Страница:
– Я плохо помню, как собирался бежать… Как меня поймали?
– Этого я не знаю. Тебя принесли ночью без сознания и тут же сделали укол. Но теперь… теперь нужно быть очень осторожным. Мне дали двадцать дней, чтобы я привел тебе в порядок; если за это время мне не удастся – тебя переведут в первую палату.
– Что же делать? – медленно проговорил Илья.
Память приходила толчками.
– А делать вот что. – Густобровый человек снова оглянулся и, не увидев никого в пределах слышимости, продолжал: – Если они узнают, что ты пришел в себя, они снова начнут ставить над тобой свои чудовищные эксперименты. У меня осталось десять дней. Эти десять дней тебе придется прикидываться ничего не соображающим. Понятно?
– А что это даст?
Илья начинал мыслить более отчетливо и быстро, мозг возобновлял свои функции.
– Это оттянет твой перевод на десять дней. А там будет видно. Во всяком случае, я уже передал на волю Свинцову, что ты здесь. Он готовит штурм отделения.
И тут внезапно Илья вспомнил этого человека: ведь это он подходил с общей тетрадкой незадолго до побега Ильи и показывал написанные в тетради фразы.
– А-а, ты из ополчения Свинцова, – догадался Илья.
– Конечно. Ты еще не понял? Свинцов случайно подслушал разговор людей Китайца, узнав от них, что ты – в психбольнице и там из тебя выпытывают какие-то сведения. Свинцов разослал ополченцев по дурдомам, чтобы тебя нашли и помогли чем можно. Это дело нетрудное. Ополчение против Китайца он в дурдоме и сорганизовал. Разве ж нормальные люди пошли бы в ополчение против такого бандита, как Китаец. Мне все с легким приветом. Вот я, например, писать люблю. – Он кивнул на тумбочку, где лежала толстая тетрадь, которую он уже показывал. – Бывает, чувствую такое беспокойство, какое-то особенное. Ну, думаю, началось. Сяду дома и пишу, и пишу…
– А что пишешь?
– Так, разное: рассказы, повести, романы – всякую белиберду придумываю. Приключенческие романы писал, детективные, да и просто про жизнь – реализм.
– Так, выходит, ты писатель.
– Да нет. Писатель – это кто? Достоевский, Чехов да и прочие. А я просто писать люблю. Поэтому и пошел к психиатру районному, он меня на обследование направил на предмет выявления таланта – там я со Свинцовым и познакомился. Сейчас, например, роман пишу. – Он посмотрел на тетрадку. – Ты, Илья, пей побольше. Тут травка заварена, ее с воли передают, по тибетскому рецепту. Есть у нас в ополчении специалист по восточным медицинам, тоже из дурдомовцев. Он говорит, когда много отвара из этой травки пьешь, она из организма лекарства выводит. Пей, пей.
Он протянул Илье кружку. Илья хотел взять ее, но ополченец не разрешил.
– Для всех ты невменяемый. Понял? Так что я буду продолжать тебя кормить и в писсуар выводить.
Он дал Илье выпить отвар до дна.
– А как мне себя вести нужно? – спросил Илья.
– Как, как? Да обыкновенно, как всегда вел,-смотри вперед, будто ничего не соображаешь, на вопросы не реагируй. Хорошо будет, если укусишь Чукчу проклятого, да побольнее. Уж как он над тобой издевался, садюга!
– Я же не знаю, как тебя зовут, – спохватился Илья.
– Разве я не сказал? – всполошился ополченец. – Имя у меня простое, но редкое – Парамон.
Илья, уставший от чересчур долгого умственного напряжения, закрыл глаза.
– Во-во, если тупо смотреть в пространство надоест, – сказал Парамон, ласково похлопав Илью по руке, – глаза закрывай и лежи, чтобы тебя не спрашивали. А сейчас поспи: тебе сил набираться нужно.
Спал Илья недолго и, открыв глаза, лежал, не двигаясь. Он вспомнил свой неудавшийся побег, охранника, Кирилла… На ум пришел подслушанный им в кабинете врача разговор, из которого Илья понял, что Парикмахер бежал именно с этого отделения. Но как?! Нужно вспомнить, непременно нужно вспомнить… Он стал в подробностях восстанавливать в памяти разговор с Парикмахером в подвале в тот день, перед его смертью. Пролежав так в размышлениях минут пятнадцать с небольшим, Илья отчаялся и для разнообразия, предварительно осмотревшись, не наблюдает ли за ним кто-нибудь, взял с тумбочки толстую тетрадку Парамона и открыл на первой странице. Там был набор слов, который Илья уже видел. Пролистнув две странички, он наткнулся на убористый, но разборчивый текст. "Наверное, это роман, который он пишет", – подумал Илья и стал читать сначала.
"Кругом была кровь. Кровь была не только на полу, но и на стенах и даже на потолке, словно какой-то псих или шутник кропил ею для смеха и произведения пущего театрального эффекта. И эффект ему удался. Но не это казалось самым омерзительным и жутким в комнате…"
"Что это? Роман ужасов, что ли? Нужно порасспросить Парамона об этом…"
А тут как раз Парамон собственной персоной вошел в палату, увидел в руках Ильи свою тетрадь и, всплеснув руками, бросился к нему.
– Ты что?! Хочешь, чтобы тебя опять мучить стали?! – воскликнул он, вырывая тетрадь. – Лежи, не двигайся как дурак. Может, Свинцов скоро на штурм пойдет.
– Тяжело лежать в таком бессмысленном состоянии.
– Ты нормальным остаться хочешь? Значит, побудь некоторое время дураком. Если что – я рядом буду. Я ведь здесь и сплю.
Это была бывшая койка Малюты.
– Скоро ужин, – сказал Парамон, помолчав. – Буду тебя кормить. Хорошо бы для естественности, чтобы ты под себя разок-другой сходил, – расчесывая пальцами густые брови, задумчиво проговорил он.
– Ну уж нет! – возмутился Илья. – Я и так еле…
Он осекся, боковым зрением увидев белый халат, и закрыл глаза, откинувшись на подушку.
Через несколько минут Парамон дал отбой.
– Чукча проклятый прибегал, – сказал он. – Пойду за ужином схожу.
Во время ужина, когда Парамон кормил его с ложечки, Илья испытывал отвратительное и в то же время сладостное ощущение. Что это было? Он, пожалуй, не мог определить, возможно организм вспомнил детство, руки матери… Это было, действительно, странное ощущение, равного которому он не испытывал в своей жизни.
– А чего я тебя кормлю?! – возмутился Парамон. – Давай я лучше тебя от двери прикрою, а ты сам быстренько.
Так и сделали.
Следующие дни Илья старательно притворялся невменяемым. Парамон всячески подыгрывал ему – водил в туалет, кормил и так далее… Ни у кого пока не возникало подозрений. Илья старался изо всех сил. Это оказалось трудным делом, наверное так же, как для психа прикидываться нормальным. Мыслительные его функции приходили в норму. Он упражнялся, вспоминая стихи, которые когда-то знал наизусть, делал в уме вычисления. Но мысль о беженце Парикмахере не оставляла его.
Однажды ночью он окликнул Парамона.
– Слушай, ведь несколько лет назад отсюда сбежал один человек.
И Илья рассказал все, что помнил, о Парикмахере и о разговоре, подслушанном ночью.
– Так, значит, отсюда есть выход, – задумчиво проговорил Парамон. – Теперь давай сначала. О ходе ему сказал алкаш?
– Да, – подтвердил Илья.
– Выходит, что находится он в углу палаты под линолеумом. Сверху – кровать, так?
– Так.
– Тогда завтра я этот ход найду, понял? Только ты сегодня спи.
Но Илья спать не мог. Он вспоминал, стараясь воспроизвести в памяти мельчайшие подробности и припомнить еще хоть одно слово, сказанное Парикмахером: ведь это одно слово, одна крохотная деталь могла решить все… Но так и не смог вспомнить.
Все утро и половину дня Парамон у койки Ильи отсутствовал. Он лазал под кроватями, отгибал, где возможно, линолеум и вел себя довольно подозрительно. Везде за ним ходила стайка любопытных умалишенных. Парамон не опасался, что кто-нибудь из обслуживающего персонала заинтересуется его действиями. Как только на горизонте появлялся человек в белом халате, Парамон тут же поиски свои бросал, бежал к нему со своей тетрадкой и приставал, заставляя прочитать из его нового романа хотя бы строчку. Поэтому персонал (Харя с Чукчей) шарахался от него, но не обижал, видя в Парамоне человека служивого, зная, что он приставлен к Илье на двадцать дней и в эти дни трогать его нельзя.
Пока не было Парамона, Илья ерзал на кровати, не находя удобного положения, и чуть не выдал себя, когда в палату вошел Чукча делать кому-то укол. Впрочем, все уже привыкли к тому, что Илья в бессознательном состоянии, и не обращали на него внимания.
Парамон вернулся перед обедом. Ни слова не говоря, сел на свою койку, теребя в руках общую тетрадь и читая из нее наугад.
– Ну что? – Илье не терпелось узнать.
– Все облазал, все простучал, – сказал Парамон, не поднимая глаз. – Надул тебя твой Парикмахер. Нету никакого хода – выдумка это все.
– Ты хорошо смотрел?
Парамон поднял на него глаза, сдвинул густые брови.
– Я все облазал, все отделение переполошил, а ты сомневаешься, – в голосе его прозвучала обида.
– А что же тогда делать? – расстроился Илья.
– Будем ждать Свинцова, – сказал Парамон. – А сейчас мне пописать хочется. Не могу прямо.
После обеда он подсел к тумбочке, достал коротенький карандаш и стал писать и писал до самой глубокой ночи, пока не погасили везде свет.
– Эх, жалко, – сказал Парамон, подняв от тетради голову и цокнув языком. – На самом интересном месте погасили.
Он закрыл тетрадь и лег в постель.
Наутро Парамон отправился за завтраком. Илья ночью спал плохо, поэтому, пока Парамон ходил в столовую, задремал.
– Проснись!
Над Ильей стоял Парамон с тарелкой каши в руке и тряс его за плечо.
– Кровать была на колесиках?!
– Какая кровать?.. – со сна Илья понимал плохо.
– Кровать, которую Парикмахер отодвигал?
– Ну, может, и на колесиках… Какая разница… А хотя да, на колесиках вроде. Ну да, он точно сказал – "откатил". Да, так и сказал.
– Ну вот. – Парамон поставил тарелку на тумбочку и в изнеможении опустился на свою койку.-Тогда нашел.
Глаза его сияли радостью.
– Где? – еле слышно выговорил Илья.
– Ты не поверишь, – оживился Парамон, приблизив лицо к Илье. – Меня как молнией треснуло. Она, думаю, она, родимая! И ты знаешь, где выход?!
Илья, впившись глазами в Парамона, молчал. Парамон оглянулся, привстав, приблизил губы к уху Ильи и прошептал:
– В первой палате, в самом углу у окна… Там и плинтуса нет. Судя по всему, там люк и есть.
– Нужно пойти посмотреть, – сказал Илья, спуская ноги на пол.
– Не забудь идиотское лицо, – напомнил Парамон.
Надев тапки, Илья полуприкрыл затуманенные глаза и отпустил челюсть.
– Слюны добавь, – нанес последний штрих Парамон, полюбовавшись, взял его под руку и вывел в коридор.
Илья шел, нетвердо переставляя плохо гнущиеся ноги. Идиотство получалось у него неплохо. За несколько дней осознанной жизни он натренировался, да и Парамон был хорошим педагогом. Парамон говорил, что когда Илья старается, то идиотство у него получается даже лучше, чем когда он был в бессознательном состоянии.
Навстречу им из столовой вывалили больные. Парамон, бережно поддерживая невменяемого Илью, вел его по коридору. Проходя мимо первой палаты, Илья замычал и бросился к зарешеченной двери. Стоявший рядом Чукча ухмыльнулся.
– Скоро будешь там, однако, – сказал он самодовольно, как будто в этом была его заслуга.
Илья приник к решетке. На кровати, стоящей у окна, совершенно голый, с телом могучим, обросшим черными густыми волосами, возлежал бригадир. Он ел руками кашу из железной миски. Пища падала ему на грудь, путалась в волосах… Бригадир рычал от удовольствия и был страшен и омерзителен.
"Господи! – пронеслось в голове у Ильи.-Ведь это под его кроватью".
Плинтуса там (как и говорил Парамон) не было. Это вполне могла оказаться та самая кровать.
Больной с опухшим лицом, увидев, что кто-то подошел к двери, спустился с кровати и, встав перед Ильей, глядел на него, словно желая что-то сказать. Если бы у него не были такие же, как у Ильи, мутные глаза и отвислый слюнявый подбородок, то Илья и вправду подумал бы, что он хочет что-то выразить словами или спросить.
– Пойдем, Илья, – оттащил его Парамон. – Больше нельзя.
Когда после туалета они вернулись в палату и Илья лег на свою кровать, Парамон тихонько спросил:
– Ну как?
– Ты видел его?
– Кого? – не понял Парамон.
– Ну этого, волосатого, бригадира, – с отвращением выговорил Илья.
– Ах, ты об этом… Ну, я думаю, справимся вдвоем-то.
Илья посмотрел на щуплую фигурку самоуверенного Парамона и досадливо цокнул языком.
– Такого абрека нам не одолеть. Надо же так случиться, что выход охраняет самый свирепый на отделении сумасшедший.
– Знаешь что? Мы его во сне отключим – дадим ему по темени тяжестью какой-нибудь, а сами деру.
Парамон беспрестанно теребил свои густые брови – то одну, то другую…
– Да и ручки нет, – пессимистически вздохнул Илья. – Как мы в палату попадем?
– А вот насчет ручки ты ошибаешься. Еще как попадем! Мне ведь с воли ручку передали. После того как ты побег устроил, такой шмон на отделении учинили – все матрасы перерыли, перещупали, всех дуриков обыскали. Я ее чудом уберег в туалете, в бачке сливном.
– Ну тогда, пожалуй, можно рискнуть,-проговорил Илья, задумчиво погладив стриженую голову. – Впрочем, другого-то выхода нет.
Илья не был в восторге от плана впотьмах биться с могучим бригадиром. А если все шизики палаты встанут на его защиту? Да их попросту разорвут на мелкие клочки. Вряд ли успеет вмешаться персонал. Но теперь (после всего) Илья настолько не ценил свою жизнь, настолько ничтожной ему казалась потеря здоровья, что он совершенно не боялся смерти… Да что там смерти – он не боялся даже безумия.
Командовать побегом взялся Парамон. Илья не возражал, тем более что густобровый человек мог беспрепятственно передвигаться по отделению: он был вне подозрений.
Когда спустилась ночь, Парамон несколько раз сходил на разведку, потом тихонько шепнул Илье: "Пора".
Они вышли в коридор. После побега Ильи раскладушку ночного санитара перенесли за угол ближе к выходу, чтобы ему была видна дверь из отделения. Эта перестановка оказалась для беглецов очень кстати. Теперь проснувшийся санитар не видел двери первой палаты, для этого ему нужно было встать и, сделав два шага, заглянуть за угол.
– Погоди, мы же не взяли ничего для самообороны.
– Будь спокоен, – прошептал Парамон. – Я прихватил на всякий случай пять кусков хлеба. Может, удастся его подкупить. Или – во!
Он дал пощупать в кармане его пижамной куртки какой-то круглый, увесистый предмет.
– Это я из сестринской украл. Они этой железякой орехи колют.
– Ты, если что, бей по темени. Я ему руки зажму, а ты бей, понял…
Перешептываясь, они постояли у зарешеченной двери. Палата номер один, бурча, храпя, постанывая, спала. Не спал только один. Он сидел на кровати и мерно раскачивался из стороны в сторону, это был безумный Малюта. Умаявшись от уничтожения бесчисленного войска "человечеков", последний депутат последнего съезда народных депутатов, десятый пациент первой палаты – Малюта – отдыхал. А когда он отдыхал, то любил вот так раскачиваться из стороны в сторону.
– Ну, пошли. С Богом, – сказал Парамон и, сунув в дверь ручку, бесшумно отворил ее.
Они вошли и закрыли за собой дверь. Медленно, каждую секунду ожидая нападения разъяренных сумасшедших, они двинулись к койке бригадира.
Бригадир голой волосатой массой громоздился на кровати, раскинув руки, и с виду был грозен и страшен. Чудовищные размеры этого человека вблизи еще более изумляли, и Илья мысленно попрощался с жизнью и здоровьем. Единственная надежда была подкупить хлебом сумасшедшего монстра. А драться! Драться с таким – безумие!
Они почти дошли до кровати, но тут сзади из коридора донесся шум. Они, как по команде, бросились на грязный пол и замерли. Мимо палаты кто-то прошел.
– Ну что, будить будем? – шепотом спросил Парамон у лежащего рядом Ильи, голос его дрожал.
Илья пожал плечами.
– Ладно, давай я попробую, – шепнул Парамон.
Не решаясь разбудить или треснуть спящего по тупой башке тяжестью, он встал над ним, глядя на громаду грязного, вонючего тела.
– Да он, кажется, не дышит… – прошептал Парамон, приблизив губы к уху Ильи.
– Как не дышит? – не понял Илья, привстав с четверенек.
Парамон тронул руку спокойно лежащего бригадира; соскользнув с кровати, она тяжело повисла в воздухе.
– И рука совсем холодная, – проговорил Парамон, поежившись.
Илья поднялся с четверенек, заглянул в лицо бригадира и увидел, что приоткрытые глаза его неподвижны, челюсть отвалилась…
– Да он, похоже, умер, – констатировал Илья.
С соседней койки, приподнявшись на локте, на них безмолвно глядел сумасшедший. Илья краем глаза все время контролировал его, каждую секунду ожидая нападения. Но дурик враждебности не проявлял, а смотрел только.
– Ну и слава Богу, что умер, – сказал Парамон. – Давай кровать отодвинем, чтобы удобнее было. – Парамон схватился за спинку.
Илья тоже взялся за спинку, но кровать настолько присохла к полу, что ее, несмотря на наличие колесиков, не удалось даже сдвинуть с места. Кроме того, мертвый бригадир весил о-го-го сколько.
Из коридора раздался шум. Илья с Парамоном снова бросились на грязный, заскорузлый от экскрементов пол и затихли. Мимо двери кто-то прошаркал тапками по полу, должно быть, в туалет.
Они лежали до тех пор, пока все не стихло.
– Ну что, попробуем еще разок, – предложил Парамон.
Они поднялись с пола и, оглядываясь на дверь, снова взялись за спинку. Илья почувствовал за спиной движение. Все чувства в эту минуту были обострены – он резко повернулся, ожидая нападения. Сзади стоял тот самый придурок с опухшим лицом и отвислой слюнявой челюстью, следивший за их действиями со своей кровати. Илья, чувствуя агрессию окружающей среды, хотел ударить человека. Но тот, словно поняв намерения Ильи, поднял руки вверх.
– Не нужно. Я помогу вам… – Человек говорил тихо и медленно, словно давно отвык говорить.
В подтверждение своих слов он взялся за спинку кровати и стал тянуть. Илье и Парамону ничего не оставалось, как последовать примеру сумасшедшего. Втроем они смогли сдвинуть кровать.
– Вы хотите бежать отсюда? – спросил больной, вглядываясь в лицо Ильи.
Илья не ответил.
– Не бойтесь меня. Они думали, что смогли свести меня с ума. Понимаете? Но Петра нельзя свести с ума. Как они просчитались! Ведь меня назвали в честь Петра Великого! – с пафосом проговорил человек.
– Тише, прошу вас, тише!.. – умоляюще зашипел Парамон. – Санитар в коридоре!
И правда, из коридора вновь раздался шум шагов. Они еле успели лечь на пол. Петр, взвизгнув пружинами кровати, брякнулся на свое место. Кто-то из спящих зарычал во сне и перевернулся на другой бок.
Илья с Парамоном поднялись, рядом с ними снова оказался Петр. Он подошел к кровати бригадира и, склонившись над ним, заглянул в лицо, потрогал пульс под подбородком.
– Он, действительно, умер, – сказал Петр негромко. – Какое счастье. Послушайте. Ведь это правда, что бригадир умер? – обратился он к Илье, как будто сам себе не поверил.
– Правда, правда, – заверил его Парамон.
– Они думали, что меня так просто свести с ума, но они просчитались. – Он говорил только для Ильи, на Парамона же не обращая никакого внимания. – Вы скоро будете на воле, передайте моей матери, что я жив и не сумасшедший. Вот телефон. – Он сунул в руку Илье бумажку. – Я здесь уже восемь лет, я вынужден притворяться сумасшедшим, чтобы они не свихнули меня своими лекарствами. Они все время требовали, чтобы я что-то вспомнил. Но я не могу… Понимаете?!
– Да, конечно, я обязательно позвоню,-проговорил Илья, пряча бумажку в карман куртки.
Только сейчас он узнал этого больного, ведь это он подходил к клетке, когда возле нее останавливался Илья. Илью всегда не оставляло чувство, что этот сумасшедший хочет что-то сказать ему.
– Передайте моей матушке, что сыночек ее Петр жив, здоров, и пусть она принесет мне яблок и сигарет. Ладно? Тут как-то недавно Парикмахер уходил. Я его тоже просил позвонить. Да он, видно, забыл, – грустно сказал Петр.-Ты уж не забудь.
– Хорошо, конечно…
Илья перелез через кровать с мертвым бригадиром и, отогнув линолеум, стал шарить по полу руками, ища ручку люка. Найдя ее, потянул изо всех сил, но она не тронулась с места, тогда он догадался повернуть ее вправо и дернуть. Крышка поддалась и, лязгнув, отошла. Из щели потянуло затхлой сыростью. Илья почувствовал приближение свободы, заныло под ложечкой…
– Так не забудь, – перегнувшись через тело мертвого бригадира, напомнил Петр. – Жив и здоров.
– Послушай, Петр, давай вместе убежим. Ведь ты нормальный. Убежим из этого ада.
Лицо Петра искривила улыбка, в полумраке она показалась жутковатой.
– Не-ет! Я ждал этого семь лет. Я мечтал об этом ночами напролет. И теперь бежать… Не-ет!
– Чего, чего ты ждал?
– Когда сдохнет этот проклятый бригадир. – Он стукнул кулаком по мертвому телу. – Теперь я буду бригадиром! Теперь это моя койка! Я их вот как держать буду! – Голос его окреп, плечи расправились, Петр показал кулак. – Я наведу здесь порядок, не зря меня назвали в честь Петра Великого! Потому что теперь я самый сильный в палате! Теперь я бригадир! И это моя койка!!
– Илья, нужно уходить, – пугливо озираясь, напомнил Парамон. – Ты уходишь один. Я все здесь приведу в порядок.
– Спасибо вам, друзья, – сказал Илья и стал на ощупь спускаться по металлическим ступеням в темноту.
Люк наверху закрылся.
Илья исчез бесследно.
Вот что происходило в то время, пока Илья прохлаждался в больнице.
Карина, конечно же, никуда не уехала, а вместе с Басурманом сняла комнату и сама стала следить за людьми, которые следили за Ильей и Сергеем.
Кое-что подслушав и кое-что подглядев, через три дня она уже многое знала о Китайце и его людях. Вот только никак не могла понять, что всемогущему Китайцу нужно от ее безобидного и малоимущего бывшего мужа. Она видела ящики, поступавшие к Сергею, и до многого додумалась, гадая, что у них внутри. Она хотела даже на пару с Басурманом выкрасть один ящик, полагая обеспечить его содержимым себя на всю жизнь. Но Сергей увез куда-то ящики, чем немало огорчил Карину. Она проследила за Ильей до самого вокзала и даже присутствовала при его похищении, после чего два дня провела в постели. Нужно было как-то выручать Илью. Но как?!
Она бы могла ворваться к наблюдателям, которые (она знала) располагались в квартире напротив, и вымучить у них, куда они подевали ее бывшего мужа. Но наблюдательный пункт во время ее болезни был ликвидирован. Сергей куда-то исчез, а больше она никого не знала. Можно было бы, вздохнув, уехать в Новгород, а там и Гвинея не за горами, но Карина решила выручить Илью.
Сначала Карина хотела пойти в милицию сообщить о похищении, но то, что она подслушала и подглядела, убедило ее в силе и связях Китайца.
Из двухдневного пребывания в городе она помнила только потомка фараонов да еще эту противную хромоногую девицу в красной иномарке. Звали ее, кажется, Жанна. Вот ее-то Карина и стала разыскивать. Это оказалось непросто, но упорная Карина добилась своего.
Выслушав ее рассказ, Жанна встревожилась и обещала по своим каналам что-нибудь узнать и помочь.
По городу прокатилась волна арестов. Брали близких к Китайцу людей, допрашивали с пристрастием, но никто не выдал нужной информации. Эта мера была, скорее, профилактической, потому что тот, кто знал Китайца, никогда бы его не выдал: слишком велик был страх перед ним.
Все оказалось бесполезным.
Илья пропал.
Только через три недели секретный агент, внедренный в окружение Китайца, сообщил о существовании тайного отделения психиатрической больницы, где по предположению и содержится разыскиваемый человек. Больница в донесении не была указана, поэтому прошли проверочным рейдом по многим психбольницам города. Но опять никаких результатов.
В одной из больниц, правда, санитарами работали люди, фигурировавшие в деле Китайца, – это вызвало подозрения. Во всех больницах города самым смышленым психам показывали фотографию Ильи. Часто его узнавали, говорили, что это киноактер или народный депутат, но правильно никто не угадал. Особое внимание уделили отделению, где работали бывшие подчиненные Китайца. Тут узнали его многие, а один даже шепнул, что помог ему три дня назад бежать, но диагноз у больного был вызывающий сомнение в словах – "сочинитель", поэтому на всякий случай верить ему не стали. По документам выяснилось, что одного человека не хватает. Но завотделением валил все на нерадивость недавно поступившего медперсонала и даже издал приказ о лишении Хари и Чукчи квартальной премии. На этом дело и кончилось.
И только теперь, потеряв его, Жанна поняла, насколько дорог стал ей этот беспомощный, но удивительно милый человек.
Проходили дни, из Китая вернулся Сергей, но Илья так и не объявился. Он исчез бесследно.
ЧАСТЬ VI
Глава 1
– Этого я не знаю. Тебя принесли ночью без сознания и тут же сделали укол. Но теперь… теперь нужно быть очень осторожным. Мне дали двадцать дней, чтобы я привел тебе в порядок; если за это время мне не удастся – тебя переведут в первую палату.
– Что же делать? – медленно проговорил Илья.
Память приходила толчками.
– А делать вот что. – Густобровый человек снова оглянулся и, не увидев никого в пределах слышимости, продолжал: – Если они узнают, что ты пришел в себя, они снова начнут ставить над тобой свои чудовищные эксперименты. У меня осталось десять дней. Эти десять дней тебе придется прикидываться ничего не соображающим. Понятно?
– А что это даст?
Илья начинал мыслить более отчетливо и быстро, мозг возобновлял свои функции.
– Это оттянет твой перевод на десять дней. А там будет видно. Во всяком случае, я уже передал на волю Свинцову, что ты здесь. Он готовит штурм отделения.
И тут внезапно Илья вспомнил этого человека: ведь это он подходил с общей тетрадкой незадолго до побега Ильи и показывал написанные в тетради фразы.
– А-а, ты из ополчения Свинцова, – догадался Илья.
– Конечно. Ты еще не понял? Свинцов случайно подслушал разговор людей Китайца, узнав от них, что ты – в психбольнице и там из тебя выпытывают какие-то сведения. Свинцов разослал ополченцев по дурдомам, чтобы тебя нашли и помогли чем можно. Это дело нетрудное. Ополчение против Китайца он в дурдоме и сорганизовал. Разве ж нормальные люди пошли бы в ополчение против такого бандита, как Китаец. Мне все с легким приветом. Вот я, например, писать люблю. – Он кивнул на тумбочку, где лежала толстая тетрадь, которую он уже показывал. – Бывает, чувствую такое беспокойство, какое-то особенное. Ну, думаю, началось. Сяду дома и пишу, и пишу…
– А что пишешь?
– Так, разное: рассказы, повести, романы – всякую белиберду придумываю. Приключенческие романы писал, детективные, да и просто про жизнь – реализм.
– Так, выходит, ты писатель.
– Да нет. Писатель – это кто? Достоевский, Чехов да и прочие. А я просто писать люблю. Поэтому и пошел к психиатру районному, он меня на обследование направил на предмет выявления таланта – там я со Свинцовым и познакомился. Сейчас, например, роман пишу. – Он посмотрел на тетрадку. – Ты, Илья, пей побольше. Тут травка заварена, ее с воли передают, по тибетскому рецепту. Есть у нас в ополчении специалист по восточным медицинам, тоже из дурдомовцев. Он говорит, когда много отвара из этой травки пьешь, она из организма лекарства выводит. Пей, пей.
Он протянул Илье кружку. Илья хотел взять ее, но ополченец не разрешил.
– Для всех ты невменяемый. Понял? Так что я буду продолжать тебя кормить и в писсуар выводить.
Он дал Илье выпить отвар до дна.
– А как мне себя вести нужно? – спросил Илья.
– Как, как? Да обыкновенно, как всегда вел,-смотри вперед, будто ничего не соображаешь, на вопросы не реагируй. Хорошо будет, если укусишь Чукчу проклятого, да побольнее. Уж как он над тобой издевался, садюга!
– Я же не знаю, как тебя зовут, – спохватился Илья.
– Разве я не сказал? – всполошился ополченец. – Имя у меня простое, но редкое – Парамон.
Илья, уставший от чересчур долгого умственного напряжения, закрыл глаза.
– Во-во, если тупо смотреть в пространство надоест, – сказал Парамон, ласково похлопав Илью по руке, – глаза закрывай и лежи, чтобы тебя не спрашивали. А сейчас поспи: тебе сил набираться нужно.
Спал Илья недолго и, открыв глаза, лежал, не двигаясь. Он вспомнил свой неудавшийся побег, охранника, Кирилла… На ум пришел подслушанный им в кабинете врача разговор, из которого Илья понял, что Парикмахер бежал именно с этого отделения. Но как?! Нужно вспомнить, непременно нужно вспомнить… Он стал в подробностях восстанавливать в памяти разговор с Парикмахером в подвале в тот день, перед его смертью. Пролежав так в размышлениях минут пятнадцать с небольшим, Илья отчаялся и для разнообразия, предварительно осмотревшись, не наблюдает ли за ним кто-нибудь, взял с тумбочки толстую тетрадку Парамона и открыл на первой странице. Там был набор слов, который Илья уже видел. Пролистнув две странички, он наткнулся на убористый, но разборчивый текст. "Наверное, это роман, который он пишет", – подумал Илья и стал читать сначала.
"Кругом была кровь. Кровь была не только на полу, но и на стенах и даже на потолке, словно какой-то псих или шутник кропил ею для смеха и произведения пущего театрального эффекта. И эффект ему удался. Но не это казалось самым омерзительным и жутким в комнате…"
"Что это? Роман ужасов, что ли? Нужно порасспросить Парамона об этом…"
А тут как раз Парамон собственной персоной вошел в палату, увидел в руках Ильи свою тетрадь и, всплеснув руками, бросился к нему.
– Ты что?! Хочешь, чтобы тебя опять мучить стали?! – воскликнул он, вырывая тетрадь. – Лежи, не двигайся как дурак. Может, Свинцов скоро на штурм пойдет.
– Тяжело лежать в таком бессмысленном состоянии.
– Ты нормальным остаться хочешь? Значит, побудь некоторое время дураком. Если что – я рядом буду. Я ведь здесь и сплю.
Это была бывшая койка Малюты.
– Скоро ужин, – сказал Парамон, помолчав. – Буду тебя кормить. Хорошо бы для естественности, чтобы ты под себя разок-другой сходил, – расчесывая пальцами густые брови, задумчиво проговорил он.
– Ну уж нет! – возмутился Илья. – Я и так еле…
Он осекся, боковым зрением увидев белый халат, и закрыл глаза, откинувшись на подушку.
Через несколько минут Парамон дал отбой.
– Чукча проклятый прибегал, – сказал он. – Пойду за ужином схожу.
Во время ужина, когда Парамон кормил его с ложечки, Илья испытывал отвратительное и в то же время сладостное ощущение. Что это было? Он, пожалуй, не мог определить, возможно организм вспомнил детство, руки матери… Это было, действительно, странное ощущение, равного которому он не испытывал в своей жизни.
– А чего я тебя кормлю?! – возмутился Парамон. – Давай я лучше тебя от двери прикрою, а ты сам быстренько.
Так и сделали.
Следующие дни Илья старательно притворялся невменяемым. Парамон всячески подыгрывал ему – водил в туалет, кормил и так далее… Ни у кого пока не возникало подозрений. Илья старался изо всех сил. Это оказалось трудным делом, наверное так же, как для психа прикидываться нормальным. Мыслительные его функции приходили в норму. Он упражнялся, вспоминая стихи, которые когда-то знал наизусть, делал в уме вычисления. Но мысль о беженце Парикмахере не оставляла его.
Однажды ночью он окликнул Парамона.
– Слушай, ведь несколько лет назад отсюда сбежал один человек.
И Илья рассказал все, что помнил, о Парикмахере и о разговоре, подслушанном ночью.
– Так, значит, отсюда есть выход, – задумчиво проговорил Парамон. – Теперь давай сначала. О ходе ему сказал алкаш?
– Да, – подтвердил Илья.
– Выходит, что находится он в углу палаты под линолеумом. Сверху – кровать, так?
– Так.
– Тогда завтра я этот ход найду, понял? Только ты сегодня спи.
Но Илья спать не мог. Он вспоминал, стараясь воспроизвести в памяти мельчайшие подробности и припомнить еще хоть одно слово, сказанное Парикмахером: ведь это одно слово, одна крохотная деталь могла решить все… Но так и не смог вспомнить.
Все утро и половину дня Парамон у койки Ильи отсутствовал. Он лазал под кроватями, отгибал, где возможно, линолеум и вел себя довольно подозрительно. Везде за ним ходила стайка любопытных умалишенных. Парамон не опасался, что кто-нибудь из обслуживающего персонала заинтересуется его действиями. Как только на горизонте появлялся человек в белом халате, Парамон тут же поиски свои бросал, бежал к нему со своей тетрадкой и приставал, заставляя прочитать из его нового романа хотя бы строчку. Поэтому персонал (Харя с Чукчей) шарахался от него, но не обижал, видя в Парамоне человека служивого, зная, что он приставлен к Илье на двадцать дней и в эти дни трогать его нельзя.
Пока не было Парамона, Илья ерзал на кровати, не находя удобного положения, и чуть не выдал себя, когда в палату вошел Чукча делать кому-то укол. Впрочем, все уже привыкли к тому, что Илья в бессознательном состоянии, и не обращали на него внимания.
Парамон вернулся перед обедом. Ни слова не говоря, сел на свою койку, теребя в руках общую тетрадь и читая из нее наугад.
– Ну что? – Илье не терпелось узнать.
– Все облазал, все простучал, – сказал Парамон, не поднимая глаз. – Надул тебя твой Парикмахер. Нету никакого хода – выдумка это все.
– Ты хорошо смотрел?
Парамон поднял на него глаза, сдвинул густые брови.
– Я все облазал, все отделение переполошил, а ты сомневаешься, – в голосе его прозвучала обида.
– А что же тогда делать? – расстроился Илья.
– Будем ждать Свинцова, – сказал Парамон. – А сейчас мне пописать хочется. Не могу прямо.
После обеда он подсел к тумбочке, достал коротенький карандаш и стал писать и писал до самой глубокой ночи, пока не погасили везде свет.
– Эх, жалко, – сказал Парамон, подняв от тетради голову и цокнув языком. – На самом интересном месте погасили.
Он закрыл тетрадь и лег в постель.
Наутро Парамон отправился за завтраком. Илья ночью спал плохо, поэтому, пока Парамон ходил в столовую, задремал.
– Проснись!
Над Ильей стоял Парамон с тарелкой каши в руке и тряс его за плечо.
– Кровать была на колесиках?!
– Какая кровать?.. – со сна Илья понимал плохо.
– Кровать, которую Парикмахер отодвигал?
– Ну, может, и на колесиках… Какая разница… А хотя да, на колесиках вроде. Ну да, он точно сказал – "откатил". Да, так и сказал.
– Ну вот. – Парамон поставил тарелку на тумбочку и в изнеможении опустился на свою койку.-Тогда нашел.
Глаза его сияли радостью.
– Где? – еле слышно выговорил Илья.
– Ты не поверишь, – оживился Парамон, приблизив лицо к Илье. – Меня как молнией треснуло. Она, думаю, она, родимая! И ты знаешь, где выход?!
Илья, впившись глазами в Парамона, молчал. Парамон оглянулся, привстав, приблизил губы к уху Ильи и прошептал:
– В первой палате, в самом углу у окна… Там и плинтуса нет. Судя по всему, там люк и есть.
– Нужно пойти посмотреть, – сказал Илья, спуская ноги на пол.
– Не забудь идиотское лицо, – напомнил Парамон.
Надев тапки, Илья полуприкрыл затуманенные глаза и отпустил челюсть.
– Слюны добавь, – нанес последний штрих Парамон, полюбовавшись, взял его под руку и вывел в коридор.
Илья шел, нетвердо переставляя плохо гнущиеся ноги. Идиотство получалось у него неплохо. За несколько дней осознанной жизни он натренировался, да и Парамон был хорошим педагогом. Парамон говорил, что когда Илья старается, то идиотство у него получается даже лучше, чем когда он был в бессознательном состоянии.
Навстречу им из столовой вывалили больные. Парамон, бережно поддерживая невменяемого Илью, вел его по коридору. Проходя мимо первой палаты, Илья замычал и бросился к зарешеченной двери. Стоявший рядом Чукча ухмыльнулся.
– Скоро будешь там, однако, – сказал он самодовольно, как будто в этом была его заслуга.
Илья приник к решетке. На кровати, стоящей у окна, совершенно голый, с телом могучим, обросшим черными густыми волосами, возлежал бригадир. Он ел руками кашу из железной миски. Пища падала ему на грудь, путалась в волосах… Бригадир рычал от удовольствия и был страшен и омерзителен.
"Господи! – пронеслось в голове у Ильи.-Ведь это под его кроватью".
Плинтуса там (как и говорил Парамон) не было. Это вполне могла оказаться та самая кровать.
Больной с опухшим лицом, увидев, что кто-то подошел к двери, спустился с кровати и, встав перед Ильей, глядел на него, словно желая что-то сказать. Если бы у него не были такие же, как у Ильи, мутные глаза и отвислый слюнявый подбородок, то Илья и вправду подумал бы, что он хочет что-то выразить словами или спросить.
– Пойдем, Илья, – оттащил его Парамон. – Больше нельзя.
Когда после туалета они вернулись в палату и Илья лег на свою кровать, Парамон тихонько спросил:
– Ну как?
– Ты видел его?
– Кого? – не понял Парамон.
– Ну этого, волосатого, бригадира, – с отвращением выговорил Илья.
– Ах, ты об этом… Ну, я думаю, справимся вдвоем-то.
Илья посмотрел на щуплую фигурку самоуверенного Парамона и досадливо цокнул языком.
– Такого абрека нам не одолеть. Надо же так случиться, что выход охраняет самый свирепый на отделении сумасшедший.
– Знаешь что? Мы его во сне отключим – дадим ему по темени тяжестью какой-нибудь, а сами деру.
Парамон беспрестанно теребил свои густые брови – то одну, то другую…
– Да и ручки нет, – пессимистически вздохнул Илья. – Как мы в палату попадем?
– А вот насчет ручки ты ошибаешься. Еще как попадем! Мне ведь с воли ручку передали. После того как ты побег устроил, такой шмон на отделении учинили – все матрасы перерыли, перещупали, всех дуриков обыскали. Я ее чудом уберег в туалете, в бачке сливном.
– Ну тогда, пожалуй, можно рискнуть,-проговорил Илья, задумчиво погладив стриженую голову. – Впрочем, другого-то выхода нет.
Илья не был в восторге от плана впотьмах биться с могучим бригадиром. А если все шизики палаты встанут на его защиту? Да их попросту разорвут на мелкие клочки. Вряд ли успеет вмешаться персонал. Но теперь (после всего) Илья настолько не ценил свою жизнь, настолько ничтожной ему казалась потеря здоровья, что он совершенно не боялся смерти… Да что там смерти – он не боялся даже безумия.
Командовать побегом взялся Парамон. Илья не возражал, тем более что густобровый человек мог беспрепятственно передвигаться по отделению: он был вне подозрений.
Когда спустилась ночь, Парамон несколько раз сходил на разведку, потом тихонько шепнул Илье: "Пора".
Они вышли в коридор. После побега Ильи раскладушку ночного санитара перенесли за угол ближе к выходу, чтобы ему была видна дверь из отделения. Эта перестановка оказалась для беглецов очень кстати. Теперь проснувшийся санитар не видел двери первой палаты, для этого ему нужно было встать и, сделав два шага, заглянуть за угол.
– Погоди, мы же не взяли ничего для самообороны.
– Будь спокоен, – прошептал Парамон. – Я прихватил на всякий случай пять кусков хлеба. Может, удастся его подкупить. Или – во!
Он дал пощупать в кармане его пижамной куртки какой-то круглый, увесистый предмет.
– Это я из сестринской украл. Они этой железякой орехи колют.
– Ты, если что, бей по темени. Я ему руки зажму, а ты бей, понял…
Перешептываясь, они постояли у зарешеченной двери. Палата номер один, бурча, храпя, постанывая, спала. Не спал только один. Он сидел на кровати и мерно раскачивался из стороны в сторону, это был безумный Малюта. Умаявшись от уничтожения бесчисленного войска "человечеков", последний депутат последнего съезда народных депутатов, десятый пациент первой палаты – Малюта – отдыхал. А когда он отдыхал, то любил вот так раскачиваться из стороны в сторону.
– Ну, пошли. С Богом, – сказал Парамон и, сунув в дверь ручку, бесшумно отворил ее.
Они вошли и закрыли за собой дверь. Медленно, каждую секунду ожидая нападения разъяренных сумасшедших, они двинулись к койке бригадира.
Бригадир голой волосатой массой громоздился на кровати, раскинув руки, и с виду был грозен и страшен. Чудовищные размеры этого человека вблизи еще более изумляли, и Илья мысленно попрощался с жизнью и здоровьем. Единственная надежда была подкупить хлебом сумасшедшего монстра. А драться! Драться с таким – безумие!
Они почти дошли до кровати, но тут сзади из коридора донесся шум. Они, как по команде, бросились на грязный пол и замерли. Мимо палаты кто-то прошел.
– Ну что, будить будем? – шепотом спросил Парамон у лежащего рядом Ильи, голос его дрожал.
Илья пожал плечами.
– Ладно, давай я попробую, – шепнул Парамон.
Не решаясь разбудить или треснуть спящего по тупой башке тяжестью, он встал над ним, глядя на громаду грязного, вонючего тела.
– Да он, кажется, не дышит… – прошептал Парамон, приблизив губы к уху Ильи.
– Как не дышит? – не понял Илья, привстав с четверенек.
Парамон тронул руку спокойно лежащего бригадира; соскользнув с кровати, она тяжело повисла в воздухе.
– И рука совсем холодная, – проговорил Парамон, поежившись.
Илья поднялся с четверенек, заглянул в лицо бригадира и увидел, что приоткрытые глаза его неподвижны, челюсть отвалилась…
– Да он, похоже, умер, – констатировал Илья.
С соседней койки, приподнявшись на локте, на них безмолвно глядел сумасшедший. Илья краем глаза все время контролировал его, каждую секунду ожидая нападения. Но дурик враждебности не проявлял, а смотрел только.
– Ну и слава Богу, что умер, – сказал Парамон. – Давай кровать отодвинем, чтобы удобнее было. – Парамон схватился за спинку.
Илья тоже взялся за спинку, но кровать настолько присохла к полу, что ее, несмотря на наличие колесиков, не удалось даже сдвинуть с места. Кроме того, мертвый бригадир весил о-го-го сколько.
Из коридора раздался шум. Илья с Парамоном снова бросились на грязный, заскорузлый от экскрементов пол и затихли. Мимо двери кто-то прошаркал тапками по полу, должно быть, в туалет.
Они лежали до тех пор, пока все не стихло.
– Ну что, попробуем еще разок, – предложил Парамон.
Они поднялись с пола и, оглядываясь на дверь, снова взялись за спинку. Илья почувствовал за спиной движение. Все чувства в эту минуту были обострены – он резко повернулся, ожидая нападения. Сзади стоял тот самый придурок с опухшим лицом и отвислой слюнявой челюстью, следивший за их действиями со своей кровати. Илья, чувствуя агрессию окружающей среды, хотел ударить человека. Но тот, словно поняв намерения Ильи, поднял руки вверх.
– Не нужно. Я помогу вам… – Человек говорил тихо и медленно, словно давно отвык говорить.
В подтверждение своих слов он взялся за спинку кровати и стал тянуть. Илье и Парамону ничего не оставалось, как последовать примеру сумасшедшего. Втроем они смогли сдвинуть кровать.
– Вы хотите бежать отсюда? – спросил больной, вглядываясь в лицо Ильи.
Илья не ответил.
– Не бойтесь меня. Они думали, что смогли свести меня с ума. Понимаете? Но Петра нельзя свести с ума. Как они просчитались! Ведь меня назвали в честь Петра Великого! – с пафосом проговорил человек.
– Тише, прошу вас, тише!.. – умоляюще зашипел Парамон. – Санитар в коридоре!
И правда, из коридора вновь раздался шум шагов. Они еле успели лечь на пол. Петр, взвизгнув пружинами кровати, брякнулся на свое место. Кто-то из спящих зарычал во сне и перевернулся на другой бок.
Илья с Парамоном поднялись, рядом с ними снова оказался Петр. Он подошел к кровати бригадира и, склонившись над ним, заглянул в лицо, потрогал пульс под подбородком.
– Он, действительно, умер, – сказал Петр негромко. – Какое счастье. Послушайте. Ведь это правда, что бригадир умер? – обратился он к Илье, как будто сам себе не поверил.
– Правда, правда, – заверил его Парамон.
– Они думали, что меня так просто свести с ума, но они просчитались. – Он говорил только для Ильи, на Парамона же не обращая никакого внимания. – Вы скоро будете на воле, передайте моей матери, что я жив и не сумасшедший. Вот телефон. – Он сунул в руку Илье бумажку. – Я здесь уже восемь лет, я вынужден притворяться сумасшедшим, чтобы они не свихнули меня своими лекарствами. Они все время требовали, чтобы я что-то вспомнил. Но я не могу… Понимаете?!
– Да, конечно, я обязательно позвоню,-проговорил Илья, пряча бумажку в карман куртки.
Только сейчас он узнал этого больного, ведь это он подходил к клетке, когда возле нее останавливался Илья. Илью всегда не оставляло чувство, что этот сумасшедший хочет что-то сказать ему.
– Передайте моей матушке, что сыночек ее Петр жив, здоров, и пусть она принесет мне яблок и сигарет. Ладно? Тут как-то недавно Парикмахер уходил. Я его тоже просил позвонить. Да он, видно, забыл, – грустно сказал Петр.-Ты уж не забудь.
– Хорошо, конечно…
Илья перелез через кровать с мертвым бригадиром и, отогнув линолеум, стал шарить по полу руками, ища ручку люка. Найдя ее, потянул изо всех сил, но она не тронулась с места, тогда он догадался повернуть ее вправо и дернуть. Крышка поддалась и, лязгнув, отошла. Из щели потянуло затхлой сыростью. Илья почувствовал приближение свободы, заныло под ложечкой…
– Так не забудь, – перегнувшись через тело мертвого бригадира, напомнил Петр. – Жив и здоров.
– Послушай, Петр, давай вместе убежим. Ведь ты нормальный. Убежим из этого ада.
Лицо Петра искривила улыбка, в полумраке она показалась жутковатой.
– Не-ет! Я ждал этого семь лет. Я мечтал об этом ночами напролет. И теперь бежать… Не-ет!
– Чего, чего ты ждал?
– Когда сдохнет этот проклятый бригадир. – Он стукнул кулаком по мертвому телу. – Теперь я буду бригадиром! Теперь это моя койка! Я их вот как держать буду! – Голос его окреп, плечи расправились, Петр показал кулак. – Я наведу здесь порядок, не зря меня назвали в честь Петра Великого! Потому что теперь я самый сильный в палате! Теперь я бригадир! И это моя койка!!
– Илья, нужно уходить, – пугливо озираясь, напомнил Парамон. – Ты уходишь один. Я все здесь приведу в порядок.
– Спасибо вам, друзья, – сказал Илья и стал на ощупь спускаться по металлическим ступеням в темноту.
Люк наверху закрылся.
Илья исчез бесследно.
Вот что происходило в то время, пока Илья прохлаждался в больнице.
Карина, конечно же, никуда не уехала, а вместе с Басурманом сняла комнату и сама стала следить за людьми, которые следили за Ильей и Сергеем.
Кое-что подслушав и кое-что подглядев, через три дня она уже многое знала о Китайце и его людях. Вот только никак не могла понять, что всемогущему Китайцу нужно от ее безобидного и малоимущего бывшего мужа. Она видела ящики, поступавшие к Сергею, и до многого додумалась, гадая, что у них внутри. Она хотела даже на пару с Басурманом выкрасть один ящик, полагая обеспечить его содержимым себя на всю жизнь. Но Сергей увез куда-то ящики, чем немало огорчил Карину. Она проследила за Ильей до самого вокзала и даже присутствовала при его похищении, после чего два дня провела в постели. Нужно было как-то выручать Илью. Но как?!
Она бы могла ворваться к наблюдателям, которые (она знала) располагались в квартире напротив, и вымучить у них, куда они подевали ее бывшего мужа. Но наблюдательный пункт во время ее болезни был ликвидирован. Сергей куда-то исчез, а больше она никого не знала. Можно было бы, вздохнув, уехать в Новгород, а там и Гвинея не за горами, но Карина решила выручить Илью.
Сначала Карина хотела пойти в милицию сообщить о похищении, но то, что она подслушала и подглядела, убедило ее в силе и связях Китайца.
Из двухдневного пребывания в городе она помнила только потомка фараонов да еще эту противную хромоногую девицу в красной иномарке. Звали ее, кажется, Жанна. Вот ее-то Карина и стала разыскивать. Это оказалось непросто, но упорная Карина добилась своего.
Выслушав ее рассказ, Жанна встревожилась и обещала по своим каналам что-нибудь узнать и помочь.
По городу прокатилась волна арестов. Брали близких к Китайцу людей, допрашивали с пристрастием, но никто не выдал нужной информации. Эта мера была, скорее, профилактической, потому что тот, кто знал Китайца, никогда бы его не выдал: слишком велик был страх перед ним.
Все оказалось бесполезным.
Илья пропал.
Только через три недели секретный агент, внедренный в окружение Китайца, сообщил о существовании тайного отделения психиатрической больницы, где по предположению и содержится разыскиваемый человек. Больница в донесении не была указана, поэтому прошли проверочным рейдом по многим психбольницам города. Но опять никаких результатов.
В одной из больниц, правда, санитарами работали люди, фигурировавшие в деле Китайца, – это вызвало подозрения. Во всех больницах города самым смышленым психам показывали фотографию Ильи. Часто его узнавали, говорили, что это киноактер или народный депутат, но правильно никто не угадал. Особое внимание уделили отделению, где работали бывшие подчиненные Китайца. Тут узнали его многие, а один даже шепнул, что помог ему три дня назад бежать, но диагноз у больного был вызывающий сомнение в словах – "сочинитель", поэтому на всякий случай верить ему не стали. По документам выяснилось, что одного человека не хватает. Но завотделением валил все на нерадивость недавно поступившего медперсонала и даже издал приказ о лишении Хари и Чукчи квартальной премии. На этом дело и кончилось.
И только теперь, потеряв его, Жанна поняла, насколько дорог стал ей этот беспомощный, но удивительно милый человек.
Проходили дни, из Китая вернулся Сергей, но Илья так и не объявился. Он исчез бесследно.
ЧАСТЬ VI
Глава 1
ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА
Илья спускался по тонким железным прутьям лестницы. Кругом была непроглядная тьма. Вверху над головой что-то грохнуло, отдалось эхом в металлических стенах. На голову посыпался мусор – это Парамон захлопнул люк.
– Господи, темень-то какая, – бурчал Илья, перебирая руками ступени и опускаясь все ниже, в неизвестность.
Неожиданно ноги наткнулись на твердое. Илья ощупал руками стены вокруг себя. Он был возле входа в металлическую трубу. Размер трубы позволял продвигаться по ней только на четвереньках.
– Господи, темень-то какая, – бурчал Илья, перебирая руками ступени и опускаясь все ниже, в неизвестность.
Неожиданно ноги наткнулись на твердое. Илья ощупал руками стены вокруг себя. Он был возле входа в металлическую трубу. Размер трубы позволял продвигаться по ней только на четвереньках.