Однако Керенский, как политик и человек, своим решением о приостановлении преследования политических и уголовных преступников совершил роковую ошибку. Спасая от позора и политического скандала несколько сот членов своей партии, ревностно оберегая свое премьерское кресло в правительстве, он принес в жертву 150 миллионов граждан России, оказавшихся после октябрьского военно-политического переворота под игом большевиков.

Глава 9
Плата за российский престол

   Развращающая ложь, умолчание и лицемерие должны уйти навсегда и бесповоротно из нашей жизни.
А. Д. Сахаров

   Для Ленина 27 октября 1917 года стал, пожалуй, самым счастливым днем его жизни. В этот день Владимир Ильич Ульянов (Ленин) получил то, о чем мечтал целых три десятилетия: он сделался главой Российского государства.
   Однако новоиспеченный премьер советского правительства ясно и ответственно понимал, что пора незамедлительно и исправно возвращать долги тем, кто помог ему взойти на российский престол. Ленину предстояло решить ряд сложнейших задач организационного, военного и дипломатического характера, среди которых подписание советским правительством мирного договора с Германией являлась первостепенной. По сути, эта задача занимала центральное место в общей цепи предательской деятельности вождя большевиков. Поэтому, захватив власть в Петрограде и прикрывшись пресловутым декретом о мире, принятым Вторым Всероссийским съездом советов Рабочих и Солдатских депутатов, Ленин теперь уже открыто и решительно стал претворять в жизнь задание германского правительства по скорейшему заключению сепаратного мира.
   Доведенные до крайнего истощения, Германия и Австро-Венгрия давно уже жаждали избавиться от забот на Восточном фронте. «Надо… во что бы то ни стало постараться заключить сепаратный мир с Россией»{600}, – настоятельно требовал германский кронпринц от Вильгельма II летом 1917 года. При этом следует отметить, что уже 19 июля 1917 года Рейхстаг большинством голосов принял резолюцию о мире. Выражая свое удовлетворение этим решением, император заявил депутатам, что мир по соглашению состоит в том, что «мы возьмем у врагов деньги, сырые материалы, хлопок, масла и из их кармана переложим в наш карман»{601}. Забегая вперед, отмечу, что благодаря Ленину все так и было сделано.
   Должен сказать, что тайные договоренности германских властей с большевистским лидером не оставались незамеченными дотошными журналистами России. 12 ноября 1917 года газета «Народ», выражая свое возмущение действиями советского правительства, писала: «Ленин и Троцкий, при усиленном содействии компаньонов – Парвуса, Радека и Ганецкого, предложили Германии сепаратный мир… Штыком и насилием узурпируя волю народа, Ленин и Троцкий губят народ, вгоняя страну в тупик, из которого долгие годы она не сможет выбраться. Издеваясь над российской демократией, издеваясь над солдатами, рабочими и крестьянами, именем которых они самозванно прикрывают это позорное преступление».
   С резкой критикой позиции советского правительства по вопросу мирных переговоров с Германией выступили почти все (кроме большевистских) столичные издания.
   Но уже ничто не могло остановить Ленина. Главная цель, которую он ставил перед собой, была достигнута с помощью германских денег. Теперь предстояло возвращать долги.
   В советской историографии факты, связанные с историей заключения Брестского мира, основательно извращены и фальсифицированы. Так, в «Истории дипломатии» говорится, что «в ночь на 21 (8) ноября Совнарком послал радиотелеграмму Главнокомандующему русской армии генералу Духонину, приказывая ему немедленно предложить перемирие всем воюющим странам как Антанты, так и германского блока»{602}. Между тем это в корне противоречит истине. Во-первых, указанную выше радиотелеграмму, в обход членов Совнаркома и без их согласия, подписал Ленин. Известно, что против мира с Германией выступали многие члены правительства, например, наркомы Рыков, Троцкий, Теодорович, Ногин, Оппоков (Ломов), Милютин и другие. Во-вторых, радиотелеграмма предписывала генералу Духонину начать переговоры о перемирии исключительно «с командованием австро-германских войск», что являлось прямым предательством по отношению к союзникам России – странам Антанты (Англии и Франции). Лишь на следующий день Наркоминдел обратился с нотой ко всем послам союзных держав, в которой предлагалось объявить перемирие на фронте и начать мирные переговоры. Однако, не дав послам времени для согласования ноты со своими правительствами, 22 (9) ноября Ленин, опять-таки без обсуждения вопроса на заседании Совнаркома, послал телеграмму во все полки, дивизии и корпуса действующих армий фронта. «Пусть полки, стоящие на позициях, – гласила телеграмма, – выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам право на это»{603}.
   Первая «ласточка» полетела в Берлин, а там этого и ждали.
   В связи с этим генерал Людендорф писал: «С конца ноября с востока на запад беспрерывно потянулись воинские поезда. Дело заключалось уже не в обмене выдохшихся на западе дивизий на свежие с востока, а в действительном усилении численности западного фронта»{604}. И в этом деле немцам оказывал услугу Ленин.
   Спустя пять дней, 27 (14) ноября, германское правительство согласилось приступить к мирным переговорам.
   Да и как было не согласиться! Особенно после 6 апреля 1917 года, когда в войну против австро-германского блока вступили США. Американский президент Вильсон, а также представители Англии и Франции неоднократно обращались в Народный Комиссариат Иностранных дел с предложением оказать помощь России оружием, боеприпасами, продовольствием, деньгами для оплаты жалованья солдатам (по 100 руб. в месяц на каждого), военными специалистами и инструкторами. Однако Ленин на эти предложения не реагировал. (Справедливости ради надо отметить, что был один случай (22 февраля 1918 г.), когда Ленин послал записку в ЦК, на котором обсуждался вопрос о возможности приобретения оружия и продовольствия у держав Антанты, с просьбой присоединить его голос «за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма»{605}.)
   Германия остро нуждалась в подписании мирного договора с Россией, и в этих намерениях немецкие власти не останавливались ни перед чем. Вот что пишет по этому поводу известный немецкий исследователь Земан: «…Всецело в наших интересах было использовать период, пока они (большевики. – А.А.) у власти, который может быть коротким для того, чтобы добиться прежде всего перемирия, а потом, если возможно, мира. Заключение сепаратного мира означало бы достижение желанной цели, а именно – разрыв между Россией и ее союзниками»{606}.
   Должен сказать, что по вопросу заключения сепаратного мира с Германией у Ленина и его единомышленников были большие сложности. Они не находили поддержки ни у членов правительства, ни у членов ЦК РСДРП(б), ни со стороны влиятельных партий, особенно эсеров. Так, известно, что на расширенном заседании ЦК РСДРП (б) 11 (24) января, на котором Ленин выступил с тезисами по вопросу о немедленном заключении мира, за них проголосовали 15 человек, то есть менее четверти участников совещания; 32 человека поддержали позицию «левых коммунистов», требующих продолжения войны, и 16 – позицию Троцкого. Но Ленина результаты голосования не обескуражили. Он собирает одно совещание за другим. Так, 21 января (3 февраля) на совещании представителей разных политических течений за «германский аннексионистский мир» выступили 5 человек, против – 9. Не принесли желаемого успеха и заседания ЦК 17 и 18 февраля. Однако, не обсуждая этот вопрос в правительстве, Ленин утром 19 февраля «от имени Совнаркома» посылает немцам следующую радиограмму: «Ввиду создавшего положения, Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным подписать условия мира, предложенные в Брест-Литовске делегациями Четверного Союза (Германия, Австро-Венгрия, Болгария, Турция. – А.А.). Совет Народных Комиссаров заявляет, что ответ на поставленные германским правительством точные условия будет дан немедленно»{607}. Эти действия нельзя расценить иначе, как мошенничество и прямое пособничество германскому правительству. В период переговоров о сепаратном мире газета «Русь» писала: «В. И. Ленин-Ульянов вполне оплатил Германии за бесплатный проезд в германском запломбированном вагоне. Он вместе со своими соратниками заплатил ей кровью, – кровью тысяч русских граждан, слезами жен и матерей, разрушенной Москвой и тысячами ужасов, весьма приятных немецкому сердцу»{608}.
   Однако немцы, прочно удерживая в руках послушного российского премьера, предъявили российскому правительству новые, еще более тяжелые условия мира. В связи с этим Ленин 23 февраля вновь созывает заседание ЦК партии. Бурное и острое обсуждение вопроса показало, что число противников подписания условий мира с Германией преобладает. Более того, в конце заседания группа «левых коммунистов» (Бухарин, Ломов, Бубнов, Пятаков, Яковлева и Урицкий) заявила в знак протеста, что уходит со всех ответственных партийных и советских постов. Вечером того же дня Ленин организует объединенное заседание фракции большевиков и левых эсеров ВЦИК. Но и это заседание никакого решения не приняло. Собственно, Ленин и не пытался ставить на голосование вопрос о подписании мира с Германией, поскольку было очевидно, что число противников его позиции возросло. Тогда Ленин идет на авантюру. В срочном порядке, в3 часа ночи 24 февраля, созывается заседание ВЦИК. После доклада Ленина, против подписания мира выступили «левые коммунисты», меньшевики, левые и правые эсеры, анархисты. Однако это не помешало Ленину и его окружению путем грубого нарушения демократических принципов, подтасовок фактов и фальсификаций документов протащить предложенную им резолюцию о принятии немецких условий мира.
   В официальной литературе подчеркивается, что «116 голосами против 85, при 26 воздержавшихся, заседание утвердило предложенную большевиками резолюцию о принятии немецких условий мира»{609}. Эти сведения весьма и весьма сомнительны. Как можно принять их всерьез, если отсутствуют материалы по процедуре голосования и списки членов ВЦИК, участвовавших в этом заседании? Во-вторых, следует отметить, что голосование проводилось при отсутствии кворума. Да и можно ли было приступать к самой процедуре голосования, если в это время, в другом помещении, проходило совещание большинства «левых коммунистов» – одних из основных противников подписания мира с Германией? Среди них были и члены ЦК.
   Наконец, как можно было менее чем за полтора часа открыть заседание ВЦИК, выслушать доклад, задать вопросы докладчику и выслушать его ответы, выступить в бурных прениях, зачитать резолюцию, провести поименное голосование, подсчет голосов, огласить результаты голосования да еще принять постановление СНК по данному вопросу? А то, что на всю процедуру, связанную с обсуждением и вынесением решения по заключению мира с Германией и ее союзниками, ушло лишь полтора часа, свидетельствует документ, подписанный Лениным: «Согласно решению, принятому Центральным Исполнительным Комитетом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 24 февраля в 41/2 часа ночи, Совет Народных Комиссаров постановил условия мира, предложенные германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск»{610}. С полной уверенностью можно сказать, что этот документ Ленин подписал без обсуждения на СНК. Да и о каком постановлении СНК вообще могла идти речь, если после выхода из него 22 февраля многих его членов он фактически распался?
   О том, что постановление и резолюция в пользу подписания мира с Германией рождались нечестным путем, свидетельствует и такой факт. Брестский мирный договор поддержали 7 из 15 членов ЦК партии большевиков. Против сепаратного мира выступали Бухарин, Троцкий, Дзержинский, Рыков, Радек, Бубнов, Преображенский, Ломов, Крестинский, Косиор, Осинский, Стуков, Ногин, Спундэ, Фенигштейн, Урицкий, Иоффе, Пятаков, Яковлева, Рязанов, Штейнберг, Спиридонова, Смирнов, Бронский, Прошьян, Покровский, Трутовский, Милютин, Теодорович, Комков и многие другие политические деятели. Против унизительного договора протестовало большинство левых эсеров, занимающих ответственные посты в государственном аппарате и входящих в состав ВЦИК.
   3 марта 1918 года в 5 часов 50 минут в Брест-Литовске был подписан сепаратный договор между Россией, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Турцией – с другой. Германское правительство торжествовало. Благодаря пособничеству Ленина оно получило возможность перебросить значительную часть своих войск с Восточного фронта на Западный.
   Что касается Ленина, то ему «мирная передышка» была нужна еще больше, чем Германии, чтобы как можно быстрее укрепить свою власть в огромной стране. Надо было собрать и бросить все силы (в том числе наемных головорезов, уголовников, голодных китайских волонтеров, военнопленных германской и австро-венгерской армий и прочих «интернационалистов») на подавление народного сопротивления большевикам.
   Любопытна позиция немецкого генерала Гофмана в отношении переговоров германских властей с большевиками о сепаратном мире: «Я много думал о том, – пишет он, – не лучше было бы германскому правительству и верховному главнокомандованию отклонить какие бы то ни было переговоры с большевистской властью. Тем, что мы дали большевикам возможность прекратить войну и этим самым удовлетворить охватившую весь русский народ жажду мира, мы помогли им удержать власть. Если бы Германия отказалась от переговоров с большевиками и согласилась бы иметь дело только с представителями полномочного правительства, избранного свободным голосованием, большевики не в состоянии были бы удержаться»{611}.
   А вот как комментировал подписание этого договора американский дипломат Э. Сиссон: «Германия заключила русский мир с собственным подставным правительством, ложно называющимся Советом Народных Комиссаров… Германия положила на русский народ особо тяжелые условия мира как наказание за слишком честолюбивые стремления своих же наемников к власти и за то, что они надеялись хоть на короткое время не только завладеть Россией, но перехитрить своих хозяев и обратить симулированную германскую революцию в настоящую.
   По хитрость их оказалась игрушкой в руках грубой германской силы. В действительности Германия перехитрила большевиков переговорами с Украинской Радой в тот момент, когда они воображали, что обманывают Германию. Однако Германия не отказалась от большевистских главарей, признавая их дальнейшую пользу для Германской мировой кампании, направленной на внутреннюю дезорганизацию народов, с которыми она воюет. Но она ограничила их деятельность пределами замкнутой провинции, в каковую теперь превратилась Великая Россия»{612}.
   Во многом можно согласиться с Сиссоном, за исключением одного: он недооценивал большевиков, хотя сговор с Вильгельмом II обошелся им действительно не дешево. Россия обязывалась произвести полную демобилизацию своей армии. Иными словами, она лишалась возможности защитить свой суверенитет. Военные суда России должны были перебазироваться в русские порты и немедленно разоружиться. От страны отходили Польша, Литва, Курляндия (Латвия), Эстляндия (Эстония). В руках немцев оставались все районы, которые были к моменту подписания договора заняты германскими войсками. На Кавказе Россия, в ущерб народам Армении и Грузии, уступала Турции Карс, Ардаган и Батум. Украина и Финляндия признавались самостоятельными государствами, причем Россия обязывалась заключить с Украинской Центральной Радой мирный договор, а также вывести свои войска из Финляндии и с Аландских островов. Правительство России обязывалось прекратить всякую агитацию против правительства суверенной Финляндии. (Здесь уместно сказать еще об одной, мягко выражаясь, неточности советской историографии, преподносящей дело так, будто Финляндия обрела государственную независимость благодаря подписанному Лениным декрету СНК от 31 (18) декабря 1917 года. Между тем выделение Великого княжества Финляндии из состава России произошло совершенно при иных обстоятельствах. После падения монархии в России в финском обществе заметно усилилось патриотическое движение, охватившее все слои населения. После октябрьского переворота в Петрограде финские боевые отряды стали разоружать российские войсковые части, дислоцированные в Финляндии. И как результат этого патриотического движения уже в ноябре 1917 года в Финляндии образовалось национальное правительство во главе со Свинхувудом. А 6 декабря Финляндский Сейм утвердил декларацию правительства о государственной независимости Финляндии.)
   По договору военнопленные обоих сторон возвращались на родину, но Россия обязывалась уплатить большую сумму за содержание своих военнопленных. Наконец, вновь вступали в силу статьи невыгодного для России русско-германского торгового договора 1904 года. «Позорный мир с Германией, сдача на милость безжалостного врага, разбил все иллюзии, – с горечью писал в апреле 1918 года журнал «За Родину». – Этот «мир» вскрыл до очевидности предательскую роль тех, кто звал к немедленному разоружению, кто скрыто и явно втоптал в грязь идею патриотизма, обороны страны, кто сумел влить яд разложения в ряды оставшихся еще на посту защитников фронта и тем самым открыл дорогу врагу».
   А вот мнение командующего германской армией на Восточном фронте генерал-фельдмаршала П. Гинденбурга: «Нечего и говорить, что переговоры с русским правительством террора очень мало соответствовали моим политическим убеждениям. Но мы были вынуждены прежде всего заключить договор с существующими властями Великороссии. Впрочем, тогда там так волновались, но я лично не верил в длительное господство террора»{613}.
   Мирный договор развязал руки военным ведомствам стран австро-германского блока. Приведенная ниже таблица{614} наглядно показывает, какому грабежу подверглась Украина с начала весны и до ноября 1918 года.
   «Всего вывезено для всех государств, заключивших договор:
   С подписанием Брестского договора возобновились дипломатические и консульские отношения между Россией и Германией. С этого момента действия сторон стали приобретать все более открытый, тесный и энергичный характер. Так, приехав в Москву, немецкий посланник граф Мирбах, по поручению своего правительства, провел предварительную беседу с председателем ЦИК Я. Свердловым. Затем, 16 мая, он был принят главой советского правительства – Лениным, с которым он имел продолжительную беседу. В тот же день Мирбах направил канцлеру письмо, в котором изложил основное содержание беседы с Лениным.
   Мирбах пишет, что Ленин верит в свою звезду и настроен оптимистически. Он признает, что система непоколебима, хотя количество нападающих, то есть противников, все более увеличивается. Говорит, что ситуация требует больших усилий, чтобы сохранить систему. Свою уверенность он основывает на том, что правящая партия является единственной, располагающей организационной силой, в то время как все остальные едины лишь в отрицании системы. В остальном же они находятся в раздоре и не имеют ничего того, что имеют большевики.
   Мирбах считал, что все это более или менее отвечает действительности, но все-таки тон, с которым Ленин говорит о бессилии врагов, указывает на то, что он недооценивает противников.
   Ленин признавал, что его противники находятся не только в правых партиях, но и в собственном лагере. Оппозиция в собственном доме критикует его за то, что Брест-Литовский договор, который он заключил, был ошибкой, так как Россия все больше оккупируется, и что это не принесло мира народам России. И он соглашается, что некоторые события недавнего прошлого оправдывают нападки противников. Поэтому его желание направлено на то, чтобы как можно скорее создалась ясность прежде всего в том, чтобы при нашем содействии был бы заключен мир в Гельсингфорсе и Киеве. В заключение Мирбах пишет, что Ленин не жаловался на то, что положение очень затруднительное. Он избегал показать то трудное положение, в котором продолжительное время действительно они находятся{615}.
   Утром следующего дня, в 10 часов 30 минут, Мирбах посылает в Берлин зашифрованную телеграмму. Вкратце обрисовав ситуацию в Петрограде и ссылаясь на общее тяжелое положение («Prekare Lage»), в котором оказались большевики (мощное антибольшевистское движение на флоте, возглавляемое моряками крейсера «Олег», выступление Преображенского полка в Сестрорецке, восстание в Сибири, руководимое атаманом Оренбургского казачьего войска Дутовым, плохая организация руководства большевиков в центре и т. д.), Мирбах ставит перед рейс-канцлером вопрос о неотложной значительной материальной помощи Ленину{616}.
   В сущности, в Берлине по каналам разведорганов, обосновавшихся в Петрограде и по всей России, были хорошо информированы о политической ситуации в Петрограде и вокруг него, и уже предпринимали шаги, чтобы, хотя бы на время, держать у власти вассальное большевистское правительство. Расчетливые германские политики и генералы хорошо понимали, что материальная помощь, которую они оказывали большевикам на протяжении четырех лет и которую собирались оказать им теперь, диктуется тем, чтобы воспользоваться плодами Брестского мирного договора. Материальная помощь большевикам была несравнима с теми огромными материальными затратами, которые несла Германия на Восточном фронте, не говоря уже о многочисленных людских потерях.
   Судя по приведенной ниже телеграмме, материальная помощь Германии большевистскому правительству стала поступать в крупных суммах регулярно.
   «Москва, 3 июня 1918… Посланник – Министерству иностранных дел
   Расшифровка
   № 233 на телеграмму № 161[78]
   При сильной конкуренции со стороны Антанты ежемесячно требуется 3 000 000 марок. В случае возможного в скором времени неизбежного изменения нашей политической линии следует считаться с увеличением потребности
   Мирбах».
   Берлин удовлетворил просьбу Мирбаха телеграммой от 10 июня.
   Не умаляя роли Мирбаха в немецко-большевистских связях после подписания Брестского договора, должен отметить, что все же не он играл первую скрипку в этих тайных связях. По-видимому, особыми полномочиями обладал советник германского посольства в Москве Трутман. Тот самый, который в 1916 году руководил специальным отделом под кодовым названием «Стокгольм», основная задача которого заключалась в поддержании контактов с группой германских агентов, занимающихся подрывной деятельностью в России (Ганецкий, Радек и другие). Зашифрованная телеграмма, отправленная Трутманом в Берлин 5 июня, о многом говорит: «Фонд, которй мы до сих пор имели в своем распоряжении для распределения в России, весь ичерпан. Необходимо поэтому, чтобы секретарь имперского казначейства предоставил в наше распоряжение новый фонд. Принимая во внимание вышеуказанные обстоятельства, этот фонд должен быть, по крайней мере, не меньше 40 миллионов марок»{617}.
   Приведенный ниже документ показывает, как и с какой оперативностью отреагировал официальный Берлин на депешу Трутмана.
   «…Берлин, 11 июня 1918
   Дорогой Кульман!
   В ответ на Ваше послание от 8 этого месяца, в котором Вы переслали мне запаску A.S. 2562 относительно России, я готов одобрить представленное, без указания оснований, предложение об ассигновании 40 млн. марок для сомнительной цели»[79] (выделено мной. – А.А.).
   В рассматриваемый период все основные государственные, частные акционерные банки и банкирские конторы России были национализированы и находились под контролем советского правительства. Казалось, после этого потребность большевистского правительства в немецких деньгах уже должна была бы отпасть. Однако факты говорят об обратном. Напрашивается вопрос: для какой же тогда «сомнительной цели» германские власти ассигновали России 40 млн. марок? Потребовались большие усилия, чтобы разгадать и эту загадку. Она, на мой взгляд, заключалась в следующем.
   После удавшегося государственного переворота в Петрограде, большевистское правительство, как известно, приступило к «триумфальному шествию» советской власти по всей территории бывшей Российской империи. А эта задача была куда более сложной, чем захват власти в центре. В сущности, это было началом гражданской войны. А добровольно участвовать в братоубийственной войне было не так уж много охотников, если не брать в расчет небольшое число формирований Красной гвардии и моряков Балтийского флота, определенное количество оболваненных большевиками рабочих и крестьян, анархистов, любителей приключений и разного рода криминальных элементов и сомнительных личностей. Вот тогда-то у гениального Ленина зародилась идея завербовать в Красную Армию, на немецкие марки, хорошо обученных и дисциплинированных австро-венгерских и немецких военнопленных. Приведенные выше и в 10-й главе факты участия немецких и австро-венгерских военнопленных в октябрьском перевороте, военно-карательных и диверсионных операциях в составе Красной Армии и ЧК в годы гражданской войны дают основания для такого вывода. А то, что россияне не желали участвовать в братоубийственной войне, подтверждается такими фактами.