Арзуманян Ашот. Арагац (Очерки и рассказы)

   День клонился к концу. Под лучами солнечного заката уже заблестели искорками перламутра тихие воды величавого Дона.
   За вечерним чаем хлопотала всегда приветливая жена писателя Мария Петровна. К нашим голосам присоединилось веселое потрескивание угольков в самоваре. Разговор касался самых обыденных тем: весенних полевых работ, отстающих и передовых колхозов, виноградников.
   Выйдя из комнаты, он вскоре вернулся, неся с собой четыре книги "Тихого Дона" в прекрасном издании.
   - Вручишь старейшему из наших друзей этот скромный подарок, - сказал он.
   На титульном листе первого тома надпись: "Дорогому Аветику Исаакяну. С сердечной любовью и глубоким уважением. М.Шолохов".
   С крепким рукопожатием Михаил Александрович пожелал мне счастливого пути и просил передать привет той земле, где он собирается побывать. Я простился с Вешенской, с благодатной землей, взрастившей великого мастера слова.
   Ранним утром я переправился на пароме через Дон. Отсюда на машине МТС ехали по ухабистой дороге. Шофер то и дело возмущался, что прошедший накануне сильный дождь, так необходимый для хорошего урожая, испортил все дороги.
   - Дождь так сгубил дорогу, - с душой говорил он, - аж сердце сжимается! Правда, в прошлом году наша земля тосковала по воде, дожди как рукой сняло. А теперь полюбуйтесь: вон в каком пышном цветении наши поля, какой будет урожай!
   Мы проезжали Базки - центр Базковского района.
   Миновали Кашарский, Криворожский районы. Нашему водителю много раз еще пришлось сетовать на дорогу. И каждый раз я старался его ободрить.
   По обе стороны дороги тянулись поля свежевспаханного чернозема - ранние пары. Кругом кипели сельскохозяйственные работы. Лишь молча стояла неподалеку от дороги одинокая ветряная мельница с обломанными крыльями.
   Я приехал в степной городок Миллерово, откуда поездом выехал в Ереван.
   1956
   ГОЛОС ЕГО НЕ УГАС
   Без гнева говорить о вредном - значит говорить бледно. Нет, сын Армении, академик Орбели не умел говорить бледно!
   Кто не помнит 1946 год, Нюрнбергский процесс военных преступников? Вот по вызову советского обвинения выступает он свидетелем варварских обстрелов города Ленина.
   - Я - Орбели Иосиф, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, перед лицом Суда обязуюсь и клянусь говорить Суду только правду обо всем, что мне известно по настоящему делу.
   Взгляд Орбели скользнул по скамье подсудимых, на мгновение задержался на Геринге - ведь именно Геринг подписал план полного уничтожения Ленинграда...
   - Скажите, пожалуйста, свидетель, - спросил представитель советского обвинения, - какую должность вы занимаете?
   - Директор Государственного Эрмитажа.
   - Ваше ученое звание?
   - Действительный член Академии наук Советского Союза, действительный член Академии архитектуры Союза ССР, действительный член и президент Армянской Академии наук, почетный член Иранской Академии наук, член Общества антикваров в Лондоне, член-консультант Американского института археологии и искусств.
   - Находились ли вы в Ленинграде в период немецкой блокады?
   - Находился.
   - Известно ли вам что-либо о разрушениях памятников культуры и искусства в Ленинграде?
   - Известно.
   - Не можете ли вы изложить Суду известные вам факты?
   И свидетель обвинения академик Орбели, директор Государственного Эрмитажа, возвысил свой голос для того, чтобы поведать Международному трибуналу о том, что никогда не будет забыто советским народом.
   "Старый академик выступил на свидетельской трибуне, как прокурор", писала газета "Правда" об этом дне судебного разбирательства. А старый академик приводил только факты. Он назвал число снарядов, выпущенных по Эрмитажу фашистскими артиллеристами, он назвал число бомб, сброшенных на Эрмитаж фашистскими летчиками. Он говорил о снаряде, который ранил гранитное тело одного из атлантов Эрмитажа, он говорил о снарядах, которые рвались в залах Эрмитажа, он говорил о фугасной бомбе, которая погубила в музейном здании в Соляном переулке немало уникальных экспонатов музея. Он перечислил затем архитектурные памятники, пострадавшие в Ленинграде от артиллерийских обстрелов и авиационных бомб, рассказал о руинах, которые видел в Петергофе, Пушкине, Павловске. И вновь говорил об Эрмитаже:
   - Преднамеренность артиллерийского обстрела Эрмитажа для меня и для всех моих сотрудников была ясна потому, что повреждения причинены музею не случайным артиллерийским налетом, а последовательно, при тех методических обстрелах города, которые велись на протяжении многих месяцев...
   Адвокаты пытались оспорить показания свидетеля Орбели.
   - Достаточно ли велики познания свидетеля в артиллерии, чтобы он мог судить о преднамеренности этих обстрелов? - спросил адвокат, защищавший военных из гитлеровского генерального штаба.
   - Я никогда не был артиллеристом. Но в Эрмитаж попало тридцать снарядов, а в расположенный рядом мост всего один, и я могу с уверенностью судить о том, куда целил фашизм. В этих пределах я артиллерист! - ответил свидетель.
   Таким был Иосиф Орбели. Что бы он ни делал, и в большом, и в малом он оставался страстным патриотом, глубоким исследователем и человеком.
   Результаты его раскопок на древней армянской земле заняли почетное место в археологической и исторической науке.
   Природой одаренный щедрым и многообразным талантом, он делал все ради науки, как подлинный ученый и как организатор научной деятельности сотен и тысяч научных работников.
   Именно эту его черту так высоко ценил академик Тарле.
   "К числу самых выдающихся ученых, - писал он, - которых армянский народ дал нашей великой родине, бесспорно, относится Иосиф Абгарович Орбели. Он замечателен не только как крупнейший исследователь-археолог, историк искусства, автор глубоких анализов армянского эпоса, проявивший во всех этих разнообразнейших областях свежесть и оригинальность научного мышления, полную самостоятельность широкого и плодотворного ученого труда и обширность кругозора. Помимо всех этих качеств, Иосиф Абгарович с первых дней Октябрьской революции обнаружил редкий в ученой среде талант организатора и руководителя коллективной научной работы.
   Задолго до того, как началась его славная, продолжающаяся много лет блестящая работа на ответственнейшем посту директора Эрмитажа - одного из крупнейших музеев в мире, И.А.Орбели показал, до какой степени он умеет объединять силы научных работников и, ставя перед ними определенные, строго конкретные задания, направлять по намеченному руслу деятельность всего коллектива. А как нужны всегда и особенно в годы великих социальных сдвигов такие организаторы!"
   Кто не знает в Ленинграде крупнейший музей мира - Эрмитаж? Он играл роль воспитателя людей разных поколений и специальностей. Екатерина II, заложившая основы картинной галереи будущего Эрмитажа, говорила: "Этими картинами любуются мыши и я". В последующие годы Эрмитаж стал несколько доступнее, но только для избранных.
   Только в советское время Эрмитаж стал подлинно народным музеем. Но эта перестройка произошла не сразу. Потребовались долгие и трудные годы для превращения придворного музея в музей, доступный широким массам. Его залы были широко открыты для показа культурного наследия тех народов, которые не считались в то время ведущими в мировой культуре. Это были народы Востока. Отдел Востока был создан благодаря кипучей энергии Иосифа Абгаровича Орбели, благодаря его чуткому пониманию запросов современной жизни.
   У Иосифа Абгаровича были помощники среди его друзей и многочисленных учеников, но он был душой этого отдела, его организатором. Постепенно роль центра изучения востоковедения в Ленинграде стала переходить к Эрмитажу. Открытия выставок, посвященных культуре народов Востока, особенно разделов, относящихся к народам советского Востока, превращались в научные праздники. Не случайно культурные празднества народов СССР проводились при энергичном участии И.А.Орбели в стенах Эрмитажа: юбилеи Пушкина, Шота Руставели, эпоса "Давид Сасунский", а в годы Великой Отечественной войны - юбилеи Низами и Навои. Эти юбилеи делали Эрмитаж центром дружбы народов, местом сбора и учебы молодых ученых разных национальностей.
   Бывавшие у Иосифа Абгаровича в Эрмитаже могли видеть его занятым одновременно и крупными делами государственного и международного значения, и "мелочами музея". В этом была замечательная черта характера Иосифа Абгаровича - внимание и к большому, и к обыденному. Недаром Орбели знал всех служащих Эрмитажа и дружил со многими из них. Он был патриотом своей родной Армении, но ему всегда была чужда национальная ограниченность, пренебрежительное отношение к достижениям культуры других народов.
   В дни тяжелых испытаний советского народа Орбели оставался на боевом посту. Во время финской войны в Эрмитаж приезжали бойцы с фронта, чтобы отдохнуть, встретить друзей, увидеть галерею Героев Советского Союза, устроенную в одном из помещений Эрмитажа; хотя по пышности и блеску она значительно уступала прославленной галерее 1812 года, но ее значение для поднятия боевого духа армии было очень велико. Этим же целям содействовала и большая выставка великолепных картин, собранных из различных музеев страны, отражающих героическое прошлое русского народа.
   В первые грозные дни Великой Отечественной войны Иосиф Абгарович проявил себя истинным патриотом. В кратчайший срок была организована эвакуация наиболее ценных сокровищ Эрмитажа, причем вместе с музейными коллекциями были увезены и такие бесценные сокровища Академии наук, как рукописи Ломоносова и библиотека Пушкина.
   Сам Орбели остался в Ленинграде и руководил охранными работами, перенесением оставленных музейных ценностей в надежные хранилища. В тяжелые дни блокады он вел большую общественно-политическую работу, постоянно выступая в воинских частях перед солдатами и офицерами и по радио.
   Борис Борисович Пиотровский, тогда еще молодой ученый Эрмитажа, разделивший все тяготы блокады, вспоминает:
   "В ночь на 1 января 1942 года Иосиф Абгарович был приглашен в Радиокомитет для выступления. Я провожал его. Помню, как в холодных, промерзших комнатах Радиокомитета сидели прибывшие с фронта солдаты, рабочие ленинградских заводов, а гостеприимные хозяева могли угостить их только кружкой кипятка... Но эта тяжелая обстановка только воодушевляла крепких духом людей. Иосиф Абгарович произнес замечательную речь, которая, к сожалению, не сохранилась в записи. Он выступил после летчика, протаранившего вражеский самолет над Ленинградом, и перед рабочим, который рассказывал о том, как их завод выпускает танки для фронта.
   После митинга мы возвращались с ним ночью в Эрмитаж. Начался артиллерийский обстрел, и мы попали в вилку разрывов снарядов. Но Иосиф Абгарович был на таком большом подъеме, что не утратил своей бодрости и веселости и уверенно шел под звуки разрывов снарядов, не обращая на них никакого внимания.
   Внутри Эрмитажа Иосиф Абгарович организовал большое бомбоубежище, в котором жили научные сотрудники многих учреждений города. В противопожарной комнате Эрмитажа не затихала научная работа. Писались научные труды, делались переводы восточных стихов, расписывались фарфоровые изделия на восточные темы, и во всем этом Иосиф Абгарович постоянно принимал организующее участие. Все знают, какое большое значение для работы имеет спаянный коллектив. Директор Эрмитажа сумел организовать дело так, что Эрмитаж продолжал жить полной жизнью. Вокруг него стали объединяться другие учреждения. В самые трудные дни, когда была опасность, что враг может прорваться в город, Орбели не покинул Ленинград. На настоятельные предложения выехать, на предложения, граничащие с приказом, Орбели ответил решительным отказом и добился от Военного совета разрешения остаться в Ленинграде до окончания охранных работ.
   В дни сильных бомбардировок Ленинграда Эрмитаж спасал до двух тысяч человек, постоянно там живших. Кроме убежища для сотрудников Эрмитажа и их семей, было устроено убежище и для работников других учреждений. Там жили архитекторы, сотрудники Академии наук, Академии художеств, Медицинской академии, артисты и режиссеры театров. Особые убежища на 240 мест были отведены детям и старикам, которых не успели эвакуировать из Ленинграда. Все бомбоубежища были устроены силами работников Эрмитажа.
   Зимой 1941/42 года почти весь Балтийский флот находился на Неве. Моряки кораблей были лучшими друзьями не только Эрмитажа, но и самого Иосифа Абгаровича. Они провели с ближайшего корабля свет в госпиталь Эрмитажа, где лежали ослабевшие сотрудники музеев. Моряки провели освещение и в комнату Иосифа Абгаровича, постоянно предоставляли музею рабочую силу..."
   Борис Борисович рассказывал о том, какую поддержку давало каждое слово привета, полученное в эти суровые дни от друзей.
   "Помню, - говорил он, - как однажды, в первых числах января 1942 года, я был спешно вызван к директору Эрмитажа. Получив этот вызов, я решил, что Иосиф Абгарович снова начнет меня распекать как помощника начальника пожарной команды или же как заведующего отделом Востока. Какова же была моя радость, когда я увидел новогоднюю поздравительную телеграмму, пришедшую в Ленинград из Еревана от моих близких друзей! Легко и радостно стало на душе. Даже болезненное чувство голода как будто сразу ослабело. Через несколько дней я получил еще и открытку из Еревана. Ленинградцы никогда не считали себя оторванными, они всегда знали, что им сочувствует вся страна, что они своим трудом помогают победе над врагом".
   После завершения охранных работ Иосиф Абгарович в апреле 1942 года выехал в Ереван для выполнения своих обязанностей председателя Президиума армянского филиала Академии наук СССР. С присущей ему кипучей энергией он принялся за большую научную и организационную работу.
   Это было временем расцвета Орбели-ученого. Все те, кто встречал Иосифа Абгаровича в это время в Ереване, видели его окруженным людьми разных профессий. Он постоянно встречался с Аветиком Исаакяном, Мартиросом Сарьяном, Дереником Демирчяном. Всем памятна та энергия, с которой еще в дни войны первый президент - Иосиф Абгарович взялся за организацию Академии наук Армянской ССР.
   После войны Орбели вернулся в Ленинград, в свой Эрмитаж, и с новой силой взялся за восстановление музея и развертывание прежних и новых экспозиций.
   Многим знакомо то тяжелое чувство, какое испытываешь при падении могучего, древнего дуба в лесу.
   Смерть академика Иосифа Абгаровича Орбели в 1961 году вызвала у всех глубокую душевную боль.
   Память моя воскрешает многие наши встречи и беседы, строки моих записей после посещения дома 32 на Дворцовой набережной в Ленинграде, когда хозяин квартиры пять был еще жив.
   Я вновь в этой квартире. Книги, книги и еще раз книги: ведь книги самые почетные и драгоценные обитатели дома Орбели. Стоило только Иосифу Абгаровичу начать разговор на какую-нибудь интересную тему, он с юношеской горячностью отстаивал свои взгляды, подкрепляя доводы различными источниками. Книги у Орбели всегда были в действии, в отличие от иных ученых, у которых они покоятся в плотно заделанных стеллажах, шкафах-саркофагах, безмолвно коротая свой век.
   После того как не стало Орбели, все в его доме кажется осиротелым. Утешает лишь то, что многочисленные ученики с чувством полной ответственности изучают оставленное выдающимся ученым богатейшее наследие. Вот и сейчас, вновь зайдя в дом Орбели, я застал за работой группу ученых, и это глубоко тронуло меня. Нет, не умер Иосиф Орбели! - подумал я. Он живет в каждом, кто соприкасался с ним, кто знал, какую славную жизнь, заполненную страстной преданностью науке, провел он, воплощавший собой высокие идеи дружбы армянского и русского народов. Потому так интернационален состав его учеников.
   Но даже вдали от своей родины - Армении - Иосиф Абгарович всем сердцем был связан с армянской наукой и очень многое сделал для ее процветания.
   Сотрудники, работающие в архиве Иосифа Абгаровича, - люди самых различных специальностей - показали мне бесценный клад рукописных трудов ученого. О себе Орбели говорить не любил. И то, что он не спешил публиковать свои труды, давало повод иным говорить о малой продуктивности ученого. И вдруг - целый клад...
   Многие исследования годами лежали в готовом для печати виде. Иные нуждаются лишь в уточнении отдельных деталей, и этим охотно занимаются его ученики. Двухтомное издание научных трудов Иосифа Орбели, думал я тогда, явится ценным вкладом в советское востоковедение, главным образом в арменистику.
   Вот объемистая связка с надписью "История". В ней много папок, на машинописных листах различные поправки и пометки - это прекрасный перевод "Истории дома Арцрунидов", который почти завершен. В этой же связке хранятся переводы из произведений Газара Парбеци, Иоанна Мамиконяна, псевдо-Шапуха Багратуни. И, наконец, папка, где хранятся уникальные переводы сочинений ученого древности Егише...
   В квартире ученого я встретился с заведующим Кавказским кабинетом ленинградского отделения Института народов Азии Русуданой Рубеновной Орбели - дочерью старшего брата Иосифа Абгаровича. Она готовит к печати исследования Орбели о Руставели. Туда входят стенограммы лекций, наброски, тезисы выступлений, варианты опубликованных работ. Руставели был одним из любимейших поэтов ученого.
   Каково же научное наследие Орбели? Достаточно сказать, что разработка его архива требует усилий целого ряда специалистов. В кабинете работают арменисты и грузиноведы, историки иранского искусства и археологи, византисты и русисты.
   - Диапазон научной деятельности Орбели так широк, - говорит многолетний друг Орбели по научно-исследовательской работе, член-корреспондент Академии наук СССР профессор Камилла Васильевна Трезер, - что разработку и изучение его материалов мы можем производить лишь совместными усилиями...
   Близко познакомившись с людьми, занимающимися сегодня научным наследием Орбели, с радостью убеждаешься в том, что ученикам его по силам завершить то, чего не успел доделать их славный учитель.
   Здесь, в кабинете Иосифа Абгаровича, снова вспомнилась титаническая работа, которую он вел в Армении. Он был душой подготовки празднования 1000-летия армянского народного эпоса "Давид Сасунский". Его кипучая энергия и выдающийся талант забили новым ключом. Он делал доклады, писал статьи, выступал с лекциями, руководил работой сессии Армянского филиала Академии наук. Разве перечислишь все, что Орбели сделал для этого подлинно национального праздника армянского народа!
   ...В октябре 1956 года Президиум Академии наук СССР назначил Орбели заведующим ленинградским отделением Института востоковедения (ныне Институт народов Азии). Маститый ученый приступил к работе, можно сказать, на пустом месте. А через два-три года отделение превратилось в настоящий центр советской востоковедческой науки и блестяще проявило себя на XXV Международном конгрессе востоковедов. Орбели вернул к жизни Кавказский кабинет, где ученые успешно занимаются исследованием истории Армении и Грузии. Но ему не суждено было завершить все свои планы, - тяжелая болезнь сломила его.
   В кабинете Иосифа Абгаровича все сохраняется так, как было при жизни. Здесь по-прежнему стоит его бюст, выполненный ленинградским скульптором Левоном Лазаревым, а в монументальной раме красуется панорама нового Еревана на фоне седого Арарата. Посредине кабинета высятся горы ящиков с проставленными номерами. По мере изучения материалов они доставляются в специальный кабинет академиков Марра и Орбели, организованный Институтом народов Азии, и в архив Академии наук. В этих ящиках хранятся оттиски его первой научной работы, опубликованной в 1908 году в Петербурге, тексты лекций, свод армянских надписей из Ани и его окрестностей, корректурные листы "Давида Сасунского". Здесь и чернильница учителя Иосифа Абгаровича академика Николая Яковлевича Марра, которому Орбели остался верен и в то время, когда научные заслуги Марра пытались свести на нет. Тут и предметы типографского ремесла, которыми Иосиф Абгарович пользовался, когда сам набирал анийские надписи и книгу "Вопросы и решения Анания Ширакаци".
   Все, знавшие и любившие Иосифа Абгаровича, будут с нетерпением ждать выхода в свет его многочисленных трудов, которые покажут общественности всю широту и глубину знаний этого яркого, незабываемого человека.
   Перед нами недавно вышедший первый том избранных произведений Орбели.
   Это издание, осуществленное Академией наук СССР совместно с Академией наук Армянской ССР, подготовили сотрудники ленинградских отделений Института народов Азии и Института археологии АН СССР, Институтов истории и археологии Академии наук Армянской ССР и Государственного Эрмитажа.
   Первый том, состоящий из двух частей, посвящен истории культуры Армении X - XIII веков. В первом разделе помещено исследование архитектурных памятников Ахтамара, острова на озере Ван в древней армянской области Васпуракан; во втором - исследование армянских средневековых басен XII XIII веков с переводом текстов.
   В первом разделе тома впервые публикуется капитальное исследование двух архитектурных памятников Ахтамара. Первый из них - дворец, построенный в X веке васпураканским правителем Гагиком Арцруни. Памятник не сохранился, но, исходя из описаний современников и учитывая все достижения армянского зодчества той поры, И.А.Орбели убедительно воссоздает архитектурный облик дворца со смелой конструкцией бесстолпного перекрытия (посредством перекрещивающихся арок), блестяще развитой в XII - XIII веках.
   Второй памятник - знаменитый храм Креста (Сурб Хач) на острове Ахтамар с его замечательными рельефами, датируемый 915 годом. Храм этот не раз служил предметом описания и изучения, но для большинства этих работ (главным образом зарубежных) характерно рассмотрение памятника вне связи его с историей армянской культуры в целом.
   Можно без преувеличения сказать, что для понимания средневекового армянского искусства исследование И.А.Орбели, посвященное храму, имеет выдающееся значение. Изучение этого памятника им впервые поставлено на научное основание. Рассматривая скульптуру храма в целом, И.А.Орбели видит в ней одно из ярких проявлений армянской средневековой культуры. В рельефах Ахтамарского храма он прослеживает глубокие пласты народного творчества, светского по содержанию (хотя помещены они на стенах храмов); и даже в рельефах на библейские сюжеты, занимающих видное место в скульптурном убранстве здания, он усматривает отраженное влияние светской скульптуры. Много важного для своих дальнейших исследований найдут в этом труде историки искусства не только армянского, грузинского и византийского, но и древнерусского, особенно владимиро-суздальского искусства.
   И.А.Орбели совершил поездку на остров Ахтамар в 1912 году. Составленное им тогда же описание храма и его рельефов дано в "Приложении". Исследование памятников в основном было им закончено в 1948 году. В процессе работы И.А.Орбели неоднократно выступал с докладами о памятниках Ахтамара (в 1921, 1939, 1948 и 1950 годах), не нашедшими, к сожалению, отражения в печати.
   Работа, посвященная Ахтамару, не была полностью завершена; ненаписанной осталась глава I ("Географический и исторический очерк Васпуракана"), не вполне закончены заключительный раздел и обзор литературы об Ахтамаре. На основании имеющихся в архиве автора рукописных материалов некоторые недостающие части удалось восполнить.
   Вторую часть первого тома составляет исследование, посвященное армянским средневековым басням. Басни эти привлекли внимание И.А.Орбели еще в студенческие годы, и интерес к этой теме сопутствовал ему на протяжении всей его жизни.
   Коллеги и ученики Орбели оправдали наши надежды. Они вложили много труда в издание первого тома трудов ученого. Здесь сосредоточены главным образом исследования Иосифа Абгаровича, посвященные истории культуры и искусства Армении X - XIII веков.
   Среди членов редакционной коллегии и в перечне тех деятелей, которые подготовили этот том к печати, я с удовольствием встретил имена тех научных сотрудников, кто с 1961 года кропотливо и бережно изучал богатое научное наследие незабываемого первого президента Академии наук Армении.
   Патриотическая деятельность Иосифа Абгаровича во время Великой Отечественной войны, а также его научные заслуги были высоко оценены правительством. В 1944 году И.А.Орбели был награжден орденом Ленина "за самоотверженную работу по сохранению в условиях блокады Ленинграда научных и культурных ценностей в институтах, музеях и библиотеках Академии наук СССР, являющихся национальным богатством страны", позднее он был награжден вторым орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени.
   Есть смерть физическая, уносящая только человека из жизненного общения, и есть смерть духовная, когда ушедшему нечего оставить после себя.
   Иосиф Абгарович ушел из жизни. Но голос его не угас, жив в душе тех, кто имел счастье встречаться с ним, работать рядом с ним.
   Сейчас мы входим в его кабинет, и из-за письменного стола, заваленного книгами и рукописями, не встанет уже нам навстречу широкоплечий, несколько сутуловатый человек с добрыми крупными армянскими глазами и ассирийской бородой, не раскинет широким жестом руки, не скажет дружеских слов привета...