имперского большинства, в половине января выступили в обратный поход. Курфюрст Баварский положительно просил мира, за ним последовали курфюрст Майнцский, епископы Бамбергский и Вюрцбургский. Мекленбург заключил отдельный мир с Пруссией еще в декабре, уплатив 12 000 рейхсталеров оставшихся контрибуций, данных взаймы датским королем.
Теперь Фридрих, видя себя более свободным, надеялся более решительно действовать в следующей кампании, к которой были приняты все меры и употреблены все вспомогательные источники; между прочим не был забыт и Лейпциг, который совсем уже был истощен. Король снова потребовал от города 400 000 червонцев. Жители снова обратились к прежнему посреднику Гоцковскому, умоляя о помощи, на которую едва ли могли надеяться, так как чувство благодарности охладело в них постепенно, когда прошла опасность и пришлось выплачивать долг. Благородный этот человек и его посредничество были теперь проклинаемы. Bсе утверждали теперь, что заключения в тюрьму и все остальные ужасы кончились бы, если б потерпели немного дольше, а посредник только усилил бедствие жителей, превратив их в нищих. Такие речи, в связи с недружелюбными поступками, стали до того всеобщими, что Гоцковский, находившийся тогда в Гамбурге, отказался взять на себя снова столь неблагодарное дело; к тому же платежи не были сделаны ему в назначенный срок, между тем как он должен был внести всю сумму полностью в королевские кассы. Но лейпцигский магистрат не прекращал своих просьб, которые синдик Кох пересылал нарочными, пока наконец Гоцковский все великодушно не забыл и не поспешил в Лейпциг. На его представления король уменьшил новое требование до 100 000 червонцев золотом и 700 000 рейхсталеров ходячей серебряной монетой, на что Гоцковский по обыкновению дал свои собственные векселя{312}.
Но кроме этой городской контрибуции лейпцигский округ должен был еще поставить более 2 000 000 рейхсталеров наличными деньгами и несколько тысяч виспелей зерна. И то и другое было не по силам округу. Ему стали угрожать грабежом, к которому и приступили уже в нескольких деревнях. Все крестьяне бросились в город. Жалобы их были ужасны и раздавались по всем домам и по всем улицам. Гоцковский и тут стал посредником, собирая сведения о возможных и невозможных требованиях; затем он отправился к королю, поселившемуся на зиму в Лейпциге. В несколько часов вопрос был решен. Было уплачено только 400 000 рейхсталеров деньгами и поставлено 1000 виспелей зерна, за что Гоцковский поручился. Саксонские горные города испытывали ту же нужду из-за лежавших на них больших недоимок и просили заступничества берлинского купца, который тотчас же охотно принял их долг на себя. Таким образом кончились все военные налоги{*19}.
Упомянутой выше блестящей операцией пруссаков в Империи закончилась война, прекращения которой Мария-Терезия теперь серьезно желала. Надежда завоевать Силезию исчезла совершенно уже с уходом русских и шведов, и война продолжалась с тех пор лишь для поддержания чести. Однако Австрия все же пыталась составить проект овладеть теми областями прусского короля, которые были еще до сих пор заняты французами; последние, обязавшиеся, по причине явного вероломства английских министров, не возвращать прусских провинций, а только очистить их, весьма охотно готовы были уступить те австрийцам. Поэтому уход их войск был отсрочен до прибытия под Рюремонде австрийского корпуса. Фридрих же, имея теперь достаточно солдат, так как он взял на жалованье легкие войска союзной армии и, кроме того, мог всегда воспользоваться услугами свободных гессенцев и брауншвейгцев, принял энергичные меры против этого и выслал корпус войск в Вестфалию. Этим планы австрийцев были разрушены, так как и французы не хотели их поддерживать, и пруссаки овладели всеми этими пунктами уже в декабре 1762 года.
Король собирался открыть кампанию с 200 000 человек, которые должны были действовать одновременно в Саксонии, Силезии и на Рейне; 25 000 человек было предназначено для принуждения силой к заключению мира имперских чинов, все еще вооруженных против Фридриха. Кампания в Империи была весьма заманчива для пруссаков, как по легкости завоеваний, так и по ожидаемой обильной добыче. Рекруты являлись во множестве, а ремонтные лошади быстро стали поставляться из Дании, России и Польши.
Но желание продолжать войну в Вене становилось все слабее. Фридрих, владевший снова всеми своими областями, даже теми, которых он так долго был лишен - королевством Пруссией и вестфальскими землями, - без союзников и без субсидий, после семи ужасных кампаний, был так страшен и могуществен, как никогда еще. Все ждали, что он со всеми своими войсками снова появится в Богемии. Мария-Терезия же стояла совершенно одна, без союзников, на поле битвы. На имперские чины она вовсе не могла рассчитывать, так как самые усердные сторонники ее, крайне утомленные войной и устрашенные возможным вторжением пруссаков в Империю, все по очереди отзывали свои войска обратно. Хотя недостаток в деньгах не был в Австрии таким всеобщим, как во Франции, но все же финансы Империи были крайне расшатаны; казна, неполная даже в начале войны, несмотря на все заемы, налоги и политические источники помощи, была пуста, а нужды становились все настоятельнее. У Фридриха же не было ни малейшего следа недостатка; о займе иностранных и отечественных капиталов он никогда не думал даже, и поистине изумительным было то обстоятельство, что подданные его не были обременены никакими военными или новыми налогами.
Германия необыкновенно пострадала от этой войны. Целые округа были опустошены, а во всех остальных наступил застой в торговле и ремеслах, несмотря на огромные суммы, стекавшиеся сюда из Франции, Англии, России и Швеции, частью вместе с приходившими в Германию войсками, частью в виде субсидий. Деньги эти по вычислениям составляли сумму свыше 500 000 000 рейхсталеров, поступавших мало-помалу в сокровищницы государей, где они и исчезали, частью же - благодаря возраставшей роскоши - незаметно возвращались обратно к большим торговым народам, не обогатив немцев.
Вся область за Померанией и часть Бранденбурга превратились в пустыни. Другие земли находились не в лучшем состоянии: они или совершенно обезлюдели, или же в них совсем не было мужчин. Во многих провинциях за плугом ходили женщины, и другие тяжелые земледельческие работы исполнялись девушками. В иных и тех не было; на больших пространствах плодородной земли не видно было никаких следов прежнего возделывания земли. Американские степи Огайo и Ориноко появлялись со всеми своими ужасами на германских полях у Одера и Везера, обыкновенно так хорошо обработанных. Один офицер писал, что, проехав через семь деревень в Гессене, он встретил по дороге лишь одного-единственного человека - проповедника, варившего себе бобы.
Этому столь сильно распространившемуся бедствию положило конец 15 февраля{313}. В этот день в замке Губертсбурге был заключен мир в Саксонии, после того как за несколько дней до этого рейхстаг в Регенсбурге формально объявил себя нейтральным. Только несколько недель понадобилось для этого столь важного мирного договора, так как теперь его серьезно желали и потому приняли самые целесообразные меры для ускорения дела. Мирными посредниками были не государственные министры и не чрезвычайные послы, которые обыкновенно отличаются больше роскошью, пирами и церемониями, чем дельной работой, а три известных своим умом и деятельностью мужа, больше известные своими заслугами, чем титулами. Ими были: австрийский надворный советник Колленбах, прусский советник при посольстве Герцберг, впоследствии государственный министр, и саксонский тайный советник Фритт. Облеченные большим полномочием, они составили статьи мирного договора, содержание которых преимущественно касалось очищения земель, занятых и завоеванных в течение войны, причем с обеих сторон не было требований о вознаграждении за убытки. Это была основа, предложенная Фридрихом для переговоров. Правда, венский двор пытался удержать Глац, предлагая взамен земли и деньги, но Фридрих ни за что не хотел уступить этот важный пункт. Поэтому австрийцам пришлось возвратить его, причем не уничтожая в нем вновь возведенных укреплений и оставив все так, как было (Колленбах даже великодушно заявил, что его двор не считает это со своей стороны заслугой). За это король велел не торопить австрийцев с освобождением данного пункта, так как оно не могло состояться к назначенному сроку из-за недостатка лошадей. Австрийцы передали пруссакам все крепостные орудия и мортиры вместе с 2641 центнерами пороха, причем из собственных своих снарядов оставили тут 9219 бомб и гранат и 52 803 пушечных ядра, чтобы освободить себя от дорогостоящего транспорта. Это был в своем роде очень странный добровольный подарок, так как будущее назначение этих смертоносных орудий на границах Богемии не подлежало никакому сомнению.
Саксония была очищена пруссаками, которые усерднее чем когда-либо старались собрать недоимки из наложенных тут контрибуций. Еще никогда с этой целью не были принимаемы ими столь жестокие меры. Саксонцы, ввиду близкого мира, не хотели торопиться с платежами и поставками. Тогда стали сажать под арест богатых людей, сыновьям зажиточных семейств грозили солдатчиной, а городам - грабежом. Такими насильственными мерами, которым пришлось следовать, согласно королевским указам, даже самым добродушным начальникам{*20}, была отчасти достигнута цель и собраны большие суммы денег, о выплате которых никто не помышлял. Эти прусские гражданские операции в Саксонии закончились еще одним очень необыкновенным делом. Чтобы заменить в своих землях сильную убыль населения, Фридрих велел принудить своих солдат к браку. Хорошее воспитание женщин в Саксонии и без того делало здесь брак заманчивым. Начальники войск, тяготившиеся большим количеством женщин при армиях и опасаясь, кроме того, беспорядков, весьма сдержанно распространяли этот приказ, пока король не потребовал от полков отчета о новобрачных. Тогда начальники подали солдатам сигнал к браку, и целые толпы поспешили к венцу. Множество женщин вышло оттуда за пруссаками, а за ними почти столько же девушек, благодаря чему опустошенные области вновь населились.
В этой войне пруссаки сражались в 16 битвах, не считая многочисленных больших и меньших схваток. 20 осад было предпринято ими и их врагами. Военные издержки Фридриха составляли 125 миллионов рейхсталеров, полученных им из обыкновенных доходов своих областей, из Саксонии, Мекленбурга и других неприятельских земель, а также из Англии. Издержки же Марии-Терезии до такой степени превзошли все доходы ее обширной монархии, что государство было обременено 100 миллионами рейхсталеров новых долгов. Но больше всех потеряла Франция. Война эта стоила нации 677 [миллионов] ливров, и то в такое время, когда годовой доход государства состоял лишь из 307 миллионов; таким образом, весь доход этого обширного королевства больше чем за два года должен был быть пожертвован на войну из-за чужих выгод.
Итак, после семи кровавых лет европейские государи относительно своих завоевательных замыслов находились на том же месте, с которого начали, после того как сражались во всех частях света, после того как пролита была кровь многих сотен тысяч людей и миллионы семейств превратились в нищих, завещав эту нищету во всевозможных видах последующим поколениям. Эта война стоила только Саксонии деньгами и продуктами всякого рода 70 миллионов рейхсталеров, а Европа лишилась при этом 1 000 000 людей. Все государства, принимавшие участие в войне, кроме одной Пруссии, обременили свои и без того жестоко притесняемые области несчетными долгами, которые тяжело почувствуют будущие поколения - и после того как внуки давно перестанут атаковать своих дедов просьбами о рассказах, а имена столь славно сражавшихся героев будут забыты. Враги Фридриха не только не достигли своей цели, но дали совершеннейший промах. Герой этот, гибель которого казалась всем смертным неизбежной, который даже среди своих побед сомневался в своем спасении, заключил теперь мир, не потеряв ни одной деревни изо всех своих владений.
После этого настала для Германии великая культурная эпоха; это национальное счастье, которое, по воле судеб, всегда становилось уделом самых знаменитых народов среди самых ужасных войн. Священные для самого отдаленного потомства золотые эпохи наук и искусств во времена Александра, Августа, Медичи и Людовика XIV соответствовали эпохам величайшей военной славы греков, римлян, республиканских итальянцев и французов. У всех этих народов музы пели и ученые производили открытия под ужасающие звуки оружия. Высокий жребий этот выпал в эпоху Фридрихова царствования и на долю немцев, ведущих борьбу со своим неповоротливым языком и с предрассудками других наций. Пока Европа восхищалась их подвигами на полях брани, они насаждали бессмертные лавры в области знания и заняли, как высокообразованный народ, в храме Минервы почетное место, которое в течение столетий выпало на долю лишь немногим племенам.
Гений немцев, облагороженный зрелищем необыкновенных военных стен, принял теперь иное направление и охватил с этих пор неизмеримую область человеческих знаний. Музы, устрашенные тотчас же после своего появления на полях Германии военным смятением, возвратились в свои мирные обители, стараясь представить в более мягком свете грубую жизнь воинов. Все это осуществлялось в Германии самым удачным образом. Такова была и самая блестящая эпоха древнего Рима, когда искусства и науки торжествовали вместе с легионами и Август велел закрыть храм Януса{314}.
Так окончилась эта семилетняя война, одно из наиболее достопримечательных мировых событий, когда-либо увековеченных в летописях какого-либо государства, и подобная самым замечательным происшествиям древнего мира; война эта, обильная необыкновенными и разнообразными сценами, обманула ожидания всех людей и станет поучительной для полководцев, политиков и философов всех веков и народов.
Примечания автора
{*1}Согласно одному рапорту, врученному принцу Карлу от 10 июня, гарнизон состоял в этот день (пять недель спустя после битвы и всех сделанных вылазок) еще из 38 720 чел. пехоты, 1450 артиллеристов, 5337 кроатов, 3022 - частью драгун, частью всадников - кирасир, и 1049 гусар; всего из 49 578 человек.
{*2}Этот невероятный случай, как и другие сведения о русских, передает известный своими военными сочинениями саксонский артиллерийский полковник Тильке, служивший тогда в русской армии и находившийся в этом сражении.
{*3}Пехотный полк Форкада, впоследствии Лигновского, принадлежавший к берлинскому гарнизону, где автор удостоился чести служить, принадлежал к тем полкам, которые со времени своего основания в 1713 году до октября 1758 года знали о проигранных сражениях лишь по рассказам. Однажды, проезжая в лагере мимо этого полка, король сказал своим спутникам: "Когда я хочу видеть солдат, то я смотрю на этот полк".
{*4}Рассказывает это тот же офицер, барон Эйгберг. Он был в то время императорским ротмистром и состоял при генералах Лаудоне и Гарше адъютантом для обыкновенных поручений. Позднее он жил в Италии, где подробно рассказал об этом случае автору.
{*5}Автор находился, как и почти всегда, в армии короля. Он был очевидцем того, как полк Форкада, в котором он служил, ютившийся в очень тесных помещениях в деревне Костебауде, на расстоянии одной мили от Дрездена, ежедневно ходил в лагерь при Вильсдруфе для смены.
{*6}Автор был очевидцем этого.
{*7}Автор присутствовал на этом сражении и потому подтверждает мнение тех, кто уверяет, что король здесь ожидал армию Лаудона, решившись на атаку, заранее обдуманную им. Иначе выступление войск в боевом порядке на эти высоты является необъяснимым, если предположить, что сражение произошло случайно. К чему ж было стоять под ружьем от полуночи до рассвета, если ничего не препятствовало их маршу, который к тому же уничтожил бы все преимущества их тайного выхода из лагеря? Теряя напрасно время (что вовсе не было свойственно Фридриху), пруссаки предоставили бы австрийцам весьма желанный для последних случай догнать замешкавшегося неприятеля, атаковать его днем со всеми своими силами или же затруднить его дальнейший поход всевозможными способами. Прусская армия на рассвете стояла уже в полном боевом порядке; только в начале атаки были произведены перемены в позиции нескольких полков второй линии и кавалерии правого крыла.
{*8}Пусть читатель снисходительно отнесется к этому, быть может, слишком яркому описанию. Это не пылкая фантазия, разгоряченная чтениями или услышанными рассказами, но изображение предметов, которые видел сам автор, и ощущений, которые он испытал. Он лично присутствовал в этом сражении, находясь в первом батальоне полка Форкада, шедшего в армии короля во главе первой колонны против неприятеля. Другой батальон был в армии Цитена. Здесь имелась половина первой линии, которая, подобно всей армии, была разделена на две равные части. Один этот полк потерял в этом убийственном сражении убитыми, ранеными и пропавшими 800 человек. Он насчитывал 26 убитых и раненых офицеров; между последними оказался и автор.
{*9}Автор провел эту зиму, раненый, в Лейпциге, и только по выздоровлении в марте 1761 года он отправился в свой полк, квартировавший тогда в Альтенбурге.
{*10}Автору еще не было 14 лет, когда он в декабре 1758 года был выслан в Бреславль в главную квартиру короля вместе с 39 товарищами-кадетами, и Фридрих сам распределил их по полкам.
{*11}Как было сказано выше, король не знал немецких ученых ни лично, ни по их произведениям. Тут он сказал: "Это самый благоразумный из всех немецких ученых".
{*12}Автор стоял тогда с полком Форкада в Штреле.
{*13}Достойный автор "Признания одного австрийского ветерана" оправдывает при этом графа Валлиса военными соображениями, с которыми можно было бы согласитъся, если бы при дознании не был найден лозунг "живым или мертвым", придающий этому делу иной оборот.
{*14}Эффенди Ахмет, турецкий посол при берлинском дворе в 1764 году, в присутствии автора спросил одного прусского офицера, не были ли шведы самыми страшными врагами пруссаков в Семилетней воине. Отрицательный ответ сильно, по-видимому, изумил его.
{*15}Аббат Рейналь, несмотря на все пристрастие к своему народу, признает это преимущество за немцами. В своей истории европейских колоний в Индии{289} он говорит: "Солдаты есть везде в Европе, но полководцы есть только в Германии".
{*16}Сам автор, стоявший тогда на зимней квартире в Бреславле, слышал, к своему удивлению, эти странные суждения; это доказывает, как мало знали характер великого государя, с которым так давно воевали.
{*17}Автор слышал, что некоторые полки, стоявшие тогда в Саксонии, по ошибке кассиров, получили эти деньги, об упразднении которых никому даже не снилось. Но армия самого короля в Саксонии, согласно его положительному приказанию, не получала ничего.
{*18}Монтекукколи обыкновенно говорил: "Для войны нужны три вещи: первое деньги, второе - деньги и третье - деньги".
{*19}Этот столь достойный уважения купец Гоцковский был разорен в 1764 году большими банкротствами в Голландии. Немалое количество вдов и нуждающихся лиц, получавших ежегодную пенсию от неизвестного благодетеля, узнали имя этого великодушного человека только тогда, когда им перестали выдавать это вспомоществование. Он умер в Берлине в 1775 году, хотя не в нужде, но все же бедным.
{*20}Генерал, граф Лоттум, командовал в Цвикауском округе, где автор стоял на квартире. Жестокость не была присуща этому благородному начальнику: он просил, дружески советовал, представлял последствия - все напрасно. Как ни уважали в нем человека, все же денег нельзя было получить таким путем. Только тогда, когда вслед за определенными приказаниями короля разразился гнев монарха, Лоттум прибег к принудительным мерам.
Комментарии
{1}Речь идет о мирном договоре, заключенном между Францией, Англией и Голландией 30 апреля 1748 г., завершившем войну за Австрийское наследство. В октябре к странам, которые подписали договор, присоединились Испания, Австрия и др. государства, участвовавшие в военных действиях. Фридрих II дважды вступал в эту войну, правда, не столько ради оспаривания прав Марии-Терезии на австрийский престол (претендентом со стороны союзников был курфюрст баварский Карл Альбрехт), сколько ради собственной выгоды. В 1740-1742 гг. он добился округления своих границ за счет присоединения Силезии и Глаца. В 1744-1745 гг. прусские войска снова выступили против Австрии, и Фридрих II добился, что по условиям Дрезденского мира, заключенного 25 декабря 1745 г., Австрия обязывалась не ставить вопроса о возвращении ей Силезии. Для Фридриха II эта война стала первым шагом к всеевропейскому признанию его полководческих способностей. Победы при Мольвице, Чаславе, Гогенфридберге, Зоргау, Хеннерсдорфе и Кессельдорфе сделали прусского короля в глазах Европы опасным противником.
{2}Имеются в виду Мария-Терезия и Елизавета, императрица Российская. Последняя еще в январе 1748 г. послала русские войска на помощь австрийским армиям, действовавшим на Рейне, однако начавшиеся мирные переговоры предотвратили вступление России в войну. Мария-Терезия, естественно, желала вернуть потерянные провинции, Елизавета же ревниво относилась к появлению на западных границах России новой агрессивной силы, которая могла бы начать оказывать нежелательное воздействие на Речь Посполитую - традиционную зону российских интересов.
{3}Речь идет об упомянутых выше 1-й и 2-й Силезских войнах (1740-1742 и 1744-1745 гг.), являвшихся составными частями войны за Австрийское наследство.
{4}Подробнее о причинах этой войны см. ниже, а также в приложении ("Мировая Семилетняя война").
{5}29 ноября 1745 г. Фридрих взял Лейпциг, а 18 декабря и столицу Саксонии Дрезден.
{6}В противовес Уайтхоллскому договору между Пруссией и Англией (январь 1756 г.) Австрия и Франция 1 мая 1756 г. заключили Версальский союзный договор, к которому 11 января 1757 г. присоединилась Россия.
{7}Франция намеревалась обменять захваченный Ганновер на ряд английских территорий в Северной Америке. См. об этом в приложении.
{8}Заключен 10 декабря 1508 г. между папой Юлием II, императором Священной Римской империи Максимилианом I, французским королем Людовиком XII, испанским королем Фердинандом I и итальянскими государствами (Флоренция, Мантуя, Феррара и др.).